ЧЕТЫРНАДЦАТЬ


Во вторник вечером секретный агент Квиллера явилась в штаб операции „Свисток“ с донесением – она была в полном изнеможении.

– Я абсолютно измучена! – заявила Селия. – Сначала, сегодня утром, эта больница… затем семейный сбор… и, кроме того, поразительные новости!

– Сядьте, пока не упали, – сказал Квиллер. – Расслабьтесь. Выпейте глоточек фруктового пунша. Поздоровайтесь с Коко и Юм-Юм.

Сиамцы приблизились, не сводя глаз с её сумки. Валявшаяся на полу сумка напоминала сундук с сокровищами.

– А вы хорошими котятками были? – спросила она сиамцев.

– Нет, – ответил Квиллер. – Коко всё ещё в немилости за злостное повреждение собственности… Продолжите же ваш рассказ. В последнем эпизоде „Злоключений Тривильенов“ говорилось о задушевной беседе с Тиш, и вы остановились на том, что Нелла уехала не попрощавшись.

– Да, это случилось в то воскресенье, когда состоялся этот пробег по пятьсот долларов за билет. После прогулки на поезде Флойд пришёл домой, где ему тут же был какой-то таинственный телефонный звонок, после чего он сказал, что должен выйти, чтобы встретиться с неким человеком по поводу поезда. Он ушёл, и больше они его так и не видели.

– Когда Тиш рассказала вам об этом?

– Сегодня утром в больнице. Я не успела вам сообщить, потому что мне нужно было бежать в Круглый дом… Я позвонила дедушке Пену и сказала, что заеду за ним в два часа. У него был такой тон, будто больше всего его интересовало видео. О том, что случилось с Эдди, я не упоминала.

– А Флорри знала, что он должен приехать?

– О да! Она вся трепетала при мысли, что вновь после стольких лет увидит „папашу“. Ей хотелось приодеться. В два часа, как я обещала, я отправилась в Содаст-сити. Этот Дом престарелых просто наводит тоску. Вы видели это здание?

– Да, и думаю, что его обитатели проводят большую часть дня в барах „У путей“ и „Соскок“. И кто их за это осудит?

Селия рассказала, как она вошла в вестибюль и увидела там трёх стариков, сидевших рядком, – все были чисто выбриты, причёсаны и очень достойно выглядели в своих белых летних рубашках.

– Они все поднялись мне навстречу, и я поинтересовалась, кто из них – знаменитый машинист. Самый высокий ответил: „Пятак-то? Это я“. Я сказала, что машина ждёт у обочины, и он ответил: „Полный вперёд!“ Но когда я направилась к машине, все трое последовали за мной! До того как я успела что-либо сообразить, трое рослых мужиков втиснулись в мою машинку. Я волновалась, что рессоры не выдержат, но что было делать? Я заметила: „Не знала, что вы захватите своих телохранителей, мистер Пен“. Они все рассмеялись.

– Хорошо сказано, – похвалил Квиллер.

– Оказалось, что это его кочегар и тормозник, они всю жизнь работали в одной бригаде и до сих пор держатся вместе. Их зовут Фред и Билли, и они были ужасно возбуждены от мысли, что увидят видео. Всю дорогу до Круглого дома они так и тараторили.

– БРЫСЬ! – крикнул Квиллер, и Юм-Юм, застигнутая в момент, когда пыталась стянуть из сумки упаковку бумажных носовых платков, выронила свою добычу и удрала.

– Прощу прощения, – сказал Квиллер. – Продолжайте, пожалуйста.

– Итак, только мы прибыли, Тиш сбежала с крыльца и бросилась дедушке на шею. Флорри сидела на крыльце в своем инвалидном кресле, на ней было красивое платье. Её старый отец, спотыкаясь, поднялся по ступенькам с криком „Малышка Флорри!“. Он упал перед ней на колени, сжал её в объятиях, и они оба заплакали. А когда она спросила: „А где мама?“ – я тоже заплакала.

– Трогательная сцена, – сказал Квиллер.

– Я отвела Фреда и Билли во дворик, чтобы дать членам семьи возможность поговорить наедине. Мужчины помнили Флорри юной хорошенькой девушкой, которая махала им, когда поезд проходил мимо. Они тоже знали о её свадьбе, и всё это им ни капельки не нравилось. Затем они стали осыпать Ф. Т. проклятиями за то, что он украл у них все их сбережения. Они надеются, что его поймают и посадят в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Когда я показала им сломанные Флорри поезда, они смеялись и радовались.

– А видео вы показывали?

– Дважды! Тиш отказалась смотреть, а Флорри требовался отдых, потому что от волнения она совсем лишилась сил, но трое друзей сочли, что это прекрасная запись. После чего я отвезла их обратно в Содаст-сити.

