Когда пришло время собрания в салуне «Развяжись пупок», Квиллерен не без труда поднялся на третий этаж. Колено, которое вроде бы немного отошло за день, к вечеру опять разболелось, и хромота снова стала заметной.
Антиквары сидели кружком. Журналист сначала посмотрел на ноги, а не на лица. Все явились в обуви, в которой обычно ходили. Квиллерен увидел пару бархатных туфель, одну коричневую кожаную туфлю рядом с загипсованной ногой, мужские ботинки безупречно белого цвета и всевозможные резиновые сапоги и галоши.
Он занял ближайшее свободное место — на церковной скамье с протертыми подушками — и оказался между гипсовой ногой Клатры и костылями Рассела Пэтча.
— Похоже на автобусную остановку возле больницы, — сказала рыжая, покровительственно склонившись к Квиллерену. — Говорят, с вами что-то случилось?
— Снег упал с крыши.
— Я бы не тащилась по всем этим лестницам на одной ноге, если бы мне не сказали, что вы тоже здесь будете. — Она подмигнула ему и дружески пихнула в бок.
— Как прошли съемки? — спросил Квиллерен.
— Этот фотограф, что вы прислали, не человек, а дом!
— Он что-нибудь разбил?
— Только маленькую пивную кружку.
— Газеты всегда посылают слонов в посудные лавки, — объяснил Квиллерен. Он так хотел рассмотреть все эти подошвы, но никто из собравшихся даже ногу на ногу не закинул. Тогда журналист повернулся к Расселу Пэтчу:
— Красивые у вас туфли. Где вам удалось найти белые?
— Пришлось сшить на заказ, — ответил молодой человек, вытягивая здоровую ногу, чтобы выгоднее представить свою обувь.
— Надо же! Даже подошвы белые! — удивился Квиллерен, рассматривая бороздки на них и удовлетворенно гладя усы. — Наверное, костыли сильно мешают, когда дело доходит до работы в брошенных домах?
— Справляюсь, да и недолго осталось ковылять на костылях.
— Добыли что-нибудь в особняке Элсворта?
— Нет, этот я пропустил. Кухонные шкафы сняли раньше, чем я добрался, а меня интересует только это.
«Ложь, — подумал Квиллерен. — Все эти антиквары лгут. Все они фигляры, не способные отличить реальности от фантазии». Но вслух сказал:
— А зачем вам кухонные шкафы?
— По-настоящему старые удобно использовать для установки стереосистем, если придать мебели провинциальный стиль. У меня самого целая стена таких шкафов с электронной начинкой тысяч на двадцать долларов. Тридцать шесть колонок. Вы любите музыку? У меня на пленках есть все. Оперы, симфонии, камерная, классическая, джаз…
— Должно быть, неплохое капиталовложение, — предположил Квиллерен, насторожившись: парень явно богат и не скрывает этого.
— Бесценное! Приходите как-нибудь вечерком. Я живу прямо над магазином.
— Здание принадлежит вам?
— В общем, да. Я снял его на некоторое время, но сделал столько полезных изменений, — то есть мы с другом, — что дешевле оказалось купить дом.
Когда появилась Мэри Дакворт, Квиллерен забыл о расследовании. На ней была короткая голубая юбка в клетку, Мэри уселась на кухонный стул периода Уоррена Хардинга и скрестила длинные изящные ноги. Журналист в первый раз увидел ее колени. Он считал себя знатоком коленей, а эти были хороши по всем статьям: стройные, красивой формы и в высшей степени соответствующие своему назначению, причем с обеих сторон коленных чашечек тянулись вертикальные углубления, от которых квиллереновы усы зашевелились.
— О Боже! Она здесь! — услышал он над ухом хрипловатый олос. — Не подпускайте ее ко мне, ладно? Она может попытаться сломать вторую! — пышная грудь рыжей вздымалась от негодования. — Знаете, она специально уронила мне на ногу садовую урну из цельного железа.
