Кимберли,
октябрь 1899 — февраль 1900
Шла вторая неделя октября, но жара в Кимберли была для Лоры нестерпимой и расслабляющей. Сейчас она сидела в тени на веранде и дремала, пока Миранда спала. Услышав звук шагов, она подняла голову и увидела направляющегося к ней Николаса.
— Надеюсь, я не потревожил вас, — сказал он, опускаясь на стул рядом с ней. — Я так и знал, что найду вас здесь.
Лора улыбнулась ему. За долгие месяцы совместного путешествия она прониклась симпатией к лорду Николасу. Он был неизменно любезен и приятен, никогда не был столь высокомерным, чтобы не замечать скромную гувернантку, показывал ей достопримечательности и заботился о ее удобстве.
— Сад доставляет мне такое удовольствие, — сказала она. — Это самое красивое место в Кимберли.
— Этот сад — дело рук моей сестры. — Николас задумчиво посмотрел на лужайку, как будто увидел Энн, гуляющую там. — Для меня было сюрпризом увидеть, как хорошо о нем заботились все эти годы, как ее не стало.
— Он дает нам с Мирандой столько радости, потому что, лорд Николас, скажу честно, здесь просто некуда пойти. Если уже побывал на алмазном руднике, значит увидел все, что Кимберли может предложить. А что касается меня, то одного визита на шахту хватило!
Лора поежилась при воспоминании об ознакомительной поездке на шахту. В Кимберли полным ходом велись подземные разработки, и надшахтные копры уже поднимались в небо. Мэтью объяснил, что главный шахтный ствол находится внизу рядом с алмазной трубкой. Система штолен соединяла его с алмазоносным слоем, и там трудились шахтеры, нагружая породу в вагонетки, которые поднимали на поверхность.
— Не хотите ли спуститься вниз и поближе все осмотреть? — спокойно спросил Мэтью, указав на небольшой вагончик, курсирующий вверх-вниз по принципу вагонетки.
У Лоры пересохло в горле, когда она представила себе спуск в темноту, на сотни футов под землю, в душные лабиринты вместе с рабочими в хрупком вагончике, больше похожем на открытый гроб. Клаустрофобия заставила сжаться ее горло, и не в силах вымолвить ни слова, она только замотала головой в ответ на приглашение Мэтью.
Лоре не нравились шахты с их шумом, жарой, грязью и пылью. Конечный продукт, маленькие сияющие камешки, казалось, не стоил таких усилий. Но вероятно, уверяла Лора себя, на ее чувства влияет тот неоспоримый факт, что у нее самой никогда не будет своих бриллиантов.
— Мэтью разочарован, — сказал Николас, — что Миранда не проявляет интереса к добыче алмазов.
— Ей всего пять лет, — воскликнула Лора. — Маловероятно, чтобы девочка такого возраста вообще интересовалась техникой.
— Я надеюсь, что она попадет под очарование камней, когда станет старше. Мэтью твердо решил, что Миранда и Филип станут продолжателями его дела.
— Так вот почему он хочет, чтобы она была высокообразованной! Это очень необычное желание — готовить девочку к такой карьере.
— Мэтью вообще необычный человек.
Лора не ответила. При упоминании имени Филипа она помрачнела.
— Каждый день я жду письма от Филипа, — медленно сказала она, но оно не приходит. Он пишет своему отцу?
— Не знаю, но думаю, что нет.
— Он был ужасно расстроен, что мы поехали в Южную Африку без него. Я поехала к нему в школу и постаралась объяснить, что его отец сказал, что путешествие предстоит слишком долгое, чтобы успеть его совершить во время школьных каникул, но я видела, что Филип мне не поверил. Он думает, что просто не нужен нам. Он сказал: «Я так ждал каникул. Я думал, нам опять будет весело вместе, как раньше. Но я должен был понять, что вы будете на стороне отца и Миранды против меня. Я думал, что вы другая, а вы такая же, как все.» Он с неприязнью посмотрел на меня и ушел; я никогда в жизни не чувствовала себя такой виноватой и несчастной.
— Не беспокойтесь из-за этого. — Николас успокаивающе похлопал ее по руке и произнес стандартную семейную фразу: — Филип — трудный мальчик.
— Никакой он не трудный! Просто он всем был безразличен, и никто его как следует не знает. Я плохо сплю по ночам, когда думаю, как он проводит каникулы один. Мы должны что-то сделать для него на Рождество. Я надеюсь, мы не задержимся в Кимберли дольше.
Николас осторожно покашлял.
— Вот об этом-то я и хотел поговорить с вами, — извиняющимся тоном произнес он. — На самом деле мы должны быть готовы к длительному пребыванию здесь.
— Почему?
— Буры выдвинули ультиматум.
— Это означает, что мы находимся в состоянии войны?
— Не совсем, — сказал Николас, — но почти. Позвольте объяснить, что происходит. Вы, без сомнения, помните рейд Джеймсона, который был вызван недовольством уинлендеров, английских колонистов, в Трансваале. В прошлом году эти люди послали петицию королеве Виктории, в которой изложили свои жалобы и попросили поддержки Англии. В настоящее время лорд Альфред Мильнер, назначенный губернатором Капской провинции, выступает за английскую интервенцию. Штайн, президент Свободной республики, опасаясь войны, устроил в Бломфонтейн встречу между Крюгером и Мильнером, но переговоры не имели успеха. Крюгер отказывается дать право голоса британским колонистам в Трансваале, а Мильнер меньше чем на равные права не согласен.
— Похоже, они очень бескомпромиссные люди.
— Вот именно, мисс Воэн, — согласился Николас. — Хотя я очень уважаю лорда Мильнера, он, кажется, совершенно неподходящий человек для переговоров с президентом Трансвааля. Они никогда не договорятся. Во всяком случае, Мильнер убедил английское правительство послать в Южную Африку войска, и они прибывают в Кейптаун в ближайшее время. Это решение о наращивании сил было расценено Трансваалем и Оранжевой Свободной республикой как угроза их суверенитету.
— Значит Свободная республика вступила в союз с Трансваалем?
— Боюсь, что так. Два дня назад, 9 октября, Англии был выдвинут ультиматум — либо мы выводим войска, либо нам объявляют войну.
— Как вы думаете, что ответит Англия?
— Я не представляю, чтобы мы согласились на такое дерзкое требование, а вы?
Всякие сомнения исчезли, когда на веранду широким шагом вышел Мэтью — помолодевший, с пружинистой походкой и сияющими синими глазами на загоревшем под африканским солнцем лице.
— Это война! — закричал он. — Мы отказались принять условия буров.
— Ура! — крикнул Николас. — Мы им покажем.
— Надеюсь, сюда война не дойдет? — спросила Лора, стараясь не показать своей тревоги.
— Боюсь, что дойдет, — ответил Мэтью.
— Я как раз пришел предупредить вас. — Николас опять заговорил как бы извиняясь. — Есть опасность, что город будет осажден.
— Осажден! — Лора недоверчиво переводила взгляд с одного мужчины на другого. — Может быть еще есть время уехать отсюда?
— Железнодорожный путь еще открыт, — сказал Мэтью. — Я только что получил сообщение от Родса, Ники, — он едет сюда. И мы, мисс Воэн, не уедем.
Это, должно быть, дурной сон, сказала себе Лора. Это не могло случиться со мной.
— Почему мы не уедем? — Она решительно посмотрела на Мэтью.
— Разве вы не хотите стать героиней, мисс Воэн? — спросил Мэтью.
— Дело не в том, чего я хочу. Но я думаю, что Миранда еще слишком молода, чтобы быть героиней.
— Реальной опасности нет, уверяю вас. А что касается вашего вопроса, то я не уеду отсюда по трем причинам. Во-первых, ни одному проклятому буру не удастся испугать меня. Во-вторых, я — директор «Даймонд Компани», и моя обязанность показывать пример и нести ответственность за своих рабочих. И третье и самое важное: я остаюсь по той же самой причине, по которой Сесил Родс едет сюда. Это наш город, мисс Воэн. Мы построили его. Я пришел сюда, когда здесь был лишь голый вельд с возвышающимся среди него скалистым холмом — его мы называли холмом Колсберга. Я копался в грязи голыми руками, чтобы найти алмазы, которые потом прославили этот город. Я работал в жаре и пыли, я боролся с мухами и охотниками легкой наживы. Кимберли — часть меня самого, и любой, кто захочет забрать его у меня, должен сначала уничтожить меня!
Мэтью ушел в свою комнату и, опустившись на стул, закрыл глаза. Он уже пожалел о своей несдержанной речи. Наверное, жара подействовала на него больше, чем он осознавал, или он излишне понервничал. Утренней почтой — наверное, последней, которая поступила к ним, если слухи верны — доставили из Лондона посылку. Взглянув на почерк и адрес отправителя, Мэтью посмеялся и пошутил, что Рейнолдс «прислал уголь в Ньюкасл». В посылке действительно был алмаз, но при виде него у Мэтью заныло сердце, когда он увидел памятную подвеску грушевидной формы. Графиня де Гравиньи умерла и завещала алмаз Мэтью. А Рейнолдс решил уйти со службы.
Это был конец целой эпохи; Мэтью очень остро это ощутил. С момента приезда в Кимберли он жил в прошлом. Даже не в недавнем прошлом — он не думал об Энн, Виктории или объединении шахт. Нет, он вспоминал начало своих приключений тридцатилетней давности, когда он мечтал об Эльдорадо. Он вновь видел бескрайний вельд, покрытый только колючим кустарником, тысячи людей, копошащихся на своих участках, как муравьи, слышал крики радости, когда находили алмаз.
Держа бриллиант графини в руке, Мэтью чувствовал, что Кимберли — его судьба, и он обязательно должен быть здесь в минуту кризиса. Так искра порядочности, которую графиня заметила в нем много лет назад, вспыхнула и разгорелась.
В субботу, 14 октября, Лора, подобрав юбки, поднялась вместе с Мэтью и Николасом по склону отвала на окраине города. Вокруг города было несколько таких отвалов, которые образовались из пустой породы и теперь использовались как оборонительные позиции. Самая высокая точка города, стальной надшахтный копер «Кимберли-майн», служила наблюдательным пунктом, а на водонапорной башне был устроен еще один.
— Я не вижу противника, — разочарованно сказала Лора. Она довольно быстро привыкла к мысли об осаде и прониклась общим духом возбуждения, царившим в городе.
— Они там — собираются вблизи Штольц-Нек, примерно в десяти милях к югу от нас.
— Они подойдут ближе?
— Да, но не ближе; чем на три-четыре мили. Местность слишком ровная и открытая, чтобы они могли укрыться от наших пушек.
— А сколько у нас пушек?
Мэтью усмехнулся.
— Всего двенадцать, но я надеюсь, буры не знают об этом. Предвосхищая ваш следующий вопрос, скажу, что у полковника Кекуиджа, командира гарнизона, в распоряжении около четырех тысяч человек, включая силы северо-ланкаширского полка, кимберлийского полка и городской гвардии, куда входит каждый торговец, клерк или ремесленник, способный держать винтовку. Есть еще силы полиции.
— Четыре тысячи — это не слишком много, — задумчиво произнесла Лора, глядя сквозь очки на уродливый город, в беспорядке раскинувшийся на многие мили во все стороны.
— Да, не много, — согласился Мэтью. — Мы эвакуируем близлежащие фермы и свозим всех людей в город, но даже в этом случае нам придется защищать примерно тринадцать миль границы и население города около сорока пяти тысяч человек. Но не волнуйтесь, мисс Воэн. Нам надо будет продержаться совсем немного, пока не подойдет подкрепление..
— Что прежде всего сделают буры?
— Разрушат наши коммуникации, если смогут. Мы ждем, что они начнут сегодня. У меня такое чувство, что Родс приехал последним поездом, который мы теперь не скоро увидим. И буры, конечно, перережут телеграфные провода.
— Я не понимаю, зачем они хотят осадить Кимберли. Им нужны алмазы?
Мэтью покачал головой.
— Нет, не думаю, хотя захват такого известного города, как Кимберли, поднимет их престиж. Но это не главная их цель. Другие силы буров нацелены на Данди и Ледисмит в провинции Наталь и на Мафекинг на севере. В этих городах есть гарнизоны, и мы думаем, что буры постараются нейтрализовать английские войска, расквартированные там, прежде, чем успеет подойти подкрепление.
— Похоже, что у них очень умная тактика.
— Я бы не сказал. — Мэтью нахмурился. — Буры в ней не сильны. Мы видели во время прошлой войны 1880–1881 годов, что буры — отличные наездники и меткие стрелки. Их главное преимущество — знание местности и быстрота передвижения по этой местности в сочетании с непревзойденной способностью слиться с ландшафтом и вести прицельный огонь по плотной цепи английской пехоты. А что они делают сейчас? — Мэтью махнул рукой в сторону противника. — Они ввязываются в боевые действия с применением тяжелой артиллерии. Подумать только, сколько нужно людей, чтобы окружить одновременно Кимберли, Мафекинг и Ледисмит! Кроме того, им потребуются еще силы, чтобы задержать подкрепление, которое пойдет к нам на помощь. Черт возьми, мисс Воэд, все белое население обоих бурских республик составляет всего триста тысяч. Я не понимаю тактику буров, и я не понимаю, как они могут надеяться выиграть эту войну.
— Тогда почему они воюют?
— Не спрашивайте меня. Идите вон туда и спросите у одного из них.
— Я даже не понимаю, почему мы воюем. О, я знаю об ультиматуме, но ведь Великобритания достаточно сильна, чтобы проигнорировать его?
— Пожалуй, все дело в том, что Великобритания хочет оставаться великой, — серьезно сказал Мэтью. — В наше время существует большая конкуренция как в Европе, так и во всем мире и есть страны, которые зарятся на наши колонии и нашу торговлю. Мы должны доказать, что не позволим, чтобы нам диктовали свои требования какие-то ничтожные республики, вроде Трансвааля, и что такое неуважение будет пресекаться резко и быстро.
— Я очень рассчитываю, что в этой войне будет мало пострадавших.
— Вы боитесь, что в вас попадет снаряд, мисс Воэн?
— На самом деле, сэр Мэтью, я больше боюсь, что у нас будет мало еды.
Мэтью взял ее за руку и указал в сторону города.
— Эта местность называется Кенилворт, и я уверяю вас, там полно волов. Не бойтесь, вам не придется голодать.
— Может случиться большая трагедия, если буры перестреляют скот. Тогда сначала у нас будет избыток свежего мяса, а потом оно испортится.
— Я думаю, беспокоиться не стоит. А вон там дом Родса. Он уже недоволен полковником Кекуиджем и создает свой собственный штаб. Вы видели Родса, мисс Воэн?
— Да, но только издали. Мне показалось, что он болен. У него тусклые волосы, и лицо красное и отекшее.
Мэтью улыбнулся.
— Вы не поверите, но он на три года моложе меня. Он родился в тот же день что и старина Барни, а Барни был на два года моложе меня. — Его лицо на мгновение помрачнело, потом он опять повеселел. — Я переживу многих из них. Они позволили себе морально опуститься.
Никто не мог бы обвинить Мэтью в том, что он опустился, подумала Лора. Он выглядел на тридцать пять, с волосами, не тронутыми сединой, и с мальчишеским блеском в глазах, появлявшимся всякий раз, когда он говорил о подготовке города к осаде. Сегодня на нем была простая рубашка, вельветовые брюки и высокие сапоги, и он выглядел крепким, сильным и готовым к действию.
— Мне надо идти. Миранда хорошо ладит с местной няней, но ей нравится, чтобы я была рядом, когда она проснется. Сэр Мэтью, еще один вопрос: как вы думаете, сколько продлится осада?
— Ну, пару недель, максимум три.
— Значит, мы сможем вернуться домой к Рождеству.
— Конечно.
— Слава Богу! Я не вынесу, если придется снова разочаровать Филипа.
Когда она ушла, Николас наконец заговорил.
— Прекрасная женщина. Но знаешь, Мэт, я не могу понять, почему она прячется за этими ужасными очками и отвратительной прической. Без них она была бы очень привлекательной.
— Правда? Я не заметил, — рассеянно произнес Мэтью; его мысли как всегда были заняты другим. — Ники, она верно подметила насчет скота. Случится беда, если наши друзья перебьют сразу весь скот. Мы должны построить холодильник.
— Легче сказать чем сделать, старина.
— Вовсе нет. Мастерская компании может это сделать. Они делали и ремонтировали все горнодобывающее оборудование, и им будет нетрудно выполнить военный заказ. Пойдем к Родсу — он уже занимается сигнальной системой.
— Ты, кажется, доволен собой.
— Конечно! Это будут исключительно деятельные три недели.
Дани Стейн пил горячий крепкий кофе, удобно устроившись на своем одеяле на земле. Он наблюдал, как подтягивались войска Свободной республики — непрерывный поток всадников, пушек, скота и фургонов, которые разбивали цепь биваков, чтобы постепенно заключить Кимберли в кольцо. Через несколько дней будет создана еще одна линия: редуты и пушки, размещенные на расстоянии двух-трех миль от города, где на местности были естественные укрытия, недосягаемые для британской артиллерии. Но пока все выглядело просто и весело, скорее как пикник, а не подготовка к военным действиям. Дани улыбнулся. Спешить было некуда; они останутся здесь надолго.
Многие недели, пока Крюгер откладывал предъявление ультиматума до весны, когда вырастет трава на корм лошадям и скоту, Претория представляла собой большой военный лагерь. После рейда отряда Джеймсона Крюгер начад готовиться к войне и закупать пушки, винтовки и боеприпасы во Франции и Германии. Среди холмов Трансвааля раздавалось эхо выстрелов, это буры испытывали свои карабины системы «маузер». Их патронташи были полны и седельные сумки уложены. Для бура не существует проблем заготовки провианта. Он путешествует верхом налегке, с фляжкой бренди и связкой сушеного мяса, а свежее мясо гонит перед собой. Если объявят войну, он всегда в полной готовности.
Как все мужчииы в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, Дани был призван на военную службу. Но как все его соотечественники, он мог выбирать где, с кем и сколько времени ему служить. Дани выбрал поход на юг с отрядом своих соседей, у которых были связи с Оранжевой Свободной республикой. Хотя сейчас на биваке он был с ними, их отношения были несколько натянутыми. Дани был не только членом отряда, но он еще выступал в роли военного корреспондента «Вольксстема». Он был готов идти туда, где есть интересный материал, и он решил, что захват Сесила Родса в Кимберли будет очень интересной новостью. Однако, он никому не говорил об истинной причине своего присутствия здесь: он знал, что Мэтью Брайт с дочерью и шурином находится в осажденном городе.
Мужчины радостными криками приветствовали первые победные действия, когда английские войска в Мафекинге под командованием Баден-Пауэлла попали в окружение. Дани сразу же подумал о театре военных действий более крупного масштаба. В душе он не одобрял стратегию осады, но поддержал ее по личным соображениям. Он слишком долго призывал своих соотечественников к войне, чтобы теперь рассуждать о тактике.
Дани не знал, смогут ли они одержать победу или нет: у них не было численного превосходства. Буры собрали в свои отряды около шестидесяти тысяч человек и пока превосходили англичан. Но скоро должно было подойти пополнение из Англии, и тогда ситуация резко изменится. Дани все больше начинал волноваться и нервничать, торопясь закончить свое дело, пока перевес был на стороне буров. В основе стратегии осады лежали терпение и фактор времени; здесь не требовалось больших отрядов. Но Дани была хорошо известна главная слабость их войск — отсутствие дисциплины. Ни одного бура невозможно было заставить сделать что-то помимо его воли: он мог вернуться домой, когда захочет, и ни один командир не знал, сколько солдат будет участвовать в следующем бою.
