Король Теней

Глава сорок третья

Мэтью собрал всю свою волю в кулак, чтобы постучать в дверь Кардинала Блэка, когда из-за поворота коридора внезапно появился Маккавей ДеКей.

— Я рад, что нашел вас, — сказал ДеКей. — Вы должны пойти со мной.

Резкие нотки в голосе придавали лицу, наполовину скрытому маской, дополнительного напряжения, которое передалось Мэтью.

— В чем дело?

— Ваш друг. Хадсон. Он умирает.

Он умирает. Мэтью не помнил, когда в последний раз кому-то удавалось выбить у него почву из-под ног двумя словами.

— Но что случилось? Как же…

— Фрателло сказал мне, что Хадсона отнесли к доктору. Он ждет внизу, чтобы отвести нас к нему.

Мэтью не мог разобраться ни в своих мыслях, ни в словах, которые слышал. Проклятый остров затуманивал его разум.

— Хорошо, — пробормотал он и ошеломленно повторил: — Хорошо…

Следуя за Фрателло под ярким солнечным светом и омраченным вулканическими серпантинами небом ДеКей рассказал Мэтью о том, что приключилось с Бромом Фалькенбергом, и о том, что Хадсон попытался убедить его сдаться. Рано утром один из табачных плантаторов обнаружил Хадсона — всего в крови с тяжелой раной от меча — на дороге. Его сразу же отвезли к доктору Лучанзе.

— Он, должно быть, пролежал там всю ночь, — тараторил ДеКей. — Потому что он отправился в путь вчера утром.

— Боже мой! — воскликнул Мэтью, шокированный этой ужасной новостью. — Почему мне никто не сказал?

— Хадсон запретил вам говорить. Я поступил, как он велел.

Пока они шли по задымленным улицам, со стороны дворца раздались два колокольных удара, и горожане, мимо которых они проходили, останавливали свою деятельность, чтобы послушать, как эхо разносится меж зданиями.

Очевидно, король Фавор звонил в колокол из своих личных покоев.

— Для чего этот колокол? — спросил Мэтью маленького человека, обладавшего, ко всеобщему удивлению, походкой великана.

— Это не ваша забота, — ответил Фрателло. — Мы сворачиваем здесь, ваш друг находится через две улицы отсюда, выше по склону.

ДеКей посмотрел на вывески, теперь казавшиеся ему зловещими. Покинув Апаулину вчера — после того случая с маской — он вернулся во дворец и попытался разобраться в происходящем в тишине своей комнаты. Но он не находил никакого смысла в своих мыслях, и это настолько парализовало его страхом, что он отказался от ужина. Он смотрел на свое лицо в зеркале Апаулины и видел его здоровым, без уродливых шрамов. Как такое могло случиться? Возможно, он сходил с ума… Но ведь и Апаулина тоже видела его лицо, она назвала его красивым. ДеКей продолжал думать о том, что сказал Мэтью, прокручивая эту мысль снова и снова. Этот остров меняет нас.

Это было невозможно. Остров… должен быть просто островом. У него не могло быть ни души, ни мотивов… ни злого умысла. Но ДеКею хотелось поговорить об этом, и он задался целью вновь обсудить это с Мэтью, когда представится такая возможность.

— Здесь, — сказал Фрателло.

Они поднялись по каменным ступеням и вошли в дверь дома, выкрашенного в ярко-желтый цвет, с навесом в красную и белую полоску. Когда Мэтью переступил порог вслед за Фрателло и ДеКеем в помещение, которое в Нью-Йорке могло служить одновременно гостиной и аптекой, он испугался самого худшего. Ему ничего не оставалось, кроме как держаться за свои страхи и сосредотачиваться на настоящем моменте. Мысли бросались врассыпную, мешая ему изучить уставленное бутылками с растительными настойками и другими препаратами помещение.

Вчера поздно вечером он спустился в гавань, чтобы изучить лодки. Фонари мерцали тут и там, вздрагивая от прикосновений ветра. Небо на другой стороне острова приобрело красноватый оттенок, и над дымящимся конусом вулкана можно было увидеть несколько вспышек огня. Если он взорвется, вся Голгофа будет обречена.

Мэтью вышел на пирс, чтобы найти самую прочную лодку, привязанную к причалу. У него не было особого выбора: все лодки были около двадцати пяти футов в длину, оснащенные системой простых парусов. Лучшей Мэтью показалась «Амика» — та самая лодка, на которой островитяне впервые приплыли к «Немезиде».

Мэтью посмотрел на звезды, которые в настоящее время были скрыты завитками дыма. Сможет ли он осуществить задуманное, руководствуясь тем, что узнал из книги по астронавигации? Управлять парусами несложно, поскольку он многому научился на корабле капитана Джеррела Фалько, когда уплывал с Острова Маятника Профессора Фэлла. Он рассчитывал, что справится. Побег из этого ужасающего места должен быть совершен завтра ночью.

Пока Мэтью брел обратно на холм ко дворцу, голгоф снова заревел, шум эхом прокатился по городу и добрался до чернеющего моря. Мэтью стиснул зубы в решимости…

— Сюда, — сказал Фрателло, пока они проходили через приемную врача. Они зашли во вторую комнату, где стояло с полдюжины кроватей и располагалось еще больше полок с различными жидкостями. Также здесь было множество плетеных корзинок с сухими листьями и стеблями каких-то растений, которые Мэтью не мог идентифицировать.

Здесь, на третьей кровати, накрытый простыней под бдительным контролем мужчины в очках, одетого в коричневые панталоны и белую рубашку с закатанными рукавами, лежал Хадсон Грейтхауз, чье лицо было пугающе серым на фоне постельного белья. На его подбородок и левое плечо были наложены повязки, часть которых виднелась над краем простыни. Глаза Хадсона были закрыты, растрепанные волосы влажными прядями падали на лоб. Мэтью с ужасом подумал, что его друг уже мертв, но, оттеснив Фрателло и ДеКея и подойдя к кровати, он заметил, что грудь Хадсона слабо вздымается, а лицо блестит от пота.

Доктору на вид было за сорок, венок песочных волос обрамлял лысую загорелую макушку. Он собирался поднести к губам Хадсона какую-то коричневатую жидкость в деревянной ложке, но отвлекся на посетителей: поднял глаза, кивнул вновь прибывшим, а затем заговорил со своим пациентом на языке острова. Он ткнул ложкой Хадсону в рот. Глаза раненого медленно открылись. Они были мутными и залитыми кровью.

— Prendere[65], — сказал доктор. — Rilassati, rilassati e goditi[66].

Понял его Хадсон или нет, неизвестно, но его губы разомкнулись, и он принял лекарство. Затем доктор тихо заговорил с Фрателло.

— Он говорит, что этот мужчина получил ужасную рану на левой стороне живота, — перевел Фрателло. — Лучанза делает все возможное, но ваш друг потерял очень много крови, и Лучанза опасается, что он скоро скончается. Это лишь вопрос времени. Конечно, он промыл рану и наложил швы, но… это сложно. Поэтому наш врач старается сделать так, чтобы ему было как можно комфортнее.

Мэтью стоял у кровати, глядя сверху вниз на серое, блестящее от пота лицо. Голова Хадсона слегка повернулась, он приоткрыл глаза, в попытке рассмотреть размытую фигуру над собой.

Мэтью не знал, что сказать. Он даже не осознал, что с его губ срываются слова:

— Во что ты, черт возьми, вляпался?

Ответа не последовало. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Хадсона. И вдруг на его лице появилась страдальческая улыбка.

— Я слышу… как говорит… мальчик, — просипел он.

— Что с тобой случилось?

— А на что… это похоже? Меня… победили. Бром. Он лучше меня… с этим… проклятым мечом.

— Где он?

— На болоте. Я пытался… — Он сделал паузу, чтобы перевести дух. — Я пытался… вытащить его оттуда. Но… бросил его. — Он издал хриплый смешок, в котором была только печаль и не толики веселья. — Ангел Смерти… ушел из этого мира.

— Но ты не ушел, — с нажимом произнес Мэтью, будто это могло убедить друга не умирать. — Ты только наполовину присоединился к нему, вторая половина все еще здесь!

Хадсон хрипло вздохнул.

— Послушай меня! — воскликнул Мэтью. Хотя Хадсон весь взмок, Мэтью казалось, что он чувствует исходящий от него могильный холод. Веки Хадсона затрепетали, пытаясь закрыться. — Послушай! Не сдавайся! Слышишь меня? Я не позволю тебе сдаться!

— Ха, — тихо усмехнулся Хадсон. — Боюсь… тебе… придется с этим смириться…

Мэтью посмотрел на доктора, а затем на Фрателло.

— Это все, что он может сделать? Просто стоять и смотреть, как он умирает?

Фрателло снова заговорил с Лучанзой, который пожал плечами и покачал головой. В этот момент Мэтью заметил выгоревшую на солнце татуировку на правом предплечье доктора. Это было изображение женщины, а под ним надпись с завитками: «Mia Sophia».

Его вдруг осенило.

— Откуда взялся этот доктор? С того брошенного итальянского корабля?

— Доктор Лучанза родился на этом ост…

— НЕТ, НЕ РОДИЛСЯ! — крикнул Мэтью с такой силой, что и доктор, и Фрателло отпрянули назад. ДеКей положил руку на плечо Мэтью, пытаясь то ли успокоить, то ли удержать его. — Он не родился на этом острове! — продолжал бушевать Мэтью. — Вы тоже не родились здесь! Как и король Фавор! Вы оба англичане, потерявшие свои воспоминания! Боже, неужели вы не понимаете!?

— Полегче, — сказал ДеКей.

Мэтью сбросил его руку и повернулся к нему с пылающим лицом.

— Я пытался сказать вам, но вы не слушали! — рявкнул Мэтью. — Здесь есть сила — миазмы опьяняющего вещества в воздухе — называйте, как хотите! Это вещество затуманивает и искажает память! Я читал об этом у Плутарха! Плутарх знал это! Всё о Дельфийском оракуле и адитоне, об испарениях, поднимающихся из-под земли! Вероятно, вулкан имеет к этому какое-то отношение! Он множество лет пропитывал остров этим веществом, лишая всех жителей их прошлого и их личной истории! Я пытался сказать вам, но вы… — Он резко остановился, потому что ДеКей отступил, и в его здоровом глазу заплясала дикость. Возможно, это был страх. Мэтью уставился на Фрателло и доктора, выражения лиц которых были одинаково ошеломленными. Доктор, возможно и не понял ни слова, однако он чувствовал ярость говорившего. — … не слушали, — сокрушенно закончил Мэтью.

Фрателло прочистил горло, этот резкий звук прорезал тишину, воцарившуюся после последнего слова решателя проблем.

— Молодой человек, — сказал он одновременно твердо и осторожно, — мы все видим, как вы расстроены, и на то есть веские причины. Я уверен, у доктора есть что-нибудь, чтобы успокоить вас.

— Спасибо, я в этом не нуждаюсь, — сказал Мэтью, обращаясь по большей части к ДеКею. — Единственное, в чем я уверен, это в том, что если мы в ближайшее время не уберемся с этого острова, то вскоре мы и сами начнем верить, что родились здесь. Мы забудем наши имена, наши истории и даже наш язык. Забудем обо всем, что находится за пределами Голгофы. Как можно доказать, что сам воздух здесь отравлен и что это место само по себе — самый безжалостный злодей из всех, с кем я когда-либо сталкивался? Как?

— Никак, — покачал головой Фрателло. — Потому что вы ошибаетесь. Голгофа — это рай, и в настоящее время мы должны уберечь его от разрушения. — Он заговорил с доктором, который кивнул и отошел к одной из полок.

Пока Мэтью стоял над потерявшим сознание Хадсоном, Лучанза вернулся к кровати с маленькой бутылочкой мутно-белой жидкости в руке. Когда ДеКей увидел ее, у него возникло смутное воспоминание о докторе, который вытащил такую бутылочку из своего чемодана.

Он выпалил:

— Что это? Яд?

Фрателло уже собирался взять бутылку, но его рука замерла. Выражение его лица было пустым.

— Это эликсир вечного и прекрасного сна, — сказал он. Его брови поползли вверх.

— Откуда вы знаете, что после него наступает прекрасный сон? — упорствовал ДеКей.

— Что вы собираетесь делать? — требовательно спросил Мэтью, прежде чем ДеКей продолжил свой расспрос. — Прикончить Хадсона?

— Это не для вашего друга.

— Для кого же тогда?

— Это внутренняя забота острова, не ваша. — Фрателло положил заткнутую пробкой бутылку во внутренний карман своего плаща.

— Знаете, что? Я устал постоянно это слышать, — сказал ДеКей. Он рассудил, что какие бы травы ни входили в состав жидкости в бутылке, они давали тот же эффект, что и то… другое зелье… в руках другого доктора, имя которого он забыл. — Вы только что взяли бутылку с ядом. Вам он нужен по какой-то причине. По какой?

— Это наша внутренняя…

Мэтью сжал кулак, которым недавно собирался постучать в комнату Кардинала Блэка, и поднес его к носу маленького человечка.

— Я клянусь Богом, — прошипел он, — что если вы сейчас же не ответите на вопрос, вы окажетесь на соседней кровати с Хадсоном.

Фрателло посмотрел на кулак, затем на Мэтью, затем снова на кулак и сказал, презрительно покривившись:

— Это предназначено для церемонии, которая спасет этот остров от голгофа.

— Какая церемония? Отвечайте!

— Она проводится в Центре Всего Сущего. Это ритуал, которого требует голгоф, и когда он свершается, остров освобождается от… вреда. Вы двое, пробыв здесь меньше года, не можете быть вовлечены в ритуал.

Мэтью и ДеКей переглянулись, не понимая, что, во имя Христа, это значит. ДеКей пришел в себя первым.

— Что за ритуал?

— Я собираюсь… как бы так сказать?.. воздержаться от ответа на этот вопрос и попросить вас получить аудиенцию у короля Фавора. Я скажу ему, что вы хотите…

— Не пойдет, — сказал Мэтью, не опуская кулак. — Что за ритуал?

Фрателло метнул в него яростный взгляд. Он задумался, прежде чем ответить.

— Когда голгоф проснется и будет угрожать разрушением всему нашему раю, — он говорил, будто пережевывая горькую траву, — единственное, что может нас спасти — это кормление. Нужно накормить чудовище. Следовательно… наш ритуал включает в себя… выбор гражданина, которого мы… предоставим.

Челюсть Мэтью едва не отвисла. Он мрачно кивнул.

— Стало быть, вы приносите человеческую жертву? Такова цена рая?

— Это цена, которую мы должны заплатить на благо всех, и никакие ваши стенания и угрозы не могут остановить это… если только вы не хотите пойти и убить голгофа, что невозможно.

— Никто никогда не пытался это сделать?

— Это невозможно, — повторил Фрателло. — Итак, я здесь закончил.

Он перекинулся парой фраз с доктором и начал проходить мимо посетителей Хадсона, но Мэтью протянул руку, ухватил его за плащ и дернул назад.

— Вы договоритесь об аудиенции с королем Фавором, как только мы вернемся во дворец. Если вы этого не сделаете, это сделаю я…

— Приберегите свои глупые угрозы. — Фрателло вырвался. Он оказался довольно сильным для человека его возраста и сложения. — Я сделаю, как вы просите, потому что я так хочу. Вы получите аудиенцию. Вы должны знать, как король Фавор не давал этому монстру уничтожить остров снова и снова. Вы должны знать, какое тяжкое бремя лежит на плечах нашего великого монарха! Так что да, у вас будет аудиенция!

