Кот, который сигналил

ТРИНАДЦАТЬ

Следуя многозначительной кошачьей истерике, Квиллер побежал к строительной площадке, откуда доносился раздражающий шум бульдозера, машина трогалась с места и останавливалась, давала передний и задний ход, взбиралась на холм и ныряла вниз, Квиллер видел случайные вспышки передних фар, поворачивающихся то так, то эдак. Когда он был ещё в ста ярдах от места, где работал бульдозер, шум прекратился и фары погасли.

„Перекур, – подумал Квиллер. – Ему не следует оставлять за собой окурки“.

В это мгновение раздался душераздирающий крик – человеческий крик, – а затем землю сотряс удар; потом все стихло.

– Эй! Эй! Сюда! – крикнул Квиллер, рванувшись вперёд и увертываясь от чего-то большого и чёрного, пролетевшего над его головой.

В свете фонарика он увидел перевернутый бульдозер, наполовину в яме. Водителя не было видно.

„Его отсюда вымело“, – подумал Квиллер, освещая место происшествия, тут из ямы донесся мучительный стон. Бульдозерист был погребён под своей машиной.

Тщетно пытался Квиллер приподнять её плечом. В отчаянии он глянул на пустынное шоссе – с севера приближалась пара фар, Квиллер бешено замахал фонариком.

– Есть онлайн? Есть телефон? – накинулся он на сидевшего за рулем. – Наберите девятьсот одиннадцать! Перевернулся бульдозер! Под ним человек, ему не выбраться! Тривильен-роуд, в четверти мили к северу от основной трассы! – Едва он успел договорить, как Скотт Гиппел (именно он сидел за рулем) принялся передавать сообщение по телефону, находившемуся у него в салоне.

Почти тут же тишину ночи прорезали полицейские сирены. Ещё через несколько секунд с севера и с юга стали приближаться красные и белые мигалки, сопровождаемые завываниями и бесконечными гудками карет „скорой помощи“.

Пока Гиппел разворачивался так, чтобы фары его машины освещали место происшествия, Квиллер спустился в траншею осмотреть её с помощью своего фонарика. Первое, что он увидел, – вывернутая рука… затем клок чёрных волос… и, наконец, бородатое лицо, исполосованное кровавыми царапинами.

Первой прибыла полицейская машина, за которой следовали машина „скорой помощи“ из больницы и добровольческая команда спасателей из пожарной части. На призыв о помощи отозвалось семеро мужчин и одна женщина. У всех было спасательное снаряжение, и все они знали своё дело. Они подняли домкратом бульдозер и извлекли из грязи бесчувственное тело.

Квиллер опознал его для полиции: Эдуард Тривильен из Индейской деревни; ближайшая родственница – Летиция Тривильен из Вест-Мидл-Хаммока. Дверь за носилками захлопнулась, и „скорая помощь“ поспешила прочь.

Остальные стояли вокруг ошеломлённые, хотя только что были так спокойны на спасательных работах.

– Я услышал шум бульдозера, – сказал Квиллер, – и направился сюда, чтобы взглянуть, что творится, как вдруг услышал крик, грохот опрокидывающейся машины и шум крыльев большой птицы, улетавшей прочь. Думаю, это была большая рогатая сова. У нас здесь живёт одна такая.

– Ночью, во время охоты, они что угодно могут принять за добычу, – сказал офицер полиции. – Вы правильно делаете, что носите эту жёлтую кепку.

– Парень вряд ли оправится. У него переломаны кости. Представляете, сколько весит этот трактор?

– Земля, впрочем, влажная, – заметил Квиллер. – Грязь отчасти послужила буфером.

– На это и не рассчитывайте! – Гиппел отличался пессимизмом: он был единственным бизнесменом города, не пожелавшим вступить в Патриотический клуб Пикакса.

Возвращаясь в амбар, Квиллер содрогался при одной мысли, что ему надо известить о случившемся Полли. Мысль о серьёзной аварии на её территории отравит её отношение к дому и добавит ей беспокойства.

Войдя в дом, он услышал телефонный звонок. Это была Селия.

