Кошмарная клиника

Глава тринадцатая

В пятилетнем возрасте Вайолет Бодлер впервые победила в состязании изобретателей. С помощью сломанных оконных жалюзи и шести пар роликовых коньков она изобрела автоматическую скалку. Вешая ей на шею золотую медаль, одна из судей сказала: «Пари держу, ты способна изобретать даже со связанными за спиной руками», и Вайолет гордо улыбнулась. Она, конечно, поняла, что судья не собиралась ее связывать, она просто имела в виду ее мастерство, которое позволит ей изобретать даже в неблагоприятных обстоятельствах, то есть «несмотря ни на какие помехи». Правоту судьи Вайолет доказала десятки раз, изобретая что угодно — начиная с отмычки и кончая паяльной лампой — в самых неблагоприятных обстоятельствах, как то — страшная спешка или отсутствие необходимых инструментов. Но сейчас Вайолет сознавала, что более неблагоприятных обстоятельств, чем медленно отходивший наркоз, мешавший ей разглядывать предметы в кладовой и вникать в то, что говорят ее младшие родственники, у нее еще не было.

— Вайолет, — сказал Клаус, — я понимаю, что наркоз еще не совсем отошел, но без тебя нам не изобрести кое-что важное.

— Да, — слабым голосом отозвалась Вайолет, протирая глаза руками. — Я… знаю.

— Мы тебе поможем, чем сможем, — продолжал Клаус. — Говори только, что делать. Вся больница охвачена огнем, надо выбираться отсюда как можно скорее.

— Раллам, — добавила Солнышко, что означало «И за нами гонятся пособники Олафа».

— Откройте… окно, — с трудом выговорила Вайолет, показывая на окошко в углу.

Клаус прислонил Вайолет к стене, а сам подошел к окошку и выглянул наружу.

— Кажется, мы на третьем этаже, а может, на четвертом. В воздухе полно дыма, не понять. Не очень высоко, но не выпрыгнуть.

— Лезть? — спросила Солнышко.

— Прямо под нами динамик, — сказал Клаус. — Можно было бы схватиться за него и спуститься в кусты, но тогда придется это делать на виду у всей толпы. Врачи и сестры помогают больным спасаться от огня, там же Хэл и репортерша из «Дейли пунктилио» и…

Среднего Бодлера прервали негромкие звуки, доносившиеся снизу:

— …и волонтеры, — закончил Клаус. — Они ждут перед больницей, как им велел Маттатиас. Можешь ты изобрести что-нибудь, чтобы перелететь через них?

Вайолет нахмурилась и закрыла глаза. Она стояла совершенно неподвижно, пока волонтеры продолжали петь:

— Вайолет, — окликнул ее Клаус. — Ты не заснула?

— Нет, — ответила Вайолет. — Я… думаю. Нам… надо… отвлечь толпу… чтобы спуститься.

Дети услыхали негромкий рев где-то за дверью кладовой.

— Кесалф, — проговорила Солнышко, подразумевая под этим «Это сообщник Олафа. Похоже, он уже в Отделении Заразной Сыпи. Надо спешить!»

— Клаус! — Вайолет открыла глаза. — Распечатай коробки с резиновыми бинтами. Начни их… связывать… друг с другом… делай веревку.

Клаус взглянул в окно, наблюдая за тем, как волонтеры раздают шары больным, эвакуированным из больницы.

— Но как нам отвлечь толпу? — спросил он.

— Не… знаю, — ответила Вайолет и опустила глаза вниз. — Мне… трудно… собрать… мысли.

— Помощь, — сказала Солнышко.

— Бесполезно звать на помощь, Солнышко, — остановил ее Клаус. — Никто нас не услышит.

— Помощь! — настаивала Солнышко. Она сняла с себя белый халат, широко разинула рот и, впившись зубами в материю, оторвала полоску. После чего протянула ее Вайолет.

— Лента, — выговорила она, и Вайолет устало ей улыбнулась. Непослушными пальцами она подвязала кверху волосы, чтобы не мешали, потом снова прикрыла глаза и кивнула.

— Я знаю… это глупо, — проговорила она. — Но, кажется, помогло, Солнышко. Клаус, продолжай связывать… резиновые бинты. Солнышко… можешь ты открыть… банку с супом?