С этими словами Фрателло вызывающе махнул плащом перед лицом Мэтью, развернулся и вышел из комнаты.

— Идите, — сказал Мэтью ДеКею после того, как отвратительный маленький кретин ушел. Доктор, вероятно, озадаченный развернувшейся сценой, отошел в другой конец комнаты и с опаской наблюдал за посетителями. — Мне нужно остаться здесь на некоторое время.

— Не думаю, что вы сможете много сделать.

— Я найду стул и… просто присмотрю за ним. Я имею в виду, что если… когда он снова проснется, я хочу быть здесь. Но я хочу быть с вами на этой аудиенции у короля Фавора. — Мэтью нахмурился. — Разве вы ничего не поняли из того, что я говорил об этом острове?

— Честно говоря, все это звучало, как лихорадочный бред.

— Я знаю. Это то, в чем я уверен, но я не могу никого в этом убедить, потому что вещество уже работает. На мне тоже. Как я уже сказал, это место — безжалостный злодей, подобного которому я никогда не встречал.

— Вот это еще больше походит на лихорадочный бред, — сказал ДеКей, но внезапно понял, что разговор глубоко взволновал его, и дотронулся до своей маски. Ему захотелось оставить Мэтью и убраться отсюда как можно скорее. Он наклонился к Хадсону и прошептал: — Спасибо вам за то, что вы сделали.

Не было смысла говорить солдату о том, что он сожалеет об ужасах войны.

ДеКей кивнул и оставил Мэтью с Хадсоном.

Глава сорок четвертая

Сразу после полудня Фрателло послал слугу в комнату ДеКея, чтобы сообщить ему о том, что король Фавор согласен на аудиенцию. Слуга и ДеКей забрали Мэтью из его комнаты, где он увлеченно изучал книгу по астронавигации, и повели его мимо покоев Фавора к двери, что открывала путь на восходящую лестницу. Они поднялись наверх и уткнулись в другую дверь.

День Мэтью был напряженным с тех пор, как, оставив Хадсона спящим под сомнительным присмотром доктора, он впервые заглянул к Профессору Фэллу и обнаружил старика в постели за чтением книги — довольно безвкусного чтива об английском поселении, в котором доминирует племя амазонок. Мэтью сам дал Профессору эту книгу.

Фэлл, превратившийся в еще более сморщенную и исхудавшую копию самого себя, сидел, подложив под спину подушку. Хотя на нем и были очки в проволочной оправе, книгу он держал у самого носа.

— Ты уже придумал, как вытащить нас с этого проклятого острова? — требовательно спросил Фэлл, доказывая, что крадущие рассудок миазмы не до конца проникли в его мозг… или же он был слишком зол, чтобы позволить неизвестному веществу повлиять на него. Бывший гений преступного мира сейчас походил на чьего-то ворчливого дедушку, кутающегося в синий халат. Шапочка с кисточками косо сидела на его голове.

— Я работаю над этим, — ответил Мэтью.

— Тогда убирайся!

Следующая остановка Мэтью была дальше по коридору. Он замер перед дверью Кардинала Блэка и проглотил тяжелый ком, подкативший к горлу. Собравшись с духом, он постучал.

— Кто это? — прозвучал голос проклятого и проклинающего.

— Мэтью Корбетт.

Бывало ли когда-нибудь в могиле так же тихо, как за этой дверью?

— Мне нужно вас увидеть, — сказал Мэтью. — Это важно.

— Ничто, — последовал ответ, — не может быть настолько важным.

— Если у вас есть хоть малейшая надежда когда-нибудь покинуть это место, вы откроете дверь.

Пришло время проверить, был ли Блэк сбит с толку настолько, чтобы забыть цель поездки и начать практиковать свою голгофскую дикцию.

Мэтью ждал. Ожидание затягивалось, и он решил отринуть свои английские манеры: в конце концов, ни на одной из дверей во дворце не было замка. Он сам открыл дверь, вошел и притворил ее за своей спиной.

— Как вы посмели войти сюда без приглашения! — крикнул Блэк. Он был одет в робу цвета черного дерева и стоял перед маленьким комодом, на котором находилось овальное зеркало. Он держал пинцет рядом со своим правым ухом.

— Что вы делаете? — спросил Мэтью. — Выщипываете волосы?

— Убирайтесь отсюда!

— Успокойтесь. Я просто хочу…

— Если вы не выйдете через десять секунд…

— То что? — перебил его Мэтью. — Скажете Доминусу, чтобы надрал мне задницу?

— Доминус не стал бы тратить силы на таких, как вы!

Мэтью снова подождал, после чего непринужденно сказал:

— Я думаю, десять секунд прошло.

Блэк швырнул пинцет на комод. Его лицо было бледным и отталкивающим, как и всегда, но щеки на этот раз пылали от гнева. Глаза прожигали воздух между ним и его нежданным гостем.

— Я собираюсь убедиться, что когда я вызову своего демона, он не только надерет вам задницу, но и оторвет ее, чтобы забить вас до смерти!

— Приятно слышать, — сказал Мэтью. — Значит, у вас остались какие-никакие воспоминания о реальности, не так ли? — Он нахмурился, осознав свою ошибку. — Хотя вы и раньше были далеки от реальности…

— Идите и позвольте этому проклятому солнцу выжечь остатки ваших мозгов! Отстаньте от меня!

Мэтью подумал, что, поскольку Блэк редко покидал свою комнату — отчасти потому, что хотел избежать палящего солнца, а отчасти потому, что не желал иметь никаких дел с другими людьми, — на него тоже не так сильно влиял наружный воздух. Возможно, по той же причине Профессор Фэлл оставался в своем уме. Правда в случае с Фэллом играла роль и его намеренная голодовка. Интересно, Блэк тоже пренебрегал местной едой? Конечно, и Фэлл, и Блэк — как и сам Мэтью — пили местное вино, которое должно было подействовать. Но, возможно, что-то в организмах Фэлла и Блэка — что-то в крови или в органах — имело если и не иммунитет к местным миазмам, то хотя бы хорошую сопротивляемость, что позволяло им дольше сохранять рассудок. Мэтью гадал, что помешало полному затмению в его собственном случае. Что-то в химии его организма? Или же дело в том, что его мозг подвергался постоянным тренировкам? Трудно было сказать наверняка, но, возможно, именно его склонность к постоянной учебе защищала его от того, чтобы начать пищать на голгофском языке, собирая ракушки у моря.

Однако рано или поздно помутнение настигнет всех. Мэтью был уверен в этом.

— Вы стоите здесь и разеваете рот, как идиот! — На вытянутой шее Блэка вздулись вены. — Вы, что, язык проглотили?

— Мне действительно нужна ваша помощь, чтобы сегодня ночью украсть лодку и отплыть в ближайший порт. Кажется, это Альгеро на острове Сардиния, — сказал Мэтью.

У Блэка отвисла челюсть.

— Вы слышали меня. Я могу управлять лодкой, но мне нужна рука на румпеле. И на данный момент, как бы прискорбно это ни было, я могу доверять только вашей руке.

— Будь я проклят, — со вздохом изумления вымолвил Блэк.

— Не торопите события. Прежде чем вы отправитесь в ад, мы должны добраться до Альгеро.

— Вы окончательно сошли с ума? Испанцы мигом казнят нас.

— Если вы когда-нибудь хотите найти это так называемое демоническое зеркало, — сказал Мэтью, — то на этом острове у вас ничего не получится… хотя здесь и хватает дьявольщины, которая пришлась бы вам по духу. Мы должны положиться на милость испанцев и понадеяться на то, что я смогу их уговорить. Нет… мы обязаны уплыть отсюда. Сегодня же вечером.

— И почему же, скажите на милость, это должно непременно случиться именно сегодня вечером?

— Каждый час, проведенный здесь, калечит нас. Я попытался бы объяснить вам, но сомневаюсь, что вы поймете. Вы могли бы просто спросить мнение своего Доминуса. Это существо может видеть то, к чему вы и все остальные здесь оказываетесь слепы.

— Не смейте издеваться ни надо мной, ни над Доминусом, Корбетт! Вы ходите по тонкому льду.

— Я хочу сегодня же вечером отправиться в плавание, которое будет очень опасным, но это наш единственный выход. Послушайте, Блэк… я — ваша единственная надежда добраться до этого проклятого зеркала. Мы должны убраться с острова. Вы ведь можете это понять? Это простое утверждение.

Кардинал Блэк разомкнул губы, чтобы снова парировать реплику Мэтью, но промолчал. За этим уродливым лицом заработали скрипучие шестеренки разума.

— Это двести миль, — сказал Блэк.

— Сто девяносто три, если быть точнее. Я заберу карту из комнаты Брэнда.

— Я не думаю, что Брэнду это понравится.

— Ему не понадобилась карта, чтобы переплыть озеро, — сказал Мэтью.

— Что?

— Неважно. Если вы еще не поняли, Брэнда больше нет. Он взял одну из лодок и уплыл. Теперь он не здесь и явно не там, где я хочу оказаться. Я умею ходить под парусом и управлять кораблем, как я уже говорил. Но я не могу делать это и одновременно управлять румпелем. Если мы сможем поймать ветер, мы с вами могли бы добраться до Альгеро за три или четыре дня. Честно говоря, я не знаю, насколько быстро может двигаться местная лодка.

— И вы также не знаете, способна ли лодка выдержать бурное море.

— Верно. Рыбаки держатся относительно близко к берегу и не подвергают свои лодки высоким нагрузкам. Они остаются на открытом воздухе не более восьми-десяти часов. Существует еще одна проблема, которую нужно решить: еда и запас пресной воды.

— Это очередная кража?

— Это решение, — сказал Мэтью.

Блэк посмотрел в угол комнаты.

— Доминус? — спросил Мэтью.

— Замолчите, — приказал Блэк, продолжая всматриваться в угол. Через несколько мгновений его внимание вернулось к Мэтью. — Мой хозяин говорит, что вы — кусок земного дерьма, которому он бы с радостью выпустил кишки, но вы правы.

Мэтью кивнул.

— Никто не говорил, что у демонов нет разума. И так, вы — и Доминус, конечно же, — согласны со мной?

— Он говорит, я должен согласиться, хотя это будет рискованное путешествие, учитывая, что в качестве штурмана будете вы. Но тогда из Альгеро — если мы выживем — мы сможем отправиться прямиком на поиски зеркала?

— Нет. В Альгеро мы используем ваши деньги, чтобы нанять корабль и вернуться за теми, кто пришел с нами… если мы сможем кого-то из них убедить поехать.

— В таком случае я отказываюсь. Я не потрачу и полшиллинга, чтобы вернуться сюда!

Мэтью пожал плечами.

— Тогда можете забыть о поисках зекала. Я все еще соблюдаю уговор, который заключил с Профессором Фэллом. Вы, конечно же, не обязаны ему следовать. Но если Профессор не уедет с Голгофы, у меня нет причин продолжать это путешествие.

Он предпочел не говорить, что в Альгеро — испанский это порт или нет — явно есть хорошее медицинское обеспечение, а это было настоящим шансом для Хадсона. Вопрос лишь в том, сможет ли Великий продержаться еще восемь-девять дней, пока Мэтью доберется до Альгеро и вернется на быстроходном корабле с лучшим врачом на борту, на которого хватит денег Блэка. Это было сомнительное мероприятие, учитывая, что к их горлу могут быть приставлены испанские мечи. Тем не менее, Мэтью намеревался вернуться к постели Хадсона и сделать все возможное, чтобы укрепить его силу воли. Вдруг, если Хадсон поверит, что у него есть шанс выкарабкаться, у него хватит сил дождаться помощи?

— Вы слышали Доминуса, — сказал Мэтью. — Что такое небольшие деньги, когда перед вами открывается возможность вцепиться своими руками… когтями… в вожделенное зеркало? В этой книге, часом, нет демона, который блюет золотом?

Блэк опустил голову и, казалось, всерьез задумался над этим предложением. Вновь подняв глаза на Мэтью, он тихо спросил?

— Вы думаете, у меня действительно дьявол в душе?

Для Мэтью этот вопрос стал неожиданным.

— А у вас есть душа?

Ему показалось, или тонкогубый рот действительно изобразил намек на улыбку? Если так, то она исчезла быстрее, чем Доминус проплыл мимо церкви.

— Я согласен, — сказал Кардинал.

— Одиннадцать часов. Встретимся в гавани. Принесите свой кувшин с водой. — Мэтью указал на предмет из коричневой глины, стоявший на полу рядом с комодом. — Вы же не справляли в него нужду, правда? Наполните его из колодца, прежде чем спуститься к лодке. И больше никому об этом не рассказывайте.

— Да, хозяин, — ответил Блэк, истекая ядом.

Мэтью пришлось поверить, что Доминус удержит Блэка на правильном пути. Казалось, что у призрака было больше здравого смысла, чем у этого вурдалака.

Мэтью отправился в заброшенную комнату Брэнда и нашел карту в кожаном футляре, оставленном капитаном. Вернувшись в свою комнату, он выплеснул воду из кувшина, обнаружив, что он полон примерно на четверть. По пути вниз он также останавливался у колодца. Дальше нужно было позаботиться о еде. Что-то, с чем можно было бы отправиться в путь: сухое печенье или вяленое мясо — что-то в этом роде. Мэтью понял, что повар в это время дежурит на кухне, но он, разумеется, не говорил по-английски. Возможно, удастся забрать еду с обеденного стола. Мэтью знал, что найдет способ. Он подозревал, что еды может не хватить на все расстояние до Альгеро, и им придется экономить воду, но, как говорится, коготок увяз — всей птичке пропасть. Отступаться было нельзя.

Вскоре после того, как он раздобыл карту, Мэтью открыл дверь на стук и обнаружил ДеКея и слугу, который должен был отвести их к королю Фавору. Мэтью последовал за ними, они прошли мимо покоев Фавора, поднялись по каменной лестнице, прошли через дверь и вышли на плоскую часть крыши, где Фавор сидел под синим балдахином в богато украшенном раковинами кресле, очень похожем на то, что стояло в тронном зале.

Престарелый монарх, одетый в просторную мантию, расшитую разноцветными заплатами, с медной короной на голове, покрытой редкими седыми волосами, смотрел на дымящийся конус вулкана, держа рядом посох. Он никак не отреагировал на посетителей. Слуга поклонился своему королю, но и он не получил ни толики внимания. Распрямившись, слуга удалился.

Мэтью посмотрел на панораму, которую созерцал король Фавор. За полями, фермами и лесом красноватая дымка скрывала другую сторону острова. Мэтью отметил колокольню на крыше слева от него, которая, вероятно, находилась прямо над балконом королевской спальни. В воздухе он почувствовал аромат горящих листьев. Вероятно, это был запах миазмов, поднимающихся от этого огромного адитона.

Казалось, прошла вечность, прежде чем Фавор заговорил, его взгляд все еще был устремлен вдаль.

— Вы хотели поговорить со мной.

ДеКей ответил раньше Мэтью, они оба стояли в более прохладной тени, которую давал навес.

— Фрателло должен был сказать вам, почему нам нужна аудиенция.

— Лучше скажите это сами.

— Мы узнали о ритуале.

— И почему вас это взволновало? Как граждане, проживающие здесь меньше года, вы не обязаны быть пронумерованы.

— Мы не граждане! — возразил Мэтью.