– Должен сказать, Селия, что вы превосходно справились с задачей.

– Спасибо, шеф, но это ещё не конец. Вернувшись в Круглый дом, я была потрясена одним известием так, как никогда в жизни! Вы готовы выслушать?

– Валяйте!

– Адвокат буквально перед моим приходом сообщил Тиш одну вещь. Он сказал, что Флойд записал Прогулочный поезд на имя Флорри, чтобы оградить себя от кредиторов и судебных тяжб!

– Отлично! Это придаёт делу другой оборот, разве нет? – воскликнул Квиллер. – Поезд можно продать, а на вырученные деньги отправить Флорри в Швейцарию.

– Вы не дослушали, шеф. Поезд покупает дедушка Пен!

– Погодите-ка! У него что, есть такие деньги?

– Я спросила то же самое, – ответила Селия, – и Тиш сказала, что пятьдесят лет у дедушки была хорошо оплачиваемая работа и он всегда считал целесообразным откладывать на чёрный день. Более того, его деньги находятся в разных банках, а часть вложена в государственные облигации, поэтому его средства не заморожены. Он всё переводит на имя Флорри. Они уже вызвали адвоката.

– Останется ли у старика на что жить дальше? – поинтересовался Квиллер.

– Тиш говорит, что у него сохраняется его пенсия железнодорожника плюс социальное обеспечение плюс хорошая медицинская страховка. Ему вряд ли нужно больше… Что вы обо всём этом думаете, шеф?

– Всё это смахивает на концовку киномелодрамы тридцатых годов, но я счастлив за них за всех. Вы не сказали, сколько он переводит на имя Флорри, но за этот поезд он может получить больше миллиона. Скорее, даже два миллиона. Я слышал, что Флойд только за паровоз заплатил шестьсот тысяч долларов. Только представьте! Мечта старого машиниста! Владеть прославленной „девяткой“!

Селия выглядела озадаченной.

– Но если он захочет продать поезд, то кто его купит? Потратить на это такую кучу денег!

– Коллекционирование поездов – очень распространённое увлечение. Этим занимается больше людей, чем вы думаете. – Квиллеру пришла в голову мысль, что экономический отдел Фонда К., в настоящее время пропагандирующий туризм, мог бы взять над Прогулочным поездом шефство и использовать его в тех же целях, что и Флойд.

– Ладно, мне пора отправляться домой и выяснить, чем занимается Ригли, – сказала Селия.

Квиллер протянул ей конверт:

– Здесь билеты на премьеру в четверг вечером и кое-что ещё в благодарность за вашу работу.

– О, спасибо! – сказала она. – Мне и так очень нравится это задание, я не ждала вознаграждения.

– Вы его заслужили. В следующий раз, когда будете разговаривать с Тиш, попытайтесь выяснить, не догадывается ли она о том, кто мог известить аудиторов о ламбертаунском мошенничестве… и почему Флойда никак не найти… и от кого поступил этот таинственный телефонный звонок в тот вечер, когда он исчез. Она ведь умница. Может, она в состоянии будет сделать кое-какие предположения.

– Да, но я не знаю, долго ли она и Флорри пробудут здесь. Тиш уже позвонила в авиакомпанию. Вероятно, они улетят в эти выходные.

После отъезда Селии Квиллер несколько раз обошёл вокруг сарая, размышляя о вновь возникших вопросах: нет ли других причин, кроме приведённых, по которым Тиш спешит покинуть страну? Действительно ли в Швейцарии есть доктор, способный принести Флорри чудесное исцеление? Так ли больна Флорри, как старается показать?


После потрясений, успехов и удивительных событий последних двадцати четырех часов следующие сорок восемь последовательно разочаровывали. Операция „Свисток“ неожиданно зашла в тупик.

Полли разрушила планы на вечер театральной премьеры; догадки Квиллера по поводу зловещей тайны таверны „У путей“ не оправдались.

Среда, утро. В закусочной Луизы Квиллер наткнулся на Роджера Мак-Гилливрея, и репортёр сказал:

– Эй, я выяснил, что произошло в баре „У путей“ десять лет назад. Женщины объявили этому заведению бойкот, потому что им не разрешалось приближаться к бильярдным столам.

– И это всё?

– Всё. Пару недель они пикетировали таверну, а затем им в голову пришла идея получше. Они открыли бар „Соскок“ и стали конкурировать с таверной „У путей“. И кормят у них лучше, и хозяйку, цветущую веселую молодую женщину, все любят. Флойд ссудил ей денег для начала и помог достать разрешение на продажу спиртного.

