Кот в мешке

Предложение тут же охладило искателя. Нет, ему не хочется расчищать ателье, ему бы хотелось найти книгу сестры, может, в телевизионной комнате, может, в гостиной, может, в комнате Алиции…

Упоминание комнаты Алиции было непростительной ошибкой. Это до такой степени разозлило Алицию, что она тут же потеряла всякое сочувствие к этому придурку. Хорошо, что мы успели поесть, иначе она выхватила бы у Зенончика кусок изо рта – самое большое для него наказание. Зато меня при упоминании комнаты Алиции неожиданно осенило. Почему вчера, рассуждая о поисках таинственных фамильных документов, мы обе не подумали о комнате Алиции? Где, скажите вы мне ради бога, она могла спрятать столь дорогие для нее документы, как не в этом святилище, почти никому не доступном? Ну, могла войти Мажена и вытащить из‑под кровати журнал. Ну, могла войти я и взять с полки план города или автомобильный атлас Европы. Однако всегда мы просили разрешения и заходили лишь на минутку. Можно сказать, она спала на своих секретах, а чтобы разобрать бардак в ее комнате – это заняло бы не меньше времени, чем даже в ателье. И даже если добавить котельную.

Ни слова не проронила я на эту тему до тех пор, пока часть гостей не уехала, а часть занялась друг другом. Причем на этот раз в сад пошли Павел и Беата. Мы с Алицией остались в доме. Коты поняли, что территория свободна, осторожно, но с достоинством вступили в дом и разлеглись на своих любимых местах.

И тут я сказала Алиции свое мнение о ее комнате. Она, погруженная в свои размышления, в ответ лишь грустно покачала головой.

– Да, был такой момент, давно, лет семнадцать назад, когда я сама об этом думала. Но отказалась от идеи спрятать бумаги у себя, не знаю, может, это что‑то ненормальное, но я никому не могла доверять. Не потому, что меня окружали сплошные свиньи, но у людей может быть своя точка зрения, могут меня не послушать, могут что‑то изменить из лучших побуждений, считая, что я не права… А твое представление о святилище… знаешь, просто смешно. Думаешь, скажу – не входите без разрешения, и что, никто не войдет? К тому же люди любопытны… Честный человек знает о себе, что ничего не украдет, ничего не возьмет без спросу, просто войдет и посмотрит. И раз он человек честный, считает, что имеет право войти даже без моего разрешения, ведь вреда мне не нанесет. А если я держу грязное белье на видном месте? Это я привожу вопиющий пример, ты не думай.

– Я не думаю. Можешь продолжить: а если мне доставляет удовольствие любоваться украдкой на мужскую порнографию? Или я экспериментирую с отравляющими веществами? Или стихи сочиняю? Или пишу картины, от которых волосы дыбом становятся?

– И так далее. Вот именно. Единственная, в ком я была уверена – ни за что не заглянет, это ты. Очень прошу меня извинить.

– За что? Ты вроде бы комплимент мне сделала.

– Ничего подобного. Слушай. Ты тогда была молодой…

– Ты тоже.

– Но старше тебя. А ты была молодая и глупая, ничего не скажу, но честная, порядочная, иначе я бы с тобой не дружила, правда с приветом. И я решила тебя проверить. Я уезжала в Лунду, в Мальму, в город за покупками, а ты оставалась здесь. И ты ни разу не прикоснулась к дверям моей комнаты. Трех лет на проверку мне хватило.

Я глядела на подругу, не веря своим ушам. Сомневаться в моей честности – это же верх идиотизма! Уж так меня воспитали в семье, уж такой у меня характер. Да мне и в голову бы не пришло любопытствовать, что там у Алиции в комнате! С другой стороны… Я понимала подругу. И не стала расстраиваться и отчитывать ее. Хотя и обидно, конечно. Я лишь сказала:

– Слава богу, что в те времена я никогда не пила спиртного, могли ведь ноги подкоситься и я оперлась бы о твою дверь, чтобы не упасть. Нет, я не обижаюсь, а с годами все больше убеждаюсь, насколько ты меня… мудрее.

– Ладно, я покаялась, и хватит. А теперь вернемся к нашим баранам. Так вот, никому я не могла верить, может, бзик у меня такой, но отлично помню, семнадцать лет назад я перепрятала секретные документы, боясь, что моя комната в первую очередь привлечет возможного похитителя. И забыла где. Запомнила лишь, что рассуждала так: в лесу не видно деревьев, темнее всего под фонарем. Все равно где документы будут спрятаны, лишь бы не у меня в комнате.

Я простонала:

– Из этого следует, что они могут лежать где угодно. Если ты их сунула в кошачий мешок, значит, надо просмотреть все, даже тот, с драными колготками.

– Нет, только не в этот. Колготки предполагалось отправить в Польшу. А сейчас я пошла бы спать, может, хоть одна ночь пройдет спокойно…

Недобрый час только этого и ждал…

***

Проснулась я от шума. Разбудили меня то ли какие‑то крики, то ли стуки. Еще мало соображая со сна, я напялила халат и выскочила из комнаты. Это, конечно, очень громко сказано, какое уж тут «выскочила». С трудом сползла с кровати, схватила халат и, теряя по пути тапки, потащилась к двери, наталкиваясь на все, что попадалось по дороге.

До гостиной все же добралось. Жутко взволнованный Павел, почему‑то в полном одеянии, метался по комнате, не в силах сдержать беспорядочный поток слов.

– Я спал, но проснулся, услышал шум, вернее, грохот, что‑то повалилось. А что с дверью? Дверь в ателье была заперта или нет? И показалось мне – на террасе кто‑то есть. Вроде бы одна из вас на корточки присела… А шум доносился из ателье, я туда, а он на меня как кинется! Ну я его в морду, не поручусь, что осторожно, изо всех сил врезал! Клянусь вам, в ателье кто‑то был… и на меня набросился! А что мне оставалось? Вежливенько поинтересоваться, какого черта он тут по ночам шляется? Да не успел я подумать и того…

– Заткнись! – приказала Алиция. – Дайте ему чего‑нибудь. Говори по порядку и членораздельно.

Членораздельно не получится, ты хочешь слишком многого, а я только заснул и от шума проснулся, и не в себе, а он как набросится! Нетто я такое ожидал? Сроду в этом доме на меня не набрасывались. Даже убийцы. И он с лестницы покатился. И за ним много барахла, с грохотом…

– Давай с самого начала.

Получив воду и коньяк, Павел немного успокоился, но в нем все по‑прежнему бурлило, и сидеть он не мог, так и бегал по комнате, выкрикивая отдельные фразы.

– В саду мы были. И показалось – на террасе кто‑то есть. И вроде как один человек присел. На корточки.

– Почему на корточки?

– Ну, такое у меня создалось впечатление. Нет, не кошка, больше кошки. Человек, ясно! Я на Алицию подумал… нет, не о том, она… того… могла своими цветочками заниматься…

– Ночью? В темноте? Окстись, – сурово одернула парня Алиция.

– Я еще подумал – сейчас лампу зажжет… и мы подальше в кусты забились, а через ветки хорошо не разберешь. Ну, побыли мы немного в саду… Алиция, газончик у тебя – высший класс…

Мы с Алицией переглянулись.

– Слушай, помоги ему свернуть на прежние рельсы, – попросила я подругу. – Сам он не вспомнит тему…

– Павел, – попросила Алиция, – давай дальше. Потом вы вернулись домой. И что?

– Беата первая пошла в ванную. А я вроде как задремал маленько…

– И я ничего не слышала? – удивилась я.

– А я не спускала воду, не играла на трубе, – пояснила Беата. – Прихватила из кухни кувшинчик, очень удобный, и им сливала воду в унитаз, чтобы вас не будить.

– Холера! – не выдержала Алиция. – В нем я приготовила воду для поливки цветов, с особой подкормкой…

На Беату было жалко смотреть.

– Ох, я не знала… Прости меня, Алиция, хочешь, я куплю…

Пришлось вмешаться, а то бедняга в раскаянии начнет слишком убиваться и, пожалуй, кинется в магазин за подкормкой. А то и за новым бачком.

– Успокойся, нужнику подкормка не повредит. Павел, продолжай.

– На чем это я?.. – остановился Павел на полпути между двумя креслами и наконец рухнул в одно из них. – Ну, вот, Беата пошла умыться, а я на секундочку прилег на постель, нет, даже присел, и вроде как заснул… Да нет, чего там, мертвецки вырубился.

Теперь мне стало понятно, почему Павел в полном одеянии и даже обуви, хотя ночь уже встречалась с рассветом.

– Понятно, – одобрила хозяйка рассказчика. – И что было потом?

Что‑то меня разбудило, вероятно шум из ателье. Заспанный, в чем был, я бросился в ателье поглядеть, что там. А пока открывал пропасть дверей по дороге…

– Всего две.

– Зато раздвижные, плохо открываются. Пока я с ними воевал, в ателье все стихло. Я вбежал, не успел зажечь свет, а он на меня как набросится! Ну, что уставились? Я должен был его вежливо спросить, что он тут у нас делает среди ночи, так, по‑вашему? А не сразу в морду? А я сразу. А он оказался какой‑то слабосильный, даже мягкий какой‑то, тут же и полетел с лестницы, пересчитывая ступеньки.

Алиция сорвалась со стула.

– Что?!

– Что слышишь! Десятый раз тебе повторять?

– Господи Иисусе! И где он теперь?

– Должно быть, там и лежит. А вы как думали? Да чего вы так вздрючились?