— Трин, — ответила Солнышко, что означало «Да, я уже открывала такую банку, чтобы расшифровать анаграммы».

— Отлично. — Теперь, когда волосы у Вайолет были завязаны лентой, пусть даже ненастоящей, голос ее окреп и звучал увереннее. — Нам нужна… пустая жестянка… как можно… скорее.

Пока члены Г.П.В. распевали свою жизнерадостную песню, Бодлеры трудились, не теряя ни минуты. Клаус вскрыл коробку с резиновыми бинтами и начал их связывать. Солнышко начала грызть верхушку банки с супом, а Вайолет подошла к раковине и поплескала себе на лицо, чтобы окончательно прийти в себя. К тому времени, когда волонтеры дошли до припева

у ног Клауса, свернувшись, точно змея, лежала длинная веревка из резиновых бинтов, Солнышко успела отгрызть верхнюю крышку суповой жестянки и вылить суп в раковину. Вайолет же с беспокойством уставилась на нижний край двери, из-под которой выползала тоненькая струйка дыма.

— Огонь добрался до коридора, — сказала она, и дети опять услышали рев, — и олафовский прихвостень тоже. У нас есть всего несколько минут.

— Веревка готова, — объявил Клаус. — Но как отвлечь толпу с помощью пустой жестянки?

— Теперь это не пустая жестянка, — объяснила Вайолет, — это уже поддельный динамик. Солнышко, сделай в донышке одну дырку.

— Пиетрисикамоллавиадельрехиотемексити, — отозвалась Солнышко, но все ж таки сделала, как просила Вайолет, — проткнула самым острым зубом дно жестянки.

— Теперь, — продолжала Вайолет, — поднесите ее к окну. Встаньте так, чтобы вас не было видно. Там должны думать, будто мой голос идет из динамика.

Клаус и Солнышко поднесли пустую жестянку из-под супа к окну, и Вайолет засунула в нее голову, как в маску. Она глубоко вздохнула, собирая все свое мужество, и заговорила. Голос ее, проходя через банку, звучал слабо и хрипло, как будто она говорила через фольгу, чего, собственно, Вайолет и добивалась.

— Внимание! — объявила Вайолет, опередив волонтеров, которые как раз собирались запеть куплет про ветеранов, заболевших корью. — Говорит Бэбс. Маттатиас ушел в отставку по личным причинам, я снова — Зав Человеческими Ресурсами. Убийцы и поджигатели Бодлеры замечены в недостроенном крыле больницы. Нам требуется помощь всех и каждого, чтобы наверняка не дать им сбежать. Прошу немедленно перейти туда. На этом все. Вайолет вытянула голову из жестянки и взглянула на брата с сестрой.

— Как вы думаете — сработает?

Солнышко открыла рот, чтобы ответить, но остановилась, услышав голос бородатого волонтера.

— Слыхали? — сказал он. — Преступники в недостроенной половине. Все туда!

— Может, кому-нибудь из нас лучше на всякий случай остаться тут и покараулить? — Бодлеры узнали голос Хэла.

Вайолет опять засунула голову в банку.

— Внимание! — объявила она. — Говорит Бэбс, Зав Человеческими Ресурсами. Ни один не должен оставаться у главного входа. Это опасно. Немедленно переходите к недостроенному крылу. На этом все.

— Так и вижу заголовок, — произнесла репортерша из «Дейли пунктилио»: — «Убийцы пойманы в недостроенной половине больницы хорошо организованными медиками-профессионалами». Дайте срок, это прочтут читатели!

В толпе раздались одобрительные возгласы, затихавшие по мере того, как толпа удалялась от входа.

— Сработало, — проговорила Вайолет. — Мы их провели. Мы не хуже Олафа научились дурачить людей.

— И маскироваться, — поддержал ее Клаус.

— Анаграммы, — добавила Солнышко.

— И лгать, — напомнила Вайолет, думая о Хэле и хозяине лавки «Последний Шанс», а также обо всех Поющих Волонтерах. — А вдруг мы действительно становимся злодеями?

— Не говори так, — остановил ее Клаус. — Мы не злодеи. Мы хорошие люди. Просто нам приходится пускаться на хитрости, чтобы уцелеть.

— И Олаф тоже пускается на хитрости, чтобы уцелеть, — возразила Вайолет.