— Вы имеете в виду, пока не граждане, — парировал король.

— Одну минуту! — воскликнул ДеКей. — Пронумерованы? Цифры, которые я видел на дверях... для чего они нужны?

— Когда голгоф пробуждается и заставляет вулкан угрожать нашему дому разрушением, номера выбираются в случайном порядке и выдаются каждому гражданину старше шестнадцати лет. Для выполнения этой функции у меня есть комитет, главным членом которого является Фрателло. — Фавор слабым жестом махнул в сторону колокольни. — При первом сигнале номера от одного до ста переходят к начальной стадии нашего ритуала. Второй оповещает номера от ста одного до двухсот одного. Вот, где мы сейчас находимся.

ДеКей вздрогнул. Номер на двери Апаулины... 181, не так ли?

— Что вы подразумеваете под «начальной стадией»? — спросил Мэтью.

— Это происходит в Центре Всего Сущего. Вы, вероятно, не поймете, но там стоит большой сосуд, в который насыпают корзины с ракушками. Каждый гражданин берет из… как это говорится по-вашему… отверстия ракушку. В этом священном сосуде есть одна раковина, окрашенная в красный цвет. Гражданин, выбравший ее переходит к следующему этапу.

Мэтью вспомнил свой второй визит в церковь, когда он последовал за мужчинами с корзиной ракушек. Он видел белую урну высотой в человеческий рост с отверстием, в которое можно было просунуть руку. Теперь огромное корабельное колесо и привязанная к нему соломенная фигура приобрели неприятный смысл.

— Фортуна, — сказал он. — Колесо Фортуны. Это и есть акт судьбы — быть тем, кто выберет красную раковину, не так ли?

Фавор слегка кивнул, все еще глядя в другую сторону.

— Что происходит потом?

— Когда выбор сделан, мы проводим церемонию возлияния эликсира вечного и прекрасного сна, который заполняет чашу, стоящую на Пьедестале Доблести. Фрателло выполняет эту функцию. На следующее утро на улицах объявляют избранного, хотя это формальность, так как к этому времени все уже знают, кого выбрали. Вечером избранника омывают и помазывают, сопровождая на вторую церемонию любви и преклонения в Центре Всего Сущего. В заключение он принимает эликсир. — Фавор повернулся к Мэтью. — Таким образом мы удовлетворяем ненавистного и страшного монстра, и наш остров оказывается в безопасности.

— В безопасности?

— Тело переносят на другую сторону острова, где находится голгоф, и он... делает то, что хочет.

Мэтью и ДеКей потеряли дар речи. ДеКей опомнился первым, потому что не мог не думать о номере на двери Апаулины.

— Вы не можете иметь это в виду! Хотите сказать, люди безропотно подчиняются тому, что их приносят в жертву… кому?!

— Чудовищу невообразимой силы. Вы слышали, как он ревет днем и ночью. Его гнев и активность вулкана вынуждают нас делать то, что мы делали раз за разом.

— И кажется, я кое-что понял, — сказал Мэтью. — Эти имена на белых кирпичах. Предполагаю, что это прошлые доблестные воины? Насколько я понял, вулкан проявляет активность каждые несколько лет? Фавор, вы и ваши люди должны понимать, что вы живете здесь на острие ножа! Просто скажите мне, как, по-вашему, голгоф управляет вулканом?

— Голгоф управляет судьбой этого острова. Это все, что я могу сказать.

Мэтью махнул рукой в сторону красной дымки.

— Итак, вы приносите мертвое тело на другую сторону острова, чтобы зверь мог... сделать что? Насиловать? Есть? Что?

— У голгофа есть своя цель. Когда она будет выполнена, угроза исчезнет.

— Это может быть совпадением! Фрателло сказал мне, что голгоф появился из ваших кошмаров, — продолжал Мэтью. — А вы — так называемый волшебник, который может вызывать духов воздуха, земли и моря. Если вы такой могущественный, почему вы не можете уничтожить эту штуку сами, вместо того чтобы убивать своих подданных ядом?

— Уничтожить голгофа — выше моих сил.

Мэтью мрачно сказал:

— Потому что его не существует! Я не знаю, что там ревет, но я не верю, что монстры могут материализоваться из кошмаров человека, независимо от того, считает он себя волшебником или нет!

Ему вспомнилась надпись на одном из кирпичей. Первое имя, то, которое имело английское происхождение.

— Кто такой Остин?

Фавор сидел неподвижно.

— Остин, — повторил Мэтью. — Первое имя на стене. Разве это не было... — Ему пришлось сильно сконцентрироваться, чтобы посчитать. — Сорок один год назад?

Фавор схватил посох и принялся постукивать им по камням перед своим креслом, вглядываясь в непроницаемую дымку. Мэтью и ДеКей заметили, что челюсти Фавора начали двигаться, на лице напрягся каждый мускул.

— Остин, — снова повторил Мэтью. — Он был первым, кого принесли в жертву? Вам тогда было… я полагаю, немного больше тридцати?

Посох начал постукивать быстрее.

В голове Мэтью начал формироваться еще один очень важный вопрос.

— Кто был здесь королем до вас?

Посох перестал постукивать.

— До вас был другой король, не так ли? — подтолкнул Мэтью. — Кто? Ваш отец? Скажите мне, Фавор. Вы не можете этого не знать!

Фавор сидел, словно замороженный. Его рот был вялым, глаза мертвыми.

— Фавор! — ДеКей начал трясти старика за плечо, но отдернул руку, так как подумал, что король мог умереть на месте... Пока что древний монарх еще дышал, пусть медленно и неглубоко. — Что с ним случилось? — спросил ДеКей.

— Он впал в транс, — ответил Мэтью, — потому что не может ответить на вопрос.

Оставаться здесь не было смысла: даже в тени жара начала плавить маску ДеКея. Они отвернулись от молчаливой, неподвижной фигуры, которая все еще сжимала посох до белизны в костяшках пальцев.

Когда они спустились вниз и направились вдоль по коридору — каждый в своих мрачных мыслях — Мэтью решил проверить душевное состояние ДеКея и узнать, насколько на него подействовали пары.

— Мы должны убираться отсюда, — сказал Мэтью. — Если мы этого не сделаем, мы никогда не найдем зеркало.

— Зеркало? — переспросил ДеКей. — Зеркало... да, Дженни показала мне... То есть... — Он остановился, и Мэтью остановился рядом с ним. — То есть, Апаулина показала мне. — Казалось, он внезапно осознал, что говорит. Здоровый глаз моргнул в замешательстве. — Вы имеете в виду это зеркало?

— Нет. — Мэтью понял, каково душевное состояние ДеКея. Не настолько плачевное, как у многих других, но, определенно, ослабленное. — Я имею в виду зеркало, которое мы отправились искать. В Италии. Зеркало, которое...

— О… да! — тихо сказал ДеКей. — Да, я действительно помню… что-то об этом. — Уголок его губ слегка приподнялся. — Демоны, — сказал он с оттенком насмешки, как будто в глубине души он никогда по-настоящему не верил в силу зеркала.

— Да. Демоны.

— Я помню, — кивнул ДеКей. — Да, я помню, что я собирался приказать… если это все действительно реально. Если бы зеркало было… настоящим.

Мэтью ждал, потому что знал, что ДеКей собирается рассказать ему. И, по правде говоря, ему и впрямь нужно было кому-то рассказать.

— Я хотел… того, чего может хотеть каждый человек, — сказал он тихим, задумчивым и печальным голосом. — Я хотел… начать все сначала с определенного момента, зная все то, что я знаю сейчас. Это так ужасно, Мэтью?

— Нет, — ответил решатель проблем. — Это не ужасно.

ДеКей вздохнул, как будто отпуская что-то, за что он очень долго держался, и двое мужчин продолжили свой путь.

Глава сорок пятая

В десять минут двенадцатого канаты «Амики» были отвязаны от свай, Мэтью поднял паруса, чтобы поймать ветер, Кардинал Блэк сел на место рулевого на корме, положив руку на румпель, и маленькая лодка отправилась в путь.

Впереди ждала кромешная тьма открытого моря. Волны целовали корпус, простые паруса раскрывались от ветра и начинали набирать скорость, уводя «Амику» все дальше от гавани.

Это, несомненно, было рискованное путешествие.

Прямо под рулем располагался импровизированный компас, состоящий из деревянного полукруга с несколькими раскрашенными секторами для обозначения углов. Блэк использовал свою трутницу, чтобы зажечь фитиль масляной лампы, установленной в более-менее прочном деревянном корпусе. Все бы хорошо, но в лампе было мало масла, а никакого дополнительно топлива для нее на борту не было. Мэтью надеялся, что света хватит хотя бы до утра, но в глубине души сомневался в этом. Он сосредоточился на том, чтобы ни главный парус, ни малый кливер[67] не развевались из-за потери ветра. Его главная работа заключалась в перемещении стрелки, чтобы поймать ветер. Кроме того, он рассматривал звезды и отчаянно надеялся, что его пострадавшая память не подведет, потому что море могло жадно проглотить «Амику», и малейшая ошибка могла привести к проигрышу еще до начала основной игры.

— Поверните на два румба[68] влево! — крикнул Мэтью, используя секции компаса в качестве «румбов». Блэк подчинился, и Мэтью снова повернул стрелку, чтобы максимально использовать ночной бриз, который, к сожалению, был слабоват и едва шевелил его волосы и бороду.

Сидя у постели Хадсона, когда день только начал клониться к вечеру, Мэтью был рад увидеть, что глаза Великого открылись, когда Лучанза принес ему еще одну ложку коричневой лекарственной жидкости и глоток воды. Влазарет пришла пожилая женщина с седыми кудрями и добрыми голубыми глазами, и Мэтью предположил, что она будет дежурить ночью, когда доктор уйдет спать. Мэтью вдруг стало любопытно, где живет Лучанза? Неужто прямо над лазаретом?

Хадсон повернул голову к другу, и сразу стало ясно, что сосредоточиться на нем стоит для него огромных усилий.

— Я здесь, — сказал Мэтью.

— Так… я еще не умер?

— Тебе до этого далеко.

— Сдается мне… ты ошибаешься, мальчик…

— Я хочу, чтобы ты сейчас выслушал меня очень внимательно. Не закрывай глаза, слышишь? Есть план, как вытащить нас всех с этого острова. Это может занять несколько дней. Я прошу тебя… нет, я приказываю тебе держаться за жизнь так, как ты никогда прежде не держался даже за кружку эля и красивых женщин. Ты понимаешь меня?

Мутные глаза Хадсона на пепельном лице оставались открытыми, но он ничего не говорил.

— Несколько дней, — повторил Мэтью. — Я знаю, ты сможешь продержаться. Просто вспомни, через что тебе уже доводилось пройти.

— Это меня и убивает, — выдавил Хадсон. — Ты можешь… принести мне… судно? По-моему, я сейчас обделаюсь.

— Я принесу, только пообещай мне, что ты будешь держаться. Пожалуйста, Хадсон! Сделай это для меня.

— Ты сказал… мы уедем с острова. Да?

— Да! Как можно скорее!

Выражение новой боли промелькнуло на лице раненого.

— Но… Мэтью… оставить мою лодку? Моих друзей? Оставить… этот рай? Нет, я лучше умру.

О, Боже, — подумал Мэтью. Хадсон был слишком сильно околдован этим адом. Ни одно зачарованное зеркало не извергало столько тайных демонов, сколько Голгофа!

— Нью-Йорк, — сказал Мэтью, хотя даже ему самому это название показалось слишком странным. — Мы должны вернуться в Нью-Йорк.

— Куда?

Вот, как все началось, — понял Мэтью. Мало-помалу очарование Голгофы вторгалось в разум, представляя этот остров раем для человека, и люди здесь забывали обо всем остальном, что есть на картах. Даже тот доктор, который сейчас стоял и совещался со своей медсестрой… прибывший сюда на итальянском корабле, который либо потерпел здесь крушение, либо точно так же зашел за припасами, верил, что действительно родился здесь. Он стал частью этого острова, потому что, как сказал король Фавор, здесь существовала проблема с численностью населения. Конечно. Великий Король понимал, что для увеличения населения необходима «новая кровь» извне. Вдобавок нужно было больше людей, чтобы можно было вовремя накормить голгофа.

Этот доктор… вероятнее всего, забыл, что когда-либо поднимался на борт корабля. Забыл место своего рождения и собственную историю. Действительно ли его звали Лучанзой, или это имя начертало для него перо Фрателло? К слову, действительно ли самого Фрателло звали так, как он представлялся? Скорее всего, нет.

Мэтью отвлекся от своих мыслей, потому что по щекам Великого внезапно полились слезы.

— Мэтью… — прошептал он. — Мэтью… пожалуйста… если мне суждено умереть… я хочу, чтобы это случилось здесь, рядом с моими друзьями. Моими спутниками по лодке. У меня… я… я никогда не чувствовал себя таким свободным. Пожалуйста, не заставляй меня… уплывать отсюда.

Мэтью крепко зажмурился. Когда он открыл глаза, Хадсон уже смотрел в потолок, а по лицу нисходили дорожки слез. Мэтью испугался, что он умер, но он все еще дышал.

— Хорошо, — ответил Мэтью. — Тебе не обязательно уезжать. На самом деле, твои спутники ждут тебя. Ты должен понимать: они больше не отправятся на рыбалку, пока ты к ним не присоединишься.

Хадсон снова повернул голову.

— Правда?

— Правда. Что мне им сказать?

Хадсон перевел дыхание и даже слегка — совсем слегка — приподнялся на кровати. Вероятно, он сделал это потому, что ему вовремя не подставили судно…

— Скажи им, что я… их не подведу.

— Это именно то, что они хотят услышать. А теперь… мне нужно идти. Но мы скоро увидимся, да?

— Да.

Когда Мэтью встал со стула и направился к доктору, чтобы на импровизированном языке жестов — комичном, если что-то в этой ситуации может быть смешным, — сказать ему, что может понадобиться, Хадсон вдруг выдохнул:

— Бром. Где Бром?

Реальность — это проклятие Голгофы, — подумал Мэтью, и, держа это в голове, сказал:

— Я не знаю этого имени.

— Да? Странно… он снился мне… он мой старый товарищ.

— Пусть тебе приснится рыбалка, — с тяжелым сердцем сказал Мэтью. — До скорой встречи!

На борту «Амики» Мэтью обернулся и взглянул на остров. Огни факелов и фонарей отдалялись, как и красное зарево, окрашивающее небо над городом. Когда взгляд Мэтью задержался на зданиях, вытесанных в скале, он услышал рев голгофа — теперь более тихий, но все же достаточно громкий, чтобы прокатиться по морю и унестись мимо лодки прямиком в темноту.

Мэтью снова сверился с координатами и приказал еще немного повернуть влево. Затем через несколько минут он скомандовал:

— Центрируйте руль!

Блэк повиновался.

Они плыли дальше. Мэтью заметил, что ветер переменился, поэтому поправил паруса и попросил снова изменить курс на два румба вправо, чтобы лавировать на ветру. Он подумал, что здесь могло не обойтись без могущественного дыхания короля Фавора, вызвавшего зловонный ветер, чтобы помешать беглецам. Ему вновь послышался запах палых листьев, и Мэтью понял, что они, должно быть, приближаются к красноватому туману, окутывающему остров и распространяющемуся на несколько миль от него. По мере того, как «Амика» продвигалась вперед, запах становился все сильнее.