— Мэри?
— Эта женщина, — проговорила Клатра сквозь сжатые зубы, — способна на все! Хорошо бы, если она убралась из Хламтауна! Ее магазин здесь не к месту. Дорогие «изысканные» вещи портят бизнес всем остальным.
Неожиданно раздались аплодисменты: Бен Николас, игравший внизу роль швейцара, эффектно появился в своей адмиральской треуголке, — и собрание началось.
Сильвия Катценхайд изложила последние планы насчет благотворительной вечеринки.
— Город отгородит четыре квартала, — сообщила она, — и украсит столбы пластмассовыми ангелами. Рождественские у них уже кончились, но осталось немного с прошлой пасхи довольно симпатичных. Исполнителей праздничных песен обеспечит Клуб Управления Водопроводами и Канализацией.
Квиллерен спросил:
— Нельзя ли открыть во время праздника «Древности»? Будет грустно, если миссис Кобб лишится дополнительного дохода. Я сам с удовольствием побуду там пару часов.
Клатра сжала его руку и сказала:
— Вы просто киска! Мы тоже поможем — я и мои сестры. Будем сидеть по очереди.
Тут кто-то предложил послать цветы на похороны Кобба, и в тот момент, когда начали собирать деньги, этажом ниже раздался оглушительный шум. Поп-музыка — резкая, громкая, ошеломляющая. Несколько секунд все слушали, изумленно открыв рты, потом резко заговорили:
— Что это?
— Радио?
— Кто там?
— Никого!
— Откуда это?
— Внизу кто-то есть?
— Кто бы это мог быть?
— И как это они забрались?
— Парадная дверь заперта, верно?
Квиллерен вскочил первым:
— Пойдемте, посмотрим.
Он схватил деревянную кувалду, висевшую на стене, и, прихрамывая, направился вниз по узкой лестнице. Мужчина последовали за ним: Рассел на костылях и Бен с вилами в руках.
Звук доносился из комнаты Кобба. Дверь оказалась открытой. В комнате было темно.
Квиллерен протянул руку, нащупал на стене выключатель, вспыхнул свет.
— Кто там? — грозно крикнул журналист.
Ответа не последовало. Музыка гремела из маленького приемника на аптекарском столе.
Трое мужчин стали обыскивать комнату, Квиллерен отметил про себя, что Бен вошел последним.
В помещении никого не оказалось.
— Может быть, в приемнике автоматический таймер? — предположил Расс.
— Нет здесь таймера, — сказал журналист, выключая маленького нарушителя тишины. Взглянув на стол, он нахмурился. Бумаги были разбросаны. Стакан для карандашей перевернут. На полу валялись счет за телефон, адресная книга и серой перышко.
Когда они вышли из комнаты Кобба, женщины начали с опаской спускаться с третьего этажа.
— Все спокойно? — спрашивали они.
Клатра спросила:
— Если это человек, то куда он пошел?
— Что это было? Кто-нибудь знает, что это было?
— Дурацкое радио, — ответил Расс. — Оно само включилось.
— Как оно могло само?..
— Не знаю, — ответил Квиллерен.
Но он знал.
Антиквары вышли через парадную дверь, Бен отправился в «Львиный хвост», а журналист открыл дверь своей комнаты и поискал котов взглядом. Юм-Юм сидела на холодильнике с ясными глазами и настороженными ушами, — и те, и другие были чуточку великоваты для ее крошечной заостренной мордочки. Коко жадно глотал воду, хвост плашмя лежал на полу — как всегда, когда кот страдал от жажды.
— Ладно, Коко, — сказал Квиллерен. — Как ты это сделал? Ты что, спелся с Матильдой?
Кончик хвоста легонько шлепнул по полу, но кот продолжал жадно лакать.
