Корона Лесной феи

Глава 9. Последняя битва

Эскадра подошла к Ласиоте. Броненосец «Хранитель» отремонтировали, и он стал не хуже прежнего. На «Зубе Барракуды» восстановили мачту. На других кораблях произвели текущий ремонт на ходу. Все вроде шло по плану. Однако тревожило то, что никто не мог найти ни Грейзмогла, ни Клюкла. Архивариус пропал с первыми выстрелами вражеских броненосцев, а Гуго видели в последний раз и того раньше.

Репейник прочесал броненосец с верху до низу, но посланник с подручным словно испарились. Не обнаружили их и на других кораблях.

— Наверное, ими Глок подкрепился, хор моржей ему на похороны, — предположил загробный Брю.

— Что-то я нигде дохлого соможабого не видел, — пошутил Пит.

— Гм, надоумь меня пескарь, — задумчиво пробормотал Брю, — единственный, кого мы еще не спрашивали — это Нури. Потому как он, — усопший мечтательно затих, — в переходном состоянии.

— В каком таком переходном? Ни в каком не переходном! — возмутился Олли. — Ты свои потусторонние шутки брось! Я у него недавно был, ему лучше.

Правда, получше? — спросил Пит.

Репейник вдруг вспомнил, что забыл навестить раненого друга, и ему стало стыдно.

Брю знал, о чем говорил. Нури и впрямь около суток отсутствовал на этом свете. Правда, он не появлялся и на том, потому, наверное, что был занят, постоянно общаясь с какими-то непонятными ему персонами.

Сначала появился очень приветливый человечек с нервным смешком. Он сходу сказал, что обычно приходит первым, когда гибнут такие герои, как Нури. Потом начал объяснять, что работает на весьма могущественного хозяина, который и людей, и гномов, и даже невысокликов привечает, если они его слушаются. Посланец сказал, что особо и делать-то ничего не надо, только пожелать не испытывать всяких неудобств, например, угрызений совести, или отказаться любить оставшихся в живых. На мысленный вопрос Нури: «Не одно ли это и то же?» неизвестный только фыркнул и поспешил испариться, сказав напоследок: «Если тебе понадобится собственная золотая жила, только вспомни о нашем разговоре».

Следом приходил древний сухой бородатый старик с пустыми глазницами — гномья смерть. Он ничего не говорил, только постоял рядом, оценивая ситуацию, да решив, что поторопился, заворчал и пошел дальше по своим смертельным делам.

Забегала еще какая-то нежить, так, на минутку, поинтересоваться. Кто-то что-то спрашивал, кто-то что-то советовал, а потом пропадал, не получая удовлетворения или теряя интерес.

Фантасмагорическая суета закончилась с появлением Лесной феи. Нури сразу узнал голос, который никогда не слышал. Серебряные колокольцы зазвучали в мозгу:

— Я помогу тебе, — сказала Эра.

Орбуж почувствовал, что может говорить.

— Теперь я не умру?

— Нет, теперь нет, — отвечала фея. — Ты же видел старика-смерть, и он решил, что ему тут делать нечего. Ты скоро выздоровеешь.

— А как «Хранитель», как мои друзья?

— Вы одержали победу, но враг еще силен. А главное, не устранена причина происходящего. Ты понимаешь, о чем я?

— Наверное, про усмарил?

Лесная фея довольно улыбнулась.

— Молодец, Нури. Хорошо бы все твои друзья думали так же.

— Но ведь, если мы откажемся от усмарила, то враг станет сильнее?

— Верно. Поэтому нужно уничтожить саму магию. А на это не всякий решится. Олли сможет, но мы все должны ему помочь.

Когда Нури открыл глаза, он увидел Олли. Невысоклик внимательно всматривался в лицо друга и удивленно отшатнулся, когда тот пошевелился.

— Нури, ты меня слышишь?

— Слышу, — хрипло шепнул гном.