– Езус‑Мария, покрошил человека, сбросил его с лестницы, там и убиться недолго. В этом балагане, где полно ящиков, досок, стекла, лежит раненый, может, с переломом позвоночника, а мы тут беседуем, вместо того чтобы вызывать скорую помощь!

Бросились в мастерскую. По лестнице спуститься не смогли. Она оказалась заваленной не только обычным барахлом и коробками, но и деревянными обломками ненужных встроенных полок и прочих деревяшек. Все это давным‑давно хозяйка аккуратно установила по стеночке, подперев другим барахлом. Однако учитывая, что книжные и другие стенки обычно устанавливаются у ровных стен, а лестница в ателье, как ей и положено, спускалась вниз, сооружение оказалось довольно хлипким и рухнуло, как оно и должно было случиться, по дороге круша все, что можно было сбросить и сломать.

В жуткой спешке, разбирая и раскидывая в стороны со ступенек и доски и коробки, мы пробивались вниз. Вот до конца лестницы осталось метров пять, а мы еще не добрались до лежащего внизу человека. Посмотреть вниз я боялась, да и под ноги надо было глядеть, чтобы самой не свалиться. И все же глянула я вниз через оставшиеся пять метров баррикады, и мне стало плохо. До такой степени плохо, что закружилась голова и я вынуждена была ухватиться за перила.

Внизу, у ножки старого письменного стола, валялась человеческая рука. Точнее: ладонь и предплечье до локтя. И выглядело все это мертвым, таким, что мертвее быть не может. Господи, с какой же силой врезал Павел бедняге! Вот уж поистине «покрошил»!

Рядом захлебнулась ужасом Беата, издав душераздирающий стон. Она смотрела под ноги, я автоматически глянула туда же. Господи Боже, почти рядом с нами лежала отрубленная человеческая ступня, в носке и мужском ботинке.

Нет, больше не выдержу. Сознание сохранилось, наверное, лишь благодаря пустяку. Уже теряя его, подумалось: как удалось Павлу одним ударом разнести негодяя в клочки? Буквально на куски разорвать. Он же только в морду ему дал, да и вряд ли под рукой у него топор оказался. К тому же, крови не видно. Вот это, наверное, меня и спасло. Будь тут все залито кровью, я наверняка свалилась бы без чувств среди этих бренных человеческих останков. А может, все это мне снится?

Такое увидишь лишь в ночных кошмарах.

– Ну, чего стоите? – оборвал кошмар раздраженный голос Алиции. – Помогите же все это поубирать.

– Поубирать!!

Оказывается, она пролезла сквозь загроможденную лестницу до самого низа и пыталась приподнять довольно большой кусок деревянной стенки. Павел пытался пробиться ей на помощь.

Ну, раз Алиция сохраняет хладнокровие, да и Павел вон тоже, чего ж это я расклеилась? И преодолевая жуть, прохрипела:

– Алиция, да не дергай же так беднягу, не то вконец развалится!

– Пусть разваливается, он и так на куски разлетелся, а из‑за него не добраться до пострадавшего. Хотя, сдается мне, там труп.

Не совсем ее поняв, я все же поспешила на помощь подруге, стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не увидеть, к примеру, человеческих ребер или легких, или, еще хуже, желудка в сопровождении кишечника. Пристально глядя на руки Алиции, я помогла поднять ей остаток стенки с двумя полками.

– Осторожнее, стекло! – предостерегла Алиция.

– Минутку, полку заклинило здесь, – крикнула нам Беата. – Сейчас ее выбью ногой.

И сильным ударом действительно выбила, наверняка закрыв глаза, иначе бы не попала. А так со всей силы ногой в туфле ударила в бок стенки. Та дрогнула, доски над пострадавшим сдвинулись, и мы смогли их приподнять. Тут и Павел подоспел, и Алиция велела ему выбросить эту холерную стенку в раскрытую дверь ателье, прямо в сад. Павел выполнил поручение, а Алиция со стоном оттащила в сторону деревяшки, оставшиеся на жертве. И тут я решила, что окончательно спятила, ибо ясно увидела, что у жертвы не только два туловища, но, что еще хуже, две головы. Алиция же, отнюдь не потрясенная сверхъестественным явлением, пыталась приподнять верхнее туловище.

– Ну, что стоите как неживые? – раздраженно подгоняла она нас всех троих. – Шевелитесь! Потяните вот тут, за что‑то зацепилось.

Кажется, я начала наконец соображать, но процесс шел медленно. Помог Павел. Совместными усилиями они стащили верхнее туловище под аккомпанемент рвущейся ткани. Я не сводила с них глаз. Знала – если еще какой фрагмент человеческой анатомии попадется мне на глаза – всё, кончусь на месте!

В шею мне дышала Беата, и я чувствовала, как она вся дрожит. И слышала ее слабый голос, голос человека, теряющего сознание:

– Почему же двое?

Алиция докопалась наконец до нижней жертвы, совершенно игнорируя жертву верхнюю. Пощупала лицо и шею, наклонилась еще ниже.

– Прохиндей, – коротко сообщила она. – Мертвый. Этого нам только не хватало! Должно быть, шею свернул, потому что раны не вижу, а сердечный приступ… вряд ли.

– А то… второе? – пролепетала Беата. Ага, все же не упала в обморок, молодец.

– Какое второе?

– Алиция, ради бога! – взмолилась я. – По всему ателье разбросаны фрагменты второго трупа. Ты их что, не видишь? Что все это значит?

Алиция обернулась и увидала руку.

– А, ничего особенного. Это манекен.

– Как ты сказала? – не своим голосом переспросил Павел.

– Манекен, ясно же говорю! Портновский. Стоял на самом верху, прижатый книжной стенкой, возможно, очень старый. Зачем‑то понадобился Торкилю. Эта кукла в магазине раньше витрину украшала.

Но не станем же мы сейчас заниматься манекеном, когда тут лежит живой человек! То есть не живой, но человек. Как же – Анатоль – я его опознала, хоть и выглядит он… хуже не бывает. Ну, что делаем?

Понадобилось время, чтобы осознать и переварить весь этот кошмар. Павел с ужасом переводил глаза с туловища манекена, лишившегося конечностей, в порванном пиджаке, на мертвого взломщика, навзничь раскинувшегося на полу мастерской. Он тоже недоумевал:

– Они что же, вместе слетели? В мордуя врезал одному…

Понимая, что должен переживать молодой человек, Алиция терпеливо объяснила:

– Нет, ты разделался только с одним. Второй уже там лежал. Вернее, первый уже лежал, а ты расправлялся со вторым. Нет, нет, ты не с двумя дрался, на твоей совести только один.

Ну, если она такими словами собиралась успокоить парня… Разница и в самом деле большая – убить человека и развалить манекен или только убить человека. Почему Павел не пляшет от радости? И несколько раздраженно Алиция добавила к сказанному:

– В чем дело? Что стоишь столбом? Кажется, нет необходимости вызывать скорую, сразу звоним в полицию. Думаю, нам ничего не следует тут трогать.

Павел откашлялся:

– Может, все же… может, мне лучше до полиции уехать из Дании…

– Зачем?

– Мне не очень улыбается сидеть в датской тюрьме…

– При чем здесь датская тюрьма? – удивилась Алиция. – Ведь ты же человека не убивал, только…

– Только что?!

– Только развалил манекен. Это не уголовное преступление.

Павел расслабился, в глазах блеснула надежда.

– И вы это подтвердите? Что не я?

– Конечно подтвердим, – сдавленным от волнения голосом произнесла Беата за моей спиной. – Я подтвержу.

Тут Алиция уже разозлилась не на шутку.

– А ну, успокойтесь и кончайте истерику! Неужели не соображаете?

Прохиндей уже два часа как помер, я же вижу. Да и сама логика говорит о том, что слетевший раньше должен лежать внизу, а тот, что слетел позже – на нем. Наверху лежал манекен, к тому времени, когда Павел его крошил, Прохиндей уже лежал внизу мертвым. Вот только интересно мне, как этот манекен мог на тебя наброситься? Он у меня так крепко был прижат к стене остатками книжной стенки, что сам бы не выскочил. Должно быть, там уже вся моя конструкция была нарушена, разлеталась в разные стороны, а он, надо же, был выброшен прямо на Павла.

Несмотря на некоторую хаотичность изложения, смысл его был понятен, и мы постепенно успокаивались. Все, кроме Павла. Тот был слишком потрясен выпавшим на его долю потрясением, и не все в словах Алиции казалось ему убедительным. И теперь уже он попросил:

– Алиция, расскажи все еще раз и попонятнее. Ты и в самом деле думаешь, что это не я его убил? Что я сражался с манекеном? Но ведь он же на меня выскочил, как живой, из‑за нагромождения досок. Было темно, и, хотя из окна немного света падало внутрь, я видел человеческую фигуру. Как павиан какой выскочил… И когда я ударил, явно чувствовал, что под кулаком прогнулось человеческое лицо, а не твердое дерево или что другое…

– Ну да, так и было, – вздохнула Алиция. – Он у меня был очень капитально зажат досками стенки, с трудом я его туда втиснула, еле‑еле поместился, а когда Прохиндей летел с лестницы, должно быть, хватался руками за что попало, хотел задержаться и разрушил конструкцию, а ты дверь раскрыл, и манекену было куда вылететь… И на человека он похож. Голова и шея у него эластичные, потому и не отвалились, а все остальные части, руки‑ноги, из кусочков разных материалов я сама делала, они и отлетели.