Но победа их ждет или поражение, Дани знал, что своей цели он добьется. Его главной задачей было объединение бурского народа. Важный шаг был уже сделан, когда Трансвааль и Оранжевая Свободная республика объединились для этой войны. После рейда Джеймсона буры Капской провинции тоже изменили свои взгляды. Как только буры из Трансвааля и Оранжевой начнут гибнуть под пулями англичан, их соотечественники в Натале и Капской провинции поднимут восстание.
Вторая цель Дани была чисто личной. Он сделал глоток бренди из фляжки и посмотрел в сторону Алмазного города. Многие погибнут в этой войне, но это даст ему уникальную возможность добраться до своей жертвы.
— Ваши три недели истекли, — сказала Лора Мэтью, — а осада все еще не снята.
Это было воскресенье 5 ноября, и они повели Миранду в городской сад. После пыльной бури накануне днем стало солнечно, и в саду было много людей. Атмосфера была беззаботной: буры не наступали, и толпа ждала концерта сводного оркестра кимберлийского и ланкаширского полков.
— Кажется, наши предварительные оценки оказались чуть более оптимистичными, — признал Мэтью.
— Только чуть, — саркастически заметила Лора. — Вчера буры выказали угрожающую активность: рыли траншеи, возводили укрепления и вообще располагались поудобнее. Они, кажется, уверены, что мы неизбежно сдадимся.
— Командующий Вессельс еще вчера потребовал сдачи города. Ему предложили взять его — если сможет!
— Это я слышала. Я также слышала, что ответом на отказ сдаться будет артиллерийский обстрел Кимберли. Сколько у них пушек?
— Их снарады пока не достигают цели, у них дурные наводчики, — попытался возразить Мэтью, но под настойчивым взглядом Лоры неохотно признал: — Разведка подтверждает, что у противника пока четыре пушки, но буры непременно доставят еще.
— Тогда, — сказала Лора, — нам остается надеяться, что буры так и не научатся стрелять точно в цель.
Она с удовольствием смотрела на окружающих, на нарядных дам и собирающихся на эстраде музыкантов.
— Концерт сейчас начнется, — сказала она Миранде. — Слава Богу, что буры набожные люди, и не воюют по воскресеньям.
Однако, не успела она произнести эти слова, как леденящий душу вой сирен разорвал тишину дня, возвестив об активизации действий в лагере буров. Шум был такой жуткий и оглушающий, что Лора закрыла уши руками, а Мэтью подхватил на руки Миранду, и они все бросились бежать.
— Я ненавижу этот звук, — пожаловалась Лора Николасу. — Он похож на крики непогребенных мертвецов.
Они пробежали мимо тумб с расклеенными на них положениями военного времени и, точно выполняя один из пунктов этих положений, поспешили сразу домой. Солдаты городской гвардии сбегались к ратуше, чтобы оттуда маршем в строгом порядке ротами выступить на свои позиции. Музыканты отложили свои флейты, чтобы взять в руки боевые трубы, и приготовились сыграть бурам особую музыку. Все действовали четко и слаженно.
— И конечно, все напрасно, — сказал Мэтью, устраиваясь с Мирандой в безопасности дома. — Как обычно, атаки не будет. Это очередная шутка Вессельса.
— Обидно, что он испортил концерт, — с сожалением сказала Лора. — Бедная Миранда! Ты очень расстроилась, дорогая?
— Нет, мне было все равно, но я проголодалась, Лора. Можно мне кусочек кекса?
Лора вздохнула. Глаза девочки были также грустные; она вообще редко что-нибудь просила, и у Лоры разрывалось сердце от необходимости отказывать ей.
— Прости, дорогая, но ты знаешь, что нам нельзя печь кексы или печенье, — мягко сказала она. — Муки осталось слишком мало. Когда придет подкрепление, у тебя будет самый большой кекс, который ты когда-либо видела.
— Оно придет завтра?
— Лучше спроси об этом у папы, — хмуро сказала Лора с некоторой фамильярностью, какая была невозможна на Парк-Лейн. Необычные условия, в которых они жили в сравнительно небольшом доме, сломали многие барьеры между гувернанткой и хозяевами; к тому же Лора уже больше выступала в роли экономки, чем гувернантки. Она следила за расходованием продуктов и приготовлением пищи, руководила слугами. Строгая экономия продуктов и дров привела к тому, что она стала питаться за одним столом с Мэтью, а слуги ели на кухне. Мэтью и Николас приняли ее присутствие в столовой без возражений, и надо было отдать им должное, они ни разу не дали ей почувствовать себя лишней.
Еще одна странность этих трех недель, думала Лора, направляясь на кухню, чтобы распорядиться о чае, была в том, что жуткий вой сирен вызывал гнев и раздражение, но не страх. Ей захотелось посмеяться, вспомнив о лихорадочном бегстве из городского сада. На этом этапе осада Кимберли явно содержала элемент фарса.
На кухне Лора велела кухарке приготовить чай, а сама достала большой ключ из своей сумочки и открыла кладовую. Ей было неприятно держать продукты под таким строгим контролем, но сэр Мэтью настоял на том, что это абсолютно необходимо, иначе слуги все сразу же растащат. Кладовая была заполнена продуктами, но Лора взяла только баночку джема и отрезала кусок масла. Нарезав хлеб толстыми кусками, она понесла поднос в гостиную.
— Этот ужасный хлеб, — проворчал Николас, взглянув на скромно накрытый стол. — Его можно назвать армейским хлебом — он такого же цвета, как зеленые мундиры наших солдат.
— На вкус он не так уж плох, — заверила его Лора, — и вы должны согласиться, что он весьма питателен. А цвет у него такой потому, что сейчас он состоит из трех частей муки крупного помола и одной части мелкого, из чего я делаю вывод, что первой у нас много, а второй мало.
— Все этот проклятый полковник Кекуидж и его приказы, — продолжал ворчать Николас, принимая чашку чая из рук Лоры. — Мясной рацион — просто насмешка: всего полфунта в день на человека. Этот человек — какой-то вегетарианец!
— Джем или масло, сэр Мэтью?
— Боже правый, женщина, ты зашла слишком далеко! — резко сказал Мэтью. — Я буду и то, и другое. В кладовой полно еды, и вам это известно.
— Наша кладовая полна продуктов только потому, что, когда в первые дни осады торговцы взвинтили цены, только очень богатые смогли сделать запасы, — ответила ему Лора. — Тогда вы привезли домой целый магазин. Добавим сюда тот факт, что мы получаем свежие овощи с огорода «Даймонд Компани», когда вся его продукция должна идти в больницу.
— Никто не хватится этих овощей, — обиженным тоном сказал Мэтью, намазывая на хлеб джем без масла. — К тому же, какой прок иметь много денег и быть директором «Даймонд Компани», если не пользоваться небольшими привилегиями? — Внезапно он оживился. — Я делаю это для Миранды.
— Я рада, что Миранда не испытывает недостатка в самом необходимом. Однако, я считаю, что мы должны быть равны с остальными осажденными. Запасы в нашей кладовой и магазинах слишком быстро тают. Полковник прав, введя ограничения. Мы не знаем, на сколько нам придется растягивать продукты.
— Скоро все кончится, раз за это взялся Родс. — При мысли о Родсе Мэтью улыбнулся. — Он непрерывно шлет гневные послания, требуя немедленной помощи городу.
Родс установил мощный вращающийся прожектор, у которого был очень яркий луч, и он освещал окрестности всю ночь. Таким образом внезапный налет буров был исключен. Этим же прожектором Родс передавал по ночам сообщения азбукой Морзе, а днем военные использовали для связи систему гелиографа.
— Родс просто рвет и мечет оттого, что помощь до сих пор не пришла, — продолжал Мэтью. — Он примчался сюда из Кейптауна, чтобы помочь Кимберли, но этот неприятный эпизод растянулся на более длительное время, чем он рассчитывал. Мне кажется, он уже жалеет, что приехал сюда.
— Я думаю, здесь гораздо больше людей, которые жалеют, что он приехал сюда, — заметил Николас. — Они считают, что бурам нужен Родс гораздо больше, чем сам город. А ты, Мэтью? Ты не жалеешь, что мы не уехали до того, как все началось?
— Ни капельки. Это прекрасное состояние. Я даже готов признаться, что мне хочется, чтобы это продлилось еще чуть дольше. Находиться в осаде — все равно что быть в море: обычная жизнь с ее каждодневными проблемами кажется далекой и незначительной. Здесь у нас другие, более волнующие проблемы, и я странным образом не хочу опять возвращаться к ежедневным обязанностям.
Я тоже, внезапно подумала Лора. Ей было очень приятно сидеть здесь, разливать чай и беседовать с Мэтью и лордом Николасом, как будто они были почти равными. В каком-то смысле это было на самом деле так — введенный полковником рацион не делал классовых различий. И комендантский час касался каждого. Теперь Лоре не нужно было делать вид, будто ее не волнует то, что она исключена из общественной жизни Кимберли, потому что с введением комендантского часа всякие развлечения прекратились. Да, ей будет трудно вернуться к прежнему подчинению и целыми днями не видеть Мэтью. Она непроизвольно посмотрела в ту сторону, где сидел он, великолепный Мэтью Брайт с Парк-Лейн, жевал второсортный хлеб с джемом и странным образом чувствовал себя как дома в этой скромной обстановке. Он полностью вписался в быт Кимберли, чего Лоре и Николасу не удалось сделать. Наверное, таким он был в молодости, подумала она: быстрым, энергичным, живым, готовым ухватиться за любую возможность.
Однако она скрыла свои чувства за холодным ответом.
— Уже погибли пять человек, — сказала она, — будут и еще жертвы, если осада продлится. Миранда, тебе пора спать.
— Я сегодня буду умываться? — спросила Миранда.
Лора засмеялась. Буры перекрыли подачу воды, и хотя водохранилище было еще на половину заполнено, воду расходовали очень экономно, опасаясь засухи.
— Нет, ты умывалась утром, на сегодня этого достаточно. — А когда Миранда обрадовалась, Лора прошептала: — Во всем можно найти что-то приятное, — и ей хотелось найти что-то приятное для себя.
Прошла еще неделя, и у Лоры по-прежнему оставалось ощущение ожидания какого-то события. Об английских войсках, которые сняли бы осаду, не поступало никаких сообщений. Буры продолжали обстреливать город, но снаряды не долетали до цели. Противник поставил большую пушку на перевале Уимблтон, который находился на расстоянии примерно четырех миль и был вне пределов досягаемости гарнизонной артиллерии, хотя британские пушки регулярно вели предупреждающий огонь, чтобы противник не попытался приблизиться. Несколько снарядов попало в город, но они оказались бракованными и не взорвались. Их забрали любители сувениров.
В городе царило веселое возбуждение, оттого что буры оказались плохими артиллеристами; все верили, что у противника скоро кончатся боеприпасы. Но в субботу на четвертой неделе осады настроние жителей города резко изменилось.
Рано утром город проснулся от грохота орудий и серии взрывов. Снаряды шипели и свистели в воздухе и с грохотом рвались. Остроумные замечания о том, что буры не умеют обращаться с взрывателями, знают о наведении пушки не больше, чем о дисциплине и забывают о порохе, уже больше не вызывали смех. На этот раз они не забыли о порохе — его запах чувствовался повсюду. Потом пришло известие, что на дороге в Дютойтспан убита женщина, и население охватил страх.
Англичане ответили огнем, но обстрел города возобновился во второй половине дня. Когда, наконец, к вечеру в городе наступила тишина, Лора все еще была под впечатлением известия о гибели женщины. Место, где была убита бедная прачка, было очень близко от дома Брайта. Лора со страхом подумала, что этой жертвой могла стать Миранда, или Мэтью, или Николас. Неужели в следующий раз пострадает кто-то из них?
Дни проходили в изнурительной жаре под периодическими артиллерийскими обстрелами противника. Лора усиленно пыталась чем-нибудь занять Миранду и растягивала скудный рацион продуктов, но скука и бездействие были ее злейшими врагами. Николас бродил по городу, вступая в разговоры с каждым, но обязательно возвращался домой к обеду. Мэтью не знал, куда девать свою энергию. Он был готов схватить винтовку, сесть на лошадь и броситься на позиции буров. А поскольку это было невозможно, он нашел себе другое занятие. Вместе с Родсом он наладил в мастерской «Даймонд Компани» производство снарядов из взрывчатки для горных работ, на каждом из которых была надпись «Привет из Кимберли». Потом Мэтью решил проблему тринадцати тысяч местных рабочих, которые после закрытия шахт бесцельно слонялись по городу, пили и грабили покинутые дома. По предложению Мэтью самых ловких грабителей стали посылать грабить противника — была организована серия ночных рейдов для захвата скота у буров. Других направили строить дороги: Родс и Мэтью лично выделили по две тысячи фунтов на это дело.
Но эти мирные занятия не удовлетворяли беспокойный характер Мэтью. В Кимберли веселость сменилась отчаянием. Состояние осады утратило свою новизну, и, как все население города, Мэтью все чаще смотрел в южном направдении и ждал появления подкрепления.
Град с такой силой стучал по палатке Дани, что казалось, сейчас порвет ее. Дани мрачно слушал шум бури и, как Мэтью в нескольких милях от него, ругал тупиковое положение, в которое зашла осада Кимберли.
— Вы недостаточно настойчивы, — обвинял он Вессельса. — Вы только и делаете, что посылаете требования сдаться. Мы превосходим их по численности почти в два раза и должны взять город штурмом.
— Местность слишком открытая, — возразил Вессельс. — Мы потеряем много людей под прицельным огнем англичан. Нет, Дани, мы должны заморить их голодом.
— На это уйдет много времени! Кроме наших сил здесь, еще десять тысяч сидят под Ледисмитом, и семь тысяч окружают Мафекинг. Англичане же тем временем прибывают в Кейптаун, и скоро мы потеряем инициативу в этой войне.
— У меня приказ — взять Кимберли. — Вессельс упрямо сдвинул брови. — И я выполню этот приказ с минимальными потерями.
Так они и проводили день за днем, ведя беспорядочный огонь по городу, в то время как небольшие отряды из Кимберли по ночам проникали на территорию буров и уводили скот, тем самым отдаляя день, когда в городе кончатся запасы продовольствия. Кроме артиллеристов, все прочие практически не имели боевых заданий, лишь изредка кого-нибудь отправляли за провизией. Каждый солдат хотя бы раз уже побывал дома, чтобы навестить семью. Некоторые возвращались с женами и детьми, что еще больше подрывало дисциплину и желание воевать. Обязанности дежурных не выполнялись, особенно по ночам, когда прожектор из города освещал местность на многие мили. К тому же люди стали болеть дизентерией и брюшным тифом, а врач — шотландец, которого буры «мобилизовали» — заявил на военном совете, что у него нет медикаментов.
— Но мы могли бы попросить лекарства у врачей в городе, — спокойно предложил он.
Все с удивлением уставились на него.
— Они никогда не помогут нам, — сказал Бессель.
— Англичане — гуманные люди, — настаивал шотландец. — Стоит попробовать.
— Ну, лично я не пойду к ним с такой просьбой, — заявил кто-то.
Дани все очень быстро рассчитал.
— Доктор прав. Мы обязаны попытаться ради наших заболевших товарищей. Пойду я. Как военный корреспондент, я всегда могу сказать, что не участвую в боевых действиях, к тому же там может быть врач, которого я помню по прежним годам, хотя, — и Дани улыбнулся, — я слышал, что доктор Джеймсон находится в Ледисмите. Если англичане откажутся нам помочь, я напишу об этом такую статью для «Вольксстем», которая дойдет до каждого бура и поднимет его на восстание.
Доктор с открытой неприязнью посмотрел на него.
— В этом я не сомневаюсь, мистер Стейн. Я составлю список самого необходимого.
Единственным аспектом этого предприятия, который был, как острый нож в сердце Дани, это необходимость нести белый флаг. Это походило на капитуляцию — он надеялся, что ему больше никогда не придется повторить этот опыт. Однако, белый флаг помог. Дани дождался затишья пальбы и поехал через равнину; англичане совсем прекратили огонь, когда их наблюдатели заметили белый флаг. Его проводили в ратушу, где уже собрались военные представители, мэр, члены городского совета и директора «Даймонд Компани» и ждали его. Дани окинул взглядом присутствующих, но узнал лишь Родса. Увидев его болезненное постаревшее лицо, Дани довольно улыбнулся. Осада явно сократила дни Родса, и он подумал, что, наверно, Мэтью Брайт тоже выглядит не лучшим образом.
Дани вручил полковнику Кекуиджу письмо от командующего Вессельса с требованием отпустить семьи буров, живущие в городе. Это было уже не первое требование, но эти семьи упорно не хотели покидать город.
— Мы не верим, что они хотят остаться здесь, чтобы умереть с голода или быть убитыми собственным народом. Мы считаем, что вы удерживаете их.
— Неужели вы считаете возможным, мистер Стейн, — устало сказал Кекуидж, — что я в данных условиях хочу кормить лишних людей? Все дело в том, что они не хотят бездомными бродить по вельду, не хотят они и присоединяться к вам, где они получат еще меньше еды, чем здесь, да еще и подвергнутся опасности нападения с нашей стороны или английской армии.
Дани уже хотел оспорить слова полковника, но вспомнив о просьбе, с которой он пришел, прикусил язык и сказав о втором поручении, протянул список медикаментов.
— Он так же просит, чтобы один из ваших врачей пришел помочь ему.
Громкий смех раздался в комнате.
— Это уж слишком! — воскликнул Кекуидж. — Я вижу, что ваш врач — шотландец. Я не могу отказать вам в лекарствах, но раз вы уже мобилизовали одного врача, я не вижу необходимости посылать вам еще одного!
Дани сел и стал ждать, пока приготовят лекарства. Он ждал не только этого — его взгляд был прикован к двери, и наконец его терпение было вознаграждено, когда Мэтью зашел посмотреть на того отчаянного человека, который решился дерзко просить о помощи.
Их взгляды встретились и они молча смотрели друг на друга.
Ярость охватила Дани, когда он вновь увидел человека, которого ненавидел больше всего на свете. Он бы узнал его где угодно, потому что тот почти не изменился. Дани знал, что Мэтью уже сорок девять лет, но стоящий здесь человек в хорошо знакомой простой одежде и высоких сапогах, с волосами, сияющими в лучах проникающего через окно солнечного света, выглядел не старше тридцати пяти. И переполненный ненавистью и досадой Дани поклялся себе, что Мэтью Брайт не доживет до пятидесяти.
Мэтью резко повернулся и вышел из комнаты. Было не время и не место сводить старые счеты, тем более в присутствии полковника, членов совета и директоров его компании. Но угроза в серо-зеленых глазах Дани слегка встревожила его. Похоже, предупреждение, переданное ему Кортом не безосновательно? Но Мэтью заставил себя встряхнуться и не поддаваться глупой панике. Не испугается он и пророчества Катарины! Во всяком случае, Дани не сможет осуществить свои угрозы, пока длится осада.
Снаружи он встретил Николаса с Лорой и Мирандой.
— Я знаю его, — резко сказал он. — Это Дани Стейн.
— Это не тот человек, который… — Николас пришел в ужас.
— Тот самый.
В этот момент Дани быстро вышел из здания, сел на лошадь и быстро погнал ее, чтобы избежать любопытства местного населения. Но тут он случайно заметил Мэтью, и его взгляд упал на Миранду, которая крепко держалась за руку отца. Дани пристально посмотрел на девочку, как будто хотел навсегда запомнить ее лицо, и уехал.
Его посредническая миссия была закончена, и ему надоело бездействие. Дани знал, что генерал Деларей движется на юг, чтобы разбить британские силы, вышедшие из Кейптауна в направлении Кимберли. Из всех буров Деларей и его солдаты были самыми храбрыми воинами и тонкими тактиками. Воевать в их рядах будет интересно. В конце концов, Мэтью Брайт никуда из Кимберли не денется; он по-прежнему будет здесь, когда Дани вернется.
Дани упаковал седельную сумку, оседлал лошадь и направился на юг.