Олли облегченно вздохнул.

— Ну и славно. Пойду за Четырбоком схожу.

Но идти не пришлось. Доктор появился сам, в сопровождении Пита. Репейник выглядел каким-то притихшим. Он осторожно смотрел из-за плеча лекаря. Четырбок поводил перед лицом Нури ладонью, пощупал пульс и довольно угукнул.

— Умирающий полон жизни.

— Ну, ничего себе, — подал голос Пит, — скажете тоже! Да наш Нури самый бодрый гном на свете, а вы «умирающий». Только не давайте ему ваших настоев, а то и впрямь хуже станет.

Такого недоверия эскулап потерпеть не мог.

— Ну, знаете, голубчик, если вам известны другие методы…

— Да будет вам, — Олли приложил палец к губам и показал глазами на Нури, — по-моему, он хочет поспать.

Но Нури просто закрыл глаза. Он думал о том, что сказала Лесная фея. Внезапно в продолжение его мыслей хриплый баритон произнес:

— Можешь не сомневаться, мастер гном, я сам видел это заклинание, уничтожающее магию усмарила. И провалиться мне в трюм, если оно уже не у Олли в руках. Чтоб я воскрес!

Нури удивленно открыл глаза. Призрак наслаждался эффектом от собственного появления. Он расположился на соседней койке и пытался на ней раскачиваться. Больше в каюте никого не было.

Гном попытался привстать на локте.

— Ты слышал, о чем мы говорили с Лесной феей?

— Слыхал. Если тебе другие являются, то почему я не могу зайти?

Орбуж согласился:

— Пожалуй.

Паромщик приподнялся над койкой, направляясь прямиком в перегородку:

— Правда, я еще кое-что знаю… Думаю, мастер Орбуж, пора нам с Олли поговорить, трап ему под ноги.

Нури насторожился:

— Ну не тяни, не тяни.

— В общем, я тут с Кронлероном переговорил. Добился, так сказать, аудиенции, залягай ее баклан. Сначала Стратус ни в какую не соглашался. Да я его понимаю: кому охота свои промахи обсуждать! К тому же начальство наше, — при этих словах Брю многозначительно поднял свой прозрачный палец вверх, — общение с ним пресекает, потому как злозависимый он. У него, как говорит наш Четырбок, ущипни его краб, карантин в разгаре. Но мы все-таки смогли покалякать…

Кронлерон уж и сам не рад, что затеял всю эту усмариловую магию. Получается, что он ненароком освободил побежденное Хранителем Зло. Он бы и рад исправить свою ошибку, да не может, потому как тот, кто долго имел дело с усмарилом, уже не в силах применить Последнее заклинание.

— Но это же значит, что ни Олли, ни мы все тоже не в силах остановить Зло?! Получается, Последнее заклинание вообще не имеет смысла? — ужаснулся Нури.

— Полегче на поворотах, парень! Я ведь тоже так сказал этому раскаявшемуся бациллоносителю, забодай его кальмар. Выкладывай, говорю, все подчистую! На что ты надеялся, когда заклятье на чужом завещании царапал?

— А он?

Оказывается, есть еще настоящее волшебство, природное. Против него Враг бессилен. А мы с тобой, пожалуй, знаем, где его искать.

— Тина! — обрадовался Орбуж.

Брю лучезарно запылал:

— Молодчина, гном! Ну ладно, скоро еще заскочу. Поправляйся, трап тебе под ноги.

Виндибур наблюдал, как серо-зеленые фигурки пограничников словно жуки карабкаются на валы и стены. Солдаты Бьорга первыми шли в атаку на береговые укрепления. Левее крепость штурмовали «морские псы» Пита. Знаменитой флибустьерской шляпы Репейника не было видно, но он, как всегда, находился где-то там, в самой гуще сражения.