Шагнув назад, я со стоном уселась на ступеньке лестницы, Беата сделала то же. Павлу уже некуда было садиться, даже опереться не на что. Он глубоко вздохнул раз, другой, успокаиваясь.

Из‑за Прохиндея вылезла Алиция, со стоном выпрямилась, хотела, видно, присесть… и напустилась на нас:

– Ну, что расселись? Проведем здесь остаток вечера? Пойдемте в кухню, только лучше обойти вокруг дома, страшно даже подумать, что надо опять по этой лестнице пробираться, но не помню, как там с дверью в сад. Разве что Павел ее отпер.

– Полиция, – напомнила я. – Надо позвонить.

– Нет у меня под рукой телефона. Ну, вставайте, пошли. Кофе хочется.

Нехотя поднялись и стали подниматься по лестнице, делая частые остановки для отдыха. Во время одной из них я предположила, что манекен тоже был одним из котов в мешке. Алиция подтвердила.

– Только он был весь из кусочков. Я сама его сложила. На всякий случай. Мог пригодиться.

– И с таким тяжелым справилась сама?

Не знаю уж почему, Алиция пришла в хорошее настроение и охотно рассказала историю создания манекена

– Сам по себе он не был тяжелым, это я насыпала в туловище земли, как раз оказалась под рукой: я цветы пересаживала, и надо было куда‑то девать старую землю из цветочных горшков. Ее нельзя было высыпать в огород, потому что она была заражена грибницей. А потом я затолкала манекен в щель между досками и забыла о нем.

Наконец мы выбрались наверх и вошли в квартиру. Алиция уже шла к телефону, но вдруг что‑то вспомнила и вернулась в ателье. Нахмурив брови, она с трудом пробилась в угол сквозь препятствия на полу. Заглянула за кипу развалившейся макулатуры.

– Видите! – сердито кивнула она на нее. – Этого тут раньше не было. То есть было, конечно, но спрятано. Кто‑то выволок. Нет, не потерплю больше, чтобы копались в моем доме!

За развалившимся штабелем макулатуры, частично прикрытым номерами National Geograpfic, лежал туго набитый кошачий мешок. Теперь мы не сомневались: именно здесь копался Прохиндей, нашел очередной мешок, попытался его вытащить из угла, развалив кучу бумаг, но, видимо, обо что‑то споткнулся, а так как стоял на самом краю лестницы, свалился с нее. Падал с очень опасной позиции – спиной вперед, ну и убился насмерть, ударившись внизу головой о дверной косяк. А мешок остался на месте. Данное обстоятельство давало нам некоторую надежду.

– Во‑первых, забираем мешок в салон и там просматриваем, – решительно сказала я. – А во‑вторых, похоже на то, что у тебя уже не будут копаться. Искатели покинули бренный мир, фирма Памела‑Прохиндей пребывает теперь в лучшем из миров, и пусть им земля будет пухом. А ну, Павел, давай его сюда…

– Мы же не должны ни к чему прикасаться, – возразил Павел.

И без того наприкасались, особенно ты, так что нечего умничать. Молчи, Алиция! А ты бери мешок и пошли отсюда. Алиция, молчи, я сказала! Или, нет, не молчи, звони в полицию. Алиция не торопилась исполнять мои приказания. Первым делом она стала готовить кофе, потом разыскала половинку сигареты и уселась за стол. Мне же спокойно возразила:

– Какая теперь разница, когда звонить? А если мы его, допустим, еще не нашли? Ведь могло такое быть? Логичнее было бы обнаружить очередного покойника утром.

Что ж, она права. Не было у нас никакого повода шляться ночью по мастерской, никакой шум… Да, кстати. Алиция утверждает, что Прохиндей окочурился как минимум два часа назад, а может и три, летел он по лестнице с шумом и громом, за ним вниз с грохотом валилось множество деревянных досок и других предметов, как же мы не слышали такой шум?

– Нас не было в доме, – напомнила Беата. – Но вы… Странно…

И опять она была права. Да, мы пользовались ванной, и купались, и вообще. Обе по очереди спускали воду в унитаз, пользуясь тем, что не надо соблюдать тишину. Бачок работал добросовестно, казалось, с каждым разом у него прибывают силы, день ото дня усиливался издаваемый им рев, мощное продолжительное рычание способно было заглушить не только катастрофу в мастерской, но даже если бы вдруг развалился весь дом. Предположим, зная о таких особенностях нашего туалета, злоумышленник, до того соблюдающий тишину, специально выбрал момент рева бачка, чтобы вытащить обнаруженный мешок и бросить его вниз или с грохотом стащить по лестнице. Но тогда что за шум слышал Павел?

И мы приступили к допросу парня.

Для начала попросили уточнить, что же он видел на террасе, будучи уже в саду. По его словам, на террасе нечто сидело у самой двери, скрючившись или на корточках, да, у самой двери, спрятавшись в зелени дикого винограда и драцены. Нет, не кошка, гораздо крупнее, наверняка человек, но на корточках. А дверь была распахнута…

– Это как раз тогда, когда мы с тобой обсуждали наши секреты, – напомнила я Алиции. – Прекрасно! Если не ошибаюсь, речь шла как раз о мешках в ателье. Прохиндей подслушал, запомнил, а потом отправился искать эти мешки.

– Как он попал в ателье? Ведь дверь туда была заперта.

– Ты уверена?

– Павел, вспомни: я попросила тебя вышвырнуть из ателье часть деревянной стенки, которая обрушилась на пострадавшего, ты вышвырнул. Дверь не была заперта?

Павел почесал в затылке.

– Холера ее знает. Я был в таком состоянии… В голове два убитых мною мужика и что теперь делать? Тут не до двери.

– Павел, – вмешалась я. – Ты открывал дверь. Тут голова не нужна, это чувствуешь руками. Ты с трудом дотянулся до двери и… С трудом отпер ее или кончиками пальцев раздвинул, если она не была заперта, а только прикрыта?

– Не скажу, – вздохнул Павел. – Не обратил внимания. Труп лежит, я убил человека! Помню лишь, что едва дотянулся до ручки…

– Значит, самыми кончиками пальцев! – поняла я. – Выходит, двери были лишь сдвинуты, но обе створки не касались друг друга. Прохиндей без проблем проник в ателье. Свалился под оглушительные звуки бачка. Ладно, это мы поняли, что было потом?

Павел честно задумался.

– Шум. Что‑то свалилось. И вроде как с грохотом покатилось. Понятия не имею, что это было…

– Если это внезапно тебя разбудило, вырвало, так сказать, из глубокого сна…

– Не преувеличивай, не вырвало, я сам проснулся. Неудобно я лежал и вообще не люблю спать одетым. А тут загремело, я и пробудился.

Алиция задумалась.

– Что‑то там могло едва держаться и свалилось само, без причины. После той, общей катастрофы. Ну, как манекен. Сам накинулся на парня, потому что разрушилась прежняя конструкция. А теперь давайте договоримся, когда мы нашли Анатолия. И ни слова о битве Павла с манекеном! Вошел. Задел остатки книжной стенки, и все рухнуло само собой. Не врезал он никому по морде, запомнили?

– Согласен! – энергично поддержал Павел данное предложение.

– А что касается остального, мы обязаны говорить правду.

– Хорошо, но давай выдумаем правдивое время, когда мы обнаружили пострадавшего.

Придумали десять часов утра. Успеем немного поспать, а может, даже и позавтракать. И разумеется, просмотреть мешок…

***

Одна лишь Алиция поняла, что за непонятный звук слышал Павел накануне. Среди ящиков на полу лежал большой кегельный шар. Располагался он в макулатуре, рядом с кошачьим мешком. Все шары отличаются одной характерной особенностью – они имеют привычку катиться по ровной поверхности.

Вот и этот упал с груды макулатуры и покатился по полу ателье. Поскольку почти весь пол был заставлен коробками, шару пришлось лавировать между ними, выбирая свободное местечко.

Теперь мы, научившись у легавых, тоже устроили следственный эксперимент. Собрались все в ателье, Алиция торжественно бросила кегельный шар на пол, и он покатился, производя весьма специфические звуки. Павел ответственно слушал и заявил – да, именно такой, ни на что не похожий звук он слышал накануне.

Легавые прибыли в одиннадцать, привезя с собой переводчика Даниэля, то есть в полном составе.

Прохиндея вынесли из ателье прямо в сад. Полицейский врач без колебаний сразу установил причину смерти: покойник свернул шею. То есть, сказано было не этими словами, а как и положено медику: перелом какого‑то там позвонка в шее – так обычно профессиональные убийцы, киллеры, одним ударом ребром ладони убивают свои жертвы. Несмотря на благоприятные обстоятельства, полицейские не стали искать киллера среди нас.

Даниэль молчал, как ему и положено, но Алиция слуха не лишилась и, почти не раскрывая губ, потихоньку переводила нам все, о чем говорилось. Она не хотела ни словечка упустить из их переговоров, очень уж боялась, что придут к решению устроить обыск в ее доме. Или хотя бы только в ателье – тоже кошмар. Полицейские, как видно, позабыли, что некоторые из нас знают датский, и не таясь делились соображениями.