23 ноября, два дня спустя, как Дани покинул лагерь буров, в Кимберли пришел африканец с известием, что силы освобождения уже в пути. Его рассказ был встречен с недоверием и осторожностью — африканцы не отличались правдивостью, — но новость была хорошей, и в нее хотелось верить.
На следующее утро Мэтью вбежал в дом, размахивая номером «Даймонд Филдс Эдвертайзер».
— Послушайте это! — закричал он. — «Мы уполномочены сообщить, что крупные силы покинули окрестности реки Оранжевой и движутся вперед на освобождение Кимберли».
Схватив Миранду за руку, он выбежал на улицу. Лора с Николасом поспешили за ними. На улицах города царило радостное оживление. Всего через несколько дней войска подойдут к городу. Кимберли будет освобожден, осада будет снята! «Боже, храни королеву!» слышалось повсюду; полковника Кекуиджа превозносили до небес. Уже обещали помощь Баден-Пауэллу в Мафекинге. За освободителей поднимали тосты. Толпа не держала зла на буров, но все сходились во мнении, что в интересах военной кампании всех их надо схватить, не позволив никому ускользнуть. Но где их содержать? Тюрьма была недостаточно большой. И тогда местом заключения буров были выбраны шахты.
У Лоры к горлу подступил комок, и она усиленно старалась скрыть слезы радости, навернувшиеся ей на глаза. Она с улыбкой посмотрела на лорда Николаса, добродушное лицо которого было обращено к ней.
— Наконец-то, Лора! Счастливые дни, — сказал он в своей обычной непоследовательной манере и, к удивлению Лоры, наклонился и поцеловал ее в щеку.
Она не сразу пришла в себя от удивления, когда Мэтью, подбросив Миранду в воздух и благополучно поймав ее, прижал дочь к себе и вдруг обнял Лору за плечи.
— Да, ты молодец, Лора, и ты тоже, Миранда. Ты настоящая маленькая героиня, честное слово! — и он улыбнулся девочке. — Вы обе настоящие героини, — тихо добавил он.
Лора стояла неподвижно, ощущая его сильную руку на своем плече, и на мгновение время остановилось для нее. Это самый счастливый день в моей жизни, взволнованно подумала она.
В два часа утра 23 ноября Эдвард Харкорт-Брайт впервые принял участие в сражении. Младший офицер Девятого уланского полка, он был всего в пятидесяти милях от Кимберли и приближался к маленькой деревушке Бельмонт.
Все произошло очень быстро и не так, как он ожидал. В течение нескольких недель ему присвоили воинское звание, погрузили в Саутгемптоне на корабль, выгрузили в Кейптауне и приквартировали к эскадрону Девятого уланского полка, который входил в войска освобождения под командованием лорда Метьюена. Здесь Эдвард понял, что окончание военного колледжа не прибавило ему уважения, напротив, к его выпускникам такие же, как он, офицеры относились с иронией и недоверием. Лорд Метьюен, кажется, не придерживался никаких традиций, правил и уставов, которые Эдвард так тщательно изучал. У улан не было даже их красивой формы. Лорд Метьюен требовал, чтобы все носили хаки. Даже пуговицы на форме были цвета хаки, чтобы не блестели на солнце. Все знаки различия были сняты, так что офицера нельзя было отличить от его солдат, из-за того, что снайперы буров имели привычку сначала выводить из строя офицеров, чтобы оставить войска без командиров. Шлемы уже вышли из моды, вместо них носили мягкие фетровые шляпы.
Из Кейптауна войска поездом доставили к реке Оранжевой, где они задержались на несколько дней. Девятому уланскому полку было приказано провести рекогносцировку местности. Эдвард с ужасом смотрел на просторы огромного плато Кару. Наверняка семейная история о том, как дядя Мэтью пешком добирался до Кимберли, не более чем легенда. Никто не мог бы пешком преодолеть пустынную равнину! Здесь было хорошо скакать верхом, и на первых порах Эдвард радовался свежему воздуху и солнцу.
Задачи разведки оказались непростыми. Скоро стало ясно, что военное министерство допустило серьезные промахи в формировании войск, направленных в Южную Африку. Силы под командованием лорда Метьюена насчитывали десять тысяч человек, из которых только девятьсот было кавалерией: уланы, разведчики и часть пехоты, посаженная на лошадей. Таким образом, кавалерийские силы составляли слишком малую часть от общего состава, учитывая расстояния, которые надо было преодолеть, характер местности и поразительную мобильность противника. Уланы доложили, что силы буров численностью около двух тысяч расположились лагерем на склоне холма у Бельмонта, в девятнадцати милях от железнодорожной ветки у реки Оранжевой. В ночь на 20 ноября были поставлены палатки. Теперь это больше напоминало поход, подумал Эдвард, когда волнение стало возрастать, и у костра зазвучали песни.
Пункта в двух милях к югу от Бельмонта войска достигли к концу второго дня марша, и Метьюен, не имея хорошей карты местности, отдал приказ остановиться. Дальнейшему ведению разведки мешал огонь снайперов противника.
Наступление началось в полумраке раннего утра. Пехота двинулась направо под прикрытием разведчиков. Эдвард и его уланы стали заходить с севера и параллельно железной дороге, чтобы обойти Бельмонт и отрезать бурам пути к отступлению. Уланы двигались бесшумно, оказавшись самыми мобильными силами в этом наступлении; стук копыт лошадей заглушала высокая сухая трава. В мрачной тишине они заняли свои позиции. Небо начало светлеть, и они напрягали слух, чтобы расслышать выстрелы — атака пехоты запаздывала.
Наконец наступление началось, и вспышки огня на перевале сопровождались треском винтовочных выстрелов.
— Буры! — сказал сосед Эдварда. — Шотландские гвардейцы преследуют их.
Фактически гренадеры взяли на себя самую трудную часть наступления, но Эдвард не знал об этом. Он только слышал беспорядочные звуки артиллерийского огня и винтовочных выстрелов, сигналы горнов и даже звуки волынки. Но они побеждали. Известия, поступавшие от лорда Метьюена, были весьма вдохновляющими. Застывшие в бездействии уланы, на усталых лошадях, ждали приказа. Только в семь тридцать Метьюен приказал им немедленно вступить в бой и отрезать бурам путь к отступлению.
Наконец-то в бой! Сердце Эдварда радостно забилось, когда они пересекли железнодорожное полотно и устремились на северо-запад, преследуя бегущего противника. Но к великому его разочарованию, уланы оказались неспособны справиться со своей задачей. Их лошади были слишком утомлены после разведывательных рейдов, а численность была недостаточной. Один бур обернулся и показал англичанам нос, прежде чем бодро продолжать движение, как будто его соотечественники были победителями, тогда как Эдварду только оставалось в полном отчаянии смотреть на их удаляющиеся спины.
Однако, несмотря на то, что они не могли продолжать преследование, это тем не менее была волнующая победа. Моральный дух сразу поднялся: за три часа они выгнали буров с позиции, которую противник намеревался занимать еще три недели.
Теперь дорога на Кимберли лежала прямо перед ними.
Настроение у Эдварда поднялось.
— Держись, дядя Мэтью, — шептал он, — уже недолго ждать!
Дани нашел Деларея на реке Моддер, приятном местечке в двадцати милях от Кимберли, бывшем излюбленным местом отдыха горожан. По левому берегу реки, поросшему деревьями и кустарником, были разбросаны дома; тут же находилась гостиница и железнодорожная станция.
После боя, данного англичанами при Бельмонте, моральный дух буров резко упал, тем более, что двумя днями раньше аналогичная неудача произошла в Граспане. Однако, Деларей был уверен, что отступление можно остановить и готовил англичанам сюрприз. Вместо того, чтобы согласно теории, разместить силы буров на холмистом северном берегу, Деларей приказал им вырыть окопы на южном берегу реки.
Ранним утром 28 ноября Дани наблюдал, как английская пехота двинулась прямо в ловушку, приготовленную для нее. Он пожалел, что они не были одеты в красные мундиры, как прежде, вместо тусклой формы цвета хаки, которая мешала их разглядеть. Все же их было видно лучше, чем буров — Дани знал, что ни один из его соотечественников не был виден, так велико было их искусство маскировки в естественных и искусственных укрытиях. Англичане, как обычно, предприняли фронтальное наступление, продвигаясь через вельд прямо к южному берегу реки и намереваясь перейти ее вброд.
Теперь буры в любой момент могли открыть огонь.
Англичане думали, что противника вблизи нет, но он был совсем рядом. Началось! Воздух раскололи винтовочные выстрелы и разрывы снарядов мелкокалиберной пушки, стрелявшей по правому флангу англичан. Стройные ряды наступающих рассыпались, залегли и отчаянно искали укрытия.
Шум сражения гудел в ушах Эдварда. Шок от внезапного залпового огня противника был как удар в грудь, вызвавший моментальный столбняк и заставивший на секунду замереть его сердце. Тот факт, что он сам не находился на линии огня, не уменьшил силу удара. Эдвард переживал за своих соотечественников, которым был бессилен помочь.
Уланы не участвовали в сражении. Их продержали в бездействии на правом берегу вдали от хаоса и ужаса боя у реки. Солнце палило немилосердно, добавляя к томительному ожиданию еще и жажду. Все были голодны, потому что приказ выступать был отдан внезапно, и у них не было времени для завтрака. У них не было обеда в тот день, а многие останутся без ужина. Если ему так плохо, думал Эдвард, стараясь отогнать назойливых мух, то каково тем беднягам, которые сейчас оказались под обстрелом.
Нам говорили, что буры не выдерживают боя с применением холодного оружия, с горечью вспоминал он, когда день уже клонился к вечеру. Пехота должна была бежать на противника с примкнутыми штыками под прицельным огнем противника. А где кавалерийская атака, о которой я мечтал? Почему мы не несемся галопом через вельд с пиками наперевес и саблями наголо?
Но мужество английской пехоты помогло ей выстоять. Несмотря на то что это было третье сражение за неделю, ее решимость и отвага не уменьшились. На следующее утро войска Метьюена форсировали Моддер в тишине: буры ушли и забрали свои пушки с собой. Когда Эдвард в это солнечное утро продвигался вперед, его мысли были в полном смятении от тех выводов, что он сделал из событий предыдущего дня. Он решил, что самым важным уроком, который надо было усвоить после сражения у реки Моддер, было «никогда не делай то, чего ждет от тебя противник».
Эдвард расправил плечи и гордо поднял голову. День был таким чудесным, им сопутствовала удача, и он сам не получил ни царапины. В следующий раз они разобьют буров и устранят последнюю преграду на пути к освобождению Кимберли. Теперь никто не сомневался, что буры со своими пушками собираются где-то вновь встретить их.
Тем временем настроение в осажденном городе оставалось приподнятым; все были убеждены, что это последняя неделя осады. В понедельник 27 ноября директора «Даймонд Компани» должны были собраться на свое ежегодное собрание, но оно было отложено до четверга с тем, чтобы объявление о дивидендах передать акционерам по телеграфу. Все были уверены, что связь будет к этому времени восстановлена.
Самой главной и захватывающей темой разговоров было приближение английских войск. Прожектор продолжал высвечивать послание Родса с требованием немедленного освобождения, и весь город охватила радость, когда наконец пришел ответ: световой сигнал с реки Моддер. Слухи о идущих там боях достигли Кимберли в начале декабря и в последующие десять дней взгляды всех жителей были прикованы к южному направлению в ожидании приближения войск. Волнение смешивалось с беспокойством. Что могло так долго их задерживать?
В городе состоялись похороны офицера и двадцати четырех его солдат, погибших во время вылазки на позиции буров у города. Противник, кажется, не понимал, что его затея провалилась; буры укрепляли свои окопы и продолжали обстреливать город, целясь в прожектор, который передавал сообщения на реку Моддер.
Мэтью был зол, потому что пришлось опять отложить собрание совета директоров «Даймонд Компани». Лора беспокоилась из-за продуктов.
— Почти нет фруктов и овощей, — жаловалась она Николасу. — Мелкий картофель стоит четыре с половиной пенни штука. Об обычной капусте можно только мечтать, цветная капуста превратилась в воспоминания, а лук кончился. Несколько вялых морковок — вот все, что может предложить рынок — таких мелких, кирпичного цвета, величиной не более пробки от бутылки. Яйца стоят полтора пенни штука. Для нас это не так тяжело; по крайней мере у нас достаточно денег, чтобы купить то, что есть. Но как живут бедные люди, которым недоступны такие цены?
— Я знаю об этом. — Николас выглядел расстроенным. — Мы даем деньги в комитет спасения, который заботится о неимущих, и создали фонд для тех семей, которые остались без кормильца, но мы не можем обеспечить всех. К тому же в городе не хватит продуктов для всех.
— А говядина — хвосты, копыта и шеи, — сказала Лора, возвращаясь к теме продуктов. — Так все говорят. Но мы, кажется, едим волов, а не жирафов! А нам, как всегда, легче других. Благодаря положению сэра Мэтью мясник откладывает нашу порцию мяса, чтобы я могла в любое время забрать ее, хотя я велела ему строго, — сказала Лора, — не добавлять нам лишние куски. Я знаю, что некоторые люди выходят из дома в пять часов утра, чтобы поучить свою порцию.
— А мне противна эта маисовая крупа. — Николас вздохнул при воспоминании о шикарных обедах, к которым он привык. Он был уверен, что не все директора «Даймонд Компани» живут на скудный осадный рацион так, как это делают в доме Брайта, но он уже знал, что спорить с Лорой на эту тему бесполезно. — Отвратительная, безвкусная каша, вот что это такое. Не понимаю, как местные жители могут ее есть.
— Она питательная, — серьезно сказала Лора. — Что задерживает наши войска, лорд Николас? Я боюсь у нас кончатся продукты, прежде чем они придут.
Николас не знал причины, но в понедельник 11 декабря они наконец услышали грохот английской артиллерии. Они побежали к горам пустой породы у водохранилища, откуда было видно, как рвутся снаряды у Спитфонтейн. Волнение все нарастало, когда в небе появился какой-то странный объект.
— Что это? — спросила Лора, как завороженная наблюдая за необычным предметом, плывущим в небе.
— Это разведывательный воздушный шар, — сказал Мэтью. — Воздухоплаватель использует телефон для связи с землей.
— Они идут, — обрадовалась Лора. — На этот раз они действительно идут!
В этот день состоялся футбольный матч между ланкаширским полком и городской гвардией, но южнее города в это время происходило более серьезное состязание.
Войска Метьюена некоторое время приходили в себя на железнодорожной станции у реки Моддер, в то время как в шести милях от них буры заняли рубеж Спитфонтейн и Магерфонтейн между верховьем реки Моддер и дорогой на Кимберли. В ночь на 10 декабря пришел приказ о наступлении. В основе всего плана был ночной марш вновь прибывшей бригады шотландских стрелков. Они выступили в полночь в проливной дождь и пронизывающий ветер; местность освещалась лишь вспышками молний да слабым светом прожектора в Кимберли.
Девятый уланский полк был направлен на правый фланг вместе с Королевским йоркширским полком легкой пехоты, чтобы удерживать плацдарм между перевалом Магерфотейн и рекой. Когда занялся рассвет, звук одиночного винтовочного выстрела расколол тишину, и тут же перед изумленным взором Эдварда склоны холмов превратились в море огня, и пули посыпались на головы шотландцев и улан.
Так начался этот день, который будет жить в памяти Эдварда всегда, несмотря на все усилия забыть о нем. В этой памяти навечно остались стена огня на холме, десятки убитых и раненых, грохот пушек, свист пуль, слова команд. Сначала он дрожал в мокрой одежде, потом его опалил жар боя. Он страдал от жары, холода и жажды и был в полном замешательстве.
Уланы вынуждены были оставить свои первоначальные позиции и спешиться, чтобы найти укрытие от огня невидимого противника. Два эскадрона и пулемет были выдвинуты вперед на северо-восточный участок, и здесь через девять часов после начала сражения Эдвард увидел картину, которую ему не хотелось бы когда-либо увидеть вновь — шотландские стрелки бежали изо всех сил, а их генерал остался лежать убитым на поле боя. Уланы попытались остановить и собрать тех, кто был поблизости, но напрасно: одетые в юбочки шотландцы уже хватили лиха.
Эдвард был одним из немногих счастливчиков, кто смог, когда стемнело, вернуться на свой бивак, а другие всю ночь пролежали там, где смогли найти укрытие. Молча, при лунном свете, санитары собирали раненых.
Бой не возобновился на следующий день, когда закончилась передышка. Английские войска поспешно отступили еще до рассвета следующего дня. Потери были невелики, но позор был ужасен. После сражения при Магерфонтейн войска Метьюена повернулись спиной к Кимберли и вернулись к реке Моддер. Только спустя два месяца они выступили вновь.
— Знаете, чего мне больше всего не хватает? — Лора мечтательно зажмурилась. — Горячей воды. Много, много горячей воды, в которой можно искупаться и вымыть волосы. Без воды чувствуешь себя грязной с ног до головы, а в такой жаре и пыли это просто невыносимо.
— А мне не хватает писем, — сказал Николас. — Я мечтаю получить весточку из дома, а вы?
— Честно говоря, у меня нет никого, кто бы мог написать мне, — грустно призналась Лора. — Я лишь надеялась получить письмо от Филипа. Лорд Николас, я так беспокоюсь за него: какое у него будет Рождество без нас?
— Кто-нибудь из родственников возьмет его на каникулы, — постарался успокоить ее Николас. — Наверное, Джулия.
Лора вспомнила, с какой ненавистью Филип говорил о своей кузине, но решила тактично промолчать об этом.
— А чего не хватает сэру Мэтью больше всего, как вы думаете?
— Биржевых котировок, я полагаю.
Лора засмеялась.
— Слава Богу, все скоро кончится. Как мы будем ценить те мелочи, которые ранее принимали, как само робой разумеющееся.
Но проходили дни, а утешительные вести все не приходили. Лора начала беспокоиться. Сражение 11 декабря определенно происходило — все слышали артиллерийскую канонаду. Если об исходе боя не было сообщено, значит, случилось что-то плохое. Постепенно среди жителей Кимберли стали усиливаться пессимистические настроения. И хотя сообщения не последовало, все поняли, что войска Метьюена были остановлены. В понедельник 18 декабря слухи стали фактом, но если во всем мире критиковали действия Метьюена, в Кимберли никого не обвиняли: лорд Метьюен был героем, которому просто не повезло. Все равно этот понедельник стал печальным днем: люди готовили себя к продолжению затянувшейся осады и скорбели о храбрых солдатах, которые погибли при попытке их спасти.
Лора мужественно начала готовиться к Рождеству. Запасы в кладовой почти подошли к концу, но кое-что вкусное еще осталось: консервированные мясо и рыба, бисквиты и джем, изюм, который Лора решила добавить в маисовую крупу, чтобы сделать пудинг, и сладости для Миранды. Лора разделила все на три части: одна часть для праздничного стола, другая — для слуг, а третья для солдат в военном лагере в городе. Она знала, что сэр Мэтью может достать табак и вино, и хотела попросить выделить немного и для солдат. Единственный оставшийся цыпленок должен был стать их рождественским обедом. Что касалось магазинов, то единственным оставшимся там продуктом питания был крахмал. Видимо, нехватка воды сильно сказалась на состоянии белья в Кимберли.
В лагере легкой кавалерии началась эпидемия брюшного тифа, а среди африканцев свирепствовала цинга. Потом пришло известие о поражении англичан при Колензо в провинции Наталь и при Стормберге в Капской колонии. «Черная неделя» повергла в траур всю империю, но нигде отчаяние не было столь велико, как в в осажденных городах.
