Космические тайны курганов

Часть I Пирамиды степей

Лето 1972 года выдалось необычайно знойным.

Дождей не было с самого марта, мелиорацию планировалось ввести под Старосельем лет через десять, и посевы у подножия Высокой Могилы стояли под безжалостным небом не менее беззащитно, нежели тысячелетия назад.

Строители не торопили, и необходимости в археологических раскопках тогда еще не было. Просто руководство нашего института позарилось на самый большой курган Херсонщины в надежде поразить мир новыми сокровищами скифо-античного искусства. Начало работ вполне обнадежило: на вершине рукотворного холма встретились и битые амфоры, и бронзовые наконечники стрел… Но все это оказалось следами не захоронения, а почитания. Скифы сочли памятник делом рук своих предков; заложен же он был пять тысячелетий назад — во времена столь же от них отдаленные, насколько сами скифы удалены от нас.

Утратив к Высокой Могиле живой интерес, начальство поручило докопать ее мне — вчерашнему студенту, специализировавшемуся как раз на доскифских, древнейших курганах Причерноморских степей…

Я приспособился выходить из лагеря еще до рассвета, задолго до появления сотрудников на раскопе. Приятно было шагать дремотным проселком, расплескивая босыми ногами прохладную пыль. Словно в детство идешь, и вот-вот откроется за поворотом знакомая цепь полураспаханных, а местами еще в ковылях «степных пирамид». На месте одной из них стоит родительский дом в оставленном мной селе. Я даже стихи сочинил:

Однако не воспоминания детства и не жара гнали меня в поле ни свет ни заря. Утренние тени помогали увидеть на стенках траншей такое, чего под полуденным солнцем никак не рассмотришь. Да и работалось в одиночестве лучше, голова не болела.

Начало моей научной карьеры совпало с очередным переломом в отношении к «пирамидам степей». Раньше, еще с начала XIX века, археологи раскапывали их с целью пополнения музейных коллекций, причем примитивные изделия нередко выбрасывались. Затем, в самом начале XX века, внимание исследователей привлекли конструкции могил и закономерности сочетания древних изделий и погребального обряда. Тогда же сложился доныне господствующий подход к курганным насыпям как к большим кучам земли над могилами степняков-скотоводов…

Такое отношение стало меняться лишь в 60-х годах, когда возникла мысль об архитектуре курганов.

Повышенный интерес исследователей доскифских курганов вызывали в те годы находки древнейших повозок, антропоморфных (человекоподобных) стел и расписанных красной охрой гробниц. Об их назначении особенно не задумывались: «средство передвижения», «возвеличивание патриархов», «имитация настенных циновок»…

В общем, я был совершенно не подготовлен к восприятию тайн Высокой Могилы. Да и другие археологи тоже.

Незадолго до открытия погребения «космического странника» едва не случилась беда: один из наших бульдозеров напоролся на склад боеприпасов…

В ожидании саперов сотрудники экспедиции сидели в лесопосадке и вели такой разговор:

— Вот дурной был народ! Оттакенную гору земли — над пустыми могилками. Одни трухлявые кости! Понятно бы — меч или сбрую… А может, селяне уже растянули? В Староселье столько слухов про клады! — начал старший из двух бульдозеристов.

— А ты слушай, — лениво отозвался Женя-фотограф. — Сколько мы погребений расчистили, семь? И хоть в одно кто-нибудь лазал до нас? И не за чем было: эпоха доклассовых обществ! Всеобщее равенство и нищета.

— Может, вождей хоронили? Что над ними — такую вот гору? — не слушая Женю, продолжает рассуждать вслух Петрович. — Так тоже вроде бы нет: и детей тут же они хоронили.

Фотограф равнодушно молчит, а я притворяюсь спящим. Что переливать из пустого в порожнее — ничего нового к тому, что раньше рассказывал, сейчас все равно не прибавлю.

— А чем насыпали? — бубнит себе дальше Петрович. — Бульдозерами вот — и то третий месяц пошел. А они, конечно, вручную… И для кого? — для голоты. Горшок из грязи — и то не при каждом.

— Ну, если по нашим могилам судить… гвозди да пуговицы, — вмешался его напарник, Сашко. — Так делать вывод, что мы — дикари?!

Старик помолчал, а затем еще более рассудительно, желая позлить спорщика, выдал:

— Мы — не дурные. Так-сяк закопали, лопатой сверху приляпали — вот тебе и… А они оттакенную гору земли! Дурная ж работа!..

— Ха! — начал заводиться Сашко. — Вы, например, в Сталинграде бывали?

— Ну!

— Мемориал на Мамаевом кургане там видели?

— Когда я там был, так не до памятников было! — с большим достоинством бросил Петрович.

— Э-э! — насмешливо отозвался фотограф. — Ты, дед, не уходи от вопроса!.. Сашко подводит к тому, что и у нас много дурного труда. Нет, мемориалы — дело, в общем-то, нужное. А военные расходы?.. Знаешь, сколько стоит выпущенная в небо ракета?

— Ну? — нехотя буркнул Петрович.

— Сколько такая же болванка из чистого золота!.. А ты кажешь: дураками, мол, были. Так и счас не умней!

Петрович ругнулся в сердцах: и чего, дескать, пристали? Но сдаваться не стал.

— Да будь мое право, я б тринькать гроши не дал! И спутники эти — пуляем один за другим… и раскопки эти проклятые — пустое же место шуруем! Мешает каналу? — вот и сровняли б, и все!

— Специалистам виднее: пустое или, может, и полное…

— А!.. Кончай перекур! — подхватился Петрович.

Я сделал вид, что отхожу ото сна. Было стыдно и за себя, и за предков, которые построить построили, а вот оставить завет позабыли.

Я оказался не прав. Вскоре открылось нам погребение и началось приобщение к тайне.

Погребение с колесами нашли при вскрытии последней траншеи. Случилось это в субботу, под конец рабочего дня. Бульдозерный нож срезал очередной ломоть грунта и обнажил полуистлевшие ступицы.

Такое в моей практике было. Я уже знал, что здесь ожидать. Поэтому махнул Петровичу: отъезжай, глуши мотор! — и присыпал землей находку. До понедельника.

Ночью проснулся в поту. Приснилось, что разрушают могилу. Едва дождавшись рассвета, взял лопату, рейку, рюкзак с инструментами, фотоаппарат, планшет и двинулся на раскоп.

До полудня выбирал заполнение. Духота стояла такая, что перестали бродить по траншее вороны — попрятались, раскрыв клювы, в пепельную тень растресканных бровок и косились в белесое небо.

Яма оказалась по плечи. На дне лежал скелет старика с непомерно длинными конечностями и горбатым хребтом… Да-а, такой человек вполне мог быть колдуном! Однако при погребенном не оказалось ни единой вещицы, указующей на род занятий и ранг, только следы костра и обычные для могил того времени охра и мел. Обнаруженная накануне повозка перекрывала могилу (рис. 28).

То, что повозка была наделена неким магическим смыслом, стало понятно еще при расчистке. Кроме деталей кузова, оглоблей, парного ярма, обнаружился и символ тягла: две бычьи лопатки, упряжь, пучок истлевшего сена и плеть. Но главное: колес оказалось не два, не четыре и даже не шесть, а… семь! Ясно, что просто повозок таких не бывает. Известно и то, что число семь издревле наделяли чудодейственным смыслом:

Это о высшем солнечном божестве из индоарийской «Ригведы». Но я ее тогда не читал.

Открылось и еще одно, вроде бы не относящееся к делу обстоятельство: следы проливного дождя, вклинившегося в древний погребальный обряд. Стенки могилы после него обвалились, и устроителям захоронения пришлось подровнять их перед укладкой покойника. Поначалу эта деталь привлекла мое внимание только лишь тем, что некогда мокрая глина сохранила отпечатки плетки и упряжи, обычно истлевающих в земле.

Следы ливня я с магией тогда не связал. Не связываю их и теперь: совпадение!.. Однако не могу умолчать, что подобное совпадение неоднократно прослеживалось и другими исследователями — от Днестра до предгорий Кавказа… Не могу не упомянуть и о том, что конец раскопок погребения 8 из Высокой Могилы совпал со страшной — действительно страшной! — грозой.

Я описывал в полевом дневнике последствия древнего ливня, как вдруг налетел ураган! Пихнув фотоаппарат и бумаги в рюкзак, я бросился к лесопосадке.

Переждав полосу градового ливня, решил прорываться в село. Хотел было забрать брошенные у могилы лопату и рейку — куда там! Траншея превратилась в глубокое русло, и над только что обследованным погребением бесновался поток.

Скользя по раскисшей земле, горбясь под обжигающей дробью ледяного дождя, я клял небеса… но был также страх, был стыд за свое поистине детское бессилие пред величием вечной природы, перед изуродованной окопами и раскопом Могилой.

Она в упор глядела мне в спину: «Ломаешь? А что способен построить взамен? Знаешь хоть, что именно здесь поломал?»

Знание далось нелегко, забрало годы и годы…

Теперь, по прошествии времени, с высот приоткрывшейся Истины, разгадка погребения 8 представляется мне несложной и очень удачной. Его не задели окопы и не взорвались под бульдозером боеприпасы, вовремя проснулся я накануне грозы, повезло на знакомство с геологами, а затем и с астрономами. Но в действительности звенья удачи были разорваны днями и годами иных интересов и дел.

Обстоятельные раскопки, подробная фиксация их результатов и смутная догадка о назначении колес вокруг ямы — первый шажок, без которого не состоялись бы и все остальные. Следующий шаг, уже посущественней, подсказали геологи, поставившие рядом с отвалами бывшей Высокой свою буровую.

— Что, подземную кладовую предполагаете здесь?

— Это как повезет!.. Но аномалия есть. И Могила ваша — как раз в самом центре.

Я не особенно удивился: место приметное — высотка, излучина речки. Так что геология под таким примечательным ландшафтом может быть и особой, чему удивляться?

— А я вот читал, что большинство культовых сооружений стоит именно в подобных местах повышенной геомагнитной активности. Умели определять… веткой орешника и тому подобное. А для чего? Может, для того, чтобы подпитывать свое биополе?

Об этом я тогда еще не читал. Не приходилось.

— Ты, Костя, не задуривай голову! — осадил начальник партии своего молодого коллегу. — Может, определяли, а может — пальцем в небо… Но вот тебе (это уже ко мне) еще один факт. В дополнение к аномалии.

На аэрофотоснимке, на фоне осенней пахоты отчетливо выделялось светлое пятно еще не потревоженного нами кургана… А от него разбегались лучи, пронзая современные поля и проселки. Такое я уже знал: публиковалось и в наших, и в зарубежных журналах.

— Мы сначала думали, что это следы глубинных разломов, — с усмешкой стал комментировать фото старший геолог, — да слишком уж они прямые и из одной точки…

— Это следы древних дорог, — рад был проинформировать я.

— Ну да? — осадил меня Костя. — Ты присмотрись: они ж никуда не ведут! Вот тебе выкопировка на плане, смотри: как дошла до высотки — так сразу и кончилась!.. На местности это будут точки горизонта, понятно?

Нет, не понятно!.. Разве лишь то, что на концах «дорог» в безводной, малопригодной даже для пастбищ степи не могло быть (да и не было, судя по аэрофотоснимку) ни поселений, ни стойбищ; курганов там тоже не было.

— Вас что, основам геодезии и астрономии не обучали?! — продолжал наседать Константин; начальник, уступив ему инициативу, глядел на нас да посмеивался. — А ну, сосчитай-ка «дороги»!

— Двенадцать?

— Именно!.. По числу месяцев года. И какой будет вывод?

Ну, вывод сделали уже до меня, тут я вспомнил и кромлех Стоунхенджа и гигантские изображения Наски, которые ориентированы на определенные положения небесных светил и также имеют «дороги».

— Обсерватория календарного назначения? — сказал неуверенно я.

— Может быть, может быть… Ты над этим хорошенько подумай, — подытожил наш разговор Константин.

…Но думать пришлось не только над этим, не только над обсерваторным окружением погребения из Высокой Могилы. Оно было важнейшим, но не единственно важным атрибутом «космического странника», отправленного в небеса на волшебной повозке…

Еще во времена древних греков «отец истории» Геродот описал не только древние усыпальницы египетских фараонов, но и устройство современных ему скифских курганов. Притом с такой обстоятельностью, будто сам присутствовал на похоронах.

«Когда у скифов умирает царь, то там вырывают большую четырехугольную яму… В остальном обширном пространстве могилы погребают одну из наложниц царя, предварительно задушив ее, а также виночерпия, повара, конюха, телохранителя, вестника, коней, первенцев всех других домашних животных, а также кладут золотые чаши… После этого все вместе насыпают над могилой большой холм, причем наперерыв стараются сделать его как можно выше. Спустя год они… умерщвляют 50 человек из слуг удушением (также 50 самых красивых коней)… Поставив вокруг могилы таких всадников, скифы уходят».

Вот какими знаниями были вооружены первые российские археологи, исследователи причерноморских курганов. Но был уже и кое-какой опыт раскопок. Правда, изначально вовсе не научного свойства.

Еще в XVII веке царю доносили, что в Сибири русские мужики разрывают «бугры». После того как заводчик Никита Демидов преподнес царице «богатые золотые могильные сибирские вещи», хранящиеся ныне в Эрмитаже, Петр I издал ряд указов, направленных на сбережение и изучение памятников старины. Приказано было «всему делать чертежи, как что найдут», за случайные находки и их добровольную сдачу платить «вдвое, чего они стоят», «гробокопателей, что сыскивают золотые стремена и чашки, смертью казнить». Петровские указы стали предисловием к научному изучению «степных пирамид».

При Екатерине II и в первой половине XIX века раскопки перенеслись в Новороссию и обрели планомерный характер. В 1830 году под Керчью был весьма тщательно по тем временам исследован скифский «Зольный курган» — Куль-оба. Он открыл первый раздел отечественной археологии, раздел создания художественно-исторических коллекций. Высказывание одной из газет того времени довольно точно отражает основные цели этого периода: «Спешим известить читателей наших об археологическом открытии, весьма важном даже в такой стране, которая издавна славится сокровищами древности… Золота разных достоинств содержится в них до 8 фунтов». Впрочем, просвещенную публику поразили не так драгоценные изделия, как высокохудожественные изображения на них древних людей: сцены схваток и побратимства, пиров и обрядовых действ. Сокрытое тысячелетиями прошлое воскресало!

Были созданы Археографическая, а затем Археологическая правительственные комиссии, призванные пополнять собрания Эрмитажа и музеев губернских городов, стали возникать общества любителей древностей. Последовали раскопки Золотого кургана и Чертомлыка, других скифо-античных памятников второй половины I тысячелетия до нашей эры. Но наряду с ними исследователи все чаще натыкались на памятники более древних времен, не содержащие не то что злата-серебра, но даже железа.

Продолжительное время археологи и служители музеев не обращали внимания на могилы с грубыми горшками, орудиями из камня и очень редко из меди. Декларации о том, что «разрытие могил без обнародования о внутреннем их устройстве и содержании есть преступление нашего времени пред лицом истории, есть грабительство, причиненное потомству» (1836 год), таких погребений словно бы не касались. Показательна позиция одного из раскопщиков древнейших курганов, который (в 1895 году) хоть и давал себе ясный отчет в том, что их материалы стали бы «важным приобретением для науки», однако же перенес работы в другое место, поскольку прежнее «не открывает блистательных перспектив в смысле богатых находок».

Помимо вещей и захоронений, ученые прошлого века обратили внимание и на конструктивные особенности насыпей. На I Археологическом съезде 1869 года среди вопросов к обсуждению было предложено подразделить курганы на погребальные и «простые», «простые насыпи могут указать нам или пункты сторожевые, обсервационные и маячные, или границы». Были выделены также курганы обрядовые, известные в лесостепной Украине под названием майданы (буквально «площади»). Ярым приверженцем изучения их стал А. А. Бобринский.

Майданы отличаются вычурной формой. Это не подобия холмов, а скорее некие гигантские символы.

Особое внимание исследователь обратил на сооружение у села Цветна Чигиринского уезда Киевской губернии. «С высоты птичьего полета все насыпи майдана должны представлять подобие громадного паука», — отметил он в своей публикации 1898 года. Это определение можно принять, но только как приближение к объяснению более сложного образа. Такие крестообразные фигуры встречаются среди древних орнаментов местной посуды; подобные же, но более реалистические изображения пауков представлены в мифологических сюжетах Шумера III тысячелетия до нашей эры.

Примерно к этому времени и отнес Бобринский майдан Бурты у села Цветны. Частичные раскопки обнаружили, правда, захоронение лишь скифо-античной эпохи, но оно оказалось впущенным в уже существовавшее сооружение. «Отсутствие могил под майданом, его своеобразная форма… все это, в общем, оправдывало предположение, что сооружения такого рода следует относить к насыпям, имеющим цели не погребальные, а иные, например, обрядово-религиозные». И «обсервационные» — добавим мы, подразумевая не только формулировку I Археологического съезда, но и современные знания о подобных Стоунхенджу сооружениях.

Действительно, основные отростки майдана Бурты были направлены на промежуточные стороны света. По-видимому, они фиксировали восходы и закаты солнца в периоды зимнего и летнего солнцестояний. Наиболее сложный отросток крестообразного «Паука» (его «челюсти») обращен на северо-запад, к закату солнца в день летнего солнцестояния. Не связывалась ли уже тогда эта дата с празднованием Купалы, «костра»?..

Традиция сооружения подобных майданов продолжалась на Руси вплоть до утверждения христианства. Среди курганов у села Пожарная Балка (недалеко от Полтавы) раскопан был золистый холм, под которым обнаружилась… стая лебедей, вырезанных рельефом в земле. А «Великанша», культовая землянка в виде гигантской женской фигуры у поселения X века недалеко от Житомира? Но это уже сравнительно недавние исследования 50–60-х годов.

Беда в том, что загадочные сооружения оказались не только культовыми местами. Часть майданов образовалась после грабительских раскопок обычных курганов или же устройства в них селитряных выработок, забытого ныне промысла. Эти-то поздние, не имеющие к науке отношения раскопы и скомпрометировали зародыш идей, выдвинутых А. А. Бобринским примерно за 70 лет до повторных открытий. А в начале XX века мысли о сугубо культовом предназначении некоторых курганов и, главное, о предумышленной конфигурации майданов подверг сомнениям В. А. Городцов, виднейший исследователь древнейших «степных пирамид».

Точка зрения о сугубо надмогильном предназначении курганов восторжествовала. Тем более что в степях майданов вроде бы не было: здесь преобладали насыпи геометрических форм.

Преобладание сочли за правило без исключений. Известный археолог Д. Я. Самоквасов в «Инструкции для научного исследования курганов» вполне справедливо отметил, что «раскопка, неправильно и неполно описанная, не только бесполезна для науки, но и вредна: уничтожая исторический памятник, она может повести к неверным в науке выводам». И тут же предложил стандарты для описания форм насыпей: полусферическая, конусообразная, продолговатая с вершиной острой, тупой или впалой. Но даже упрощенные варианты далеко не всегда отмечались раскопщиками. Курган в их восприятии был просто кучей земли, которую следовало поскорее убрать, чтобы добраться до могил и вещей.