Затем, совершенно неожиданно, они оказались застигнуты туманом, и, к ужасу Мэтью, звезды исчезли. Окрашенный в красный цвет щупальца поползли по лодке. Мэтью подумал, что из-за причуд ветра и моря испарения острова повисли на этом расстоянии. Возможно, они перемещались туда-сюда, то истончаясь, то сгущаясь в зависимости от времени суток. Вскоре туман стал таким густым, что Мэтью с трудом мог разглядеть пламя фонаря на корме, а Кардинал Блэк превратился для него в размытое пятно.

— Я ничего не вижу! — пожаловался Блэк.

— Я тоже. Но скоро это кончится… я надеюсь.

В дополнение к ухудшившейся видимости море взволновалось и начало сильно раскачивать «Амику» на волнах. Мэтью решил, что это естественно, учитывая, что они ушли из спокойных вод острова и вышли в открытое море… и все же…

Король Фавор общается с духами воздуха, земли и моря.

Он вспомнил, как Фрателло сказал об этом. Может ли быть такое, что король Фавор и вправду волшебник? Нет же, это чушь собачья! Если кто-то и верил, что Фавор способен творить магию, то всему виной были ядовитые пары. Тогда отчего по телу Мэтью сейчас ползли мурашки?

Запах миазмов ударил в нос, глаза заслезились.

— Держите руль! — крикнул Мэтью, хотя Блэк и так не позволял ему сдвинуться с места.

Паруса затрепетали. Мэтью передвинул стрелку, чтобы поймать ветер, но не смог этого сделать.

— Два румба на правый борт! — приказал он, хотя и не был уверен, что ему улыбнется удача.

Лодку продолжало качать. Что-то твердое ударилось о левый борт.

Волна потяжелее, — подумал Мэтью. — Только вода и ничего больше.

Он был весь в поту. Ему казалось, что он чувствует, как микроскопические частицы пара, лишающего разума, проникают сквозь его плоть и кости. Звезды! Где же звезды? Без звезд лодка точно затеряется в море! Они могут уплывать все дальше и дальше, но ночь и туман не отпустят их, пока паруса и румпель попросту не умрут.

Как далеко они были от берега?

Боже! Боже, мы далеко! Слишком далеко!

Маленькая лодка поднялась и шлепнулась вниз с шумом, похожим на выстрел, и в это мгновение паника сжала сердце Мэтью в железной хватке.

— Мы должны повернуть назад! — услышал Мэтью собственный голос. Неужели это он кричал? Нет, нет, этого не может быть. Но… — Поворачиваем! — снова сорвалось с его губ. Фигура, облаченная в черное, хмуро смотрела на него с кормы.

Он услышал влажный, скользящий звук, доносившийся недалеко от носовой части. Обернувшись, он увидел сквозь кружащийся туман нечто, похожее на тонкую темную массу морских водорослей, ползущую по правому борту лодки, и по мере того, как оно ползло, у него вырастали руки, лопатообразная голова и мускулистая спина, поблескивающая колючей чешуей. В то же время второе существо начало скользить по левому борту, и перед его узкой головой в ночи заскрежетали изогнутые акульи зубы. Третье чудовище появилось на носу, словно выброшенное из бочки с морскими водорослями. Застыв, оно чем-то отдаленно напоминало человеческую фигуру. Чудище замерло буквально на секунду, а затем двинулось на Мэтью, ползя на животе, покачиваясь и перекатываясь. Мэтью обезумел от страха, перестав обращать внимание на стрелку и в животном ужасе отступил назад.

Морские духи, призванные царем Голгофы, собирались уничтожить их.

Он закричал? Да, это был его крик.

— Мэтью! — позвал Блэк со своего места. — Что с вами не так?!

Даже ослепленный ужасом, Мэтью заподозрил неладное. То, что происходило сейчас… этого не могло быть. Должно быть, его разум воссоздал этих чудовищ под действием паров. Эти монстры появились здесь, подпитываемые чистым страхом. И все же они казались такими же реальными, как бешеное сердцебиение Мэтью. Через несколько секунд они набросятся на него и утащат в могилу глубиной в пятьдесят саженей.

Чудовище у румпеля издало звук, похожий на неземной вопль, и внезапный рывок руля чуть не опрокинул лодку на левый борт. Подойдя к правому борту, Мэтью увидел гигантскую фигуру, несущуюся сквозь туман, чтобы разнести «Амику» на куски.

— На правый борт! — крикнул кто-то. — Ради бога, потяните за руль!

Гигантский корпус проскрежетал рядом с «Амикой», разрывая дерево и разбрасывая щепки. Маленькая лодка накренилась, вода хлынула через разбитые бревна, и в тот же миг Мэтью оказался по шею в море. Если там и обитали какие-то духи, то они спустились в царство, далекое от человеческого рода.

— Поднять паруса! — раздался крик в ночи. — Поднять паруса, я сказал!

Мэтью почувствовал, как доски «Амики» прогибаются под его ботинками. Его потянуло вниз, как будто морские духи вернулись, чтобы схватить его за лодыжки и окончательно утопить. Но будь он проклят, если позволит им это сделать. Он брыкался и боролся с морем, и наконец, брызгая слюной и размахивая руками, вынырнул на поверхность и увидел над собой лица людей, освещенных светом лампы и глядящих вниз с палубы корабля.

— Держись там! — крикнули ему, а затем кому-то еще: — Подними лестницу!

Мэтью ждал.

Спустилась веревочная лестница. Он потянулся за ней, но его руки были грубо оттолкнуты в сторону.

— Вы оказались плохим моряком, — сказал кардинал Блэк, выплюнул соленую воду, и первым взобрался наверх.

Глава сорок шестая

— И я так вам скажу, молодой сэр: когда человек сталкивается со смертью в воде, он не просто барахтается на волнах и глотает морскую воду. Нет, человек поднимает задницу и делает все возможное, чтобы выжить. Поэтому мы использовали те куски спасательной шлюпки, которые были разбиты топором, чтобы приступить к работе над поврежденным корпусом. Мы знали, что, если не сделаем что-то вроде лоскутного одеяла, мы попросту пойдем ко дну, воспевая Иисуса, а никто не хотел этого делать. Мы сорвали себе спины, работая насосами, но справились. Вот, почему «Эссекский Тритон» спас ваши задницы от вечных танцев с русалками.

— Это были не совсем русалки, — буркнул Мэтью.

— Сэр?

— Неважно. — Он покачал головой в ответ на недоуменный вопрос члена экипажа по имени Саймон, который принес ему чашку рома, пока Мэтью сидел, завернувшись в одеяло, в капитанской каюте. — А где капитан?

— Он скоро прибудет. Пока размещает второго парня в другой каюте и, наверное, присматривает за ним. Я должен спросить… что стряслось с этим придурком? Я хочу сказать, я помню, как он выглядел, но не думал, что он настолько уродлив.

— Мокрая крыса всегда уродливее сухой, — сказал Мэтью и с последним глотком рома выжег из головы остатки воспоминаний о воображаемых морских духах.

— О, да, сэр! Я понимаю, о чем вы. Что ж… а вот и капитан!

Дверь открылась.

— Сначала мы думали повесить его, — продолжал болтать Саймон. — Но, опять же… вы понимаете… никто из нас не был готов к тому, что они сделали с капитаном По. Мы решили, что это была не его вина.

— И я благодарю вас за это, — сказал Эван Брэнд, чья грязная одежда сильно отличалась от накрахмаленной синей униформы с позолоченными пуговицами, которую он носил на «Немезиде». Его упитанное темнобородое лицо смотрело на Мэтью сверху вниз с искренним беспокойством. — С тобой все в порядке?

— Сейчас да. — Мэтью был рад оказаться на борту любого судна, которое не находилось под водой, даже если обшивка его стонала, как девяностолетняя старуха, которую вынудили вылезти из теплой постели в два часа ночи. — Вы уверены, что мы не тонем?

— Они проделали адскую работу, залатав брешь. Выбор стоял между «сделать все возможное» и «умереть». Я не скажу, что сейчас «Тритон» в добром здравии, но он однозначно на плаву.

— Боже, храни «Тритона». И еще раз спасибо за то, что спасли меня.

Брэнд пододвинул стул к Мэтью и сел.

— Я поговорил с Блэком. Он сказал, что ты хотел доплыть на этой маленькой лодке до Альгеро.

— Это не так уж отличается от поездки на маленькой лодке через озеро домой.

— Прошу прощения?

— Вы не помните?

— Я помню, как поднимался по той же лестнице, что и ты. Когда это было? Кажется, несколько дней назад, я не уверен. Все, как в тумане. Мне кажется, я помню, как команда говорила о том, что хочет меня повесить. Но потом они сделали меня капитаном, и вот я здесь. Какое-то время мне казалось, что я будто грежу наяву, но потом все прояснилось.

— Что последнее вы помните?

— Помню, как был на Голгофе и разговаривал с мистером ДеКеем. По-моему, это было поздно ночью в моих покоях во дворце. Мы говорили о… я не уверен. Опять же, все, как в тумане. Может, об охране «Немезиды»? Или о разбойниках?

— Которых не существует, — буркнул Мэтью. — Насколько я понимаю, наблюдатель в «вороньем гнезде» заметил вашу лодку? Саймон говорил мне об этом.

— Полагаю, что да, раз он так сказал. Мой разум время от времени все еще затуманивается, как будто часть меня исчезает. — Он нахмурился. — Куда я, по-твоему, направлялся?

— К своей смерти. Хотя вы этого не осознавали. Где мы сейчас находимся?

— Стоим на якоре у острова, в пределах видимости города.

— И вне области этого проклятого тумана?

Брэнд кивнул.

— У вас есть еще ром?

— Полбутылки.

— Если вы нальете мне еще чашку — или даже две-три, — я расскажу вам, почему с первыми лучами солнца мы должны войти туда и забрать с острова всех, кого встретим. Силой, если потребуется. И я был бы очень осторожен и не останавливался на якоре достаточно близко, чтобы не позволить другим фальшивым разбойникам напасть на этот корабль.

— Я тебя не понимаю.

— Просто принесите мне ром, сядьте поближе и выслушайте меня. Я не мог заставить никого на Голгофе поверить мне, но, клянусь Богом, до восхода солнца вы поверите, даже если мне придется ударить вас молотом по черепу.

Брэнд моргнул. Он несколько секунд обдумывал последнее громкое заявление, а затем резко встал.

— Я принесу бутылку.

Уже почти рассвело, и ром был допит, когда Брэнд откинулся на спинку стула, сделал глубокий вдох и сказал:

— Черт. Я понял. И что же нам делать?

— Как я и сказал, нам нужно забрать с острова всех, кого сможем. В то же время мы не должны позволить никому из людей короля Фавора причинить вред этому кораблю. Я хочу забрать Хадсона из местного лазарета и доставить его в лазарет в Альгеро. И не дай Бог нам взять с острова какую-нибудь еду или воду! Чем скорее мы сможем поднять якорь и убраться отсюда, тем лучше.

— Лодка, на которой я добрался сюда, привязана к корме, — сказал Брэнд. — Мы можем подвести «Тритона» поближе к бухте и использовать эту лодку в качестве спасательного судна.

— «Спасательного» — это правильное слово. Я поведу береговую группу в лазарет, если у вас есть носилки, которые мы можем использовать для Хадсона. И я хочу, чтобы Профессора Фэлла и ДеКея забрали из дворца как можно скорее. Я могу сказать вам, что Профессору придется воздержаться от бегства в гавань.

— «Немезида», — нахмурился Брэнд. — Я помню… разве там не осталась часть экипажа?

— Да, но они, вероятно, уже сошли с ума. Мы сможем это выяснить, когда отплывем.

Согласившись с этим планом действий, Мэтью покинул каюту Брэнда и направился по коридору туда, где, по словам капитана, находился Кардинал Блэк. Он постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа.

— У вас отвратительная привычка вторгаться, — сказал Блэк, лежащий под одеялом на своей койке. Ранний красноватый свет струился через единственный иллюминатор в комнате.

— Мы покинем это место сразу же, как сможем доставить наших компаньонов на борт.

— Фэлл мне не компаньон, — сказал мрачный жнец, чьи глаза превратились в фиолетовые впадины, а из-за ночного происшествия его вытянутое лицо стало еще более уродливым. — Мне повезло, что я решил оставить свой экземпляр «Малого Ключа» под комодом. Я предполагаю, что вы передадите книгу Фэллу, но я думаю, что ДеКей будет страстно против этого возражать, так что мы как-нибудь скорректируем непонимание между компаньонами. Если б я знал, что вы чертов маньяк, я бы никогда не согласился на это злоключение.

Конечно, Блэк не видел морских духов, — подумал Мэтью, — потому что они появились только в моем собственном сознании.

— Называйте это как хотите, но я спас вашу жалкую шкуру. Я полагаю, Доминус тут с нами?

— Он всегда с нами. На самом деле он стоит в углу справа от вас.

— И вы, и Доминус — обратите внимание на это. — Мэтью протянул руку, отмеченную татуировкой «Черноглазого Семейства».

— Я осведомлен о вашей принадлежности к этой банде.

— Знайте, что я ценю вашу помощь прошлой ночью. Но я не освобождаю вас от ответственности за убийство моих друзей. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы ответили за это преступление, прежде чем мы закончим.

Блэк изобразил легкую улыбку.

— Время покажет, как все сложится. Не так ли, Доминус? — Его взгляд метнулся в угол, затем вернулся к Мэтью. — Доминус говорит, что с нетерпением ждет результатов нашего сотрудничества.

Мэтью было больше нечего сказать этому отвратительному негодяю, хотя он и понимал, что не оказался бы на этом корабле без его содействия. И все же он был уверен, что Блэк вонзит ему кинжал в спину при первой же возможности, как только он перестанет быть таким нужным для поисков зачарованного зеркала.

Он вышел из комнаты, оставив Кардинала общаться со своим призраком.

Когда солнце продолжило подниматься, «Тритон» вошел в гавань и бросил якорь примерно в трехстах ярдах. На носу, на корме, по левому и по правому бортам была выставлена охрана. Затем капитан Брэнд, Мэтью и три члена экипажа, которые выглядели достаточно здоровыми, чтобы вынести Хадсона из лазарета на носилках, сели в маленькую спасательную шлюпку. К тому времени на причале собралась кучка голгофян, чтобы поглазеть на новый корабль. Над вулканом продолжал клубиться серо-красный дым.

Брэнд приказал одному из мужчин присматривать за лодкой. Этот джентльмен был вооружен топором и дубинкой и готов был со всей ответственностью выполнять свою работу.

Мэтью повел Брэнда и других людей, несущих свернутые брезентовые носилки, по улицам города к лазарету. По пути он заметил, что группки горожан соскребали написанные мелом номера с дверей. Если не считать ажиотажа в гавани, все здесь, казалось, шло своим чередом: люди выходили на улицу, здоровались и разговаривали, туда-сюда сновали фермерские телеги, несколько человек ехали на лошадях, и даже раскатистый рев голгофа почти не затормаживал деятельность на острове.

— Что это, черт возьми, было? — Брэнд нервно посмотрел на вулкан. — Нам лучше убраться отсюда, пока эта штука не взорвалась.

— Лазарет уже близко, — сказал Мэтью, хотя он и сам чувствовал, что времени мало. Если не сейчас, то в недалеком будущем вулкан и вправду должен был взорваться, обрушив на город дождь из огня и пепла. Он погребет все здесь под потоками лавы. В конце концов, так этот остров был создан — так он и должен был однажды исчезнуть.

