Корунд и саламандра, или Дознание

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

– Что-то было не так, – говорю я Сержу. – Не знаю, что. Не пойму. Но было…

– Только в последний раз? – спрашивает Серж.

Я задумываюсь. В последний раз точно… а до того?

– Я что думаю – это не связано с тем парнем, который тоже в прошлое смотрел, как ты? Там?

– Нет. Точно нет. Мне кажется… пожалуй, это мальчишки. С ними совсем по-другому.

– Хуже?

– Нет, что ты! Наоборот. Полнее, ярче… даже не знаю, как объяснить! Ведь и так полно и ярко, я ведь как наяву все проживаю. А все-таки с мальчишками по-другому.

– Может, как раз потому, что с мальчишками, – пожимает плечами Серж.

2. Юрий, сын князя Алексия

Предрассветная степь летит под копыта, и замирает сердце. От скорости, а пуще того – от недозволенности. Из всех живущих в Летнем Стане детей только Вагрику можно выезжать за ограду без взрослых. Странно было бы вождю ордынского кочевья запрещать сыну скакать по степи, пусть даже и в одиночку.

Отец Вагрика, вождь семьи Снежных Лисиц, гостит у короля Андрия в Летнем Стане каждый год. Каждый первый месяц лета. И вот уже четыре года, как привозит с собой старшего сына. И вождь, и король одинаково радуются дружбе сыновей.

Мы сдружились с Вагриком сразу, в первый же его приезд. Мы седлали коней и скакали к Кудрявке, на плес – Лека, Вагрик, я, Игнатка, Авдик, Рада с Милой. И Шкода, отряженный капитаном нам в учителя. Мы брали с собой луки, и степь, серебряная знойная степь, неслась под копытами текучим шелком ковыля. Мы похвалялись друг перед дружкой умелой ездой и меткой стрельбой, и Вагрик учил нас скакать, как скачут всадники Степи: и стоя на спине коня, и повиснув под брюхом, и обочь… подобрать монетку на полном скаку, бросить аркан… ближе к полудню мы жгли костер, обедали, пережидали жару под ивами на берегу Кудрявки. И Вагрик вспоминал какую-нибудь ордынскую легенду. А все легенды у ордынцев – о героях, о схватках и погонях, о чести и бесчестье… Не правы те, кто называет ордынцев дикарями. Да, они живут совсем не так, как мы. Но они так же понимают честь. И не меньше нас ценят верную дружбу.

Высветляется рассветом край неба далеко впереди, а я отчаянно жалею, что не успел вчера вечером предупредить ни Вагрика, ни Шкоду. Мы с Лекой не очень-то прислушиваемся к запретам, но этот я предпочел бы не нарушать. Угораздило… Мы скачем навстречу рассвету втроем. Мы с Лекой – и Юрка. Княжич Юрий, будь он неладен! Лекин двоюродный брат.

И я дорого бы дал, чтобы вернуть вчерашний вечер и прожить его иначе. Желательно – без Юрки вообще!

В Славышти мы видим Юрку разве что по великим праздникам. А великие праздники тем и хороши, что за празднованием как-то не до игр и даже не до разговоров. Того единственного раза, когда Юрку оставили с нами поиграть, хватило нам с лихвой.

Тогда девятилетний Юрик предложил шестилетнему Валерику влезь на крышу дозорной башни. На спор. Лека сдуру влез, а Юрик заявил, что он не совсем еще тронутый – по такой верхотуре карабкаться.

– Что, сдрейфил? – спросил я тогда его. – Слабо за шестилеткой угнаться?

И за это «слабо» всыпали мне тогда ровно столько же, сколько Леке – за крышу. Потому что вышло так, что мы с Лекой, два заядлых шкодника, подзуживали тихого и послушного Юрика… Но, по мне, лучше получить даже вдвое крепче, чем огребли тогда мы с Лекой, чем скулить, вымаливая поблажку, как скулил Юрка.

Конечно, шесть лет прошло. Завтра Юрке исполняется пятнадцать. Потому и привез его отец в Летний Стан – государю на поклон. Шестнадцатый год своей жизни каждый мужчина королевства проводит в военном отряде. Мыслимо ли тихого мальчика Юрика отпустить на целый год суровой выучки… Будет князь просить определить сыночка если не в свой же отряд, так хоть к своему же вассалу. Разговор, ясен день, семейный, и сам Юрик на нем лишний – вот и поручили княжича заботам принца.