Не приняв гипотезу о преднамеренной конфигурации майданов, выдающийся исследователь «степных пирамид» предположил, что архитектура курганов «заключает в себе развитие… специальной идеи». Он же сделал ряд небезынтересных наблюдений над технологией их сооружения.

Исследования 20–30-х годов подвели окончательную черту под музееведческим периодом становления археологии и сделали ее разделом исторической науки, призванным изучать дописьменное прошлое.

Главным научным источником в археологии степей стали не вещи, а захоронения — направление, заложенное В. А. Городцовым в самом начале XX века. Однако еще и в 50-х годах продолжалась дискуссия, признавать или не признавать выделенные им в курганах бронзового века ямную, катакомбную, срубную культуры, названные так по типам погребальных сооружений. Признали. И принялись разрабатывать вопросы происхождения, уровня развития, периодизации и хронологии этих культур.

Наряду с продолжением раскопок курганов в сферу исследований были включены поселения, а также наскальные изображения Каменной Могилы под Мелитополем. На задачи сугубо научные наложились еще и производственные: археологам пришлось поспевать раскапывать памятники, попадавшие в зоны будущих водохранилищ и других новостроек… В русле этих проблем возникли другие дискуссии, и о курганах-святилищах (майданах) как-то забыли.

Особое внимание обратили на новые, недавно открытые виды источников: на древнейшие в мире повозки, антропоморфные стелы, расписные гробницы. Они показывали высокий уровень развития степного населения IV–II тысячелетий до нашей эры. Стало ясно, что это были уже не охотники и собиратели дикорастущих растений, а скотоводы и земледельцы с далеко зашедшим имущественным и социальным неравенством. Погребальный инвентарь позволил выделить среди них «вождей и общинников», а также мастеров различного профиля: металлургов, изготовителей орудий из камня и кости, гончаров и кожевников. Ученые стали изучать останки со следами болезней и насильственной смерти в бою или же в тризне возле могилы.

Повозки на перекрытиях могил сочли признаком большого богатства и высокого общественного ранга покойников, росписи на стенах гробниц — имитацией ковров или настенных росписей жилищ: антропоморфные стелы — изваяниями выдающихся предков или же родоплеменных божеств. По поводу последнего «или» развернулись дебаты, в ходе которых основное внимание перенесли с моделировки стел на условия их нахождения.

Подавляющее большинство изваяний стояли не вертикально, а были низвергнуты и вторично использованы для перекрытия могильных ям. Это обстоятельство поставило археологов в тупик. Возобладало мнение о том, что носители ямной культуры преднамеренно разрушали святилища своих предшественников и использовали их истуканов в своем погребальном обряде.

Однако десятилетие спустя в научный оборот были введены этнографические параллели, свидетельствующие о двухэтапном использовании человекоподобных изображений: сначала их устанавливали и делали как бы участниками ритуала, двойниками умерших, а затем вместе с ними укладывали и погребали… Но и на этом научное объяснение стел не закончилось.

Пример изучения антропоморфных изваяний показывает сложности понимания даже сравнительно простых, легко обозримых и вполне осязаемых древних изделий. Что же говорить о курганах, чьи недра скрывают в себе немало разделенных веками досыпок, вымосток, ям, рвов, кромлехов и прочих конструкций, которые можно увидеть в полном объеме только на чертежах?..

Поэтический термин «пирамиды степей» исчез из научного обихода уже к началу XX века. Стало ясно, что фараоны не имеют к курганам Причерноморья ни малейшего отношения. (Впоследствии эта уверенность поколебалась. Под Мелитополем был даже найден скарабей — египетский амулет в форме жука.) Однако один ореол таинственности сменился другим — скифским. Сияние его злата-серебра, вуаль воинской славы, царского величия и рабской покорности — все это спроецировалось на более древнее местное население. Первые степные курганы стали рассматриваться как воплощение идеи «создать далеко заметный и вечный памятник погребенному».

Это так и не так. Все названные элементы вроде бы можно принять, но вот суть… Для ее постижения необходимо пройти дебри фактов. И вынести оттуда иные сравнения, другие акценты… А начинать надо было с методики раскопок курганов и составления их чертежей.

При исследовании духовной культуры степных племен эпохи меди и бронзы, опиравшемся на гробницы и стелы, встал вопрос об архитектуре курганов. Вот тут-то и вспомнили А. А. Бобринского, правда, не в связи с майданами, а с раскопками кургана у села Вербовка Чигиринского уезда Киевской губернии. Его первичная насыпь окружена кромлехом — плитами, доставленными за 60 километров и покрытыми резными ромбами, треугольниками и другими геометрическими фигурами. По мнению раскопщика, в расположении камней и «украшений не замечается какой-либо системы… Они, может быть, составляли стены жилища покойного до его смерти». Возможно, что именно это замечание натолкнуло А. А. Формозова на реконструкцию бревенчатого шатра, опиравшегося на кромлех и покрывавшего вершину помещенной внутри его насыпи.

Несколько лет спустя после публикации этой реконструкции М. П. Грязнов поставил вопрос о необходимости планомерного изучения архитектуры курганов. Начался новый виток постижения «степных пирамид».

Некоторое время установка на исследование конструкций курганов воспринималась не более чем призыв улучшить раскопки и их фиксацию. Результат представлялся заведомым: насыпь из кучи земли сулила превратиться в определенные геометрические фигуры, предполагавшиеся еще в конце XIX века полушария, конусы и т. п., но уже с элементами символики потустороннего жилища. Ведь именно такой предстала реконструкция кургана у села Вербовка, а затем и другие. Допускалась также, но еще без должного осмысления, символика Солнца, выявленная в начале 30-х годов в устройстве кромлехов и кольцевых рвов.

Известные к этому времени «курганы с усами» (далеко уходящими от насыпей дугообразными валами или каменными вымостками), а также «длинные курганы» считались отклонениями, некими казусами. Майданы были исключены из научного оборота как разрушенные позднейшими перекопами насыпи… И уникальный памятник Бурты (рис. 3) погиб под ножами бульдозеров. Краткая публикация вымостки под одним из курганов Одессщины, чьи «контуры напоминали части антропоморфной фигуры („голову“, „плечевые выступы“)», прошла незамеченной. Две подобные конструкции из междуречья Днепра и Молочной остались непонятными даже для раскопщиков. А сколько таких материалов затерялось в научных архивах?

Археолог видит только фрагменты раскапываемого памятника и, как правило, теряется в этой грандиозной мозаике. Большую ясность приносит чертеж, но его еще надо создать! А ведь даже в геодезии, имеющей дело с природными рельефами, давным-давно освоенными человеком, существует правило: прежде, чем вычерчивать карту местности, необходимо понять историю, современное состояние и перспективы изменений ландшафта. Иначе и самые точные измерения разойдутся с действительными соотношениями элементов. Даже в этой математически строгой науке допускается (более того, вменяется в обязанность!) утрирование деталей для максимально достижимого отражения сути…

Эти истины раскопщикам курганов предстояло открыть в 70-х годах на основании собственных задач, неудач и прозрений. А пока продолжало господствовать представление о «большой куче земли». Об усилиях А. А. Бобринского если кто и вспоминал, то не более чем о чудачестве. Господствовал «циркульный метод» воссоздания древних конструкций: при раскопках вычерчивали схему слоев одного лишь разреза, затем измеряли расстояние между крайними точками каждого слоя, делили на два и циркулем наносили на план, где, кроме того, изображали исследуемые погребения. Всем было ясно: над древнейшим погребением делали насыпь, над последующими или впускными в первую насыпь — досыпки. Было сомнение: вряд ли досыпки и насыпи получались у древних строителей геометрически правильными. Сомнение сняли: круги стали вычерчивать не циркулем, а от руки. В 50-е годы, да и в 70-е тоже это считалось приближением к реальной действительности далекого прошлого… Впрочем, «циркульный метод» не изжит и поныне.

Развертывание в Причерноморье гидромелиоративных новостроек и необходимость синхронных археологических исследований привели к внедрению в раскопки курганов бульдозеров и других землеройных машин. Сначала это вызвало замешательство: слон в посудной лавке!.. Но постепенно была разработана новая методика, которую освоили и ученые и механизаторы. Насыпи снимают машинами, а погребения расчищаются, как и прежде, вручную.

Нельзя теперь уже сказать, бульдозеристы или археологи придумали оставлять бровки — перемычки между траншеями, ходами трактора. Наверное, бульдозеристы — так удобней работать. А ученые постепенно привыкли снимать чертежи уже не с одной, а с нескольких бровок и делать на основании этих чертежей реконструкции строений и обрядов курганов. Но превращаться в норму такие новшества стали лишь с конца 70-х годов.

…Вот с таким багажом знаний, научных традиций и недоработок и приступили в 1972 году к раскопкам Высокой Могилы. О том, как я, главный раскопщик кургана, не был готов к встрече с «космическим странником» из погребения 8, вы уже знаете.

Чтобы понять переворот, произведенный в археологии степей эпохи меди и бронзы материалами Высокой Могилы, следует познакомиться с тем, как же был раскопан этот выдающийся памятник и что случилось потом.

«Чувство земли», как говорят археологи, у меня уже было: приобрел в краеведческой практике, а затем в экспедициях. Поэтому и обратил внимание на странные прослойки внутри первичной насыпи и десяти ее досыпок. Сначала представлялось, что фиксирую лишь конструктивные детали из камня, дерева, глины, чернозема, дерна и грязи, но потом оказалось, что они несут и обрядовую, смысловую нагрузку: означают различные органы антропоморфных и зооморфных фигур, элементы астральных символов… Это стало первым нововведением, принятым затем и другими исследователями.

Второе нововведение было чрезвычайно простым по замыслу, но очень уж непривычным в исполнении. В нескольких словах оно делается так: реконструкция слоев по их разрезам, фиксируемым в бровках, которые оставляются между раскопочными траншеями (рис. 1–2). Циркуль тут уже не помощник да и «круги от руки» получаются далеко не всегда. Нет, в восьми из одиннадцати слоев Высокой Могилы они получились, но вот в трех… в трех при реконструкции проявились человекоподобные фигуры (рис. 14). Впоследствии, когда я стал наносить на полученные окружности и овалы конструктивные детали, то оказалось, что и они не так-то просты: два кругляша обрели символику жилища, два — Солнца, по одному — Луны и Тельца (рис. 6, 9, 11, 28).

Тут я живо припомнил и солнечную символику кромлехов и рвов, и антропоморфную вымостку из кургана у села Баштановка Одесской области, и майданы…

Десятилетие спустя стали появляться публикации и об иных конструкциях. Теперь они известны и в Одесской, Днепропетровской и других областях, в нескольких районах Кавказа, а также — независимо от наших исследований — за рубежом. Особенно показательна история открытия курганов-символов недалеко от Одессы. Часть из них была раскопана задолго до Высокой Могилы, еще в 20–40-х годах, но, непонятая раскопщиками, осела в архиве. И лишь в середине 80-х годов, в связи с новыми находками, эти материалы были надлежащим образом опубликованы и объяснены археологами В. Г. Петренко и Л. В. Субботиным (рис. 5).

Открытие фигурных конструкций, продолжившее временно забытое начинание А. А. Бобринского, ненамного опередило открытие подкурганных календарей, а затем и обсерваторий.

Курганы подобны летописям.

Листы их — досыпки, каждая из которых перекрывает одно или несколько захоронений. Высокая Могила, например, досыпалась одиннадцать раз, с середины IV до середины II тысячелетия до нашей эры (рис. 1).

Курганы — это братские могилы народов.

За два тысячелетия бронзового века степями Причерноморья прошли представители полутора десятков археологических культур. К Высокой Могиле приобщились восемь из них: носители среднестоговской культуры, получившей свое условное название по днепровскому скалистому острову Средний Стог; нижнемихайловской и старосельской — по названиям сел на Нижнем Днепре; кеми-обинской — по крымскому кургану Кеми-оба; ингульской — по реке Ингул, притоку Южного Буга; ямной, катакомбной и срубной — по устройствам могил.

Погребение 8 «космического странника» оказалось девятым из восемнадцати. Перекрыто оно было VIII слоем или седьмой досыпкой первичной насыпи Высокой Могилы. Первоначальный курган соорудили местные «среднестоговцы». А погребение 8 было оставлено пришлыми «старосельцами», наиболее ранние памятники которых появились в Закавказье в середине III тысячелетия до нашей эры.

Первичная насыпь Высокой принадлежит к древнейшим курганам. Но ее нельзя считать наиболее древней, поскольку располагалась она довольно далеко от реки. Первые же курганы ставили в поймах или на островах.

Предыстория появления курганов уходит к середине IV тысячелетия до нашей эры, ко временам первых египетских пирамид и зиккуратов Месопотамии. Для степей от Дуная до Волги это было время смены присваивающего хозяйства производящим: охоты и собирательства — скотоводством и земледелием.

Немногочисленное население держалось речных берегов. Охотники и рыболовы, собиратели съедобных растений и моллюсков старались врасти в среду обитания и поэтому были более оседлы, чем всецело зависящие от плодородия пастбищ и полей скотоводы и земледельцы. Скотоводы отличались, понятно, особой подвижностью, а уклад их как нельзя лучше соответствовал просторам степей.

Оставив после себя наименьшее количество поселений и полустертые веками следы кочевий, древнейшие скотоводы вошли в историю мировой культуры как создатели курганов — рукотворных холмов. Являя классический пример «нерациональной затраты труда», они заставляют современных исследователей видеть причину появления курганов то в резком росте авторитета вождей-патриархов (но ведь под первичными насыпями нередко погребены и женщины, и даже младенцы…), то в особой психологии полукочевых степняков. Так, академик Б. А. Рыбаков полагает, что «перегонявшие свои стада по открытым пространствам конные пастухи осознали округлую выпуклость видимой части земли лучше, чем это могли сделать земледельцы, пахавшие ограниченный участок», и что «овладение пространством сказалось в идее кругозора, выражением которой стал курган. Курган — это модель видимого мира, ограниченного кольцом кругозора».

Рациональное зерно в этом мнении есть, но оно лежит в почве уже развитого скотоводства, покоряющего просторы степей. Однако первые пастухи еще жались к приречным лугам, и там же, в низинах, среди камышей и болот, появились курганы. Они, конечно, не связывались с «выпуклостью видимой части земли», а представляли собой подобие островов, особенно в половодья.

Прообразом древнейших курганов, курганов-островов, можно считать Каменную Могилу — не рукотворный, а естественный холм в пойме впадающей в Азовское море речки Молочной.

Похоже, что эта речка сохранила древнее название моря: Меотида («материнское», «кормящее», «молочное» море). Так нарекли его задолго до греков и скифов. А речка считалась кормилицей благодаря своей обширнейшей пойме, протянувшейся от побережья до Конских Вод, выводящих к лесистым Днепровским Плавням.

Это был оазис, рай посреди сухой полынной степи! И в этом раю была сложенная по воле всевышнего гора, как считали местные татары, или же «чудо природы», как указывали русские карты времен покорения Крыма. Чудо-гора поражает и ныне, когда посреди однообразно-унылой равнины, окаймленной у самого горизонта стеной коренных берегов, возникает вдруг бурое, похожее на черепаху чудовище. Во времена таяния ледников это был громадный песчаниковый щит, вымытый из осадочных пород полноводнейшей пра-Молочной. Река подмыла его основание, ветры источили наподобие сот, а жара и морозы раскололи на множество плит. Под их сенью время от времени укрывались охотники, затем скотоводы, и во все времена совершали обряды жрецы.

Всемирную известность Каменной Могиле принесли тысячи изображений, выбитые и прочерченные на довольно твердом песчанике. Здесь можно увидеть вполне узнаваемые рисунки и таинственные сплетения всевозможнейших символов, пляски вокруг поверженных мамонтов и скачки средневековых конников — таков культурно-хронологический диапазон почитания нерукотворного холма.

При более внимательном осмотре Могила представляется уже не черепахой, а головой быка. Его «морда» — наиболее крутой и скругленный у основания склон, обращенный строго на север, навстречу изгибу протекающей справа Молочной; его «рога» как бы уходят под землю и поросли луговым разнотравьем.

Люди поняли это сходство еще в VII–V тысячелетиях до нашей эры, когда рядом с Могилой возникло поселение древнейших из ныне известных в европейской части СССР скотоводов. Здесь найден очень древний каменный сосуд, украшенный по венчику изображением бычьих голов. А несколько позже на вершине холма было устроено его основное святилище — «Грот быка». Мы еще не раз обратимся к нему. Но сначала пройдем по щели «рта быка», рассекающей северный склон Каменной Могилы и прерывающейся обрывистым тупиком под гротом.

…Итак, мы вступаем в подобие галереи, камни которой впитали дым костров и дыхание предков. Шуршит под ногами влажноватый песок, низкое небо набухает весенней грозой. Можно ее не бояться: нас укроет любая из множества ниш. Если она, конечно, не занята змеями.

Слева от входа ожидает нас первый из знаков: изображение остродонного, очень древнего сосуда, одна половина которого покрыта «решетками», а другая — горизонтально расположенными «елочками». Случайно ли сосуд изображен так близко к реке?

Миновав несколько невыразительных, не похожих на реальные предметы рисунков, оказываемся под «Северным гротом». Он невелик. Но сколько таинственного! Сквозь копоть и охру, не уничтоженных даже ветрами тысячелетий, снова проступают «решетки», знаки воды… Но зачем здесь лисица? Или вот эта гигантская рука, протянувшаяся к помещенной на своде «мотыге»?! А вот и хозяин: человекоподобная фигура, выступающая из мрачной скалы. Почему это божество лишено головы? Почему ниже молитвенно согнутой в локте руки — все та же «решетка»?!

Мы все это поймем. Но не сразу: после того, как познакомимся с древними мифами. А сейчас надо двигаться к навесу в конце галереи.

Стена в два-три человеческих роста вся в ребрах выступающих плит. Камни покрыты буровато-зеленым лишайником, из-под которого местами проступает медовая желтизна свежих сколов — следов недавно растаявших льдин… На плоском, скошенном к недрам Могилы участке вырезано так называемое изображение № 1. Опять «решетки» и «елочки», но чрезвычайно отчетливые и дополненные Х-образными знаками. Эта композиция помещена немного впереди и выше другой, представляющей подобие лодки с сидящим в ней человеком (рис. 21).

Здесь можно долго стоять и гадать… но с притихшего неба падают вдруг первые капли. И мы решаем, что грозу лучше переждать не среди этих дремлющих глыб, а в доме смотрителей заповедника. Спешим добежать. Ноги утопают в песке, путаются затем в какой-то ползучей траве, а в спину хлещет ветер с дождем и ревет-грохочет гроза над быкоподобной Могилой.

Возникает вдруг мысль о том, что Молочная может вспучиться, выйти из своих берегов… И тогда вновь вспоминается изображение лодочника у вершины Могилы.

Символика лодки Каменной Могилы имеет глубокие корни. Ее конфигурация отличается от десятков других, с загнутой кормою и носом, древнейшие изображения которых появились на берегах Нила, Евфрата и Тигра и распространились затем до Скандинавии и предгорий Алтая. Изображение каменномогильской лодки напоминает загадочные «челноки» днепро-донецкой культуры, изготавливавшиеся из мягких пород камня и служившие, вероятно, для шлифовки древка стрел. (Не отсюда ли происходит наше: «лодка стрелой мчится по глади реки…») Подобную форму имели, наверное, и не сохранившиеся долбленки охотников и рыбаков днепро-донецкой культуры.

