Корсиканские братья

XVI

В восемь часов вечера я был у г-на де Франки, чтобы узнать, нет ли для меня каких-нибудь поручений, но он попросил меня подождать до завтра, проговорив загадочно: «Ночь подскажет».

Однако на следующий день, вместо того чтобы прийти к нему к восьми часам, а этого было бы вполне достаточно, чтобы успеть на место к девяти, я был у Луи де Франки в половине восьмого.

Он уже был в своем кабинете и писал.

На звук открываемой двери он обернулся.

Я заметил, что он очень бледен.

— Извините, — сказал он мне, — я заканчиваю письмо матери. Садитесь, возьмите газету, если газеты уже пришли. Возьмите хотя бы «Прессу», там есть прелестный фельетон господина Мери.

Я взял упомянутую газету и сел, с удивлением отмечая разительный контраст между почти мертвенной бледностью Луи и его спокойным, серьезным и тихим голосом.

Я попытался читать, но глаза пробегали по строчкам, и смысл их ускользал от меня.

Прошло пять минут.

— Я закончил, — сказал он.

Он позвонил и вызвал слугу:

— Жозеф, меня ни для кого нет дома, даже для Джордано. Проведите его в гостиную. Я хочу, чтобы никто, кто бы то ни был, не помешал мне побыть десять минут наедине с этим господином.

Слуга закрыл дверь.

— Послушайте, — сказал Луи, — мой дорогой Александр. Джордано — корсиканец, и он мыслит по-корсикански, я не могу ему доверить то, что хочу. Я буду просить его сохранить тайну, и это все. Вас же я хочу попросить пообещать мне точно исполнить мои указания.

— Конечно! Это же обычная обязанность секунданта!

— Обязанность тем более важная, что вы, может быть, сможете уберечь нашу семью от второго несчастья.

— Второго несчастья? — спросил я удивленно.

— Возьмите, — он протянул мне письмо, — это то, что я написал матери, прочтите.

Я взял письмо из рук де Франки и стал читать его с возрастающим удивлением.

Прочитав последние слова, я повернулся к тому, кто их написал.

— Итак, — сказал я, — что это значит?

— Вы не понимаете? — спросил он.

— Нет.

— Я буду убит в девять часов десять минут.

— Вы будете убиты?

— Да.

— Да вы с ума сошли! Откуда у вас подобные сумасбродные мысли?

— Я не сумасшедший и не сумасброд, мой друг… Меня предупредили, вот и все.

— Предупредили? Кто?

— Разве мой брат не рассказывал вам, — спросил Луи, улыбаясь, — что мужчины в нашей семье отличаются необычной способностью?

— Действительно, — проговорил я, чувствуя, что меня помимо воли начинает знобить. — Он говорил мне о видениях.

— Так вот, сегодня ночью ко мне явился мой отец, и именно поэтому вы нашли меня таким бледным. Вид мертвецов делает бледными живых.

Я смотрел на него с удивлением, граничащим с ужасом.

— Вы видели вашего отца сегодня ночью?

— Да.

— И он говорил с вами?

— Он объявил мне о моей смерти.

— Это был, наверное, просто страшный сон, — сказал я.

— Нет, это была страшная реальность.

— Вы спали?

— Я бодрствовал… Вы не верите в то, что отец может посетить своего сына?

Я опустил голову, ведь в глубине души я и сам верил в эту возможность.

— Как это произошло? — спросил я.

— Боже мой, очень просто и естественно. Я читал, ожидая отца, ибо знал, что, если мне грозит какая-нибудь опасность, мой отец появится. В полночь моя лампа сама собой погасла, дверь медленно открылась, и появился отец.

— Но как? — воскликнул я.

— Да как живой: в своей обычной одежде, но только очень бледный и с невидящими глазами.

— О Боже!..

— Он медленно приблизился ко мне. Я, лежа на кровати, приподнялся на локте.

«Добро пожаловать, отец», — сказал я ему.

Он приблизился ко мне, пристально на меня посмотрел, и мне показалось, что сила отцовской любви оживила этот мертвенный взгляд.

— Продолжайте… это ужасно!..

— Его губы шевелились, но странно: хотя его слова были беззвучны, я отчетливо слышал, как они звучали внутри меня, отчетливо и звонко, как эхо.

— И что он вам сказал?