Ополчение невысокликов томилось от бездействия на «Зубе барракуды» и уже дважды запрашивало разрешения на высадку. Но Виндибур медлил, ожидая гномов и Болто. Крылатая дружина пока не появлялась. Небесная лазурь была прозрачна и пуста.

«Все это уже было, — думал Олли, посматривая на небо, — и штурм Ласиоты с моря, и ожидание Болто и…»

Продолжить свою мысль Виндибур так и не успел. Хрюря, сидевшая рядом, залаяла. Две точки — одна сиреневая, а другая ярко-желтая, дырявили пространство над морем.

— Сногсшибательный окрас! — развел руками Олли, как только Болто и средний Модл «припалубились». — В честь чего такая кричащая маскировка? Я чего-то не знаю?

— И не так уж мало, — озабоченный вид Хрюкла хороших новостей не предвещал.

Побег малыша Лило так подействовал на Олли, что он на время забыл, зачем находится на борту «Хранителя». «Тина сойдет с ума, узнав о том, что малыш пропал и находится в Ласиоте. Бедная моя Златовласка! Бедный маленький Лило!»

Видимо, последнюю фразу он произнес вслух, потому что средний Модл стал его успокаивать.

— В порядке ваш Лило! А прячется-то как — нипочем не найти! И не бедный он вовсе. Вон, целую армию кроителей изничтожил.

— То есть как это? — поразился Олли.

— А так, — вставил Хрюкл. — В прямом смысле, взял и привел в уничижительное состояние путем крупного уменьшения. Их на том конце города твой тесть хворостиной гоняет.

Виндибур чуть не потерял дар речи.

— И Уткинс тут? Ну, вы даете! Его же спасать надо!

— Папаша обратно без малыша ни за что отправляться не хочет, — оправдывался Модл. — Что же, связывать его?

Виндибурскую породу всегда отличало одно: когда дела были плохи, решения принимались мгновенно, несмотря на сомнения и внешние обстоятельства. Интуиция ли просыпалась, или еще что, но внезапно возникающая упрямая мысль побеждала, и все остальное отступало на задний план.

Прежде чем взмыть в небо над Эль-Бурегасом, Олли велел отдать сигнал на высадку невысокликов. Затем, надавав помощникам распоряжений, он на несколько минут спустился в каюту к Нури.

Орбуж уже стоял на пороге, опираясь на нетеряемую алебарду. Поймав выразительный взгляд друга, гном твердо произнес: «Я наверх. Мне уже лучше. К тому же, нам с Брю есть, что тебе сказать».

— Вам с Брю? — удивленно переспросил Олли.

— Что-то очень важное, — сурово добавил Нури.

В сумраке корабельного коридора возникло призрачное сияние. Виндибур обернулся. Усопший был тут как тут. Но не кхекал, не ругался, как обычно, а сосредоточенно выводил пальцем на стене светящуюся надпись.

Олли медленно стал водить глазами по лунным строкам. По спине побежал холодок, а в груди екнуло: смысл начертанного не оставлял сомнений.

— Возьми с собой свиток, Олли, — тихо проговорил Орбуж, — а еще лучше запомни Его наизусть. Если я не ошибаюсь, очень скоро Последнее заклинание понадобится всем нам.

— Не жарь селедку, парень — товар что надо, — подтвердил загробный Брю. — Враз эту усмариловую канитель прихлопнет, кишки ей на пирс!

Заклинание запоминалось с первого раза. Слова сами собой лезли в голову и гудели в ней набатом.

Вдруг Олли расхотелось что-либо предпринимать. Откуда-то нахлынуло равнодушие. Он только теперь понял, как устал за последнее время. Столько переделано, завоевано, передумано, предвосхищено, и все зря! Зря, раз существует Последнее заклинание. Только прочитай его — и все исчезнет. Все и навсегда!