— Мы пришли, — сказал Мэтью, указав на лазарет.

Лучанзы не было на месте, но была медсестра. Она отошла в сторону, когда Хадсона принялись будить.

— Положите его на носилки, — распорядился Брэнд. — Полегче, он в тяжелом состоянии.

Хадсон что-то пробормотал и огляделся, явно не понимая, что происходит, и Мэтью был искренне рад этому.

— Что… в чем дело? — спросил перебинтованный и нагой Великий, чье тело оставалось болезненно серым. Мэтью встал рядом с ним.

— Держись, старина. Ты отправляешься в небольшое путешествие.

— В путешествие? Кто... ты?

— Я Мэтью.

— Кто?

Слава Богу, его скоро вытащат, — подумал Мэтью. Если бы Хадсон еще не умер через несколько дней, он наверняка забыл бы все, что было в его прошлой жизни.

— Мэтью Корбетт, — сказал он. — Мальчик, которого ты поклялся защищать.

Хадсон изо всех сил пытался вспомнить, когда его перекладывали на носилки.

— Не знаю... кто ты, — выдавил он, — но... я явно... защищал тебя до смерти.

— Хорошо сказано. Поднимайте его, джентльмены.

Они подняли и вынесли его, но не сумели унести слишком далеко от кровати — вес у Хадсона был немалый. После короткого совещания, они решили, что его лучше везти, чем нести.

Водитель следующей попавшейся телеги оказался жертвой английских хулиганов, которые довольно хорошо орудовали сжатыми кулаками.

Мэтью проехал с ними некоторое расстояние, а затем соскочил с телеги, чтобы дойти пешком до дворца, пока Хадсона грузили на борт спасательной шлюпки. Он направился прямо в комнату Блэка, где нашел «Малый Ключ Соломона», спрятанный на полу под комодом. Ему пришло в голову, что он мог бы оставить книгу там и сказать всем вовлеченным, что она попросту пропала, тем самым положив конец этому злоключению, но он знал, что не сможет осуществить эту идею — он поклялся найти зеркало для Профессора Фэлла, и эта проклятая книга была частью их соглашения. К тому же его отвращала мысль, что эту книгу может найти здесь какой-нибудь голгофянин и сойти с ума еще быстрее… если, конечно, остров не окажется погружен в пламя и Преисподняя не разверзнется прямо здесь. Так или иначе, книга, описывающая могущество многочисленных демонов, была последней вещью, которую Мэтью хотел оставить в наследство Голгофе. Мало ли, что она в сочетании с местными парами может сотворить. Мэтью даже боялся об этом думать.

Он вынес книгу из комнаты и пошел по коридору в комнату Фелла.

— Одевайтесь, — сказал он старику, которого, казалось, только что разбудили ото сна. — Мы выбираемся отсюда. А еще я предполагаю, что вам понадобится это. — Он бросил на койку книгу. — Заберите ее, потому что я не хочу иметь с нею ничего общего. Капитан Брэнд будет здесь через несколько минут, чтобы отвезти вас вниз.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Ты что, с ума сошел? Где Блэк и Декей?

— Вместо разговоров, лучше потратить время на одевание и сбор всего, что вы хотите взять с собой. ДеКея я сейчас оповещу. — Когда Профессор заколебался, по-видимому, не понимая, что происходит, Мэтью резко сказал: — Вставайте, пока я не перевернул эту койку!

И престарелый гений преступного мира подчинился, его тело на тонких, как у птицы, ногах, сотрясала болезненная дрожь.

Мэтью оставил его и пошел в комнату ДеКея. Он постучал в дверь.

Когда ответа не последовало, он вошел сам и обнаружил, что комната пуста. ДеКей мог быть где-то внизу. Была ли необходимость снова поговорить с Фрателло или королем Фавором? Абсолютно нет. Пришло время найти ДеКея, где бы он ни был, добраться до «Тритона», поднять якорь и паруса и…

— И все-таки, дорогой Мэтью, в глубине души ты знаешь, что этого недостаточно.

Голос раздался слева от него и пробрал его до костей. Неужели Тиранус Слотер только что вышел из стены? Так или иначе, сейчас он был здесь, одетый, как и прежде, в свой элегантный костюм, жилет, со вкусом подобранный парик и черную треуголку. Его большие голубые глаза искрились озорством на широком бледном лице.

— Войди и закрой дверь, чтобы мы могли поговорить как джентльмен с джентльменом, — сказал он.

— Ты мне больше не нужен.

— О, ты ошибаешься. Теперь я нужен тебе, как никогда! Закрой дверь, Мэтью. Брэнд приближается, он уже идет по коридору. Ты же не хочешь, чтобы он подумал, что ты сошел с ума, верно?

Мэтью и впрямь услышал шаги капитана, поэтому переступил порог и закрыл дверь.

— Тебя здесь нет, — сказал он. — Ты вот здесь. — Он постучал себя по виску. — Я уверен, что вижу тебя только из-за испарений.

— Конечно. Вне всякого сомнения. Но теперь ты должен задать себе один не менее важный вопрос: можешь ли ты отвернуться от знания?

— Какого знания?

— Знания ответов! Да, проблема решена. Фигура поставила свой последний шах и мат. Последняя запись в бухгалтерской книге сделана. Но можешь ли ты повернуться спиной к самой сути себя?

— А какой сути ты говоришь? — спросил Мэтью, хотя уже знал ответ, потому что разговаривал сам с собой.

Улыбка Слотера стала шире.

— О твоем хваленом любопытстве! Оно — твоя движущая сила, не так ли? Какая-то мерзкая пыль в носу не смогла бы стереть это из твоей личности. Я ведь прав?

Мэтью не пришлось долго раздумывать, прежде чем он сказал:

— Да.

— Тогда ты знаешь, что должен...

— «Знаю, что я должен» что?

— Выяснить, — сказал Слотер, — выяснить, в чем правда. Ты действительно можешь уплыть отсюда, оставив этот вопрос без ответа? Ты знаешь, о каком вопросе я говорю.

— Что такое голгоф? — прошептал Мэтью.

— Именно так. Что это за существо, которое так крепко держит этот остров в тисках ужаса? Любой другой мог бы броситься наутек и убежать в гавань. Ты тоже мог бы, если б не был Мэтью Корбеттом. Но как же тогда быть с твоим любопытством? Неужели просто уплыть и никогда не узнать ответа? О, Мэтью! Пожалуйста, не шути со мной и уж тем более с самим собой!

— Ты хочешь, чтобы я отправился на свидание со смертью?

— О, значит, ты допускаешь, что голгоф может быть настоящим зверем из плоти и крови, а не просто плодом кошмара? Ты должен согласиться, Мэтью, что на другой стороне есть что-то неземное. Что бы это ни было, ты никогда не узнаешь, пока не пойдешь и не увидишь сам.

Мэтью ничего не сказал.

— А теперь не валяй дурака, — продолжил Слотер. — В комнате Фалькенберга хранится оружие. Зайди туда и возьми пистолет, патроны и все необходимое. Лучше пистолет, а не меч. Ты же не хочешь подходить так близко к этой штуке? С другой стороны, если ты выстрелишь и промахнешься, а он бросится на тебя... лучше возьми два пистолета.

— Пистолет и шпага, — сказал Мэтью. — Вот что мне нужно.

— Как тебе будет угодно, ты здесь командуешь. Я бы предположил, что Брэнд уже сопроводил Профессора вниз и вот-вот отвезет его в телеге в гавань. Поэтому тебе нужно будет позаимствовать лошадь какого-нибудь голгофянина. С пистолетом это будет не так сложно, но держи палец подальше от спускового крючка, пока не захочешь выстрелить…

— Выстрелить в ни в чем не повинного гражданина? — закончил за него Мэтью.

— Вот именно. Итак, Брэнд может бояться вулкана, но он не уйдет без тебя. На самом деле, Профессор не позволит ему уйти. «Тритон» может отойти на некоторое расстояние, но... самое большее, два или три часа, Мэтью. Я полагаю, ты понял, что голгоф ревет где-то на северо-востоке. Может, ты заставишь этого зверя замолчать? А то он уж очень меня раздражает. — Слотер усмехнулся. — Туда и обратно, с Божьей помощью. А потом можешь отправляться в Альгеро подставлять свою шею испанцам.

— Я так понимаю, ты будешь со мной на каждом шагу этого пути?

Глаза Слотера расширились.

— Напротив. Я не собираюсь отправляться с тобой. Я никогда не считал храбрость одной из своих добродетелей. Даже будучи призраком твоей памяти, я не собираюсь геройствовать. Но, возможно, кто-то другой мог бы поднять героическое знамя?

— Я уже знаю, что ты используешь свою силу только…

Против беззащитных, — хотел сказать Мэтью, но в следующее мгновение мираж уже исчез из поля зрения.

Проблема решена. Фигура поставила свой последний шах и мат. Последняя запись в бухгалтерской книге сделана, — вспомнил Мэтью.

Он вышел из комнаты, чтобы взять пистолет и шпагу.

Глава сорок седьмая

Пока Мэтью крал лошадь у пожилого голгофского джентльмена в пурпурной шапочке, желтом пиджаке и панталонах того же цвета, (который, возможно, и не знал, что такое пистолет, но хорошо понимал приказной тон молодого человека), Маккавей ДеКей стоял перед дверью Апаулины.

Номер был стерт.

На всех дверях исчезли номера.

ДеКея поразило, что колокол за это утро ни разу не звонил. Его разум был затуманен, но он вспомнил, как король Фавор рассказывал: «При первом сигнале номера от одного до ста переходят к начальной стадии нашего ритуала. Второй оповещает номера от ста одного до двухсот одного. Вот, где мы сейчас находимся».

Но сегодня утром колокол не прозвенел. Означало ли это, что выбор был сделан, и пал на кого-то, чей номер находится между 101 и 201?

У Апаулины был номер 181.

Он потянулся к ручке, чтобы войти, но одернул себя. Что, если именно ее рука выбрала красную ракушку? Он почувствовал, как дрогнуло его сердце.

Дженни.

Но она не Дженни. Она выглядела так, как могла бы выглядеть Дженни, дожив до возраста Апаулины, при условии, что она была бы цела и невредима. Но Апаулина была другим человеком. Другой женщиной, чья жизнь не была разрушена его грязной рукой.

Он до дрожи хотел знать правду, но боялся ее. Что он мог поделать, если Апаулина действительно была избрана той, кому предстоит выпить эликсир и быть принесенной в жертву голгофу? Никакие деньги в мире не могли спасти ее, как и вся власть, которую он годами создавал вокруг себя. Апаулина будет причислена к лику доблестных островных героев, но, как бы Фавор ни описывал этот поэтичный подвиг, в итоге она просто умрет. А что насчет Таури? Она снова будет передана на попечение? На этот раз кому-то другому?

ДеКей ничего не мог поделать. Если Апаулина действительно должна была стать жертвой, он попросту не мог сейчас посмотреть на нее, снова увидеть в ней Дженни и пережить эту боль. Запнувшись о собственные ноги, он понесся назад по улицам, затененным вулканическим дымом. Приблизившись ко дворцу, ДеКей разглядел корабль, который, похоже, стоял на якоре на некотором расстоянии от гавани. Он заметил маленькую лодку, плывущую к нему. В полусне он спустился к причалу, где на судно глазели три-четыре десятка горожан, переговаривающихся на своем языке. Здесь же ДеКей обнаружил Фрателло, рассматривающего корабль в подзорную трубу.

— Что это за судно? — спросил он маленького человечка, поравнявшись с ним.

Фрателло на мгновение опустил трубу, чтобы взглянуть на ДеКея, а затем вновь поднял ее и молча продолжил разглядывать корабль.

— Я задал вам вопрос.

— Мне это неизвестно, — нехотя ответил Фрателло. — Но мне сказали, что оно прибыло на рассвете.

— Они сойдут на берег?

— Я так понимаю, на берегу они уже побывали. На самом деле, кто-то говорил мне, что одним из них был Корбетт.

— Мэтью? Он сейчас на корабле?

Фрателло бросил на ДеКея взгляд, полный нескрываемого раздражения.

— Я знаю ровно столько же, сколько и вы. То есть, практически ничего. Я знаю, что их маленькая лодка называется «Buon Vento[69]». Она принадлежала Сильвио Росси и была построена совсем недавно! Ее украли с причала! Кроме того, сегодня утром пропала и «Амика». Так что лучше вы расскажите мне, что здесь происходит. У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

— Есть, — решил сказать ДеКей. — Звона колокола… не было сегодня утром. Это значит, что кто-то уже выбрал красную раковину?

— Да. Вчера поздно вечером.

Он должен был задать следующий вопрос.

— Кто ее выбрал?

Фрателло резким движением закрыл подзорную трубу.

— Тот, кому это уготовала судьба. Наш обычай запрещает мне раскрывать имя до того, как оно будет провозглашено завтра утром. Послушайте меня, сэр… вы не имеете к этому никакого отношения. Вы понимаете меня? Вы еще не являетесь гражданином. И не станете им до тех пор, пока не пройдет год с того момента, как вы ступили на землю Голгофы. Эта дата отмечена в моей книге. Поэтому ни один из наших ритуалов вас не касается.

— Вы не можете хотя бы сказать мне номер?

— Не могу и не буду. А теперь лучше займитесь своими делами… какими бы они ни были.

— Я умоляю вас, — протянул ДеКей. — Пожалуйста! Если я еще не гражданин, то и обычай на меня не распространяется. Кто пострадает от того, что я узнаю имя?

— Пострадает наша история, — возразил Фрателло. Его глаза, вокруг которых собралось множество морщинок, заискрили гневом, губы покривились. — О, я понимаю, почему вы так взволнованы! Почему я раньше этого не понял? Очень хорошо. Я скажу вам только одно: красная ракушка была выбрана одной из наших швей.

Эти слова ударили ДеКея наотмашь.

— Вы лжете, — выдохнул он.

— Я отвечаю на ваш вопрос, сэр.

— Это была Апаулина?

— Больше я ничего не скажу, и вы не приглашены на нашу церемонию.

— Я вам не верю! Это не может быть она!

— Имя назовут завтра. Но если вы осмелитесь присутствовать на нашей церемонии, — с твердостью в голосе произнес маленький человек, — то вас закуют в кандалы, посадят под замок и будут держать так, пока король Фавор не смилуется над вашим высокомерием. — Он одарил ДеКея жестокой и кривой улыбкой. — Признаюсь честно, мне доставило бы удовольствие видеть, как вас, англичан, доставят в подобающее место на острове.

— В каком смысле?

— В том смысле, что вас не мешало бы научить повиноваться нашим обычаям и указам короля Фавора. — Фрателло снова обратил внимание на корабль. Фигуры поднимались по веревочной лестнице и, похоже, поднимали кого-то на носилках. — Любопытно. Что же дальше? — Он резко повернулся к ДеКею. — У вас еще что-нибудь?

ДеКей покачал головой, чувствуя себя сокрушенным. Его вдавливала в землю огромная тяжесть, навалившаяся на плечи. Его шаги вверх по склону были медленными и тяжеловесными. Он вернулся в свою комнату, сел на стул в углу и подумал, что без власти и денег он ничто.

Апаулина. Дженни.

