От боли темнеет в глазах. Словно кислотой в открытую рану плеснули. Перед взором стоит Ирма. Как живая. Такой я её запомнил. Лицо открыто. Она весело смеется, глаза чуть прищурены, лучатся искренней радостью. За спиной любимой море. Волны накатываются на белый песок.
«Папа! Смотри, какой рачок!» — Люда протягивает мне краба.
Рядом с Ирмой Володя. В руках мальчишки модель самолёта. Большой многомоторный трансконтинентальный «Пилигрим». Жена и сын машут мне руками. Грохот взрыва. Картину рубит пополам чёрная молния. Старая фотография вспыхивает. Огонь пожирает лица близких мне людей. Бумага скручивается и осыпается пеплом. Бесстрастный холодный голос диктора звучит как гром с неба: «Теракт в аэропорту Юзовки. В лайнере „Средиземноморских авиалиний“ на взлёте взорвалась бомба….». я тогда даже не понял, не мог поверить, что это случилось с моими близкими. Не сразу дошло, Ирма с детьми летели в Петербург тем злосчастным рейсом.
Трясу головой. Мрак перед глазами рассеивается. Поворачиваюсь к Лене.
— Ты действительно хочешь это знать?
Девочка отступает на шаг, стискивает кулаки, видимо, что-то в моём взгляде её напугало. К чёрту! Сама напросилась. Криво усмехаюсь. Какие же вы все предсказуемые. Вы все хохоритесь, что-то строите из себя, но очень не любите вспоминать о смерти. Это ведь очень больно.
Говорю медленно, нарочито спокойным бесцветным голосом. Рассказываю, как мы познакомились с Ирмой, как поженились, как растили детей, как мечтали о будущем. После отдыха на Кипре мы планировали ещё одного ребенка, а потом и четвёртого. Ирма всегда хотела много детей. Мы уже присматривали большой дом на Перешейке, чтоб на берегу озера и недалеко от моря, да ещё рядом с метро. Ездили смотреть усадьбы близ Лахты.
В это проклятое лето ничего не предвещало беды. Из-за работы я был вынужден улететь в Петербург на четыре дня раньше. В аэропорту Ирма просила меня не скучать, говорила, что это ненадолго. До сих пор себя виню, не забрал с собой, не предложил, сам хотел дать им ещё позагорать под жарким солнцем, насладиться морским воздухом и чистыми пляжами.
А потом сухие слова диктора в телевизоре. Звонок из Юзовки. Бессонная ночь в самолёте. Мне говорили, они умерли мгновенно, ничего не почувствовали. Люде осколками оторвало голову. Ирму и Володю разорвало на куски. Бомба взорвалась на багажной полке прямо над ними.
Кто это сделал? Сионисты. Террористы. Ублюдки. Дикие звери. Трусливые шакалы. До сих пор не знаю, зачем им было взрывать самолёт в чужой для них стране. У себя дома порядок навести не могут, убрать мусор и грязь на улицах неспособны, руки раз в неделю моют, афедрон и того реже, но рвутся мстить детям тех, кто вернул их отцам Палестину.
Бомбистов нашли, конечно. Судили. Всех повесили. Но это не искупает вины тех, кто их послал. Шесть ублюдков слишком мало за жизни сотни человек. Я не считаю честным возмездием волну прокатившихся по стране судов Линча. Это не то, это не справедливо.
У меня отняли часть души, убили самых близких родных людей, Ирму, Людмилу, Володю. Две недели я не находил себе места. Закрывал глаза и видел лица жены и детей. Водка не помогала, да и желания не было пить. Есть что-то омерзительное в заливании горя спиртным.
В одно прекрасное утро я побрился, позавтракал, собрал документы и поехал в полицию, в военно-учётный стол. Контракт на два года, стрелком, как во время срочной. Не скрою, пришлось привлечь связи, напрячь нужных людей, но дело того стоило — после трёх месяцев учебной части меня откомандировали в состав 89-й дивизии. Колониальные войска.
