ГЛАВА 14


Пахло лилиями и дождем, смешанными с золотым теплом. Пахло ею, и это было так чертовски опьяняюще, что я не мог заставить себя открыть глаза, хотя солнечные лучи на моей коже говорили мне, что уже позднее утро.

Обычно я был в офисе к шести, но мне не хотелось просыпаться и узнавать, что прошлая ночь была сном. Их было слишком много, и слишком много последующих моментов в душе, где я смывал разочарование по поводу отсутствия Алессандры в реальной жизни.

Перед моим мысленным взором проносились отрывки из предыдущего вечера. Как увидел ее в ресторане, как привел домой, наш поцелуй и то, что было потом…

Неприятное чувство подсказало мне, что я забыл важную часть головоломки, но с этим я разберусь позже. Она была дома, где ей и место, и я…

Из спящего блаженства меня вырвал тихий шорох одежды.

Я открыл глаза, мой желудок сжался, когда я увидел, что кровать рядом со мной пуста. Еще один шорох привлек мое внимание к углу, где Алессандра натягивала через голову платье. Солнечный свет купал ее в неземном сиянии: волосы пронизаны золотом, кожа темно-бронзового цвета на фоне красного шелка. Она стояла ко мне спиной, но ее образ так глубоко запечатлен в моей памяти, что я мог представить каждое движение в выражении ее лица. Прочувствовать каждый изгиб, наметить каждую впадинку и линию, которым я поклонялся прошлой ночью. Платье спадало ей на бедра, и она с мучительной осторожностью застегнула молнию на спине. Алессандра не хотела меня будить, а это означало…

Мой желудок сжался еще сильнее.

— Куда ты идешь?

Мой вопрос прозвучал в тишине как выстрел. Алессандра на секунду замерла, прежде чем продолжить одеваться.

— Вернусь к Слоан. У меня много работы.

— Понятно, — я встал с кровати, мои движения были медленными и точными. Контролируемые, в отличие от страха и гнева, пылающих в моей груди. — Ты собиралась попрощаться или хотела просто ускользнуть, как будто я был мужчиной на одну ночь, о которой ты сожалеешь?

Нет ответа.

Черт побери. Я думал, что мы добились прогресса, но чувствовал, как она ускользает, прежде чем у меня действительно появился шанс снова обрести ее.

— Что произошло прошлой ночью...

— Было ошибкой, — ее пальцы дрожали, когда она разглаживала переднюю часть платья. — И то же самое произошло в баре.

— Это не казалось ошибкой, когда ты выкрикивала мое имя и умоляла позволить тебе кончить, — мой мягкий ответ не соответствовал колючим лозам, ползущим по моей груди. Чем больше проходило секунд, тем глубже они вонзались.

Алый цвет окрасил лицо Алессандры.

— Это был просто секс, — ее голос дрожал при слове «секс», но ее тело оставалось напряженным и непреклонным, когда я пересек комнату и встал перед ней. — Это ничего не значило.

— Бред сивой кобылы, — я видел, как она смотрела на меня, и слышал, как она шептала мое имя. Никто из нас не занимался «просто сексом», тем более друг с другом.

— Наша сексуальная жизнь не была проблемой, но мы не можем решать наши проблемы с помощью секса.

Алессандра наконец встретилась со мной взглядом, ее выражение лица было напряженным за стальной маской. — Я была пьяна в баре, и мы были захвачены адреналином из-за того, что произошло в Le Boudoir прошлой ночью. Вокруг витало слишком много эмоций, которые не имели к этому никакого отношения, — она указала между нами.

Le Boudoir. Роман. Блядь. Это был совсем другой беспорядок, но я разберусь с этим позже. Сейчас я сосредоточил всю свою энергию на дыхании через удушающий узел в задней части горла. Под ним вспыхнул новый уголек гнева, и я ухватился за него, как утопающий за веревку.

— Ну и что? Ты собираешься уйти и сделать вид, что ничего не произошло? Что ты собираешься делать, Алессандра? — я вышел из себя. — Побежишь к своему крутому адвокату по бракоразводным процессам и попросишь его снова сделать за тебя всю грязную работу, потому что ты слишком боишься встретиться со мной лицом к лицу?

Громкий вздох.

— Пошел ты.

— Ты уже это сделала.

Я предвидел это, но треск ее ладони по моей щеке причинил мне больше боли, чем я ожидал. Огонь перекинулся от моего лица к груди, где он разъедал осколки моего сердца, пока мы с Алессандрой смотрели друг на друга, наше дыхание было прерывистым.

— Я… я не имела в виду… — она запнулась, выглядя ошеломленной.

Мой гнев улетучился так быстро, что я не успел ощутить его утрату, и его место занял холодный шок раскаяния.

Этого не должно было случиться. Разорванные отношения остались в прошлом у старого Доминика, которому нечем было удерживать людей. Никто не заботился обо мне, пока я не добился чего-то сам. Чем больше денег я накапливал, тем больше людей тянулось ко мне. Это был закон человеческой природы. Я не должен был терять единственного человека, о котором заботился, сейчас, когда я стал богаче, чем когда-либо.

— Убирайся из моего класса.

— Ты глупый, никчемный парень. Неудивительно, что твоя собственная мать бросила…

— Твои нынешние приемные родители просили, чтобы тебя перевели в другой дом…

Я отогнал воспоминания. Я больше не живу в том мире и скорее умру, чем вернусь туда.