Одна была старше и находилась под угрозой, вторая, вероятнее всего, была давно потеряна: после того, как Дарра Мажестик продала ее в возрасте шестнадцати лет в дом Баттерси, он больше никогда ее не видел. Он пробовал спрашивать о ней, но это ни к чему пре привело, потому что люди и лица в этом бизнесе слишком часто менялись. К тому же у него было слишком много своих дел…

Фрателло лжет, — подумал ДеКей. — Да, он лжет. Он сделал это, чтобы задеть меня, потому что знал, что я питаю к Апаулине интерес. Он точно лжет.

А если нет?

Фрателло сказал, что ракушку выбрала одна из швей. Это могла быть не Апаулина. Скорее всего, это не Апаулина.

И все же…

Лихорадочно дыша, ДеКей уставился на дальнюю стену. Он спрашивал себя, что может сделать, и не находил ответа. Стены будто надвигались на него. Сама комната стала его врагом, ожидающим его скорой смерти. Он хотел встать со стула, но не смог этого сделать: тело отказалось подчиняться командам мозга. Он чувствовал, что тонет, как в трясине, а сам воздух выворачивал его кости. Посреди этой борьбы с силами, пытавшимися задушить его и разорвать на части, он в ужасе звал своего отца, но из-под маски не доносилось ни звука.

Он сидел и смотрел в стену, здоровый глаз не мигал, фальшивый мерцал бесполезным золотом.

За городом Мэтью на своей украденной лошади проехал мимо ферм и плодородных полей кукурузы, бобов, помидоров, табака и прочих зараженных испарениями продуктов к перекрестку. Одна тропа повернула на северо-запад, а другая изогнулась на восток, он выбрал восточную, которая спускалась через участок густого леса и снова изгибалась в северо-восточном направлении.

За поясом бриджей у него был спрятан заряженный пистолет, а на левом плече был закреплен кожаный ремень, на котором висел короткий изогнутый меч в ножнах. Мэтью решил, что такое оружие лучше подходит для рубки, а не для колющих ударов. Раз уж оно помогло монгольским ордам Чингисхана завоевать большую часть Азии и Европы, оно могло сослужить хорошую службу и здесь — против одного клыкастого монстра, рожденного из кошмара короля.

Мэтью был смертельно напуган и не знал, чего ждать от этого путешествия.

Тем временем дорога все продолжалась. Небо начало окрашиваться в красный цвет, пронизанное клочьями тумана, которые висели на деревьях, подобно прогнившей ткани. Пройдя еще немного, Мэтью с растущим трепетом заметил, что некоторые деревья совершенно облысели. Похоже, чем ближе он подбирался к другой стороне острова, тем мертвее был лес. Теперь сухие остовы деревьев тянулись по обе стороны от дорожки, стволы чернели, как от огня, либо покрывались пепельно-белыми пятнами — похоже, это была какая-то ботаническая болезнь. В этой картине запустенья не пели и не летали птицы. Здесь царила тишина.

Мэтью подумал, что стоит повернуть назад во имя собственного здоровья, но любопытство подстегнуло его идти дальше, потому что лес начал отступать, уступая место красным камням с острыми краями, нагроможденным так, как будто рука великана бросала их, играя в кости. Вскоре лес полностью исчез, как и тропа. Остались только нагромождения красных и коричневых камней в причудливых образованиях, некоторые торчали из песчаной поверхности, как огромные кинжалы... а впереди красная завеса, которую можно было увидеть из города, колыхалась слева направо в пределах его поля зрения.

Внезапно раздался раздирающий нервы рев голгофа, звук, который был настолько громким и близким, что заставил лошадь в страхе встать на дыбы. Мэтью с трудом удалось остаться в седле. Даже когда чудовищный звук стих, лошадь продолжала метаться. Мэтью не хотел об этом думать, но знал, что, если он упадет из седла на эту каменистую почву, это будет означать для него конец. Поэтому он спешился на мягкую поверхность из коричневого песка и схватил поводья, чтобы вести лошадь вперед, к красной стене.

Войдя в область испарений, он почувствовал, как щиплет глаза. Пары клубились вокруг него, как будто он попал в написанную сумасшедшим картину, изображавшую пропитанный кровью лондонский туман. Он сделал три шага вперед, когда голгоф взревел снова. Панический рывок — и лошадь высвободилась из хватки Мэтью, тут же развернувшись и помчавшись к дому. Вскоре лошадь исчезла за плотной стеной красных миазмов.

Итак, Мэтью остался один.

Точнее, здесь был только он… и голгоф.

Вскоре он осознал, что и это не совсем так, потому что вскоре слева от него проступила фигура.

— Ты собираешься проторчать здесь весь день? — спросила она.

Он узнал этот голос.

Конечно! Если ему нужен был кто-то храбрый, чтобы сопровождать его в битве против клыкастого монстра в два раза больше человека, это должна была быть самая выносливая женщина, которую он когда-либо встречал.

— Ну? — подтолкнула Минкс Каттер. — Мы идем или нет?

Мэтью рассматривал эту суровую красавицу, ее квадратный подбородок, плотно сжатые губы и когда-то сломанный и неправильно сросшийся нос, ее вьющиеся локоны светлых волос, ее стройную фигуру, облаченную в алую блузку, черный кожаный корсет и серые брюки. На ее черных кожаных ботинках с высоким голенищем и перекрестной шнуровкой были стальные мыски, которые он был рад видеть в своем воображении. Острый взгляд ее светло-карих глаз с золотистым блеском пронзил его с точностью ножей, которые она всегда носила с собой. В данный момент они придавали уверенности и ему самому… хоть и были призрачными.

— Идем, — сказал Мэтью.

— Без меня ты туда не двинешь, — сказал огромный мужчина, появившийся справа. — Я имею в виду… без меня ты никуда не пойдешь.

— Учишься быть джентльменом, не так ли? — спросил Мэтью чернобородого и неповоротливого Магнуса Малдуна. Скалообразный мужчина был одет в черные брюки и грязную белую рубашку с оторванными рукавами. Стальные серые глаза сверкали огнем на лице, увенчанном густой гривой диких черных волос, которые, как вспомнил Мэтью, довели до слез зубья расчески на великосветском балу в Чарльз-Тауне. Но это действительно был один из самых храбрых людей, которых знал Мэтью. Он осмелился отправиться с ним вверх по кишащей аллигаторами и населенной индейцами Реке Духов в погоне за убийцей.

— Конечно, — ответил Магнус.

— Я знаю, что ни одного из вас на самом деле здесь нет, — сказал Мэтью, — но я действительно ценю, что…

— Ты собираешься пойти и найти этого крикливого мудака? — прервала его Минкс. — Или продолжишь разглагольствовать?

— Иду, — сказал он и двинулся в путь с крепкими тенями по обе стороны.

— Ты оказался в очередной передряге, так ведь? — спросила Минкс, когда ботинки Мэтью захрустели по песку. Он отметил, что ботинки призраков не издавали шума, а от их фигур не падали тени.

— Он делает то, что считает нужным, — сказал Магнус. — Ты знаешь, он всегда такой. Всегда делает то, что нужно. Даже если это неправильно.

— У меня есть некоторый опыт общения с его натурой, — ответила Минкс. И тут же крикнула: — Смотри под ноги!

Мэтью опустил взгляд: под ногами сновали туда-сюда коричневые крабы… сначала всего несколько, затем все больше и больше. Мэтью уже успел раздавить нескольких, ведь они были повсюду: карабкались по песку и огромным камням, вырывавшимся из-под земли.

Затем один мужчина и двое призраков подошли к костям.

Множество тел было возложено на плоскую серую скалу, словно на алтарь. Сколько их? Мэтью попытался вспомнить количество имен на кирпичах церкви, но не смог. Однозначно было видно: их здесь много. Грудные клетки и черепа, кости пальцев и бедра, позвонки, тазовые кости и все остальные части человеческого тела, и, похоже, некоторые кости были отодвинуты в сторону, чтобы освободить место для новых подношений. Именно сюда пришли доблестные воины, чтобы спасти остров от ярости голгофа.

Вокруг костей толкались сотни крабов.

Голгоф взревел — теперь гораздо ближе.

— Ты это почувствовал? — спросил Магнус.

— Да, — ответил Мэтью.

Земля задрожала. Ему показалось, что звук донесся справа от него. Он вытащил свой меч.

— Посмотрим, как ты расправишься с ним этой безделушкой, сказала Минкс, извлекая из ножен воспаленного разума Мэтью нож с центральным лезвием длиной двенадцать дюймов и еще двумя шестидюймовыми лезвиями, выступающими вперед у рукояти из слоновой кости.

Мэтью шел впереди.

В глубине души он чувствовал страх, от которого подкашивались ноги, но в присутствии двух храбрых призраков, родившихся из его воспоминаний, он преисполнялся сил. Держа меч наготове, он двинулся дальше, вскоре поняв, что жара все нарастает. За считанные секунды она стала такой яростной, что Мэтью облился потом и почувствовал тошноту.

Он подошел к краю пузырящейся грязевой ямы, возможно, десяти футов в поперечнике, и, взяв чуть левее, наткнулся на другую яму, вдвое больше. Дальше располагалась третья. Воздух по мере продвижения вперед сгущался и становился все горячее.

— Ты прав, Мэтью, — сказал Магнус. — Мы думаем об одном и том же. Это преисподняя, не так ли?

— Не преисподняя, — покачал головой Мэтью. — Всего лишь другая сторона рая.

Когда ковер из крабов расползся по песку, а из ям поднялись очередные обжигающие пузыри грязи, решатель проблем и его призраки наткнулись на скалистый утес, в котором был вход в пещеру — примерно в двадцати футах над измученной землей. Из этого отверстия, которое выглядело достаточно большим, чтобы пропустить человека, донесся следующий рев зверя, сопровождаемый дрожью земли, и Мэтью понял, что нашел логово голгофа.

— Ничего не остается, кроме как лезть наверх, — сказал Магнус. Мэтью боялся это услышать, но он понимал, что это действительно необходимо сделать.

— Давай, — подтолкнула Минкс. — Не становись цыпленком, когда зашел так далеко.

— Спасибо за поддержку, — буркнул Мэтью.

Боже, как же здесь жарко! Он с трудом дышал. Титаническим усилием вскарабкавшись наверх по зазубренным камням, у самого входа в пещеру он схватился за рукоять меча так крепко, словно пытался удержать в руке собственную жизнь.

Здесь стало еще горячее. Сернистый запах, смешанный с запахом сжигаемых по осени листьев, ударил в нос, как пощечина от Минкс Каттер.

Ему не пришлось отходить очень далеко от входа, чтобы найти еще несколько костей. Но эти были другими. Это были не человеческие кости. Они и впрямь походили на остов монстра: толстые и тяжелые…

И там лежал череп. Мэтью ткнул в него ботинком, и тот откатился сторону, показав глубокие пустые глазницы, выступающую надбровную кость и... да... клыки в разинутой пасти.

— Голгоф, — сказала Минкс — Чем бы он ни был.

Мэтью кивнул.

Чем бы он ни был.

Эта мысль пугала, потому что что голгоф, похоже, и впрямь был существом, какого Мэтью Корбетт прежде никогда не видел.

Пока он стоял, окруженный тенями и призраками, из глубины пещеры донесся булькающий пенящийся звук и утробный рев, который не только оглушил Мэтью, но и принес с собой волну горячего воздуха, едва не расплавившую его плоть и одежду.

— Ты должен увидеть, — сказала Минкс.

Легко тебе говорить, ты же сейчас далеко в Нью-Йорке, — подумал Мэтью. Но однако бесплотный дух Минкс Каттер был прав, поэтому он пошел дальше в пещеру.

Неподалеку стены и потолок были покрыты очень толстым слоем слежавшейся грязи. Жара здесь была невыносимой, и Мэтью понимал, что не сможет выносить ее слишком долго. А впереди… едва различимый сквозь красную дымку темноты, находился бурлящий чан с грязью. Пока Мэтью смотрел на него, огромные струи какого-то газа заставляли грязь взлетать вверх и ударяться о потолок, где она уже свисала дымящимися сталактитами. Здесь стоял оглушительный шум. Мэтью понял, что все это было частью активной подземной системы, которая питала вулкан.

Когда грязь начала еще больше шипеть и бурлить, вверх выстрелил еще один гейзер… звучащий, как громкий рев зверя, усиленный пещерой.

— Нам лучше уйти, — сказал Магнус.

Ему не пришлось повторять дважды.

Когда они вышли из пещеры, точка обзора позволяла рассмотреть другую фигуру на большом расстоянии. Справа, сквозь клубы пара, можно было разглядеть корабль примерно в четверти мили от острова.

— Проблема решена, — сказала Минкс Каттер, начав рассеиваться. — Шахматная фигура поставила свой последний шах и мат.

Дрейфующий в воздухе Магнус Малдун поддержал ее:

— Последняя запись в бухгалтерской книге сделана.

Когда Мэтью спустился со скалы, он был один.

Он направился к призрачному контуру чего-то большого, что при приближении обрело очертания изломанной двухмачтовой бригантины, доски которой были серыми, как у трупа, а множество парусов свисали с мачт оборванными лохмотьями. Левым бортом разрушенное судно прижималось к берегу, а по правому то и дело били волны. Эта сторона острова, в отличие от райской, была демонически буйной, и море здесь вело себя беспокойно.

На корме Мэтью сумел разглядеть выцветшие буквы названия корабля.

Он назывался «Голгофа».

Позади, в пещере вновь взревел грязевой гейзер, и от его силы задрожала земля, будто над ней и впрямь прозвучал глас неведомого монстра.

Приблизившись к кораблю, Мэтью увидел свисающую веревочную лестницу, но она выглядела древней и не могла выдержать веса воробья. При дальнейшем осмотре он нашел в районе носа судна пробоину шириной в восемь футов. Он осторожно пробрался в обломки, хлюпая ботинками по воде и песку. В разрушенных внутренностях корабля обнаружилась лестница, ведущая наверх.

Он чувствовал, к чему она ведет.

В глубине души он четко это знал.

Его ждал кладезь ответов на загадки острова.

Глава сорок восьмая

В носу застрял запах пузырящейся грязи, а кожу будто все еще жег жар другой стороны острова, но Мэтью, не обращая на это внимания, искал во дворце короля Фавора или Фрателло. Поиски не увенчались успехом: ни один, ни другой не попадались ему на глаза. За поясом Мэтью по-прежнему покоился пистолет, а в ножнах под мышкой болтался клинок. Однако он прихватил еще один предмет с затонувшей бригантины под названием «Голгофа». Это была книга в коричневом кожаном переплете, размером с гроссбух, с пожелтевшими от времени страницами. Там, на затонувшем корабле он прочел достаточно, чтобы ответить на собственные многочисленные вопросы «Почему?» и «Зачем?», и был уверен, что будет еще долго осмысливать прочитанное.

Он нашел свою лошадь стоящей на дороге примерно в полумиле от того места, где начинался пораженный лес. Животное все еще нервничало, но не стало брыкаться, когда Мэтью попытался взобраться в седло.

Спешившись у дворца, Мэтью посмотрел в сторону гавани и в ярком солнечном свете увидел, что «Эссекский Тритон» все еще стоит на якоре, а спасательная лодка привязана к борту.

Все его существо хотело как можно быстрее убраться с острова, но то, что он должен был сделать, было для него жизненно важно. Он лишь надеялся, что Брэнд прождет его достаточно долго и даст ему возможность поговорить с королем.