— Другое, — вставила Солнышко.

— А может, и не другое, — с грустью проронила Вайолет, — может…

Ее прервал злобный рев, раздавшийся совсем рядом с дверью. Перекормленный олафовский приспешник добрался до кладовки и теперь дергал ручку двери своими неуклюжими ручищами.

— Обсудим это позже, — сказал Клаус. — Сейчас надо быстрее выбираться.

— По такой плоской резиновой веревке сползать невозможно, — сказала Вайолет. — С ее помощью мы спрыгнем.

— Прыг? — с сомнением произнесла Солнышко.

— Многие прыгали с большой высоты на длинных резиновых веревках для развлечения, — пояснила Вайолет. — Ну а мы проделаем это ради спасения своей жизни. Я привяжу резину к водопроводному крану узлом «язык дьявола», и мы по очереди будем выпрыгивать из окна. Резина будет нас поддергивать, не давая упасть на землю сразу, — сперва опустит, потом поддернет, затем опять опустит — и так несколько раз, и с каждым разом все более плавно. В конце концов каждый благополучно приземлится, а потом закинет резину вверх для следующего.

— Рискованно, — заметил Клаус. — Я не уверен, что хватит длины.

— Да, риск есть, — согласилась Вайолет, — но пожар хуже.

Олафовский сообщник бешено замолотил в дверь, и около замка образовалась большая щель. В нее начал просачиваться черный дым, как будто громадина вливал в нее чернила. Вайолет поспешно привязала веревку к крану и потянула за нее, чтобы проверить прочность.

— Я прыгну первая, — сообщила Вайолет. — Я это изобрела, мне и пробовать.

— Нет, — запротестовал Клаус. — По очереди не будем.

— Вместе, — подтвердила Солнышко.

— Никто здесь не останется, — твердо повторил Клаус. — На этот раз — нет. Или спасаемся все вместе, или ни один из нас.

— Но если никто не спасется, — опечаленно проговорила Вайолет, — тогда Бодлеров не останется вообще, и значит, Олаф победит.

Клаус полез в карман и достал листок бумаги. Он развернул его, и сестры увидели, что это страница номер тринадцать из сникетовского досье. Клаус показал на фотографию Бодлеров-родителей и фразу внизу. «Основываясь на фактах, обсуждаемых на странице девять, — прочел Клаус вслух, — эксперты подозревают, что во время пожара, скорее всего, уцелел один человек, однако местонахождение оставшегося в живых неизвестно». Мы тоже должны уцелеть, чтобы выяснить до конца, что произошло, и привлечь Олафа к суду.

— Но если прыгать по очереди, — не сдавалась Вайолет, — все-таки больше шансов, что кто-то из нас останется в живых.

— Мы никого здесь не оставим, — твердо повторил Клаус. — И этим мы отличаемся от Олафа.

Вайолет задумалась на минутку и затем кивнула.

— Ты прав, — сказала она. Олафовский пособник ударил в дверь ногой, и щель еще больше расширилась. Дети увидели оранжевый свет в коридоре и поняли, что огонь и сообщник достигли двери одновременно.

— Мне страшно, — призналась Вайолет.

— Боюсь, — сказал Клаус.

— Жутко, — проговорила Солнышко. И в этот самый момент громадина опять пнул дверь и в щель залетели искры.

Бодлеры переглянулись, каждый схватился одной рукой за резиновую веревку, а другой за кого-то из двух других членов семьи, и без дальнейших слов они выпрыгнули из окна больницы. ТОЧКА.

Много чего есть на свете, чего я не знаю. Я не знаю, каким образом бабочкам удается выбраться из кокона, не повредив себе крыльев. Не знаю, почему овощи варят, хотя жареные они гораздо вкуснее. Я не знаю, как делать оливковое масло, и не знаю, почему собаки перед землетрясением лают. И я не знаю, почему некоторые люди по собственной воле поднимаются на вершины гор, где ледяной воздух мешает дышать, или почему люди селятся в пригородах, где кофе жидкий, а все дома одинаковые. Я не знаю, где сейчас дети Бодлер, в порядке ли они и вообще живы они или нет. Но кое-что я все-таки знаю и, в частности, знаю, что окно кладовой в Отделении Заразной Сыпи находилось не на третьем или на четвертом этаже, как думал Клаус, а на втором, поэтому, когда дети прыгнули прямо в густой дым, вцепившись в резиновую веревку, изобретение Вайолет сработало как нельзя лучше. В точности как игрушка «попрыгунчик», дети попрыгали немножко вниз-вверх, пошаркали подошвами об один из кустов, росших перед больницей, и после нескольких таких прыжков благополучно приземлились и на радостях крепко обнялись.