– Они считают это несчастным случаем, – переводила Алиция, отвернувшись от полиции и обратясь к нам лицом, так что мы в основном догадывались о смысле сказанного ею по движению губ. – Однако это пока предварительное мнение, окончательное получат лишь после вскрытия. Типичный клинический случай – погибший падал спиной вперед, пытаясь за что‑нибудь ухватиться, не получилось, и он врубился… нуда, ударился головой о косяк двери внизу. Других телесных повреждений на нем пока не замечено. Буду утверждать, что очень мало знала его, он лишь изредка посещал мой дом, преимущественно без приглашения. Только, черти бы его побрали, какая холера заставила его забраться в ателье?

У меня всегда был ответ наготове, и я поторопилась подсказать подруге:

– Его интересовали твои цветочки и керамика: вынюхивал твои секреты производства керамики и выращивания поразительно красивых цветов.

– Нехорошо так высказываться о покойном, – упрекнула меня подруга.

– Ну ладно, оставь только секреты вообще.

– А чего он хотел на самом деле? – вдруг спросил Даниэль, полицейский переводчик.

Ну и дураки же мы все! Не только полицейские позабыли, что среди подозреваемых имеется человек со знанием датского языка, мы точно так же позабыли о поляке в стане неприятеля.

– А холера его знает! – угрюмо, но правдиво ответил Павел.

Мы обе с Алицией смущенно замолчали, Беата же изо всех сил старалась не вмешиваться.

– Я слышал, он был чрезмерно любопытным, – продолжал Павел, – но лично с покойным знаком не был и даже в глаза его никогда не видел. Мы тут до вашего приезда все время голову ломаем, какого лиха он искал в доме Алиции и что вообще тут делал…

– Сейчас они приступят к допросу вас, – предупредил по‑дружески Даниэль.

– Ты мог бы им сразу сказать, что они только время потеряют, – посоветовала переводчику Алиция, – никто из них, – она кивнула на нас, – с Анатолием никогда не имел дела. Чаще всех из присутствующих у меня гостила Иоанна, но и она как‑то ни разу с ним тут не столкнулась. Впрочем, Анатолия у меня уже давно не было, и о том, что он опять появился в наших краях, я узнала случайно.

Естественно, я должна была добавить свои три гроша:

– Можно предположить, что он появился у Алиции из‑за свойственной ему скупости, чтобы произвести разведку в ее доме. Слышала я, что он очень скуп, привык жить за чужой счет, но не глуп и предусмотрителен. Возможно, собирался попросить Алицию приютить его в своем доме на какое‑то время, но предварительно пожелал убедиться, что у нее достаточно места еще для одного постояльца. Чтобы заранее выбить у нее из рук аргумент насчет того, что, мол, всё занято, когда он начнет клянчить о проживании недельку‑другую. А поскольку его здесь давно не было, не знал истинного положения вещей, вот и решил проверить. На свою гм… голову… В ателье прокрасться тихонько – пара пустяков.

Тем самым я ненавязчиво подсказала подруге, что следует говорить на допросе. Даниэль удивился:

– И никто из вас не слышал, как он в ночной тишине летел с лестницы? Это я пока сам по себе интересуюсь, легавые все равно спросят. Вон тут какое нагромождение всевозможных предметов…

– Во‑первых, нагромождение, так сказать, вторичное, – ответила хозяйка. – Это мы уже его нагромоздили, точнее, Павел свалил сверху остатки книжной стенки. А во‑вторых… Беата, детка, спусти, пожалуйста, воду!

На спуск воды в бачке однозначно прореагировала вся бригада полицейских. Нужник, спасибо ему, показал, на что способен. Вопрос о слышимости отпал сам собой и больше не затрагивался.

Покинув ателье, следствие переместилось в гостиную.

***

И все же неизвестно, чем бы закончился допрос поднаторевших в своем деле специалистов. Уж они знают, как его вести. Доведут до того, что подозреваемый начинает путаться в своих показаниях под перекрестным огнем хитроумных вопросов, таких невинных с виду, и может наговорить глупостей. Нам помогло одно непредвиденное обстоятельство. Одному из легавых, входящему в гостиную сквозь распахнутые на террасу двери, под ногу попал стеклянный шарик. Полицейский чуть не упал, но на то он и полицейский, чтобы проявлять ловкость. Поскользнувшись, он как‑то исхитрился ловко ухватиться за фрамугу двери и удержался на ногах. Зато шарик из‑под его ноги выстрелил точно так же, как и вчерашний. Со скоростью пули он угодил в висевшее на кухонном окне керамическое кашпо, в результате чего у того отвалилось дно. Земля с жалкими остатками цветочка засыпала подоконник вместе со стоящими на нем бутылками с уксусом и растительным маслом, банкой с малосольными огурчиками и прочими съедобными и несъедобными предметами, в том числе и все остальные цветочки.

– Холера! – вырвалось у Алиции, наверняка по поводу гибели ее любимого цветочка.

Легавый взглянул себе под ноги.

– И много такого валяется у вас в доме? – поинтересовался он.

– Увы, насыпалось немножко, – сокрушенно призналась хозяйка. – Я уж думала, что мы все шарики собрали, а вот, оказывается… Вы уж будьте поосторожнее, надо смотреть под ноги.

– Понятно.

Вот так благодаря какому‑то шарику весь допрос подозреваемых оказался на редкость коротким и без подвохов. Полицейские еще немного походили по дому и наконец, к нашему облегчению, покинули его.

После их ухода Алиция коротко повторила нам то, о чем они говорили между собой.

– Удивляются немного, с чего это такой урожай трупов именно в моем доме, но, кажется, никого из нас не подозревают. Зато еще раз проговорились, что дом немного… того… захламлен, теперь вот еще и шариками. Они считают, что Прохиндей проехался на шарике, что и стало причиной катастрофы. Они понятия не имеют, почему он оказался в моем доме, не представляют, в чем дело, а кошачьи мешки им в головы не пришли. Я бы, пожалуй, что‑нибудь съела. А вы?

Она сидела на своем месте за столом над вечной чашечкой с кофе. Павел стоял в раскрытых дверях террасы, глядя вслед удалявшимся полицейским. Беата стояла у стола, нервно сжимая руки.

– Можно, я выскажу свое мнение? – спросила она.

Хозяйка удивилась.

– Ну, давай валяй.

И Беата высказалась.

– Во‑первых, надо собрать с пола это свинство, в конце концов, и кто‑то из нас может себе шею свернуть. Во‑вторых, следует, наверно, распотрошить тот мешок, что стоит в ателье, может, в нем окажется то, что разъяснит происшедшее. Ну и, в‑третьих, я бы собрала землю с подоконника, не то она будет скрипеть у нас на зубах, да и цветочек, возможно, удастся спасти. А запасной горшочек у тебя найдется, я видела. Конечно, я не настаиваю, но все это мне кажется разумным.

Наверняка так оно и было, и даже Алиция с неохотой в этом призналась. Правда, поменяла местами перечисленные Беатой действия, велев начать с подоконника, но и то не сразу.

– Сначала поедим, а все остальное потом, – твердо заявила хозяйка. – Я не намерена еще и от голода страдать.

Я принялась накрывать на стол, заявив, что ни за какими продуктами не поеду, хотя очень люблю датские магазины, но сейчас обойдемся тем, что имеется в доме. А имелось достаточно, поскольку Зенончик давно не посещал нас, продуктов накопилось порядочно. Если не посетит и сегодня, еды хватит даже на завтра.

– А вообще, – заявила я, – все это датское расследование годится… нет, не стану выражаться, но лично я не удовлетворена тем, как оно ведется. Нет, все же слабо сказано. Меня такое расследование не устраивает. Короче, я испытываю чувство глубокого неудовлетворения. Глубочайшего. Величайшего. Кошмарнейшего неудовлетворения.

Кошмарнейшее неудовлетворение заинтересовало всех, и меня попросили высказаться понятнее.

– Истинный детектив, скажем типа Эркюля Пуаро, он как поступает? Он каждую мелочь замечает, а тут никакого внимания на потрепанный вид Павла, на их гм… особые отношения с Беатой, простым глазом заметные, на нежелание хозяйки затрагивать некоторые вопросы, да на тысячу подобных мелочей! И уж он бы знал, что оба наших покойника были знакомы друг с другом, не прошел бы мимо такой «мелочи»…

– Минутку, – перебил меня Павел, – ведь ты же сама подсказала аргумент для показаний Алиции о том, что Прохиндей явился сюда в поисках нового места проживания, а до того проживал у Памелы. Значит, твой гипотетический Пуаро уже знает об этом. Памела покинула сей мир, с ее мужем Прохиндей мог находиться не в наилучших отношениях, вот он и пробрался в дом Алиции в поисках будущего пристанища, теплого гнездышка.

– А еще шарик, – улыбаясь во весь рот, напомнила Алиция.

– Вот именно, – не сдавалась я. – Настоящий детектив непременно поинтересовался бы, откуда у тебя взялись эти проклятые шарики и когда рассыпались. А как пройти мимо того факта, что Памела проникла в ателье и Прохиндея оно тоже почему‑то привлекало? Что‑то там им понадобилось. Нет, Пуаро разобрал бы твое ателье на составные части, не оставив от него камня на камне…

– Идиотка! – недовольно отреагировала подруга, сразу нахмурившись. Куда подевалась только что украшавшая ее улыбка?

Но это жуткая работа, – задумчиво продолжала я. – Одному трудно справиться. Правда, его знаменитый дедуктивный метод… о, холера, как же я могла забыть! Надо это сделать немедленно.

И я бросилась в свою комнату. Отодрала от корешков книжек на верхней полке желтые бумажки с номерами. На корешках наверняка сохранились микроследы, нуда бог с ними.

