До конца собрания O'Mapa молчал и ушел к себе, не дав никому возможности поздравить его с назначением на новую должность, чреватую отставкой, или выразить соболезнования по тому же поводу. Он знал, что особого изумления его дурные манеры не вызовут – все сочтут, что такое поведение вполне в его духе. Он ничем не выказал своей реакции на неожиданное повышение в должности и связанные с ним ограничения его пребывания в стенах госпиталя, однако на самом деле новость эта его просто потрясла. У него отнимали ту уверенность, которая сопутствовала ему на протяжении всей его профессиональной карьеры. Ему нужно было побыть одному и все как следует обдумать. Теперь, став Главным администратором госпиталя, он имел полное право отсутствовать на рабочем месте ровно столько, сколько сочтет нужным, пока не смирится с проблемой, которая носила для него как профессиональный, так и эмоциональный характер. Но вот как Главный психолог он не мог именно сейчас тратить время даже на такие глобальные раздумья.
У себя в комнате он задержался только для того, чтобы снять с формы знаки различия. Сделав это, он впервые в жизни понял, что, кроме пижамы, ему положительно нечего надеть – вся остальная его одежда так или иначе носила следы принадлежности к Корпусу Мониторов.
По дороге к своему кабинету он почти не обращал внимания на пеструю толпу медиков и сотрудников эксплуатационных служб госпиталя, направлявшихся на обед в столовую. Тяжеловесных тралтанов и худлариан, а также существ, разъезжавших в защитных вездеходах, и мельфиан, о чьи широко расставленные панцирные лапы можно было больно пораниться, O'Mapa обходил машинально – это давно вошло у него в привычку, а на мелких созданий вовсе не обращал внимания, поскольку эти обходили его сами. Даже представителям тех видов, которые утверждали, что положительно неспособны отличить одного землянина от другого, было знакомо это существо с седым волосяным покровом на голове, одетое в зеленую форму – Главный психолог. O'Mapa по пути ни с кем ни словом не перемолвился, а сотрудники знали, что с ним заговаривать не стоит, за исключением тех случаев, когда у кого-либо из них возникала неотложная проблема эмоционального толка.
Падре Лиорен и Ча Трат еще обедали. Стало быть, Брейтвейт в приемной был один.
– Буквально пару минут назад узнал о вашем назначении, – сказал лейтенант. Он стремительно поднялся, отошел от своего рабочего стола и улыбнулся, но руку пожимать шефу не стал, поскольку точно знал, что делать этого не следует. – Поздравляю, сэр.
O'Mapa нисколько не удивился. Сеть слухов в госпитале работала безукоризненно быстро, пусть не всегда безукоризненно точно. Он скривился.
– Не переживайте, лейтенант, – сказал он. – Я не допущу, чтобы это повышение по службе что-то изменило во мне. И «сэром» меня называть не стоит. Теперь я – человек сугубо гражданский, так что это ни к чему.
Брейтвейт, сверкнув глазами, заметил, что воротничок формы О'Мары лишен нашивок, а на плечах нет погон. Затем взгляд его вернулся к лицу шефа.
Продолжая улыбаться, Брейтвейт проговорил:
– Это я по привычке. Кроме того, с той же любезностью я привык обращаться к сотрудникам, не имеющим офицерских званий, если они того заслуживают. Ну, и как вам все это, сэр?
Голос Брейтвейта звучал и сочувствующе, и с любопытством. Видимо, О'Маре не удалось-таки сохранить по обыкновению бесстрастное выражение лица.
– Если моя стареющая и, без сомнения, ненадежная память еще не отказала окончательно, – язвительно проговорил он, – через двадцать пять минут ко мне должен явиться для получасовой беседы Креск-Сар. Воспользуйтесь этим временем, чтобы сходить в столовую и подзаправиться. Как только Старший врач уйдет, мне хотелось бы пригласить всех вас троих, дабы подробно обсудить с вами те чувства, которые вызывает у меня сложившееся положение дел, и то, как это скажется на вверенном мне отделении. А пока, лейтенант, садитесь и заканчивайте просмотр последних психологических файлов.
