Глава 6

Утро выдалось невесёлое. У Джо судорожно подергивался желудок, и всё тело ныло от сострадания. Он видел из окна как Клайд на своем «Паккарде» вырулил задним ходом на улицу и поехал к ветеринару. Бедняга Барни лежал на переднем сиденье, завёрнутый в одеяло. Ему было так плохо, что он даже не мог сидеть и смотреть в окно. Старый золотистый ретривер всегда любил встречный ветер, с удовольствием смотрел на проплывающий мимо городской пейзаж. Но сегодня, когда Клайд нёс его из дома в машину, пёс безвольно висел у него на руках, словно полупустой мешок опилок.

Ещё вчера вечером Барни, казалось, был в полном порядке и резвился на заднем дворе, несмотря на артрит. Но, когда в свете наступившего утра Джо проскользнул на кухню, Барни лежал, тяжело дыша, на линолеуме, его глаза потускнели от боли, которая пряталась где-то глубоко внутри. Джо коснулся носом собачьей морды; нос Барни был сухим и горячим. Джо не догадывался, как сильно он любит Барни, пока не обнаружил старого золотистого ретривера распростертым на полу и стонущим от терзавшей его боли.

Джо ворвался в спальню и разбудил Клайда, а затем сам позвонил доктору Фиретти, назвавшись гостем Клайда; тем временем сам Дэймен натягивал мятый свитер и джинсы. Доктор Фиретти сказал, что будет ждать в клинике через десять минут.

Накануне Джо вернулся домой около трёх часов ночи, расставшись с Дульси на Морском проспекте; он до отвала наелся крольчатины и так устал после схватки с разъярённым енотом, что даже не пошёл на кухню проверить, есть ли там чем подкрепиться. Вместо этого он прошёл прямо в спальню и без сил рухнул на подушку рядом с Клайдом, даже не потрудившись смыть с морды кровь енота. Едва коснувшись подушки, он уснул.

Проснулся он два часа спустя от слабых стонов. Будильник в спальне показывал пять часов. Выбравшись на кухню, Джо обнаружил Барни, от боли бессильно развалившегося на линолеуме. Четверть часа спустя Барни уже был на пути к ветеринару, где его ждал холодный металлический стол, анестетики, клетка и прочие неприятные вещи, о которых Джо даже не хотелось думать.

Джо улёгся на спинку своего персонального кресла и посмотрел на пустынную улицу. В уличном воздухе всё ещё висел запах выхлопных газов, постепенно просачиваясь сквозь оконное стекло. Было слышно, как в кухне беспокойно бродит Руби, хватившись пропавшего друга. Чёрный Лабрадор не расставался с золотистым ретривером с тех пор, как они оба были щенками. Джо слышал, как он поскуливает и суетится; будучи не в силах больше терпеть огорчение старого Лабрадора, кот спрыгнул вниз и направился на кухню.

Распахнув дверь, он позвал громадного пса в гостиную и пригласил в своё личное кресло — восхитительно изодранное и устланное кошачьим духом частное владение. Он никогда и ни с кем не делил это кресло, ни кошки, ни собаки, ни люди не имели права даже приближаться к нему; но сейчас он подбодрил старого пса, и тот, кряхтя, забрался на сиденье.

Вытянувшись на мягкой потёртой подушке, Руби положил морду на ручку кресла и тяжело вздохнул. Джо устроился рядом с ним.

Кресло находилось в его распоряжении с тех самых пор, как Клайд нашёл едва живого раненого котёнка в сточной канаве Сан-Франциско. После нескольких нелёгких дней у ветеринара бедолага наконец оказался в доме. Клайд устроил для него чудесное ложе в коробке, однако кот предпочёл синее кресло единственное действительно удобное кресло в доме. Клайд спорить не стал. Джо всё ещё оставался несчастным больным котенком, который едва не расстался с жизнью. Ещё в младенчестве Джо уяснил, что если правильно сыграть на человеческой жалости, то можно добиться чего угодно.