– Я был в заведении „Соскок“, – сказал Квиллер, – что-то не помню, чтобы там были бильярдные столы.

– Их там и нет! Я спросил об этом хозяйку, и она сказала, что женщины не хотят играть в бильярд, когда им никто этого не запрещает. Она считает, что это ужасно смешно.

Квиллер раздражённо фыркнул в усы:

– Ладно. Увидимся завтра вечером на спектакле?

– Боюсь, что нет. Иначе нам надо нанимать няню, а это дороже билетов. Кроме того. Шекспира обожает Шарон, а не я.

Среда, день. Позвонила Селия. – Сегодня вечером мне нечего докладывать, шеф. В Круглом доме я не понадобилась. Там Тиш с матерью. Они готовятся к поездке. Я ходила в больницу. Эдди весь замотай, как мумия, „подвешен ко всяким трубкам и бутылкам. Он мало похож на человека.

Среда, вечер. Квиллер позвонил Полли спросить о здоровье Бутси.

– Завтра я забираю его домой, – сказала она. – Если ты не против, я бы вместо театра осталась дома. А ты иди, тебе же надо написать рецензию. А я с интересом прочту, что ты думаешь о постановке.

С ноткой раздражения в голосе он ответил:

– Что я об этом думаю и что говорю в печати – вовсе не обязательно одно и то же. Полагаю, тебе не нужно напоминать, что это маленький городок.

Четверг, утро. Снова позвонила Селия и мрачно проговорила:

– Эдди вряд ли доживет до полудня. Врачи известили Тиш и попросили срочно приехать в больницу. Я её там встречу и потом дам вам знать о том, что произойдёт.

Четверг, день.

– Шеф, у меня печальные новости. Эдди скончался в десять тридцать семь. Тиш в Пикаксе, а я ухаживаю за Флорри. На спектакль я успею.


Праздничная толпа ожидала первого представления „Сна в летнюю ночь“. В шуме голосов перед входом в театр, в вестибюле и в верхнем фойе слышалось возбуждение. Половина зрителей состояла из друзей, родственников или однокурсников молодых статистов. Вторая половина – из людей, которых Квиллер знал. Среди них были Комптоны.

– Где Полли? – спросили они его.

Хикси Райс и Двайт Сомерс. Эти тоже хотели знать, почему нет Полли.

Доктор Диана Ланспик с доктором Гербертом, бывшей привязанностью Хикси. Так удачно сложилось, что у обеих пар места оказались в одном ряду.

Селия Робинсон со своей новой подругой, Виржинией Алсток. Селия и Квиллер незаметно обменялись поклонами.

Профессор Прелигейт из Общественного колледжа Мускаунти с несколькими членами профессорско-преподавательского состава.

Скотт Гиппел, вечно озабоченный казначей клуба: „Похоже, всё кончится тьмой кромешной, но заранее никогда не узнаешь“.

Три поколения семьи Олсон. Дженифер Олсон играла Гермию.

Аманда Гудвинтер, в одиночестве: „Я ненавижу эту пьесу, но ведь её ставила Фран, вот и дала мне билет“.

Квиллер встретил своих гостей в верхнем фойе: Арчи и Милдред Райкер и дочь Милдред, Шарон, приехавшую из Мусвилла, чтобы не пропадал билет Полли.

– Что случилось с Полли? – спросил Райкер. Квиллер описал ситуацию.

– Слушай, Квилл! Надо что-то делать с твоей избранницей. Она сама не своя последнее время. Я понимаю, что она беспокоится за Бутси, но этот дом сведёт её с ума. У моей сестры однажды случился нервный срыв после перестройки кухни. Чем мы можем помочь Полли?

– Хотел бы я знать! Что ещё хуже, сегодня утром скончался её подрядчик.

Огни в фойе начали меркнуть. Квиллер и его гocти прошли в зал и заняли свои места в пятом ряду.

Пьесу принимали на ура. Публика аплодировала студентам в костюмах лордов и леди, когда те выходили на сцену из центрального прохода. Дерек Катлбринк и артель грубых ремесленников, как и ожидалось, ввергли зал в неистовство. Однако гвоздём программы стали „зелёненькие“ с их причудливым гримом и движениями роботов. Между тем поклонники Шекспира ждали своих любимых строк: Как странно всё! Не знаю, что подумать… Мне кажется, что у любви правдивой чем меньше слов, тем больше будет чувства… Как безумен род людской…

Когда царь „зелёненьких“ подал реплику: Я невидимкой могу подслушать смертных разговор … – и исчез в клубах дыма, Квиллер услышал завывание сирены пожарной машины, пронёсшейся мимо театра. Этот звук всегда его тревожил. Через несколько секунд послышались сигналы машины, на которой обычно ездила бригада спасателей. Затем, прямо перед объявлением антракта, запикал пейджер Райкера, и издатель, сидевший у прохода, быстро вышел в вестибюль. Как только закончилось первое действие, Квиллер поспешил к выходу и нашёл Райкера в телефонной будке.

