Короткое детство

Глава VI. Лилька Махонина ест яблоки, а потом отвешивает Митьке оплеуху. Митька жалеет Витьку Выковыренного. Поехали! Пугай останавливает лошадь. Лилька угощает Стёпку яблоками. Митька ревнует

У дома тётки Груни, запряжённая в сани-розвальни, стояла гнедая лохматая лошадёнка. В санях на ивовой плетёнке около большой корзинки сидела Лилька Махонина и с хрустом кусала яблоко. На Лильке ловко сидел кокетливый полушубок, отороченный чёрным овечьим мехом, а на голове красовался платок цвета синей промокашки. Вокруг саней прыгали ребята и клянчили у Лильки яблоки. Собрался весь четвёртый класс. Братья Вруны: Колька Врун и Сенька Врун, Петька Лапоть, вечный второгодник Васька Самовар. Настоящая фамилия у Васьки — Чайников, но его все почему-то звали Самоваром.

Увидев Митьку, обвязанного платком, Лилька чуть не задохнулась от смеха.

— Глянь, какое чучело вырядили! — закричала Лилька.

Ребята захохотали.

— Наверное, на Северный полюс собрался. Медведей пугать, — заливалась Лилька.

Митькину радость как рукой смахнуло. Он-то мечтал погордиться, побахвалиться перед ребятами, что едет на станцию. А тут такое оскорбление.

— Замолчи, квашня немытая! — закричал он на Лильку.

«Квашня, да ещё немытая» — совсем не подходило Лильке. Девочка она была стройная, с белым румяным личиком и весёлыми зелёными глазами. Всем ребятишкам она нравилась, а Митьке ужасно. Он и не думал так её обзывать, просто она вывела Митьку из себя, и он ляпнул первое, что попало на язык.

— Это я-то квашня немытая? — возмутилась Лилька. Она спрыгнула с дровней, подбежала к Митьке и отвесила ему оплеуху. — Это тебе за квашню, а это за немытую, — и закатила вторую.

Ребята надрывались со смеху, а громче всех хохотал Витька Выковыренный.

— Будешь знать, как ругаться. Попросишь у меня яблочка. Шиш я тебе дам. На-кось, выкуси, — Лилька показала Митьке кукиш, гордо подняла голову, пошла к дровням и опять села на корзинку.

Митька был так взбешён, что не знал, на кого броситься.

— А ты чего смеёшься, Выковыренный? Чего смеёшься? — сжав кулаки и ругаясь, он пошёл на Витьку.

— А что мне, плакать, что мне, плакать? — пятясь, отступал Витька и вдруг, наступив на полу волочившегося по земле батькиного пальто, кувырнулся в снег, задрав вверх ноги. Ребята ещё громче захохотали. Теперь они смеялись над Витькой. Локоткову стало так легко, словно гора с плеч свалилась.

Витька беспомощно барахтался в снегу. Батькино пальто не давало ему встать на ноги. Вдруг смех застрял у Локоткова в горле. Он вспомнил, что у Витьки убили отца, что живёт он с матерью и двумя маленькими сестрёнками очень плохо: как говорят — на воде да на картошке; барахло, которое привезли из города, давно уже проели, кроме этого пальто, в котором только птиц пугать на огороде, а не по деревне разгуливать. Вспомнил Митька, что он дал Семёнову глупую обидную кличку «Выковыренный», и ему стало до слёз жаль щупленького, слабосильного Витьку, который во всех играх почему-то должен изображать фашистов.

Он помог Витьке подняться, отряхнул его и, сам не зная для чего, спросил:

— У тебя батю убили?

Витька всхлипнул:

— Убили.

— Ладно, не обращай на них внимания. Все они дураки.

Под словом «все они» Митька имел в виду всех, кто смеётся над Витькой. Но ребята не обиделись на это. Они опять обступили Лильку и принялись унизительно выпрашивать яблоки. Лилька смеялась над ними, уплетала яблоко за яблоком и бросала в ребят огрызки.

— Жадина-говядина, дай хоть Витьке яблочко. У него на фронте батьку убили, — сказал Митька Локотков.

— Уби-и-или? Подума-а-ать только… — протянула Лилька и сунула Витьке два яблока, — бери, бери, на́ ещё одно. А вам не дам, — заявила наотрез Лилька и как принцесса развалилась на корзине с яблоками.

Пришла Елизавета Максимовна, уложила в сани картошку, сунула Митьке узелок с пирогами и строго-настрого наказала, чтоб он дорогой вёл себя тихо, а на станции не совался под вагоны. Потом тётка Груня уложила свои мешки. Кроме картошки, она везла три связки луку и брюкву.

— Ты им помоги там, Аграфена, — сказала Елизавета Максимовна.

— Ладно, помогу ужо, — отвечала тётка Груня, здоровенная баба с толстыми лиловыми щеками.