«Да что же я так раскис? — Виндибур попытался тряхнуть головой. — Сам же кашу заварил, четыре народа воевать заставил, а теперь в кусты? Но что если забыть о Последнем заклинании? Ну не было его, и все тут? Брю его использовать все равно не сможет. А Нури… Неужели я с Нури не договорюсь? Это ведь я чародей. Это же мое теперь волшебство, а не Кронлерона какого-нибудь, — Олли почувствовал, как его прямо-таки распирает от обиды. — Хорошо, однако, устроился покойный маг: всучил свои склянки с книжками, и давай моими руками жар разгребать! Нет уж, это мне, смертному, решать, как поступить!»

С верхней палубы донеслись крики. Нури тронул за плечо:

— Очнись, нас Болто зовет!

Олли с ужасом вспомнил, что штурм в самом разгаре, а он — тот самый полководец, который вознамерился взять Ласиоту. Рука машинально тронула висящий на груди защитный медальон. Сжав зубы и стиснув волю в кулак, невысоклик взлетел по трапу.

Палящее южное солнце слепило глаза, проскакивая сквозь облака порохового дыма. Пушки «Хранителя» методично посылали снаряд за снарядом, расчищая путь наступающим. Пограничники Эрла уже взяли форты, а «морские псы» Пита очищали от кроителей прибрежную часть порта.

Конечно, штурм бы и не начинался, используй невысоклики-чародеи свое колдовское умение. Можно было стереть остров в порошок, уничтожив его вместе со столицей и кроителями. Но на последнем Совете предложение было отвергнуто. Почти все высказались против, только Хрюкл, как ни странно, проголосовал «за», а Пина как всегда воздержалась.

Питти возмущался: «Что за бой без абордажа? Прикажете мне и моим орлам на рыбалку сходить?» Четырбок поддержал Рыжего Эрла, заметившего, что на острове кроме кроителей есть еще и население. А Олли поймал себя на мысли, что ему почти все равно. Виндибур просто не узнавал себя: «Может, все дело в медальоне?» Последнее время Олли редко его снимал, да и Болто был совсем не похож на себя…

От тяжелых размышлений Олли оторвали радостные крики Болто.

— Попался, пиявка чернильная! — Хрюкл кровожадно потирал руки, приплясывая вокруг съежившегося на палубе черного как ночь архивариуса, затравленно озирающегося по сторонам.

Клюкла отловили кочегары в куче угля. Он мог лишь нечленораздельно блеять, тряся бороденкой. Пришлось посылать за Четырбоком. Увидев доктора, ласково подступающего со слуховой трубкой и молотком, бумагомаратель жалобно охнул и потерял сознание.

Четырбок досадливо поморщился.

— Несознательный экземпляр. Рецепта на угольные ванны не получал, а туда же… Явная передозировка.

— Ага, — кивнул Болто, — а компасную жидкость он от насморка принимал.

— Я бы и сам чего-нибудь выпил, — отрешенно буркнул Четырбок, посылая Санитара за кошачьей мочой. — Не занедужить бы…

Енот обернулся мигом. На услужливо поданном подносе стояло две склянки. Четырбок, не долго думая, тюкнул пациента молоточком между глаз. «Несознательный» не отреагировал.

— Условные рефлексы на нуле, — пояснил еноту лекарь, — перейдем к безусловным. Взяв с подноса ближнюю склянку, он окунул в нее длинный нос архивариуса. Нос начал приобретать малиновый окрас. Клюкл засопел и, не открывая глаз, распахнул рот. Санитар возбужденно приподнял хвост:

— Прекраш-ш-но, патрон!

— Угу, — согласился Четырбок, опрокидывая содержимое склянки себе в рот. — А-а! Хороша настоечка!

Тут же взяв вторую склянку, эскулап, для приличия поинтересовался:

— Не желаете? Ну, как хотите.

И влил кошачью мочу в Клюкла.

Такой гримасы всепоглощающего уныния Олли не видел ни у кого. Углы рта архивариуса сползли аж на подбородок, выпуклые глаза с укором мученника воззрились в небо, а из горла вырвался стон глубочайшего отвращения к жизни: «Хы-ы-ы-мня-я-ы-ы!»