И с того самого момента, когда он впервые свернулся калачиком на ярко-синем кресле, этот предмет мебели стал принадлежать ему. Кресло уже давно перестало быть синим, оно выцвело до какого-то неопределяемого оттенка и сплошь покрылось серым подшерстком. Подлокотники и спинка были в клочья разодраны в результате ежедневной заточки когтей; из-под жалких остатков ткани торчала мягкая белая набивка. Этот материал, перемешанный с роскошной серой шерстью, создал удивительную текстуру поверхности, настоящее произведение искусства.

Старый пёс, развалившись в кресле, глубоко втянул носом воздух, обнюхивая обивку, и обслюнявил пухлый подлокотник, а затем снова вздохнул — от одиночества и жалости к себе.

— Ладно тебе, Руби. Держи хвост пистолетом. Доктор Фиретти хороший врач.

Руби перевел удрученный взгляд на Джо и снова горестно затих.

Джо устроился рядом, облокотившись на мощное собачье плечо, и лизнул Руби в макушку. Однако он и сам чувствовал себя потерянным. Он очень переживал за Барни. Внезапная болезнь ретривера оставила у Джо ощущение пустоты, непривычной беззащитности и подавленности.

Он ещё долго оставался рядом с Руби, пока старый Лабрадор не уснул. Ему удалось утешить друга, однако и сам Джо нуждался в утешении. Ему сейчас позарез нужны были чьи-то ласка, тепло и сочувствие. Он оглядел знакомую комнату, своё драное кресло, вытертый ковер, побитый телевизор, голые светлые стены. Этим утром их с Клайдом холостяцкое логово больше не казалось ему уютным, а наоборот — одиноким и заброшенным.

Джо поднялся. Нужно было что-то делать.

Ему сейчас требовалось нечто, что могло бы поднять дух, чьи-то забота и угощение, чего в данный момент его собственный дом предложить не мог.

Напуганный своим болезненным состоянием, он в последний раз лизнул голову пса и выскочил из дома. Пробежав немного трусцой, он прибавил темп и помчался через весь город — через Морской проспект, мимо закрытых магазинов и ресторанчиков, откуда пахло оладьями, беконом и кофе, мимо закрытых галерей и запертой почты.

Уже за квартал до дома Вильмы Джо увидел, что на кухне горит свет — его отблески падали на большой дуб перед домом. Пахло свежеиспечёнными имбирными пряниками. Джо рванул к этому гостеприимному жилью, словно спасающийся от школьных забияк мальчишка к собственному дому.

Он промчался через двор и взлетел по ступенькам прямо к ярко светящемуся квадрату кошачьей дверки, нырнул в неё и оказался на приветливой и уютной кухне Вильмы. От пряничного аромата у него сжимались когти и топорщились усы.

Дульси стояла на столе и смотрела на него, удивляясь столь решительному вторжению. Некоторое время она изумлённо разглядывала Джо широко распахнутыми глазами. Её мордочка была мокрой от молока, к влажной шерсти прилипли пряничные крошки.

— Что случилось? У тебя кошмарный вид: уши опущены, даже усы обвисли. Что произошло?

— Это из-за Барни. Клайд повёз его к ветеринару.

— Но… он же не мог попасть под машину? Он ведь никогда не выходит на улицу.

— Ему стало плохо. Что-то внутри, ему было очень больно.

— Ничего, доктор Фиретти…

— Он уже старый, Дульси. Я не знаю, что может сделать доктор Фиретти.

Он запрыгнул на стол и прижался к ней, чтобы хоть как-то утешиться. Она лизнула его в ухо и накрыла своей мягкой лапкой его лапу. Вокруг них сине-белая кухня Вильмы сияла чистотой и уютом.

Лучи утреннего солнца проникали сквозь чистые окна, жемчужно сияя на сине-белых обоях и синих формах для пирогов и печенья. За ромбовидными стеклами дверок буфета поблёскивала синяя керамическая посуда. Обстановка в доме Вильмы всегда действовала на Джо успокаивающе, а уж сегодня утром я вовсе растрогала до глубины его дикой кошачъей души. Он вздохнул и лизнул Дульси в ухо.