— Смотри за ними. Не давай баловаться, — наставляла председательша.

— Я им побалуюсь, — говорила тётка Груня, свирепо размахивая кнутом.

— Ну, поезжайте потихоньку, — сказала Елизавета Максимовна.

— Поехали! — крикнула тётка Груня и взмахнула кнутом.

Сани дёрнулись, и Митька уткнулся носом в колени Лильки. Лилька вдруг раздобрилась и дала Митьке яблоко. Правда, выбрала самое плохое.

За деревней дорога круто свернула к полуразвалившемуся овину. Тут, откуда ни возьмись, выскочил Пугай и бросился на лошадь. Лошадь, присев на задние ноги, захрапела.

— Ах ты, растреклятый, брысь с дороги! — закричала тётка Груня.

Лошадь шарахнулась в сторону, Пугай опять ей перегородил дорогу, злобно и оглушительно лая.

— Ах ты, растреклятый, ах ты, собачья образина! — ругалась тётка Груня, безжалостно настёгивая лошадь.

— Эй, погодите! — услышал Митька голос.

Прямо по полю бежал Стёпка с мешком на спине.

— Стой! Стой! — кричал Стёпка, размахивая руками.

Догнав сани, Стёпка прыгнул на плетёнку.

— Ух, бежал, чуть сердце не вывалилось, — задыхаясь, проговорил он и вытер шапкой мокрое лицо.

— Ты куда? — грозно спросила тётка Груня.

— На станцию, за жилеткой.

— За какой такой жилеткой?

— А за такой, у которой рукавов нет, — пояснил Стёпка.

Тётка Груня подняла кнут.

— А ну, слезай. А то я тебя так опояшу!

— За что, за что? — закричал Стёпка. — Меня мамка отпустила. Честное пионерское, отпустила.

Тётка Груня вытерла рукавицей нос.

— Врёшь.

Митька с Лилькой тоже поняли, что Коршун врёт.

— Вот и не вру, — сказал Стёпка, — а тебе жалко, что поеду. Вам ещё лучше будет. Пугай на станции лошадь будет караулить.

Тётка Груня посмотрела на собаку, которая бежала за дровнями, высунув язык, и сдалась.

— Бес с тобой, поезжай, мне-то что. Но-о-о! Милой! — и огрела лошадь кнутом.

— Але, Пугай, — свистнул Стёпка.

Пугай обогнал лошадь и, высоко вскидывая задние ноги, пулей пустился по дороге.

— Видал-миндал, — и Стёпка хвастливо щёлкнул языком.

— Стёп, а тебя мать в самом деле пустила? — спросил Митька.

Стёпка ткнул Митьке под рёбра кулак.

— Молчи, дурень, умнее будешь. Понятно? — и Стёпка как барин развалился на плетёнке. — А ну-ка, Лилька, кинь яблочко, — приказал он.

— Подумаешь, какой командир нашёлся. Не дам!

Стёпка с презрением посмотрел на неё и плюнул.

Лильку это ещё больше оскорбило. Однако ссориться с ребятами в дороге ей было совсем не выгодно.

— Если бы ты попросил как порядочный человек — может быть, я и дала бы, — сказала Лилька.

Просить яблоко как порядочному человеку Стёпке не хотелось. Это Лильку ещё больше обозлило. Но желание помириться со Стёпкой, который ей нравился больше всех мальчишек, было сильнее обиды.

— На уж, подавись, — сказала Лилька и кинула Стёпке огромное краснобокое яблоко.

«Самое лучшее выбрала», — подумал Митька, и сердце от ревности у него так сжалось, что показались слёзы. Чтоб скрыть их, Митька потупился и стиснул зубы.

— На и тебе, — сказала Лилька и положила ему на колени яблоко, правда, не такое красивое, но тоже ничего.

Хорошо зимой на санках! Снег под полозьями скрипит, повизгивает. Впереди, взлягивая задними ногами, бежит Пугай, за ним хлопает копытами и машет хвостом лошадь, по сторонам тянутся чёрные, словно обугленные, кусты. Тёмные ели, угрюмо насупясь, медленно плывут навстречу и так же тихо, безмолвно удаляются. На ухабах санки подкидывает, ребята утыкаются носами в широченную спину тётки Груни и заразительно хохочут. Тётка Груня, помахивая кнутом, погоняет лошадь и сыплет прибаутками.

— Но, милый вороной, самый дорогой!

Чудесно! На душе так легко и отрадно, как будто и нет никакой войны, не стреляют где-то пушки и не приходят в деревню извещения, что такой-то в этот день погиб смертью храбрых…

Стёпка доел яблоко, бросил в снег огрызок и сказал:

— Кислятина, а не яблоки.

Лилька вспыхнула и надула губы…