Древнейшие могильники культуры — длинные траншеи, поперек которых в 1–3 слоя лежат вытянутые скелеты. В древности над траншеями стояли, как выяснилось, крытые камышом и дерном полуземлянки. Они имитировали «дома собраний», известные и по этнографическим данным, и по археологическим остаткам при раскопках больших поселений. Со временем единообразие положения и инвентаря погребенных начинало нарушаться, и в пределах траншеи-полуземлянки появлялись семейные или индивидуальные «гнезда» захоронений. Это отразило начало распада первобытнообщинного равенства с присущими ему представлениями о загробном царстве как о «доме собраний».

Иные представления отразились в курганном обряде, который возник вместе с заменой траншей небольшими могилами. Одной из форм воплощения загробного царства стала могила-ладья; ясно, что курган над такими захоронениями уподоблялся острову.

Курган № 11 неподалеку от Каменной Могилы располагался на низком мысу, далеко вдававшемся в пойму Молочной. Едва приметная насыпь, ограниченная прямоугольным рвом, была возведена над двумя рядами ладьевидных могил, перекрытых плитами из песчаника и окруженных известняковыми камнями. Эти оградки можно рассматривать как простейшие кромлехи, символизировавшие Луну или Солнце.

В одном из погребений кургана № 11 нашли необычный для днепро-донецкой культуры горшок. Он стоял между головами супружеской пары. Подобные сосуды распространены в куро-араксской культуре, которая на рубеже IV–III тысячелетий до нашей эры продвинулась из Северного Междуречья и Закавказья почти до Тамани. Не там ли нашел мужчина жену и не она ли сделала поставленный затем в могилу горшок?.. С другой стороны, у селения Кишпек в Кабардино-Балкарии исследован курган, в котором представления о «потустороннем плавании» получили дальнейшее развитие.

Сооружению Кишпекского кургана предшествовала сложная вымостка из окатанных рекою камней. Нижний слой образовал фигуру серповидной ладьи с отчетливо моделированными носом и кормой. В средней части ладья была перекрыта двумя прослойками из смеси чернозема и глины. На этой нашлепке выложили вторую серповидную фигуру. Получилась ладья, перевозящая молодую Луну! Над ее рогами, немного северо-восточнее конструкции, была помещена гробница с покойником. Логика обряда заключалась, наверное, в том, что в полнолуние, которое совпадает с летним солнцестоянием, покойник «вознесется» на небеса… Следует продолжить предложенное И. М. Чеченовым сопоставление «Луны-ладьи» с подобными изображениями на куро-араксской керамике, включающими также символы растений и Солнца. Дело в том, что гробница была сложена не из камней, а из бревен и уподоблялась тем самым «древу жизни», коренящемуся в молодой Луне и вместе с ней вырастающему.

К середине III тысячелетия до нашей эры серповидные вымостки и рвы распространились по всему северному побережью Азовского и Черного морей. Нельзя сказать, символизировала хотя бы часть из них ладьи, или же все они означали Луну (а также рога Тельца, о чем речь будет ниже). В Днестро-Дунайском междуречье обнаружена группа захоронений ямной культуры, сменившей днепро-донецкую, устроители которых сохранили и развили традицию ладьевидных могил. Особенно выразителен обряд погребения 8 кургана № 8 у села Семеновка Белгород-Днестровского района Одесской области. Удивительно то, что после укладки покойника могилу засыпали, а поверх засыпки сделали ненужное уже перекрытие, обычно же могилу сначала перекрывали. Перекрытие состояло из сложных деревянных «носилок», явно не рассчитанных на вес уложенных сверху каменных плит. Основу деревянной конструкции составляла квадратная рама. Концы редко размещенных поверх нее планок были совмещены, образовав подобие лодки. Были здесь и весла, они же ручки «носилок». Л. В. Субботин, автор раскопок, специально отметил, что косое расположение перекладин с ручками на концах «создавало впечатление взмаха спаренных лодочных весел». В таком случае можно полагать, что засыпка могилы символизировала потусторонние воды, по которым плывет эта лодка… Да, но почему же покойника поместили не в нее, а «под воду» некоего сосредоточенного в могиле (то есть в потустороннем мире) праокеана?

Дело в том, что на лодке был уже груз: плиты. Первая, известняковая, располагалась на обращенном к востоку носу и представляла собой человекоподобную стелу. Она-то и выступала гребцом, везущим вторую, песчаниковую плиту почти квадратной формы, которая должна была символизировать «каменное небо» — образ, широко известный в мифологии всех народов, чьи предки обитали в пещерах или хотя бы в предгорьях.

Итак, перед нами еще один довольно определенный сюжет, который можно поставить в ряд с выявленными в курганах у Каменной Могилы и селения Кишпек. С тем лишь отличием, что покойник как будто оставлен здесь без надежды «выплыть-воскреснуть», ибо лодка полностью занята и он помещен под нее… А может, сущность мифа иная? Может, путь к воскресению тогда только и откроется, когда лодка «проплывет» над могилой и погребенный восстанет навстречу лучам весеннего (?) солнца.

Такая идея «всплытия со дна праокеана» чрезвычайно ярко воплощена в трех захоронениях ямной культуры у села Бычок Молдавской ССР, исследованных С. М. Агульниковым и Е. В. Яровым.

«Носилки» были и здесь. Но, во-первых, их почти квадратная форма ничуть не походила на лодку, а во-вторых, они были помещены на дно ямы. Сверху уложили покойников, причем в могиле 7 «носилки» оказались настолько малы, что подстилали лишь туловище погребенного. Учитывая этот факт и тщательно исследовав крепления хорошо сохранившихся планок, археологи пришли к убеждению, что носилками такие сооружения служить никак не могли: их собирали в могилах, и на подготовленные таким образом «ложа» укладывали погребенных. Основу этих «лож» составляла решетка, похожая на раму из Семеновского кургана. В погребении 6 решетка была усложнена Х-образным положением в центре двух планок, что особо сблизило ее с тем загадочным символом, к которому подплывает «лодочник» Каменной Могилы.

Подобно погребению 8 из Семеновского кургана, погребение 6 из кургана у села Бычок было засыпано — песком, специально доставленным от неблизкой реки. Явная имитация потустороннего океана! А в таком случае «носилки» — «ложе» не что иное, как ковчег или плот; на «всплытие» его, приобщение к белому свету и рассветному солнцу указывает окрашенность плота мелом и охрой… Песок в данном случае мог символизировать одновременно и воду и камень.

А вот в обряде погребения 7 использованы настоящие камни, да только не на перекрытии, а сбоку от него. Так же было, кстати, и в Кишпекском кургане: его гробница была перекрыта бревенчатым настилом, а над углами располагалось две кучки камней.

Камни, очевидно, символы гор, к вершине которых «всплывают» (и «возносятся» таким образом на небеса) погребенные. Не правда ли, знакомый сюжет? Ну, конечно же, всемирный потоп! И не надо при этом вспоминать именно Библию. Можно и Каменную Могилу в пойме Молочной, изображение лодочника, грозу, наше бегство и мысли на пороге уютного дома… припомнили? Хотя должен честно сказать, что «лодочник» из Каменной Могилы близкий родственник библейскому Ною. Я это уже знаю, иначе не стал бы здесь говорить. Но вы сейчас все равно не поверите. Остается одно: набраться терпения и следовать от одной «степной пирамиды» к другой, все более углубляясь в тайны первобытных культур…

Возникнув около середины IV тысячелетия до нашей эры вместе с первыми «пирамидами степей», символика могилы-ладьи просуществовала до конца курганного обряда, до утверждения христианства. Эта символика породила сходство древнерусского навь и древнегерманского наус, что в обоих случаях означает «покойник», латинского наве и греческого нэюс, что значит «смерть» и «потусторонний мир», но во всех случаях эти слова происходят от очень древнего нау-с, «ладья».

Из рассказов средневековых историков, по находкам в позднейших курганах, мы знаем о погребальных судах. Не следует приписывать этот обычай одним только викингам: он сохранялся в традициях не только приморских, но и приречных племен. Под курганами конца бронзового века и Подонья, и Поднепровья археологи нередко находят лодки-долбленки, покоящие останки плывущих в страну без возврата… Но мы теперь знаем, как стремились их вырвать из той неуютной страны, как приобщали к лучам восходящего Солнца, к силе растущей Луны. Это ли не порыв в просторы вечной и бесконечной Вселенной? И притом без малейших инопланетных влияний!

Яйцевидные сооружения, нередко живописуемые в мифах о «космических странниках», тоже имеют вполне земные соответствия. В окрестностях английского Стоунхенджа, на Кавказе, в Причерноморье встречаются яйцевидные кромлехи. Один из них окружал погребения под курганом у села Бычок. Они были сосредоточены у обращенного на северо-восток тупого конца — «расколотого», как и острый, проходом. Ритуал «раскалывания» был приурочен к закату солнца в день зимнего и к восходу в день летнего солнцестояния, делящих год на зиму — весну и лето — осень. Так что праокеан в данном случае был совмещен с праяйцом, а «всплывание» погребенных со дна могил приурочивалось к «вылупливанию» летнего солнца.

Ясно, что комплекс всех этих мотивов и сюжетных ходов отражает запечатленные в кургане представления о происхождении мира. Подобные представления обычны для всех первобытных племен, селившихся на берегах водоемов. Пережитки таких представлений (вроде расписных пасхальных яиц) сохраняются даже у тех народов, которые меняют среду обитания и хозяйственный уклад: ведь яйца и вода есть повсюду. Так возникли мифы о вороне и голубе, выпущенных Ноем с ковчега у полузатопленной горы Арарат, об утке, ныряющей за комком ила на дно праокеана или откладывающей праяйцо в «гнездо вод», о «золотом зародыше», самозародившемся в волнах праокеана и явившем из половинок скорлупы землю и небо, а из желтка — животворящее солнце.

Последний сюжет наиболее близок кургану Бычок. Надо полагать, что покойникам вменялось не столько «возродиться» самим, сколько помочь родиться новогоднему солнцу. Возможно, именно с этой целью (для раскалывания изнутри яйца-кромлеха) при погребенном 5 находился каменный пест, а при погребенном 6 — ножевидный осколок кремня и бронзовое тесло; последний набор, впрочем, мог предназначаться и для обслуживания плота, на который был уложен покойник.

Несколько яйцевидных кромлехов и рвов обнаружено и под курганами возле Каменной Могилы. Наиболее интересный примыкал к кургану № 11 (над ладьевидными могилами). Кромлех этого кургана № 13 был разделен на две части, обращенные к закату зимнего и восходу летнего солнца; в центре первой дуги помещалась гробница из каменных плит, а в центре второй — овальная в плане могила под каменным перекрытием, в которой находились останки ребенка и глиняный яйцевидный сосуд. Кромлех напоминал человекоподобную стелу. Его можно трактовать как некое вылупливающееся из праяйца божество.

Справедливо ожидать, что среди множеств изображений на Каменной Могиле найдутся и птицы. Они действительно есть. В. Н. Даниленко выделяет здесь «крылатого дракона», трехпалые птичьи лапы, «птицу-гусака» рядом с крестообразным небесным знаком и, главное, птицеподобного колдуна на своде «Грота быка».

Среди яйцевидных конструкций наиболее интересен курган у селения Цнори, исследованный грузинским археологом Ш. Ш. Дедабришвили (рис. 4).

Объем гиганта не уступал Высокой Могиле: высота превышала 11, а диаметры основания составили 168 и 136 метров. Яйцевидная насыпь была обложена камнями («скорлупой») и ориентирована острым концом строго на юг. На черноземной вершине четко выделялось песчаное пятно («желток»). Оно представляло собой верхнюю часть заполнения воронки, оставленной при сооружении насыпи и начинавшейся у юго-восточного края могилы. Последней, таким образом, отводилась роль зародыша в кургане-яйце. Но не только!

Второе значение могилы, а вместе с ней и воронки-«желтка», раскрывается при анализе каменной конструкции под курганом, северо-западнее погребения. Автор раскопок охарактеризовал ее как сочетание «крыльевидной насыпи» с «круглым сооружением»… Сведя воедино фрагменты раскопов и вычертив общий план памятника, мы видим, что каменная конструкция образовала яйцо, хвост и крылья мифической птицы, чрево ее — могила, а голова — поднимающаяся на вершину кургана воронка. К этой картине следует добавить еще отмеченную выше яйцеобразную форму кургана, в который и заключена была птица… Подобные композиции есть на куро-араксской керамике, так что реконструкция кургана не вызывает сомнения. А идея обряда достаточно очевидна: мифическая птица вылупится из кургана-яйца и, снеся новое, возродит погребенных.

Реализация этой идеи устроителям погребения представлялась нелегкой. Они связали ее с происхождением и строением мира, смоделировав его в обряде захоронения.

Могила была уподоблена изначальному острову посреди праокеана. С этой целью в центре ямы было оставлено возвышение, а вдоль ее стен прорыта канава, углубленная в водоносную глину. Когда канава заполнилась грунтовыми водами, то их окрасили таким количеством охры, что со временем даже земля за пределами могилы приобрела красноватый оттенок; «праокеан» же принял вид кроваво-красной жижи. Позаботились и об оформлении «праострова» — о возвышении посередине могилы. Его окружили сваями, а поверхность выстлали бревнами так, что в плане получилась «елочка», произрастающая из некой «бадьи». У основания «елочки» поставили столб, который подпер перекрытие могилы. Столб символизировал «ось мироздания». Это подчеркнули повешенные под перекрытие оленьи рога.

Культ этого животного был довольно распространен и в куро-араксской, и в других культурах земледельцев и скотоводов. Это очень существенный пережиток охотничьего уклада, уходящий в такую бездну времен, когда тундра простиралась до побережий Азовского и Черного морей. Олень был тогда и главной добычей, и тотемом — мифическим предком. Поэтому он был вознесен на небеса в качестве главного созвездия зачаточной астрономии и календарного дела. Большой Небесный Олень включал будущие созвездия Кассиопеи, Персея, Возничего; его передняя нога касалась Плеяд, и он как бы вступал в Небесную Реку — в Млечный Путь. За Оленем гнались Охотники — позднейшие Близнецы и другие созвездия…

Варианты этого древнейшего зодиака получили глобальное распространение и долго сосуществовали затем с последующими, более развитыми зодиаками, один из вариантов, как видим, сохраняли и создатели кургана у селения Цнори. Он отразился не только в оленьих рогах под перекрытием — «небом» могилы, не только в уподоблении ее острову посредине кровавых космических вод, но также в двух парах «охотников» (?). Первая пара представлена мужским и женским скелетами, лежавшими в юго-западном и северо-восточном углах возвышения — у корней и на вершине елочкообразного «древа жизни», связанных с закатами зимнего и восходами летнего солнца. Вторая пара (останки принесенных в жертву людей) помещалась, по-видимому, на перекрытии или была подвешена к «оси мироздания».

Были ли наказаны жертвы за преследование Небесного Оленя? Или послужили пищей мифической Птице, выносящей из потустороннего мира основных погребенных? А может, жертвы были обожествляемыми двойниками умерших? Как бы там ни было, но курган № 1 у селения Цнори являет достойный прообраз «космического корабля» — прообраз совершенно земной, способный объяснить многие темные места из глобально распространенных мифов о «космических странниках».

Курган этот оставили наиболее развитые скотоводы бронзового века. Археологи выделяют их в особую алазано-беденскую культуру, получившую свое название по плато над долиной закавказской реки Алазань. Ее население имело связи со строителями зиккуратов — многоступенчатых храмов и обсерваторий переднеазиатских городов-государств, объединившихся в III тысячелетии до нашей эры в Шумерское царство. Отдельные группы «алазано-беденцев», появляясь в Причерноморье на древнейших повозках, проникали не только в Поднепровье, но даже за Дунай, на Балканы…

К родственному этой культуре, так называемому старосельскому типу и относится «космический странник» из погребения 8 Высокой Могилы у села Староселье.

Земноводные животные тоже размножаются яйцами. Или икрой. Во всяком случае, яйцевидные конструкции нельзя связывать с одними птицами и соответственно только лишь с идеей вознесения на небеса. На это указывают сооружения в виде змей, черепах и лягушек.

О том, что Каменная Могила при первом знакомстве с ней напоминает черепаху, уже говорилось. То же самое можно сказать о многих обложенных камнями курганах полусферической формы. Но обосновать такое предположение можно далеко не всегда, а только в тех случаях, когда из-под «черепашьего панциря» высовывается треугольная голова (иногда вместе с лапами и хвостом). В научных публикациях доказан пока лишь один такой случаи, и связан он с поздней трипольской и ямной культурами. Подобные случаи известны и в кеми-обинской культуре (рис. 5).

Неподалеку от «черепахи» у села Усатово под Одессой раскопали уникальную конструкцию в виде жабы. Ее сложили из камней, органы подчеркнули культовыми ямами, погребениями и жертвоприношениями; сохранилась же она благодаря сооруженной сверху земляной насыпи. Интересно, что этот курган № 4 раскапывался еще в 1929 и 1937 годах, но суть его поняли лишь в 80-х.

Центральное погребение кургана № 1–4 было перекрыто деревом, камнями и холмиком из чернозема. Холмик окружили двумя кольцами из камней. При этом внутреннему кромлеху придали очертания довольно правильного круга, но с юго-западной стороны к нему пристроили две пары разновеликих колечек — «глаза и лобные доли»; в глазницы поставили по сосуду — «зрачку». Внешний кромлех состоял из четырех секторов, два из них примыкают к «глазам» и дополнены ластообразными передними «лапами».

Можно согласиться с В. Г. Петренко, что «перед нами, несомненно, изображение жабы или лягушки». Судя по ее ориентации, она пожирала закатное зимнее Солнце и выпускала его на рассвете летнего солнцестояния; рассвет зимнего солнцестояния был отмечен черепом принесенного в жертву человека. Чудовище, по-видимому, олицетворяло потустороннее зло, которое герой должен был победить во имя освобождения летнего Солнца и себя вместе с ним. Наверное, с этой целью в могилу положили кинжал.

Среди конструкций в виде земноводных животных наиболее часто встречаются змеи. Но известность получили лишь гигантская птица со змеевидной шеей из Пампы-де-Наски да «Большой змеевидный курган» в верховьях Миссисипи, у Охио. Возможно, что к этому виду следует отнести спиралевидные ряды лунок Y и Z Стоунхенджа III. Не объяснены пока что и спиралевидные кромлехи Юго-Восточной Европы.

Древнейшие из таких кромлехов зафиксированы в поздней трипольской культуре. «Круг-кромлех» отмечен Т. С. Пассек вокруг погребения 21 Выхватинского могильника в Среднем Поднестровье. Спиралевидность каменного сооружения, утолщение одного конца и утоньшение другого остались без объяснения, как, впрочем, и необычная форма могилы внутри этого «змия», которую вполне можно сопоставить с человекоподобными статуэтками из этого же могильника. Вокруг погребений 24а и 24б был устроен S-образный кромлех, исследовательница сочла его за полуразрушенный.