Квиллерен задумчиво обошел свое жилище. Конечно, Коко может повернуть ручку радио, потершись о нее твердым маленьким подбородком, но как этот пушистый Гудини пробрался в комнату Коббов? Журналист отодвинул кровать-лебедя, но прохода не обнаружил. Он попытался найти в ванной какой-нибудь люк (водопроводчики начала века очень увлекались люками), но не увидел там ничего похожего. На кухне имелась форточка, выходившая в коридор и предназначенная, по-видимому, для вентиляции; с холодильника на нее не трудно вспрыгнуть, но на форточке висел замок.
Зазвонил телефон.
— Квилл, — послышался приятный голос Мэри, — ты делаешь что-нибудь со своим коленом? По-моему, сегодня вечером оно у тебя болело.
— Я прикладывал холодные компрессы, пока не спала опухоль.
— Что тебе нужно сейчас, так это инфракрасная лампа. Позволь предложить мою.
— Я был бы благодарен, — ответил он. — Да, я был бы очень благодарен.
Готовясь к встрече с лампой, Квиллерен надел спортивного вида шорты, неплохо выглядевшие прошлым летом на загородных пикниках, и полюбовался собой в большом зеркале на двери гардеробной, втягивая живот и выпячивая грудь. Он всегда думал, что ему пошла бы шотландская юбка. Ноги прямые, крепкие, мускулистые и умеренно волосатые — вид достаточно мужественный, но не зоологический. Припухлость вокруг левого колена, портившая всю красоту, теперь, к радости журналиста, исчезла.
Квиллерен сказал котам:
— Ко мне придет дама, и я хочу, ребята, чтобы вы вели себя немного сдержаннее. Никаких шумных потасовок, никакого бегания взапуски и нарушения статуса кво!
Коко прищурил глаза и приподнял усы, как будто понимающе улыбался. Юм-Юм продемонстрировала свое равнодушие тем, что принялась разглаживать белоснежную шерстку на груди.
Когда пришла Мэри с корзинкой в руках, Коко с безопасного расстояния смерил ее оценивающим взглядом.
— Он не очень-то рад, — заметила мисс Дакворт. — Но в этот раз ведет себя поприличней.
— Он привыкнет к вам, — заверил Квиллерен.
В корзине, кроме лампы, оказались домашний фруктовый кекс и кофеварка. Мэри включила миниатюрную серебристую машину в розетку на кухне, пристроила лампу над коленом Квиллерена и села в плетеную качалку. Грубая вещь сразу приобрела изящные очертания и естественную элегантность, и журналист удивился, почему он раньше считал это кресло уродливым.
— У вас нет предположений насчет какофонии в комнату Кобба? — спросила она.
— Еще одна нелепость из тех, что вечно происходят в этом доме… Кстати, почему Холлис Прантц не пришел на собрание?
— Половина людей не пришла. Они, вероятно, догадывались, что там будут собирать деньги на цветы.
— Прантц был тут сегодня днем и искал какие-то древние приемники. Кобб якобы должен был их ему оставить — так он сказал. Как вы думаете, это правда?
— О, конечно! Антиквары большую часть денег зарабатывают, перепродавая старье друг другу… Колену тепло? Лампа не слишком близко?
Вскоре бульканье и шипение на кухне возвестило, что кофе готов. Новые звуки испугали Юм-Юм, и она забилась в угол, а бесстрашный Коко счел своим долгом проследовать на кухню и расследовать происшествие.
Квиллерен объяснил:
— Коко самоуверен, а Юм-Юм трусовата, как все кошки. Подозревая опасность, предпочитает найти убежище. Она, если так можно сказать, кошка из кошек. Сидит на коленях и ловит мышей — делает все, что им положено.
— Я никогда не держала котов, — сказала Мэри, разливая кофе по маленьким чашечкам и добавляя в напиток немного лимонной цедры. — Но я изучала грацию их движений, когда занималась танцами.
— Никто не может «держать» котов, — поправил он ее. — Вы делите с ними жилье на основе равноправия и взаимоуважения… Хотя коту каким-то образом всегда удается взять верх. Особенно сиамскому.