Накануне Рождества Лора совершенно лишилась сил. Жара в этот день была просто невыносимой; девушка в буквальном смысле не могла дышать. Воздух был неподвижен, не было ни дуновения ветерка, а термометр показывал 107 градусов по Фаренгейту. Лора даже не хотела есть. Миранда тоже капризничала, не могла ни играть, ни спать. Дождь, молила Лора, пусть пойдет дождь! Вместо этого началась пыльная буря — горячая, иссушающая, но все же всколыхнувшая воздух. Уже раздались раскаты грома и засверкала молния, но дождь все медлил, как будто полагал, что в Кимберли ему нечего мочить. И вдруг среди ночи он полился сплошным потоком, забарабанив по крыше, как канонада. Лора заглянула в детскую, беспокоясь, как бы шум не разбудил Миранду, но в прохладной комнате девочка спокойно спала. Странно, подумала Лора, возвращаясь в свою комнату, что ни гром, ни орудийные выстрелы не беспокоят ребенка. Страшное подозрение стало формироваться у нее, но сейчас она не решалась заговорить об этом с сэром Мэтью. У него и так было достаточно тревог.
Лора не легла в постель, а остановилась у окна, глядя на потоки дождя. Вода! Огромное количество воды, и без всякого ограничения. После невыносимо жаркого дня Лора чувствовала себя особенно грязной и потной. Решится ли она? В доме было темно и тихо; все спали. Она быстро сбросила ночную рубашку и, обмотавшись полотенцем, прокралась к двери в сад.
Оставив полотенце на крыльце, она обнаженной вышла под дождь, радуясь потоку воды, омывающему ее тело. Гром все еще гремел над головой, но Лора подняла лицо навстречу дождю и распустила волосы. Вода стекала по ее телу, и она растирала себя руками, стараясь смыть грязь и пыль, которые, казалось, въелись в поры ее кожи. Она похудела за время осады, но ее груди были по-прежнему красивы, а тонкая талия еще больше подчеркивала безупречную форму ее ног и рук.
Лора повернулась к дому и в последний раз подставила лицо дождю, проводя руками по волосам. Вновь сверкнула молния и осветила какую-то фигуру на крыльце. Лора застыла на месте, инстинктивно прикрыв грудь руками. Она не двигалась и ждала, но следующая вспышка показала, что человек не ушел. Это мог быть только он — любой другой, даже если бы наблюдал за ней, скрылся бы из виду при ее приближении.
— Вам лучше войти в дом, мисс Воэн, — тихо сказал он, — пока вы не растаяли.
Пылая от стыда и гнева, Лора поднялась на крыльцо, и он подал ей полотенце.
— Это было нечестно! — сердито сказала она, поспешно заворачиваясь в полотенце.
— Да, нечестно, — согласился он, и в темноте она увидела, как блеснули его белые зубы. — Но это было восхитительно.
Его голос звучал необычно глухо, и он стоял так близко от нее. У Лоры гулко застучало сердце, и по спине пробежали мурашки. Время, кажется, остановилось, но он резко повернулся, как будто сделал над собой огромное усилие.
— Спокойной ночи, — сказал он и скрылся в доме.
С ощущением странного разочарования, в котором Лора не хотела признаваться себе, она вернулась в свою комнату. Она долго лежала без сна. Как, спрашивала она себя, утром она посмотрит ему в глаза?
В отличие от предыдущего дня на Рождество установилась чудесная погода: день был прохладный и солнечный с легкими облачками на лазурном небе. Лора встала и оделась в свое повседневное платье, решив вести себя так, как будто ничего не случилось. Подарки для Миранды были главной заботой всех в доме. Лора старательно избегала взгляда сэра Мэтью, но ее тронуло теплое приветствие Николаса и его добрые пожелания. У каждого из них был свой подарок для Миранды. Мэтью подарил ей шикарную куклу; чтобы достать такое сокровище, ему, очевидно, потребовалось все его влияние. В магазинах тканей был еще кое-какой товар, и Лора купила кусок голубого шелка, из которого она сшила платье для девочки, использовав для этого свой талант портнихи и долгие свободные вечера. А Николас подарил Миранде золотой медальон.
— Ты можешь положить в него прядь моих волос, — пошутил он.
— Да, я так и сделаю. — Большими голубыми глазами Миранда серьезно посмотрела на своего дядю. — И папину. И твою тоже, Лора.
— О, я думаю, моя прядь тебе не нужна, — воскликнула Лора. — Лучше если это будут только члены семьи.
— Я хочу и твою. Ты тоже семья, — настаивала Миранда.
— Ну конечно. Идите сюда, мисс Воэн, — Мэтью впервые за этот день обратился к ней. — Я не могу доверить Миранде ножницы, так что вам предоставляется честь отрезать у нас по пряди волос.
Лора сначала подошла к Николасу и с трудом нашла возможность отрезать прядку волос так, чтобы еще больше не оголять его лысеющую голову. Когда она приблизилась к Мэтью, она почувствовала, что у нее дрожат руки У нее возникло непреодолимое желание провести рукой по его густой шевелюре, но она лишь осторожно дотронулась до его волос, как будто они были обжигающими, как огонь. Когда она наклонилась, чтобы отрезать прядь — их взгляды встретились. Густо покраснев, она отстранилась и быстро отдала отрезанную прядь Миранде.
— Теперь ваша очередь, мисс Воэн, — неторопливо произнес Мэтью.
Она прижала руку к своей гладкой прическе. Он дразнит ее? Она ни за что не распустит волосы здесь, в гостиной, особенно после вчерашнего.
— Я отрежу свою прядь в детской. Миранда, ты наденешь новое платье и медальон? Ты можешь их надеть, ведь сегодня Рождество.
— Одну минутку, Лора. У меня… небольшой подарок для вас. — Николас полез в карман и со смущенной улыбкой протянул ей маленькую коробочку.
— Для меня! — Лора даже не мечтала о таком. — Вы не забыли обо мне!
— Откройте ее, — попросил он.
Там была брошь, тонкая, изящная веточка, усыпанная бриллиантами. Лора безмолвно смотрела то на брошь, то на Николаса. Мэтью встал со стула и подошел к окну, вероятно, потеряв интерес к происходящему.
— Бриллианты, — наконец вымолвила Лора. — Бриллианты для меня? Лорд Николас, это слишком прекрасный подарок. Я всего лишь гувернантка.
— Только не для меня. — Он покраснел от смущения. — Вы были великолепны, Лора. Мы привезли вас сюда и заперли в Алмазном городе. Самое малое, что мы можем для вас сделать, это подарить вам что-то на память.
— Это замечательный подарок, — мягко сказала Лора. — Это самая чудесная вещь, какую мне приходилось видеть. А вы — самый милый и добрый человек, какого я знаю. Спасибо вам!
Слезы навернулись ей на глаза; она порывисто подалась вперед и поцеловала Николаса в щеку. Потом она бросилась в детскую и расплакалась, после объяснив озадаченной Миранде, что плачет от счастья. Но на самом деле она плакала потому, что кто-то оказался так добр и внимателен к ней.
Она отрезала прядь своих волос, и они с Мирандой сплели все три в косичку: темный локон Лоры резко контрастировал с золотой прядью Мэтью и седеющими волосами Николаса. В новом платье, с медальоном на шее и куклой в руках, Миранда была бесконечно счастлива.
— Ты тоже должна нарядиться, раз сегодня Рождество. — Она вопросительно посмотрела на Лору. — У тебя есть праздничное платье?
Лора уже хотела ответить отрицательно, но вспомнила об изумрудном платье из тафты, которое ни разу не надевала. Она подошла к шкафу и достала платье, встряхнув его шуршащие складки.
— Оно чудесное, — воскликнула Миранда. — Надень его, пожалуйста.
Нерешительно Лора подчинилась.
— Мне кажется, я не должна его надевать, Миранда. — Она посмотрела на свое отражение в зеркале. Глубокий вырез в форме сердечка слишком явно открывал ее грудь.
— Ты выглядишь замечательно. И к нему ты можешь надеть свою новую брошь.
Лора приколола бриллиантовую ветку к плечу. Когда она шила это платье, то, конечно, не предполагала, что когда-нибудь наденет его с таким украшением.
— Нет, не могу. — Лора использовала последнее средство сопротивления. — Твоему папе может не понравиться.
Но на сей раз это не помогло.
— А мне нравится, — решительно заявила Миранда и потащила Лору в гостиную, где был один Мэтью.
— Папа, посмотри, какая Лора красивая!
Он обернулся и долгим взглядом посмотрел на нее. У Лоры закружилась голова. Потом он улыбнулся Миранде.
— Да, дорогая. Она действительно очень красивая. А теперь, пожалуйста, скажи Николасу, что его ждет бокал хереса.
Миранда послушно вышла из комнаты.
Мэтью приблизился к Лоре.
— Действительно очень красивая, — повторил он, — особенно когда знаешь, что скрывается под платьем.
Лора вздрогнула и хотела отвернуться, но он удержал ее за руку.
— И брошь очень мила, — продолжал он. — Мне очень жаль, мисс Воэн, что я не додумался купить вам рождественский подарок. Вы правы, Николас — самый милый и добрый человек на свете.
Он продолжал пристально смотреть на нее, потом, отпустив ее руку, ловко вынул шпильки из ее волос, и они, блестящие и пышные после ночного купания под дождем, волной упали ей на плечи. Наконец, он снял с нее очки и посмотрел через них.
— Простые стекла, — сделал он вывод. — Как интересно.
Он спокойно бросил их на ковер и наступил на них, раздавив каблуком. Когда Лора собралась запротестовать, он осторожно взял ее за подбородок и заставил поднять глаза.
— Лора, — нежно прошептал он, но тут же отпустил ее, услышав звук шагов Миранды и Николаса. — Посмотри, Ники, какие чудеса творят твои бриллианты! — Он подал бокалы с хересом Николасу и смущенной Лоре. — Обычно, я безразлично относился к Рождеству, но в этом году я думаю о Брайтуэлле и Парк-Лейн, Десборо и Хайклире, вспоминаю тамошние снег, лед и мороз и традиционные зимние празднества. Сегодня я провозглашаю три тоста. Давайте выпьем. Первый, как всегда, за королеву. Второй за счастливое Рождество, а третий — за отсутствующих друзей.
Они выпили и, весело смеясь, Мэтью дал Миранде сделать глоток из своего бокала. У меня нет отсутствующих друзей, подумала Лора. Все мое счастье здесь, оно связано с тремя людьми в этой комнате. Пусть Господь защитит и сохранит их.
— Я получила наши карточки, — с гордостью сообщила Лора. — Посмотрели бы вы, лорд Николас, что творилось в ратуше. В этой галдящей толчее было невозможно протиснуться, чтобы получить этот маленький, но бесценный клочок бумаги.
— Очень мило с вашей стороны, что вы вынесли все это ради нас.
— Ну, я бы сказала, что более привычна к очередям, чем вы. — Лора подала ему листок бумаги. — Вот, лорд Николас. Вы можете питаться еще неделю. Потом срок действия карточек истечет, и нам снова придется пройти через эту процедуру.
— Я вижу, что они позволяют их владельцу приобрести некое определенное свыше количество продуктов на неделю. — Николас мрачно смотрел на разрешение. — А что установлено на настоящий момент, Лора? Я совершенно запутался в приказах нашего уважаемого полковника.
— Норма хлеба ограничена 14 унциями в день. Продажа чая, кофе и сахара ограничена. Молока вообще нет. Яйца по два шиллинга за штуку. И — Лора помедлила, прежде чем сообщить плохую новость, — норма мяса урезана наполовину. Четыре унции на взрослого и две на ребенка в день.
Николас застонал.
— А я так мечтаю о бифштексе. У меня подводит живот и текут слюнки при одной только мысли о бифштексе! А они собираются кормить нас… — Он замолчал.
— Кониной! — мрачно произнесла Лора. — По всему городу ходят такие слухи. А вы знали об этом? Могли бы предупредить меня! Весь Кимберли возмущается. Это вызывает ужас больший, чем все, что случилось за время осады.
— У нас мало мяса, — сказал Николас, — а лошадям не хватает корма. Кавалерийским лошадям в этом отношении отдается предпочтение, но другим животным уже нечего дать.
— Я знаю. — Лора попыталось проглотить застрявший в горле комок. — Жутко смотреть на их выступающие ребра и жалкий вид. Лошади такие благородные животные, что есть их кажется мне каннибализмом. А на полях Кенилуорта еще есть скот.
— Как вы когда-то сказали относительно запасов в кладовой, мы не знаем, на сколько нам придется растянуть то, что еще осталось.
Лора села рядом с ним и заглянула ему в глаза.
— Вы с сэром Мэтью знаете больше, чем говорите. Даже плохие новости лучше, чем никаких.
— Ледисмит и Мафекинг тоже держатся — мы не одиноки в наших испытаниях. Но силы освобождения застряли на реке Моддер.
— Но ведь это ненадолго? Мы же слышим, что там стреляют. Мы каждый день слышим артиллерийскую канонаду.
— Сражение при Магерфонтейн стало тяжелым поражением. Нужно пополнение. Пока Метьюен ждет его, он удерживает значительные силы буров и не дает им вести бои в другом месте. Не забывайте, Лора, что лорд Робертс уже в пути, чтобы занять место главнокомандующего. Старина «Бобс» мгновенно вытащит нас отсюда.
— А пока мы должны есть лошадей. — Лора поежилась.
— Черт бы побрал Мэтью с его умными идеями, упрямством и внезапной тягой к принципам, — с несвойственной ему резкостью сказал Николас. — Несправедливо, что вы должны терпеть все эти мучения. — Он взял ее за руку. — И все же, — задумчиво произнес он, — если бы не осада, я мог бы никогда не познакомиться с вами.
Лора не нашлась, что сказать в ответ, и они молча сидели, держась за руки, когда в комнату ворвался Мэтью. Он взглянул на них и тут же исчез так же резко, как и появился.
Только неделю спустя Мэтью поделился своим секретом.
— Я хочу кое-что вам показать, — сообщил он. — Вы должны пойти со мной в мастерские компании — если у вас, конечно, нет более интересного занятия.
— Конечно, нет, — Лора с радостью отложила книгу. — Я уже прочитала каждую книгу в Кимберли по крайней мере раз шесть.
— Я не это имел в виду, — загадочно произнес Мэтью.
С трудом сдерживая волнение, он повел их в мастерские. Очевидно, Николас уже знал об этом секрете, потому что он сразу же отошел в сторону, к рабочим и заговорил с ними, а Лора широко открыла глаза от удивления.
— Пушка! Самая большая, какую я когда-либо видела. Откуда она взялась?
— Мы сами сделали ее, — с гордостью сказал Мэтью. — Здесь, в мастерских «Даймонд Компании» из имевшегося материала.
— Невероятно. А она надежная? — Лора с сомнением посмотрела на этого монстра. — И она будет действовать?
— Конечно, будет. — Мэтью даже возмутился. — Ее проектировал Джордж Лабрам, американский инженер из Детройта, который работает у нас. Она сделана из стали. Теперь мы покажем бурам, — и он любовно похлопал рукой по стволу пушки.
Лора облегченно вздохнула. Так вот почему она почти не видела его всю неделю — а она начала было думать, что чем-то обидела его.
— У нее должно быть имя.
— Мы ее уже окрестили. Буры называют свои крупнокалиберные пушки «Длинный Том». А мы решили назвать свою «Длинный Сесил».
— Как это поднимет боевой дух! Вы не поверите, сэр Мэтью, как все расстроены из-за конины. Когда дела стали хуже, конина составляла только половину мясного рациона, но тогда не все отличали ее. А теперь она составляет четыре пятых рациона, и некоторые люди вообще отказываются есть любое мясо.
Мэтью пожал плечами.
— Мы не можем быть такими разборчивыми. Пусть ходят голодными, если им это нравится.
— В городе начнутся болезни, — заметила Лора, — но есть средство. Я уже обсудила с капитаном Тайсоном возможность открытия походной кухни. Он согласен готовить суп из одной говядины. Его будут продавать по три пенса за пинту; на каждого взрослого будет выделяться одна пинта супа в обмен на мясной купон. Суп будет питательным и хорошо приготовленным, и капитан Тайсон считает, что ему удастся уговорить полковника Кекуиджа выделить еще маисовой крупы, но мне пришлось кое-что пообещать взамен.
— Абсолютно уверен, что вам пришлось это сделать, — саркастически произнес Мэтью. — А что на это скажет Николас?
Лора не поняла его намека и удивленно посмотрела на него.
— К лорду Николасу это не имеет никакого отношения. Я пообещала, что спрошу у вас, нельзя ли получать немного овощей для супа из огорода компании.
— Я думаю, можно. Я попрошу Родса.
— И я пообещала, что мы покажем пример и сами будем брать у них этот суп.
— Хорошо, если вы настаиваете.
— Но это еще не все. — Лора собралась с духом. — Я сказала, что вы лично будете помогать разливать суп, по крайней мере в первый день, что будет гарантией его качества и вкуса.
— Вы хотите, чтобы я стоял у котла и черпал ковшом суп?
— Да. Прошу вас!
— А вы уверены, что не хотите, чтобы я чистил картофель или резал мясо?
— В этом нет необходимости.
— Я счастлив это слышать. Хорошо, мисс Воэн, скажете мне когда и куда явиться, и я буду там. — Выражение его лица вдруг смягчилось. Он достал из кармана небольшой мешочек и вынул из него прекрасный алмаз грушевидной формы. — Я был прав, — сказал он, задумчиво глядя на камень. — Колесо сделало полный круг. Сколько лет прошло с тех пор, как я ел обед за три пенса?
Он спрятал алмаз в карман и посмотрел на Лору.
— Вы, кажется, расширяете круг своих знакомых, — заметил он.
— Я встречаюсь со многими людьми в очередях за продуктами и карточками, — ответила Лора, — и, естественно, мы разговариваем, чтобы скоротать время. Я заметила одну очень интересную вещь.
— Какую же?
— Я ни разу не слышала, чтобы хоть один человек предложил сдаться!
«Длинный Сесил», к общему восторгу, имел небывалый успех. После нескольких пристрелочных выстрелов он бил настолько точно, что выгнал буров с промежуточной позиции в двух милях от города, а затем послал серию «приветов из Кимберли» в лагерь Камферс-Дам. Успешные действия артиллерии в сочетании с отсутствием потерь значительно подняли настроение горожан. Разговоры о мастерстве Джорджа Лабрама звучали повсюду. В Кимберли укоренилось мнение, что надо меньше полагаться на силы освобождения и больше верить в свою собственную способность прорвать блокаду.
Однако, эта вновь обретенная уверенность в себе была подорвана в ночь на среду 24 января.
Лора проснулась среди ночи от звуков, которые сначала приняла за раскаты грома. Она лежала в темноте и прислушивалась. Потом она поняла, что это не гром, а артиллерийская стрельба, сопровождавшаяся свистом и разрывами снарядов. И эти снаряды взрывались один за другим прямо на улицах города.
Даже не подумав набросить халат, Лора выбежала через парадную дверь на дорогу. Ночной покой города был нарушен грохотом взрывов и испуганными криками жителей. Прямо над ее головой просвистел снаряд и упал на крышу дома напротив. Раздался громкий взрыв.
Вдруг чьи-то сильные руки схватили Лору сзади и унесли назад в дом. Мэтью поставил ее на пол и хорошенько встряхнул.
— Я не думал, что нужно предупреждать вас не покидать дом, — сердито сказал он. — Я думал, что в вас есть хоть немного здравого смысла.
Лора была в полной растерянности. Внезапный обстрел среди ночи было чем-то нереальным.
— Что происходит?
— Буры открыли огонь почти из всех орудий, которые они имеют. Да, почти из всех.
— Что вы имеете в виду, говоря «почти»?
— Мы знаем, что они доставили под Кимберли «Длинного Тома». И немецких офицеров для стрельбы из него. Вероятно, опытом немцев и объясняется то, что их прицел стал значительно точнее.
— Но ведь они еще не применили большую пушку?
— Нет.
