Корона из желудей

ЗАК

Я давился отвратительной жидкой овсянкой, которую готовила форрестова кухарка, когда на кухню вошел сам хозяин и сказал:

— Оденься потеплее, Зак. Дорога неблизкая.

— На площадку?

Что он собрался там разглядывать? Голое поле? Рабочие, выбиваясь из сил, разравнивали глинистую покатую пустошь над городом, переворачивали груды земли для круглых улиц, задуманных Форрестом. Если когда-нибудь им суждено быть проложенными.

— Нет, не туда. — Форрест протянул ладони к огню. По утрам его руки часто бывали холодны, а приступы астмы особенно мучительны. — Мы едем в Стентон-Дрю.

— В деревню?

Форрест рассмеялся, за ним кухарка, и даже служанка захихикала. В этом был весь домашний уклад Форреста. Господам не место на кухне, а мы только там и столовались — обеденный стол был вечно завален книгами и чертежами.

— Мы едем не на прогулку, а по делу, — сказал Форрест, — и мне нужен толковый помощник. Это станет для тебя хорошей школой.

Я решил, что мы собираемся осмотреть загородные дома вельмож, и вскочил с места, забыв ложку в остывшей овсянке.

— Прихвати смену белья, — добавил Форрест. — Придется там заночевать.

По пути к своей каморке я гадал, отчего мастер пребывает в таком превосходном расположении духа. Я был уверен, что после стычки с Комптоном он в ярости, однако настроение Форреста менялось, словно ветер.

Я уложил ночную сорочку, белье и немного денег в некогда приличную, а ныне изрядно потертую кожаную сумку. Отец купил ее в молодости, отправляясь в путешествие по Европе. Когда-нибудь — если верну проигранные отцом деньги — и я последую по его стопам, увижу Рим и Париж.

При воспоминании о наследстве, которое отец так бездумно растранжирил, я ощутил знакомое стеснение в груди, в котором распознал тяжелый, холодный гнев. Чтобы прогнать досадные мысли, я стал думать о Форресте. Что означает Уроборос? Почему змея кусает себя за хвост? Я решил, что, когда мастер в очередной раз уедет по делам, справлюсь в его друидических книгах и заплесневелых старинных рукописях. Если во всем этом есть некий тайный смысл, я должен знать!

Скрипнула половица.

Я замер, наполовину натянув сапог, затем вскочил и распахнул дверь.

Пусто, лишь в воздухе висел слабый аромат розы.

— Не смей за мной подглядывать! — крикнул я, уверенный, что она меня услышит.

С чердачной лестницы донеслось хихиканье.

Я в сердцах хлопнул дверью. И о чем он только думал, приютив в доме эту чертовку! Город полнился слухами. Решил загубить свое дело, приносящее немалый доход? Впрочем, что мне до его дела? Неожиданно я вспомнил сон, который приснился мне этой ночью: круг из домов под сияющим небом, полный жильцов, зеленая лужайка и пять величественных деревьев посередине. Не стану лукавить, я не отказался бы увидеть Круг воочию!

Мы вышли в десять, взяв с собой двух лошадей. Обернувшись, я заметил на крыльце Сильвию, которая махала нам рукой. На плечи она накинула синюю шаль, на губах нахалки играла хитрая улыбочка. Форрест помахал ей в ответ. Я отвернулся.

И хотя продвигаться по грязным вонючим переулкам старого города верхом было не в пример веселей, чем на своих двоих, мы потеряли уйму времени, пока не выехали на широкие улицы. Я глазел на дам в платьях по последней моде и господ в стремительных экипажах. Мимо нас, прогрохотав по мосту, промчалось роскошное ландо, запряженное парой превосходных вороных жеребцов. Правивший упряжкой господин скосил глаза.

— Лорд Комптон торопится, — заметил я, вспомнив о карточке, которую дал мне его светлость. Я до сих пор не решил, стоит ли воспользоваться приглашением.

Форрест фыркнул, но ничего не сказал, затаив неприязнь глубоко в сердце.

— Считаете, он вложит деньги? — не утерпел я.

— Даже если не вложит, я все равно построю Круг.

— На свои сбережения? — я удивленно воззрился на мастера.