– Печальные вести! – задыхаясь, проговорила она. – Только что звонила Тиш. Её брат попал в ужасную аварию. Он в пикаксской больнице, и она попросила меня поехать туда, так как не может оставить Флорри одну.

– Позвоните мне, если я понадоблюсь. В любое время, – сказал Квиллер. – Позвоните мне и сообщите о его состоянии.

Он включил в амбаре весь свет, силясь разогнать мрачное настроение. Сиамцы чувствовали себя столь же неуютно. Они забыли потребовать угощения, которое обычно получали перед сном, а идти спать также не собирались. Коты ходили за ним по пятам, пока он кружил по основному этажу. Описав несколько кругов, Квиллер заметил плетёное кресло-качалку и задумался, включено ли в его эффективность и терапевтическое действие. Как только он уселся в кресло, оба кота взгромоздились к нему на колени, причём Коко тут же усердно заскребся у него под локтем. Квиллеру пришлось смириться с этим, так как он помнил, что именно кошачья истерика навела его на мысль пойти на стройку – до того, как произошла авария!

Наконец Селия отзвонила:

– Он без сознания, и к нему пускают только родственников. Я сказала, что я его бабушка. Он больше похож на мёртвого, чем на живого. Сиделка не сообщила мне ничего, кроме того, что он находится в критическом состоянии… Что это? – вскричала она, услышав какой-то грохот.

– Коко что-то уронил, – спокойно ответил Квиллер.

– Если будет ухудшение, мне позвонят из больницы. Завтра утром, после прихода сиделки Флорри, Тиш отправится в город, и мы вместе сходим в больницу.

– Это хорошо. Ей понадобится моральная поддержка. Держите меня в курсе, а сейчас вам следует немного отдохнуть. Завтра у вас может оказаться беспокойный день. – Квиллер говорил мягко и деликатно, затем осторожно повесил трубку и повернулся…

– Мерзкие кошки! Посмотрите, что вы натворили! – взвыл он.

Коко одарил его дерзким взглядом, а Юм-Юм виновато скрылась в кухне. Брань относилась к обоим животным, но ведь это Коко уже несколько дней подталкивал носом карандашную коробку. Теперь она лежала на плиточном полу, расколовшись надвое. Старое дерево не удержало крошечных петель, и от коробки отлетела крышка. Ящичек с секретным запором оказался прочным, и скрепки не пострадали, но ручки, карандаши, нож для разрезания писем и прочие безделушки разлетелись по всему полу в разные стороны. Собрав их, Квиллер заметил, как Коко удаляется прочь, с нахальным видом унося в пасти толстый чёрный фломастер.

– Плохой кот! – вновь заревел Квиллер. – Плохой кот! – Возможно, это дало выход его гневу, но никоим образом не нарушило невозмутимости кота.

Квиллер поставил будильник на без четверти семь – беспрецедентный случай для такого любителя поспать, как он. Он хотел осторожно сообщить Полли печальную новость раньше, чем она услышит об этом по радио.

В семь часов утра местный диктор объявил: „Вчера поздно вечером в предместьях Пикакса перевернулся бульдозер, что повлекло за собой серьёзное ранение Эдуарда П. Тривильена, двадцати четырёх лет, из Индейской деревни. Когда он делал насыпь на строительной площадке, расположенной в укромном месте, на него напала большая птица, по предварительным сведениям сова. Он потерял контроль над трактором, который сорвался в траншею, подмяв под себя молодого человека. После того как бригада спасателей-добровольцев извлекла его из траншеи, он был доставлен „скорой помощью“ в пикаксскую больницу. Сейчас он находится в критическом состоянии“.

Квиллер позвонил Полли вскоре после обычного часа её пробуждения, в половине восьмого. Она ответила сонным голосом:

– Так рано, Квилл! Что-нибудь случилось?

– У меня ранняя встреча, поэтому я хотел перед уходом узнать, как Бутси.

– Вчера вечером я звонила в больницу, – сказала Полли. – Бутси спокойно отдыхал после первого дня лечения. Как мило, что ты звонишь.

– Ещё кое-что, – Мне очень жаль это сообщать, но Эдди Тривильен – в больнице.

– Откуда ты знаешь? – в тревоге спросила она.