Лека, понятно, не слишком обрадовался, но деваться было некуда.

Юрка весь вечер таскался по Летнему Стану со скучающей рожей. Вечера явно было слишком много. Лека долго терпел, но в конце концов не выдержал и предложил пойти в казармы – хоть ножи покидать, раз уж ничем другим не заняться.

– Детская забава, братец, – пренебрежительно скривился Юрка. – Хотя пошли, что ль. И как вы тут лето живете? За день со скуки опухнуть можно.

С ножами Юрка обращался неплохо. Вполне, как сказал бы капитан Сергий, терпимо. Но Лека обошел его вчистую. И я бы обошел, если б кидал… хорошо, что додумался в сторонку отойти. Мол, не по чину с княжичем состязаться. А Юрке хватило и Леки.

– Детская забава, – повторил Юрка. – А вот не проверить ли нам, братец, кто лучше выйдет с луком да стрелами?

И так он это спросил…

Мы с Лекой давно уже не ловились на «слабо». Но тут…

– Почему бы и не проверить, – ответил Лека, и за его спокойствием я без труда угадал ярость. – Только сейчас поздно уже на плес, придется с утра. Хочешь, я попрошу отца, а ты попроси своего, чтобы поехали с нами.

– Что еще за плес? – Юрий презрительно скривил толстые губы.

– Наше стрельбище на Кудрявке, у плеса, – объяснил Лека. – Мишени размечены, дорожки расчищены…

– Да, братец, – протянул Юрий. – Дитё ты еще, как есть дитё. Дорожки тебе расчищенные подавай, да еще чтоб папочка присматривал.

– На плесе состязаются вот уж три века, – недобро сообщил «братцу» Лека. – Всегда всем хорош был, а если тебе плох, так жди до осени, пока в Славышть вернемся.

– Осенью! – усмехнулся Юрка. – Уже послезавтра я буду воином, и зазорно мне станет состязаться с мальчишкой. Ладно, братец, поехали утром на плес. Только, если ты не боишься со мной потягаться, придется нам обойтись без папочек. У моего отца, братец, серьезный разговор к твоему отцу, так что завтра они будут заняты. Мы поедем на ваше стрельбище одни, и так, чтобы с рассветом быть там и к завтраку уже вернуться.

И вот я скачу по предрассветной степи вслед за Лекой и Юркой, и на ум идет только обида на собственную дурость. Что стоило вчера стать между Юркой и Лекой и сказать: «А не пошел бы ты, княжич, с состязанием со своим! Тебе, если размыслить хорошенько, и сегодня с мальчишкой тягаться зазорно». Вот уж точно, поздним умом крепок не будешь!

– Эгей! – Звонкий окрик нагоняет нас из-за спины, и Лека осаживает своего Огонька. – Лека, эгей!

– Это кто еще, – бурчит Юрка. – Поехали, братец, чего стал.

– Подождем, – отвечает Лека. – Это Вагрик.

– Чего ждать, – возмущается Юрка. – Его что, звали? Одного уже с собой тащишь, – и кидает на меня недобрый взгляд.

Юркин конь редкой игреневой масти нетерпеливо танцует под ним.

– Мне уже кажется, братец, ты раздумал состязаться и тянешь время! Ждешь, что тебя догонят и вернут к папочке.

– А мне кажется, у тебя шило в заднице, – зло отбривает Лека. – Гонишь, как на вражьи похороны.

Мне хватает света увидеть, как перекосило Юрку. Я пугаюсь. Я жалею, что этого не видит Лека – он смотрит назад, выглядывал в сумерках Вагрика на косматом вороном Ясмане… Как хорошо, отстраненной чужой мыслью думаю я, что этим летом Вагрик взял с собой Волчка… А я дурак, я должен был вчера исхитриться и сказать хоть кому, должен был вчера еще понять, что дело нечисто!

Волчок стелется над серебристым ковылем серой тенью.

– Ого! – присвистывает Юрка. – А говорили, волков нет!

Я снова оборачиваюсь к Юрке и вижу, что у него в руках уже изготовлен лук.

– Нет! – кричу я. – Стой… – Шлю Барса вперед и хватаю Юрку за руку.