— Почему бы нет? Продам строительные подряды. Вот увидишь, Зак, моя улица света переживет века! Я раскрою тайны древних. Этот город — смысл моей жизни! И пусть молокосос Комптон не становится у меня на пути!

Я промолчал. Рискованно начинать строительство без вкладчиков. Если Форрест разорится, меня снова ждет бедность. Возможно, мастер угадал, о чем я задумался. Он улыбнулся, что случалось крайне редко, и сказал:

— Ну вот, мы за пределами города. Пришпорим лошадей.

Стоял ясный погожий день. Глаза слезились от холодного ветра, но небо сияло голубизной, а золотые листья кружились под его порывами. Мы взобрались по крутому склону, распугав овец, мирно жующих траву, и зайца, который сиганул нам наперерез. В обрамлении окрестных холмов город был виден как на ладони — клубок крыш и дымоходов вокруг заброшенного горячего ключа.

— Ты слыхал про Бладуда? — спросил Форрест.

— Нет, — отвечал я, поняв, что отвертеться от истории не удастся.

— Он был королем и друидом. Бладуд страдал от ужасной болезни, вероятно, проказы. Его подданные прогнали короля, и он в отчаянии бродил по этим холмам, пася свиней. Но однажды король заметил, что свиньи любят валяться в водах источника, который бил в долине, и что после купания их шкура очищается. Он выманил свиней из источника с помощью желудей, сам вошел в воду…

— И немедленно излечился, — закончил я. Неужели он и впрямь верит в эти россказни?

Форрест недовольно посмотрел на меня, словно мое вмешательство испортило рассказ.

— Да, он излечился, — повторил он и тронул поводья.

— Поэтому источник стал известным местом исцеления, — добавил я, пытаясь загладить оплошность. — Это случилось, когда на острова пришли римляне?

— Раньше, гораздо раньше, — буркнул Форрест, но я видел, что мастер оседлал любимого конька и не намерен дуться. — Место считалось волшебным задолго до римлян. Великое царство друидов. Такова наша теория — и кто знает, что мы найдем ниже источника? А еще мы верим…

— Мы?

Форрест запнулся. Мы подъехали к воротам, и он наклонился, чтобы открыть их, — перчатка скользнула по покрытому инеем дереву.

— Другие антиквары, ученые.

Кажется, он всерьез считал себя ученым. Да, Форрест писал книги, но не удосужился окончить университет, как мой отец и как когда-нибудь предстоит мне.

— Вроде мастера Стьюкли?[1] — спросил я из вредности.

— Стьюкли! — взорвался Форрест. — Этот болван не различит настоящей учености, даже если она придавит его, словно упавшее дерево. А его рисунки Стонхенджа! Да младенец и то намалевал бы лучше! Больше не упоминай при мне про этого змея, Зак, ты же знаешь, я его не выношу.

Форрест ехал впереди, и, признаюсь, я ухмыльнулся ему в спину. Этот Стьюкли высмеял книги мастера о друидах, назвав его сочинения «причудами болезненного воображения». А по мне, так оба были не в себе.

Через час мы выбрались на дорогу и скакали между заброшенными изгородями, пока не достигли крошечного домика-заставы, где уплатили по фартингу каждый. Дорога привела нас в захудалую деревушку, притулившуюся под холмом. Церковный шпиль возвышался над кронами деревьев, а мелкую речку пересекал шаткий деревянный мостик. Я огляделся в поисках господского дома, но такового не обнаружил. Так я и думал — паршивое место.

Между сараями мы свернули. Грязный сопливый мальчуган выбежал навстречу и уставился на нас с таким видом, словно впервые видел людей.

— Приехали, — сказал Форрест и спешился.

Клянусь, я решил, что он шутит. Заметив презрительную мину на моем лице, Форрест спокойно промолвил:

— Тебе придется иногда слезать с лошади, Зак, если ты намерен со мной работать. Я человек простой, к церемониям не привык.

Я хотел возмутиться, но вовремя прикусил язык и спрыгнул в неописуемую жижу.

— Помнишь меня, малый? — склонился над грязнулей Форрест.

Мальчуган кивнул и осклабился беззубым ртом.

— Тогда ты знаешь, что делать. Отведи лошадей в таверну и возвращайся за честно заработанным пенни. Мы будем ждать у камней.