— Некоторые животные почти как люди… Пожалуйста, попробуйте кекс, Квилл.
Он надкусил темный, влажный, таинственный, ароматный кусок кекса.
— Коко больше, чем человек. Он обладает шестым чувством. Похоже, у него есть доступ к информации, которую мы не можем собрать без трудоемких усилий.
Квиллерен надеялся, что это действительно по-прежнему так, но в глубине души уже начинал сомневаться.
Мэри повернулась, чтобы посмотреть на замечательное животное. Коко сидел, задрав ногу, и вылизывал основание хвоста. Не убирая розовый язык, кот встретил восхищенный взгляд мисс Дакворт нахальными глазами. Потом, завершив омовение, перешел к ритуалу затачивания когтей: вспрыгнул на кровать, поднялся на задние лапы и начал царапать стену там, где книжные страницы были наклеены внахлест, и уголки соблазнительно отклеивались.
— Нет! Прочь! Вон! — закричал на него хозяин. Коко подчинился, но не раньше, чем удовлетворился состоянием своих конечностей.
Квиллерен продолжил объяснения:
— Коко когда-то дали словарь для заточки когтей, и теперь он думает, что можно использовать для педикюра любую печатную страницу. Иногда у меня появляется уверенность, что он умеет читать. Однажды он таким образом помог мне раскрыть серию мошенничеств с произведениями искусства.
— Вы не шутите?
— Ни капли… Скажите, в вашем деле много обмана?
— Не здесь. Нещепетильный антиквар пытается всунуть профану подражания девятнадцатого века в стиле чиппендейл за восемнадцатый, художник делает грубые картины на старом холсте и называет их ранним американским примитивизмом… О более крупных подделках я не слыхала… Как вам нравится фруктовый кекс? Его испек один из моих покупателей, Роберт Маус.
— Адвокат?
— Вы его знаете? Он превосходно готовит. — Это не он ли был поверенным Энди? Слишком известная личность для мелких хламтаунских дел, — заметил Квиллерен.
— Роберт — увлеченный коллекционер и мой друг. Он представлял Энди из любезности.
— А как служитель закона он никогда не интересовался так называемым несчастным случаем с клиентом?
Мэри взглянула озадаченно:
— Вы все еще занимаетесь этим?
Квиллерен решил быть искренним. Он устал слушать о превосходных качествах Энди от всех женщин Хламтауна.
— Вы знаете, что это Энди позвал полицию, когда Кобб в очередной раз пошел обчищать дом?
— Нет, не могу поверить…
— Почему он настучал на Кобба, а не на Расса или каких-нибудь других антикваров? У него был на Кобба зуб?
— Я не…
— Возможно, Энди к тому же угрожал Коббу, — угрожал, что расскажет Айрис о побочных связях Си Си. Мне неприятно говорить это, Мэри, но ваш покойный друг Энди совал нос не в свои дела. Или преследовал своекорыстные цели. Возможно, он считал, что Кобб, нанося визиты Клатре, ступает на чужую территорию.
Мэри покраснела:
— Так вы и об этом узнали!
— Извините, — ответил Квиллерен. — Я не хотел вас смутить.
Она пожала плечами, причем очень привлекательно.
— Я знала, что Гланц встречается с Клатрой. Поэтому мы и поссорились в ту ночь, когда он погиб. Мы с Энди не были по-настоящему привязаны друг к другу. У нас было взаимопонимание, даже не взаимопонимание — просто договор. Но, боюсь, я начала чувствовать его своей собственностью.
Она протянула руку и выключила лампу.
— Ваше колено уже достаточно прогрелось. Как ощущение?
— Лучше. Гораздо лучше. — Квиллерен начал набивать трубку. — Когда Энди вышел от вас в тот вечер, чтобы встретиться с какими-то покупателями, какой он пошел дорогой?
— Через заднюю дверь, по аллее — к черному входу в свой магазин.