Стой, это друг, хочу сказать я… Юркин кулак сносит меня с коня и вышибает дух…

– Как ты смеешь, – откуда-то из далекого далека слышу я Лекин крик. Воздуха в груди почему-то совсем нет. А рука… оххх!

Волчок тычется холодным носом в шею, лижет лицо и лает могучим басом: мол, чего разлегся, друг? Вставай! Сейчас, шепчу я. Хочу прошептать…

– Король приказал вам вернуться, – откуда-то из-под самого неба зло чеканит Вагрик. – Всем троим.

– Ты еще кто такой, чтобы королевские приказы передавать! Я что ж, всякому шкету сопливому должен верить?

– Заткнись, – советует завтрашнему воину Лека. Он, оказывается, сидит на земле рядом со мной. – Оглобля стоеросовая, твое счастье… ведь убить мог!

– Что я слышу, – возмущается Юрка. – Нет уж, это его счастье! Чтобы всякий ублюдочный кутенок за руки меня хватал?! – Слишком старательно возмущается, думаю я. Радостно даже… Почему с Вагриком нет никого из стражи? Лека, он же нарочно подзуживает… я изо всех сил хочу сказать, предупредить… Лека пытается меня поднять, и я ору. А потом, наверное, теряю сознание…

3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Я прихожу в себя не сразу. И долго не могу понять – что со мной. Вроде что-то стряслось с рукой… ясно помню дикую, невыносимую боль… сломал? Но сейчас рука не болит. Почти совсем… так, отголосок, память… зато мотает туда-сюда голову, горит лицо и кто-то хрипло ругается.

Я открываю глаза. Почему так плохо видно? И почему – не предрассветное небо, а потолок из темных дубовых досок? Голова мотается, и никак не получается собрать мысли в кучу. Где я? И кто я?

– Анже, да очнись же!

Да. Анже. Я – Анже, послушник. Я слишком погрузился в очередное видение. Видно, опять сознание потерял. И Серж хлещет меня по щекам. Мог бы уже и перестать.

– Хватит, – прошу я. И не узнаю своего голоса. Странно, странно… что же не так?

– Давай садись! – Серж приподнимает меня, помогает сесть на застеленную одеялом койку. – Нечистый побери это дознание! Как ты?

– Подожди, – прошу я. – Дай подумать. Еще чуть-чуть, и я пойму.

Я и раньше видел, как летела под копыта степь… что же не так в этот раз? Нет, видно, я просто сильно головой ударился, когда упал с коня… когда… что?

– Когда я упал с коня, – повторяю я вслух. – Когда я схватил Юрку за руку, он меня ударил… И Я УПАЛ! Я, понимаешь, Серж? Вот что было не так! Этот мальчишка, Серый! Сережка, сын Юлии и Ожье! Я не просто вижу за него, представляешь? – Я вдруг пугаюсь того, что скажу сейчас. И все-таки говорю: – Все, кого я видел до него, – тогда я просто знал о них. А с ним я сливаюсь полностью… когда я там, я – это он.

– Но тогда тебе не стоит, – медленно говорит Серж. – Вдруг…

– Да ну, – отмахиваюсь я. – Поверь, Серж, это ничуть не страшно! Так же – только лучше. Полнее.

– Но ты рискуешь…

– Вот еще! Ничуть я не рискую. Это всего лишь видения, я в любой миг могу вернуться!

– Пойдем, – вздыхает Серж. – Сходим к брату библиотекарю.

– А вечером я гляну, что было дальше.

4. Королевский суд

Великий князь сидит подле короля, мы трое стоим между капитаном и Шкодой. Вчера в деревню за Кудрявкой пришли вильчаки. Стая была маленькая, даже не стая, наверное, а одна семья. И то удивительно, с чего бы оборотни забрались так далеко – обычно дальше Немалой Степи не забредают. Но деревни больше нет, а вильчаков перебили не всех.

И выходит, что наша дурость вполне могла оказаться последней дуростью в жизни…

Потому и послали за нами Вагрика – степняков вильчаки не трогают. Хоть и дальняя, а все же родня. Потому же Летний Стан, едва мы вернулись, окружили защитным наговором, а отец Вагрика, вождь Снежных Лисиц, поехал искать уцелевших оборотней. А найдет – мирно и без обмана доведет до Степи. Степнякам ни к чему нарушать мир крови. Нарушат – не выживут, они с вильчаками соседи…

Все это рассказал нам король, прибавив немало о выкрутасах, которые слишком долго сходили нам с рук.

