Кот-убийца и Рождество

6. Крики и слезы

Ой, да ладно, ладно! Ну так отшлепайте меня! Я потерял терпение. Да и вы бы свое потеряли. (И возможно, быстрее, чем я.) Меня уже тошнило от похлопываний, поглаживаний и песен в исполнении Элли.

Весь ужас в том, что у Элли голос, как у коростеля, а голос коростеля похож на скрип старой березы. А по мне, так береза скрипит гораздо приятнее, чем Элли, когда думает, что поет.

Качая меня, как младенца, она в девятнадцатый раз завела эту идиотскую песенку:

Ну так вот, она крепко ошибалась. Потому что я ее здорово поцара. (Причем непреднамеренно, прошу учесть. Я просто выставил лапу, чтобы она перестала наконец меня гладить. Откуда мне было знать, что она в этот момент наклонится и поцелует меня в нос? Придумала гениальный сценический ход!

Меня. Кота! Поцеловать в нос! Если хотите знать мое мнение, она прямо-таки нарывалась на неприятности.)

Как вы понимаете, последовали крики и слезы. Маман, папан, дядя Брайан и тетя Энн примчались посмотреть, что произошло. И все разом уставились на крохотную царапинку на руке Элли. Да ее и в микроскоп не разглядишь, а дядя Брайан забегал кругами, причитая что-то насчет бешенства.

Бешенство! Чушь чепуховская! Честно сказать, я был обескуражен. Во-первых, Элли делали прививки. А во-вторых, бешенство бывает от диких собак или летучих мышей. Но уж никак не от музыкально одаренных котов, которых утомил скрип над ухом. Ой, то есть пение.

И так меня это достало, что я вышел из комнаты, никем не замеченный: все суетились вокруг Элли. И оказался в буфете. Совсем один, в полной темноте. Только два больших прекрасных глаза печально сверкали во мраке: я, как всегда, никем не понятый, прятался от людей и ждал Рождества безо всякой радости и надежды.

Впрочем, одну надежду я все же лелеял: что идея о спектакле по мотивам детских песенок сама собой угаснет на веки вечные.