— Вы пошли за ним той же дорогой? И никого не видели в аллее?
Мэри метнула на Квиллерена быстрый взгляд.
— Кажется, нет. Может быть, там и был кто-нибудь из обитателей меблированных комнат, но они скользят по улице, как привидения.
— Сколько времени прошло с ухода Энди?
Она заколебалась.
— Ну… Где-то около часа… Еще кекса, Квилл?
— Спасибо. За это время покупатели могли прийти, обнаружить, что парадная дверь заперта, и уйти — не подозревая, что в задней комнате лежит труп. До их прихода кто-то мог последовать за Энди через черный ход — кто-то, видевший, как он от вас вернулся… Давайте посмотрим, сколько зданий между вашим домом и магазином Энди?
— Дом Расса, магазин всяких мелочей, потом этот дом, а потом меблированные комнаты, где магазин Бена.
— Дом, где магазин Бена, и ваш собственный — такие же, как здание с магазином Энди, верно? — спросил Квиллерен. — Только поуже, да?
— Вы очень наблюдательны. Все три были построены одним семейством.
— Я знаю, что Расс живет над своей мастерской. Кто живет с ним вместе? Тоже антиквар?
— Нет. Стэнли — парикмахер.
— Интересно, откуда у Расса столько денег? Дом принадлежит ему, он ходит в туфлях, сшитых на заказ, имеет аудиоаппаратуры на двадцать тысяч долларов, держит белый «ягуар»… У него период процветания? А считал ли Энди его кристально честным? Может быть, он собирался шантажировать Расса?.. Откуда же все-таки у Пэтча такие доходы? Побочная работа?
— Я знаю только, что работает он много. Иногда я слышу шум его станка и в три часа ночи.
— Интересно… — Квиллерен замолчал, разжигая трубку. — Интересно, почему Расс мне сегодня солгал. Я спросил его, был ли он в доме Элворта, и он отрицал это. А я могу поклясться, что костыли и белые туфли там побывали.
— Антиквары очень чувствительны, когда разговор касается источника прибыли, — объяснила Мэри. — Считается плохим тоном спрашивать, где человек приобретает товар, и, если он вообще вам ответит, то уж обязанным говорить правду себя не чувствует. Рассказывать о сокровищах на бабушкином чердаке считается еще более непозволительным.
— Неужели? И кто же определяет эти правила этикета?
Мэри снисходительно улыбнулась. Квиллерен нашел улыбку очаровательной.
— Тот же, кто дает газетам право вторгаться в личную жизнь граждан.
— Один — ноль в вашу пользу.
— Я говорила вам, что нашла двадцать долларов? — спросила она через пару секунд, во время которых они одобрительно смотрели друг на друга.
— Везет же некоторым! — сказал он. — Где вы их нашли?
— В кармане свитера, того, что был на мне в ту ночь. Свитер запачкался в крови, я свернула его и запихнула на полку шкафа. Женщина, которая у меня убирает, в эти выходные вытащила свитер, хотела постирать и обнаружила двадцать долларов. Только тогда я и вспомнила…
— Что именно?
— Я нашла купюру в мастерской Энди.
— Вы хотите сказать, что нашли деньги на месте происшествия? И подобрали их? Неужели вы не понимаете, что скрыли улику?
Мэри пожала плечами с очаровательно виноватым видом.
— Я все-таки дочь банкира.
— Купюра была сложена?
Она кивнула.
— Каким образом?
— Вдоль, а потом пополам.
— Энди так складывал деньги?
— Нет, у него был бумажник.
Квиллерен неожиданно повернулся:
— Коко, отойди от этой лампы!
Кот тайком забрался на столик и теперь терся челюстью о регулятор светильника, расписанного цветастыми розами. В тот же миг Квиллерен почувствовал проблеск прозрения и пригладил усы мундштуком.
— Мэри, кто были те люди, которые приходили посмотреть на лампу… на люстру?