– Я не знал, – жалобно запинаясь, выдавливает из себя Юрик. – Я не хотел… честное слово, я не хотел! Я не виноват, что принцу захотелось испытать себя в состязании с завтрашним воином! Мой король, отец… посудите сами, ведь я и дороги на плес на этот не знаю!

Завтрашний воин… смотреть ведь противно!

– Сережа, как рука? – спрашивает король.

Я пожимаю плечами… вернее, одним плечом. Что рука… висит себе на перевязи и покалывает иголочками. Но ответить я не успеваю.

– Это не я, – едва не в голос воет Юрка. – Он сам!

– Что – он сам? – с веселым удивлением спрашивает великий князь.

– За руки меня хватать стал! А мне что, и отмахнуться нельзя?!

Противно же слушать… Господи, да это хуже любого наказания! Скулеж и сопли… и это – будущий великий князь! Тьфу…

– С рукой все нормально, мой король, – говорю я. – Отец настоятель полечил. Сказал – день не трогать, и всё.

– Небось, и вовсе притворяется, – бурчит под нос Юрка.

– Хватит, Юрий, – говорит король. – Тебя я выслушал и понял. Теперь очередь Валерия.

Юрка, шмыгая носом, умолкает. Король смотрит сыну в глаза и рявкает:

– Ну?

– Виновен, – пожимает плечами Лека. – Без оговорок.

– В чем? – шевелит бровью король.

– В том, что хотел с ним состязаться. – На Юрия Лека и не глядит. – Вот уж дурацкое желание. Мне стыдно. И даже не из-за вильчаков. Из-за Сереги.

– Понимаю, – кивает король. – А ты, Сережа?

Мне тоже стыдно, могу ответить я. Ведь почти сразу жалеть начал…ну что бы нам тогда же назад не повернуть! Ведь как чувствовал! Но все, о чем я думал и что чувствовал, я успел рассказать отцу Еремию. Он передаст королю без лишних ушей…

– А я потому за руки его хватал, что он чуть Волчка Вагрикова не пристрелил, – хмуро отвечаю я. – А в остальном… в остальном я согласен с Лекой.

Король тяжко вздыхает. Поднимается с кресла:

– О том, пристало ли состязаться воину, хоть даже завтрашнему, с мальчишкой, я оставляю судить вам самим. Скажу только, что незачем было отправляться на плес тайком. Я так думаю, многие бы захотели посмотреть на ваше состязание. – Король поворачивается к брату. – Юрий сегодня еще в твоей власти, брат мой великий князь. Тебе и определять его вину и наказание.

– Хорошо, брат мой король, – кивает князь Алексий. – Я решу. Иди в наши комнаты, сын, и жди меня там.

Юрий выходит бодрячком. Похоже, отцовского наказания не боится.

Король снова смотрит на Леку.

– Капитан Сергий!

– Да, мой король? – В голосе капитана явственно слышится неодобрение… вот только к кому оно относится?

– Раз уж моему сыну взбрело на ум состязаться с воином, – король усмехается чуть заметно, – я и наказание ему назначаю воинское. Десять суток строгого ареста, Валерий.

– Да, мой король, – чеканит Лека.

– А Сережа… – Король думает… или делает вид, что думает. Очень уж насмешливо он на меня смотрит! – Вроде выходит у нас сегодня, что отцы решают… ну да ладно! Не вызывать же твоего отца ради такой мелочи? Да ты, в общем, и так уж наказан… натерпелся с рукой-то, чай?

Я холодею. И, утопая в беспомощности – я поспорил бы и с королем, но не при Юркином же папочке?! – оглядываюсь на капитана. Что же это?! Разве не сам король говорил всегда: «Вместе шкодничаете, вместе и получайте»? И разве по-другому – честно?!

Наверное, что-то видно по моему лицу – а если и нет, все равно капитан понимает. И соглашается.

– Мой король, – говорит капитан, – ведь Сережка мне не чужой. Не раз поручали мне приглядеть за ним. Пожалуй, могу и сегодня послужить за отца.