Форрест взялся за сумку с измерительными инструментами.

Мое сердце упало.

— У камней?

— А ты, небось, вообразил, что мы направляемся во дворец, любезный сэр? — спросил мастер, взглянув на меня искоса. — Что ж, я покажу тебе один.

И я полез вслед за ним через лаз в заборе. Дерево впивалось в кожу, оставляя занозы. Наконец мы оказались на поле, усеянном сухими овечьими лепешками и опавшими листьями. Овцы смотрели на нас с укором, а некоторые, жалобно блея, разбегались. Испуганные галки с галденьем носились над кронами деревьев.

— Пришли, — сказал Форрест. — Чем не дворец, шедевр древнего архитектора?

Поле усеивали валуны: громадные, покосившиеся, а то и вовсе лежащие на боку. Ближайший — красноватого цвета, заросший лишайником — был на голову выше меня. Едва ли мне удалось бы обхватить его руками. Я разглядывал бугристую поверхность, испещренную ямами и рытвинами.

— Древние архитекторы любили грубые камни, — заметил я.

— Верно! — рассмеялся Форрест. — Утонченные леди из Акве Сулис вряд ли оценили бы их труды. Но валуны расположены не хаотично — они образуют круг.

Мы бродили между камнями. Пространство внутри поражало размерами — почти такое же огромное, как Круг на макете. Камни, словно перевернутые кубы, стояли на слегка наклонной поверхности. Я не видел в их расположении никакого смысла. Одно можно было утверждать наверняка — без лебедок, веревок и тягловой скотины не обошлось. И все же Форрест был прав, ибо камни образовывали круг.

— Я уже обследовал это место, — сказал Форрест, ставя сумку с инструментами на траву. — Полагаю, до меня никто всерьез им не занимался. Ныне никому нет дела до этих камней, но когда-нибудь они прославятся. Только взгляни, какие совершенные пропорции! Этот круг строили не для того, чтобы жить внутри. Валуны образуют большой круг, назовем его Великим. А вот камни поменьше, я насчитал еще два малых круга. Северо-восточный и юго-западный. Эта ровная плита похожа на алтарь. Здесь происходили величественные церемонии, собрания мудрецов. Возможно, среди них были женщины! Валуны снаружи круга указывали путь процессиям друидов.

Ну вот, снова он за свое. Между тем я изрядно проголодался.

— А у друидов были таверны? — спросил я легкомысленно.

Форрест обернулся, и я понял, что не на шутку разозлил его. Признаюсь, это меня обрадовало.

— Пора приниматься за работу, — буркнул он.

Зачем измерять то, что, как сам же утверждает, он измерил раньше?

До вечера мы втыкали шесты и растягивали ленты, так что мои сапоги измазались овечьим дерьмом по голенища. Я продрог до костей, а ветер все поднимал полы плаща и норовил задуть за воротник. Поглощенный работой Форрест, казалось, не замечал холода. Он шагал, чертил, а порой просто стоял, положив руку на камень и прислушиваясь, словно там, внутри, что-то шевелилось.

После заката ветер задул с удвоенной силой. По небу плыли сизые облака.

— Пора уходить, надвигается ураган, — с опаской промолвил я, собирая инструменты.

— Еще немного, Зак, — пробормотал мастер, ковыряясь в грязи мастерком.

Обхватив себя руками, я принялся ходить туда-сюда вдоль поля, пытаясь разогреть онемевшие ноги. Затем подошел к одному из малых кругов. Из десяти валунов осталось девять. Я взобрался на поваленный камень, ощущая подошвой неровную поверхность, заросшую лишайником. Рядом возвышался древний дуб. Бронзовые листья кружились под порывами ветра. Я подобрал с земли желудь и сжал в ладони, удивляясь, что каждое дерево не похоже на другое.

— Размышляешь о природе времени, Зак? — спросил Форрест.

Я сунул желудь в карман.

— Если вы о том, что пора ужинать, то да.

— Прости меня, Зак, — печально промолвил он, — я слишком увлекся. Подобные места имеют надо мной странную власть. А это дерево здесь как нельзя кстати — дуб у друидов почитается священным. Впрочем, кажется, накрапывает дождь, да и ты, я гляжу, совсем продрог. Идем, таверна ждет нас.