– Пуаро уж наверняка обратил бы внимание на это, – потрясая желтыми бумажками, продолжала я, вернувшись к публике. – Недавно наклеенные, недавно отодранные. Он сразу бы принялся думать, и уж не знаю, до чего бы додумался. Но додумался бы обязательно. Почему тут нет такого человека? Теперь вы понимаете, почему я испытываю чувство глубокого неудовлетворения. Приходится мучиться самой, а так бы пришли на все готовое.

– Да ты никак спятила! Ведь знаешь же, что происходит, зачем тебе мучиться?

– А мне было бы очень интересно узнать, как он до всего этого додумался. Он, Эркюль.

– В жизни! – энергично заявил Павел. – Никогда бы не додумался. Ни за что! Он ведь не знает Алицию.

– Даже зная ее, столкнулся бы с превеликими сложностями. Разве что мы сами ему бы все рассказали.

– Вот тогда он точно бы запутался, – не сомневалась Беата.

***

От обеда оторвала нас Мажена, чрезвычайно обеспокоенная новыми неприятностями в доме Алиции и полнейшей беззаботностью его хозяйки. И категорически потребовала немедленно приступить к разумным действиям, намеченным нами. Нечего терять время, ведь в любую минуту могут нагрянуть нежелательные гости, Зенончик и Анита. И кто знает, может и сам Падальский, с пути которого милостивая судьба убирала конкурентов одного за другим. Или помощников? У Алиции Падла был весной, может и теперь появиться, не мешало бы запереть калитку на засов, позапирать все двери и делать вид, что никого нет дома.

Алиция согласилась лишь плотно закрыть все двери в доме, но не запирать. Достаточно и того, что в таком случае дверь откроется с громким стуком, его все услышат.

– А что мы собирались делать? – попыталась вспомнить хозяйка. – Ах да, мой мешок. Мой, а не железных дорог.

– Откуда ты знаешь?

– У них мешки не были так набиты, это я потом набивала их до упора.

Содержимое мешка, которое заинтересовало преступника, состояло в основном из лыжных причиндалов: несколько пар старых лыжных брюк, две пары еще более старых лыжных ботинок, четыре пластмассовых кружка для лыжных палок, темные очки на совсем сопревшей резинке, рваная куртка с подкладкой из вылинявшего меха, толстая пачка рекламных проспектов разных центров зимних видов спорта, три пары полусгоревших рукавиц, семь шерстяных носков, тоже дырявых, ненадутый волейбольный мяч, дырявый дуршлаг и большой кусок старого ватина.

– Алиция, тут не может быть двух мнений – все это надо немедленно выбросить, – заявила Мажена.

Алиция кивнула, соглашаясь.

– Разумеется. Ханя была у меня лет двадцать назад – это она сложила в один мешок все ненужные вещи, чтобы выбросить все сразу. И из‑за этого я не могла выбросить мешок. Мусорщики отказывались принимать вещи, которые не помещаются в их контейнерах, и я не знала, что делать. Если вам удастся это куда‑то сбыть, буду признательна. Хотя… Как знать… – Алиция взяла в руки дуршлаг и внимательно его оглядела. – Вот если бы мне понадобилось процедить витриол или жидкий навоз для цветов…

– Прекрасно! – не выдержала я. – Оставь себе эту драгоценность. Лучше всего надень на голову…

– …и тогда можно будет покрасить волосы в разные цвета, – подхватила Беата. – Правда, сейчас применяются специальные пластиковые шапочки, но я слышала, раньше надевали на голову такие вот… кастрюльки с дырочками, в дырочки вытаскивались прядки волос, и каждую прядку парикмахер окрашивал в особый цвет… Дырочки как раз по размеру подойдут.

– Да за кого ты меня принимаешь! – разозлилась Алиция. – Чтобы я устроила из себя такое чучело!

– Тогда нечего с нежностью рассматривать эту железяку, тем более что, судя по всему, она уже служила тебе для процеживания и витриола и навозика. Видишь эту ржавчину и пятна?

Алиция с явным сожалением бросила дуршлаг в кучу вещей на выброс, а Мажена не теряя времени спешно принялась запихивать все обратно в мешок. Я попридержала ее.

– Погоди, мы тут решили действовать разумно, давайте все это разделим на несколько частей, приготовим меньшие свертки, чтобы можно было сунуть в любой мусорный ящик, когда начнем развозить это добро по Дании. А кроме того, ватин я бы оставила. Для кошек.

– Еще одна ненормальная, – недовольно пробормотала Мажена.

Алиция же, напротив, одобрила мою идею. Для ускорения процедуры я вырвала из ее рук ветхий ватин и бросила за спину на свое кресло. Оторопевшей подруге пояснила:

– Да, оставим для кошек, но не сейчас этим заниматься, когда еще тепло. Дашь им его по осени. Сама положишь туда, где они проводят ночь. Забудешь? Да… наверняка до осени забудешь, значит, надо сейчас положить ватин туда, куда ты непременно сунешься осенью.

– А как ты думаешь, куда я непременно сунусь осенью? – с надеждой глядя на меня, спросила вконец затюканная нами хозяйка.

Надо подумать. Что она наверняка сделает с приходом холодов? Наденет свою любимую теплую куртку. Можно повесить этот кусище ватина под куртку. Выкопает в саду луковички, отнесет в ателье. Можно положить на видном месте в ателье… Нет, опасно, до того времени умудрится навалить сверху другое барахло. Трудно предвидеть, как будет выглядеть к осени мастерская после устроенного накануне побоища. Нет, не стоит рисковать, – лучше под курткой!

И я лично отнесла в прихожую ватин, спрятав его внутри висевшей там теплой куртки. Возвращаясь, наткнулась на стеклянный шарик, который раньше не заметила. К счастью, обошлось без тяжелых последствий. Задетый носком моей туфли шарик подпрыгнул и улегся на диване.

– О, вот еще один, – неизвестно чему обрадовалась хозяйка. – Интересно, откуда это берется?

Павел высказал мнение, что шарики наверняка размножаются где‑то по углам.

– Надо бы собрать их, в конце концов, – решила хозяйка.

Кампания по сбору проклятых шариков не могла пройти спокойно. На одном из них, коварно притаившемся за ножкой стола и выкатившемся из укрытия в неподходящий момент, проехался Павел. Размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, Павел полетел прямиком на цветочный уголок, около которого с метелкой в руках орудовала на корточках Беата, выметая всю стеклянную пакость, притаившуюся между цветочными горшками. Чтобы не врубиться со всей силой в… спину обожаемой женщины, Павел попытался за что‑нибудь ухватиться. К сожалению, этим оказался подоконник, тоже заставленный цветочками и для прочности подпертый толстым колом. Павлу удалось замедлить стремительное скольжение по полу, ухватившись обеими руками за подоконник, но при этом он сбил с места кол, а свободной ногой поддал‑таки любимой пониже спины.

Подоконник рухнул, а Беата излишне стремительно уселась на пол, отчего накренилась и большая полка на стене с цветами. Рухнуло все: коробки с фотографиями, светильники разного калибра, кучи бумаг и целая кипа телефонных книжек, автомобильных и географических атласов и карт. Самое же ужасное – грандиозный вал горшков с цветами как с подоконника, так и с полки. Драцены, папоротники, плющи, аспарагусы, цикламены, одна орхидея, фиалки и прочее образовали весь в цветах и листьях огромный мамаев курган, из‑под которого Беата со стоном пыталась выкарабкаться.

Первой у кургана оказалась хозяйка и страшным голосом приказала несчастной жертве не двигаться.

К этому времени Беате удалось уже встать на четвереньки, но несчастная послушно замерла в этой неудобной позиции, отлично сознавая, что на ее спине могло сохраниться энное количество уцелевших растений или тех, чьи корни еще торчали в накренившихся, но не упавших горшках. Алиция пыталась спасти хоть часть своих любимцев.

Все остальное следовало бы прикрыть большим зеленым занавесом. Нам не хватало рук. Павлу случайно удалось сохранить невредимым целый ящик проклюнувшейся рассады, почему‑то оказавшийся у него в руках. Правда, потом оказалось – руки сплошь в синяках и царапинах. Беате запретили вставать до тех пор, пока она не найдет ощупью под курганом упавший кол и вновь не подопрет им подоконник. Чтобы не потоптать растения, Мажена расставила вокруг мамаева побоища табуретки, передвигаясь по которым передавала мне цветочки и, почему‑то, главным образом плющи, так что в один прекрасный момент я обнаружила, что стою вся опутанная плющом и наверняка останусь в таком состоянии до конца жизни.

Приведение в порядок бардака в мастерской можно было отложить на неопределенное время, а вот спасать цветочки, любимые детища Алиции, следовало немедленно.

***

Вся спасательная операция заняла у нас ровно один час двадцать минут.

Усаживаясь на своем привычном месте за столом с чашечкой кофе в руках, Алиция с удовлетворением отметила:

– Было бы хуже, если бы обрушился только подоконник. Хорошо, что и вещи с полки полетели, было на что опереться растениям. Беата, вылезай же оттуда!

Мы все тоже усаживались за стол, предварительно приготовив себе излюбленные напитки. Наслаждаясь заслуженным отдыхом, каждый из нас тоже старался выискать в минувшей катастрофе хоть что‑нибудь положительное.

Мажена, например, искренне радовалась, что не полетела на пол еще и соседняя полка.

– Просто чудо! – щебетала она. – Ведь тогда полетела бы на пол вся твоя коллекция, а керамические лошадки наверняка бы разбились. Как же та стенка устояла?