Как обычно, Гурронсевас приложил все старания к тому, чтобы обед стал самым прекрасным событием дня. Главный диетолог и в прошлом – знаменитый шеф-повар, знаток кулинарии всех времен и народов, в первые месяцы своей работы в госпитале он задал всем массу хлопот. Много раз он был близок к тому, чтобы его как следует оттрепали за огромное тралтанское ухо, и потому просто из кожи вон лез, чтобы всех ублажить всевозможными деликатесами и тем самым отблагодарить за то, что такая судьба его миновала. Короче говоря, обед был тем самым временем, в течение которого можно было предаться самым неприятным мыслям в надежде, что они растворятся в еде.
Время от времени О'Мара, естественно, думал и о своем возрасте, и о пугающей неизбежности того, что в один прекрасный день ему придется уволиться из Главного Госпиталя Сектора – то есть уйти из того мира, который он помогал строить, и той единственной жизни, какая была ему ведома с юности. Тогда, когда ему едва исполнилось двадцать лет, он был физически невероятно крепок, и в течение всех последующих лет результаты всех проверок и медосмотров у него были оптимальными. А теперь старик Торннастор, который, по идее, был его ровесником, если забыть о том, что тралтаны живут больше людей, и молодой Конвей то и дело советовал ему не принимать то или иное близко к сердцу, не нагружать себя столь немилосердно работой... Гурронсевас случайно проговорился о том, что ему пришлось изменить рецептуру нескольких соусов для того, чтобы скрыть вкус поддерживающего лекарства, которое подмешивали теперь во все блюда, которые О'Мара съедал в течение дня. О'Мара складывал чистые, почти вылизанные тарелки, на поднос, когда на его рабочем столе загудел интерком.
– Да? – отозвался О'Мара.
– Пришел старший врач Креск-Сар, сэр, – произнесла Ча Трат глубоким соммарадванским контральто. – Вы готовы принять его?
– Да, – ответил О'Мара.
Креск-Сар открыл дверь и быстро протопал в кабинет. Он был похож на гиперактивного плюшевого медвежонка. Роста в нем было не более метра, крошечных глазок почти не было видно за густой косматой шерстью, у носа, губ и возле ушей тронутой сединой. Впрочем, поседела у него шерсть и на туловище, но виднелась лишь частично – она торчала растрепанными пучками между лямками комбинезона.
«Старость никого не красит», – печально подумал О'Мара. Нидианин, руководитель обучения практикантов, был самым частым посетителем его кабинета – правда, на счастье, излагал психологу только проблемы своих учеников.
О'Мара вывел на дисплей результаты последнего психологического обследования практикантов и указал Креск-Сару на сиденье, предназначенное по конструкции для мельфианина, но полчаса на нем мог просидеть и нидианин. А не высидел бы – ну что ж, тогда Креск-Сар нашел бы повод сократить беседу.
– Ваша новая группа практикантов довольно средненькая, – сообщил О'Мара, отведя взгляд от дисплея. – Стандартная частота неврозов, вызванных волнением накануне экзаменов, раздумьями о своей профессиональной неадекватности на фоне терапии первого пациента, ну и, конечно, убежденностью ваших подопечных в том, что им никогда в жизни не научиться проникнуть в тонкости мыслительных процессов будущих коллег. В этом они, безусловно, правы, однако это не должно препятствовать вам и всем остальным Старшим врачам продолжать делать свое дело. Да... но среди практикантов есть один тралтан, который жалуется на сны, наполненные, представьте себе, страхами – более или менее контролируемыми, надо признать, – а страхи эти заключаются в боязни быть совращенным в сексуальном плане одним и более из его коллег – представителей других видов. Забавно, как это шестиногий и снабженный щупальцами слон может опасаться посягательств на свою невинность со стороны кучки кельгиан, мельфиан, нидиан и одной женщины-землянки, которые все, вместе взятые, составят четверть массы его тела?
Креск-Сар издал короткий лающий звук, который транслятор оставил без перевода – это был нидианский эквивалент смеха.
– Как нам хорошо известно, сэр, большая мышечная масса не является отражением эмоциональной чувствительности.
О'Мара эту истину отлично знал, однако именно эту чувствительность он в течение многих лет старательно скрывал. Раздраженный тем, что замечание Креск-Сара разбередило старую рану, он резко проговорил:
– Я не склонен ожидать каких-либо серьезных проблем у представителей этого вида, Старший врач. Или вы намерены сказать мне, что я ошибаюсь?