Может быть, здесь это так. Однако подобные сооружения зафиксированы и в других местах: у села Волонтеровка под Мариуполем, на Константиновском плато у Пятигорска. Интересно, что все оставшиеся без определения «змии» — включая лунки Y и Z Стоунхенджа III — были ориентированы по оси север — юг, с незначительными отклонениями. Так же ориентировано подавляющее большинство курганов. Наверное, потому, что кульминации небесных светил в Северном полушарии наблюдают на юге, повернувшись спиной к северу. Эти же направления издревле символизируют лето и зиму.

Курган у Пятигорска скрывал под своей земляной насыпью каменные ящики, соединенные между собой перемычками из камня, образуя в целом подобие кромлеха-спирали. К этому описанию надо добавить ряд обстоятельств. Ящиков было 9 (по числу месяцев беременности): 6 из них вместе с перемычками образовали серповидную фигуру, а 3 — цепочку на восток от этой фигуры. Получилось подобие «Луны-ладьи» Кишпекского кургана, но место деревянной гробницы заняло образованное тремя ящиками «древо жизни».

Строители соорудили внутри кромлеха S-образную фигуру — да так, что верх ее прошел вдоль северных ящиков, а низ охватил центральную гробницу, расположенную у основания «древа жизни», в «корнях» которого, таким образом, был поселен некий «змий». Важно, что в одном из ящиков найдена бронзовая булавка с рельефными фигурками змей: находка подтверждает предложенную реконструкцию обряда и стоящих за ним представлений.

Иной сюжет прослежен в трипольском кургане № 1–11 у села Усатово, неподалеку от курганов в виде черепахи и жабы. Сооружение в общих чертах напоминало змею, свернувшуюся вокруг яйцевидной конструкции. Она представляла собой яму, окруженную желтым выкидом, над которой сооружена черноземная насыпь, вымощенная сверху камнями. Можно полагать, что последующее ограбление могилы носило не корыстный, а ритуальный характер и означало «вылупливание» покойника из «яйца». Его кости могли похоронить затем в ином месте, таких перезахоронений немало. Интересна находка среди каменной вымостки двух антропоморфных стел. Очевидно, это какие-то божества, связанные с уже знакомым нам сюжетом раскалывания праяйца на две половины, из которых образуются земля и небо… А змий, выходит, охранял зародыш мироздания.

Змеевидные курганы бытовали на протяжении всего бронзового века. Но это особый разговор, и мы к нему еще возвратимся.

В этом разделе мы познакомились с символикой древнейших курганов, в основу конструкций которых закладывались представления о Праострове и Праяйце посреди Праокеана. Эти зачатки мироздания возникали из воды и способного плавать на ней изначального существа: птицы, змеи, черепахи… Помещая покойника в «лодку», на «остров» или «в яйцо», первобытные мудрецы приобщали его, таким образом, к «сотворению мира», способного заодно «воскресить» погребенного.

Такие представления были свойственны жителям приречных долин: охотникам, рыбакам, собирателям моллюсков и съедобных растений. Об исконной мифологии жителей свидетельствуют, в частности, изображения на Каменной Могиле, послужившей одним из прототипов курганов, которые возникли в среде уже скотоводов и земледельцев, с присущими им представлениями о годовых циклах и двойственной природе Вселенной. Отсюда — насыщение предшествующих мифологических сюжетов небесно-календарной символикой, отсюда — стремление преодолеть зиму-зло и воссоединиться с летом-добром, отсюда — идеи «воскрешения» посредством отторжения покойников от потустороннего Праокеана и приобщения к небесному Космосу.

И каким же представлялся сам Космос?

Мир охотников и собирателей был тих и уютен. Общины не отделяли себя от природы и пользовались тем же, чем одаривала она и животных, которых люди искренне считали кровной родней — иногда менее, но иногда и более мудрой. Страдания были, но несли они не смерть, а обновление жизни. Царила убежденность в извечном торжестве бытия, ибо никто не отделял себя от народа, а народ был вечен, как мир.

И вот эта первобытная гармония дала первую трещину. Ее пропахали бычьи упряжки скотоводов и земледельцев. Природа-мать стала полем брани: сначала за тучность пастбищ и нив, затем за обладание ими. Землю принялись делить на худую и добрую, воды стали направлять в рукотворные русла, а к небу потянулись жертвенные дымы и молитвы о ниспосланиях тепла и дождей… Общество вкусило отраву разлада, земля людей стала рубежом преисподней и неба.

В предыдущем разделе мы познакомились с древнейшими курганами, воплотившими некоторые образы потустороннего и небесного миров. Познакомимся со строением и сущностью того и другого, исходя, как и прежде, из материалов конкретных курганов и придерживаясь (пока что) наиболее известных представлений о первобытной культуре.

Изначальный Хаос нам уже ведом: Праокеан, уподоблявшийся мутным разливам рек и болотистым поймам, населенный всевозможными гадами и бесприютными птицами. Такие картины, конечно же, были привычны охотникам и собирателям. Но лишь скотоводы и земледельцы стали драматизировать их как требующие огромного труда для превращения в поливные поля и безопасные пастбища.

В поймах рек Восточной Европы следы таких полей археологами пока не найдены. За одним исключением, с которым мы сейчас познакомимся. Но сначала вспомним изображения Каменной Могилы, в которых настойчиво повторяется сочетание «решетки» и лежащей на боку «елочки» (рис. 21).

Во всех раннеземледельческих культурах Ближнего Востока и Европы «решетка» означала возделанное поле и обжитую местность, а поваленная «елочка» — потусторонний мир (неупорядоченный, пронзенный корнями-змеями и пропитанный влагой-облаками). Сравнивая изображения на входе в северную галерею Могилы и на ее тупиковой стене, нельзя не заметить небрежности, незавершенности в исполнении первого и тщательности в отделке второго. Во втором случае, возле «лодочника», «решетка» окружена подобием ограды, а «елочка» — в основе своей очень близка знакам каналов, которые встречаются в куро-араксской и последующих культурах Кавказа… Так что мы начинаем приближаться к разгадке северной галереи Каменной Могилы! Мы еще не в состоянии судить о сюжете запечатленного там мифа, но можем уже полагать, что в основу его были положены представления о преодолении Хаоса.

В культурах Кавказа и Балкан V — начала III тысячелетий до нашей эры оросительные каналы известны, хотя мелиорация и не достигла здесь такого размаха, как на Древнем Востоке. В трипольской культуре Восточной Европы господствовало, как можно считать установленным, так называемое переложное землепользование. Поля здесь не орошались, их возделывали, пока не упадет урожайность; затем поднимали целину, а прежние пашни на время или насовсем оставляли. В поймах, конечно, могли существовать небольшие поливные площади, но они стерлись разливами рек. Сохранился только участок у Новосельской переправы через Нижний Дунай, который местные жители доныне называют Каналы.

…Этот участок показал мне краевед В. М. Кожокару. Из собранных им материалов следовал вывод об остатках мостов, которые пересекали главное русло, протоки и заболоченную пойму Дуная; на длинном мысу, куда выходила римская дорога, существовало, по-видимому, городище одного из дакийских племен, разрушенное легионерами. В общем, сюжет известных исторических фильмов «Даки» и «Колонна»… Надо было разобраться на месте.

Вспоминая эпизоды из фильмов и воодушевляясь рассказом краеведа о том, как найден был обломок плиты с римской надписью, я ожидал увидеть нечто особое. И увидел. Но не то, что себе представлял…

Наша машина прыгала на кочках шоссе, разбитого снующими в оба конца самосвалами. Справа тянулось пыльное кукурузное поле, рассеченное траншеей строящегося газопровода. Слева, на паровом клину, в два ряда шагали опоры электропередачи умопомрачительной мощности, за ними ковыляли полузасохшие вербы. Но чем дальше, тем уже становился мыс, и плавни местами подступали к самой дороге; близость большой реки чувствовалась все ощутимей.

Приехали. Пейзаж стал намного живей. Плавни выжали из своих камышей и кустов полосы свободной воды, пыль улеглась, и на румынском берегу встали вдруг иссиня-серые отроги Добруджи.

Мы прошли на самый конец мыса. Осмотрели канавы и ямы поселка строителей, разместившегося на подворье бывшего монастыря. Остатки собора, обкладка винного подвала — все это было сооружено из камня римских руин. А затем и сами монастырские строения пошли на фундаменты современных сборных домишек. В обрыве, рядом с остатками римской дороги, обнаружилось пепелище древней полуземлянки и целая россыпь керамики. Жилище не раз обновляли и пользовались им, с перерывами, едва ли не сорок веков: со времен Триполья до нашествия Рима. Самих трипольцев, правда, здесь не было, а обитатели, судя по характерной керамике, — их соседи и отдаленные родственники: носители так называемой гумельницкой культуры.

Гумельницкое население и заложило, наверно, дренажные каналы, которые могли использовать и достраивать затем последующие племена, вплоть до даков. Древнее поле безнадежно заросло камышом и травой; о его границе можно было судить лишь по четкой планировке дренажа, веерообразно расчленявшего едва приметное возвышение в пойме Дуная.

Валерий Михайлович знал место первой опоры моста. Мы выплыли на середину ближайшего к мысу канала, надели маски и принялись нырять в зеленовато-бурую мглу. Рассмотреть не удалось ничего. Но совершенно определенно нащупывалась граница бархатистого ила и ослизлых камней, всхолмивших дно высотой на метр или больше.

Затем мы вышли на противоположный берег, и Кожокару показал следы римской дороги. Еще заметен был археологический шурф: снятый дерн и щебень под ним; здесь и была найдена уже виденная мной плита с латинскими словами «дорога» и «сын Юпитера», — началом императорского титула. О подобных находках можно только мечтать!

Мы пересекли камыши и вышли на сырой, звенящий комарьем и стрижами лужок. Я попытался представить колосившееся здесь некогда поле… Увы! На фоне всепоглощающих плавней даже опоры ЛЭП казались чем-то не от мира сего: реальны были лишь зелень и небо, ненасытная мошкара да несуетные тучки.

Мой спутник, спасаясь от гнуса, помчался к воде. А я пошел через луг взглянуть на следующий канал. Он оказался уже, больше заиленным. Островки камыша покрывали его, а впереди и вовсе смыкались над ним. На берегу я тщетно попытался найти продолжение щебнистой подсыпки. Тогда решил пощупать на дне… но что можно было обнаружить под слоем ила? Додумался встать на носки и собственным весом погрузиться в бархатистое дно до коленей. Что-то вроде нащупал, но что? Как его оттуда извлечь?

Так и стоял, до подбородка в теплой, почти не осязаемой кожей воде. Легкая рябь ласкала шею, кружились над макушкой стрекозы, шептались острые стебли осоки. Вот на один из них села неприметная с виду пичужка — и вдруг раскрыла поразительно широкий, невероятно пурпурный зев!.. Теперь ей оставалось только заглатывать устремившихся на «аленький цветочек» букашек.

Я так увлекся сим дивом, что поначалу лишь возмутился, заметив скрытно подплывающую к птичке змею… затем прорвался вдруг ужас — дикий, неописуемый ужас!!

Зато теперь знаю, как выглядит Хаос. Это не «беспорядок», отнюдь. Это когда ты лишаешься разума и становишься кормом. А ноги твои увязли, и ты захлебываешься среди равнодушного мира, из последних сил пытаясь ухватиться за небо…

Написав эти строки, я решил заглянуть в «Мифы народов мира», уточнить, как древние греки понимали свой Хаос. То, что там вычитал, поразило меня: Хаос означает «зев», «разверстое пространство». Выходит, подобные моим впечатления посещали людей и сотни поколений назад?! И не только греков: сходные определения Хаоса («Абзу» шумеров, «Салилама» ариев и проч.) можно найти у всех первобытных и древних народов.

Важно, что Хаос представлялся хоть и жутким, но сулящим не гибель. Он был в родстве с Тартаром («подземным миром») и Геей («землей»), а также с Эросом («половым влечением»). От Хаоса рождались Эреб и Никс («вечная тьма (подземелий)» и «ночь»), а от них Эфир и Гелира («свет» и «день»). Вполне очевидно, что эта цепь образов и ассоциаций — путь от погребения (человека или брошенного в пашню зерна…) к воскрешению… Куда? Наверное, в Космос!

Приобщение к Космосу — это приобщение к «порядку» и «строению», к «надлежащей мере» и «мирозданию», к «миру» и «красоте». Так переводится древнегреческое слово «Космос». Почему же позднее оно обрело значение «заоблачного неба», «внеземного пространства»? Потому, что именно оттуда исходят высшие блага: свет, тепло и дожди; потому, что в движении небесных светил царит наибольший порядок, связанный с календарными циклами.

Итак, покойнику надлежало пройти Хаос и найти путь в Космос. Этот переход можно рассмотреть на примере наибольшего кургана в районе Новосельской переправы.

Курган Чауш («дозорный») занимал наивысшую точку прилегающего к переправе водораздела. Раскопки одного из соседних курганов открыли очень древнее вытянутое захоронение, которое можно отнести к позднейшим в днепро-донецкой культуре. Основой же Чауша послужило святилище, сочетающее признаки ямной и гумельницкой культур (рис. 26).

Строительство святилища началось с ямы, которой придали вид человекоподобной фигуры, направленной головой на запад. Севернее и восточней ее, со стороны сердца и ног, разожгли два костра. Затем яму окружили высоким валом с плоским и широким гребнем. После сооружения вала в центре первой ямы выкопали вторую. Тоже человекоподобную, но иной, крестообразной формы, и, кроме того, ориентированную головой на восток. Желтый выкид из этой ямы разостлали на северном участке черноземного гребня. Прервав на время земляные работы, в центре ям, то есть в общем чреве неких потусторонних божеств, установили столб, «ось мироздания».

Оставленное недостроенным сооружение имело вид гигантской воронки, со дна которой торчал деревянный столб… Подобные воронки не раз отмечались и вызывали недоумение археологов. С одной из них мы уже познакомились, рассматривая курган у селения Цнори. Ш. Ш. Дедабришвили счел ее поначалу грабительской ямой, а убедившись в полной сохранности захоронения, предположил ловушку для золотоискателей, которая должна была погрести их песчаной осыпью. Но и такое объяснение слишком неправдоподобно… А разгадка воронки, как мы уже знаем, таилась в сочетании ее с могилой и крыльевидной конструкцией: воронка моделировала шею и голову мифической птицы (рис. 4).

Вернемся, однако, к Чаушу, как вернулись к нему спустя довольно длительное время строители. Столб к этому моменту подгнил, воронка немного осыпалась, а ямы наполовину занесло пылью и дождевыми затеками. Прошло, наверное, не менее года… Перед началом работ были принесены в жертву человек и конь. Их расчленили, и часть человеческих костей бросили рядом с третьим костром, у южного подножия кургана, а часть конских поместили в человекоподобные ямы. Столб из них извлекли и установили, наверное, на гребне. Потом принесли в жертву телку. Голову ее насадили, вероятно, на столб, тушу же захоронили в ямах, перекрыв их ветками и камышом. Затем воронку засыпали черноземом, а также остатками костей человека и лошади. Кроме того, в засыпке выявлены следы возлияний и угольки от факелов или костров.

Можно полагать, что «ось мироздания» или «древо жизни» на плоской вершине святилища явилось чем-то вроде «антенны». Смысл обряда вполне очевиден: была установлена связь между потусторонним (ямы), земным (насыпь) и небесным (столб) мирами. Чрез все три мира — направляясь в высший из них! — проносился всадник-посланник, снабженный жертвенной телкой… Этим же путем двинулись затем погребенные в кургане-святилище представители ямной культуры.

Представим себе, что всадник достигает небес, доставляет туда жертву и прилагаемые к ней мольбы своих живых соотечественников. В ответ небеса дают народу здоровье, приплод, урожай, которые ниспадают на землю со светом, теплом и дождями. Ясно, что такие дары распространяются повсеместно. Но не было ли культовых центров или приспособлений для «целевого получения», так сказать, милости неба? Были. И устраивались они обычно в тех же курганах.

Помимо одиночных, в курганах встречаются пары воронок. Они происходят от сочетаний погребение — жертвоприношение. Так было в III досыпке Высокой Могилы (гробница 3 и воронка при ней), в кургане у селения Цнори и в Чауше (жертва и последовавшие за ней погребения). Из этих и многих других примеров нетрудно сделать вывод о том, что если жертва предназначалась богам (то есть Космосу, миропорядку), то ответные дары должен был получать погребенный.

Как это делалось? При помощи магических чаш, топоров, амулетов… Но мы здесь рассмотрим лишь тот вариант, который непосредственно связан с воронками — с наиболее выраженным путем приобщения к Космосу.

После непродолжительного господства каменных перекрытий могилы стали перекрываться деревом. Такие кровли, конечно же, менее прочны, и строители стремились сделать их наиболее недолговечными. С этой целью кровли сооружались двойными: могила с перекрытием из жердочек, камыша и т. п., затем уступ высотой 1–2 метра и вновь перекрытие. Между ними не находят, как правило, ни покойников, ни следов жертвоприношений. Цель заключалась, наверное, в том, чтобы при обвале подгнившей кровли на поверхности кургана образовалась как можно большая впадина. Жрецы, по-видимому, следили за этим. И когда после первого дождя во впадине-воронке образовывалась лужица, а затем особенно буйно вырастала трава — это расценивалось как знак благоволения неба к народу.

Одно время могильные ямы были потеснены катакомбами, где роль пустот между дном и перекрытиями стали выполнять пространства камер, закрывавшихся со стороны входных ям недолговечными заслонками из бревнышек или жердей. Когда же могилы катакомбного типа стали вновь замещаться ямами, но уже с устанавливаемыми в них деревянными срубами или каменными ящиками, то вместе с ними распространились пары воронок, встречавшиеся до этого редко. Они обычно состояли из большой и малой ямы. Исследованные А. Т. Синюком в Павловском курганном могильнике на Среднем Дону воронки были сосредоточены в двух (из более чем полусотни раскопанных) курганах и не привязывались к конкретным захоронениям. В меньших воронках, предназначавшихся для «принятия небесных даров», не нашли ничего. А в больших обнаружены останки жертвенных существ: черепахи, коней, коров и овец. Потрясают останки двух расчлененных беременных женщин! Какая драма здесь разыгралась?

Науке известны обычаи как добровольных, так и насильственных приношений в жертву людей. Для первобытнообщинного строя характерны первые, приурочивавшиеся к календарным датам и празднествам: мы их здесь и рассматриваем. Вторые же, насильственные жертвоприношения сопровождали в основном захоронения владык и другие ритуалы раннеклассовых обществ…

Археологические раскопки обычно не дают возможности судить о том, была ли гибель жертвы добровольной. В фильме «Даки» есть такой эпизод: лучшие юноши состязаются за право быть принесенным в жертву во благо народу; победитель отдает себя в руки жрецов, которые сбрасывают его со скалы на острые колья. Этот сюжет исторически достоверен. Но если бы археологи нашли останки такого героя, то следы повреждений на костях привели бы, несомненно, к однозначному выводу: «погиб насильственной смертью». Один из редчайших случаев проникновения в тайну события предоставила ученым находка в центре святилища у Фрибритца (Австрия). Женщина 19–20 лет была убита дротиком или стрелой в позвоночник. В момент гибели она лежала ничком на земле и не была связана или прижата, что позволяет предположить ее самопожертвование. Важно, что окружавшие жертву рвы и валы представляли собой обсерваторию календарного назначения — одну из предшественниц Стоунхенджа, воронковидные «лунки Обри» которого содержат останки сожженных людей.