После допроса архивариуса Громовержец переменился в лице. Клюкл утверждал, что посланник Грейзмогл вовсе не пропал без вести во время морского сражения. По словам архивариуса, после очередного военного совета на борту «Хранителя» Гуго, по обыкновению, заперся в каюте. Неизвестно, что там произошло, но посланник вдруг вылетел за дверь и, сверкая «огненными глазами», быстро направился к шлюпке, собираясь плыть на «Чертополох». Там его интересовала только дверь волшебного перехода. «В Расши-и-р, в Расш-и-и-р!» — как завороженный повторял он.

— Наверное, посланник свихнулся, — предположил Хрюкл. — А может, и в самом деле испугался предстоящего сражения?

Олли покачал головой.

— Нет, не думаю. Кажется, над нашим Расширом нависла тень, такая же темная, как над Эль-Бурегасом. Все! Времени на сомнения больше нет. Похоже, настал момент Последнего заклинания.

Болто открыл рот и недоумевающе развел руками, поднимаясь в воздух за крылатым Виндибуром.

Посмотрев вслед летящим к берегу друзьям, Нури решительно перехватил свое нетеряемое оружие и пошел в направлении кают-компании. После ремонта в ней установили дверь волшебного перехода.

Орбуж давно почувствовал неладное, наблюдая за Грейзмоглом. Гном гнома чует лучше, чем кто-либо другой, особенно, когда не доверяет своему сородичу. Но больше всего Нури насторожило то, что посланник покинул корабль в самый ответственный момент, когда он, согласно своему положению, должен был следить за порядком в разношерстном войске Коалиции, устраняя недопонимание между представителями разных народов. Его не смогла остановить даже возможность приписать себе как можно больше заслуг во время морской битвы. Такое пренебрежение своими обязанностями и чувством собственной значимости шло вразрез с характером опытного царедворца.

Нури решил лично проверить, что затеял «свихнувшийся» посланник. Хоть Олли с Четырбоком и запретили ему участвовать в битве, но зато никто не мешал быть на стороже. Обезопасить своих друзей от проделок соплеменника он считал делом чести.

Орбуж никому ничего не стал говорить. Он прихватил свой медальон, нетеряемую алебарду и шагнул в переход. За хозяином проворно шмыгнула Сапфира.

Подозрения друзей подтвердились: следы Грейзмогла обнаружились в Норном поселке. Как ни старался Гуго остаться незамеченным, от глаз двух любопытных выдр ему спрятаться не удалось. Две неразлучные сестры и подружки, встретив Нури на пути в Норный поселок, немедленно принялись сплетничать с Фирой о «том жутком толстом гноме, которого даже повар боится». Оказалось, что «он вместе со своими недолеченными прихвостнями шпионит за домом папаши Уткинса.»

— Он недавно-с в лесу объявился, — кивали выдры, — сами слышали-с от хромого хорька. А теперь глазищами светит-с в хозяйском саду. Того и гляди-с, с-стащит что-нибудь. Мы-то знаем, точно-точно-с…

Выдры оказались на редкость прозорливы. Убедившись, что никого в доме нет, Грейзмогл послал Кривого Кида и Горшечника, приказав все обыскать и принести «проклятую корону». Сам Гуго остался в саду.

Нури и Фира подоспели как раз в тот момент, когда похитители с шумом выскочили из дома. Шипя и подвывая, они перекидывали диадему из рук в руки. Волшебная вещица раскалилась докрасна, сопротивляясь наглому воровству.

Бросив драгоценность к ногам посланника, подручные в ужасе попятились. Таким патрона они еще не видели. Лицо Грейзмогла исказил жуткий оскал, глаза горели словно угли, а сам он стал как будто выше ростом. Зарычав, Гуго выхватил меч, высоко подкинул диадему носком сапога и размахнулся, намереваясь ее разрубить.