– Передавали по радио сегодня утром. Прошлой ночью он попал в аварию.

– Надо же! Надеюсь, он не сел за руль в пьяном виде.

– Говорят, что перевернулся бульдозер. Похоже, он какое-то время не сможет руководить бригадой.

Последовала пауза, и Квиллер догадался, какие вопросы теснились у Полли в голове: „Насколько опасно его состояние? Долго ли он будет нетрудоспособен? Могут ли его помощники продолжать строительство без него? Не будет ли строительство отложено?“

– Только не это! – вскричала она. – Он что, работал на моей территории?

– Боюсь, что да. Он работал ночью на бульдозере, взятом напрокат.

– Стало быть, я виновата в том, что случилось, Квилл. Я постоянно изводила его с этой насыпью, – тоскливо сказала Полли. – Стоит ли продолжать строительство? Всё свалилось одновременно. Сначала Бутси, а теперь ещё это!

– Полли, я могу заверить тебя только в одном. Нет никаких причин для беспокойства за дом. Если возникнет какая-нибудь проблема, мы её решим. Просто предоставь всё мне.

Квиллер повесил трубку, понимая, что потерпел поражение, – его советом пренебрегут: Полли будет беспокоиться ещё больше, чем всегда. Было около восьми, и он решительным шагом направился вниз по тропинке в надежде застать рабочих на месте. Площадка пустовала. Бульдозер лежал на боку в траншее: прицеп-платформа, на котором его доставили, стоял на обочине шоссе; грузовики, покрытые грязью, были в беспорядке разбросаны по мостовой. Вскоре на территорию въехал пикап, и из него выпрыгнул один из рабочих Эдди.

Квиллер пошёл ему навстречу:

– Вы знаете, что ваш начальник в больнице?

– Да, он тяжело ранен.

– Вы сможете продолжать строительство?

Человек пожал плечами:

– Нет, босс. Ведь нам не платят. Я приехал забрать инструменты.

– Вы знаете, где Эдди взял напрокат эту технику?

– „Трак-и-Трэк“ в Кеннебеке.

В эту минуту какая-то машина последней модели остановилась на обочине. Это был Скотт Гиппел, ехавший на работу.

– Вы слышали выпуск новостей. Скотт? – спросил Квиллер.

– Конечно! Этот парень получит своё, точно вам говорю. Это проклятие Тривильена, круг замкнулся. То же место. Та же семья. Смотрите! Вот фундамент их сгоревшего дома.

– Ладно, не беспокойтесь так за Эдди. Он молод, силён…

– И пьёт, как губка, – ответил торговец машинами. – Вероятно, в его жилах течет алкоголь, а не кровь.

Квиллер пропустил это замечание мимо ушей. Было время, когда он сам более или менее подходил под подобное описание.

– Может какой-нибудь ваш грузовик взять на буксир эту штуковину, вытащить её из траншеи и доставить в Кеннебек?

– Кто платит?

– Я, но я хочу, чтобы это было сделано быстро… немедленно… сейчас же!

Ничего не ответив, Гиппел набрал номер по телефону в машине и отдал приказ.

Квиллер подождал, пока плотник заберёт инструменты – только свои и никаких из принадлежащих Эдди. Подождал, пока увезут бульдозер. Только тогда он отправился домой и накормил котов. Они вели себя непривычно тихо: знали, что он занят серьёзными делами.

Квиллер же позавтракал пончиком двухдневной давности и кофе, размышляя о странном поведении Коко в последние недели: бесконечные бдения у окна… сидение на камине вместе с манками… шумная и абсолютно абсурдная реакция на имя Гермия… беспрерывное копание у Квиллера под локтем.

Пока человек предавался раздумьям, кот исследовал книжную полку, отведённую под художественную литературу девятнадцатого века.

– Вам бы надо угомониться, молодой человек, – проворчал Квиллер, – а не то я отправлю вас жить к Аманде Гудвинтер.

– Ик-ик-ик! – раздражённо отозвался Коко, сбрасывая с полки книгу. Это была красивая книжка в кожаном переплёте, с золотым тиснением, индийской рисовой бумагой и позолочёнными краями. Покорно, смирившись с мыслью, что сиамца переспорить невозможно. Квиллер поднял книгу и прочёл название: „Идиот“ Достоевского.

