А. Ибрагимов всегда сморкался. Перед строем, когда нас воспитывал, и в казарме. Он так харкал на окружающие кусты туи, что харкотина надолго повисала на них фантастической медузой.
И ее было так много, и казалось, там в ней немедленно что-то заведется и яйца отложит какая-то жизнь.
Он был воспитателем.
Воспитывал нас.
Обращаясь к мужчинам, он добавлял: "ебеньть", а к женщинам - "едремьть".
А у себя в кабинете он сморкался в ящик стола (после чего сейчас же харкал, и все это падало туда с замечательным стуком). "Петровский! - говорил он, выдвигая специально для этого подготовленный пустой ящик. - Тьфу! Хррр-хва!"
А перед строем он говорил: "Наши Вооруженные Силы! (харчок) Должны! (плевчок)".
И еще он говорил: "Наш священный долг!" (тьфу!)
Но потом с ним что-то случилось. Может быть, начало какого-то перерождения, потому что во время смотра казармы он сначала было высморкался на пол, а потом долго оглядывался, об чего бы руки вытереть.
Нашел взглядом личное полотенце и только потянулся к нему, как тут его и поразило.
Так остался с протянутыми руками, но потом в себя пришел и вытерся.
О занавеску.