Корсиканские братья

XX

Приход Люсьена в зал ресторана стал новым подтверждением поразительного сходства между ним и его братом.

Слух о смерти Луи уже разошелся, возможно не во всех подробностях, это понятно, но разошелся. И появление Люсьена, казалось, повергло всех в изумление.

Я заказал кабинет, в расчете, что к нам должен присоединиться барон Джордано.

Нас отвели в комнату в глубине зала.

Люсьен принялся читать газеты с хладнокровием, напоминавшим бесчувственность.

Джордано пришел к середине завтрака.

Молодые люди не видели друг друга около четырех или пяти лет, однако пожатие руки было единственным проявлением дружбы, которое они себе позволили.

— Так вот, все улажено, — сказал барон.

— Господин де Шато-Рено согласен?

— Да, при условии, что потом его оставят в покое.

— О, в этом он может быть уверен: я последний из де Франки. Он вас принимал лично или вы говорили с его секундантами?

— С ним самим. Он обязался предупредить господ де Буасси и де Шатограна. Что касается оружия, времени и места, то они будут теми же.

— Чудесно… Устраивайтесь здесь и завтракайте.

Барон сел, и мы заговорили о чем-то другом.

После завтрака Люсьен попросил нас, чтобы его познакомили с комиссаром полиции, который опечатывал комнаты Луи, и представили его владельцу дома. Он хотел провести эту последнюю ночь, отделявшую его от мести, в комнате брата.

Все эти хлопоты заняли часть дня, и только к пяти вечера Люсьен смог войти в квартиру брата. Мы оставили его одного: в его горе было целомудрие, которое следовало уважать.

Люсьен назначил нам свидание на восемь часов утра, попросив меня иметь при себе те же самые пистолеты, даже купить их, если они продаются.

Я сразу же пошел к Девиму, и сделка удалась с помощью шестисот франков. На следующий день без четверти восемь я был у Люсьена.

Когда я вошел, он сидел на том же месте и писал за тем же столом, за которым я застал пишущим его брата. На губах его была улыбка, хотя он был очень бледен.

— Здравствуйте, — сказал он, — я пишу матери.

— Надеюсь, что вы сообщаете ей новость менее горестную, чем та, о которой сообщал ваш брат ровно неделю тому назад.

— Я сообщаю ей, что она может спокойно молиться за своего сына и что он уже отомщен.

— Как вы можете говорить с такой уверенностью?

— Разве мой брат не рассказал вам заранее о своей смерти? Так вот, я тоже заранее объявляю вам о смерти господина де Шато-Рено.

Он поднялся и, касаясь моего виска, сказал:

— Смотрите, я пошлю ему пулю вот сюда.

— А вы?

— Меня он даже не заденет!

— Но подождите хотя бы исхода этой дуэли, прежде чем отправлять письмо.

— В этом нет необходимости.

Он позвонил. Появился слуга.

— Жозеф, — сказал он, — отнесите это письмо на почту.

— Так вы опять видели вашего брата?

— Да, — ответил он.

Странным было то, что в этих двух дуэлях, следовавших одна за другой, один из противников был приговорен заранее. Тем временем пришел барон Джордано. Было восемь часов. И мы отправились в путь.

Люсьен очень торопился и так подгонял кучера, что мы прибыли на место не меньше чем за десять минут до назначенного часа.

Наши противники приехали ровно в девять. Все трое были верхом; их сопровождал слуга, также верхом на лошади.

Господин де Шато-Рено держал руку в кармане, и я сначала даже подумал, что она у него на перевязи.

В двадцати шагах от нас все спешились, отдав поводья слугам.

Господин де Шато-Рено остался позади и бросил взгляд в сторону Люсьена. Даже на таком расстоянии я заметил, как он побледнел. Он отвернулся и стал развлекаться тем, что, держа плетку в левой руке, принялся сбивать небольшие цветы, торчавшие из травы.

— Мы готовы, господа, — сказали нам господа де Шатогран и де Буасси. — Но вам известны условия: эта дуэль последняя и, каким бы ни был исход, господин де Шато-Рено ни перед кем больше не будет отвечать за оба результата.

— Хорошо, договорились, — ответили Джордано и я.

Люсьен поклонился в знак согласия.

— Оружие у вас, господа? — спросил виконт де Шатогран.

— Да, то же самое.

— Оно незнакомо господину де Франки?

— Господин Шато-Рено пользовался им уже один раз, а господин де Франки его даже и не видел.

— Хорошо, господа. Идем, Шато-Рено.

Вскоре мы вошли в лес, не произнеся ни слова. В нашей памяти еще была жива та сцена, которую нам вновь предстояло пережить. Каждый из нас чувствовал, что сейчас произойдет нечто не менее ужасное.

Мы спустились в овраг.

Шато-Рено благодаря своей выдержке казался спокойным, но тот, кто его видел на этих двух встречах, мог, однако, заметить перемену.

Время от времени он украдкой бросал взгляды на Люсьена, и в них было беспокойство, очень похожее на ужас.

Может быть, его так тревожило это необыкновенное сходство двух братьев, и, вероятно, он видел в Люсьене мстительную тень Луи.

Пока занимались пистолетами, я наконец увидел, как он вытащил из кармана сюртука руку — она была обернута влажным платком, чтобы сдерживать лихорадочную дрожь.

Люсьен ждал его со спокойным и неподвижным взглядом, уверенный, что сумеет отомстить.

Без нашего указания Люсьен занял место, где стоял его брат, это, естественно, заставило г-на де Шато-Рено направиться к тому месту, где он уже стоял раньше.

Люсьен взял свой пистолет с радостной улыбкой.

Господин де Шато-Рено, беря пистолет, из просто бледного стал мертвенно-бледным. Потом он провел рукой между галстуком и шеей, будто галстук его душил.

Я не мог отделаться от непроизвольного чувства ужаса, с которым смотрел на этого молодого человека: красивый, богатый, элегантный, он еще накануне утром верил, что впереди у него долгая жизнь, а сегодня, с холодным потом на лбу и с тревогой в сердце, чувствовал себя приговоренным.

— Господа, вы готовы? — спросил г-н де Шатогран.

— Да, — ответил Люсьен.

Господин де Шато-Рено сделал утвердительный знак.

Что касается меня, то я отвернулся, ибо у меня не хватило решимости смотреть на все это.

Я услышал, как один за другим прозвучали два хлопка в ладони, а затем раздались выстрелы из двух пистолетов.

Я повернулся.

Господин де Шато-Рено распростерся на земле, убитый наповал, не успев ни вздохнуть, ни пошевелиться.

Я приблизился к трупу, движимый тем непреодолимым любопытством, которое толкает вас наблюдать за катастрофой до конца. Пуля попала ему в висок в том самом месте, куда указал Люсьен.

Я подбежал к корсиканцу: он оставался спокоен и неподвижен, но, увидев, что я к нему подошел, он бросил свой пистолет и кинулся ко мне в объятия.

— О, мой брат, мой бедный брат! — воскликнул он.

И он разрыдался.

Это были его первые слезы.