Ни найдя ни Фавора, ни Фрателло, Мэтью еще раз подошел к двери в комнату ДеКея и постучал. Не получив ответа, он вошел и обнаружил человека в полумаске сидящим на стуле в дальнем углу своих покоев. Здоровая часть его лица будто оплыла, живой глаз невидящим взглядом сверлил противоположную стену.

— ДеКей! — позвал Мэтью. — Мы уходим!

Ответа не последовало, на лице не отразилось никакой реакции.

— Мак! — Мэтью пересек комнату и встал напротив него. — Поднимайтесь, мы уходим отсюда!

ДеКей не реагировал. Для него Мэтью будто представлял собой очередной бесплотный дух острова. Однако у духа не хватило бы сил положить руку ему на плечо и энергично встряхнуть.

— Мы уходим! Идемте, я провожу вас в…

— Уходим? — Голова ДеКея наконец повернулась к Мэтью. Голос звучал слабо. — Что?

— «Тритон» не утонул. Он ждет в гавани. Через пару дней мы будем в Альгеро.

ДеКей не собирался вставать со стула.

— Вы слышите, что я говорю? Мак, пора уходить!

— О, — рассеянно протянул ДеКей, — о… нет. Я не могу уйти.

Теперь настала очередь Мэтью спрашивать: «Что?».

— Я живу здесь, — сказал ДеКей и, наконец, встал. — Я рад, что вы пришли повидаться со мной. Я хотел бы поблагодарить вас за все, что вы сделали. И даже больше. — Он подошел к комоду в комнате и открыл верхний ящик, откуда извлек лакированную белую шкатулку, отделанную золотом. Он открыл ее блестящим золотым ключом и достал белый кожаный мешочек, перевязанный красным шнурком. — Моя признательность за вашу работу, — сказал он, протягивая его вперед.

Мэтью понятия не имел, о чем говорит ДеКей, но взял мешочек и развязал шнур. Внутри поблескивала горсть золотых монет. Это было целое состояние!

— Для чего это?

— Это за вашу работу, — повторил ДеКей. — За то, что нашли этих двоих для меня. Братьев.

Мэтью поджал губы, но не произнес ни слова. Он ждал.

— Я также хотел… я должен кое в чем признаться вам. Говорят, исповедь полезна для души, не так ли? А моя душа такая тяжелая… слишком тяжелая. Я хотел, чтобы вы знали это после того, как найдете их для меня. Я нанял двух убийц, чтобы они отрезали им головы, а потом… я послал их головы в коробках в ту самую таверну. Я забыл название. Но я написал, чтобы их головы использовали в качестве мишеней для дротиков.

Мэтью показалось, что на здоровой половине лица мелькнула тень безумной улыбки. Он не знал наверняка, не привиделось ли ему — она слишком быстро исчезла.

— Я не могу отставить Дженни, — сказал ДеКей. — Только не теперь, когда я снова нашел ее! Вы понимаете?

Мэтью не понимал. На самом деле, речь ДеКея для него представляла собой чистую околесицу.

— Я знаю, — тем временем продолжал ДеКей. — Мы с вами по разные стороны баррикад, но… я восхищаюсь путем, который вы выбрали. И вашей добродетелью. Я хотел бы поделиться с вами правдой, и вы можете делать с нею все, что пожелаете. Мне это принесет хоть маленькое, но облегчение.

— Вы… остаетесь? — спросил Мэтью, и собственный вопрос показался ему невероятно глупым.

— Да, но я желаю вам удачного путешествия. — Сказав это, ДеКей вернулся к своему стулу в углу, сел в ту же позу, что и раньше, и замолчал. Мэтью снова посмотрел на золотые монеты в своих руках. Они были нужны ему. Он не мог понять, о чем говорил ДеКей, но его деньги были настоящим даром.

— Прощайте, — сказал он неподвижной фигуре в углу и повернулся, чтобы уйти.

— О, — вдруг протянул ДеКей, как будто внезапно вспомнил нечто важное. — Передавайте привет своей очаровательной жене, Ричард!

Затем ДеКей снова погрузился в оцепенение. Мэтью все еще не имел ни малейшего представления, о чем он говорит, поэтому молча вышел из комнаты.

Стук в дверь Фавора ничего не дал, комната была заперта. Зажав под мышкой книгу, Мэтью прошел через вторую дверь, и там, на крыше, он нашел монарха Голгофы. Тот, как и прежде, был одет в пурпурную мантию, корона была склонена набок над пучками нечесаных волос. Король сидел под голубым балдахином и смотрел на красную дымку вдали.

Мэтью подошел к нему. Король медленно и спокойно поверну голову, как будто ожидал посетителя в это самое мгновение.

— Вы пришли вооруженным, чтобы убить меня? — спросил Фавор.

— Я пришел, чтобы убедить вас жить, а также спасти как можно больше людей от неминуемой смерти.

— Глупый молодой человек, — сказал король и снова перевел взгляд на миазмы, которые скрывали другую сторону острова.

— Я нашел корабль, — сказал Мэтью. Фавор никак не отреагировал. — И на корабле я обнаружил вот это. — Мэтью поднял книгу. — Она была в каюте капитана. Вы ее узнаете?

Фавор даже не взглянул на него.

— Я хочу спросить, можете ли вы вспомнить несколько имен. — Мэтью открыл том и прочитал: — Калеб Фауст. Джозеф Марквелл. Абрахам Батлер. Джон Говард. Урия Холлоуэй. Вы знаете этих людей?

Фавор несколько секунд молчал, а потом его рот открылся.

— Глупый, глупый молодой человек, — сказал он. Голос прозвучал как шепот ветра среди скелетообразных деревьев в мертвом лесу на другой стороне острова.

— В особенности меня интересуют два имени, — продолжил Мэтью. — Калеб Фауст. Он привел в движение какое-то существо, тыча в него заостренным концом метлы. Это сказано здесь, в бортовом журнале. И еще одно имя: Урия Холлоуэй. Это первый помощник по прозвищу «Младший брат». Полагаю, здесь его называют Фрателло.

Фавор начал постукивать посохом по камням.

— Я знаю, что прибыл новый корабль, — сказал он.

— Он здесь долго не пробудет, и я тоже. Я умоляю вас действовать, как настоящий король, и поставить безопасность ваших граждан на первое место. Это ведь ваше обязательство.

— Обязательство. — Фавор будто перекатывал это слово во рту, как непривычный кусок пищи. — Обязательство, — повторил он. Посох продолжил постукивать.

— Уведите отсюда людей! Скажите мне вот, что: после того, как голгоф насытится, сколько времени потребуется вулкану, чтобы успокоиться?

Мэтью думал, что Фавор не ответит ему, но, помолчав немного, старик сказал:

— Два дня. Или три. Иногда неделя. Или две.

— Разве вы не видите, что голгоф не имеет ничего общего с вулканом? Да и нет никакого голгофа! Кем бы ни было это существо, оно давным-давно умерло! Я нашел кости… тяжелый череп с клыками. Хотите, я прочту вам описание этого зверя?

Когда Фавор ничего не сказал, Мэтью обратился к пожелтевшей странице книги:

— «По-видимому, это представитель вида шимпанзе, но устрашающих размеров. Это животное в два раза больше крупного человека, с жесткой черной шерстью по всему телу, за исключением серебристых волос на плечах и спине, массивным черепом и большими клыками. Поймать и посадить зверя в клетку было непросто, так как он проявил огромную силу, в результате чего бедняга Батлер сломал руку. Я с некоторой уверенностью могу сказать, что этот экземпляр станет звездой в зверинце герцога Сантаросса». Вам не кажутся знакомыми эти строки?

Ответом была тишина, если не считать мерное постукивание посоха.

— Это должно быть вам знакомо, — сказал Мэтью, — поскольку вы сами написали это в бортовом журнале, который служил вам чем-то вроде дневника. И вы поставили свою подпись на первой странице, когда началось путешествие пятого июня 1663 года. Вот она: капитан специализированного грузового судна «Голгофа», занимающегося отловом и транспортировкой африканских животных в частные зверинцы богатых итальянских клиентов. Капитан Фейвор Кинг. Вы слушаете меня? Вы поняли, что я вам говорю?

Посох перестал постукивать.

— И давайте поговорим об Остине, — продолжил Мэтью. — Ваш…

— ХВАТИТ! — закричал Фавор, и его лицо исказилось такой гримасой ужаса, какую Мэтью не смог бы забыть до конца своих дней. Старик попытался встать, но не смог. Попытался снова — на этот раз с помощью посоха, — но снова не справился. Затем он сел на свой трон, тяжело дыша и дрожа.

Мэтью дал ему время собраться с мыслями, но он должен был сказать ему правду.

— Ваш сын, — сказал он. — Ему было пятнадцать, и он сопровождал вас в этом путешествии. Первое имя на стене. Я полагаю, что именно его изображение находится в центре Колеса Фортуны. Это корабельный штурвал, потому что именно так судьба привела вас сюда, не так ли? Что произошло после того, как Калеб Фауст измучил существо? Оно наверняка пришло в ярость и начало убивать? Я знаю о других животных. О двух львах, антилопах и зебре, отмеченных в журнале. Я нашел их кости в клетках. Но одна клетка была взломана, и в ней нет костей. Существо вырвалось во время шторма, в котором корабль потерпел крушение, не так ли? Об этом говорится в одной из последних записей. А потом оно понеслось по кораблю и убило Джозефа Марквелла? Это последняя запись, сделанная девятнадцатого октября. Сколько времени прошло, прежде чем существо покинуло корабль?

— Вы… сошли с ума, — выдохнул Фавор. — Неправда. Ничто из этого! Все ложь!

Мэтью сделал еще несколько шагов вперед, преодолевая разделявшее их с Фавором расстояние и опустился на колени перед троном.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — попросил он. — Вы можете помочь и себе, и всем здесь присутствующим. Ваши подданные смотрят на вас, их жизнь зависит от вас. Вулкан когда-нибудь извергнется. Вы знаете это глубоко в душе. Нет никакого голгофа, которому нужно приносить кого-то в жертву. Это бессмысленное убийство, которое вы повторяли раз за разом. Вы можете прекратить это прямо сейчас. Вы можете.

Закричав от ярости, Фавор поднял посох, чтобы ударить Мэтью. Молодой человек вскинул руку, чтобы защититься, но этого делать не понадобилось, потому что посох не обрушился на него. Он повис в воздухе и висел так некоторое время, пока Фавор со сдавленными рыданиями не опустил его. Съежившись на троне, он крепко зажмурился.

— Я думаю, вы хороший человек, — сказал Мэтью. — Уверен, вы хотите поступить правильно, но остров затуманивает ваш разум, пытаясь остановить вас. Вы должны попытаться… должны попытаться вспомнить, кем вы были и как сюда попали. Вы родились в Англии. До вас здесь не было никакого короля. Я помню, вы сказали мне там, на вашем балконе, что вы и есть Голгофа. Это правда. Я думаю, что вы нашли здесь небольшое неорганизованное общество людей и превратили это место в рай. Благодаря вашей работе в роли лидера люди последовали за вами. Но вы потеряли память о том, кем вы были, забыв историю Англии. Я думаю, было жизненно важно забыть и то, что касалось Остина. В некотором смысле остров воспользовался вашей болью, чтобы стереть все остальное.

— Пожалуйста, — прошептал Фавор, и слезы медленно потекли по его изборожденному морщинами лицу. — Пожалуйста… не заставляйте меня…

— Что произошло после того, как «Голгофа» потерпела крушение? — настаивал Мэтью, стараясь говорить как можно мягче. — Вы, ваш сын и остальная команда должны были найти убежище. Итак, вы отправились в путь, не так ли? А существо попробовало кровь и, вероятно, сошло с ума после этого… и после пыток Фауста. Я должен знать, а вы должны вспомнить, Фавор. Зверь убил Остина? Поэтому его имя стоит первым на стене, помеченное октябрем 1663 года?

Фавор вздрогнул. Его рот открылся и закрылся. Снова открылся, и тонкая струйка слюны скатилась с его нижней губы на королевскую пурпурную мантию.

— Остин, — прошептал он. — Мой мальчик. Мой дорогой сын... где Остин?

— Скажите мне, — попросил Мэтью.

— Он не… не здесь. Он… сломан. Как кукла. Я слышал, как его спина… сломалась. Урия выстрелил. Существо было… ранено, но разъярено. Оно… утащило моего мальчика. — Голова Фавора запрокинулась, будто он задыхался от воспоминаний. — Остин… звал своего отца. Вы слышите? Слышите его? Он зовет… У меня был пистолет, и я выстрелил, но… голова Остина… она… — Его лицо снова исказилось от боли. — Пожалуйста, не заставляйте меня, — прошептал он.

Мэтью кивнул. Он протянул руку и накрыл ею дрожащую руку Фавора.

— Не буду, — сказал он.

Он все понял. Из-за того, что разум Фавора был шокирован смертью Остина, а также из-за паров этой огромной пневмы, король Голгофы создал фантастический мир, в котором он мог жить. И Урия — Фрателло — тоже. Мэтью помнил мучительный всхлип, который издал этот маленький человечек, когда Фэлл увидел татуировку, и какое-то воспоминание об истине на короткое время пробилось сквозь туман. По той же причине Кинг и Холлоуэй — Фавор и Фрателло — видели голгофа в кошмарах. Они ведь видели один и тот же кошмар наяву.

— Мне жаль, — сказал Мэтью, но Фавор уже отвлекся от своих мучительных воспоминаний и пристально уставился на другую сторону острова, где началась история Голгофы.

Мэтью встал.

— Я сейчас уйду. Но хочу, чтобы вы знали: когда мы доберемся до Альгеро, я собираюсь нанять корабль, чтобы вернуться сюда и забрать столько людей, сколько сможет увезти судно. У меня есть деньги, чтобы сделать это. Скорее всего, потребуется не один корабль. Если вы любящий король, вы поддержите тех своих подданных, которые захотят уплыть с острова, спасая свои жизни.

— Я не уйду, — ответил Фавор. — Я никогда не уйду. Голгоф… его нужно накормить, иначе… все будет уничтожено. Вы… чужеземец, вам здесь не место. Давайте. Убирайтесь отсюда!

— Я пошлю корабль, — повторил Мэтью. Он положил бортовой журнал на колени Фавору. — Прочтите это. Я молюсь Богу о том, чтобы ваша мудрость помогла вам поставить жизни ваших подданных на первое место. — Он отвернулся, неуверенный в том, что достучался до короля, потому что остров был сильным противником. Прежде чем покинуть крышу, он оглянулся и увидел, что Фейвор Кинг все еще смотрит на другую сторону острова, но одна из рук старого монарха касается книги и проводит по ней иссохшими пальцами.

На глазах Мэтью книга открылась, и король начал читать.

В коридоре внизу Мэтью увидел приближающегося Фрателло, вероятно, направлявшегося к своему королю, и у него возникло желание схватить татуированную руку маленького человечка и дать ему пощечину, но он этого не сделал. Он почувствовал укол жалости к нему и ко всем островитянам.

Как сказал Фавор, берегите свой разум. Это ваш собственный дворец.

Если это действительно так, — а Мэтью считал, что так оно и есть, — то в этом дворце водились привидения. Но оставался шанс, что призраков можно прогнать при дневном свете.

Проходя мимо Мэтью, Фрателло задрал нос и ничего не сказал.