– Потому что стоит отдельно от полки, они были смонтированы каждая сама по себе, самостоятельно. Беата, я тебе говорю!

– Сейчас! – сдавленным голосом отозвалась Беата, все еще скрюченная в углу. – Алиция, тут у тебя сохранились телефонные книги еще 1969 года!

– Подумаешь! – фыркнула я. – Вот невидаль! Да у меня есть и с 1958 года.

А Беата никак не могла оторваться от обнаруженных сокровищ:

– И железнодорожные расписания начала века… Я бы встала, но хорошо бы мне кто‑нибудь помог, я не ручаюсь за проклятый кол, не говоря еще о каком‑нибудь закатившемся шарике.

– Павел, помоги женщине! И чтобы больше я не слышала о наведении порядка. Цветочки почти все уцелели, а это главное.

Я вслух удивилась, как это они у нее растут при таком малом количестве земли в каждом горшочке.

– На питании… Павел, Беата! Да пусть же они наконец вылезут оттуда! Смотреть на них не могу!

Похоже, названные лица занимались в углу и делом, ибо, поднявшись, с триумфом в один голос заявили:

– А у нас тут новый кошачий мешок обнаружился!

– Он был засунут в самый угол и совсем незаметен, – пояснила очень растрепанная Беата. – Стоял под подоконником между колом и полкой. И похоже, новый, непотрошеный.

Алиция удивилась:

– Надо же, я о нем и не знала. Вернее, напрочь забыла. Пока оставьте его, идите сюда, кофейку выпейте. Содержимое мешка оставим на десерт. И вообще, мне кажется, что неплохо было бы какой‑нибудь ужин соорудить. Или это только я такая голодная?

Никаких ужинов! – категорически возразила я. – Ужины потом. После этой каторжной работы нам полагается какая‑то награда, а самой лучшей, по‑моему, будет свеженький кошачий мешок. Хлеба и зрелищ! То есть сначала зрелищ. Видите, мешок не очень набит, похоже, еще не вскрытый.

Мажена жалобно протянула:

– Вы из‑за каждого мешка устраиваете такой погром?

Алиция немедленно воспользовалась случаем, повторив в сотый раз, что она предупреждала, мешки – не простое дело.

– Впрочем, – прибавила она, – можем начать и с приятных вещей, то есть с мешка. Но сначала не мешало бы убрать барахло из предыдущего, уж очень много места оно занимает.

Мы послушно вынесли на помойку торбы с пожилой лыжной амуницией и прочим мусором. Часть поместилась в Алицином мусорном ящике, остальное мы разместили у калитки, чтобы вывезти при удобном случае. К счастью, новые упаковки не воняли, но именно поэтому о них легко можно было забыть, вот и разместили их на самом видном месте при входе в Алицину резиденцию.

***

– Железнодорожный, – авторитетно определила Алиция, оглядев находку Беаты и Павла. – Мне самой интересно, что там может быть. Когда я его приобрела? Минутку, дайте вспомнить. Наверняка уже в последние годы. И поставила в этот угол… Ага, фотографии… Ну конечно, мешку не больше четырех лет. От силы пять.

Какая разница, сколько ему лет! Открываем!

Учитывая, что после последней катастрофы, выбросив разбитые горшки и прочий совершенно уже ни на что не пригодный мусор, в данной части помещения стало намного просторнее, разбирать мешок решили тут же, не перенося его в гостиную. Я все же удивлялась, как много освободилось места, горшки столько не занимали, но потом, приглядевшись, поняла: Беата затолкала в освободившийся из‑под мешка угол оставшуюся макулатуру, а также пару коробок. В чем‑то Алиция права, ведь если она положила туда что‑то актуальное, теперь ни в жизнь не найдет. Надо будет, пожалуй, сказать ей о найденных Беатой бумагах, сделаю это позже как‑нибудь поделикатнее…

Первым предметом в новом мешке, на самом верху, лежали прелестные длинные бальные перчатки, из тончайшей кожи, дивной работы. Общий возглас восторга совпал со скрежетом открываемой кем‑то входной двери.

– Анита! – злобно прошипела Мажена. – Чтоб ей… Прячем, быстро всё прячем.

Алиция моментально сунула перчатки обратно в мешок и завязала его, но спрятать не успела. С трудом вбила под кресло и сама в это кресло уселась. Мажена не глядя схватила с полки первый попавшийся под руку подсвечник и принялась излишне старательно устанавливать его на медном столе рядом с уже украшавшей стол вазочкой. Усевшись поплотнее в кресле, хозяйка огляделась и, похоже, только теперь заметила образовавшуюся в комнате макулатурную пустыню. В ее глазах мелькнула тревога, она даже открыла было рот, но без слов закрыла. Анита умела из любого пустяка сделать далеко идущие выводы.

К счастью, это оказалась не Анита, а всего‑навсего Зенончик.

Что он заметил, на что обратил внимание – бог знает. В салон он влетел метеором, и любой по его внешнему виду сразу же догадался бы, что человека переполняют любопытство, нездоровый интерес к окружающим и еще какие‑то таинственные эмоции.

– О, чем вы тут заняты? Алиция, говорят, у тебя кто‑то убился насмерть, может, наконец, тот самый муж? А это что у вас на полу? О! Телефонные книги! Я бы просмотрел. Может, среди них и моя окажется.

Мажена успела схватить его за шиворот в тот момент, когда он уже собирался встать на колени у пачек макулатуры, собранных Беатой, и тогда, снизу, непременно заметил бы мешок под креслом. Алиция поспешно вместе с креслом передвинулась подальше и громко объявила:

– Кофейку выпьем. Иоанна, у нас еще остались сливки?

Я сладким голосом заверила, что сливок – сколько угодно, но ведь вроде бы собирались поужинать. И ужин я приготовлю сама, оригинальный…

Неожиданное объявление вызвало большой интерес среди присутствующих. А уж Зенончик и вовсе при известии об оригинальном ужине сразу позабыл обо всем остальном и оставил в покое телефонные книги.

Я же подумала ужин так и так придется готовить, а раз уж заявился Зенончик, самое время использовать наконец завалявшееся в морозильнике равиоли, некогда закупленное Алицией в больших количествах. Эти итальянские макаронные изделия никто из нас не любил, их откладывали на следующий день, этот день не наступал, а они занимали место для более привлекательных продуктов и того и гляди превратились бы в своего рода макаронную баранью ногу. Надо воспользоваться присутствием прожорливого гостя.

Не тратя времени на размораживание равиоли (эх, закуплю завтра же любимую рыбу!), я поставила на огонь большую кастрюлю, вытащила из холодильника все остатки колбас и копченостей, которые тоже не любила, нарезала их маленькими кусочками. И все делала в бешеном темпе. Так я не готовила обеды даже в ту пору, когда срочно требовалось приготовить еду голодным мужу и двоим сыновьям.

Вода в кастрюле закипела, я бросила туда равиоли, а на сковороде принялась поджаривать в оливковом масле лежалые кусочки мяса. Добавила лучок, по дому стали распространяться аппетитные запахи. Народ столпился в кухне, в первом ряду тянулся к плите явно голодный гость. Не поручусь, что у него не текли слюнки.

Как мы и ожидали, равиоли были съедены до последней крошки, и даже кастрюлька дочиста выскоблена. Я решила, чтобы не мыть лишнюю посуду, дать Зенончику еду прямо в кастрюльке, добавив туда изрядное количество мяса.

К концу ужина появилась Анита. Она ни о чем не спрашивала, с интересом выслушала соображения Зенончика насчет обстоятельств скоропостижной смерти Прохиндея и никак не высказалась о такой романтической версии. Мы, однако, заметили, что она явно располагает какой‑то новой информацией, но пока не хочет ее нам сообщить.

Зенончик покинул наше общество в ту минуту, когда убедился, что на столе нет больше ничего съестного. Он даже не сделал попытки поговорить насчет книги сестры. Такая поспешность, как мы все дружно решили, объясняется тем, что у сестры как раз приступают к ужину и Зенончик боится его пропустить. Правда, он перед уходом несколько раз оглядел комнату и у него все валилось из рук.

Я не стала терять времени.

– Ну, видишь, он ушел, говори же, что узнала, – нетерпеливо попросила я Аниту.

– А с чего ты решила, что я что‑то знаю? – притворилась удивленной Анита.

– Так ведь это у тебя на лице написано.

– Надо же, а я‑то надеялась, что сижу с каменным выражением лица, – вздохнула Анита.

Павел услужливо предложил:

– Может, коньячку? После него легче говорится.

– Мне и без него не трудно. Ну так вот. От своего доверенного лица в определенных кругах мне стало известно, какой версии придерживаются легавые. Анатолий сам слетел с лестницы в вашем полуподвале‑ателье и свернул себе шею. Так?

– Точно, – подтвердил Павел. – И никто из нас ему не помогал.

– Помогали. Алиция.

– Исключено! – горячо возразила я. – Алиция спала, я свидетель.

– Мы все свидетели, – подхватила Беата. Алиция же лишь равнодушно пожала плечами. Анита жестом велела нам замолчать.

– Имеется в виду не прямая помощь, а косвенная. Она имеет пагубную привычку разбрасывать по своему дому опасные стеклянные шарики, на которых запросто можно поскользнуться и свернуть себе шею. Их удивляет, как вы тут все еще не поубивались. Впрочем, полиция принимает во внимание и фактор случайности. Шарики могли рассыпаться сами и до сих пор не все собраны.