Иордания, Сирия, Иерусалимская международная зона, полоса разграничения с израильской территорией — далеко не самые благодатные места на этой планете. Всякое пришлось повидать. Сначала я мстил. Первым вызывался на патрулирование, в рейды по лагерям пособников террористов, просился на дальние блокпосты. Фактически сам нарывался. Небезрезультатно. Примерно после двадцатой полоски на прикладе штурмовой винтовки меня постепенно отпустило.
О переводе в более цивилизованные места не просил, так и проработал в Иордании до конца контракта. Хотя ребята здесь обычно надолго не задерживались. Плановая ротация шла каждые полгода. Но раз взвалил на себя этот крест, нёс до конца. Продлевать контракт тоже не стал.
— Бедняга, сколько тебе пришлось вынести.
Лена нежно касается моей щеки. В глазах и словах девушки ни следа осуждения или неприязни.
— Прости, я тебя задела.
— Ничего страшного, бывает.
В горле сухо. Стоит ком. В носу щиплет. Глаза жжет. Чувствую тепло маленькой девичьей ладошки. Наши лица совсем близко.
— Это всё в прошлом. Знаешь, Лена, страшно, когда из всех чувств остается только ярость, а из целей только месть.
Пытаюсь улыбнуться. Получается плохо. По щеке стекает слеза. Вдруг Лена целует меня в щеку и тут же отстраняется.
— Максим, мы оба потеряли близких людей. Я тебя понимаю.
— Давай держаться вместе.
Хочу её обнять, но вместо дружеского похлопывания прижимаю к себе. Слов не нужно. Всё уже сказано. На душе вдруг становится тепло. Ни с кем, даже с Жанной мне не было так легко, ни перед кем я не раскрывал душу, не рассказывал всего. Даже на исповеди перед Причастием не говорил лишнего. Только эта девочка из другого мира пробила мою броню. И не ранила, нет, наоборот пролила бальзам на сердце. Непривычно.
— Ты сказала, что теряла близких людей?
— Да. Потеряла любимую девушку. Точнее говоря, сейчас потеряю. В этом проклятом скаутском лагере.
Шок от таких слов? Нет. Всё становится понятно. Все странности находят объяснение, все кусочки мозаики встают на место.
Мы садимся на обочину и делимся нашими бедами. У Лены была первая любовь, чистая, искренняя, с полной самоотдачей. Пусть неправильная болезненная любовь, но кто сам без греха, пусть первый бросит камень. Я в той жизни потерял всё. До сих пор до конца не отошел, до сих пор душа покалечена и болит, хоть я и научился это успешно скрывать.
— Знаешь, ты удивительный человек. Лена, ты готова поступиться своими чувствами, желаниями ради любимого человека.
— Разве так не должно быть?
— Должно. Встречается редко. Знаешь, я благодарен этому катаклизму с лагерем уже за то, что Бог дал мне встретиться с таким человеком как ты.
— Спасибо, Максим — девушка прижала ладони к груди. — Ты тоже редкий человек. После всего пережитого, не ожесточился, остался чистым, добрым человеком.
Изумленно приподнимаю бровь, это она про меня? Молчу, конечно. Не хочу обижать её сомнением. А вот защитить, закрыть собой эту милую, немножко наивную, искреннюю девочку я обязан. Она раскрыла мне душу, значит, я обязан быть для неё…. Даже не знаю, кем, но обязан и точка. Между нашими сердцами проскочила искра, человеческое чувство. Не знаю, как это выразить. Не любовь, точно. Нечто большее.
— Лена, идём дальше? — поднимаюсь и протягиваю девушке руку.
— Идём. До конца. — Сильное дружеское рукопожатие. Мы оба на ногах. Впереди дорога.
Испытывать границы на прочность? Пусть будет так. После взаимных откровений становится легче. И Лена глядит бодрее. Мы шагаем, держась за руки. Куда идти, уже не важно. Дорога так и тянется по лесам. Конца и края ей не видно.
По взаимному согласию прошлое больше не затрагиваем. Будущее у нас туманно. Остаётся настоящее. Два человека под синим безоблачным небом. Больше нет ничего. И воды во фляжке только на треть.