— А как мы узнаем, когда они это сделают?
— Уж об этом-то мы непременно узнаем, — мрачно сказал он.
— Миранда. — Лора наконец обрела способность мыслить здраво. — Я должна пойти к ней.
— Она спокойно спит; это меня радует.
А меня — нет, хотела сказать Лора. Его слова только подтверждали ее худшие опасения. Никто не мог бы спать при таком грохоте.
— Николас пошел успокоить слуг. Я пойду посмотрю, не нужна ли помощь в доме напротив. Оставайтесь здесь.
Он исчез за дверью. Лора стояла, прижавшись носом к стеклу и не отходила от окна, пока не увидела, что Мэтью бежит назад через улицу. Потом она увидела выражение его лица.
— Мертва! — Его голос звучал глухо от сдерживаемой ярости и печали. — Эти негодяи убили молодую девушку, нашу соседку. Сколько ей было лет? Не больше семнадцати? Убита прямо в собственной постели! Клянусь Богом, они за все заплатят!
Лора почувствовала, что бледнеет, и ей пришлось схватиться за спинку стула.
— В собственной постели! Миранда может стать следующей жертвой! Куда нам спрятаться?
— Мы остаемся здесь, больше пойти некуда. — Он приблизился к ней, крепко сжал ее руку и строго посмотрел ей в глаза. — С нами ничего не случится. Ты должна верить в это, Лора. Мы уцелеем!
— Я верю, — едва слышно выдохнула Лора. — Честное слово, верю.
— Хорошо. А теперь нам надо выпить. Слава Богу мне хватило здравого смысла и денег заполнить подвал, пока это еще можно было сделать. Позови Николаса, пока я налью.
Лора не оставила и Миранду; девочка даже не проснулась, когда Лора принесла ее в гостиную и уложила на софу, закутав пледом.
Мэтью подал Лоре стакан виски. Она немного отхлебнула, сморщившись от странного запаха и почувствовала, как тепло разливается по ее телу.
— Что мы будем делать? — печально спросил Николас.
— Ложиться спать не имеет смысла. Мы все равно не уснем. Ты играешь в покер, Лора?
— Нет.
— Тогда сейчас самое подходящее время, чтобы научиться.
Обстрел закончился в восемь часов утра, и пока Мэтью и Николас ходили смотреть на разрушения, Лора оделась сама, одела Миранду и начала готовить завтрак. Вдруг она в ужасе застыла на месте, услышав, что обстрел начался вновь, а Мэтью с Николасом еще не вернулись.
Минут пять спустя в дверь ввалился Николас, прижимая к груди то, что осталось от его шляпы.
— Моя шляпа! Посмотрите на мою шляпу! Эти негодяи прострелили ее!
— Николас, они могли вас убить!
— Но я же цел. — Он с гордостью посмотрел на свою шляпу. — Я сохраню ее. А то дома мне никто не поверит.
— Где Мэтью?
— Он пошел в город. Не беспокойтесь, он найдет, где укрыться.
— А я и не беспокоюсь. Я уверена, он сможет о себе позаботиться.
Но она еще долго не могла успокоиться. Обстрел продолжался, снаряды свистели в воздухе, а Мэтью все не возвращался. Только к вечеру все стихло, и Мэтью наконец пришел.
— Где вы были? — взволнованно спросила Лора.
— День был тяжелый. Мне очень жаль, что я не смог вернуться раньше, но я знал, что Николас позаботится о вас.
— Мы почти все время сидели на полу в гостиной, — призналась Лора. — Много людей пострадало?
— На удивление немного. Есть сломанные руки и ноги, но больше никто не погиб. Снаряды попали в публичную библиотеку и по крайней мере в пять церквей — по иронии судьбы больше всего разрушений в голландской реформатской церкви! Пострадали многие дома и магазины. Часовые на редутах начинают нервничать: снаряды пролетают у них над головами и падают в городе на их дома.
— Я сейчас принесу чего-нибудь поесть. Вы должны найти Николаса, он так хочет рассказать вам о своей шляпе!
Передышка была короткой. В девять часов вечера буры возобновили артиллерийский обстрел, и для Кимберли наступила вторая жуткая ночь. Лора была слишком утомлена, чтобы оставаться на ногах. Она легла с Мирандой в постель, чтобы немного отдохнуть, не переставая поглядывать на свои верные старые часы, которые стояли на столике у кровати. Но стрельба продолжалась; каждый ночной взрыв вызывал больше ужаса, чем десять при свете дня.
Рассвет, однако, не принес спокойствия. Снаряды падали во всех частях города; женщина и ее шестилетний ребенок погибли в собственном доме во время завтрака. Буры сделали сорокапятиминутную передышку на ленч и в два часа продолжили обстрел города. Сначала раздавался выстрел, потом предупреждающий свист, затем звук следующего выстрела еще до того, как разорвался первый снаряд. Пушки стреляли с большого расстояниями проходило 10–15 секунд, прежде чем человек мог убедиться, что его черед еще не настал. Если бы пушки находились ближе к городу, разрушений было бы больше, но ожидание взрыва не было бы таким мучительным. Снаряды сыпались на город весь день; наконец в шесть часов вечера все стихло.
При этом буры еще не использовали «Длинного Тома».
— Это продолжается уже сорок восемь часов, — Лора так устала, что едва могла говорить. — Господи, пусть сегодня они оставят нас в покое!
— Потери на удивление невелики, — сказал Николас, — но ситуация тяжелая.
— Сегодня я ложусь спать, что бы они ни делали, — сказала Лора. — А завтра нам надо вырыть какое-нибудь убежище. Мы не переживем еще одну такую ночь.
Ночь, однако, прошла спокойно, и они хорошо отдохнули. Утром они вышли на лужайку и выбрали место, потом Мэтью прислал слуг с ломами и лопатами копать убежище.
Когда оно было готово, то оказалось сырой и мрачной ямой. Убежище плохо проветривалось, но атмосфера снаружи была настолько пропитана дымом и запахом пороха, что это уже не имело значения. Помогая закрывать крышу дерном, Лора размышляла о том, что такое убежище не обеспечит полной безопасности, но может защитить хотя бы от осколков. Она чувствовала, что Мэтью и Николас явно преувеличивают надежность такого укрытия, но они действовали из лучших побуждений.
Убежище очень напоминало могилу, и у Лоры вновь начался приступ клаустрофобии.
Вдруг она вспомнила, что сегодня день ее рождения.
— Бедняжка Энн, — бормотал Николас. — Она так гордилась своим прекрасным садом.
— Сейчас не время для сентиментов, — резко сказал Мэтью. — Неужели ты думаешь, что Энн пожалела бы несколько метров лужайки и пару розовых кустов, когда жизнь Миранды в опасности? — У Лоры замерло сердце. Это был первый раз, когда Мэтью признал серьезность угрозы.
— Еще одцн воздушный шар, — вяло сказала Лора. — По крайней мере, Метьюен со своими войсками еще здесь. Вы помните, Николас, как мы были счастливы, когда в первый раз увидели разведывательный воздушный шар и услышали залпы английских пушек? Это было почти два месяца назад. Какой насмешкой это все оказалось.
— Мы должны видеть в каждом событии светлую сторону, Лора. Тот ужасный сорокавосьмичасовой обстрел больше не повторился, а ваша походная кухня имеет успех.
— Качество супа ухудшается день ото дня, — грустно вздохнула Лора. — Больше нет приправ, и маисовой крупы стало меньше, так что суп теперь менее густой и наваристый. И я начинаю думать, что в него кладут уже конину.
— Суп стал абсолютно необходим, — заверил ее Николас. — И что особенно важно, он нравится людям.
— Это потому, что они очень голодны. — Голос Лоры дрогнул. — Я слышала, что на черном рьшке продают котят по пять шиллингов шесть пенсов. Она помедлила и сделала над собой усилие, чтобы справиться со своим плохим настроением. — Боюсь, что я еще больше разрушила сад вашей сестры. В городе начата компания по выращиванию овощей, и я решила в ней участвовать. Мы с Мирандой уже посадили кое-что, а если наши войска будут продвигаться нам на помощь с такой скоростью, как теперь, то я почти не сомневаюсь, что мы еще соберем урожай.
— Что бы мы делали без вас, Лора? — Как обычно они сидели вдвоем на веранде в то время, как Миранда спала после обеда, а Мэтью был занят своими делами. Николас перевел взгляд на Лору. — Честно сказать, мне даже не хочется думать, как мы будем обходиться без вас. Ни сейчас, ни после осады.
— Я по-прежнему буду рядом, — засмеялась Лора, — если только сэр Мэтью не уволит меня.
— Вы же не можете всю жизнь быть гувернанткой. Разве вам никогда не хотелось выйти замуж?
— Был такой момент, — задумчиво сказала она, — но я так привязалась к Миранде, что не могу ее покинуть. К тому же, вы понимаете, как трудно бедной девушке найти себе мужа.
— Значит деньги — единственная проблема? — оживился он. — Вам не стоит беспокоиться о деньгах, у меня их много.
— Я не понимаю, — озадаченно произнесла Лора, — причем здесь ваши деньги?
Николас откашлялся и вытер лоб платком.
— Дело в том, что я подумал, не согласитесь ли вы выйти за меня замуж.
— З-з-замуж за вас! — заикаясь, произнесла Лора. Предложение было для нее таким шоком, что она совсем растерялась и лишь молча смотрела на него.
— Я понимаю, что такая идея даже не приходила вам в голову, — удрученно сказал Николас. — Я не такой уж завидный жених. В отцы вам гожусь.
— Не такой уж завидный жених! — Лора удивленно посмотрела на него. — Лорд Николас, вы гораздо выше меня по положению! Вы могли бы выбрать невесту из высшего света Лондона.
— Да, — честно признался он, — но я не встречал никого, на ком бы мне хотелось жениться. Достаточно хорошенькие, большинство из них богатые и из хороших семей, но я всегда чувствовал, что они станут как их мамаши — напористыми, во все сующими свой нос, навязчивыми. А вы гораздо красивее, чем они и образованнее, вы прекрасно держитесь в нашей трудной ситуации. Но это еще не все, — он помедлил и откашлялся. — С вами я чувствую себя спокойно и хорошо, — смущенно произнес он. — Мне нравится быть рядом с вами, и еще никто не вызывал у меня такого чувства.
— Вы самый милый и приятный человек, — прошептала Лора. Ей очень хотелось сделать его счастливым, но она не верила, что брак между ними возможен. Она никогда не думала о таких отношениях. Он действительно годился ей в отцы, но ведь и Мэтью тоже. Все различие было в том, что Николас и внешне походил на отца или дядюшку, а Мэтью… нет.
Николас смотрел на нее с напряженным вниманием, ожидая ответа.
— Я бесконечно польщена, лорд Николас, но мне кажется, на вас повлияли необычные условия, в которых мы находимся. Вы будете воспринимать все иначе, когда мы окажемся в Англии и вернемся к нормальной жизни.
— Нет, — настойчиво сказал он.
— Между нами огромная пропасть нашего социального положения, — мягко напомнила она ему. — Вы — сын герцога, а я — всего лишь гувернантка. Ваша семья и друзья придут в ужас от такого мезальянса.
— Вы нравитесь Мэтью, а для меня имеет значение только его мнение. Пожалуйста, Лора, скажите «да», — умоляюще произнес он. — Или я вам совершенно безразличен?
— Вы мне очень нравитесь, — сказала Лора со всей искренностью. — Но я чувствую, что было бы ошибкой связать наши судьбы сейчас. Ваше предложение — самый большой комплимент, который я когда-либо получала и вряд ли еще получу. Однако, я предлагаю подождать, пока мы не вернемся домой.
С этим Николас вынужден был согласиться. Лора не хотела причинять ему боль, но разочарование ясно читалось на его лице. Атмосфера стала натянутой, и Лора грустно подумала, что их отношения уже не смогут быть прежними. А может, все дело было в нестерпимой жаре и зловещей тишине, которая висела над Кимберли, как перед бурей, и вызывала у нее такое ощущение неловкости.
И без всякого предупреждения буря грянула.
Странный гул раздался в воздухе. Затем последовал свист снаряда — и через несколько мгновений раздался взрыв небывалой силы.
Такого звука еще не слышали в Кимберли. Лора и Николас застыли на веранде и молча посмотрели друг на друга. Лора поняла, что буры, наконец, привезли большую пушку, и наступил кризис.
Она бросилась в дом, где не было никого, кроме спящей Миранды. Слуги уже попрятались кто где. Лора быстро одела девочку, сунула ей в руки куклу и потащила ее через лужайку в убежище. Николас положил мешки с землей над входом, оставив только небольшие отверстия для воздуха и света.
— Неплохо, — с облегчением произнесла Лора. — Здесь на удивление прохладно, и света вполне достаточно, чтобы видеть друг друга. Миранда, ты видишь меня?
Девочка не ответила.
— Я спросила, видишь ли ты меня, Миранда.
Ответа опять не последовало.
— С тобой все в порядке? — крикнула Лора ей прямо в ухо.
— Да, спасибо, — ответила Миранда совершенно нормальным тоном.
— Ты должна сразу отвечать Лоре, когда она тебя спрашивает, — укоризненно сказал Николас.
— Она хорошая девочка, — прошептала Лора, погладив Миранду по головке. — Она будет отвечать, когда сможет, правда, дорогая?
Убежище лучше защищало от шума, чем стены дома — мешки с землей поглощали звуки канонады. Лора скорее ощущала кожей чем слышала разрывы снарядов и едва различала гул выстрелов. Но она почему-то испытывала большее напряжение и все время смотрела на «крышу», ожидая, что на нее в любой момент может упасть снаряд. Она старалась не думать о Мэтью, но когда в шесть часов он заглянул в убежище, она вздохнула с облегчением.
— Можете выйти. Они, кажется, сделали передышку.
Лора подала ему Миранду и вслед за ней выбралась из убежища. Взглянув на Мэтью, она в ужасе воскликнула:
— Вы ранены!
У него была разорвана рубашка, лицо поцарапано и кровоточило.
— Пустяки, — спокойно ответил он. — Снаряды рвались на рыночной площади прямо на мостовой, и осколки булыжников разлетались в разные стороны, причиняя больше повреждений, чем сами снаряды.
— Большие потери?
— Есть раненые, но никто не погиб.
— Мы ведь ведем ответный огонь? — спросила Лора. — «Длинный Сесил» может достать их пушку?
— К сожалению, нет, — ответил Мэтью. — У «Длинного Тома» дальность десять тысяч ярдов. Это почти шесть миль! Даже шедевр Лабрама не может достать до него. Да, мы ведем ответный огонь — но больше для того, чтобы насолить им.
— А их снаряды очень большие?
— Для сравнения скажу, что те снаряды, к которым мы уже привыкли, пробки от бутылок по сравнению с ними.
На следующий день обстрел начался в четыре часа пополудни и продолжался до шести. По такому случаю Мэтью тоже залез в убежище, и каким же тесным оно сразу показалось. Но его присутствие внесло уверенность и спокойствие. Взяв Миранду на руки, он рассказывал им истории о своих первых годах жизни в Кимберли, которые всех увлекали. Прижатая к нему в темноте, остро ощущая близость его тела и время от времени чувствуя дружеское пожатие руки Николаса, Лора не заметила, как пролетело время. В сумерках она выбралась из убежища счастливая и веселая — и тут же ее охватило чувство стыда и страха при виде горящих домов. Позднее они узнали, что «Длинный Том» получил свои первые жертвы.
Третий день был еще хуже. Начавшийся в шесть часов утра обстрел города продолжался до наступления ночи. Весь день несущие смерть снаряды градом сыпались на город с поразительной интенсивностью. Мэтью сделал несколько вылазок в город, чтобы узнать новости, а Николас ходил в дом за едой. Первое сообщение у было о гибели женщины и маленького ребенка, которые вышли из укрытия, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Обстрел продолжался с неослабевающей силой, разрушая дома и наполняя сердца жаждой мщения. Впервые за все четыре месяца осады в городе замерла деловая жизнь.
В конце этой трагической пятницы по городу распространилась самая худшая новость. Джордж Лабрам был убит снарядом в Гранд-отеле. Мэтью сидел в гостиной, закрыв лицо руками, не обращая внимания на обстрел. У него не укладывалось в голове, что Лабрам погиб; тот, кто построил знаменитого «Длинного Сесила», пал жертвой аналогичной пушки. Действительно, горькая ирония судьбы.
Несмотря на все опасения в субботу утром обстрел не возобновился. В Кимберли перевели дух и приготовились похоронить погибших. В четыре часа дня по-прежнему было тихо, и Лора решила, что можно рискнуть выйти на улицу. У них кончились все припасы.
— Может быть, пойду я? — спросил Николас.
— Спасибо, но будет быстрее и проще, если пойду я сама. Мне придется искать, какие магазины открыты.
— Я пойду с вами, — неожиданно сказал Мэтью. — Николас, ты присмотришь за Мирандой? Мне нужно узнать, как идет подготовка к похоронам Лабрама.
Впервые за многие дни оставшись с ним наедине, Лора почувствовала, как смущение охватывает ее. Он молча шагал рядом с ней, и она отчаянно искала тему для разговора.
— Пушки лорда Метьюена очень слабо слышны на расстоянии. Интересно, они слышат, как буры обстреливают город? — сказала она.
— Конечно. Они точно знают, что происходит здесь, и, конечно, попробуют что-нибудь предпринять, чтобы помочь нам.
— Предположим, — медленно произнесла Лора, — что они еще долго не смогут это сделать? А ведь ситуация у нас критическая, верно? Буры не будут стрелять из своей большой пушки до тех пор, пока не убедятся, что у нас кончились все продукты, и тогда их удары станут последней каплей в море наших страданий. И они продолжат обстрел, чтобы вынудить нас сдаться или захватят город силой?
— Да.
— Предположим, они захватят город силой. Что произойдет?
Мэтью улыбнулся.
— Классическое образование привело к тому, что у вас слишком разыгралось воображение. Вы сразу предоставили себе живописные картины и жуткие сцены последствий падения Трои, мисс Воэн. Маловероятно, что буры будут насиловать и мародерствовать — ну, может быть, ограбят несколько домов. Вы — англичанка, но вы к тому же белая, а буры не причинят вреда белой женщине.
— Однако, они уже убили нескольких своими снарядами.
— Они бы предпочли убить английских солдат.
— Значит Миранда будет в безопасности, если город падет?
— В полной безопасности. Но вы же не предлагаете сдаться, мисс Воэн?
— Сдаться? Никогда! Королевский флаг развевается над Кимберли, и им не удастся втоптать его в грязь!
Они дошли до главной улицы, но Лора с ужасом обнаружила, что центр города почти пуст.
— Я вижу, что все магазины закрыты, — разочарованно произнесла она. — Я надеялась купить хотя бы хлеба. Может быть…
Слова замерли у нее на губах, и они оба застыли на месте, когда хрупкую тишину разорвал грохот выстрела большой пушки. Оказавшись на середине улицы, Лора почувствовала, будто ее ноги вросли в землю, и хотя ей хотелось зарыться в землю, она не могла сдвинуться с места. Зловещее шипение снаряда становилось все громче, и ее пронзило ощущение, что он нацелен прямо в нее.
Вдруг она почувствовала, что ее оторвали от мостовой, перенесли на обочину дороги и бесцеремонно бросили на землю. Раздался треск, похожий на раскат грома, и воздух наполнился дымом и пылью, ядовитым запахом пороха и разлетающимися осколками. Лора не была уверена, отбросило ли ее взрывной волной или ее перенес Мэтью — она только знала, что находится сейчас между жесткой землей и его крепким телом, которым он прикрыл ее от осколков. Она лежала, прижавшись головой к его плечу, и удивлялась, что и в минуту опасности можно быть счастливой. Когда грохот стих, Мэтью немного подвинулся и взглянул ей в лицо. В клубящемся дыму они смотрели друг другу в глаза, и Лора видела только губы Мэтью, к которым ее так безудержно влекло. Когда губы Мэтью прижались к ее губам, они чуть приоткрылись, и язык Мэтью проник внутрь, а его руки крепче сжали ее тело. Казалось, все замерло вокруг, когда они слились в жадном поцелуе, и Лора ощущала в себе лишь одно желание: принадлежать ему душой и телом.