– Квилл, к югу от Вайлдкэта – ужасная железнодорожная авария. Редакция городской газеты уже кого-то туда послала, но думаю, мне следует поехать туда самому. Если хочешь, присоединяйся! Шарон отвезёт Милдред домой.

Уже на театральной стоянке Райкер сказал:

– Я увёл тебя со спектакля, а ведь ты должен написать рецензию в завтрашний номер.

– Не беспокойся, – ответил Квиллер. – Я уже знаю, что сказать о первом акте, и подгоню это и ко второму.

Выехав за пределы города, Райкер нажал на газ; беседа была немногословной.

– Роджер сидит с ребёнком. Он будет жалеть, что пропустил такое событие.

– Да… ну…

– Кто сегодня дежурит?

– Дональд. Новенький.

– Получит крещение на крушении поезда. Интересно, что это за поезд?

– Товарняк, вот всё, что можно было вытянуть из ССЛ.

– Северное или южное направление?

– Не сказали.

В городке под названием Вайддкэт царило необычное оживление. В этом местечке всего и было что торговый центр, бар, заправочная станция и антикварная лавка; параллельно центральной улице шли железнодорожные пути. Люди толпились у шлагбаума или стояли прямо на путях, пристально вглядываясь во что-то в южном направлении. Райкеру пришлось прибегнуть к автомобильному гудку, чтобы прорваться.

– Это, вероятно, в полумиле к югу от города.

– Если ты не забыл поездку на Прогулочном поезде, – сказал Квиллер, – то вспомнишь, что железная дорога к югу от Вайлдкэта уходит в сторону от шоссе. Из окон поезда нам открывались такие виды, каких мы никогда не видели раньше.

Было ещё светло, но пасмурно. Впереди какое-то странное зарево освещало сгущающийся мрак. За поворотом они обнаружили, что шоссе перекрыто полицейскими машинами, каретами „скорой помощи“ и пожарными грузовиками. На обочине стояло несколько частных машин, а их владельцы с глупым видом таращились на аварийное оборудование. Райкер припарковал машину, и они с Квиллером пешком направились к месту основных событий, наблюдая, как „скорая помощь“, наполнившись ранеными, тут же отправлялась в Локмастер или Блэк-Крик. Откликнулись все окрестные городки. Фельдшеры бежали к лесочку, примыкавшему к дороге, а санитары с носилками возвращаясь с места крушения, продирались сквозь кустарник, хотя бригада спасателей, вооруженная топорами и пилами, изо всех сил старалась расчистить им путь.

Райкер показал полицейскому штата своё удостоверение журналиста.

– Можем мы попасть к месту происшествия?

– Идите за этими парнями, но не путайтесь у них под ногами, – сказал офицер, – Возьмите фонарики. Скоро стемнеет.

Оба репортёра нырнули в лесок, причем Райкер ворчал, что он испортит свои новые туфли.

Слышны были отдающие приказы голоса, которые эхом отражались от стен ущелья. Визг пил и удары топоров усиливали ощущение беды. Выбравшись из кустов, Квиллер и Райкер оказались на запасном железнодорожном пути – одноколейке со старыми телеграфными столбами. Команда санитаров с носилками, к которым ремнями был привязан пострадавший, бежала по пути, неловко прыгая по шпалам.

Когда журналисты, спотыкаясь, дошли до места крушения, то увидели вагон-платформу с огромным прожектором, освещавшим деревянный мост. На противоположной стороне ущелья виднелся ещё один вагон-платформа с подъёмным краном для аварийных железнодорожных работ. Потом они увидели сюрреалистическую сцену: ошеломлённые случившимся раненые сидели рядком на насыпи, а между ними сновали доктора в белых халатах. Никакого поезда не было видно.

– А вот и наш парень! – воскликнул Райкер. – Эй, Дональд! Добыл что-нибудь?

Они заспешили молодому репортёру навстречу.

– Немного, – ответил Дональд. – Только фотографии. Никто наверняка ничего не знает.

– Продолжай снимать, – распорядился его начальник. – А мы здесь покрутимся и попытаемся что-нибудь выяснить.

– Есть предположение, что состав угнали из Помойки с запасного пути.

– Боже мой! – вскрикнул Квиллер, подбежав к краю ущелья. – Это же „девятка“!

Три смятых вагона громоздились на паровозе, лежащем на боку в грязи, – гротескный монстр всё ещё изрыгал пар и дым.

Загрузка...