— Он сказал мне: «Подумай о Боге, сын мой!»

«Я буду убит на этой дуэли?» — спросил я и увидел, как две слезы скатились из глаз призрака.

«В котором часу?»

Он показал пальцем на часы. Я посмотрел в указанном направлении. Часы показывали девять часов десять минут.

«Хорошо, отец, — ответил я. — Пусть исполнится Божья воля. Я покидаю мать — это так, но для того, чтобы соединиться с вами».

Бледная улыбка пошевелила его губы, и, сделав мне прощальный знак, он удалился.

Дверь сама открылась перед ним… Он исчез, и дверь сама закрылась.

Рассказ был так прост и бесхитростен, что стало ясно: сцена, привидевшаяся де Франки, произошла ли она на самом деле, или это плод его воспаленного сознания, была принята за реальность и, следовательно, была так же ужасна?

Я вытер пот, струившийся у меня по лицу.

— Так вот, — продолжал Луи, — вы ведь знаете моего брата, не так ли?

— Да.

— Как вы думаете, что он сделает, если узнает, что я был убит на дуэли?

— Он в ту же минуту покинет Соллакаро, чтобы драться с тем, кто вас убил.

— Правильно, и, если его тоже убьют, моя мать станет вдовой трижды: вдовой мужа и двух сыновей.

— О, я понимаю, это ужасно!

— Значит, этого нужно непременно избежать. Вот я и решил написать это письмо. Думая, что я умер от воспаления мозга, мой брат не будет никому мстить. Мать скорее утешится, если она поверит в то, что мною распорядилась воля Божья, а не рука человека. Разве только…

— Разве только?.. — повторил я.

— О! Ничего… — ответил Луи. — Я надеюсь, что этого не произойдет.

Я понял, что он, отвечая сам себе, чего-то опасался. Я не стал его больше ни о чем спрашивать.

В эту минуту дверь приоткрылась.

— Дорогой мой де Франки, — проговорил барон де Джордано, — я повиновался твоему запрету, насколько это было возможно, но уже восемь часов, а встреча в девять. Нам нужно проделать около полутора льё, и поэтому пора выезжать.

— Я готов, мой милый, — ответил Луи. — Войди. Я сказал уже все, что собирался сказать.

Он посмотрел на меня и приложил палец к губам.

— Что касается тебя, мой друг, — продолжил он, поворачиваясь к столу и беря запечатанное письмо, — то вот тебе поручение. Если со мной произойдет несчастье, прочитай это письмо и, я прошу тебя, сделай все, о чем я тебя в нем прошу.

— Хорошо!

— Вы принесли оружие?

— Да, — ответил я. — Но в последний момент я заметил, что в одном пистолете заедает собачка. Поэтому, когда будем проезжать мимо, возьмем ящик с пистолетами у Девима.

Луи посмотрел на меня, улыбаясь, и пожал мне руку. Он понял, что я не хотел бы, чтобы он был убит из моих пистолетов.

— У вас есть экипаж? — спросил Луи. — Или послать за ним Жозефа?

— Я в двухместной карете, — сказал барон, — но, потеснившись, мы уместимся там втроем. И поскольку мы уже немного опаздываем, то приедем гораздо быстрее на моих лошадях, чем в фиакре.

— В путь! — объявил Луи.

Мы спустились. У двери нас ждал Жозеф.

— Мне пойти с вами, сударь? — спросил он.

— Нет, Жозеф, — ответил Луи, — нет, это ни к чему, вы мне не нужны.

Затем, немного отстав от нас, он положил ему в руку столбик золотых монет и сказал:

— Возьмите, друг мой, и, если порой, находясь в плохом настроении, я бывал с вами резок, простите меня.

— О сударь! — воскликнул Жозеф со слезами на глазах, — что это значит?

— Тише! — проговорил Луи.

Он вскочил в коляску, сел между нами и продолжал:

— Он был хорошим слугой. (Луи последний раз посмотрел на Жозефа.) И если кто-нибудь из вас сможет ему чем-либо помочь, то я заранее признателен вам за это.

— Ты что, увольняешь его? — спросил барон.

— Нет, — с улыбкой ответил Луи, — я его покидаю, вот и все.

Мы остановились у дверей Девима только для того, чтобы взять ящик с пистолетами, порох и пули, затем тронулись в путь, пустив лошадей крупной рысью.