– Да, – ответил Креск-Сар и поерзал на краешке неудобного сиденья. – То есть, не то чтобы... Словом, это моя проблема.
Довольно долго О'Мара молча смотрел на своего собеседника. Увидеть за косматой шерстью выражение физиономии нидианина возможным не представлялось – только взгляд его крошечных глазок да напряженная поза выдавали волнение. Психолог смягчился и проговорил мягко – настолько мягко, что те, кто его хорошо знал, не поверили бы, что он способен на такой тон:
– Говорите, Креск-Сар. Рассказывайте и не волнуйтесь.
Однако не волноваться Креск-Сар не мог. Его отрывистая нидианская речь хлынула лаем рассерженной собаки.
– Это все Кранг-Суви, – сказал он. – И я. Она – единственная нидианка в группе. Она совсем молоденькая, с темно-рыжей шерстью, у нее такой голос и характер, что... Проклятие, да она просто женская особь нидианской мечты! Но она представляется мне небезопасной по причинам, которые вам известны, и в которых вы, я так думаю, разбираетесь лучше меня...
Пока Креск-Сар говорил, О'Мара вывел на дисплей психофайл Кранг-Суви и действительно все понял. И хотя Креск-Сар говорил о том, что и так было видно на дисплее, О'Мара слушал его внимательно и не перебивал.
– Она с отличием окончила медицинские курсы в пятом санатории, – продолжал рассказ старший преподаватель. – Это самое престижное медицинское учебное заведение на Нидии. Ее бы с радостью взяли на работу в любую больницу на десятках планет, в медицинскую службу Корпуса Мониторов, но она, как все прочие, кто добивается таких успехов, всегда мечтала попасть на практику в Главный Госпиталь Сектора и затем получить здесь работу. Она умна, талантлива, заботлива, необычайно хороша собой, у нее нет выраженных признаков ксенофобии, и она привыкла добиваться всего, чего ни пожелает. Лично я нисколько не сомневаюсь, что Кранг-Суви действительно добьется того, чего она хочет, но я ей об этом не говорю, поскольку тогда получилось бы, что я выделяю ее из остальных практикантов. А вот она сама не так уверена, что по окончании практики ей предложат остаться и работать в госпитале, и через неделю после начала практики она объявила, что желает повысить свои шансы на успех тем, что готова предложить сексуальные услуги своему старшему преподавателю. Она говорит, что разница в возрасте для нее никакого значения не имеет, и об отказе с моей стороны даже слушать не желает...
О'Мара поднял руку.
– Между вами уже был сексуальный контакт?
– Нет, – ответил Креск-Сар.
– Почему нет? – спросил О'Мара.
Нидианин на миг растерялся. О'Мара на протяжении этого мига думал о том, что, на счастье, дело касалось только двоих представителей одного и того же вида. В противном случае ситуация действительно могла грозить непредсказуемыми последствиями, и кому-нибудь уж точно пришлось бы увольняться. При нынешних обстоятельствах, конечно, речь скорее всего не пошла бы об увольнении опытного старшего преподавателя, врача с большим стажем – если бы, само собой, дело не зашло так далеко, что и он, и его подруга решили бы покинуть госпиталь вдвоем. На взгляд О'Мары, такой вариант был бы плох и для Креск-Сара, и для Кранг-Суви, и для госпиталя, но с другой стороны, и самые талантливые и умные существа порой совершали глупые поступки.
– Расскажите подробнее, – повторил О'Мара.
Креск-Сар издал громкий звук, явно говоривший о том, что он сильно зол на себя. Транслятор этот звук переводить не стал. Затем нидианин ответил на вопрос О'Мары.
– Существует четыре причины того, почему это невозможно, – проговорил он в отчаянии. – Она втрое моложе меня. Она не обещает мне, что наши отношения станут постоянными и даже продолжительными. Я извлек бы нечестные и эгоистичные преимущества из приятных для меня обстоятельств, которые между тем ни в коей мере не возымеют действия на результаты экзаменов, которые она будет сдавать по окончании практики, а вот ее сокурсники смогут отреагировать иначе и сформировать на сей счет совсем иное мнение. Кроме того, есть еще хирург-лейтенант Варнагх-Лут, которой это может не понравиться. Вы знаете о Варнагх-Лут?