– И то правда, – соглашается король. – Если только сам он согласится, что так будет справедливо. Что, Сережа, признаешь ты право капитана Сергия определить твою вину?

– Да, мой король, – выдыхаю я. – Без оговорок.

– Что ж… – Король садится и откидывается на спинку кресла. – Огласи свой приговор, капитан. Боюсь, будет он суровее, чем решил бы я, но тут уж ты в своей власти.

– Конечно, мой король, – кивает капитан. – Думаю я, Сережка виноват не меньше остальных. И правильно будет, если хлебнет он с Валерием одной мерой. Десять суток строгого ареста, Сергий. Я тебя, сопляка, научу, что такое военный порядок…

– Да, капитан, – отвечаю я. И облегченно перевожу дух.

5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Почему так – знает, верно, лишь Господь. Но я убедился – так оно и есть. Я сливаюсь в одно с мальчишкой из Двенадцати Земель, из Смутных Времен… и скажи мне кто, что я не испугаюсь такого – не поверил бы. Но – не страх чувствую я сейчас. Ни капельки страха. Только радость.

6. Григорий по прозвищу Шкода, стражник королевской роты

– Если появляются вильчаки, оглянись, не маячат ли вдалеке ордынцы, – задумчиво говорит Шкода. – Есть у них такая манера – пускать оборотней пощупать врага на зуб. Но бывает, что вильчаки охотятся на людей и сами по себе. Даже когда хватает и другой дичи. И брехня это, что они никогда раньше не заходили так далеко от Степи… – Шкода замолкает, словно ожидая возражений. Дураков не находится. Заспоришь – лишишься занимательной истории. Шкода знает их уйму и рассказывает – куда там всяким менестрелям. – Да, – повторяет Шкода. – Брехня. Я сам хоть из Славышти, но есть у меня родня в Солигарде, и как-то я гостил там на свадьбе. И услышал занятную историю…

Странное нам выпало наказание. Суровое, да… Но ни я, ни Лека не отказались бы повторить. Десять суток капитан гонял нас, как гоняют ни к чему не пригодных новобранцев. Утро начиналось с чистки конюшни. А потом, вывезя навоз за ограду, застелив полы свежей соломой и сменив в поилках воду, мы надевали легкие кожаные доспехи и весь день, обливаясь потом, бегали, прыгали и кувыркались, держали в вытянутых руках кирпичи, приседали, отжимались, стреляли из лука и метали дротики. Конечно, не наравне с отборными стражниками королевской роты. Но нам хватало. Когда дежурный честь честью отводил нас на сеновал (единственная в Летнем Стане настоящая тюремная камера предназначалась, как объяснил нам Сергий, для птиц поважнее двух пацанов), мы валились с ног. Никогда раньше у меня не горела огнем грудь, не болела каждая жилочка… никогда не было такой каменной усталости по утрам, что страшно было вставать и выходить снова на эти муки! Зато ребята Сергия поглядывали на нас сначала удивленно, а потом – уважительно. Особенно после того, как великий князь Алексий увез сыночка служить в собственном отряде, и девчонка Таська, убиравшая их комнаты, рассказала: Юрий хвастал, что отец одарил его несильной оплеухой – дабы можно было сказать, не кривя душой, что без наказания сына не оставил. И смеялся над принцем и его дружком…

На одиннадцатый день мы спали почти до обеда. А чем еще можно было заняться? Вагриков отец нашел вильчаков, взял сына – срок гостевания все равно подходил к концу – и уехал. Спасибо Сергию, пустил Вагрика к нам попрощаться! Защитный наговор сняли, но на плес нам не хотелось. Пусто было… так и промаялись до вечера. И следующее утро показалось мне хуже тех десяти, когда надо было вставать, сжав намертво зубы, и выходить на утоптанный двор казармы. Намного хуже!

Промаявшись всего каких-то полчаса, мы с Лекой пошли в казармы и пристроились в хвост парням, наматывающим по двору круги с тяжелыми камнями в руках. Благо, наши кирпичи так и лежали в общей куче…

– Может, это лет двадцать назад было, – неторопливо говорит Шкода. Мы с Лекой сидим в кругу Сергиевых ребят. Как равные. – Тревогу подняли солевары. Старшина артели пришел к капитану гарнизона и попросил выделить охрану. Потому что каждое утро глина на берегу ручья испятнана огромными волчьими следами, а вчерашним вечером, когда артельщики возвращались с работы, мелькнула совсем рядом серая тень – и все как один решили, что не простой это был волк. Капитан, хоть и не поверил, все-таки отрядил десяток парней в охрану, а сам вывел остальных прочесать лес.