В это время алебарда Нури ударила ему в руку. Грейзмогл еле устоял, но меч не выронил. В ответ он яростно атаковал Орбужа. Нури тоже был неуязвим, но сильно ослаб после ужасного взрыва, едва не стоившего ему жизни. К тому же гном стал чувствовать, что ему все труднее дышать: медальон невидимыми тисками сдавливал горло, замедляя движения и заставляя пропускать удары противника.

Подручные Гуго, трясясь от страха, стали на четвереньках подползать к диадеме. Еще немного, и… Но тут в бой вступила Сапфира. Она молнией метнулась к Горшечнику и укусила его за нос, а Кривому Киду залепила грязью единственный глаз.

Не разбирая дороги и жалобно подвывая, лишенные дара речи пациенты Четырбока бросились наутек. Обезьянка, гордая своей победой, прыгнула Грейзмоглу на закорки и повисла на цепи медальона. В пылу битвы разъяренный посланник, не глядя, схватил обезьянку за шиворот и рванул, пытаясь сбросить с себя.

Одно из звеньев золотой цепи не выдержало, и медальон Гуго скользнул на землю, прожигая в ней дымящуюся дыру. Грейзмогл с внезапно посеревшим и исказившимся от ужаса лицом как будто застыл, взирая на символ своего былого могущества. В этот момент Нури сорвал с шеи свой талисман и из последних сил метнул в Грейзмогла алебарду. Посланник упал замертво.

Нури тоже свалился бы, не поддержи его Тина. Она только что появилась, успев пустить пару молний вслед удирающим Грейзмогловым подручным.

Объяснений не понадобилось. Златовласка посмотрела на Нури, на лежащую в измятой траве диадему. Кулачки ее сжались до боли, а в голубых глазах появилась жесткая решимость.

— Ну, все…, - сжав зубы, решительно выдохнула она. — Пора наводить порядок!

От волн, стремительно пролетавших внизу, рябило в глазах. Олли спешил, работая крыльями без перерыва. Рядом летела собака. Глядя на нее, Виндибур чувствовал себя предателем и убийцей.

Болто еле поспевал за ними. Душа Хрюкла терзалась: «Как он может вот так решить все прекратить, не советуясь с нами?! Ведь это навсегда, этого никогда больше не будет: ни кораблей, ни волшебных переходов, ни чудесной быстрой еды, ни разящих молний, ничего! Даже этих крыльев не будет! Он что, не понимает? Он даже своего лучшего друга Репейника не спросил! А Совет Коалиции, как же Совет?»

Когда Болто понял, чего хочет Виндибур, весь мир в его глазах будто съежился, поблек, теряя краски. Страх оказаться с пустыми руками, после того как ты обладал всем, заставлял бунтовать каждый фибр души. Хрюкл пытался протестовать, доказывать, уговаривать, но все напрасно. Оставалось только следовать за непреклонным Громовержцем, готовясь к худшему и все же надеясь на чудо.

Папашу Уткинса долго искать не пришлось. Лиловый тесть с внушительным прутиком в правой руке и мечом в левой бодро прочесывал один из переулков около площади. Перед ним бежала небольшая отара напоминавших крыс хойбов-кроителей. «Я вам покажу справедливое распределение! — приговаривал гроза огородных вредителей. — Вы у меня быстро морковь от тыквы отличать научитесь, бездельники! А пока посидите в погребе, да подумайте о своем поведении!»

Загоняя очередную партию в подходящую темницу, Уткинс ставил на стене порядковый номер и шел дальше. Он отчего-то был уверен, что когда закончатся уменьшенные хойбы, тогда найдется и Лило.

— Обманул старика, паршивец, утек из-под носа! — запричитал папаша Уткинс, увидев зятя. — О, го-о-о-ре мне, нерасторопному! Что мы скажем Тине?