Но он оторвался от нее, вскочил на ноги и помог ей встать.
— Простите меня, — глухо произнес он. Он был потрясен силой своего желания, но Николас сделал ей предложение, а он ни за что не мог причинить боль своему другу.
— За что? — Ее волосы растрепались, и она отбросила прядь, упавшую ей на глаза.
— Мне кажется, среди людей любого социального положения считается непорядочным целовать девушку своего лучшего друга.
— Я, — начала Лора. Тут она увидела какое-то движение на противоположной стороне улицы. — Булочная открыта! — воскликнула она.
Мэтью отряхивал свой костюм с таким смущением, как будто внезапно подумал, что кто-то мог увидеть, как сэр Мэтью Брайт целует гувернантку на пыльной земле главной улицы среди бела дня.
— Вы идете домой, — сказал он. — Слышите, пушка опять стреляет.
— Бессмысленно спасаться от снарядов, чтобы умереть с голоду, — заметила Лора.
Она купила хлеба, и они побежали назад тем же путем, которым пришли, преследуемые грохотом выстрелов. Путь был долгим, но сегодня он казался Лоре бесконечным; ослабевшая из-за плохого питания, она едва поспевала за Мэтью.
— Возьмите хлеб и идите вперед! — попросила она.
— Вы думаете, я оставлю вас здесь одну? — он взял ее за руку и потащил за собой.
Когда они добрались до дома, обстрел прекратился, но едва Лора успела поставить на стол хлеб и чайник жидкого чая, как «Длинный Том» заговорил вновь. Они успели выбежать в сад, когда поблизости раздался взрыв такой силы, что Миранда закричала и зажала уши руками. Она продолжала плакать, когда они уже были в убежище, и не успокоилась даже на руках у Мэтью.
— Моя кукла, — всхлипывала она. — Я оставила ее в доме, она может пострадать.
— Я принесу ее тебе, — пообещал Мэтью.
— Нет, оставайся с ребенком, пойду я. — Николас сделал отверстие в крыше и вылез наверх. — Я скоро вернусь.
Отверстие в «крыше» убежища было не слишком велико, но поразительно, как грохот взрывов стал сразу проникать внутрь.
— Кажется, сегодня они обстреливают нашу часть города, — заметил Мэтью. Вдруг он усмехнулся. — Я почему-то подумал о своих родственниках. Могу себе представить, как они не пускают сюда Джулию, готовую воевать с бурами, размахивая зонтиком.
Лора напрягала слух, чтобы расслышать шаги возвращающегося Николаса, но то, что она услышала, было менее утешительным. Вой летящего снаряда стал оглушительным; казалось, он просвистел прямо над их головами, заставив Миранду вновь заплакать. Он с ревом взорвался, и земля содрогнулась, как при землетрясении. Ночь над их головами превратилась в день.
— Снаряд попал в дом! Ники! — Мэтью опустил Миранду на пол и выскочил из укрытия.
Лора бросилась за ним и только увидела его темный силуэт на фоне стены огня, потом Мэтью исчез в горящем доме. Огонь охватил ту его часть, где находилась гостиная. Если Николас был в детской, он мог и не пострадать, но если он уже подошел к выходу в сад… а теперь там был Мэтью…
У Лоры вырвался возглас радости, когда она увидела, как из огня появилась фигура Мэтью. Она бросилась ему навстречу. Он что-то нес на плече, а рубашка у него на боку уже загорелась. Лора поспешно разорвала свою нижнюю юбку, и когда Мэтью опустил свою ношу на землю, она набросила ткань ему на плечи, чтобы погасить огонь.
Он отстранил ее и склонился над своим другом.
— Со мной все в порядке. Ники! Как ты? Ответь мне! Ради всего святого, ответь мне!
Лора наклонилась над неподвижной фигурой, распростертой на земле, и в свете пожара увидела ужасную рану на лбу Николаса; страх сдавил ей горло. Когда она осторожно пощупала его пульс, то поняла, что случилось самое худшее.
С глубокой грустью и состраданием она взглянула на измученное лицо Мэтью, освещенное зловещим светом пожара.
— Он мертв, Мэтью. Мне очень жаль.
— Нет. — Мэтью сердито потряс головой. — Он не может умереть. Только не Ники. Я не верю. — Он тихонько похлопал Николаса по щеке и потряс его за плечо. — Ники, очнись. Пойдем, старина. Все будет в порядке.
Пронзительные звуки со стороны дома возвестили, что прибыла пожарная команда.
Лора встала рядом с Мэтью и попыталась увести его прочь.
— Николас мертв, Мэтью. Сейчас ты ничего не можешь для него сделать. Ты должен думать о своей безопасности.
Вдруг она увидела что-то на траве. Кукла Миранды… Должна быть, Николас спрятал ее под пиджак, и она осталась невредимой. Со всей силы Лора оторвала Мэтью от мертвого тела и сунула ему в руку куклу.
— Ты нужен Миранде. Она осталась одна в убежище, ей страшно, она плачет. Возьми куклу и иди к ней!
Как во сне, он поплелся к убежищу и скрылся в нем. Взяв себя в руки, Лора оттащила тело Николаса подальше от дома. Потом, не обращая внимания на падающие горящие обломки, она побежала к пожарным с просьбой прислать скорее врача. Потом она с сожалением смотрела, как драгоценную воду расходуют на тушение пожара и, когда огонь в гостиной и столовой был потушен, вернулась в сад.
Миранда спала на руках отца, крепко прижав к себе куклу. Лора не видела в темноте лица Мэтью, но его страдание, казалось, передавалось и ей.
— Рука болит?
— Я ничего не чувствую, — ответил он.
Лора села рядом, желая утешить его, но не решаясь нарушить его печаль. Они долго сидели молча, потом Лора осторожно коснулась его руки. Мэтью крепко сжал ее, и девушка решилась ближе придвинуться к нему. Так они и просидели до полуночи, когда обстрел прекратился, и что-то похожее на тишину опустилось на город и его измученных жителей.
Выбравшись из убежища, Мэтью поспешил к телу друга, а Лора тщательно обследовала весь дом. Он был низким, одноэтажным строением, и пожарные заверили, что оставшаяся его часть вполне безопасна. Лора осторожно перенесла Миранду через развалины к проходу, ведущему в спальни. Запах стоял ужасный, но все осталось нетронутым. Лора зашла в свою спальню, положила спящую девочку на кровать и вернулась к Мэтью.
— Мы должны перенести его в дом, — сказала она самым решительным тоном. — Вы возьмете его за плечи, а я за ноги.
Очень нежно, как будто любое движение могло причинить ему боль, они перенесли Николаса в его спальню и положили на кровать. Вскоре пришел врач. Лора зажгла лампу и вскрикнула при виде сильных ожогов на левой руке и предплечье Мэтью. Врач перевязал раны и дал Мэтью снотворное, которое тот принял без всяких возражений и пошел спать. Врач предложил и Лоре принять лекарство.
У нее было искушение согласиться. Она была так измучена и убита горем, что сон казался ей несбыточной мечтой.
— Нет. — Она покачала головой. — Один из нас должен бодрствовать на случай, если обстрел начнется вновь.
— Но уже перевалило за полночь. Сегодня воскресенье.
— Сэру Мэтью или Миранде может что-нибудь понадобиться. — Лора устало улыбнулась. — Буры стараются лишить нас сна, как и всего прочего.
Когда врач ушел, Лора прилегла радом с Мирандой. Она повернула голову, чтобы видеть время на часах, стоявших на столике у кровати, и у нее замерло сердце. Ее старые верные часы остановились. Их опрокинуло взрывной волной, и циферблат треснул. Лора схватила их и лихорадочно попыталась завести, но все было напрасно. Дрожащими руками она поставила часы на столик и долго лежала в темноте без сна. Кроме всех прочих проблем ей еще нужно было преодолеть свое давнее суеверие, что когда остановятся часы, то прервется и ее жизнь.
Мэтью проснулся от ощущения сильного беспокойства, напрягся, собираясь с мыслями, и вдруг вспомнил… Боль пронзила его, он закрыл глаза и уткнулся лицом в подушку. Потеря Николаса оставила в его душе пустоту, которую, он знал, никто не сможет заполнить.
Ужасное чувство вины охватило его. Это он уговорил Николаса поехать в Кимберли, он настоял, чтобы они остались. Мэтью вдруг подумал, что в смерти Николаса есть и его вина. И он мысленно вспомнил всех других людей, которым причинил боль.
Потом перед ним всплыло спокойное доброе лицо Николаса, и вместе с этим пришло утешение. Мэтью был уверен, что их дружба и преданность друг другу были всегда важны для обоих. Николас, без сомнения, знал, что Мэтью никогда намеренно не причинит ему зла. Эта уверенность придала Мэтью сил. Похоронив мертвых, он должен подумать о живых: Миранда и Лора должны выжить.
Мэтью оделся, управляясь лишь одной рукой, и поспешил покинуть дом. Он пошел позаботиться о похоронах и созвать экстренное собрание директоров «Даймонд Компани», потом вернулся, чтобы сообщить Лоре, что Николаса будут хоронить вечером этого же дня, пока длится воскресная передышка. По всему городу делались укрепления, и люди даже рыли ниши в грудах пустой породы, чтобы превратить их в убежища.
— Компания выдвинула предложение по обеспечению безопасности женщин и детей, и Кекуидж поддержал нас. Сегодня днем вы с Мирандой спуститесь в шахту вместе со всеми.
Лора почувствовала, будто чья-то рука сжимает ей горло, лишая возможности дышать.
— Туннели обеспечат надежную защиту, — продолжал Мэтью. — Даже если снаряд упадет в открытый вход в шахту, он не разрушит подземные отсеки.
«Я не выдержу этого, — отчаянно подумала Дора, — я просто не выдержу».
— Я лучше останусь с вами, — вырвалось у нее.
— Меня здесь не будет, предстоит много дел. Как директор шахты, я несу всю ответственность за безопасность ее обитателей.
— Как вы будете работать? — Она указала на повязку. — Что вы можете сделать одной рукой?
— Очень многое. В случае крайней необходимости я могу воспользоваться и раненой рукой. Лора, что случилось? Ты бледна как мел.
Я боюсь, хотела сказать она. Я ужасно боюсь спускаться в черную дыру и оказаться запертой под землей с тысячами таких же, как я. Я боюсь умереть там в огне или поддавшись панике, задыхаясь без воздуха и не имея возможности вырваться оттуда. Но если я скажу ему об этом, подумала она, он решит, что я не в состоянии позаботиться о Миранде.
— Меня опечалила смерть Николаса, вот и все.
— Моя бедная Лора. — Мэтью подошел к ней и заглянул ей в глаза. — В горе от своей потери я совсем забыл о тебе. Помни, что он любил тебя, и теперь единственное, что мы можем сделать для него, это сохранить тебя в безопасности.
— Я была не так близка ему, как вы думаете. Он просил меня выйти за него замуж, но я бы никогда не приняла его предложение. — Лора открыто посмотрела в глаза Мэтью, а того при ее словах охватило необыкновенное чувство облегчения. — Я никогда не думала о Николасе как о будущем муже. Но за то время, что я его знала, он стал мне настоящим другом, поэтому я хорошо понимаю, что чувствуете вы, потеряв такого человека.
— Он напоминал мне Энн, — медленно произнес Мэтью. — Или Энн напоминала мне его? Я никогда не был уверен, что преобладало, и какая любовь была сильнее. Я только знаю, что с каждым днем я все больше чувствую эту потерю. — Тут он решил перейти к практическим делам. — А теперь ты отведешь Миранду в шахту?
— Это безопасное место?
— Несомненно.
— Тогда мы пойдем.
— Хорошо, но в этом случае позволь мне использовать свое влияние, чтобы обеспечить вам некоторые привилегии. Там может не хватить места для всех женщин и детей, поэтому я хочу устроить вас первыми.
Лора открыла было рот, чтобы возразить, но он схватил ее за руку и резко встряхнул.
— Я сам начал рыть эту шахту, Лора! Тридцать лет назад я пришел сюда и начал ковырять эту землю, можно сказать, голыми руками! Теперь эта шахта спасет мою дочь. И тебя тоже.
— Хорошо. — Она помедлила. — А как же похороны Николаса? — опросила она.
— Мне очень жаль, но ты не сможешь присутствовать на них. Это все равно было бы трудно сделать, потому что я не хочу, чтобы Миранда была там. Не волнуйся, я буду не один. Многие придут проводить его в последний путь.
— Помолитесь за него вместо меня, — прошептала она, и ее глаза наполнились слезами.
— Непременно, — пообещал он.
В четыре часа Мэтью проводил их к надшахтному копру «Кимберли Майн». Лора связала в узел спальные принадлежности и одежду и захватила корзинку с едой и посудой. По улицам города тянулись процессии таких же нагруженных людей, а у входа в шахту уже собралась большая толпа. Пока Мэтью протискивался вперед, Лора заметила вокруг много испуганных женских лиц. Видимо, она была не единственная, кто с тревогой думал о спуске под землю.
Вагонетка уже стояла наготове у входа в штольню, но Лора старалась не смотреть на нее.
— Все туннели были проверены сегодня утром, — сказал ей Мэтью. — В некоторых довольно сыро, но я велел, чтобы вас разместили в самом сухом.
— А вы что будете делать?
— Я останусь здесь наблюдать за спуском, и сделаю перерыв, только чтобы принять участие в похоронах. Я думаю, чтобы спустить всю эту толпу вниз, потребуется целый вечер, потому что вагонетка вмещает всего восемь человек, а у многих большой багаж. Если всем здесь не хватит места, оставшихся разместим в пещерах, образовавшихся в отвалах породы. К полуночи мы должны разместить всех в безопасных местах на случай, если буры опять откроют огонь.
— А где вы будете спать? Не в доме, надеюсь?
— Я останусь у Родса, его дом стал штабом для гражданского населения. Драгоценности и другие ценные вещи я запру в сейфе компании. Есть еще кое-что, о чем я хотел бы сказать, — и он отвел Лору в сторону и серьезно посмотрел на нее. — Может случиться, что я кончу так же, как Николас, — тихо сказал он. — Если это произойдет, ты должна сразу же идти к Родсу или кому-нибудь из директоров. Они позаботятся о тебе и Миранде и дадут денег для возвращения домой. Ты меня поняла?
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
— Отлично! Вам пора садиться в вагонетку. Надо начинать спускать людей, а то мы не управимся до полуночи.
Пять женщин и девочка лет десяти уже сидели в вагонетке. Она очень походила на повозку, на которых когда-то возили осужденных на гильотину. Мэтью поцеловал Миранду и, подняв ее одной рукой, передала Лоре. Когда их вещи были уложены, вагонетка окончательно заполнилась. Мэтью погладил Миранду по голове и положил руку Лоре на плечо.
— Позаботься о ней вместо меня, — прошептал он. — Никому на свете, кроме тебя, я не доверил бы ее. Береги ее и себя тоже.
Прежде чем Лора успела ответить, он подал сигнал. Со скрежетом механизм заработал, и вагонетка заскользила вперед по рельсам в темноту, и солнечный свет померк. Лора обняла Миранду за плечи и закрыла глаза, ощущая движение вагонетки, но стараясь не думать о том расстоянии, на которое они удалялись от входа. Жаркий влажный воздух овевал ее лицо; она сидела напряженная и испуганная все время, пока вагонетка уходила на сотни метров в душную мглу.
Наконец движение прекратилось, Лора открыла глаза и увидела, что они находятся в большом продолговатом помещении, откуда уходили в разные стороны многочисленные туннели. Группа рабочих шахты ждала прибывших, и когда вагонетка ушла вверх за следующей партией, один из мужчин, высоко подняв над головой лампу, повел женщин по главному туннелю. Его стены были обшиты досками, они были влажные и покрыты плесенью. Мигающий фонарь давал слабый свет, а единственным звуком в неподвижном воздухе был лишь звук их шагов. Сзади шли другие мужчины и несли их вещи; их помощь скоро понадобилась, когда проводник остановился у дыры в потолке туннеля. Лора разглядела контуры металлических скоб, вбитых в стену вместо ступеней, которые уходили вверх по этой «печной трубе». Она с ужасом поняла, что им тоже придется подниматься по этим ступеням, когда их проводник полез наверх и скрылся из виду. Лора в испуге посмотрела на Миранду: девочка была слишком мала, чтобы забраться туда без посторонней помощи. Но она напрасно беспокоилась, потому что высокий мужчина, оставив вещи, подхватил на руки Миранду с ее любимой куклой и легко понес наверх. Когда очередь дошла до Лоры, она сжала зубы и решительно заставила себя подниматься. Фонарь наверху освещал лестницу, и Лора вскоре добралась туда, едва переводя дыхание от усилий и духоты.
Она оказалась в пещере размерами примерно десять на шесть футов и высотой в рост не слишком высокого человека.
— Вы поднимались не зря, леди, — сказал один из провожатых. — Это самое сухое место в шахте. Здесь вам будет лучше, чем в туннеле.
— Мне кажется неправильным, что мы получили такое хорошое помещение, — возразила Лора, но мужчина только пожал плечами.
— Кто-то все равно получил бы лучшее место, так почему не вы?
Положив на пол пещеры их пожитки, мужчины ушли встречать новую группу женщин и детей. Однако, они оставили лампу, которая давала хоть какой-то свет. Некоторые женщины достали свечи, но их предупредили, что нельзя их зажигать надолго, потому что в шахте ощущается недостаток кислорода.
Все занялись устройством места для сна и размещением своих вещей. К счастью десятилетняя девочка проявила интерес к Миранде, и скоро они обе уже играли в куклы. Лора выяснила, что две женщины были женами директоров компании, а остальные — женами старших служащих. Они оказались милыми и приятными женщинами, а когда из туннеля донесся гул голосов большого скопления людей, Лора начала испытывать чувство благодарности за то, что Мэтью настоял на этих небольших привилегиях для нее. В сравнительном уединении пещеры и в хорошей компании ей будет легче выдержать это испытание.
Она уже начала терять ощущение времени; и хотя в шахте стоял шум, снаружи сюда не долетало ни звука. Казалось, что прошел не один час, прежде чем им сначала принесли кувщин холодной воды, а потом чай и, наконец, ведро для их «нужд», как сказал принесший его мужчина.
Когда они съели часть своих припасов и выпили чая, Лора начала понимать сложность задачи, которая стояла перед служащими «Даймонд Компани», взявшими на себя заботу о тысячах женщин и детей. Она подумала о Мэтью и, представив себе печальный кортеж, направляющийся на кладбище, беззвучно помолилась за Николаса.
Потом в пещеру поднялся мужчина.
— Время уже одиннадцать часов, леди, и директора объявили, что все туннели «Кимберли-Майн» заполнены. — Он немного опустил лампу, чтобы было видно отверстие в полу, ведущее на лестницу. — Постарайтесь заснуть. На случай, если вам что-то понадобится, я буду дежурить внизу, у выхода в главный туннель.
Миранда уже спала. Как все добры, подумала Лора, очень добры. Когда в лабиринте наступила относительная тишина, она задремала и скоро заснула.
Утро понедельника тянулось очень медленно; хотелось пить и есть. Запертые в тесном пространстве туннелей и пещер, женщины страдали от жары и духоты плохо вентилируемых помещений. Скоро их одежда пропиталась влагой и потом, волосы повисли влажными прядями. Любое движение утомляло, и они больше лежали на своих одеялах. Однако, им хватало сил, чтобы разговаривать, и голоса тысяч женщин и детей сливались в непрерывный гул.