В гавани при ярком солнечном свете Мэтью встал на причал и выстрелил из пистолета в воздух, что заставило зрителей, которым по-прежнему было любопытно увидеть новый корабль, чуть не выпрыгнуть из своих панталон и юбок. Он вытащил меч и помахал им над головой, и мгновение спустя последовала вспышка, когда кто-то на борту послал сигнал зеркалом. Пара фигур спустилась по веревочной лестнице и села в спасательную лодку, паруса раскрылись, и экипаж отправились на выручку.

Мэтью был готов к долгому отдыху и с трепетом ждал возвращения в Нью-Йорк после завершения всех этих нелепых поисков. Он с нетерпением лелеял в воображении тот момент, когда сможет надеть кольцо на палец Бонни… Берилл… Берри. Ему действительно нужен был отдых в том месте, где сам воздух не был принцем воров. Он думал посоветовать Брэнду проверить «Немезиду», но сомневался, что на борту кто-то остался. Члены экипажа, вероятно, все уже сошли с ума и воображали себя рыбами или чайками. Он представил, как птицы устраивают себе новый насест на мачтах «Немезиды».

Теперь важно было доставить Хадсона в больницу — неважно, испанскую или нет.

«Тритон» был поврежден, но у него, по крайней мере, был исправен руль.

Нужно было рассмотреть вопрос о Кардинале Блэке. Без ДеКея, стоявшего на его стороне, баланс сил изменился. Профессор Фелл завладел адской книгой и, вероятно, настоял бы на том, чтобы несколько десятков раз порезать шкуру Блэка острым лезвием, а затем бросить его акулам, но Мэтью сказал бы свое слово по этому поводу. Это был не тот способ, которым он хотел, чтобы правосудие свершилось над Доминусом. Он хотел суда и казни, а также — как бы ему ни было неприятно думать об этом — он чувствовал небольшой долг перед Блэком за помощь с «Амикой».

Спасательная лодка приблизилась. Брэнд стоял на носу и махал Мэтью, пока судно приближалось.

— Хороший день для морского путешествия, — произнес тошнотворно знакомый голос.

Мэтью искоса взглянул на Тирануса Слотера.

— Ты идешь со мной?

— Ни в коем случае! Здешний климат мне по вкусу.

— Сказал человек, чей вкус не поддается описанию.

— Скажем так, я никогда не был нищим на пиршестве, — пожал плечами Слотер.

— Особенно, когда в меню был твой собственный отец.

— А ты обидчивый малый, не так ли? Долго ты будешь меня этим попрекать?

Лодка почти подошла к причалу, канаты были брошены.

— Я надеюсь, что тебя здесь ждет счастливое будущее, — сказал он.

— Кстати о будущем, раз уж ты сам об этом упомянул, — сказал Слотер. — Я думаю, тебе стоит вспомнить кое-что, что Гарднер Лиллехорн сказал тебе в Лондоне перед тем, как тебя бросили в Ньюгейтскую тюрьму. Ты помнишь это?

— Просвети меня.

— Он сказал, что есть вещи похуже Профессора Фэлла. У меня такое чувство, что, когда ты встретишься с тем, что ждет тебя впереди, Профессор Фэлл покажется тебе добрым старым дядюшкой, качающим малыша Корбетта на коленях. Так что поверь мне, мой мальчик, худшее еще впереди.

С этими словами тень лучезарно улыбнулась.

— Спасибо за заботу и добрые пожелания.

— Мэтью? — Брэнд как раз взбирался на причал. — С кем ты разговариваешь?

Мэтью взглянул на капитана Брэнда, затем снова посмотрел туда, где стоял Слотер, но на его месте был только старик, обменивающий ожерелья из морских раковин, и никакого маньяка-убийцы, пожирающего собственного отца.

— С воспоминанием, — сказал Мэтью и поднялся на борт.

Глава сорок девятая

В два часа после полуночи по улицам брела одинокая фигура.

Он знал, куда направляется. Ранее вечером он последовал за толпой людей к этому месту и хорошо запомнил его, а теперь в безмолвной темноте он вошел в Центр Всего Сущего и снял свою безупречно белую треуголку.

Две дюжины свечей все еще горели, но давали слабый свет. Впереди на огромном корабельном колесе и привязанной к его центру фигурке висели гирлянды. Еще больше гирлянд украшало стены. Очевидно, это была красивая церемония, хотя ему было запрещено на ней присутствовать.

Он не возражал.

Теперь он жил здесь и должен был подчиняться местным правилам.

После того, как Мэтью покинул его комнату, ДеКей вышел на улицу и увидел отплывающий корабль. Он наблюдал за ним, пока тот не скрылся из виду. ДеКею казалось, что он вспомнил сон, в котором он сам плыл на каком-то белом величественном корабле.

Величественный. Это слово напомнило ему что-то. Может, он знал человека с похожим именем. Величественный… Великий… Нет, кажется, нет.

Он оглядел зал церкви... его неподвижность... его безмятежность. Затем подошел к каменному пьедесталу, стоявшему на платформе, и вынул деревянную чашу из ее вместилища.

Чашка была наполовину наполнена мутной белой жидкостью.

ДеКей сел на платформу, оглядел убранство и подумал, что все правильно… сейчас он находился в нужном месте.

Он совершал ужасные поступки, от которых его сердце и душа были непомерно тяжелы. Он не мог вспомнить, что именно совершал, но четко знал, что избрал по жизни неверный путь. Он забыл тог мальчика, который любил отца и лошадей… да и саму жизнь. Пытаясь достучаться до этого мальчика вновь, ДеКей раз за разом терпел неудачу.

Здесь он встретил красивую женщину, и ее прикосновение сделало красивым и его самого. Всего на мгновение — но это мгновение стало для него даром, дороже всякого золота.

Он снял маску и отложил ее в сторону.

А потом он выпил жидкость, всю, до последней капли. Его рот открывался не очень широко, так что часть пролилась на белый пиджак с блестящими золотыми пуговицами, но он проглотил большую часть, и когда чаша была осушена, он поставил ее на постамент.

Все было готово.

Рот наполнялся горьковато-сладковатым привкусом. В каком-то смысле именно таким был вкус самой жизни — сладость и горечь, смешанная воедино. Нужно было брать то, что предлагает чаша.

Через некоторое время, наблюдая за горящими свечами, ДеКей почувствовал сонливость. Он устал. Он очень сильно устал. Он подумал, что мог бы лечь на платформу и закрыть глаза... отдыхать... видеть сны...

Так он и сделал.

Сможет ли Мак снова оказаться тем мальчиком?

Во полусне он шел по зеленому пастбищу, и на нем была куртка с подпитым овчиной воротником. Он шел и вдруг услышал, что позади него кто-то идет. Кто-то большой ступает прямо по его следам.

Он обернулся и увидел лошадь... темно-коричневую, с рыжей гривой и хвостом. Сильное и красивое животное, теперь стоящее неподвижно, ожидая, когда он пойдет дальше... Оно играло с ним.

Мак пошел дальше, и лошадь последовала за ним, шаг за шагом.

Когда он снова повернулся, лошадь пошла вперед, и он не испугался. Голова лошади наклонилась, ее зубы мягко вцепились в овечий воротник, и Мак медленно опустился на колени. Он опускался все ниже, пока дыхание лошади грело его мягким ветерком.

Гладкая щека Маккавея Декея прижалась к прохладной зеленой земле, и его глаза мирно закрылись.

Глава пятидесятая

— Наши наниматели, — сказал мужчина в белом парике с длинным узким носом и подбородком в форме лопаты, — весьма раздражены отсутствием у вас прогресса. — Он говорил по-итальянски, с акцентом аристократа высокого происхождения, и был одет в серый костюм, жилет винного цвета и белый галстук, подобающий членам королевской семьи. — Они хотят немедленных результатов.

— Господин... господа, — сказал худощавый маленький человек в темно-коричневом залатанном халате. Он также говорил по-итальянски и старался донести свою мысль не только до человека в парике, но и до широкоплечего джентльмена, стоявшего позади него. — Я уверяю вас, я делаю все, что в моих силах. Но это… требует времени.

— Время, — последовал жесткий ответ, — это то, чем наши наниматели не располагают. Меня просили уведомить вас, что вам предоставлена одна неделя, чтобы завершить ваши работы и удовлетворить их интерес. Если вы не справитесь с этим… запросом, то… что ж… — Он быстро взглянул на второго мужчину, а затем его маленькие темные глаза вернулись к человеку в халате. — Вы понимаете, что эта процедура имеет жизненно важное значение для наших нанимателей? Это вопрос… я бы сказал, это вопрос безопасности. Но если вы не оправдаете ожиданий до того момента, как вам будут выплачены деньги… я просто оставлю вашему воображению додумать последствия.

— У вас ведь живое воображение? — спросил второй мужчина.

— Да… живое… очень живое.

— Тогда мы понимаем друг друга. — Говоривший достал из жилета серебряные карманные часы, чтобы проверить время. — У нас есть другие дела. Спокойной вам ночи.

— Спокойной ночи, господин... господа.

Второй мужчина открыл дверь, и та заскрипела на петлях. За каменной дорожкой их ждала богато украшенная карета, на каждом углу которой горели масляные лампы. На облучке сидел кучер в униформе.

— Ах да, Бьянки! — сказал первый мужчина, останавливаясь вместе со вторым в дверях. — Наши наниматели доставят груз утром. Вы просили крапиву, панцирь черепахи, внутренности совы и кладбищенскую грязь?

— Да, все так, господин. Но… простите, простите… я был попросил, чтобы кладбищенская грязь была черной со свежей могилы, которой нет и двух дней.

— Это было отмечено. Если возникнут какие-то проблемы, обсудите их с посыльным.

— Да, господин, конечно, господин.

Второй мужчина придержал дверь для первого, и когда тот зашагал прочь в своих начищенных черных ботинках, он с насмешкой посмотрел на Бьянки и сказал:

— И вы называете себя колдуном!

Затем дверь закрылась, мужчины ушли, а Бьянки устроился в плетеном кресле и сделал несколько глубоких вдохов.

Нужно дышать, чтобы успокоить нервы.

Но рассиживаться слишком долго было нельзя. Работу нужно было сделать как можно скорее, ведь она жизненно важна для этих людей и их нанимателей. Живое воображение подсказывало, что будет, если он не справится.

Бьянки поднялся со стула, сделал паузу, достаточную для того, чтобы налить себе деревянную чашку вина из одуванчиков собственного приготовления и взболтать ее, а затем взял свою грязную лампу и подошел к люку в полу в другом конце комнаты. Он открыл крышку и спустился по маленькой лестнице, которую сделал для него местный плотник Альфредо. Альфредо видел так плохо, что мог считаться полуслепым, но, казалось, у его рук были глаза.

В комнате с каменными стенами внизу Бьянки принялся зажигать все свечи, окружавшие комнату. На полках в желтом свете поблескивали бутылочки с ингредиентами: зернами, семенами, ногтями, сушеными светлячками, ядом медузы, болиголовом и тому подобным.

Затем Бьянки приготовил ручку, сделанную из кости пальца, и разгладил лист пергамента, который он положил на потертый от времени дубовый стол перед сидящим рядом мумифицированным трупом.

Он придвинул лампу поближе и сел в кресло рядом с высохшим телом мастера-колдуна Сенны Саластре, теперь облаченного в темно-синюю мантию с красным поясом вокруг сморщенной шеи, поскольку при жизни Саластре считал этот цвет одной из основных энергий жизни. Он написал много книг — известных только сведущим людям и спрятанных, дабы не навлечь гнев церкви — о ремесле магии, об искусстве создавать заклинания из того, что может предложить природа, об общении с мертвыми, ангелами и демонами, и Бьянки знал все это потому что Саластре был его учителем вплоть до безвременной кончины мастера в возрасте девяноста четырех лет.

Сейчас он выглядел почти так же, как в последние годы жизни за исключением иссохшей и темной, как древесная кора, кожи. Теперь на его мумифицированном лице блестели стеклянные глаза.

Нужно приступать к делу. И, возможно, сегодня… сегодня найдется ответ. На этот раз он должен найтись! — подумал Бьянки.

На столе вместе с письменными принадлежностями стояли керамические чашки с различными сочетаниями органических материалов, которые Бьянки смешивал вместе и произносил их названия нараспев, чтобы извлечь их силу. Он поджег их, подождал, пока пары окрепнут и поплывут по комнате, достигая отверстия, на месте которого раньше был нос учителя.

Затем Бьянки взял перо, окунул его в лужицу собственной крови, положил левую руку Саластре — осторожно, очень осторожно, он уже отломал мизинец — поверх правой и занес перо над пергаментом.

— Мастер, — прошептал Бьянки, его дыхание заставляло голубой дым шевелиться вялыми вихрями. — Мастер, я прошу вас выслушать вашего покорного слугу. Это я, ваш верный Нерио. Я говорю с вами через время и пространство. Я обращаюсь к вам с настоятельной просьбой, потому что у вашего покорного слуги...

Живое воображение, — хотел сказать он, но промолчал.

— Ваш покорный слуга слушает с надеждой. Дышите глубже, мой учитель. Вдохните поглубже в стране мертвых, и пробудитесь на мгновение в промежуточном мире, чтобы услышать вопрос своего покорного слуги.

Пришло время задать вопрос, ответ на который был важнее всего.

— Где зеркало?

Клубился дым. Высохший труп сидел неподвижно, его кривой беззубый рот почти злобно смотрел на смиренного слугу.

Нерио Бьянки снова повторил литанию.

И еще раз.

Голос начал звучать устало: энергия иссякала.

— Я молю вас, учитель, — прошептал он. — Зеркало, которое вы помогли создать Киро Валериани. Проход. Ваше величайшее творение, мастер. Я прошу вас ответить... где зеркало?

Бьянки охватил трепет. Его сердце подпрыгнуло.

По его коже побежали мурашки.

Он желал этого и надеялся на это, молился и делал подношения демонам, но он был совершенно не готов к тому, чтобы почувствовать движение руки поверх своей... лишь малейшее движение, но достаточное, чтобы направить его кисть.

Бьянки позволил кончику пера коснуться пергамента и сам написал любимым цветом мастера. Продвижение было медленным, ползучим, но на листе появилось одно-единственное слово.

Вскоре Бьянки почувствовал, что рука мастера больше не направляет его, и он с большой радостью посмотрел в стеклянные глаза, сиявшие в свете лампы. Следом Бьянки опустил взгляд на слово. Это были неровные каракули, последняя часть которых выцвела, потому что перо почти испустило дух из-за отсутствия чернил.

Leviatano.

Левиафан.

Бьянки откинулся на спинку стула. Что бы это могло значить? Конечно, это была подсказка. Загадочный ключ к местонахождению заколдованного зеркала, которое вызывало демонов из глубин подземного мира. Величайшее творение мастера, созданное в сотрудничестве с Киро Валериани.

Левиафан.

Это означало что-то важное. Что-то жизненно важное. Что это было? Место? Человек? Объект?

Наши наниматели… — сказал мужчина. Бьянки знал, что это были за люди, и знал также, что не нужно обладать живым воображением, чтобы понять, что они — самые жестокие убийцы, которых когда-либо видел мир.

И они хотели зеркало.

Левиафан.

Что это значит?

Бьянки устал. Пришло время выпить еще один бокал вина из одуванчиков. Возможно, два. Определенно, два. Он все еще дрожал от пережитого, но теперь у него был ответ. Хвала сатане, у него был ответ.

— Мы попробуем еще раз завтра, — сказал Бьянки и, прежде чем задуть свечи и покинуть зал, поцеловал Сенну Саластре в сухую, похожую на шелуху щеку.