«Тина… Она-то как раз должна меня понять. А вот другие…» — Олли почувствовал себя совсем худо. Ему представилось, сколько всего он должен будет сказать своим землякам, сколько дать объяснений и представить неоспоримых доказательств, оправдывая свое бесповоротное решение…

— Не дрейфь, парень, ты сможешь сделать это, если захочешь! Что бы ни говорили всякие умники, скелет им на камбуз, а мы с Нури на твоей стороне, не будь я Брю Квакл!

Призрак неожиданно выскользнул из кармана его куртки. Олли чертыхнулся:

— Если ты читаешь чужие мысли, то хотя бы не говори об этом. И потом, много ли толку для невысоклика от поддержки привидения и гнома?

— А мне и не нужно читать, все и так видно, — парировал усопший, — а насчет поддержки, это как сказать…

Но Олли не успел дослушать Брю. По площади бежали Пит Репейник и Рыжий Эрл.

— Там, — выдохнул Пит, указывая саблей в сторону бывшей резиденции Дерга, — такое творится! Сплошные зыбучие пески! Все опрокидывается в тартарары!

Олли заметил, что при этих словах Хрюкл как-то стушевался и стал смотреть себе под ноги.

— Ух, поймать бы этого оборотня Дерга, — добавил Рыжий Эрл, — пока он весь остров не утопил. Наши перетряхивают окрестности, но его нигде нет.

— Можете не искать, Дерг уже здесь! — раздался пронзительный каркающий смех.

В проломе стены стоял губернатор Эль-Бурегаса, одной рукой держа за шиворот малыша Лило, а в другой сжимая меч.

— От-пу-сти маль-чи-ка! — Олли сказал это по слогам, так, будто хотел достучаться до совести обидчика.

Дерг был краток:

— Медальоны! Все сюда!

Болто, Пит и Эрл вопросительно посмотрели на Олли.

Олли кивнул: «Снимайте».

— Четырех мало, — глухим завораживающим голосом произнес Дерг, одевая на шею медальон, который Рыжий Эрл снял с волчицы. — Еще у гнома и девчонок.

Виндибур сделал рукой жест, и Хрюря полетела на корабль. Пока собака отсутствовала, Дерг стоял молча, только меч поднял на уровень горла мальчугана. Лило испуганно молчал.

— Это не Дерг, — шепнул Пит. — Он выше. Да смотрите же, этот гад растет на глазах!

Репейник верно подметил. Захвативший Лило потихоньку увеличивался в размерах. Кожа на его лице вытягивалась, становилась бледнее и суше. Глаза тлели как угли.

Болто ужаснулся:

— Да это же Горх!

Дерг-Горх чуть не прожег его взглядом. Хрюкл охнул и болезненно согнулся.

— Почти угадали, ничтожные выскочки, я был Мазлусом Горхом, пока вы не украли то, что по праву принадлежало мне! Безмозглые невысоклики! Вы еще глупее, чем недотепа Кронлерон! — Жуткий рокочущий голос усиливался, отдаваясь в мозгу у каждого. — Вы даже не сумели распорядиться попавшим к вам сокровищем, как и тот, кого вы называете Хранителем, оскорбивший моего Величайшего Господина. Он думал, что сможет победить Его, уничтожив Кольцо, наивная букашка! И где он теперь? Мертвее мертвых! И вас ждет то же самое.

— Хе! Готов поспорить, твое цирковое злодейство, это не самое худшее, что может случиться, — выплывая из-за спин друзей, молвил призрак старого Брю. — Не будь я убиенный Брю Квакл, три венка мне на шею! А медальоны забирай, коли так приспичило! — паромщик показал в сторону подлетающей собаки.

Тут заговорил Олли.

— Даже если ты нацепишь их все, я все равно тебя уничтожу, кем бы ты ни был, подлец! Отпусти Лило!