– Официально – нет, – сухо отозвался О'Мара. Его отделение считало то или иное событие или положение дел официальным, когда в психофайле того или иного сотрудника какие-либо сведения высвечивались красным или оранжевым цветом.
Креск-Сар продолжал:
– Она... то есть Варнагх-Лут... Она ближе мне по возрасту и ее темперамент меня больше устраивает. Однако она военный медик, и хотя то отделение, в котором она работает, занимается медицинским обслуживанием сотрудников, служащих в Корпусе Мониторов, ее могут в любой момент отправить на другой край Галактики. Не будь это так, мы бы давным-давно официально объявили о своем супружестве. А теперь вот... Кранг-Суви все так... осложнила. Понимаете?
О'Мара кивнул.
– Вы и сохранность вашего психологического здоровья для данного учреждения намного ценнее, чем настроение любого практиканта, как бы он... или она ни были одарены. Молодую нидианку можно вернуть на родную планету немедленно, как с объяснением, почему это сделано, так и без оного. Верно?
– Нет! – яростно воскликнул Креск-Сар. – В этом нет необходимости. Помимо всего прочего, это будет непростительно в плане того, что мы пожертвуем будущим медицинским светилом. Я просто хочу, чтобы Кранг-Суви от меня отстала, вот и все. Я пытался добиться этого, но она меня попросту игнорирует, ну а мне... мне трудно игнорировать ее. Не могли бы вы просто попробовать втолковать ей эту ситуацию и... ну, поговорить с ней, как строгий отец, что ли? Помнится, когда я был практикантом, вы со мной именно так и разговаривали, и не раз.
Ощутив значительное облегчение, О'Мара понимающе кивнул. Он ценил существ, которые сами предлагали выход из своих проблем.
– Конечно, я могу оказать вам такую любезность, – ответил он. – Но на мой взгляд, для начала вашими маленькими неприятностями стоит заняться Ча Трат. Нежелательно сразу делать из мухи слона и привлекать к этой пикантной ситуации внимание Главного психолога – дело сразу примет официальный характер. Ча Трат – также существо женского пола, и, к счастью, единственная соммарадванка в госпитале, потому к Кранг-Суви отнесется с большим сочувствием. Словом, наше отделение вам поможет.
И о Кранг-Суви, и о Ча Трат О'Мара говорил, не делая большого акцента на их половой принадлежности. Для представителя одного вида пол другого значения не имел – за исключением тех случаев, когда приобретал смысловую важность. Во множестве случаев различия между полами внутри одного и того же вида на первый взгляд были не видны, и в первые годы работы госпиталя на этой почве между сотрудниками возникало немало неловкостей. Поэтому для О'Мары все, кто не были землянами, являлись существами среднего рода, а сотрудники, принадлежавшие к другим видам, точно так же воспринимали землян. Кроме того, на взгляд О'Мары, такое отношение было еще более удобно в случаях с существами, которые время от времени пол меняли.
Главный психолог решил, что пора вернуться в образ – уж больно он размягчился, решая проблему Креск-Сара.
Суховато и холодно он осведомился:
– Вас еще что-нибудь беспокоит, доктор?
– Нет, сэр, – ответил нидианин, соскользнул с высоковатого для него мельфианского сиденья на пол и повернулся к двери. – Но мне хотелось бы поздравить вас с новым назначением. Вы его целиком и полностью заслужили.
О'Мара учтиво кивнул и вдруг порывисто проговорил:
– Пользуясь привилегиями, которые мне дает работа на посту Главного администратора госпиталя, я постараюсь позаботиться о том, чтобы Варнагх-Лут никуда не отзывали из госпиталя по делам Корпуса Мониторов, если таково ваше обоюдное желание. – Он кисло усмехнулся и добавил:
– В конце концов, мне не имеет никакого смысла обладать абсолютной властью, если я хоть время от времени не буду ее превышать.
Креск-Сар пролаял непереводимые изъявления благодарности и поспешно выкатился из кабинета – так, словно жутко торопился поскорее сообщить кому-то радостные новости. О'Мара, злясь на себя, вздохнул. «Вот видишь, – подумал он, – ты точно мягчеешь на глазах». Затем он нажал клавишу интеркома, благодаря чему его голос стал слышен в приемной, и сказал:
– Входите все. И поторопитесь.