Она подтолкнула к нему пряник и снова склонила голову отщипывая кусочки сладкого лакомства и запивая молоком из своей китайской расписной плошки. С голодным азартом Джо пристроился рядом. Кто сказал, что кошки не любят свежую выпечку, просто не слишком хорошо их знает. И пока не исчезли последние крошки и последние капли молока, Джо и Дульси не разговаривали. На его намокших усах и зубах налипли пряничные крошки, но чувствовал он себя определенно бодрее.

Он знал, что ничего не может сделать для Барни, только ждать и надеяться. Молиться он не привык, но частенько задумывался, действительно ли кошачья молитва доходит до неких высших сил, если, конечно, эти силы и впрямь существуют где-то в неведомой дали.

Он взглянул на Дульси, которая изящно умывалась, величественно восседая посреди стола.

— Я думал, что тебе ставят еду на коврик. С каких это пор Вильма стала делить с тобой стол?

Дульси бросила взгляд на свою чашку и усмехнулась.

— Когда я сказала ей, что ты ешь на столе. Ей бы не понравилось, что Клайд избаловал тебя больше, чем она меня.

— А у вас тут мило, — сказал Джо, спрыгивая вниз. Обычно он не замечал деталей интерьера, пока Дульси не привлекала к ним его внимание. Но Вильма недавно обновила обстановку. Её племянница Чарли помогла ей частично перекрасить стены в белый цвет, повесить кружевные гардины и белые жалюзи. Вильма также продала толстые потрепанные ковры и купила несколько кирмановских и сарукских ковров насыщенных тонов; поваляться на них — просто наслаждение. Дюжина рисунков Чарли с изображениями животных были оправлены в золотистые металлические рамки и украшали передние комнаты. Там было несколько портретов Дульси и даже один портрет самого Джо, которым он гордился больше, чем обычно мог себе позволить. Диван был перетянут тёмно-синим бархатом, шелковистым, как роскошный мех Дульси, а её любимая голубая шаль была переброшена через подлокотник именно так, как нравилось кошке. Три мягких стула заново обили красно-зелёным твидом. А над камином висел громадный пейзаж маслом, изображающий холмы и крыши Молена-Пойнт. Картина в красно-зеленых тонах была написана Джанет Жанно за несколько лет до её гибели.

Кот выбежал в гостиную вслед за Дульси и запрыгнул на стол Вильмы, освещенный лучами раннего солнца, которые лились сквозь белые планки жалюзи.

У них под лапами лежала развернутая карта Молена-Пойнт.

— Вильма оставила это для нас?

Дульси улыбнулась. Рядом с картой располагалась стопка газетных вырезок о воровке — домушнице — ксерокопии статей, которые Дульси читала в библиотеке.

Джо почесал ухо.

— Если бы Клайд знал, что Вильма поддерживает нас, предоставляя карты и газетные вырезки, его бы просто хватил удар.

Клайд не любил, когда Джо изображал из себя сыщика. Для такого мужлана, как Клайд, подобное чрезмерное беспокойство казалось странным.

— Всего лишь несколько пустяковых заметок и карта, — сказала она. — Это вряд ли можно назвать поддержкой. К тому же Вильма никогда не помогала нам прежде. Во всяком случае, я никогда этого не ожидала. Она и понятия не имела, что мы занимались расследованием убийства Бекуайта.

— Может, тогда она и не знала, но насчёт Джанет была в курсе. Она говорила тебе впоследствии, что очень волновалась.

— Но не вмешивалась. Для человека она довольно разумна. — Дульси потянулась, а затем свернулась калачиком. — Ты должен признать, что Вильма более терпима к нашим интересам, чем Клайд.

— Она бы не смогла всю жизнь проработать с преступниками, если б не пыталась смотреть в будущее.

Некоторые из заметок рассказывали о местных ограблениях, но большинство из них запечатлели продвижения домушницы во побережью. От Сан-Диего она перемещалась всё глубже на север, подальше от жары.

— Похоже, старушенция предпочитает более прохладную погоду, — заметил Джо. — Южная Калифорния зимой, Сан-Франциско летом.