Дерг-Горх разразился каркающим смехом:

— Ты, наверное, решил воспользоваться Последним заклинанием? Ну что ж… Попробуй! — он оттолкнул Лило и, выставив меч вперед, направился к Виндибуру. Медальон Кронлерона на его груди вдруг засветился оранжевым. Свет, плотный как туман, окутал всех стоящих вокруг.

Олли больше не колебался: «Последнее заклинание, Последнее. Медлить нельзя!»

Виндибур попытался произнести первое слово, но в горле словно ерш застрял. Внезапная боль пронизала каждый нерв. Сердце сковал леденящий страх. В голове проносились обрывки мыслей, и отчетливее всех была: «Все кончено! Все усилия тщетны…»

— Что, не получается?! — торжествовал злодей. — Нечего было медальоны таскать! Скажите спасибо своему Кронлерону! Что ж он вас не предупредил?

Все, кроме Брю, чувствовали, как их скручивает неведомая сила. И только призрак оставался спокоен. Засветившись против обыкновения изумрудным сиянием, он преградил путь Горхо-Дергу.

— Слышь, меченосец жабий, может, Кронлерон и свалял дурака, да только он хоть приличным хойбом был, трап ему под ноги. И старался исправиться. А тебя, трепанга сушеного, даже Четырбоку с рецептом не вылечить, а раз так, вечного тебе карантина, на том и на этом свете! Эй, Олли, ты что замолчал, словно воды в рот набрал?! Надевай колечко и вперед!

Олли вдруг почувствовал, как от сердца по всему телу начинает распространяться живительное тепло. Там в потайном кармашке лежало у него кольцо, обнаруженное в пещере на Безымянном острове. Кольцо истинного волшебства, очищающее душу и пробуждающее сердце.

«Любовь и вера», — вспомнил Олли, представляя лицо возлюбленной. Невысоклик слабо улыбнулся и через силу, но все же твердо и отчетливо начал читать заклинание.

Гулкий, низкий, прибивающий к земле удар грома расколол небо. Твердь под ногами затряслась, заходила ходуном. Воздух превратился в плотный удушливый синий туман, а морские воды вздыбились и почернели. Вихрь пыльных хлопков поднялся над Ласиотой. Город исчезал — его усмариловые дома и крепостные сооружения лопались как созревшие грибы-дождевики. Потрясенные хойбы, гномы, люди, невысоклики оставались без одежды и оружия, а корабельные команды сыпались в море, лишаясь палуб под ногами.

На том месте, где стоял злодей, завертелся и оглушительно зашипел огненный фонтан, оплавляя гремучими искрами песок. Лило спрятался за растерянного деда, а Олли и его друзья с ужасом озирались по сторонам. Все проваливалось, скукоживалось, раскачивалось. Все пропадало пропадом как в страшном сне. И вдруг…

Вдруг появилась Тина. Она возникла среди этого хаоса неожиданно, как солнечный луч, пробившийся сквозь тяжелую грозовую тучу. На ее голове горела корона Лесной феи, и этот свет разливался все дальше и дальше, ровным спокойным сиянием обволакивая окружающее пространство. Там, куда достигал свет, хаос и разрушение прекращались, все затихало. Стало легче дышать.

Когда шипение, завывание и треск закончились, наступила пронзительная тишина. Барахтавшиеся в море оказались на берегу, а лишенные оружия воины с удивлением оглядывали лопаты, метлы и саженцы, непонятным образом заменившие мечи, алебарды и луки.

Лило подбежал к Тине и уткнулся носом ей в колени, вздрагивая и тихонько всхлипывая. Ласковые руки гладили малыша по голове, обнимали, вытирали слезы. Лило, успокоившись, затих. Когда же из-под кучки бурого пепла, что осталась от могущественного некогда колдуна, выкарабкалась вся перемазанная и чихающая Хрюря, слезы малыша высохли сами собой. Собака подбежала к изумленному Олли, запрыгнула на руки, и на радостях лизнула его в нос. Вот только крыльев у летающей собачки уже не было…