От этих вот ритуалов начала IV–III тысячелетий до нашей эры и происходят, вероятно, воронки «степных пирамид» III–II тысячелетий. А безымянная героиня из обсерватории у Фрибритца — древнейшая (среди науке известных) представительница «космических странников», отправлявшихся на небеса за благами для народа.

Уделом жертв было странствие от земли к небесам, поддержание связей между мирами. Поэтому обычно жертвоприношения лишены вещей, а их могилы-воронки не имеют убранства. То ли дело погребенные, сопрягавшиеся со стабильной функцией «принятия небесных даров»! Они наделялись различными вещами ритуального и даже личного пользования, их могилы нередко украшались и символизировали миропорядок, так что по ним можно судить и о том, как представлялся мудрецам Космос.

Потусторонняя обитель племен ямной культуры произошла, по-видимому, от тех же «домов собраний» днепро-донецкой культуры, откуда «выплыли» и могилы-ладьи. Но если в последних акцентировались представления о потусторонних странствиях, то в первых — представления о стабильности мироздания.

Здесь мы снова обращаемся к Высокой Могиле, к предыстории появления в ней захоронения «космического странника». Поскольку этот, один из древнейших курганов возник именно как имитация потусторонней обители.

Первичная насыпь Высокой Могилы сооружена над овальной ямой, которая могла символизировать лодку или яйцо. Последнее вероятней, так как в отличие от «лодочников» той же поры, покойник (мужчина среднего возраста) был уложен в могилу не вытянуто на спине, а скорченно на боку. Известно, что такое положение уподобляло умершего зародышу или плоду в материнской утробе… Лицо и темя покойника были обращены к восходам зимнего и летнего Солнца, голову и ступни (то есть «верх» и «низ») окрасили охрой. В отличие от помещавшихся в «дома собраний» умершего не снабдили вещами; за этим фактом проступает насыщение обряда представлениями о жертвенности и странствиях погребенного.

Эти представления отразились в сожжении хижины, которую предварительно соорудили над тщательно перекрытой могилой. Ритуал сожжения мог означать, кроме того, защиту от злых потусторонних влияний и вознесение погребаемого на небеса. Истоки перечисленных выше мотивов уходят, вероятно, в очень своеобразный обычай трипольских племен: оставляя истощенные пашни и переселяясь на новое место, они приводили в порядок поселок — и сжигали его!

Хижина еще не успела догореть, как огонь стали забрасывать комьями дерна и чернозема. Затем насыпь упорядочили, придав ей форму вытянутого с юга на север овала. Он, вероятно, соединил в себе образы праяйца и небесной обители, объединенных между собой устремляющимся кверху огнем.

Спустя некоторое время в восточную полу первичной насыпи впустили новое захоронение. В отличие от предыдущего его перекрыли камнями и соорудили над ним не копию, а символ жизни. Этот символ представлял собой каменный столб и вход в виде разомкнутых каменной стенки и рва, расположенных юго-восточнее могилы. Ворота и столб простояли недолго. Их завалили и одновременно справили тризну, от которой сохранилось кострище и обломки горшка. Соорудив следом земляную досыпку, участники ритуала разожгли еще один костер, на ее южном склоне.

Претерпев такие вот изменения, идея жилища преобразовалась в кромлех — кольцо из камней, выложенное вокруг погребения на вершине кургана.

Интересно, что подобные преобразования прослежены и английскими археологами. Каменному кромлеху Стоунхенджа предшествовал деревянный Вудхендж, реконструируемый специалистами как огромное круглое здание с конической кровлей. Рискованно, конечно, предполагать прямые связи между Солсберийской равниной и междуречьем Днепра — Ингульца, но без опосредованных связей тут никак не обошлось!.. Их мы попытаемся выявить в начале второй части книги.

Кромлехи были обнаружены на вершине III слоя Высокой Могилы, вокруг первого захоронения соседнего кургана № 4 и древнейших погребений Велико-Александровского кургана, заложенного в 8 километрах от двух предыдущих (рис. 12).

То, что кромлехи символизируют годовой цикл Солнца и окруженное горизонтом пространство Вселенной, известно науке давно. Более ранний из двух великоалександровских кромлехов существенно детализировал эти познания. На нем была изображена зодиакальная сцена: красный бык — Телец шествует на юг вслед за парой собак (Большой и Малый Пес), изгоняющих черного вепря (очевидно, Стрельца — Скорпиона).

В начале III тысячелетия до нашей эры, когда был заложен Велико-Александровский курган, в зоне его расположения такую сцену можно было наблюдать в период летнего солнцестояния. С закатом Солнца на небе появлялся Телец, скрывавшийся полгода за горизонтом, а Стрелец — Скорпион или Вепрь на полгода исчезал с небосвода. После солнцестояния добрый Телец с наступлением ночи все выше поднимался над горизонтом, чтобы в полночь осеннего равноденствия достичь кульминации (высшей точки) и начать затем опускаться, уступая в период зимнего солнцестояния небосвод злому Вепрю… Кульминации небесных светил в Северном полушарии происходят на юге. Здесь в I кромлехе Велико-Александровского кургана оставлен был щелевидный визир. С внутренней стороны эту щель блокировали ямой с двукратным человеческим жертвоприношением, которым отметили драматические календарные даты.

Зодиак в переводе с древнегреческого означает «звериный круг». Отсюда явствует, что созвездия издревле представлялись охотникам, а затем скотоводам и земледельцам животными небесного свода. О сложившемся еще в ледниковый период представлении о Большом Небесном Олене мы говорили. В малоазиатских святилищах VII тысячелетия до нашей эры прослежена замена этого образа домашними быками и овцами, шествующими уже не в центре небосвода, а над горизонтом.

К началу III тысячелетия до нашей эры уже существовали, наверное, развитые зодиакальные календари. Во всяком случае, на храмовых печатях Шумерского царства нередко встречаются сцены, подобные рассмотренной выше. В Поднепровье ее могли занести представители куро-араксской культуры, одно из погребений которой и было совершено в центре I Велико-Александровского кромлеха. Затем в него впустили погребение трипольской культуры. Таким образом отразился прямой контакт выходцев из Передней Азии и Балканского полуострова.

На этих территориях, а также в куро-араксской и трипольской культурах было принято хоронить на поселениях и даже в домах. Так что какие-то представления о потустороннем жилище должны были перенестись и на I кромлех. А зодиакальные представления наполнили его символикой Космоса — «миропорядка». И мы проследили, что Космос здесь образуется в преодолении Хаоса: изгоняется Вепрь, а Телец встречается, наверное, человеческими жертвоприношениями.

II кромлех Велико-Александровского кургана имел человекоподобные очертания. Он окружал древнейшее погребение кеми-обинской культуры, сложившейся вследствие сосуществования тех групп населения, которые были представлены в первом кромлехе.

Характерной особенностью кеми-обинской культуры Нижнего Поднепровья и Крыма, а также близкой ей дольменной культуры Западного Кавказа являются гробницы из каменных плит. Нередко эти гробницы довольно отчетливо передают строение дома, особенно фасада: порога с навесом, обозначенного дырой или каким-либо символом входа, «прихожей» в виде предваряющей погребение камеры. Существенная разница между кавказскими дольменами и кеми-обинскими ящиками заключалась в крайней редкости кромлехов и курганов над первыми: дольмены представляют собой наземные сооружения из плит весом до 14 тонн каждая, а вместо кромлехов ко входам иногда примыкают каменные оградки — «дворики» (рис. 7). Снаружи вход в дольмены обрамлялся иногда знаками Солнца и струящегося с неба дождя.

Росписи кеми-обинских гробниц встречаются чаще. Это, как правило, нанесенные охрой вертикальные «елочки» с чередованием ветвей вверх и вниз. Такое сочетание можно понимать как сопоставление «древа жизни» с его потусторонним антиподом, что соответствует сочетаниям бревенчатой вымостки и опорного столба в кургане у селения Цнори, «восходящей и нисходящей» воронок и тому подобное. С. А. Дворяниновым установлено, что числовое соотношение «елочек» на стенках гробниц отражают лунные календари.

Отчетливая календарная роспись покрывала стены кеми-обинского ящика 3 из Высокой Могилы (рис. 14). Однообразие в чередовании «елочек» местами нарушено, и тогда можно судить о конкретных датах годового цикла; наиболее выделено летнее солнцестояние. Справа от уложенного головой на восток погребенного было запечатлено весенне-летнее, а слева — осенне-зимнее полугодие; торцовые же стенки гробницы были сплошь окрашены охрой. Важно, что к южной, левой относительно покойника, стене примыкала воронка с имитацией Хаоса: с жертвенными останками растений, животных (?), людей, освященных огнем и покрытых затем водой и землей. Ритуал включал костер из соломы и жира, в который бросили обломки черепа взрослого человека, и все это залили илом… В этом случае противостояние Космоса (гробницы) и Хаоса (воронки при ней) вполне очевидно.

Менее очевидно такое противостояние в следующем кеми-обинском погребении 4. Однако невыразительность воронки была восполнена весьма содержательной росписью ящика (рис. 15).

Гробница ориентирована по оси север — юг. Ее продольные стенки сложены из шести плит, поперечные из четырех, две образовали дно и кровлю гробницы, еще одна малая плита была уложена сверху и не несла никакой конструктивной нагрузки. Очевидно, что даже в количестве плит отражен календарь — подобный выявленному и в росписи погребения 3. Особенностью календаря в обоих случаях является тринадцатый дополнительный месяц, характерный для 354+11 (12) — суточного лунно-солнечного календаря.

В отличие от предшествующей стены гробницы 4 расписаны были не полностью. Изобразительный фриз располагался вдоль потолка, а снизу, на середине высоты стен, ограничивался общей горизонтальной чертой. На центральной плите восточной стены фриз был расширен и книзу и кверху семью и двумя косыми черточками. Общее их количество соответствует сроку беременности, а местоположение — направлению восходов солнца в дни весеннего и осеннего равноденствия. Черточки означали, по-видимому, «возрождение» покойника на рассвете весеннего равноденствия.

Над выходом, на большой плите перекрытия изобразили семь точек — обозначивших, вероятно, месяцы благоприятного полугодия. А на нижней стороне малой плиты перекрытия нанесен был П-образный знак, как бы защищающий гробницу с юга, где при погребении 3 находилась воронка с имитацией Хаоса (при погребении 4 воронку устроили с севера). В вертикальной композиции росписи заметно стремление отмежеваться от Хаоса: изображение есть на перекрытии — «небе» (см. выше) и на фризе под потолком (см. ниже); отсутствие изображений на нижней половине стен и на дне указывает на исключение из годового и других циклов Вселенной «нижнего» или «потустороннего» мира.

Каждая из 10 плит, образующих стены, украшена особым символом. Изображения на поперечных южной и северной стенах организованы вертикально, на продольных же восточной и западной — горизонтально. Причем заметны соответственно подобия с человеческими фигурами и лежащими деревьями. В символике фриза, таким образом, заложено сопоставление циклов человеческой жизни и времен года.

Наиболее реалистичны две человекоподобные фигурки на южной стене, перед лицом погребенного. Они имеют стреловидные головы, точки-бусы под ними и схематично обозначенные конечности. Пару фигурок на противоположной стене можно назвать человекоподобными только при внимательном сопоставлении с первой. «Бусы», да и то не на шее, а сбоку, имеет лишь одна из фигур. Главное же отличие заключено в том, что эта пара изображена вверх ногами — известный прием передачи зависимости или смертности. В целом же цикл из четырех фигурок можно трактовать как символ детства и юности, зрелости и старости.

К первой паре примыкают две боковые плиты с наиболее реалистичными изображениями дерева. Западное, примыкающее к «детству», изображение максимально упрощено, а восточнее подобно ему, но соединено с женским и мужским символами. Очевидно, что это знаки зимы и весны. За «весной» следует рассмотренная выше плита с символикой выхода и возрождения — это, наверное, «лето». Затем были установлены и расписаны две малые плиты, примыкающие ко второй, перевернутой паре. На восточной малой плите представлена точка с лучами — знак «жаркого солнца» или «зноя». На западной же плите изображено две группы черточек, обращенных друг к другу сверху и снизу — «дождь и растения». Затем следуют плиты со знаками «осени» и отмеченной выше «зимы».

Календарные основы росписи открываются при подсчетах точек и черточек, ее составляющих.

Точек на стенах 13: 12 в виде «бусин» на поперечных стенках и 1 в знаке «зноя» на восточной стене. Это соответствует количеству плит и также отражает лунно-солнечный календарь. Количество черточек на южной и северной стенках равно 27 и 29, что соответствует драконическому и синодическому месяцам. Важно, что первая, вверх головами изображенная пара антропоморфных фигур связана с драконическим месяцем, исчисляемым по узлам (моментам пересечения земной и лунной орбит) «вечной» Луны, тогда как опрокинутая пара — с фазами «рождающейся и умирающей» Луны. Бессмертие и смертность неких человекоподобных божеств — вот что, оказывается, лежит в основе противопоставления фигур на южной и северной стенах!

В отличие от предшествующего погребения 3 календарь погребения 4 был не детализирован, а лишь обозначен. Приведенные выше числовые соотношения исчерпывают конкретные его проявления, а дальше следует магия календарных чисел. Так, количество черточек на продольных восточной и западной стенках равно 112, то есть (27 + 29) × 2; общее же количество черточек 168, то есть 56 + 112, что соответствует числу суток в шести усредненных лунных месяцах: (27 + 29)/2 × 6.

Если увеличить 168 вдвое, то есть довести число месяцев до 12, то получим 336. Это магическое число мудрецов древности; вместе с тем оно соответствует количеству лунных ночей по лунному календарю из 354 суток…

Пример кеми-обинских погребений 3 и 4 из Высокой Могилы, особенно росписи гробницы последнего, показывает глубину и детальность разработки образа Космоса в «пирамидах степей» середины III тысячелетия до нашей эры. В высших своих проявлениях они ничуть не уступали разработкам египтян и шумеров. Осмелюсь даже утверждать — превосходили! Ибо в отличие от наиболее развитых первобытнообщинных (или, как еще говорят, первобытнокоммунистических) культур тогдашних Европы и Азии, Шумер и Египет находились уже на стадии рабовладельческого строя. Эта и последующие классовые формации весьма преуспели в разработке содержания, в совершенствовании форм, но они все далее отходили от сути: от тесных связей общественного бытия с мирозданием, от умения снимать накапливающиеся между ними противоречия… Ниже, до конца этой книги, мы будем стараться понять, как первобытные мудрецы блюли сущность культуры и чего удалось им достигнуть.

Пока же, в двух предыдущих разделах, мы рассмотрели заложенные в курганах представления о возникновении мироздания из Праокеана, а также идею вознесения на небеса — формирование представлений о переходе из Хаоса в Космос. Примеры таких переходов в Высокой Могиле и Чауше, в курганах у Цнори и Великой Александровки показывают, что в обрядах приобщения к Космосу не отвергался и Хаос: мудрецы отталкивались от него подобно тому, как растущее дерево «отталкивается» от питающей его корни земли.

Древо первобытной культуры тянулось в небесную высь: к тайнам годовых циклов, к источникам света, тепла и дождей. А корни древа все шире простирались в земле: в поисках пастбищ, полей, рудников. Формировалось мировосприятие, способное выдержать такую полярность, складывался всеобъемлющий, воистину титанический духовный диапазон!..

Раздумывая о духовном диапазоне человека развитой первобытной эпохи, я вспоминаю наши раскопки. И каждый раз поражаюсь осязаемости контактов прошлого — настоящего — будущего, диалектическим повторам того, что давным-давно завершилось, а нынче вновь вызревает на очередном витке спирали развития.

…Сейчас вот припомнились раскопки кургана в Великой Александровке, в междуречье Ингульца и Днепра. Вспомнилось цветение акаций, выбелившее весь городок. И запах сена, в котором мы ночевали под огромными июньскими звездами прямо во дворе винзавода, где разместили экспедицию местные власти.

Курган стоял неподалеку от нашего лагеря. Громадный холм закрывал окна нового больничного корпуса, потому и решили его раскопать. А сделать это было очень непросто. Мешали не только близко подступавшие здания, на кургане располагался не старый, но уже заброшенный всеми погост…

Меня поначалу прямо шокировали шуточки экскурсантов в больничных пижамах по поводу развороченного бульдозерами кладбища… а чего стоило свыкнуться с «натюрмортами», которые местная ребятня тайком выстраивала из содержимого полуистлевших гробов! Варвары! — думалось мне… По-человечески определять такое иначе нельзя. Но верх над эмоциями взяла научная мысль: она не поверила в испорченность современных людей, а постаралась добраться до сути такого вот варварства. Отважившись довериться ей, я понял вдруг вот что.

Жизнь торжествует над смертью. Где геройски, где в надрывах души и поступков, но — торжествует! Сделать это торжество прекрасным, подобающим Человеку — одна из основных проблем культуры.

Первобытные мудрецы умели справляться с этой невероятно трудной задачей.

Мать-Земля — вот как можно определить смысл второго Велико-Александровского кромлеха (рис. 12).

Очертания кромлеха II вокруг кеми-обинской гробницы напоминают антропоморфные стелы, распространившиеся немного спустя в ямной культуре. Небольшая головка фигуры обращена строго на север, а обозначенные двумя столбообразными камнями ноги — на юг. Плечи и основание фигуры прямые, а бока округлы, как бы раздуты. С этим согласуется конфигурация внутренней насыпи: в продольном профиле хорошо видна имитация беременности… над погребением! Смысл обряда вполне очевиден: женоподобный кромлех «возродит» покойника. С этой целью воздействовали на голову и сердце фигуры. На головной части был разведен костер и справлена тризна; в левой, восточной части кромлеха найдено несколько обломков костей ног быка. Следует также упомянуть панцирь черепахи и створку речной раковины, которые располагались слева от обращенного головой на северо-северо-восток погребенного. Эти находки отразили традиции первых приречных курганов, которым иногда придавалась форма земноводных существ, яиц и тому подобное.

Круг аналогов второго Велико-Александровского кромлеха довольно широк. Наиболее похожий кромлех в кургане № 13 раскопан недалеко от Каменной Могилы. Голова сооружения и гробница в центре его ориентированы на северо-восток, к восходу летнего Солнца. Плиты гробницы снаружи окрасили охрой. Захоронение оказалось разрушенным. Южнее, под левым боком антропоморфного сооружения найдены остатки человеческого жертвоприношения, а в области головы фигуры — следы костра. За головой кромлеха располагалось скопление бычьих зубов, а справа от нее, на северо-северо-восток от гробницы выявлено еще одно кострище и 5 столбовых ям с зубами коровы. Учитывая пример Стоунхенджа, эти столбы можно считать визирами лунного календаря, тогда как жертвоприношение быка связано с восходом Солнца в день летнего солнцестояния и означало, по-видимому, обращение к Тельцу.