— Эй, куда собрались?
Резкий окрик за спиной. Здесь лес почти подступает к дороге. Из-за деревьев выходят с полдюжины пионеров. Знакомые все рожи. Вон с теми мы с Димой встретились три дня назад. А того урода я застал за подглядыванием за Леной.
Компания резво взбегает на насыпь, окружает нас полукольцом. Шестеро на двоих, плохой расклад. Ухмыляюсь и шагаю им навстречу. Лена наматывает штормовку на руку.
— Я тебе что говорил? — знакомый индивид южной внешности выступает вперёд. В руках у него палка. Три дня назад именно это животное приставало к Ольге. — Отсюда нельзя убежать.
— Хорошая цыпочка — щерится крысёнок. Он пока прячется за спиной главаря.
— Сейчас учить тебя будем — а это уже Миша. Держится жертва зоофилии геройски, нотки хамоватые, но глазки его выдают, бегают. Бросаю на существо уничижительный взгляд сверху вниз, хорошо помню, как он униженно со спущенными штанами просил прощения.
— Что молчишь, пионер? Ты уже не такой герой? — фраза вожака вызывает жизнерадостный противный гогот у его подручных.
Пусть смеются. Нам не мешает. Рывком сокращаю дистанцию, намечаю удар в голову и пробиваю с ноги в пах. Извини, животное, не до правил. На меня бросаются сразу двое. От одного уворачиваюсь, второго достаю кулаком в висок. Отмечаю периферийным зрением, как Лена обманным движением заставляет своего противника раскрыться и на одном движении рубит ему ножом по горлу. Фонтан крови, булькающий звук, шипение и свист вместо крика.
Чуть было не пропускаю удар. Успеваю поставить блок. Над моей головой пролетает дубина. Приседаю и в прыжке бью ногой с разворота в голову. Минус один. Мальчики не бойцы. Привыкли толпой на одного. Сейчас они только мешают друг другу. Мы выводим их из строя одного за другим. Лена не сдерживается, работает ножом, в полную силу. Уже вторая её жертва свернулась калачиком в пыли, на белой рубашке пионера расплывается красное пятно.
А вот и наш Миша. Что-то рычит, размахивает палкой, вращает глазами. Иду на него. Он отступает, спотыкается о труп. Прыгаю вперёд, перехватываю дубинку левой и пробиваю правой по почкам. Вытягиваю недоноска на себя и обратным движением нокаутирую локтем в челюсть.
Перевожу дух. Как-то быстро они закончились. Кто-то лежит в луже крови, кто-то резво отползает в кусты. Один вожак стоит буквой «глаголь» и протяжно воет, сжавши дланями причиндалы. Больно дитятке. Помогаю юноше распрямиться с ноги в голову. Увы, перестарался. Теперь он лежит.
На ногах только крысёнок. Наши глаза встречаются. Не знаю, что он увидел в моём взгляде, но тут же сбледнул с лица и побежал рысью по дороге. Хватаю камень и запускаю ему вдогонку. Точно по загривку. Рахичный юноша спотыкается и втыкается носом в грунт.
— Лена, ты как?
— Хорошо — девушка аккуратно вытирает нож о рубашку ближайшего покойника. Выглядит моя валькирия плохо. В том смысле, что одежда заляпана кровью.
— Не стой столбом, помоги добить.
— Зачем? — искренне не понимаю. У нас гарантированная железобетонная самооборона. Любой суд присяжных на нашей стороне.
— Это не люди. Их нет. Давай быстрее — Лена наступает коленом на спину ближайшему пионеру, оттягивает ему голову за волосы и одним движением перерезает горло.
Соображаю быстро. Догоняю почти доползшего до кустов индивида. Успокаиваю пяткой в затылок и сворачиваю ему голову на бок до характерного хруста. Рядом ещё один пионер. Этот куда живее, даже отмахивается. Выбиваю из него дух двумя ударами и ломаю шею о ближайший пенёк.
И как сразу не догадался? Положительно, у Лены реакция лучше. Девочка моментально сложила два плюс два.