Машинально я коснулся своей щеки. Последствия пощечины Алессандры ранили меньше, чем пропасть между нами. Она стояла менее чем в шаге от меня, но с таким же успехом мы могли бы находиться на разных континентах.

В дальней части дома раздался звук пылесоса и разорвал заклинание, удерживающее нас в замороженном состоянии. Алессандра повернулась, и я схватил ее за запястье, прежде чем она успела уйти.

— Не надо, — мое сердце изо всех сил пыталось вырваться из груди яростными ударами. — Прости, amor.

Я был мудаком, но когда моим единственным выбором были боль или гнев, моим инстинктом было искать убежища в последнем.

Она судорожно выдохнула.

— Отпусти меня.

Моя хватка усилилась. Она говорила не только об этом моменте, и мы оба это знали.

— Я бы с удовольствием, — было бы легче, если бы я никогда не влюблялся в нее. Я пришел на нашу первую встречу с твердым намерением ненавидеть ее, не зная, что именно она покажет мне, что такое настоящая любовь. Возможно, я не говорил об этом так часто, как следовало, но Алессандра всегда была солнцем, удерживающим мой мир на орбите.

Алессандра покачала головой, ее щеки блестели от влаги.

— Доминик, все кончено. Прими это. Ты только оттягиваешь неизбежное.

Прими это, черт возьми. Этого не могло быть. Не для нас, не после прошлой ночи.

— Тогда почему ты не можешь посмотреть на меня? — потребовал я.

Она снова покачала головой, ее плечи задрожали от беззвучных рыданий.

— Черт возьми, А́́ле. — Маленькая, унизительная трещина расколола ее имя пополам. Я разрывался на миллион кусочков, а она даже не удосужилась это заметить. — Ты можешь честно посмотреть мне в глаза и сказать, что больше меня не любишь?

— Любить тебя никогда не было проблемой! — Наконец она встретилась со мной взглядом, выражение ее лица было в равной степени разъяренным и мучительным. — Я любила тебя одиннадцать лет, Дом. Я любила тебя так сильно, что потеряла себя. Все, что я сделала, все, от чего я отказалась и что вынесла, было ради тебя. Поздние ночи, пропущенные свидания, отмененные поездки. Я верила в тебя и хотела, чтобы ты добился успеха, не потому, что меня заботили деньги, а потому, что ты заботился о них. Я подумала, что однажды этого будет достаточно, и ты будешь доволен тем, что у нас есть. Но ты никогда не будешь счастлив, а меня никогда не будет достаточно, — горький смех смешивался с ее рыданиями. — Знаешь, были времена, когда мне хотелось, чтобы у тебя была любовница. По крайней мере, тогда у меня было бы что-то конкретное, с чем можно бороться. Но я не могу бороться с тем, чего не вижу, поэтому каждую ночь я ложилась спать в пустой кровати и каждое утро просыпалась в пустом доме. Я так долго притворялась, что не могу вспомнить, что такое настоящая улыбка, и я ненавижу себя, потому что, несмотря на все это, я не могу отпустить то, что у нас когда-то было, — голос Алессандры сорвался. — Ты прав. Я все еще люблю тебя. Часть меня всегда будет. Но ты больше не тот человек, в которого я влюбилась, и все это время, которое я потратила, пытаясь притворяться, что ты до сих пор им являешься. Это убивает меня.

Комната расплывалась, и болезненный рев наполнил мои уши, когда я уронил ее руку.

Я не мог набрать в легкие достаточно кислорода. Не мог ясно мыслить. Не мог дышать.

На протяжении всего этого — долгих недель, игнорируемых звонков, даже чертовых документов о разводе — я думал, что мы справимся. В конце концов, настойчивость завела меня так далеко. Нежеланный приемный ребенок из Огайо стал королем Уолл-стрит. Нищий стал миллиардером. Нелюбимый, ставший мужем.

Но настойчивость рухнула перед лицом правды, а правда Алессандры разбила вдребезги любые оправдания, которые у меня могли быть. Поэтому я пошел со своей собственной правдой, единственной, которая оставалась неоспоримой с того дня, как она вошла в мою жизнь.

— Ты единственный человек, которого я когда-либо любил, — я не узнал свой голос. Он был слишком грубый, слишком пронизанный эмоциями, которые, как я поклялся, никогда не почувствую. — Даже если я этого не показывал. Это всегда была ты.

Свежая слеза скатилась по ее щеке.

— Знаю.

Но этого недостаточно.

Я знал ее достаточно хорошо, чтобы услышать невысказанные слова, и если бы можно было умереть несколькими смертями, я бы тысячу раз посетил ад за этот один момент.

— Если бы ты действительно любил меня, — прошептала Алессандра, — ты бы меня отпустил. Пожалуйста.

Наступила тишина, глубокая и скорбная. Больше нечего было сказать.

Странная водянистая пленка мешала мне видеть, поэтому я полагался на мышечную память, чтобы добраться до тумбочки. Осколки стекла застревали между моими ребрами при каждом шаге, но ледяное онемение охватило меня, когда я открыл верхний ящик.

Я достала ручку, вытащил пачку документов из ожидающего меня конверта и, после последнего мучительного удара сердца, подписал наши документы о разводе.


Загрузка...