Как и все женщины на свете, они больше всего волновались о безопасности своих мужчин. Было ужасно оказаться под землей, не имея ни малейшего представления о том, что происходит наверху. Наконец пришло сообщение, что очередной обстрел города начался в семь часов. Лора страстно хотела подняться наверх, чтобы быть в курсе развития событий и подышать свежим воздухом. Увидеть солнце и небо казалось сейчас самым прекрасным. Но она знала, что их испытания еще только начались, и она должна быть терпеливой.
Женщин заверили, что обстрел не принес новых жертв. Но Мэтью все не приходил.
Он пришел лишь во вторник, и у Лоры радостно забилось сердце, когда его золотая голова появилась в отверстии в полу пещеры. Он обнял Миранду и сообщил взволнованным женщинам последние новости.
Улицы города совершенно опустели, весь налаженный механизм жизни и работы его жителей остановился. Зловещее безмолвие опустилось на Алмазный город. Буры вновь предприняли обстрел, но снаряды уже падали на покинутые дома. Грохот взрывов странным эхом разносился по пустым улицам, и Кимберли казался городом-призраком, на который напали демоны.
— Ничего не может быть хуже, чем шум здесь внизу, — заявила Лора. — Этот гул никогда не прекращается: младенцы плачут, дети кричат, женщины громко разговаривают. Постоянно доносится шум механизмов, а внизу в туннеле женщины ссорятся из-за места и обвиняют друг друга в воровстве. Нам здесь еще повезло, — и она улыбнулась своим подругам по несчастью. — Мы избавлены от самого худшего.
— Потерпите. Кстати, у меня есть для вас сюрприз.
Он подал ей корзиночку. Лора сняла покрывавший ее платок и вскрикнула от удивления.
— Виноград! Я не верю своим глазам. Виноград на сто одиннадцатый день осады! Это, должно быть, мираж.
— Он настоящий, уверяю тебя. Это подарок от Родса. Все эти месяцы он заботливо выращивал его. Не смотри на меня таким взглядом, Лора. Винограда все равно не хватило бы на всех, но вы с Мирандой единственные, кто получил такой подарок.
Лора с благоговением посмотрела на спелые гроздья.
— Мы сидим в самом сердце алмазных копей, но сейчас этот виноград гораздо дороже всех алмазов.
В среду 14 февраля был день Святого Валентина, и ранним утром на город посыпались «валентинки». Но в катакомбах шутили, что получатели благополучно сменили свои адреса, и «поздравления» не застали их дома. Появились слухи, что над городом опять летал воздушный шар, что буры чем-то обеспокоены, и что на кордоне, ближайшем к реке Моддер, было отмечено оживление. Эти слухи были встречены с недоверием. Слишком много несбывшихся ожиданий было за это время.
Но когда день подошел к концу, поступили новые сообщения. Снаряд попал в дом Родса. У Лоры замерло сердце, но нет, пострадала только его пекарня, и Лора воспрянула духом. Шепотом передавали известия о том, что буры свертывают свои позиции, и что городская гвардия Кимберли уже совершила одну вылазку на позиции противника.
Лоре опять захотелось выйти наверх и самой узнать правду. Однако, она боялась, что даже если она решится совершить подъем в вагонетке, то ей уже ни за что не хватит мужества вернуться в душную и сырую атмосферу подземелья. К тому же, она не могла оставить Миранду и не решалась навлечь на себя гнев Мэтью, забрав девочку из безопасного места.
Миранде быстро надоело общество другой девочки, и все долгие дни она как привязанная сидела возле Лоры. Всегда очень тихая, она стала еще более сдержанной, смущенной и испуганной в этой непривычной обстановке. Лора терпеливо старалась успокоить ее, но беспокойство и озабоченность все больше терзали ее, когда она окончательно убедилась в причине замкнутости Миранды.
В эту ночъ Лора не могла заснуть. Она беспокойно ворочалась, преследуемая мыслью о поломке своих часов и страшными историями, которые она читала об осадах городов. Осада Лакхнау длилась сто сорок два дня, на месяц больше, чем их изоляция. Четыре дня они провели в шахте; четыре месяца в осаде. Николас погиб, а Мэтью ранен и все время подвергается опасности; они с Мирандой грязные, усталые и голодные страдают от нехватки свежего воздуха. Сколько еще может выдержать человек? Сколько еще продержится Кимберли?
Ранним утром 11 февраля, в то время, когда Мэтью и Лора переносили тело Николаса в дом, Эдвард седлал лошадь и готовился оставить лагерь на реке Моддер. Предполагалось, что усиленная армия ударит во фланг буров на позициях в Магерсфонтейн, в отчаянной попытке прорваться к Кимберли.
Задача по освобождению Кимберли лежала на кавалерии под командованием полковника Френча. Как только армия зайдет во фланг главным силам буров, кавалерия должна будет прорвать позиции противника и галопом мчаться в Алмазный город, а пехота во главе с фельдмаршалом лордом Робертсом и генерал-майором лордом Китченером из Хартума маршем двинется на восток в Оранжевую республику продолжать военную кампанию.
Эдвард и его сослуживцы после стольких недель ожидания горели желанием вступить в бой. Они быстро и целеустремленно преодолели весь путь и с нетерпением ждали, когда подойдет пехота. За исключением небольших задержек в первые два дня все шло отлично, но во вторник 13 февраля ситуация резко изменилась. Кавалерия выступила очень поздно, когда жара уже начала сказываться. Они получили приказ форсировать реку Моддер, но чтобы добраться до реки, нужно было преодолеть двадцать пять миль высохшего, лишенного воды вельда. При форсировании реки лишь три человека получили ранения при обстреле бурами, но сорок лошадей пали от усталости и жажды, остальные пятьсот уже не смогли идти дальше. Мокрый от пота, усталый, измотанный Эдвард старался не выдать своих чувств, но ему было тяжело слышать пистолетные выстрелы, когда ветеринары пристреливали прекрасных животных.
Среда, четырнадцатое, стала самым тягостным для кавалерии днем, когда пришлось ждать подхода остальной армии к реке. Они должны были удерживать переправу для прохода пехоты, но их раздражала эта задержка, когда они так жаждали перейти к следующему этапу операции — ринуться на освобождение Кимберли. Полковник Френч провел весь день, обозревая местность, оценивая силы противника и дорабатывая свой план. В восемь часов утра 15 февраля последние подразделения пехоты форсировали Моддер, и теперь кавалерия могла свободно устремиться на помощь осажденному городу.
Когда Френч представил свой план, дрожь волнения пробежала по рядам кавалеристов. План был дерзким и рискованным, но при успехе способным показать английскую кавалерию в лучшем виде.
Буры занимали две выгодные позиции к северу от Моддера: гряду холмов на востоке и длинную горную цепь, которая протянулась к основному лагерю буров на западе. Между холмами и горным перевалом была длинная долина, которая, по мнению Френча, должна была быть самым слабым местом позиций буров.
— Помните, — сказал полковник, — что в нашу задачу не входит вступать в бой с бурами. Мы не собираемся разбивать их или брать в плен — во всяком случае сейчас. Наша задача — прорваться через их позиции и выйти на открытую местность, чтобы двинуться на помощь Кимберли.
Каждый кавалерист представил этот стремительный прорыв по длинной, уходящей вверх долине, и среди них не было никого, кто не хотел бы оказаться в авангарде этой славной скачки.
Боже, молился Эдвард, сделай так, чтобы послали нас! Позволь уланам отомстить за свое унижение, которое они испытали в прежних сражениях этой кампании!
Дивизия выступила утром в четверг, 15 февраля, под крики и приветствия пехоты, которая собралась посмотреть, как покидает лагерь колонна из восьми тысяч кавалеристов. Копыта лошадей поднимали облако пыли по всему пути следования колонны. Эдвард возлагал большие надежды на эту операцию. Бригада Гордона, в которую входил Девятый уланский полк, двигалась в авангарде; они первыми вышли из укрытия и оказались на открытой местности между рекой и долиной. Как только они появились, буры открыли винтовочный и артиллерийский огонь, но Френч приготовил им свой ответ. Пятьдесят шесть английских пушек открыли беглый огонь по позициям буров, и скоро холмы заволокло дымом и поднятой в воздух землей.
Тогда Френч отдал свой последний приказ. Перевал на западе долины казался менее укрепленным, чем холмы на востоке. Поэтому удар кавалерии был направлен влево от центра, на перевал. У Эдварда пела душа. Бригаде Гордона было приказано галопом добраться до дальнего перевала. За ними должны были последовать другие бригады, прикрываемые огнем артиллерии, которая присоединится к ним уже на перевале.
У Эдварда гулко стучало сердце, во рту пересохло. Его не пугала смерть или ранение, но он ужасно боялся чем-нибудь запятнать свое имя. Это было его первое настоящее сражение, и он вдруг забеспокоился, что может не выдержать.
Он занял свое место в первых рядах полка. Уланы развернулись в разомкнутый строй с интервалом в шесть-семь ярдов. За ними на расстоянии двадцати ярдов следовал таким же порядком Двенадцатый уланский полк. Прозвучал приказ: вынуть сабли из ножен, а копья опустить. Эдвард придержал своего коня, ожидая сигнала. Вперед! И они сорвались с места, ветер засвистел в ушах, копыта застучали по твердой земле — и внушающая ужас машина смерти покатилась по долине неудержимым потоком возбуждения и решимости. Никогда еще Эдвард не испытывал такого восхитительного ощущения, никогда не чувствовал себя единым целым со своими товарищами, которые сейчас вместе с ним неслись в густом облаке пыли среди разрывов снарядов и пуль, пролетавших над их головами.
Эдвард скакал с самого левого края, ближе к склону хребта, потом он решил, что пришло время продлить свой фланг. Он взял еще больше влево, и ему стали видны буры, бегущие из долины, чтобы скрыться на холме. Он увидел одного, пытающегося отползти в сторону, и без колебаний направил к нему своего коня. Жертва почувствовала его приближение и обернулась; выражение ужаса застыло на лице человека, когда он увидел Эдварда. Он начал поднимать винтовку, но было поздно. Огромный конь Эдварда в доли секунды преодолел расстояние между ними, а смертоносное копье уже было готово к удару. Эдвард поразил бура прямо в грудь; силой удара того отбросило на землю. Эдвард приподнялся в стременах, осадил коня и высвободил копье. Когда кровь хлынула из открытой раны, он нанес еще один удар, потом еще, чтобы по крайней мере этот бур уже никогда не мог представлять опасность. Потом он, опустив копье, устремился вслед за своими товарищами, волна уланов прокатилась по позициям буров и вырвалась на открытую местность.
Пока они отдыхали и перестраивались, Эдварда не покидало восторженное настроение и чувство облегчения. Он выдержал свое первое испытание и участвовал в операции, которая превзошла все его ожидания. Теперь остался только один слабый кордон буров, отделяющий их от Кимберли.
Утром в этот день Лора почувствовала, что не может больше выносить гнетущую атмосферу шахты. Они с Мирандой должны увидеть солнечный свет и вдохнуть свежего воздуха, чтобы окончательно не лишиться здоровья и рассудка. До обеда она надеялась, что Мэтью скоро придет, но когда он не появился, решила рискнуть навлечь на себя его гнев. Наведя справки, Лора выяснила, что утренний обстрел прекратился, а одно упоминание имени сэра Мэтью помогло ей добиться, чтобы Миранду спустили в туннель и им обеим дали возможность подняться на поверхность. К особому отношению, подумала она, очень легко привыкнуть.
Как чудесно было чувствовать тепло солнечных лучей на лице, но ее глаза не сразу привыкли к яркому свету дня после мрака подземелья. От отсутствия достаточного движения Лора ослабела и часто спотыкалась, пока вела Миранду по улице.
По дороге ей встретилась только одна женщина, зато мужчины довольно бодро спешили на расчистку развалин, оставленных артиллерией буров. Мужчина, проходивший мимо, широко улыбнулся и крикнул:
— Слышали новость? Наши войска подходят!
Лора недоверчиво посмотрела на него. Сколько раз она уже слышала эти слова!
Еще один прохожий крикнул ей те же слова, и Лора рассердилась. Неужели они думают, что она настолько наивна? Она больше не верила слухам. Она шла дальше, наслаждаясь свежим воздухом и небом над головой и надеясь встретить Мэтью. Они с Мирандой миновали квартал сильно пострадавших домов, и страх сжал сердце Лоры, заставив ее забыть обо всем. Вдруг Мэтью ранен или убит, а ей никто не сказал об этом.
Взволнованные группы людей стояли на улице, обсуждая слухи. Кто-то сказал Лоре, что к городу приближается крупное кавалерийское соединение.
— Я поверю этому, когда увижу все собственными глазами, — твердо заявила она.
Но разговоры становились более настойчивыми и уверенными по мере того, как она продвигалась к центру города. Люди забирались повыше и смотрели на юг. «Я вижу их! Вижу!» — услышала Лора чей-то крик. Она подняла глаза на башню надшахтного копра, где несколько мужчин махали платками и громко кричали, указывая на юг. Впервые ее сомнения сменились надеждой.
— Они идут, Миранда, мы должны увидеть их. Ты сможешь взобраться на эту гору породы? Пойдем, я помогу тебе.
Крепко держа Миранду за руку, Лора побежала к отвалу и присоединилась к толпе людей, взбирающихся по склону. И тут она увидела все своими глазами: огромное облако пыли, быстро приближавшееся к ним через вельд. Она не смогла сдержать слез, побежавших по щекам, и дала волю так долго сдерживаемым чувствам. А когда слезы высохли, Лору охватила ликующая радость. Колонна все приближалась. Уже были видны фигуры всадников. Толпа вокруг нее начала кричать, и сама Лора обнимала и хлопала по плечу совершенно чужих людей, у которых тоже были подозрительно влажные глаза. Со всех сторон доносились крики приветствия и радости. Люди стали спускаться на улицы, чтобы первыми приветствовать своих освободителей, но Лора подольше задержалась там, где была. Ей хотелось навсегда запечатлеть в памяти этот момент — великолепное зрелище армады английских кавалеристов, мчавшихся к городу.
Когда Лора с Мирандой вновь оказались на улице, главной мыслью Лоры было найти Мэтью. Однако она обнаружила, что не может идти в нужном направлении. Масса людей неудержимо несла ее к дороге, по которой кавалерия вступала в город. Усталый, запыленный авангард уже окружила восторженная толпа; все старались пожать им руки, похлопать по плечу или просто дотронуться до своих освободителей. Новость дошла до шахты, и подъемник работал без остановки, доставляя на поверхность женщин и детей. Лора упорно пробиралась сквозь смеющуюся, поющую, танцующую толпу к Кимберли-клубу. У входа она заметила Родса в его неизменном светлом костюме, и наконец со вздохом облегчения увидела Мэтью. Он был все в той же грязной рубашке, мятых брюках и пыльных сапогах, и с нежностью глядя на него, Лора вспомнила, каким безупречным был его вид, когда она впервые увидела его, спускающимся по ступеням дома на Парк-Лейн всего год назад.
— Вон там твой папа! — сказала она Миранде. — Все кончилось, дорогая. Осада снята. Теперь мы сможем вернуться домой.
Собрав все свои силы, она стала пробираться сквозь толпу. Она добралась до Мэтью как раз в тот момент, когда он обнимал молодого кавалерийского офицера, и остановилась поодаль, не желая мешать им.
— Вот они! — воскликнул Мэтью.
Эдвард обернулся и посмотрел на них. Он был измучен и опустошен. Много часов подряд он скакал под палящим африканским солнцем и участвовал в самой крупной кавалерийской операции в английской военной истории. Он убил своего первого бура. И всего минуту назад узнал, что его дядя Николас погиб. Но сейчас он почувствовал какое-то умиротворение, своими глазами увидев причину, по которой он и его товарищи оказались здесь.
Их платья были изорванными, грязными и почти висели на их исхудавших телах. Лица были бледны и измучены, а волосы растрепаны. И все же они держались прямо и гордо: темноволосая девушка с ясными глазами на спокойном лице и его маленькая кузина, и у Эдварда заныло сердце, когда он представил себе, что им пришлось вынести.
А над ними, как и все дни осады, гордо развевался английский флаг, и Эдвард подумал, что все жертвы на их долгом пути в Кимберли были не напрасны.
— Проклятье!
Мэтью раздраженно бросил газету на стол и направился к двери.
— Осада кончилась, — с горечью пробормотал он, — но наши проблемы вернулись, чтобы преследовать нас.
Лора украдкой взглянула на ту страницу, которую он читал. Мэтью набросился на кейптаунские газеты после стольких месяцев их отсутствия с такой жадностью, что там должно было быть что-то по-настоящему серьезное, если он так расстроился. Ее взгляд упал на короткую заметку о том, что губернатор Капской провинции принимал в Кейптауне княгиню Раминскую. Княгиня не сдается, подумала Лора, и может быть, Мэтью теперь иначе отнесется к ней. За месяцы, проведенные в Кимберли, он, несомненно, истосковался по красивому лицу и соблазнительному телу.
У нее испортилось настроение. Теперь, когда английская армия покинула Кимберли, чтобы продолжать кампанию, и восторг освобождения прошел, она почувствовала, что ей гораздо труднее возвращаться к нормальной жизни, чем она предполагала. Она машинально продолжала складывать корзинку для пикника. Французский белый хлеб! Лора бережно взяла его в руки и дала себе слово никогда безразлично не относиться к нему. Она взглянула на свои часы, которые теперь ходили как прежде, и увидела, что пора выходить.
— Ну вот! Мы готовы.
Она улыбнулась Миранде, которая наблюдала за приготовлениями, широко открыв глаза от удивления.
— Мы действительно едем на пикник, Лора? Только ты, я и папа?
— Это специально для тебя, потому что ты была такой хорошей девочкой. Папе удалось достать повозку и пони, чтобы вывезти нас за город.
Мэтью вернулся, надев один из своих лондонских сюртуков. Он надел его неохотно, потому что в последний раз он был на нем во время бурной сцены с Катариной, когда он обвинил ее в подделке чеков, и ему казалось, что от сюртука еще пахнет ее духами. Но небо хмурилось, а из того ограниченного гардероба, который у него остался, этот сюртук лучше всего мог защитить от непогоды.
— Похоже, что будет дождь. Вы уверены, что хотите поехать на пикник именно сегодня?
— О да! Миранда очень расстроится, если мы не поедем, а прохладная погода лучше для пони.
Когда они садились в повозку, Лора заметила винтовку под переднем сиденье.
— Для чего вам винтовка? — испуганно воскликнула она. — Я помню, вы говорили, что прогулка вполне безопасна.
— Для нас безопасна, но не для кролика или оленя, которые могут стать нашим обедом.
Лора улыбнулась.
— Значит, все буры действительно ушли.
— Вчера гарнизон еще обследовал окрестности города и заключение именно такое. Возможно, одиночки еще прячутся кое-где, хотя непонятно, для чего это.
Дани лежал на животе в укрытии на скалистом склоне холма и следил за дорогой.
Когда прибыла английская кавалерия, он со своими товарищами покинул лагерь, зная, что они не смогут противостоять такому сильному противнику. Через день после освобождения Кимберли бурам удалось вывезти «Длинного Тома» и установив его в горах, обстрелять лагерь английских кавалеристов. Но Дани отказался следовать со своими товарищами на новую позицию в Пардеберг. Сначала он должен был уладить свой личные дела в Кимберли.
Он лежал в своем укрытии уже несколько дней. Отличное знание местности позволило ему избежать английских патрулей. Он наблюдал за восстановительными работами в городе и окрестности, ремонт железнодорожного полотна уже заканчивался, и скоро поезда должны были пойти в Кимберли. Без сомнения Мэтью уедет одним из первых. Дани начал нервничать — должен же он когда-нибудь выйти из города! Он посмотрел вдаль, мысленно приказывая Мэтью появиться.