Шкода снова замолкает.

– Ну? – нетерпеливо кричат сразу несколько голосов.

– Ну и вышло так, – отвечает Шкода, – что одно крыло облавы накрыло оборотня, а другое – вышло прямиком на логово. Из логова слышался скулеж, и кое-кто из парней подумал, что лучше бы им навстречу выпрыгнул взрослый вильчак. А капитан влез в логово и вынес оттуда малыша.

– Волчонка? – жадно спрашивает Юрка Рыжий.

– Мальчишку, – без тени улыбки отвечает Шкода. – Ему было на вид с полгода, и худой он был – страсть. Капитан завернул его в рубашку и отнес жене. Никто в городке и окрестных деревнях не терял ребенка, никто не мог сказать, откуда взялся пацаненок в логове вильчака и почему оборотень не разорвал его. Правда, тот человек, что рассказал мне эту историю, считает, что капитан не слишком старался объяснить все эти непонятности. Он отправил волчью шкуру князю, а найденыша его жена вскормила своим молоком вместе с родным сынишкой.

Не просто так Шкода перескочил с вильчака на мальчишку, думаю я. Что-то с пацаном окажется не так!

– Мать не делала различий между родным сыном и приемным. Сначала мальчишки вместе учились ходить, потом в полном согласии переворачивали вверх дном дом… и вот настал день, когда капитан привел их во двор казармы, чтобы впервые посадить в седло. И всегда смирная кобылка шарахнулась от мальчишек, как Нечистый от Света Господня… Вы, наверное, уже догадались, почему?

– Почему? – переспрашивает Ясек.

– От них пахло зверем, – тихо говорит Лека.

– Да, мой принц, – так же тихо отвечает Шкода. – Жаль, что капитан не понял этого сразу. Он попросил кого-то из своих парней придержать лошадь и подсадил сына в седло.

– И что? – шепчет Мелкий.

– Лошадь забилась и сбросила мальчишку. Капитан, конечно, не дал ему упасть, поймал. Но на руках его оказался волчонок.

Шкода снова держит паузу. Парни галдят один другого громче. Я уже знаю, почему Шкода часто замолкает. Это же так интересно – угадать, что дальше! Но в этот раз мне не хочется угадывать. Что гадать… все ясно. Люди и вильчаки не щадят друг друга никогда.

– Время вышло, Шкода. – Капитан встает, потягивается. – Парни, хорош прохлаждаться! Разбираем копья.

– Чем хоть дело кончилось?! – возмущается Юрка Белобрысый.

– Разрешите, капитан? – усмехается Шкода.

– Коротко, – кивает капитан.

– Ладно, если коротко… Пусть пацан оказался оборотнем, он все-таки был капитановым сыном. Никто не кинулся убивать его. Капитан раздобыл для него «лошажью душу», и мальчишки вместе учились скакать верхом. А чем закончилось все это, никто не знает. Шила в мешке не утаишь, прознали и про мальчишку-оборотня. А если люди чего-то боятся, лучше не становиться на их пути. Хорошо, нашелся человек, не испугавшийся предупредить! Капитан собрался быстро. Увез жену с детьми, только их и видели. Благо, уже выслужил срок, в дезертиры не записали. Вот и все, если коротко.

Парни встают, берут копья… а я задерживаюсь спросить у Шкоды:

– Что такое «лошажья душа»?

– Не догадался, Серый? Амулет на ласковую заездку. С ним-то конь и оборотня в седле не испугается!

Я киваю. Больше всего на свете мне хочется сейчас узнать, что стало с двумя пацанами дальше!

7. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Больше всего на свете мне хочется сейчас узнать, что стало с двумя пацанами дальше… это правда. Один из них – герой сказания наряду со святым Карелом, и я должен собрать его жизнь ради порученного мне деяния. О другом не слышали мы раньше, но мне он интереснее и ближе. Мне кажется иногда, что он – это на самом деле я. Настоящий я.