– Благодарю покорно, – сварливо сказал он.

В это утро телефон Квиллера был постоянно занят. Он позвонил в Кеннебек и распорядился, чтобы „Трак-и-Трэк“ послал ему счёт Эдди за аренду бульдозера, не забыв при этом учесть ранее оставленный аванс Он дал указания мистеру О'Деллу, чтобы тот забрал настольную пилу Эдди и другие инструменты и сложил их в одном из отсеков каретного сарая.

В какой-то момент он позвонил Ланспикам, которые связались со своей дочерью, работающей в поликлинике, она, в свою очередь, поговорила с главным врачом больницы, признавшимся, что пациент то приходит в сознание, то снова его теряет, так как получил тяжёлые внутренние повреждения и многочисленные переломы. Следующие двадцать четыре часа станут решающими.

Вскоре после этого вновь позвонила Селия. Они с Тиш ходили в больницу. Эдди был в сознании, но сестру не узнал.

– Думаю, ему надавали всевозможных наркотиков, – сказала она. – Мы размышляли о том, как сообщить печальные вести Флорри и как она их воспримет, и решили, что встреча с дедушкой Пеном смягчит удар. А вы, шеф, как думаете?

„Это либо смягчит удар, либо добьёт её совсем“, – подумал Квиллер, однако вслух сказал:

– Прекрасная мысль!

– Так я позвоню ему и спрошу, могу ли заехать за ним сегодня днем. Надеюсь, это не застанет его врасплох.

– Нет. Похоже, режим в Доме престарелых достаточно гибкий.

– Кроме того, шеф, у меня есть кое-что, чтобы сообщить вам прямо сейчас если вы найдёте для меня пару минут перед моим отъездом в Круглый дом.

Селия приехала в амбар вся охваченная тревогой.

– Кофе? – спросил Квиллер.

– У меня нет времени. – Утонув в диванных подушках, Селия порылась в сумке, чтобы достать блокнот, затем бросила свою безразмерную сумку на пол, где её широко зияющие внутренности немедленно привлекли внимание сиамцев. Сумка обычно использовалась для переноса печенья, романов в мягкой обложке, домашних тапочек, аптечных средств и многого другого. – Как вы думаете, что они там ищут? – спросила Селия, пока два коричнево-чёрных носа обнюхивали таинственное содержимое сумки.

– Ригли, – ответил Квиллер. – Они думают, что вы принесли Ригли с собой, и хотят помочь коту выбраться из сумки.

Селия разразилась хохотом несколько более громким, чем того, по мнению Квиллера, заслуживала острота, но он догадался, что она перевозбуждена из-за событий дня. Он терпеливо подождал, пока Селия успокоится, а затем спросил:

– А где сейчас Тиш?

– Всё ещё в больнице. В отделении реанимации есть уютный зал ожидания для родственников, и именно там у нас с Тиш произошла сегодня задушевная беседа. Я спросила, есть ли у Эдди друзья, которых следовало бы оповестить, но она никого не знает из его друзей… Я говорила вам, шеф, это странная семья… Потом она сказала, что Нелле Хупер очень нравился Эдди и она будет огорчена, узнав о случившемся. Правда, она не оставила адреса, по которому её можно разыскать. Нелла, как я выяснила, работала секретаршей в Ссудном банке, её уволили за пару недель до закрытия банка. Они с Эдди снимали квартиры в одном доме Тиш сказала, что Нелла была скорее не секретаршей, а помощницей президента. У неё был диплом по бухгалтерскому учету, она хорошо разбиралась в компьютерах и вообще произвела на Тиш большое впечатление. Обычно они вместе ходили обедать.

– Первый вопрос, – сказал Квиллер. – Что забыла эта высококвалифицированная особа в таком вонючем местечке, как Содаст-сити? Ведь помимо всего, о чем вы упомянули, она ошеломительно хороша собой! Я её видел.