— Не знаю. Энди просто сказал, что женщина из пригорода приведет мужа.
Журналист наклонился к девушке.
— Мэри, если Энди снимал люстру с потолка, выходит, окупатели ее уже одобрили! Энди снимал ее, чтобы они могли забрать товар! Неужели вы не понимаете? Если произошел на самом деле несчастный случай, значит, пара из пригорода была в этот момент в магазине! Почему они не вызвали полицию? Кто это был? Были ли они там вообще? А если нет, то кто?
Мэри снова выглядела виноватой.
— Наверное, можно вам признаться — теперь… Я ходила к Энди извиняться два раза. Сначала я заглянула и увидела, как он с кем-то говорит, и сразу ушла, а позже вернулась.
— Вы узнали этого человека?
— Да, но я боялась говорить…
— Кого вы видели, Мэри?
— Я видела, как они спорят — Энди и Си Си. Поэтому и боялась, — вдруг Си Си видел меня? Вы не представляете, какое облегчение я испытала, когда этим утром услышала о его смерти. Я знаю, так нельзя даже думать…
— Вы боялись его? Он давал вам какой-нибудь повод?
— Не совсем, но… После той ночи и начались таинственные телефонные звонки.
— Я так и знал! Я знал, что с тем ночным звонком дело было нечисто! Как часто…
— Где-то раз в неделю — всегда один и тот же голос — явно искаженный. Звучал как театральный шепот — хриплый, задыхающийся.
— А что говорили?
— Всегда что-то глупое и мелодраматичное. Туманные намеки на смерть Энди. Туманные предсказания опасности. Теперь, когда Си Си нет, у меня такое чувство, что звонки прекратятся.
— Не будьте слишком уверены. Той ночью в мастерской Энди находился еще один человек — тот, кому принадлежали сложенные двадцать долларов… Интересно, а как складывает деньги Бен Николас?
— Квилл…
— А женщина стала бы складывать банкноты вдоль?
— Квилл, — без улыбки произнесла она, — вы ведь это не серьезно? Я не хочу, чтобы смерть Энди стала предметом сенсации и разбирательства.
Мэри сказала это напрямик и твердо посмотрела журналисту в глаза.
— Почему вы этого не хотите?
Она отвела взгляд.
— Предположим, вы продолжите расследование… И предположим, что это убийство… Вы сообщите об этом полиции, правда?
— Конечно.
— И тогда будет суд.
Квиллерен кивнул.
— И, раз тело нашла я, мне придется выступать свидетелем, правда? И тогда — конец! — Она соскользнула с качалки и встала на колени рядом с ним. — Квилл, это будет конец всему, ради чего я живу! Газеты… Отец… Ты не знаешь, что произойдет!
Квиллерен выпустил из рук трубку, и она со стуком упала на пол. Журналист всмотрелся в лицо девушки.
— Я не хочу газетной шумихи, — продолжала она. — Ты знаешь, что для моего отца значит имя? А ведь будет скандал! Оставь все как есть, — умоляла Мэри. — Энди больше нет. Никто не вернет его. Не ройся больше в этой крови, Квилл. Пожалуйста!
Она взяла журналиста за руки, не сводя с него расширенных умоляющих глаз.
— Пожалуйста, сделай это для меня.
Она склонила голову и потерлась гладкой щекой о тыльную сторону его руки, и Квиллерен быстро приблизил ее лицо к своему.
— Пожалуйста, Квилл, скажи мне, что бросишь это дело.
— Мэри, я не…
— Квилл, прошу тебя, пообещай…
Ее губы были совсем близко. Секунду они оба не дышали. Время остановилось.
И тут раздалось:
— Гррроуррр… йооуууу!
Потом шипение:
— Ххххххх!
— Гррроуррр! Оуф!
— Коко!!! — закричал мужчина.
— Ак-ак-ак-ак-ак-ак!
— Юм-Юм!!!
— ГРРРРР!!!
— Коко, перестань сейчас же!