— Получилось! — проговорила Вайолет. — Мы были на волосок от смерти, но мы выжили.

Бодлеры оглянулись на больницу и увидели, каким тонким был этот волосок. Здание выглядело как огненный призрак, из окон буйно вырывалось пламя, из громадных зияющих дыр в стенах вываливались клубы дыма. Слышался звон лопающихся от огня стекол и рушащихся деревянных перекрытий. Детям вдруг пришло в голову, что их родной дом, должно быть, выглядел так же в тот день, когда случился пожар. Они отошли от пылающего здания и прижались друг к другу. Дым и пепел сгустились в воздухе и скрыли больницу.

— Куда нам идти? — спросил Клаус, стараясь перекричать рев огня. — Вся эта толпа вот-вот сообразит, что нас нет в недостроенной половине, и вернется сюда.

— Бежать! — выкрикнула Солнышко.

— Но вокруг даже не видно, куда идти! — воскликнула Вайолет. — Все пространство заполнено дымом!

— Опуститесь на колени! — скомандовал Клаус, становясь сам на колени и начиная ползти. — В энциклопедии «Как вести себя при пожаре» автор пишет, что ближе к земле — больше кислорода и поэтому легче дышать. Но нам как можно скорее требуется укрытие.

— Где нам найти укрытие в таком пустынном месте? — отозвалась Вайолет, ползя вслед за братом. — Больница была единственным зданием на мили вокруг, но скоро она сгорит дотла!

— Не знаю, где найти, — Клаус громко закашлялся, — но дышать долго нам тут не удастся!

— Скорее! — услышали вдруг Бодлеры голос в гуще дыма. — Сюда!

Перед глазами Бодлеров вдруг возникло что-то длинное и черное, и они разглядели автомобиль, который только что остановился перед больницей. Автомобиль, разумеется, неплохое укрытие, но дети замерли на месте и прижались к земле.

— Скорее! — повторил голос Олафа. — Торопись, а то оставлю тебя здесь!

— Иду, иду, любимый, — услыхали Бодлеры позади себя голос Эсме Скволор. — Со мной Лукафонт и Флакутоно, и нас догоняют обе женщины. Я им велела забрать побольше докторских халатов, вдруг опять понадобятся для маскировки.

— Хорошая мысль, — ответил Олаф. — Можешь разглядеть машину в этом дыму?

— Могу, — отозвалась Эсме. Голос ее все приближался. Дети услышали странные звуки шагов, приближающихся по мере того, как она подходила на своих каблуках-стилетах. — Открой багажник, милый, мы положим туда костюмы.

— Ладно, — неохотно ответил Олаф, и дети разглядели длинную фигуру своего врага, вышедшего из машины.

— Олаф, подожди! — крикнул лысый.

— Болван! — отозвался Олаф. — Говорил я тебе, называй меня Маттатиас, пока мы на территории больницы. Давай скорее, залезай в машину. Сникетовского досье в Хранилище Документов не нашлось, но, кажется, я догадываюсь, где оно может быть. Как только мы уничтожим те тринадцать страниц, нам уже ничто не помешает.

— Но еще предстоит уничтожить Бодлеров, — добавила Эсме.

— Уже уничтожили бы, если б вы не провалили мой план. Ну да ладно, сейчас надо поскорей сматываться, пока полиция не пожаловала.

— Но твой самый могучий помощник все еще в Отделении Заразной Сыпи — охотится за щенками, — напомнил лысый и, судя по звукам, открыл дверцу.

Затем послышался голос крюкастого, дети разглядели сквозь дым его странные очертания, когда он полез в машину вслед за лысым:

— Отделение Заразной Сыпи полностью сгорело. Надеюсь, толстяк успел выбраться.