Анатолий пришел к Алиции с визитом, считают они, вошел прямо из сада в ателье, и сразу под ноги ему попалось это свинство. Они сравнивают ваши шарики с банановой кожурой, которой в полиции по опасным последствиям даже присвоен какой‑то там номер. Они не имеют возможности определить, пришел ли в ателье еще кто, потому что туда сразу же сбежалась вся ваша шайка и затоптала все возможные следы. Однако что касается вас, то они не находят мотива убийства, так что остается смерть от несчастного случая.

– Это означает, что они не станут мне устраивать обыск в доме? – оживилась Алиция.

– Не станут, – заверила ее Анита. – Они видели твой дом, и проводить в нем обыск – последнее, что они захотели бы сделать, и то, если бы на них очень нажали. А вот что касается Памелы…

Тут Анита вздохнула и вроде как засомневалась.

– Ну! – поторопила ее Мажена.

Слушайте, я вот вам все это рассказываю без утайки и тем самым нарушаю служебную тайну. И все же хочу дать совет. Алиция, ты должна постоянно и упорно всем повторять, повторять до одурения, что в твой дом гости входят через двери ателье, прямо из сада. Выдумай причину, какую сама пожелаешь, но чтобы входили они только через эту дверь. Ладно, может, не все, но большинство. Видишь ли, при расследовании гибели Памелы им большие трудности создает именно ответ на вопрос, зачем она пошла к тебе и именно в ателье. Что ее там привлекло? Но если у тебя вообще такой обычай – гости входят в твой дом через обычно не запертую дверь ателье, тогда все в порядке. Если же это не так… Тогда они начнут копаться. И неизвестно еще, до чего докопаются. Ведь ты же не хочешь, чтобы они узнали, что она что‑то искала в твоем доме?

– Не хочу. Да и не очень я уверена, что искала…

– Слушай, кончай валять дурака или делать из меня дуру, впрочем, у тебя притворство плохо получается, за неимением опыта наверное… Всегда ведь говоришь правду. И вам всем настоятельно советую. Впрочем, боюсь, немного опоздала со своими советами.

– Ты о чем? Что‑то я тебя не пойму.

– Признаюсь, прежде чем войти сюда, я заглянула в ателье. Теперь там все по‑другому, не так, как было до того. Это знаю я, они могут и не знать. И если все станете говорить, что раньше попасть в ателье было совсем легко и просто, вас оставят в покое. То есть вы не будете замешаны в убийстве.

– А если не станем? Будем под подозрением?

– Им придется все принимать во внимание. Видите ли… Раньше были другие подозреваемые. Эх, не хотела говорить, да уж ладно. С одного из них снимается подозрение. Я говорю о муже Памелы. У него алиби. Всю вторую половину того рокового дня, весь вечер и даже часть ночи он просидел перед телевизором с соседом, они вместе смотрели какие‑то спортивные передачи.

И кажется, Анатолий тоже был с ними. Так что и он исключается.

– А итальянка?

– Боюсь, история с итальянкой целиком на совести Зенончика. Йенса она не особенно интересовала, так, слегка, по‑датски, ни ему ни жене служанка опасной не была. Она же и вовсе никакого интереса к хозяину не проявляла, так как собиралась замуж. И жених что надо. Пожилой состоятельный швед. Во всяком случае, сейчас я честно рассказала все, что знаю, и Алиция просто обязана в благодарность предоставить мне возможность первой сообщить в печати о ваших происшествиях. Пока вся пресса молчит. Я сдерживаю ее, насколько это в моих силах, но больше они не выдержат.

Подумав, Алиция дала разрешение сообщить о сенсации в печати, но при условии, что никакие журналисты не станут ломиться к ней в дом и украдкой забираться в сад. Анита охотно пошла на такое условие.

– А теперь, – с улыбкой сказала она, сбросив с плеч неприятную часть разговора, – будьте людьми и скажите же мне, ради бога, откуда вы выкопали эти холерные шарики и рассыпали их по всему дому?

***

Я никак не могла заснуть. Мы засиделись допоздна, Мажена с Анитой уехали уже за полночь, поскольку много времени и труда потребовалось от нас для ответа Аните на ее очень не простой вопрос. Надо было придумать историю шариков правдоподобную, и в то же время не имеющую никакого отношения к кошачьим мешкам. Намучились мы все как дикие ослы, и вот теперь, лежа, я все перебирала в голове наши вымыслы. Не скажу, что осталась ими довольна, некоторые оказались в опасной близости от фамильных документов Алиции. К тому же луна, достигшая уже трех четвертей, светила мне прямо в лицо, а подняться и затянуть штору не было сил. Так недолго и лунатиком стать… С утешительной мыслью о лунатизме я, видимо, и задремала немного.

Спала всего ничего. Разбудил меня совершенно невообразимый шум в гостиной: ужасающие нечеловеческие вопли, грохот переворачиваемой мебели, остервенелое шипение и рычание кошек. Да, я не ошиблась, кошки именно рычали, как собаки, первый раз довелось такое слышать.

Мгновенно пронеслось в голове‑, отъезд Аниты с Маженой, оставшийся так и не просмотренным кошачий мешок под креслом в салоне и последний взгляд, которым я окинула помещение гостиной, закрывая двери. Все три кошки остались в гостиной на ночь, разместившись, по своему обыкновению, на излюбленных местах. Я еще растроганно подумала – пусть зверушки поспят в доме, ведь им явно не хотелось его покидать, значит, привыкли и к дому и к нам.

Алиция, похоже, не обратила внимания на этот факт.

В гостиной уже были Беата и Павел, прибежали раньше меня. Вот и Алиция появилась. Я еще удивилась, откуда взялась Беата. Она не бежала передо мной, а ведь ночует в комнате, которая расположена за моей. Ну да кто станет обращать внимание на такие мелочи в столь драматических обстоятельствах?

По дороге мы везде включали свет, теперь сразу же зажгли его в гостиной.

Три кресла были перевернуты, осталось стоять лишь то, под которое затолкали мешок. Со столика свалилась медная круглая столешница вместе с вазоном и светильником. Деревянная подпорка, на которую клали столешницу, тоже валялась перевернутой, а не имела права перевернуться, ведь это был устойчивый треножник. Теперь на образовавшейся вместо стола куче ничком лежал какой‑то мужчина, его голову целиком прикрывала буйная растительность, свисающая из большого горшка на стенной полке. Кажется, какая‑то очень целебная травка, во всяком случае Алиция не раз ею хвалилась. И наконец, в качестве завершения этой баталии – три кошки – три черные распушившиеся фурии при нашем появлении промчались, завывая и лавируя между нашими ногами, к выходной двери.

– Нет, меня таки хватит когда‑то кондрашка, – рассвирепела хозяйка, продираясь сквозь побоище к неизвестному и осторожно собирая с головы лежащего длинные зеленые побеги своей панацеи. – Неужели ни одна сволочь не может оставить в покое мои цветочки? Пусть кто‑нибудь выпустит кошек!

Я оглянулась на входную дверь. Три взъерошенные, увеличившиеся вдвое, дико шипящие черные бестии остервенело царапали дверь. Павел оказался рядом, он и открыл дверь. Трех фурий ветром сдуло.

Я поспешила на помощь Алиции, и мы стали восстанавливать упавший горшок и собирать закрывшие голову незнакомца длинные пушистые побеги.

– Да не переживай ты так! – утешала я подругу. – Эта трава быстро отрастает, ничего ей не сделалось.

– Сама ты трава! – злилась Алиция.

Павел с Беатой тоже добрались до нас.

– Кто это? – спросил Павел, рассматривая лежащего. – И жив ли он?

– Понятия не имею, кто эта сволочь и жив ли он, – в сердцах отвечала хозяйка. – Кажется, только сознание потерял, вроде не видно на нем никаких повреждений. О холера, кровь!

Тут и мы заметили стекающую на пол из‑под головы пострадавшего тонкую струйку крови, которую мы с Алицией размазали по полу, спасая цветочек Я опять хотела сказать Алиции приятное – вот, натекло на пол, а не на ковер светлых тонов, да не стала, боясь оказаться бестактной.

Беата сбегала в кухню и принесла воды в кувшинчике, чтобы обмыть голову пострадавшего. Небось, опять вода с питательным раствором, заготовленная Алицией на утро. Но я и тут промолчала, а Алиция воспользовалась случаем и ополоснула пальцы. При этом брызнула на пострадавшего. Тот пошевелился и глубоко вздохнул.

– Жив! – обрадовался Павел.

Пожав плечами, Алиция подняла горшок, мы сложили туда всю собранную зелень, а затем хозяйка собрала в него с пола столько земли, сколько могла и, присыпав растение, примяла землю на его корнях.

– Может, и отойдет, – сказала она.

Мы не сомневались – речь шла о цветке. Поставив его на прежнее место, Алиция обратила наконец внимание на злоумышленника.

– Павел, пожалуйста, помоги ему встать, а то опять что‑нибудь опрокинет, – попросила она. – Если не получится, оттянем за ноги.

Пока Павел с Беатой занимались пострадавшим, мы с хозяйкой наводили порядок в комнате. Подняли опрокинутые кресла и некоторые уцелевшие вещи с пола.

Тем временем неизвестный явно делал попытки встать, возможно, подействовало распоряжение Алиции оттащить его за ноги.

Вот он встал на колени, вот, опираясь на руки, с помощью Павла встал на ноги.

Теперь он был обращен к нам лицом, и у нас перехватило дух.