– Ей нравились поезда! Вот и всё. Это была работа, о которой она мечтала, – разъезжать по всей стране с президентом банка, смотреть на поезда и…

Телефонный звонок прервал её. Звонила Хикси; она сообщила, что квартира Неллы Хупер не освободится до первого октября и, возможно, не освободится и тогда, если она решит вернуться обратно. За квартиру платил и платит Ссудный банк – каждый квартал – вперёд. Эдди Тривильен переехал в Индейскую деревню за четыре месяца до воскресенья Ревизии.

– Это тот, который попал вчера ночью в ужасную аварию? – спросила Хикси.

– Он самый. Сын Флойда. Спасибо, Хикси. Потолкуем позже.

На обратном пути в гостиную Квиллер размышлял: „Если Неллу собирались уволить в июле, зачем оплачивать ей квартиру до октября?“ Селии он сказал:

– А Тиш не говорила, почему Неллу уволили?

– На самом деле её не увольняли. У отца Неллы (он живёт в Техасе) обнаружили болезнь Альцгеймера, и матери необходимо было присутствие дочери дома. Вот почему Нелла оставила работу. Но в конторе изобразили всё так, словно её уволили, чтобы она смогла получить пособие по безработице. Она уехала не попрощавшись, что больно задело Тиш, хотя она и понимала, что у Неллы на уме семейные несчастья.

– Гм, это немного странно, – заметил Квиллер. – Насколько я помню, Тиш сказала, что ненавидит отца за то, что он обманывал Флорри. А как же она реагирует на его отношения с Неллой?

– По её словам, их отношения носили чисто деловой характер. Настоящая подружка отца владеет баром в Содаст-сити. Тиш говорила Нелле, что она думает про отца и про его отказ дать денег на отправку Флорри в Швейцарию. Нелла отнеслась ко всему очень сочувственно и сказала, что это просто – перевести сто тысяч долларов для Флорри на тот счёт, где лежат деньги, предназначенные для взяток, и Ф. Т. останется в дураках. Кроме того, это всё было бы законно, поскольку не выходило бы за пределы одной семьи… Вы в этом что-нибудь понимаете, шеф?

– Я даже не понимаю, почему семью девять всегда шестьдесят три.

– Я тоже! И рада, что я не единственная тупица… Ну ладно, следующее – это то, что Тиш представила Нелле Эдди, тому нужны были деньги на строительство кондоминиумов. Если бы он купил землю, он смог бы занять под неё деньги и начать строительство, но Ф. Т. не желал его субсидировать. Нелла сказала, чтобы Эдди не беспокоился, – она сможет провернуть такой же перевод денег с одного счёта на другой, потому что всё в семье. Но, ещё не начав действовать, Нелла уехала, а Ссудный банк обанкротился. Тиш повезло, что её сбережения находились в Пикаксском банке: она не доверяла Ф. Т. – Селия говорила скороговоркой и посматривала на часы. – А сейчас я должна бежать. Если я опоздаю, сиделка будет со мной груба.

Пока они шли с Квиллером к стоянке, Селия сказала:

– Сегодня кто-то подогнал к каретному сараю грузовик и начал выгружать из него всякую всячину. Я спустилась вниз узнать, что всё это значит, и познакомилась с приятнейшим мужчиной! Он сказал, что работает на вас.

– Это мистер О'Делл. Вы часто будете с ним встречаться. Он тот, кто вымыл в квартире окна перед вашим приездом.

– Возможно, вскоре их придётся помыть опять, – многозначительно ответила она и со смехом удалилась.

Вернувшись в дом, Квиллер обнаружил на полу нечто, что ранее лежало на телефонном столике: сценарий в мягкой обложке, который дала ему почитать Фран. Коко с самодовольным видом лежал на пузичке под столиком, Квиллер пригладил усы. Он начинал понемногу понимать: в последнее время в проделках Коко явно прослеживалась львиная тема, начиная со льва во „Сне в летнюю ночь“… затем „Андрокл и Лев“… и вот теперь „Лев зимой“. Может, он отождествлял себя с царём зверей? Для домашнего кота весом в десять фунтов самомнение у него было почище львиного.

„Или, – подумал Квиллер, – он пытается мне что-то сообщить, а я никак не могу вникнуть?..“