— Мы не собираемся тут торчать — выяснять, жив этот тупица или нет, — огрызнулся Олаф. — Как только женщины изволят положить костюмы в багажник, мы тут же выметаемся. Запалить больницу было, конечно, приятно, но теперь надо поскорее найти сникетовское досье до того, как его найдут Сами-Знаете-Кто.

— Г.П.В.! — хихикнула Эсме. — Настоящие Г.П.В., а не эти дурацкие певцы.

Багажник со скрипом открылся, дети разглядели его крышку, отскочившую вверх.

Она была испещрена дырочками — очевидно, следами пуль, выпущенных полицейскими, когда те преследовали пассажиров автомобиля. Олаф обошел машину, продолжая отдавать приказания.

— Убирайтесь с переднего сиденья, идиоты, — рявкнул он. — Тут сидит моя подружка. Остальные запихивайтесь назад.

— Есть, босс, — отозвался лысый.

— Мы несем костюмы, Маттатиас, — послышался в гуще дыма слабый голос одной из напудренных женщин. — Еще минутку, мы сейчас подойдем.

Вайолет придвинулась к младшим как можно ближе и тихо, чтобы никто не услышал, шепнула:

— Мы должны туда попасть.

— Куда? — прошептал Клаус.

— В багажник, — ответила Вайолет. — Это наш единственный шанс выбраться отсюда, прежде чем нас схватят или произойдет еще что-нибудь похуже.

— Кулеч! — испуганно прошептала Солнышко, желая сказать что-то вроде «Лезть в багажник — это все равно что быть пойманными!».

— Необходимо найти остальные страницы сникетовского досье до Олафа, — объяснила Вайолет, — иначе нам никогда не снять с себя подозрений.

— И не предать Олафа суду, — добавил Клаус.

— Изан, — проговорила Солнышко, что означало «И не выяснить, остался ли в живых после пожара кто-то из наших родителей».

— И единственный способ все это сделать, — докончила Вайолет, — это забраться в багажник автомобиля.

Сквозь дым к ним приплыл голос Олафа, коварный и опасный, как пламя.

— Сию минуту в машину! — приказал он. — На счет «три» я отъезжаю.

Бодлеры до боли крепко сжали друг другу руки.

— Вспомните все, что мы пережили вместе, — шепнула Вайолет. — Мы испытали бесчисленные несчастья и в конце концов опять остались одни. Если жив хоть кто-то из наших родителей, значит, все было не зря. Мы должны найти того, кто остался в живых, даже если это будет последнее, что мы сделаем в жизни.

— Раз!

Клаус посмотрел на распахнутый багажник, похожий на зияющую пасть какого-то темного зверя, который сейчас сожрет его и сестер.

— Ты права, — пробормотал он наконец. — Мы не можем дольше сидеть в этом густом дыму, тут нам грозит удушье. Укрыться в багажнике — наша единственная надежда.

— Так! — шепнула Солнышко.

— Два!

Бодлеры встали, быстро перебежали к машине и нырнули в багажник. Там было влажно и стоял отвратительный запах, но дети все равно заползли в самую глубину, где их не могли заметить.

— Подождите меня! — крикнула напудренная, и Бодлеры почувствовали, что на них плюхнулись халаты. — Я не хочу остаться тут! Я не могу дышать!

— А мы сможем тут дышать? — тихонько спросила Вайолет у брата.

— Да, — ответил Клаус. — Воздух поступает через пулевые отверстия. Я не такое укрытие имел в виду, но и это сойдет.

— Голош, — пискнула Солнышко, что означало «Должно сойти, пока не найдется что-нибудь получше», и брат с сестрой кивнули.

— Три!

Багажник захлопнулся, внутри настала полная темнота, их убежище загрохотало и затряслось, поскольку Олаф завел мотор, и двинулось в путь все по той же плоской безлюдной равнине. Но дети, естественно, ее не видели. Они вообще ничего не могли видеть в черном нутре багажника. Они только слышали собственное судорожное дыхание, когда ловили воздух, врывавшийся в дырки от пуль, и ощущали во всем теле дрожь от страха. Это никоим образом не было тем убежищем, о котором им мечталось, но они понимали, что сейчас сойдет и такое. Для бодлеровских сирот (если они все еще были сиротами) багажник олафовской машины должен был сойти за убежище, пока не подвернется что-то получше.