Последний памятник является связующим звеном между вторым Велико-Александровским кромлехом и третьей досыпкой, или IV слоем, Высокой Могилы. Досыпка над кеми-обинской гробницей 3 не содержала каменных конструкций, но зато состояла из нескольких выразительных прослоек разнородного грунта. Их конфигурация позволила углубиться в сущность обряда (рис. 14).

Гробницу соорудили в яме на вершине предшествующего кургана. Шесть плит ее боковых стенок покрыты разнообразными «елочками», образовавшими календарь. О нем было сказано выше. Вспомним, что на северной стене, справа от погребенного обозначили дни благоприятного весенне-летнего полугодия, тогда как слева — неблагоприятного.

После того как был уложен покойник и седьмая плита перекрыла гробницу 3, приступили к возведению досыпки над ней. Сначала из желтого лесса соорудили подобие мужского органа, основание которого с трех сторон окружило гробницу. С четвертой, южной стороны, оставили свободный участок, который был засыпан в последнюю очередь, а до того имел вид воронки. С подобными воронками мы уже сталкивались, рассматривая курган-яйцо у селения Цнори, Чауш и другие.

Мужской орган вошел в состав нижней человекоподобной фигуры, ориентированной головой на юг. Затем была построена вторая фигура, обращенная головой на запад. В ее вздутом, «беременном» чреве была скрыта и гробница и мужская фигура. Последовавшая засыпка воронки явно означала зачатие, совокупление двух разнополых фигур — «родителей» погребенного. «Возрождаться» же он должен был у ног верхней фигуры. Там, северо-восточнее гробницы были обозначены «уже рожденные дети». Они имели вид 6 ямок от столбов или идолов и служили визирами для календарных наблюдений восходов Солнца и Луны в весенне-летнее полугодие. К этим-то братьям-месяцам и присоединялся возрождаемый погребенный!

Комплекс IV слоя Высокой Могилы уникален, хотя отдельные его элементы имеют немало аналогов. Наиболее показательна выявленная В. И. Марковиным символика кавказских дольменов. Исследователь обратил внимание на парные выпуклости над их дырообразными «входами», через которые не протиснуться и ребенку, и определили мужскую символику каменных затычек, закрывающих «входы». Отсюда последовал вывод о заключенной в дольменах идее воспроизводства жизни, возрождения погребаемых (рис. 7)…

Могила-чрево, важнейший смысл рассмотренных выше человекоподобных конструкций, прослеживается и помимо конфигурации надмогильных досыпок или кромлехов. Одна из таких ям раскопана В. Д. Михайловым недалеко от Каменной Могилы. Она имела вид антропоморфной фигуры со стянутой талией и обращенной на восток головой. У головы лежал поверженный идол, вытесанный из каменномогильского песчаника. Скорченный скелет взрослого человека был обращен головой на восток и занимал область сердца антропоморфной ямы. За спиной покойника были положены комок охры, точильный камень и бронзовый нож. Ров вокруг могилы подражал ее очертаниям.

Древнейшие могилы курганов № 3 и № 5 в окрестностях Высокой тоже имели человекоподобные очертания, причем в первом случае такова же была и конфигурация насыпи.

Особенно выразительна символика катакомб. Часть из них напоминает кибитки — жилища кочевых скотоводов. Но сама конструкция катакомбы — входная яма, лаз и подземная камера — больше похожа на материнское чрево. Известны случаи, подтверждающие такое предположение.

Так, в кургане № 5 у Высокой Могилы лаз имел вид человекоподобной фигуры: камера, таким образом, символизировала чрево. В Велико-Александровском кургане на дне одной из камер открыта антропоморфная площадка со следами сложного ритуала. Сначала на нее вылили какую-то жидкость, затем разложили небольшой костерок. Грязь и сажу покрыли циновкой, на которой мелом и охрой воспроизвели детали женской фигуры. В область ее чрева положили новорожденного младенца, снабдив его серебряными витыми колечками («змейками» или «бараньими рогами»), моделью повозки из глины и охры, а также деревянной плошкой и астрагалом (косточкой стопы) барана или козла.

Описанные могилы относятся к рубежу III–II тысячелетий до нашей эры. В это время наметился упадок курганного обряда. Становится обычаем перекрывать досыпкой уже не одно, а несколько захоронений. При покойниках появляются вещи: забота живых о почивших уменьшилась и возродилось древнее упование на самостоятельность их в потустороннем мире.

Две половины мироздания, его женское и мужское начала, прослежены не только в третьей досыпке Высокой Могилы и в кавказских дольменах.

Сооружению кургана № 3 у села Атманай над одним из приазовских лиманов предшествовала особым образом подготовленная площадка. За ее пределами сняли чернозем до желтого лесса, а оставленный нетронутым участок промазали илом. Получилось подобие головы барана — символ зодиакального Овна, который господствовал в середине весны. На месте глаз Овна устроили два погребения: в левой, восточной глазнице — мужчины средних лет, с булавой, а в правой — обломков костей жертвенного человека.

Площадка и могилы были перекрыты насыпью, которой придали вид оранты-роженицы: женской фигуры с воздетыми к небу руками и поджатыми ногами. Между ног вырыли треугольную яму-воронку, дно которой оформили в виде лица человека. Углубление рта заполнили костями жертвенных животных: быка, коня и козла. Фигура обращена головой на юг, а личина — на север (рис. 16).

Обряд, как видно, направлен на возрождение погребенных, причем мужское начало представлено весенним Овном.

Труднее понять символику фигурного рва под одним из курганов у села Желтый Яр на Одессщине (рис. 13). В общем он имел вид круга с обращенным на северо-восток проходом и немного напоминал план Стоунхенджа II и III. Проход оформили в виде ног, а круг — в виде головы с рогами, направленными на запад и юго-запад. Прав В. Г. Петренко, говоря о соединении в этой фигуре животных и человеческих черт. При этом он ссылается на стелу из кургана № 1–3 у села Усатово, где изображена женщина с головой быка. Над головой показан двойной топор, наделявшийся в древности магической силой. Правее и выше фигуры представлены большой и малый олени (очевидно, созвездия), а также три каких-то животных — быки или кони. Женщина-бык выступает, таким образом, в качестве космического божества. Уподобляемый ей ров из кургана у Желтого Яра как бы рождает летнее Солнце и имеет сугубо ритуальное назначение. Захоронений и каких-то остатков внутри его нет, однако он обожжен и заполнен золой.

Отец-Небо — образ, который следует ожидать в дополнение к Матери-Земле. Ему вполне соответствует площадка — Овен из кургана у села Атманай. Однако пол многих человекоподобных конструкций, например, кромлеха из кургана № 41 у села Софиевка, недалеко от Каховки, остается неясным. Не исключено, что некоторые из них были мужскими.

Известно два случая, когда мужская символика кургана не вызывает сомнений.

Курган у села Малая Белозерка в Запорожской области одиноко стоял среди ровной безводной степи. Начало его раскопок удивило даже опытных археологов: 60 воронковидных ям глубиной в человеческий рост! А необходимости в них вроде бы не было: древние землекопы, начав следующую, тут же засыпали предыдущую яму. Правда, в трех западных ямах обнаружился расчлененный скелет барана со следами огня, а в четырнадцати других — по одной-две створке речных раковин. Но стоило ли из-за этого так надрываться? Что означали воронки?

Ответы дал обобщенный чертеж раскопок (рис. 8).

Выяснилось, что выкид из ямы протянулся на северо-восток. На его конце была сооружена первичная насыпь. Семь ее последующих досыпок постепенно увеличили диаметр кургана, но часть воронковидных ям так и осталась за пределами западной полы. Некоторые досыпки имели крестообразные очертания и представляли собой человека с приподнятыми руками. А выступающий из-под их основания продолговатый выкид и воронки ниже его имели вид мужского органа. С этой символикой согласуются находки раковин в некоторых из воронок: моллюски издревле символизировали воспроизводство бытия, рождение и возрождение.

Интересен состав захоронений под этим мужским божеством. Люди различного пола и возраста погребены и в ямах и в катакомбах; один на спине, другие — скорченно на боку. Один из покойников был сожжен на вершине кургана, как бы вознесясь в пламени и дыму к небесам. Прах собрали и захоронили в чреве мужеподобной досыпки, обозначив сердце жертвоприношением — ребрами крупного животного и горшком с какой-то жидкостью или кашей.

Подобная символика выявлена в строении одновременного, середины II тысячелетия до нашей эры, кургана у села Михайлики под Полтавой. Его сооружению предшествовали две насыпи, объединенные костром, а затем третьей насыпью. Связанные с ними захоронения расположены по оси северо-восток — юго-запад; к восходам летнего и закатам зимнего солнца. Затем был совершен ряд погребений по оси восходов и закатов в дни весеннего и осеннего равноденствия. Четвертая насыпь, перекрывшая все предыдущие, придала кургану вид мужского органа воспроизводства жизни…

В этом разделе мы познакомились с реальными прообразами Матери-Земли и Неба-Отца. Ныне они существуют лишь в словесных выражениях и представляются не более, чем поэтическим воплощением страны и природы. В первобытные же времена эти образы были намного конкретней и действенней. Они, как мы видели, выражались и в культово-архитектурных формах, причем даже в функции животворящих Отчизны («отцовской») и Родины («рождающей»).

Сила этих значений распространялась не только на живых, но и на умерших соплеменников, соединяя воедино бытие и небытие, потусторонний и небесный миры, людей и природу… Поэтому-то Мать-Земля и Небо-Отец и воплотились в погребальном обряде, в курганах. Они предназначались здесь для снятия противоречий между жизнью и смертью.

Такие памятники получили широкое распространение. Мы уже рассмотрели дольмены Кавказа (рис. 7). Фигуры с подобной символикой известны во Франции и в Англии; там их определяют как «яйцевидные кромлехи типа Б», но они больше напоминают матрешек. Похожие сооружения имеются в центре Стоунхенджа II и III. Человекоподобные фигуры из огромных камней есть на островах Мальта и Сардиния. В первом случае это три уменьшающихся, соединенных проходами окружности, передающих женскую фигуру, во втором — контуры головы и плеч. Исследователи относят эти памятники к III–II тысячелетиям до нашей эры и называют «Мальтийской богиней» и «Гробницей гиганта»… Недавно английские архитекторы решили создать на их основе уникальный мемориал Праматери сущего: полость в виде женской фигуры внутри большого холма.

В Восточной Европе человекоподобные курганы и святилища просуществовали до скифского и даже средневекового времени.

Так, под насыпью кургана у села Водославка Новотроицкого района Херсонской области был обнаружен обычный для скифов «солнечный» ров с проходами на запад и на восток. У проходов найдены остатки тризны в виде разбитых амфор и лошадиных черепов, а также обломок каменного изваяния. Необычным оказалось оформление площадки внутри рва. Подобно площадке под курганом у села Атманай, ее обкопали и промазали илом, но здесь ей придали форму не символа Овна, а женской фигуры. Признак пола наиболее выражен имитацией беременности: полусферическим возвышением над катакомбной могилой. Примечательно, что в чрево женского божества воткнули топор: возрождение мыслилось воинственными скифами как прорыв из потустороннего мира. Это уже не соответствовало миролюбивым представлениям первобытнообщинной эпохи: шло формирование раннеклассового рабовладельческого государства…

Крестообразность фигуры под курганом у Водославки напоминает конфигурацию древнеславянского святилища X века у поселения Шумска на Житомирщине (рис. 3). Академик Б. А. Рыбаков образно назвал его «Великаншей» и, помимо вполне очевидных рук, ног, головы, указал углубленный рот и жертвенник — сердце… Святилище представляло собой полуземлянку, деревянные конструкции которой были затем сожжены. Оно очень напоминает описанные Юлием Цезарем жертвенники галлов: «огромные фигуры, члены которых, сплетенные из прутьев, они наполняют живыми людьми и зажигают». Однако мелкие обломки костей в кострище внутри «Великанши» остались неопределенными; здесь же обнаружены обломки посуды, ножи, грузильца от веретен.

Итак, рукотворная Земля-Мать (Родина) просуществовала в Восточной Европе с III тысячелетия до нашей эры до конца I тысячелетия нашей эры, до крещения Руси. Этому образу сопутствовал Небо-Отец. В глубокой древности такая мифологическая пара именовалась Притхиви-матар и Дьяус-питар. Эти божества представлялись настолько взаимосвязанными (как и в IV слое Высокой Могилы, в Атманайском и Водославском курганах), что объединялись часто в Дьяус-Притхиви. Известно было и двуполое божество Дьява (представленное, вероятно, в курганах у сел Усатово и Желтый Яр на Одессщине). Подобные мифологические образы сохранялись в славянском Поднепровье вплоть до утверждения христианства и носили имена Дива и Дивии (Живии — «жизни»).

Рассматривая в предыдущих разделах курган-яйцо у селения Цнори с заключенной в нем птицеобразной конструкцией, погребальные кострища из Высокой Могилы и кургана у села Белозерка, захоронения в глазницах Овна под курганом у села Атманай, мы сталкивались с представлениями о вознесении умерших на небеса.

Известно немало памятников, в которых такие представления выражены вполне очевидно. Курганы в этих случаях являют собой символы небесных светил. С ними мы тоже немного знакомы: лунообразная конструкция в кургане у селения Кишпек, тот же Овен из Атманайского кургана и, конечно же, первый Велико-Александровский кромлех!

…Мы постарались как можно тщательнее исследовать оба кромлеха. Пришлось, естественно, отказаться от бульдозеров и перейти к носилкам. Стало так трудно, что временами нам даже казалось: никакие сокровища мира не сравнятся с вложенным в эти раскопки трудом!

Сокровищ и не случилось. Но среди камней древнейшего из кромлехов нашли две плиты с символами зодиакальных созвездий. (О них было сказано выше: красный бык — Телец, шествующий за парой собак, изгоняющих черного вепря…) Когда я понял уникальность находки, то попытался сохранить ее для всеобщего обозрения.

Проект был дешев и прост: утрамбовать землю вокруг расчищенных плит, оградить их невысоким бордюром и прикрыть беседкой-навесом. Увы! Все наши попытки растолковать местному начальству значение памятника, его родство со знаменитым Стоунхенджем и прочее разбились о приказ «убрать этот мусор с больничного двора». Что и было исполнено в наше отсутствие.

Плиты мы все же спасли. Их приютил Переяслав-Хмельницкий государственный культурно-исторический музей-заповедник.

А вспомнил я здесь этот случай затем, чтобы еще раз высветить пропасть, которая пролегла между прошлым и настоящим. Понимание величия пращуров, бесценности их памятников требует от нас больших напряжений ума и души…

Символика созвездия Тельца, изображенного на I кромлехе Велико-Александровского кургана, обрела затем новые формы.

В следующем кромлехе она отразилась в останках жертвенного животного, сложенных в области сердца человекоподобной конструкции. Бычьи кости, также связанные с человекоподобными кромлехами вокруг гробниц кеми-обинской культуры, обнаружены в курганах № 13 и № 41 возле Каменной Могилы и села Софиевка, недалеко от Каховки. А у Новоалексеевки Скадовского района Херсонской области, на берегу Черного моря, был раскопан яйцевидный кромлех, сплошь выложенный из бычьих костей. 30 черепов перемежались костями ног, символизируя, таким образом, шествие суток в месяце. При этом чередование «голова — ноги» особенно выражено в узком юго-восточном секторе сооружения, обращенном к зимнему Солнцу.

В это же время, на рубеже IV–III тысячелетий до нашей эры в курганах появились каменные изваяния бычьих голов. Позже их стали изображать на металлических и костяных амулетах — булавках, оформлявшихся чаще всего в виде двухколесных повозок. Затем, в начале II тысячелетия до нашей эры, распространился обычай класть в могилы богато украшенные полусферические чаши с роговидной ручкой. На таких чашах, по убедительному заключению Н. А. Чмыхова, изображался календарь с господствующим весенним Тельцом, сами же чаши символизировали небосвод с царящим на нем космическим порядком.

Быки и коровы приносились в жертву на всем протяжении строительства «степных пирамид». Их останки нередко помещали в могилы. А население старосельского типа, к которому принадлежал и «космический странник» из Высокой Могилы, оформляло ямы в виде растянутой шкуры быка. Это, очевидно, тоже символизировало Тельца, один из выразительнейших образов которого представлен досыпкой Высокой, которая непосредственно предшествовала «страннику».

Шестая досыпка первичной насыпи Высокой Могилы состояла из нескольких прослоек различных грунтов. Их общий план представлял собой широкий овал, в который вписан круг с дугой рогов, обращенных на северо- и юго-восток — в сторону восходов летнего и зимнего Солнца. Эта похожая на бычью голову конструкция относится к широко распространившимся в древности и доныне бытующим знакам Тельца (рис. 9).

Полукружие из желтого лесса, помещенное между сооруженными из чернозема рогами, означало, наверное, растущую Луну. Взгляд Тельца обращен был на запад, фиксируя направления закатов весеннего и осеннего Солнца. Глаза обозначали две воронки со следами огня и затеков, причем в левой глазнице стоял обломок человекоподобной (?) стелы. 11 комков охры, помещенные во рту, между глазами-воронками, означали, вероятно, созвездия зодиака, где главным, 12, был сам Телец…

К сказанному о шестой досыпке Высокой Могилы остается добавить, что сооружена она была над обычным взрослым захоронением ямной культуры, в сравнительно небольшой яме и без единой вещицы. Погребенный, однако, был помещен в левой части досыпки, у сердца Тельца, что указывает на отождествление созвездия и человека.

Главным созвездием зодиака в древнем мире считалось то, которое выше других поднималось на ночном небе в период осеннего равноденствия, а в период весеннего равноденствия перемещалось по дневному небосводу вместе с Солнцем. Эти его кульминации как бы делили календарный цикл на благоприятное (весенне-летнее) и неблагоприятное полугодия, с весенней кульминации обычно начинали новый год. С 4440 по 1720 год до нашей эры зодиак возглавлялся Тельцом, затем его сменил Овен, а нынешняя Рыба воцарилась с 20 года нашей эры.

Выдвижение Овна началось задолго до 1720 года до нашей эры. Поскольку именно связанный с ним апрель («кинуну» — «огни», как называли его хурриты, соплеменники «космического странника» из Высокой Могилы) означал в Северном Причерноморье подлинное начало благоприятного полугодия — с его теплом, высоким травостоем, достатком. Выдвижение выдвижением, но даже после перемещения нового года в созвездие Овна Телец еще долго почитался главным в «зверином круге». Еще бы, разве может бык уступить место барану?! Тем не менее попытки низвержения Тельца, замещения его Овном случались, и наиболее интересная из них отразилась в Велико-Александровском кургане.

После человекоподобного кромлеха вокруг кеми-обинского погребения 7 последовал ряд досыпок над погребениями ямной культуры. Первая и вторая из них имели очертания бычьих голов, направленных мордой на юг. Затем последовало две досыпки, исказивших довольно четкие фигуры предыдущих. А пятая-восьмая досыпки обрели очертания бараньих голов, ориентированных мордой на восток. Они были сооружены над погребениями старосельского типа и формирующейся на его основе катакомбной культуры XXII–XXI веков до нашей эры.