Мэтью предоставил пони идти шагом, и он не спеша трусил по дороге. Лора искоса глядела на сосредоточенный профиль Мэтью. Его фетровая шляпа была надвинута на самые глаза, которые ярко выделялись на загорелом лице. Он выглядел простым и домашним, готовым с поводьями в руке проехать через всю эту суровую землю.
Но пройдет несколько дней, и он снова станет «Алмазным Брайтом» и будет с комфортом ездить в своем великолепном экипаже или «даймлере». Он будет занят своими делами, а вместо пикников на природе его ждут изысканные обеды в величественной столовой его дома на Парк-Лейн, а ее — одинокие трапезы наверху. Она всего лишь гувернантка и не должна забывать об этом. Она пыталась объяснить Николасу, как все изменится, когда они вернутся домой, а теперь сама должна признать эту неприятную правду.
И она должна сказать Мэтью о Миранде. Очевидно, он ничего не замечает. Но он так любит свою дочь! Как она решится сообщить ему такую новость?
— Мне кажется, мы заехали уже достаточно далеко, и можем остановиться здесь, на склоне этого холма.
Мэтью свернул с дороги, и они еще с полмили ехали по неровной почве. Лучи солнца слабо пробивались сквозь облака, и единственным звуком, нарушавшим тишину, было тарахтение повозки. Все вокруг них, каждый камень и каждая травинка казались необычно яркими и живыми. Лора внимательно смотрела на окружающий пейзаж. Она чувствовала, что это, вероятно, ее последний беззаботный день, и она хотела запомнить каждую мелочь. Как спокойно было здесь после волнений и опасностей осады! Потом она взглянула на Мэтью. По крайней мере, он остался цел и невредим. Теперь ему ничто не угрожает — она так благодарна за это судьбе.
Дани с надеждой наблюдал за приближающейся повозкой. Потом он увидел высокую фигуру мужчины в шляпе и узнал маленькую девочку, которую видел рядом с Мэтью в ратуше Кимберли. Он довольно усмехнулся. Война может не иметь успеха, она даже может быть проиграна, но Господь дает ему, Дани, возможность отомстить.
Он взял винтовку и, скрываясь за валунами, начал пробираться по склону холма на более выгодную позицию как раз над тем местом, где остановилась повозка.
Лора стряхнула крошки и протянула Миранде одно из больших красных яблок, завезенных недавно, после снятия блокады, из южных районов. Миранда с удовольствием откусила от него сочный кусок и пошла искать цветы и кроликов.
— У вас есть какие-нибудь вести от Филипа? — нерешительно спросила Лора.
Мэтью покачал головой.
— Может быть, его письма задержались в Кейптауне, — предположила Лора.
— А может быть, — сухо заметил Мэтью, — он вообще их не писал.
— Эдвард сказал мне, что Филип провел последние каникулы в Десборо. Я очень надеюсь, что мы будем дома к Пасхе. — Лора вздохнула, вспомнив такой же разговор с Николасом о возвращении в Англию к Рождеству.
— Мы сможем покинуть Кимберли через несколько дней. Железнодорожная линия почти готова. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я воспользуюсь своим влиянием, чтобы зарезервировать места на первом пароходе, который покидает Кейптаун?
— Нет, не буду, — серьезно сказала Лора, хотя была уверена, что он подшучивает над ней. — Но я думала, что вы захотите задержаться в Кейптауне.
— Зачем мне это делать?
— Я думала… княгиня… — Лора запнулась.
— Вот уж кого я не хотел бы видеть, так это ее! Обыкновенная дешевая авантюристка. Нет, не такая уж дешевая, это может подтвердить мой банковский счет! Княгиня, — презрительно фыркнул он, — эта женщина насквозь фальшива.
— Как ее жемчуг, — задумчиво сказала Лора.
— Что?
— Я наступила на одну жемчужину, и она рассыпалась… — она замолчала, испугавшись того, что сказала.
Мэтью лежал на одеяле, а она сидела рядом; он сразу же приподнялся на локте и взглянул ей в лицо.
— Ты наступила на одну, — медленно повторил он. — Только однажды ты могла наступить на жемчужину из ожерелья Катарины. Ты была там! Мой Бог, Лора Воэн, ты была там!
Лора густо покраснела и отвела взгляд.
— Я не намеренно оказалась там, честное слово, не намеренно, — прошептала она.
Он сел рядом с ней, так что его лицо оказалось совсем близко, и Лора приготовилась к тому, что сейчас на нее обрушится буря его гнева.
— Ты была там, и какую сцену ты наблюдала. — Он начал смеяться. — Какой это был шок для нежных чувств молодой леди! — Он наклонился к ней, смех замер на его губах, глаза потемнели. — Но нет, ты сделана из более прочного материала, Лора! Мне однажды на мгновение довелось почувствовать, на что ты способна.
Его губы были совсем близко, и Лора готова была отдаться их непреодолимой притягательности, как вдруг ее как ударило и она оглянулась.
— Где Миранда? — воскликнула она.
Миранда не нашла кролика, но она увидела бабочку. Это была очень красивая бабочка с оранжево-черным рисунком на крылышках, летящая вверх по склону холма. Продолжая жевать яблоко, Миранда пошла за ней.
Дани проследил за ней, потом перевел взгляд на Мэтью. Темноволосая женщина мешала ему прицелиться, и он ждал, когда Мэтью встанет. Маленькая девочка поднималась по пологому склону холма, направляясь прямо к нему и давая дополнительный шанс. У Мэтью не будет выхода: Дани за ее жизнь отнимет жизнь Мэтью. Дани знал, что он должен убить Мэтью именно сейчас — пока его поступок может быть расценен как боевая операция, а не как убийство. Это был его единственный шанс.
— Вон она! — Мэтью указал на маленькую фигурку в голубом платье на склоне холма.
Лора вскочила на ноги.
— Она не должна бродить там одна. Она может упасть.
Мэтью поднялся и встал рядом с Лорой.
— Миранда! Вернись! Проклятье, на этих холмах столько ям и глубоких трещин. Она может сломать себе шею. Миранда!
— Она не слышит вас, — дрогнувшим голосом произнесла Лора.
— Что ты имеешь в виду?
Лора глубоко вздохнула.
— Она глухая.
Мэтью стоял лицом к склону холма, но обернулся к ней с озадаченным и испуганным выражением на лице. Когда он открыл рот, чтобы заговорить, прогремел выстрел. Все дальнейшее показалось Лоре происходящим в замедленном темпе, когда она увидела, как он, прижав руку к груди, упал на бок и ударился головой о колесо повозки.
И в этот момент раздался крик Миранды.
Лора беспомощно замерла на месте, разрываемая на части необходимостью выбора между ними. Потом, бросив последний отчаянный взгляд на неподвижное тело Мэтью, она побежала вверх по склону холма. Миранды нигде не было видно, но звать ее не имело смысла. Вдруг из-за скалы появился мужчина с винтовкой в руке.
— Где она? — закричала Лора. — Что вы с ней сделали?
Мужчина указал на скалистую вершину холма. Его взгляд возбужденно загорелся, когда он посмотрел на ее высокую грудь. Лора побежала вперед, но резко остановилась, поняв, что холм обрывается вниз крутым неровным склоном. Почва под ногами была зыбкой, размытой недавними дождями и, судя по следам колес, вспаханной пушками буров, обстреливавшими отсюда Кимберли.
Миранда цеплялась за узкий каменистый выступ в пятидесяти фугах ниже по склону. Она смотрела на Лору большими испуганными глазами, но, слава Богу, она была жива и невредима.
Прямо под выступом, на котором удерживалась она, был глубокий обрыв в долину.
— Я старался предостеречь ее, но она не послушала, — сказал мужчина. Он неровно дышал, и Лора почувствовала, как он положил ей руку на талию.
— Она глухая, — во второй раз произнесла Лора. Мужчине стало не по себе, он отвел взгляд и отпустил девушку.
Лора приблизилась к краю, и сразу же мелкие камни и земля посыпались вниз. Она лихорадочно соображала, что делать: сможет ли она добраться до Миранды и спасти ее? Она обернулась к стоявшему рядом мужчине.
— Вы должны мне помочь, — с мольбой в голосе произнесла она. — Прошу вас, помогите мне! Она всего лишь ребенок — вы не можете позволить ей погибнуть.
Дани взглянул на маленькую фигуру на скале, потом осмотрел поверхность холма. Он положил винтовку на землю.
— Я не смогу добраться до нее сверху. Большая опасность сорваться, к тому же камни посыпятся прямо на нее.
— Там вы поможете мне?
— Я спущусь сюда. — Дани указал на откос слева от них, который имел более пологий склон. — Потом я попытаюсь по скале подняться на выступ. Отсюда кажется, что там достаточно уступов, чтобы поставить ногу. Вы должны сказать девочке, чтобы она не двигалась.
— Я не могу. Она не услышит меня.
— Да, конечно. Я забыл. — Он нахмурился. — Как же я объясню ей, что нужно делать, когда я доберусь до нее?
— Она не полностью глухая, она услышит, если вы громко крикните ей прямо в ухо. Или если вы будете говорить, глядя ей в лицо. Она следит за движением губ и она очень сообразительна. Если вы четко сможете ей показать, что она должна делать, она быстро поймет.
Дани кивнул, снял шляпу, нагрудный патронташ, куртку и сложил их рядом с винтовкой. Он был невысокого роста, но его тело было крепко сбитым, а руки сильными.
— Все осложнится, если она ушиблась, — сказал он.
Потом от ушел, и его черная голова исчезла из вида за скалой. Лора осталась там, где Миранда могла ее видеть, надеясь, что ее присутствие успокоит девочку. Она старалась силой своей воли помочь ребенку крепче держаться за скалу и отгоняла от себя мысли о Мэтью.
Вскоре мужчина появился в тридцати футах ниже и начал по диагонали пересекать поверхность скалы, продвигаясь к уступам. Из-под его ног в пропасть то и дело срывались камни и комья земли. От его фигуры невозможно было оторвать взгляд, и Лора с ужасом представила себя на его месте, понимая, что она сама не смогла бы помочь Миранде.
Мужчина поднимался быстро и бодро, но, напомнила себе Лора, это была самая легкая часть пути. Миранда повернула голову и следила за его приближением, всем телом прижавшись к скале и вцепившись в нее руками. Выступ был слишком узким и покатым, чтобы мужчина мог встать на него и взять девочку на руки, и Лора с замиранием сердца думала, как же он будет снимать ее оттуда.
Наконец он добрался туда и, перещувшиеь через край выступа, громко крикнул.
— Ты не ушиблась? — донеслись до Лоры его слова.
Миранда покачала головой, и Лора облегченно вздохнула.
Мужчина сел на самый край и наклонился назад, закинув обе руки за голову. Лора затаила дыхание. Сможет ли Миранда отпустить свою опору и дотянуться до его рук?
Девочка медлила, а Дани ждал, в неустойчивом положении повиснув над пропастью. Наконец Миранда осторожно подвинулась к нему и протянула одну руку. Дани крепко схватил ее, и тогда Миранда окончательно отпустила свою опору и протянула ему вторую руку. Дани медленно приподнял девочку на несколько дюймов, чтобы она смогла обхватить его руками за шею. Миранда инстинктивно крепко сжала руки у него под подбородком.
— Молодец! — пробормотал Дани.
Он нашел себе опору для рук, подтянулся и принял нормальное положение. Дани покачнулся, потому что вес Миранды тянул его назад, но его сила и решимость взяли верх, и он начал осторожно карабкаться наверх.
Миранда висела у него за спиной, как обезьянка.
Лора думала о том, сколько силы должно быть в руках этого человека, чтобы удерживать их обоих и не дать им рухнуть вниз. А много ли сил осталось в маленьких ручках Миранды, таких худеньких и слабых после невзгод осады?
Наконец Дани добрался до более пологого участка склона и смог принять более безопасное положение. Когда он со своей ношей оказался почти на самой вершине холма, Лора бросилась к ним и помогла выбраться на ровное место.
И тут, только тут, Миранда начала плакать.
Успокоив девочку и убедившись, что она не ушибалась, Лора попыталась взять ее на руки, но почувствовала, что у нее самой так дрожат ноги, что она не в состоянии нести ребенка.
— Я возьму его, — грубовато предложил Дани, подхватил Миранду и пошел с ней вниз по склону холма.
Они обогнули кусты, и Лора ощутила, что у нее из груди готов вырваться крик. Мэтью по-прежнему неподвижно лежал на траве там, где она оставила его.
— Почему вы убили его?
— У нас старые счеты, — ответил Дани. — Он отнес Миранду к повозке и посадил ее на заднее сиденье. Лора наклонилась к Мэтью и вскрикнула от удивления и радости, когда он внезапно открыл глаза и сел.
— Вы живы!
— Конечно, жив, — раздраженно пробормотал Мэтью. Его взгляд упал на Дани. — Мне следовало это предвидеть! Признаюсь, я совершенно забыл о тебе.
Взгляд Дани излучал ненависть. Машинально он потянулся за винтовкой, но вспомнил, что оставил ее на вершине холма. Он шагнул к Мэтью, но Лора быстро схватила винтовку, лежавшую на переднем сиденье повозки и нацелила ее на Дани.
— Я всегда буду благодарна вам за спасение Миранды, но если вы сделаете хоть один шаг в сторону Мэтью, я убью вас.
Лора не имела ни малейшего представления, как надо стрелять из винтовки, но Дани этого не знал. Он привык к бурским женщинам, которые с малолетства держали в руках оружие и часто стреляли не хуже мужчин.
— Тебе всегда удается ускользнуть, — с горечью сказал он Мэтью, — но могу поклясться, что я попал тебе в грудь.
Мэтью пошарил у себя в нагрудном кармане и достал толстый тяжелый медальон с застрявшей в нем пулей.
— Кажется, я должен извиниться перед Катариной, — недоуменно пробормотал он, — и поблагодарить ее. Этот глупый талисман оставался здесь, забытый, с тех пор как она сунула мне его в карман много месяцев назад. Жаль разочаровывать тебя, Дани, но единственный вред, который ты мне причинил, это шишка у меня на голове, которую я получил, когда упал.
— Виллем часто говорил мне, что я обязан тебе жизнью, — сказал Дани. — Теперь мы в каком-то смысле квиты. Я снял твою дочь со скалы, как когда-то ты вытащил меня из ямы. Но между нами по-прежнему стоит смерть Алиды и то, что вы, англичане, сделали с моей страной.
— Это не только твоя страна, — возразил Мэтью. — Если она должна принадлежать какому-то конкретному народу, то это должны быть африканцы.
— Даже если я не смогу убить тебя, я все равно буду бороться с тобой. Если для этого не хватит наших жизней, тогда вражда перейдет на следующее поколение. — Дани посмотрел на Миранду. — Мы, буры, терпеливый народ. Пройдут годы, но Стейны победят Брайтов, и буры выгонят англичан с этой земли. Мы даже, в конце-концов, возьмем в свои руки управление твоими любимыми алмазными рудниками.
Он повернулся, чтобы уйти, но его взгляд упал на Лору.
— Кто ты?
— Всего лишь гувернантка девочки.
— Держись от него подальше. — Дани кивнул в сторону Мэтью. — Он погубит тебя, как губит каждого, кто встречается на его пути.
Дани пошел вверх по склону холма и скрылся из виду.
— Вы думаете, он вернется? — с беспокойством спросила Лора. — У него там винтовка.
— Я тоже подумал об этом, но нет, не думаю, чтобы он вернулся. — Продолжая держать медальон в руке, Мэтью, пошатываясь, встал на ноги. — Катарина и ее пророчество! Черт возьми, это всего лишь глупое суеверие. Я от рождения везучий, вот и все.
— Я думала, вы погибли.
— Тебе было жаль меня?
— Да, конечно.
— Ну, хоть что-то хорошее из всех событий дня. — У него подкосились ноги, и он поспешно опустился на траву. — Голова идет кругом! Я что-то очень медленно соображаю. Что сказал Дани о Миранде и скале?
Лора рассказала ему обо всем.
Мэтью поежился и замолчал.
— Он прав, — наконец произнес он. — Старые долги заплачены, и мы начинаем новый раунд на более равных условиях. Но подожди… ты говорила мне что-то перед тем, как Дани выстрелил в меня.
— Я сказала, что Миранда — глухая.
— Ты должно быть ошиблась. Она слышит меня! И она говорит совершенно нормальным голосом.
— Это случилось недавно. А говорить она научилась, когда у нее был нормальный слух. Она и сейчас слышит, если вы громко кричите, и мне кажется, она следит за движением ваших губ.
— Откуда она узнала, как это делается?
— Она делает это неосознанно, я даже думаю, что она не понимает того, что у нее нарушен слух. Я только знаю наверняка, что когда мы были в убежище, она была очень испугана — испугана потому, что там было темно, и она не могла видеть наши губы, а значит и «слышать», что мы говорим. Она, должно быть, чувствовала себя изолированной и одинокой.
— Не может быть, — сказал Мэтью, его глаза с мольбой смотрели на Лору. — Только не Миранда! Она такая совершенная! И я возлагал на нее такие надежды!
— Я не вижу причины, по которой все должно измениться, — постаралась помочь ему Лора. — Как только мы вернемся в Лондон, мы покажем ее врачам. Может быть, у нее только временная потеря слуха, хотя особенно рассчитывать на это не стоит.
— Но почему? Как это случилось?
Лора открыла было рот, чтобы сказать, что это последствия скарлатины, но в последний момент она вспомнила, как зол был Мэтью на Филипа за то, что тот заразил свою сестренку. Если Мэтью узнает, что Филип стал косвенной причиной глухоты Миранды, последствия могут быть ужасными для всех.
— Я думаю, это вызвано взрывом, — на ходу придумала Лора. — Помните особенно сильный взрыв в ту ночь, когда погиб Николас? Миранда тогда зажала уши руками и заплакала так громко, как никогда раньше не делала.
— Да, помню. — Мэтью изменился в лице. — Значит, Миранда пострадала от этого обстрела так же, как и Ники. — Боль пронзила сердце Мэтью, и он закрыл глаза.
Лора не могла знать, что спасая Филипа, она переложила бремя вины на плечи Мэтью.
— Упоминание Ники напомнило мне, что его подарок все еще лежит у меня в сейфе. Разве тебя не беспокоит судьба твоей броши? Я удивился, что ты так легко отдала мне ее на хранение.
— Она много для меня значит, потому что это подарок Николаса, но в последние недели она стала ценна лишь как память. Ведь, к сожалению, бриллианты нельзя было съесть.
Мэтью засмеялся, но тут же стал серьезным. Он взял ее лицо в свои ладони и пристально посмотрел ей в глаза.
— Лора, — нежно сказал он, — ты выйдешь за меня замуж?
Его взгляд завораживал, но она боролась с волной восторга и счастья, готовой поглотить ее, и пыталась быть благоразумной. Она начала говорить, что это невозможно, что то, что было прекрасным в Кимберли, сможет превратиться в ад на Парк-Лейн…
Но он прижал палец к ее губам.
— Ты должна выйти за меня, — сказал он, и его голос был глухим и настойчивым. — Я люблю тебя. И я не приму отказа.
Потом он поцеловал ее, горячо и страстно, а когда отпустил ее, Лора знала, что готова выдержать что угодно, только не жизнь без него.
— Выходи за меня здесь, в Кимберли, — прошептал Мэтью ей на ухо.
Лора кивнула, и он достал из кармана маленький кожаный мешочек.
— У меня пока нет обручального кольца для тебя, но я могу подарить тебе это.
Он медленно достал чудесную подвеску грушевидной формы на тоненькой золотой цепочке. Свет африканского солнца отразился в камне ослепительным радужным сиянием, и когда Мэтью надел бриллиант Лоре на шею, она подумала, что его красота — как яркий символ многогранного будущего, ожидающего их впереди.
Больше книг на сайте - Knigoed.net