Изучая сообщения о кражах в Молена-Пойнт, они прокалывали когтями карту на месте каждой кражи, но не обнаружили никакой закономерности. Похоже, женщина путешествовала туда-сюда наугад по наиболее зажиточным районам, возможно, выбирая по пути дома, где хозяева трудились во дворе.

— Вот это мне нравится, — сказал Джо, указывая на одну из заметок. — Ракушечный Пляж. Воровка входит в дом, пока парень спит. Наверняка она подумала: если он был на мальчишнике, то так пьян, что ничто не сможет его разбудить.

Домушница, проскользнув на второй этаж в спальню жениха утром накануне свадьбы, прихватила с комода золотые обручальные кольца, приготовленные для церемонии.

Она вытащила кольца из коробочки, а саму коробочку закрыла, предварительно вложив в прорези две монетки, чтобы не чувствовалось отсутствие веса, и оставила на комоде. Жених, который был наверняка с похмелья и очень спешил, взволнованный близостью брачной церемонии, заметил это, лишь когда открыл коробочку в церкви, чтобы передать кольца шаферу, а вместо этого обнаружил два пятицентовика.

Дульси улыбнулась:

— Ну и нахалка же она.

— А ещё она боится кошек. Когда она замечает, что я наблюдаю за ней, её охватывает настоящий ужас.

Джо потёрся щекой о жалюзи и посмотрел в окно.

Утро уже золотилось вовсю, в окнах напротив, выстроившись в ряд, отражались крошечные солнышки. Джо прищурился от яркого света.

— Нам нужно устроить засаду, я уже все лапы стёр, идя по ложному следу туда, где эта воровка так и не появилась. Крыша в мастерской Клайда не настолько высока, оттуда мне не видно и половину холмов.

До сих пор его план состоял в том, чтобы следить с крыши мастерской) как воровка нарезает круги, намечая добычу, затем он бежал туда, где она ставила автомобиль. Проблема в том, что домушница оставляла машину за несколько кварталов до намеченной цели и порой к ней не возвращалась. А один раз, когда он считал, что женщина в прачечной, она всё же выскользнула незамеченной, а может быть, просто оказалась упрямее его. Коту показалось, что он выжидал целую вечность, пока не ослабел от голода, и в конце концов он в раздражении ушел, не зная наверняка, удалось ли ей ускользнуть или она всё ещё оставалась в доме. Но Джо так проголодался, что ему было уже всё равно. А на следующий день, сидя на кухонном столе, он прочитал в местной газете заметку о краже с перечислением похищенного, в том числе был украден небольшой портрет кошки, стоивший добрых две сотни тысяч. Он действительно облажался и чувствовал себя полным дураком.

— Помнишь тот коричневый дом с черепичной крышей? — сказала Дульси. — Такой высокий, с куполом, на улице Хейли. После башни суда это самая высокая точка в нашем городке.

— Ну да.

— А сегодня суббота, и полгорода будет копаться во дворах. Они спрыгнули со стола, выбрались через кошачью дверку и направились по Долорес к Шестой улице, при этом Дульси беспрестанно мурлыкала. Шпионить она любила. Это доставляло ей в сто раз больше удовольствия, чем выслеживать кроликов.

Но когда они пересекли улицу Даннер, ветер усилился; он кружил по тротуару, ерошил кошачий мех. Над кошками быстро бежали облака. Джо взглянул на нахмурившееся дождём небо.

— Если погода испортится, никто не будет возиться в саду. Если пойдет дождь, старуха останется дома в своей постели.

— Возможно, ещё разгонит, унесёт к океану.

Шныряя между немногочисленными утренними машинами, двигавшимися по улице Даннер, они срезали путь и прошли через задний двор до улице Хейли — коричневый дом возвышался прямо перед ними. Его словно игрушечный купол торчал поверх широкой крыши, устремляясь к собирающимся тучам. Поблизости не было ни одного дерева, по которому можно было бы залезть на крышу. Пока кошки кружили вокруг дома, оглядываясь в поисках подходящего подоконника или увитой виноградной лозой водосточной трубы, налетел резкий ветер, буквально прижав их к кустам сильным порывом.

— Ветер крепчает, — заметил Джо. — Нас просто сдует с крыши и понесет, как сорванную дранку.

Загрузка...