Наиболее выразительна восьмая досыпка, «рот», «лоб» и «глаза» которой были подчеркнуты четырьмя крестообразно размещенными ямами. Они имели вид воронок и могут рассматриваться как их разновидность. В яме-«рте» находился, как и положено, корм: два сосуда со следами жидкости или каши. Содержимое второй ямы отразило пережитки почитания Тельца: оно представляло собой обломки бычьего (а не бараньего!) черепа, залитого илом. Эти две ямы лежали на оси восток — запад и могли использоваться для наблюдений за восходом и закатом Солнца в дни равноденствий. Ямы-«глаза» оказались пусты, они могли использоваться для наблюдений за восходами Солнца в дни летнего и зимнего солнцестояний.

Конструкция с символикой Овна была обнаружена в кургане № 3 у села Атманай. Мы описали ее в предыдущем разделе, рассматривая сочетание образов Матери-Земли и Неба-Отца. Последнего символизировала площадка в виде головы барана — Овна, глазницы которого заняты были погребением и жертвоприношением людей. При строгой ориентации головы по оси север — юг левая глазница была смещена к северо-востоку, а правая (с жертвоприношением) к юго-западу, то есть к восходу летнего и к закату зимнего Солнца. Вероятно, именно с этим связаны различия обрядов.

Подобно культу Тельца, культ Овна отразился не только в курганных конструкциях. Его символизировали, по-видимому, также булавки с «овнообразными» головками (довольно реалистически передающими иногда именно бараньи рога); подобные изображения были распространены на керамике, очажных подставках, на амулетах. Нередки находки черепов и костей ног приносившихся в жертву баранов. Довольно часто кости жертвенных быков и баранов встречаются вместе.

Это видно на примере VII слоя Высокой Могилы (рис. 9) и в тех многочисленных случаях, когда трудно решить: лунный серп или рога представляет конструкция. Символика Луны тесно переплетена с символикой Тельца и Овна.

Союз Луны, Тельца и Овна сложился еще в VII тысячелетии до нашей эры и зафиксирован ближневосточными святилищами древнейших земледельцев и скотоводов. Центральное место в этих святилищах отводилось роженице и голове быка, реже — барана. По ряду признаков можно заключить, что роженицей представлялась Луна, а животными — зодиакальные созвездия. Пережитки традиции их сочетания прослеживаются на всей территории расселения индоевропейских народов и, в частности, в подкурганных кромлехах IV–III тысячелетий до нашей эры.

Основой столь тесного союза послужила древность лунного календаря, восходящего еще к ледниковой эпохе, и последовавшего за ним зодиакального календаря. В последнем центральное место занял сначала Телец, верхнее и нижнее положения которого относительно горизонта на протяжении нескольких тысячелетий совпадали с началами весны и осени. Но сказалась и образность мировосприятия древних людей: сходство рогов этих животных и молодой или старой Луны, цикличность ее «рождения» и «умирания», появление Тельца и Овна на ночном небосводе в благоприятное, сытое летне-осеннее полугодие и исчезновение их за горизонтом («в потустороннем мире») зимой и весной.

Помимо сочетаний образа Луны с созвездиями, в мифологии известны и ее самостоятельные воплощения. Один из таких памятников — каменная вымостка в виде «Луны-ладьи» под Кишпекским курганом — рассмотрен был выше. Обратимся к другим.

Весьма выразительна конструкция над единственным захоронением кургана № I–9 у села Усатово.

Могила была перекрыта черноземной яйцевидной насыпью, острый юго-западный конец которой обложили камнями. Выкладке придали серповидные очертания, а в северной ее части установили стелу с отверстиями, служившими, очевидно, для астрономических наблюдений. Каменный символ рождающейся Луны был повторен черноземной досыпкой к той же юго-западной половине первичной насыпи. Грунт для досыпки снят таким образом, что вокруг яйцевидного кургана образовалось правильное кольцо обнажившегося лесса, явив собой символ полной Луны. В пределах кольца произвели вторую досыпку, желтый лесс и красноватую глину для которой взяли из обширной серповидной выемки вдоль восточной половины кургана. Эта выемка имела противоположную каменной выкладке ориентацию и символизировала Луну умирающую.

Склоны кургана после этого обложили камнями. Основная ось кургана совпадала с осью яйцевидной насыпи и ее первой досыпки: в направлении их каменной выкладки сделали ворота в виде двух разделенных порожком стел. Ворота могли использоваться для наблюдений за Луной и Солнцем — на восходе в день летнего и на закате в день зимнего солнцестояния. Ось восток — запад, фиксирующая весеннее и осеннее равноденствия и проходящая через центр выемки — Луны, обозначена двумя вырезанными из камня головами крупных рогатых животных. Конфигурации их различны и символизируют, вероятно, некие астральные божества, воплощавшиеся в корову и быка (рис. 9).

Не исключено также противопоставление конструкций и изваяний как женского и мужского начал, Луны и Тельца. К такому предположению приводит отмеченная В. Г. Петренко близость западного, стреловидного изваяния (бычьей?) головы из кургана № I–9 и оформления головы женского космического божества, изображенного на стеле из кургана № I–3 у села Усатово (рис. 13).

Названные курганы относятся к усатовскому позднейшему типу изначально земледельческой культуры Триполья, который сложился вследствие тесного общения со скотоводами Причерноморских степей. Этому типу близка кеми-обинская культура. С относящимися к ней погребениями из Велико-Александровского кургана и Высокой Могилы мы уже познакомились. Было отмечено, что гробница 3 из Высокой была украшена лунно-солнечным календарем, элементы которого обнаружились и в более сложной росписи гробницы 4. Досыпка над последней была наделена символикой растущей Луны.

Эта досыпка состояла из пяти прослоек чернозема, желтого лесса, их смесей или же переходных между ними грунтов. Подобно прослойкам кургана № I–9 они передавали фазы Луны. Первая, серповидная конструкция, состояла из желтого лесса и, располагаясь восточнее гробницы, была обращена к ней концами. Три последующие прослойки дополняли ее до круга — полной Луны, а последняя прослойка располагалась вдоль восточной полы и снова имела серповидные очертания… Следующий слой мы уже рассмотрели (рис. 9). Он был сооружен над захоронением ямной культуры и, по-видимому, совсем не случайно символизировал именно Тельца, как бы покрывающего предыдущую досыпку — Луну.

А VIII слой Высокой Могилы, последовавший за Луной и Тельцом, символизировал Солнце — владыку Вселенной. Это была досыпка над «космическим странником» — погребением 8 (рис. 28).

Символы Солнца появляются в курганах вместе с кромлехами, но древнейшие из них нельзя трактовать однозначно. Кромлех явственней связан все же не с дневным светилом, а с окружностью горизонта, со Вселенной.

Один из первых достаточно выразительных символов Солнца — кольцо камней вокруг воронковидной могилы в центре первого Велико-Александровского кромлеха. Коль скоро кромлех с изображением зодиакальной сцены на нем — Вселенная, то круг внутри его — не иначе как Солнце. Примечательно, что в этом-то круге (то есть «на Солнце») и поместили покойника. Комплекс VIII слоя Высокой Могилы стал преемником и продолжателем этой традиции (рис. 12, 28).

Выше мы останавливались на родословной «космического странника» под VIII слоем Высокой Могилы: он связан с закавказской алазано-беденской культурой, сформировавшейся на основе куро-араксской. Говорили также о том, что центральное погребение Велико-Александровского кургана — периферийный тип этой культуры. Таким образом, досыпка и кромлех расположенных неподалеку друг от друга курганов не просто близки по смысловому значению, но, оставленные родственным населением, отражают две стадии развития единого образа Солнца: сначала подчиненного Вселенной, а затем в ней воцарившегося. Памятники сооружены представителями двух волн выходцев из Закавказья, разделенных не менее чем тремя поколениями. В Нижнем Поднепровье следы этих волн запечатлелись в двух слоях поселения, основанного недалеко от указанных курганов — над переправой у современного села Михайловка Нововоронцовского района Херсонской области. Нижний слой поселения, соответствующий по времени и культурной принадлежности I кромлеху Велико-Александровского кургана, представлен землянками. В верхнем же слое, оставленном несколько позже VIII слоя Высокой Могилы, — землянки сосуществовали с каменными строениями, крепостными рвами и стенами. Это одна из древнейших крепостей Восточной Европы. Наряду с местной керамикой здесь найдена и типично кавказская, откуда происходят также металлические изделия.

Сооруженный из чернозема и желтого лесса VIII слой Высокой Могилы имел вид креста, вписанного в широкий овал (рис. 28). Это разновидность символики Солнца, владычествующего над четырьмя сторонами мироздания и временами года. Досыпка была сооружена над погребением 8 с повозкой. На плоской круглой вершине находился вымощенный камнями жертвенник с обломками костей и горшков, следами костров. От «солнца», как показали аэрофотоснимки, разбегалось 12 лучеобразных дорог. Они ориентированы на ярчайшие звезды зодиака; установлена связь каждой из дорог с определенной календарной датой…

Пример VI–VIII слоев Высокой Могилы показывает переход от лунного к солнечному зодиаку. Это было вызвано вытеснением лунного и утверждением солнечного календаря. Такая смена во второй половине III тысячелетия до нашей эры носила, по-видимому, общеевропейский характер. Во всяком случае она отмечается также исследователями английского Стоунхенджа.

Изменение календарных систем в конечном счете было вызвано усилением значения Солнца и в хозяйстве, и в мироощущении первобытных племен: настал период некоторого похолодания и увлажнения, заметного уменьшения солнечных дней в году. Начались далекие миграции различных племен, а при подвижном образе жизни календарные наблюдения за Солнцем много проще, нежели за Луной.

Вполне закономерно, что символика Солнца и солнечно-зодиакальный календарь впервые проявились у древнейших кочевников. Указателем подвижности носителей алазано-беденской культуры и родственного ему старосельского типа являются повозки, которые позднее стали известны и другим племенам. Показательно, что, отправив посланника в повозке на небо, устроители погребения 8 надолго покинули окрестности Высокой Могилы. Археологически установлено, что они возглавили союз разноэтнических племен и двинулись с ним к границам Шумеро-Аккадского царства…

В таких вот исторических условиях и расцвели представления о «космических странниках».

Образ Космоса, небесного миропорядка, мог воплощаться в любом из вышерассмотренных символов: в Солнце, Луне, Тельце или в Овне. Но очевиден он лишь в их сочетаниях. Такие сочетания проступают в I Велико-Александровском кромлехе (Вселенная, Зодиак и Солнце), в VII слое Высокой Могилы и в кургане № 1–9 у села Усатово (Телец и Луна, Луна и Телец), в VIII слое Высокой Могилы (Солнце, Зодиак и Вселенная).

В середине II тысячелетия до нашей эры распространились 8-образные курганы с более или менее удаленными друг от друга вершинами, с короткими или же длинными перемычками. В двух случаях удалось проследить, что они символизируют единение дневного и ночного светил.

Последний, XI слой Высокой Могилы соединил ее с соседним курганом № 4. Протяженность всего комплекса достигла 200 метров, из которых 80 пришлось на перемычку (рис. 11). Сооружение верхней досыпки было связано с частичным трупосожжением на вершине Могилы. Погребение перекрыли пятном лесса, которым обсыпали и склоны кургана; между пятном и обсыпкой осталась черноземная полоса предшествующего слоя. Посредине лессовой желтой обсыпки выложили кольцо из белых известняковых камней. Образовавшаяся система из пяти концентрических кругов (лесс, известняк, лесс, чернозем, лесс) с кострищем в центре символизирует Солнце, господствующее над неблагоприятным полугодием.

Грунт для досыпки брали из двух пологих рвов, протянувшихся к кургану № 4, на юго-восток — к восходу зимнего солнца. Невысокий вал между параллельными рвами представлял собой продолжение последней досыпки Могилы. У кургана № 4 вал расширялся, образуя серповидную подсыпку к северо-западной поле. Между рогами подсыпки-Луны оказался вымощенный камнями жертвенник на вершине кургана и захоронение в каменном ящике, перекрытое стелой. Стела оформлена в виде мужского органа воспроизводства жизни.

Захоронения на вершинах Высокой Могилы и кургана № 4 относятся к середине II тысячелетия до нашей эры. Однако в них присутствуют пережитки обрядов, отправлявшихся здесь на протяжении целого тысячелетия! Это свидетельствует о существовании местной традиции, пережившей смену культур и племен.

Заслуживает внимания символика перемычки между курганами. Под валом видны следы многих костров с мелкими обломками костей и керамики. Вал был заключен в коридор из двух каменных стен и рвов… Не напоминает ли это колею Млечного Пути?

Предположение подкрепляется материалами кургана № 6 у села Большая Белозерка Запорожской области (рис. 11).

Извилистая 185-метровая насыпь напоминала змею. Ее голова, обращенная на северо-восток, имеет крестообразные очертания — известный знак Солнца. Изогнутый полукругом хвост — очевидно, Луна. Два параллельных рва, подчеркивающих туловище, не имели конструктивного смысла, поскольку скрывались под насыпью. Они действительно напоминали Млечный Путь, связавший дневное и ночное светила. Вдоль этого «пути» располагалось 4 погребения — символизировавших, вероятно, времена «года».

Надмогильные курганы в виде небесных светил имеют вполне определенный смысл: отправку покойников на небеса. Но с какой целью?

«Для присоединения к благоприятному полугодию», — можно сказать в тех случаях, когда над могилой сооружен знак Тельца или Овна.

«Для получения вечного источника животворящего тепла», — это когда курган имитирует Солнце.

«Для приобретения возможности воскрешения», — можно предположить о конструкциях в виде Луны да еще с обозначением фаз: растет Луна и возрождается вместе с нею покойник.

Такие ответы верны лишь отчасти. Нельзя забывать об эпохе, к которой относятся памятники. Человек еще не выделился из первобытной общины, но сама община выделяла нужных индивидов. Вожди выбирались и становились не владыками, а служителями племен и родов. Общественные связи были настолько естественны и потому всеобъемлющи, что объединяли даже живых и почивших… В этих условиях не могли существовать личные блага ни в этом, ни в потустороннем мире. Они появились со времен скифского раннеклассового общества, мы же рассматриваем памятники предшествующей, первобытнообщинной эпохи.

Нельзя утверждать, что под доскифскими курганами со сложной символикой и могилах с разнообразными вещами покоятся только вожди. Вещей больше всего в детских могилах, над ними же встречаются и весьма трудоемкие сооружения. Последняя, самая объемная досыпка Велико-Александровского кургана, например, возведена над младенцем, и найденные при нем серебряные кольца — наиболее дорогие изделия не только здесь, но и в окрестных курганах… В общем, нет данных для однозначных выводов о знатных и незнатных покойниках, о стремлении соплеменников кого-то из них возвеличить и обеспечить именно ему воскрешение, тепло и вечное лето. Так кого же и зачем отправляли на небо?

Погружаясь в недра «степных пирамид», мы видели не только почивших, мы наталкивались там на останки принесенных в жертву людей и на изваянные из камня антропоморфные стелы. Их следует рассматривать вместе, в связи: покойников, жертвы и стелы. Только тогда истоки культуры откроются нам в истинном свете, и мы не отшатнемся в ужасе от жестоких пращуров, а поразимся их мужеству в борьбе за бессмертие рода людского.

Это было время титанов, и от него остались не только колоссальные сооружения, но и космическое восприятие жизни и смерти. Не поняв этих масштабов, не следует вступать в святилища первобытной эпохи… Но мы уже подготовлены знакомством с конструкциями и смыслом курганов, с местом человека в их сложной символике. И потому отваживаемся приблизиться к святая святых: к могилам наших титанических предков.

Средства перемещения «космических странников» сосредоточены в основном возле захоронений. Это и лунная ладья Кишпекского кургана, и повозка на перекрытии погребения 8 под VIII слоем Высокой Могилы, и птица с могилой во чреве из кургана у селения Цнори… Покойники «могли перемещаться» и вместе с могилой: в ямах-челнах, в катакомбах-кибитках, в изукрашенных календарями гробницах и в пламени погребальных костров.

При рассмотрении Цнорского кургана и других яйцевидных конструкций вспоминается отрывок из древнетибетской рукописи, который мы привели во вступлении. Да, встретились нам и «скорлупа», и «белок», и магический «центр» с предназначенным для воскрешения человеком, но где же хотя бы единственная внеземная вещица? Увы!.. Остается полагать, что в древних преданиях говорится не об инопланетных кораблях, а об обрядах и памятниках, подобных рассмотренным нами.

На примере кеми-обинских гробниц 3 и 4 из Высокой Могилы видно, что странствия покойников носили космический характер и вызывались связью с календарным циклом. Погребаемый присоединялся или же направлялся к благоприятному времени года — в этом основной смысл обрядов. Ясно, что такая цель была значима для всей общины, а не только для погребаемого, который рассматривался, таким образом, как представитель общины, как посланник за благом для своих соотечественников.

В обряде старосельского погребения 8 идея календарных космических странствий обрела величайшее воплощение. Мало того, что могила была перекрыта повозкой, что солнцеобразная досыпка с направленными на зодиакальные звезды лучами-дорогами символизировала Космос и могла служить обсерваторией календарного назначения, — мудрецам удалось направить повозку по звездным путям. Для этого семь колес у головы погребенного расположили так, что они повторили направления семи визиров — дорог вокруг кургана. И, конечно же, ориентиры были связаны с месяцами благоприятного весенне-летнего полугодия.

Обряд «космического странника» из Высокой Могилы вызвал немало подражаний. В других случаях повозки при погребениях могли устанавливаться и независимо. Нередко они имели вполне бытовой вид, и невозможно решить, для земных или небесных странствий были предназначены. Однако последнее назначение не забывалось. На это указывает распространение так называемых «молоточковидных булавок» — амулетов в виде двух, реже четырех- и даже многоколесных повозок, сочетавшихся обычно с пронизками из собачьих клыков и фаланг (рис. 25). Собака считалась проводником потустороннего мира.

В Каменной Могиле и на нескольких горшках из подкурганных захоронений известны схематические рисунки повозок (рис. 28). Они изображались в виде сочетаний крестообразно перечеркнутых кружков. Кресты здесь не столько спицы, которых вовсе не было в древнейших колесах, сколько знак приобщения к Солнцу. Точно такой же вид имела досыпка Высокой Могилы над «космическим странником», а также иероглифы из древнекитайских рукописей, повествующих о «сыновьях неба»!

Сведения о них приведены во вступлении к книге. Здесь настало время сказать, что древние изображения «летающих тарелок» имеют совершенно земные прототипы. В древнем мифотворчестве, в частности, в причерноморских курганах III–II тысячелетий до нашей эры, можно найти и «самодвижущиеся» повозки, и календарную магию чисел, и даже — стоит вспомнить содержимое воронки в IV слое Высокой Могилы — отчлененные головы, «излучающие дым и тепло».

Правда, в священных текстах подобные данные очень расцвечены, но это можно отнести на счет литературных приемов.

Энергия перемещения «космических странников» связывается в преданиях с огнем, с некой космической силой, с человеческими жертвоприношениями, до которых так охочи огнедышащий Змей Горыныч, выносящие героев на белый свет потусторонние птицы или летающая в ступе Баба Яга. Все это уже знакомо: и погребальные костры, и нанесенные охрой на стены гробниц календари, и останки жертв при кромлехах. Но следует углубиться в логику первобытных обрядов.