Я уныло потащился за ним. Куда больше, чем желудь, меня поражал этот безумец, находящий прелесть в грязном, Богом забытом поле. Навьючив на плечо тяжелую сумку с инструментами, я ощутил жалость к себе. Не люблю растравлять старые раны, предаваясь бесплодным сожалениям, но в них заключена своеобразная сладость. Я думал о матушкиной комнате: сестры сидят у теплого очага, поглощенные чтением, рукоделием или иным, не менее бессмысленным занятием, на которые так падки девицы.

У окна кабинета стоит отец и смотрит на залитый дождем парк. Вероятно, в руке он сжимает бокал с вином, а мысли вертятся вокруг проданных картин и заложенных лошадей. И сына, вынужденного обучаться низкому ремеслу.

Сыновьям негоже презирать отцов. Возможно, в моей душе, несмотря ни на что, сохранились теплые чувства к батюшке. Вот только благодаря Форресту моя печаль кажется еще горше, а его безумные идеи о совершенном городе не позволяют забыть то, что меня гложет.

От вида постоялого двора настроение совсем испортилось. Я ожидал, по крайней мере, почтовой станции, но местное питейное заведение больше походило на свиной хлев: с крыши свисала солома, а внутри воняло протухшим элем, а то и чем похуже. Впрочем, очаг горел весело и ярко, и я бросился к нему.

Форрест стащил перчатки и плащ.

— Эй, хозяйка, гости оголодали! — воскликнул он.

Из дверей кухни показалась толстуха. Всплеснув перепачканными в жире руками, она с радостным воплем припала к груди Форреста, изрядно того озадачив.

— Мастер Форрест, отлично выглядите! А это не сынок ли ваш? Похож как две капли воды!

Не знаю, кто из нас оскорбился сильнее. Видимо, я, потому что мастер добродушно рассмеялся.

— Нет, Люси, Джек за границей, изучает архитектуру в Италии. А это господин Стоук, мой помощник.

Я поклонился.

— Сразу видать, из благородных, — сказала хозяйка, без смущения меня разглядывая.

— Нам нужны комнаты, Люси, — улыбнулся Форрест, — и горячий ужин.

Он отвел хозяйку в сторону, а я отвернулся к огню.

Я по-прежнему с трудом понимал речь этих людей, но мне вполне хватило увиденного. Я всегда буду для них чужаком, впрочем, уж это я переживу.

Я поднялся наверх, чтобы привести себя в порядок. Комната оказалась пустым чердаком с тремя кроватями. Надеюсь, хозяйке хватит ума не подселять к нам чужих. Еще одного храпуна я не переживу, а приличных постояльцев тут отродясь не бывало. Я кое-как отмыл грязь холодной водой и надел чистую рубашку. Я бы не отказался сменить сапоги, но сгодятся и эти. Теперь, по крайней мере, я отличаюсь от здешних обитателей.

Подойдя к окну, я распахнул ставни.

Ветер клонил верхушки деревьев, по саду бродили гуси. И снова эти отвратительные валуны! Три камня стояли как раз под окном. Мне стало интересно, имеют ли они отношение к валунам на поле, но усталость пересилила, и я ничком повалился на вонючую кровать. Дождь барабанил по соломе. Можно ли пасть ниже?

К мастеру меня пристроил друг отца, единственный, кто остался верен ему в несчастье. Поступив к Форресту подмастерьем, я должен был начать новую жизнь, вернуть состояние, которое мы потеряли. Разговоры о гении Форреста разожгли мое тщеславие, однако встреча с ним обернулась разочарованием. А теперь, когда мастер привел в дом проститутку, теперь, когда лучшие люди города отвернулись от него, я начал жалеть, что согласился. Возможно, мне стоит написать домой? Возможно, отец передумает? Понятия не имею, сколько он платит Форресту, но в любом случае этим деньгам можно найти лучшее применение. Все равно архитектора из меня не выйдет.

Меня захлестнули печальные мысли. На мгновение я почувствовал себя изгоем, прокаженным королем среди свиней, ищущим волшебный источник, чтобы исцелиться.

Снизу раздался голос Форреста:

— Зак, ужин готов!