Понятен смысл костров в погребальном обряде: согреть, отграничить, вознести погребаемого. Вполне закономерно, что, принося покойнику сопутствующий жизни огонь, соплеменники так или иначе должны были перейти к обряду кремации. Один из таких переходов отразился в кургане № 2 у села Большая Белозерка.

VI слой кургана перекрыл погребенного в обычной для бронзового века скорченной позе. Необычным, но впоследствии распространившимся весьма широко, было положение кистей согнутых рук у головы: знак обращения к небу. Связь погребенного с Солнцем и огнем подчеркивали следы костров на вершине и склонах досыпки. При возведении VIII слоя строители повторили крестообразность ее очертаний, а также костер, в котором на этот раз сожгли покойника. X слой кургана также имел крестообразные очертания, но за ними в данном случае просматривается силуэт птицы. На ее спине проведена кремация и последующее захоронение.

Еще один «космический странник», вознесенный на небеса в дыму и пламени некой мифической птицей!

«Странников» наделяли приспособлениями для наблюдения за небосводом и течением года. Обычно это были ориентировки курганов, могил и самих погребаемых, чаще всего на северо-восток, в сторону восходов летнего Солнца. Если же мы сталкиваемся с иным направлением, то можно не сомневаться, что покойнику предначертан был сложный маршрут к вечному лету. Так, погребенный в Высокой Могиле под досыпкой-Луной ориентирован головой на север. Но, разобравшись в символике росписи его гробницы, мы обнаружили обозначение выхода в центре восточной стены, на плите со знаком лета. Очевидно, что покойник «должен был развернуться» в могиле. Замечено, что с этой целью в погребальном обряде учитывались изменения, которые происходили после засыпки могилы: перемещение костей разлагающегося трупа, образование воронок над могилами вследствие обвала подгнивших перекрытий и прочее…

Календари наносились не только на стены гробницы, но также на посуду, украшения и амулеты… Особенно поражает невзрачное на первый взгляд пряслице (грузильце веретена) из поселения II тысячелетия до нашей эры у села Таценки на Киевщине. По заключению Н. А. Чмыхова, вокруг центрального отверстия был изображен правый глаз — один из символов Солнца, а на уплощенных концах 7 лучей-рогов пряслица — схемы зодиакальных созвездий весенне-летнего полугодия.

Вещи с календарной орнаментацией распространялись в подкурганных захоронениях по мере того, как угасал обычай сооружения досыпки над каждой могилой. Установлено, что календарные чаши поздней катакомбной культуры могли служить астрономическими приборами, чем-то вроде современных секстантов. Такие чаши ставились обычно около плеч погребенных, причем нередко вверх дном, и уподоблялись не только Вселенной, но и голове человека. Известны сосуды из смеси глины, золы, истолченных раковин и человеческих черепов. Сосуд становился, таким образом, вместилищем потустороннего разума, постигающего сущность мироздания. Возможно, что именно манипуляции с календарными сосудами привели к ритуалу отчленения головы погребаемого. Череп освобождался от подверженных разложению тканей и покрывался «вечной» маской из глины, охры и других веществ; затем обновленная голова прикладывалась к шее покойника…

Такой ритуал представляется ныне ужасным. Однако во вскрытом нами контексте он свидетельствует отнюдь не об изуверствах, а о сверхчеловеческих усилиях первобытных мудрецов постичь тайну жизни и смерти, приобщиться к вечной Вселенной. Усилия эти, как поймем мы в конце книги, увенчались успехами, и не только в плане духовном… Пока же ограничимся догадкой, что из подобных ритуалов и вырос обычай человеческих жертвоприношений.

Рассмотрим исследованный А. В. Субботиным памятник, где смысл человеческих жертвоприношений выступает вполне очевидно и непосредственно связан с идеей «космических странствий».

Кургану у села Скворцовка Каховского района Херсонской области предшествовало сооружение яйцевидной насыпи, перекрывавшей человекоподобную яму. Три погребения совершены вне насыпи и расположены на одной оси. Крайнее юго-западное положение занимало человеческое жертвоприношение; центральное — скорченное захоронение с тремя сосудами, ножом и частью туши овцы; крайнее северо-восточное, уже по другую сторону насыпи — остатки кремации взрослого человека с календарным сосудом при них. Захоронения были перекрыты курганом в виде гигантской стопы, направленной вдоль оси погребений, в сторону восходящего летнего Солнца (рис. 19).

Обрядовый комплекс трактуется следующим образом. Некое изначально заключенное в первозданном яйце божество рождается и проходит подземный, земной и небесный миры. Они представлены тремя погребениями: земной — центральным, обычным; небесный — трупосожжением; подземный — жертвоприношением. На этом пути божество вырастает в размерах и, оставив на земле отпечаток гигантской ступни (курган), возносится (в погребальном костре третьего захоронения) к летнему Солнцу.

Еще один уникальный «космический странник», сопровождаемый небывало одухотворенным, энергичным обрядом.

Воистину пред нами — след, но только не пришельца, а воспарившего в огне костра Пракосмонавта.

Памятники пракосмонавтам — так образно можно назвать антропоморфные стелы, древнейшие монументальные изваяния человека не только в Причерноморских степях, но и вообще в Европе. Загадка происхождения этих стел долго не давала покоя ученым. Определялись разновидности и время создания, культурная принадлежность и варианты местоположения в курганах, выдвигались предположения о связях с патриархами и божествами… Но не прослеженной оставалась цепочка: покойник — жертвоприношение — стела. Раскопки Высокой Могилы и близлежащих курганов восполнили этот пробел.

Прообразы человекоподобных стел появились в оформлении жертвенников трипольской культуры, а затем и в древнейших курганах. Так, плиты первого Велико-Александровского кромлеха были заужены и скруглены наверху, напоминая безглавое божество из «Северного грота» Каменной Могилы; второй же кромлех имел очертания распространившихся немного позже изваяний, характерной чертой которых стало обозначение головы.

Прямая родословная антропоморфных стел второго типа прослеживается с человеческой головы на дне воронки при кеми-обинской гробнице 3 из Высокой Могилы. Подобные воронки — глазницы досыпки Тельца — были прослежены и в VII слое, сооруженном носителями ямной культуры. Здесь тоже были следы возлияний, костра, но вместо человеческих останков находилось основание стелы, головная часть которой была отбита. Эта же деталь повторилась и в стелах из курганов № 5 и № 6… Отсюда следует, что ямники, перенимая у более развитых кемиобинцев элементы культуры, не решались какое-то время приносить в жертву людей, а заменяли их изваяниями.

Стелы устанавливались у могил. Затем их низвергали, ломали, сбивали им головы. «Жертвы» укладывались обычно поверх погребенных (рис. 17). Стел гораздо больше, чем подлинных жертвоприношений… Сколько жизней сохранено таким образом!

Наряду с этими, наспех изготовленными «двойниками» изредка встречаются подлинные шедевры первобытной скульптуры.

Все четыре стороны идола из кургана у села Керносовка Новомосковского района Днепропетровской области покрыты резными рисунками. Голова изваяния передает облик некоего звероподобного старца. Наряду с реалистически представленными бородатым лицом и лысиной, окаймленной волосами (см. рисунок на титульном листе), показаны острые звериные уши, а, кроме того, сзади изображен хвост. Возможно, перед нами мужской антипод женщины-быка со стелы кургана № 1–3 у села Усатово (рис. 13).

Ниже сложенных на груди рук божества изображена фигурка хвостатого человека, следующего на четвереньках за парой собак. Собаки, вероятно, преследуют черепаху, изображенную над поясом божества. Сцена напоминает зодиакальную композицию на первом Велико-Александровском кромлехе (рис. 12).

Рядом с предыдущим, но на левой стороне изваяния, видно второе хвостатое человекоподобное существо, оплодотворяющее женщину. Ниже изображено рогатое животное — бык или корова, а на передней стороне — пара коней.

Помимо скотоводческо-охотничьей тематики и сцен воспроизводства жизни, отчетливо выражены атрибуты власти. Под левой рукой божественного старца изображен лук, ниже правой — булава и кинжал, а у пояса — топор, мотыга и молот. Сзади ниже пояса представлены орудия металлургического производства.

К тематике земледелия можно отнести растительные узоры на тыльной стороне и боках изваяния. Весьма показательно «древо жизни», подчеркивающее хребет, ребра и таз идола. 12 «корней» в области таза — это, очевидно, месяцы года; 28 «ветвей» — знакомый нам усредненный лунный месяц (27+29)/2; на лопатках изображены знаки Луны и Солнца (см. рисунок на обложке).

Следует еще отметить расположенные под корнями древа ступни. В отличие от Скворцовского кургана-стопы они лишены особой символики и подчеркивают коленопреклонность идола.

В оформлении Керносовского идола сконцентрированы представления, которые отражены также на других стелах и гробницах из курганов III тысячелетия до нашей эры. Но здесь отсутствует известный мотив противоборства двух героев или божеств. Не этот ли мотив преломился в обычае сопровождения погребаемого человеческой жертвой? Не становился ли жертвой побежденный в ритуальном поединке? Такие поединки, как, впрочем, и человеческие жертвоприношения на могилах вождей, существовали и в языческом средневековье, были кульминацией поминальных тризн.

Космический мир или «небесный миропорядок» строителей «степных пирамид» запечатлен не только в убранстве могил и оформлении различных конструкций, в изображениях на гробницах и идолах, в украшении посуды и в амулетах, но и на сводах пещер. Их пока известно только две.

Древнейшую из этих пещер, «Грот быка» Каменной Могилы, мы уже не раз вспоминали. Настало время ее посетить.

На этот раз не пойдем в северную галерею с ее обрывистым тупиком, а пройдем по наиболее пологому южному склону.

Поднимаясь на вершину холма, похожего на высунувшуюся из-под земли и обращенную на север голову гигантского быка, мы непременно остановимся возле плит со знаками «солнечного божества, которое путешествует по лабиринтам мироздания». Так определил В. Н. Даниленко изображения десятков ступней среди множества хаотически нанесенных на камни лунок и черт… Тут же видны мастерски изображенные кони: некоторые из них влекут странные колесницы с двумя разновеликими «колесами» (рис. 28), похожими на пары рассмотренных выше воронок: для поднятия жертвы и опускания небесных даров.

Не отразились ли на этих плитах Каменной Могилы представления, которые прослежены нами в кургане Чауш? (рис. 26).

Предположение подтверждается, когда мы видим у входа в «Грот быка» сцену жертвоприношения человека и лошади (рис. 23). Их опрокинутые фигурки помещены у ног сидящего человекоподобного идола. Перед идолом — целая рощица «елочек». Вплоть до деталей напоминают они ту часть календарной росписи гробницы 3 из Высокой Могилы, где представлен период летнего солнцестояния… Так обнаруживается связь между такими, казалось бы, разными и удаленными друг от друга памятниками, как Каменная и Высокая Могилы, курган Чауш. Расположенные между Молочной, Днепром и Дунаем, они отражают прочность связей степных племен середины III тысячелетия до нашей эры.

Преодолев врожденный страх пред всяческими подземельями, ложимся на мокрые камни Могилы и протискиваемся в щель «Грота быка». Луч фонарика высвечивает темно-бурые стены, неровные, похожие на бугристую кожу. Песчаник лоснится от копоти горевших здесь некогда факелов, от прикосновений сотен побывавших здесь в разное время людей… Но вот электрический луч упирается в тупик, перед которым из песчаного пола выступает скала. Пещерка становится немного просторней, в ней уже можно сидеть. Мы так и делаем, освещаем над собой потолок и видим множество изображений. Большинство из них едва различимы под копотью и более поздними фигурками, образующими три композиции.

Наименее выразительная, но самая важная расположена в центре. Жрец с воздетыми к небу руками как бы парит над поверженным волком, олицетворением зла. «Пракосмонавтская» сущность жреца подчеркнута перьеобразным оформлением нижнего края одежд, клювообразной моделировкой лица, а также изображением птицеобразного знака у ног.

Пред колдуном расположен объект его заклинаний: два быка и две коровы. Они образуют неправильный крест, напоминающий птицу у ног колдуна. Такая композиция отвечает символу четырех сторон света и времен года, широко распространенному в первобытных культурах и дошедшему до нашего времени.

На месте третьей композиции зияет дыра. Кусок свода с главным персонажем «Грота быка» вывалился (вследствие землетрясения?) и перевезен теперь в Киев, в Институт археологии Академии наук Украины. Так что глядя на сохранившуюся часть композиции, надо вспоминать ее полное изображение (рис. 24).

Здесь тоже представлено четыре копытных животных — вероятно, быки и коровы различного возраста. Шествие возглавляет бык, раза в четыре превосходящий размерами другие фигуры. Возможно, он не случайно похож на слона: изобразивший его человек мог видеть слонов в Египте или же в Индии, а вероятнее всего, узнал о них от более сведущих людей. Во всяком случае хоботообразное оформление морды и уподобленные бивням рога вполне соответствуют деталям изображения быка на первом кромлехе Велико-Александровского кургана. Оба они приближаются к ближневосточным канонам.

Сопоставляя последнюю композицию с изображением колдуна, мы начинаем понимать общий смысл оформления свода «Грота быка». Победив земное зло (волка) и воспарив на высшее небо зодиакальных созвездий, жрец переводит годовой цикл из статичного (композиция II) в динамичное положение (композиция III). Святилище, таким образом, предназначалось для новогоднего ритуала: отсюда жрецы «выпускали» весеннего быка — Тельца, который увлекал за собой три других времени года. Ритуал носил экстазный (шаманский) характер: помимо копоти и охры, изображения хранят следы многочисленных ударов кинжалами, топорами или булавами. А на выступающей с пола скале выбито несколько лунок для каких-то небольших возлияний, оплодотворявших, вероятно, Мать-Землю.

Разгадав главную тайну «Грота быка», мы сумеем разобраться и в хитросплетениях рисунков, нанесенных позже, которые украшают карнизы и тупиковую стену пещеры. Здесь есть 7 треугольников — месяцев весенне-летнего полугодия. Есть знакомые нам по I кромлеху Велико-Александровского кургана собаки и вепри, а также две лошади; одна из них, словно с перебитым хребтом, — наверное, жертвенная. Есть и Х-образный знак, «решетки» и «елочки», будто перенесенные сюда из северной галереи Могилы, оканчивающейся под «Гротом быка». Мы уже знаем, что сочетание последних трех символов означает взаимосвязь Хаоса с Космосом. Здесь же изображено главное средство преобразования первого во второе: слоноподобный бык (бык с хоботом), впряженный в плуг.

Тайна разгадана! Мы выбираемся из «Грота» наружу… Снова видим сцену жертвоприношения лошади и человека (рис. 23). И вдруг понимаем — обязаны это понять! — что знание не равно пониманию, что между рассудком и чувствами лежит пропасть, не меньшая, чем между прошлым и будущим. Так разгадана ль тайна?

Молчит Могила, молчит долина Молочной. Даже солнце словно старается уйти от ответа на вечный вопрос — скрывается за грядой низких туч. Тихо-тихо, только жаворонок выводит свою песню…

Не станем засиживаться у «Грота быка». Мы взяли от него все, что смогли. Нужно отправиться за новыми знаниями и новыми впечатлениями, в надежде на то, что рост их количества породит новое качество, мы научимся если не чувствовать, то хотя бы понимать мировосприятие таинственных пращуров.

…Как-нибудь, возможно, окажемся мы в окрестностях села Стыла Старобешевского района Донецкой области. Здесь, у подножия скал между речками Сухая и Мокрая Волноваха, находится «Докучаевская пещера», промытая в известняковых породах некогда многоводной рекой. Руководствуясь сообщением А. И. Привалова, мы разыщем маленький лаз и опустимся в полость 4,5 × 3,2 × 1,4 метра, размеры которой примерно соответствуют «Гроту быка». Однако дальше заметен обвал.

Присмотревшись к своду, мы увидим под беловатым налетом 7 нанесенных красной охрой рисунков. Центр занят крестообразным знаком сторон света, времен года, потустороннего Солнца. От входа в пещеру до завала в противоположном конце, с юга на север, размещены изображения косули (?), плывущей птицы с поднятым крылом, черепахи (?), а также быка (?). «Потустороннее солнце» помещено между первой и второй парами изображений, которые символизировали, очевидно, времена года: зиму, весну, лето и осень… Восточней и западней «потустороннего солнца» изображены женская и мужская фигуры.

Кто они, эти божества странного подземно-небесного мира? Что скрывает перекрытая обвалом, уходящая в недра пещера?.. Нет пока ответа. Но ясно уже сходство «Докучаевской пещеры» с «Гротом быка». Оно выражается в обращении обоих святилищ к небесам, в почитании годового цикла, который олицетворяют 4 существа и которым правят человекоподобные боги или жрецы.

Покидая пещерные святилища строителей «степных пирамид», мы уносим с собой тревожное ощущение опрокинутости мироздания, совмещенности небесного и потустороннего (подземного) миров. Постараемся сохранить это ощущение до последних страниц нашей книги. Оно поможет понять, что путь в Космос способны преодолеть не только ракеты или НЛО («неопознанные летающие объекты» пришельцев), что были и есть иные врата…

К концу I части, надеюсь, цель «космических странствий» стала понятней: соплеменники отправляли посланцев за весной-летом, приобщая их при этом к ведающим календарем небесам. Для достижения такой цели древние мудрецы предельно напрягали свой интеллект: в постижении движения небесных светил и в снятии противоречий между летом и зимой, жизнью и смертью. Эта, и никакая иная энергия двигала прообразы космических кораблей: лодки, повозки, гробницы. Люди строили святилища и обсерватории, изображали календари и символы небесных светил, укладывали в тесных могилах покойников и жертвовали собой во имя соплеменников. Пракосмонавтами становились и живые, и мертвые. Последние — чаще. Мертвым доверялось продолжение деяний там, где живой не выдерживал: на устремленных в небо кострах, в леденящем покое сопричастности бесконечной и вечной Вселенной.

Святилища первобытного прошлого служили одним из инструментов общественных связей и способов снятия противоречий. В этом они были подобны последующим храмам и мемориалам. С той лишь существенной разницей, что роль святилищ многостороннее и выше. Они были центрами культов и сходок, советов и празднеств, ритуалов и знаний… словом, олицетворяли жизнеспособность общин. Понятно, что «космические странники» оказывались непременно связанными с такими вот «стартовыми площадками», будь то изображения Наски, кромлех Стоунхенджа или курганы Причерноморья…

На примерах «степных пирамид» мы увидели стремления первобытных людей постичь мироздание. Начало курганному обряду положило моделирование привычных для приречных охотников-собирателей, а затем скотоводов-земледельцев представлений о праострове, праяйце и т. п. Но по мере развития хозяйства, освоения степи и развития календарного дела мифологические образы все усложнялись, и курганная обрядность достигла моделирования небесных светил и даже космической сути Вселенной: вспомним Солнце — Млечный Путь — Луну верхней досыпки Высокой Могилы или кургана № 6 у Большой Белозерки (рис. 11).

И все же… все же к небу, не за пределы Земли направляли свои усилия пракосмонавты!

Но чтобы понять это, надо вновь окунуться в чистилище фактов, пройти еще круг…