К моему удивлению, еда оказалась на редкость недурна. Поджаристое мясо, пюре из брюквы и репы и безымянное обжигающее питье, отдававшее сливками, прогнали дрожь из моего тела.

Довольный, я откинулся на спинку стула, потягивая пиво.

— Итак, Зак, — Форрест пристально смотрел на меня, — теперь ты видишь связь между этими кругами и моим чертежом?

Я пожал плечами.

— Круг друидов…

— Их тридцать, тридцать камней. — Он вскочил с места. — Осталось двадцать семь, но поначалу их было тридцать во внешнем круге, как в Стонхендже. Словно именно в этом числе заключена магия, гармония и геометрическая красота. Возможно, у них было тридцать богов, тридцать предков или тридцать дней в месяце? Соответственно, тринадцать месяцев в году…

Я с трудом подавил зевок.

— Или тридцать домов внутри круга.

— И три дороги, ведущие в его центр. Они образуют равносторонний треугольник. В каждом доме по три этажа, фронтон украшен кругом из желудей — плодов дуба. Венцом Бладуда. Вот в чем состоит мой замысел, Зак. Повторить деяние древних. Построить мой собственный круг из камней.

Я пригубил пиво.

— Но Грейе считает, что шум и дурной запах…

— Глупости! — Форрест сверкнул глазами. — И ты поверил в эту чушь?

Чушь? А сам толкует о прокаженных друидах! Кухарка сказала, что валуны в саду — гости на свадьбе, окаменевшие в танце, и Форрест смеялся.

— Люди не жалуют новое. Возможно, вам стоит подумать об обычных домах, расположенных террасами. Вы получите хорошую прибыль, и…

Мастер взглянул на меня так, словно я пырнул его ножом.

— Ступай в кровать, — сказал он, опустив кружку. — Я отлучусь на часок. Не жди меня. Утром выедем спозаранку.

Форрест вышел, хлопнув дверью. Я изумленно смотрел ему вслед. Какие дела могут быть в свинарнике? Внезапно мне пришло в голову, что эта прогулка на ночь глядя — и есть истинная цель нашего путешествия. Я вспомнил о змее, кусающей свой хвост, схватил плащ и выбежал вслед за ним.

Над холмами бушевал ливень. Трещали ветки в саду. Форрест ушел недалеко; он стоял в тени валунов, держа в поводу лошадь — видно, велел оседлать ее заранее.

Я чертыхнулся.

Моя расседланная лошадь преспокойно дремала в стойле.

Пока я размышлял, далеко ли до конюшни, Форрест вскочил в седло. Вдали замелькали огни. Я отступил назад и вжался в стену.

В темноте показались всадники. Десять, четырнадцать, больше, еще больше. Они приближались медленно, лишь звенела сбруя, стучали копыта да ветер раздувал черные плащи.

Подъезжая к Форресту, каждый из всадников что-то говорил и получал ответ, но из-за грохота я не слышал слов. Подкравшись ближе, я припал к валуну.

— Уроборос.

Сомнений не было — говоривший напрягал голос, стараясь перекричать бурю.

Вот всадники развернулись, готовые ускакать, забрав с собой Форреста.

Я прижался лицом к холодному камню.

Откуда-то снизу раздалось шипение.

Я отпрянул от валуна, сердце ушло в пятки. Гуси! Вытянув шеи, расправив крылья, на меня надвигались три злобных призрака в белых перьях.

Форрест обернулся. Сквозь пелену дождя его глаза встретились с моими.

— Нас выследили! — крикнул кто-то.

Сейчас они обнаружат меня и выволокут из-за валуна! В темноте блеснула сталь.

— Это всего лишь гуси. Мы испугали их, — спокойно сказал Форрест и отвернулся.

— Вы уверены? — спросил один из всадников.

— Абсолютно. Нам пора.

Я вжался в камень, пока кавалькада теней скользила мимо меня посреди бушующего ливня. Когда последний исчез из виду, а дождь все не утихал, мне ничего не оставалось, как вернуться в таверну.

Дверь была открыта. На пороге стояла толстуха с фонарем.

— А ночка-то не для прогулок, господин хороший. Особенно туда, куда вас не звали, — хмыкнула она.

Я молча протиснулся в дверь.

От толстухи воняло. Она расхохоталась мне вслед.