Стекающая на пол тонкая струйка крови превратилась в бурные потоки. Все лицо несчастного, а также шея и руки были в глубоких бороздах, оставленных кошачьими когтями. Одежда ими же разодрана в клочья. И вообще представший нам злоумышленник больше походил на вурдалака, восставшего из гроба упыря, чем на нормального человека.

Беата опять кинулась в кухню за водой, думаю, не столько из самаритянских побуждений, сколько из желания увидеть наконец лицо преступника. Она принесла также смоченные водой бумажные салфетки и подала ему. Все еще памятуя об Алицином ковре, я подала бедняге кучу сухих салфеток, оказавшихся под рукой. Пусть вытрется и перестанет нам тут истекать кровью. Пострадавший как‑то ни в ком из нас не нашел сочувствия. Оно и понятно. Человек, с которым кошки обошлись подобным образом, не может быть порядочным!

Вурдалак обтерся всеми салфетками и тряпками, что не очень ему помогло, кровь все еще сочилась из царапин. Но зато он протер себе глаза, увидел нас, а мы распознали его.

– О, Альфред… Иеремия… – неуверенно произнесла Алиция. – Онуфрий… нет, Эрнест!

Разумеется, это был он, Падальский. Ох, в недобрый час предсказала Мажена, что он явится к нам с визитом. Быстро нагнувшись, я заглянула под единственное стоящее на ножках кресло. Мешок оставался на своем месте, невзирая на побоище. Именно благодаря мешку это креслице не перевернулось, как остальные. Облегченно вздохнув, я пока воздержалась от комментариев. Заговорил незваный гость.

– Может, – прохрипел он, – какой… бинт…

– Павел, отведи его в ванную, – приказала хозяйка, в голосе которой не чувствовалось ни малейшего человеческого сочувствия к пострадавшему. – Там есть аптечка. И проследи, чтобы он… нашел все нужное.

Головой ручаюсь, она хотела сказать: «…ничего не украл», но сдержалась. Да Павел и без того правильно понял ее распоряжение. Крепко ухватив Падлу за плечо, он поволок его в ванную и оставался там с ним все время. Мы же пока навели в комнате полный порядок. Беата подтерла пол.

– Как он проник в дом? – ломала голову Алиция, разглядывая вазон. – Немного погнулся, но постараюсь выпрямить. Я же прекрасно помню, что двери заперла. Может, через террасу?

Беата решительно возразила:

– Нет, он вошел нормально, через входную дверь и коридорчик, двери на террасу тоже были заперты.

Мы невольно взглянули на стеклянные раздвижные двери, выходящие в сад. Над ними тоже горела лампочка, кто‑то из нас ее зажег. Павел, наверное. Взглянули и на миг окаменели.

Кошки не сбежали. Все три сидели у стекла, мстительные и еще не остывшие, и горящими глазами вглядывались в глубь дома. Очень напомнили мне они разъяренных пантер, рвущихся к своей жертве. Господи, что же такое Падальский сделал им?!

Я хорошо знаю кошачью натуру, столько лет имею с ними дело. Нормальный вспугнутый или разозленный кот, получив свободу, сбежит из дома и не сразу вернется, это в природе животного – оставить опасность как можно дальше. А потом, но это уже зависит от степени освоенности животного с домом, он вернется осторожно, не сразу, проверяя, остается ли еще в доме причина переполоха. Эти же, выскочив в величайшей ажиотации, тут же вернулись, яснее ясного давая понять, что желают продолжить борьбу с врагом.

– Фантастика! – не веря своим глазам произнесла Беата.

– Я говорила вам, что они не любят Падлу, – напомнила нам хозяйка.

– Но это никак не объясняет, каким же образом Падла влез в дом, – вернула я собеседников к главному вопросу. – Может, что с замком? Ты бы проверила, Алиция.

Алиция проверила и вернулась к нам нахмуренная, озабоченная, что‑то бормоча себе под нос. Оказалось, дверь была отперта самым обычным способом – ключом. Неужели у этого паршивца был ключ или он действовал отмычкой?

– А запасной? – вырвалось у меня.

– Проверь, – сквозь зубы велела Алиция.

Выйдя во двор, я порылась в известном лишь нам с Алицией тайнике. Маленькая коробочка с ключом находилась на своем месте. А поскольку, спрятав ее, мы сверху очень хитроумно набросали в определенном порядке камешки и палочки, которые тоже оказались не тронутыми, отпал вопрос о запасном ключе. Даже если Падальскому удалось подглядеть, как мы прятали запасной ключ, даже если этой ночью он им воспользовался, а потом спрятал обратно, ему ни за что не удалось бы выложить сверху нашу мозаику из камешков и веточек. Значит, открывал дверь он не этим ключом.

Вернувшись в гостиную, я в ответ на вопросительный взгляд Алиции отрицательно покачала головой. Одновременно со мной из ванной вышли Павел и наш незваный гость. У последнего вся физиономия была заклеена пластырями, руки в бинтах. С признательностью подумала о кошках: им пришлось немало потрудиться, но работа выполнена на славу. Я знала, как долго не заживают раны, нанесенные этими милыми существами, особенно такими внушительными, и, наскоро подсчитав, пришла к выводу, что Падле предстоит ходить исполосованным кошачьими когтями не меньше месяца, а то и больше.

Алиции тоже доставляло большое удовольствие разглядывать подлеца, да она и не скрывала этого.

Давно вышел я из молодежного возраста, но последние ночи, проведенные в твоем доме, меня как‑то неожиданно возвращают в мою хулиганскую молодость. Я ведь ехал сюда, готовясь провести несколько скучных дней у некой пожилой дамы…

– Спятил! – возмутилась Алиция. – Ты что, не знал, что здесь будет Иоанна? Что вы совпадаете?

Оскорбленная до глубины души, я энергично запротестовала. Ведь на сей раз я действительно ничего общего не имела со всеми здешними катаклизмами! И не намерена нести ответственность за всё, что кому‑то вздумается вытворять в доме Алиции.

– Я не знал, что совпадаю. А кроме того, думаю: вы стоите друг друга. Я не хотел бы ни одной из вас обидеть и, надеюсь, не обидел. Ладно, хватит. Дело не в этом. У меня хватило ума купить коньяк, я поставил его в твой шкафчик. Можно его вынуть?

– Дурацкий вопрос.

– Кажется, я тут становлюсь алкоголичкой, – проговорила Беата. – И признаюсь, делаю это с удовольствием.

Пока они так беседовали, я рылась в холодильнике. Еда, я помнила, должна остаться. Невскрытая упаковка сливок к утреннему кофе. Мне, кошковеду и кошколюбу еще не встречалась кошка, которая не любила бы сливок. Вылив сливки в большую кошачью тарелку, я выставила ее на террасу. Кошки к этому времени уже прогнали Падлу, вернулись и делом доказали мне, что поступила я правильно. И что вообще я оказалась человеком, заслуживающим кошачьего уважения и имеющим право иногда их всех погладить. Я чуть было не понравилась сама себе.

***

– Что ж, заодно и обсудим все, – проговорил Павел, откупоривая бутылку.

Алиция все ломала голову над главной неясностью.

– Откуда у этой сволочи взялся ключ? – вслух рассуждала она. – Вы все уверены, что он вошел в дом через парадную дверь, самым нормальным путем?

Лихо хватив глоток коньяку, Беата почувствовала в себе небывалую храбрость и собравшись с духом заявила:

– Лично я уверена. И вот почему. Я его видела. Не хотела признаваться, да уж чего там… Я была не у себя, а в телевизионной комнате.

– Ты ведь вроде спишь в последней комнате? – искренне удивилась Алиция.

Я не выдержала.

– Кажется, интеллигентная женщина. Ну как можно быть такой… глупой?

– Что? А, ты права. Я просто забыла, со мною случается. Не обращайте внимания.

И как раз вышла из нее, – с отчаянной решимостью продолжала свой рассказ Беата. – Света я не зажигала и старалась двигаться осторожно и тихо. Я прошла уже почти половину пути, как вдруг заметила: по коридорчику шел какой‑то человек. Во дворе, как известно, светлее, чем дома, а там окошко, вот его темную на фоне окна тень я и увидела. Сначала подумала – Алиция, и замерла, ведь если не двигаться, она может меня и не разглядеть. Я и стояла столбом, а неизвестный на цыпочках все шел к гостиной. Не шел, правильнее будет сказать – крался. Да, крался, стараясь, чтобы его не заметили и не услышали. Я видела всё!

Еще раз подкрепившись крепким напитком и набрав в легкие побольше воздуха, девушка продолжала:

– Трудно передать, что я пережила. Сердце готово было выскочить. Совсем неслышно, медленно крался этот паршивец и наконец очутился в гостиной. В нее он тоже вошел бесшумно, я заметила его уже в комнате, около камина. И тогда разразилась буря. Да какая! Поднялся шум и грохот, перед глазами у меня с диким шипением носились черные клубы, теперь я знаю – кошки, а тогда ничего не понимала: просто огромный рычащий черный вихрь в ярости и бешенстве метался по комнате, с разных сторон атакуя агрессора. Вот скажите, кошки умеют ненавидеть?

Никто из нас не мог ответить Беате на такой вопрос, разве что кто‑то был кошкой в прежней жизни, но это как‑то сомнительно. Тогда я бы выставила собственную кандидатуру, ведь характер у меня такой же, уверена, что не только отчаянно билась бы с врагом, но и страшно при этом вопила и рычала.

Павел ограничился тем, что долил всем коньяка и бросил девушке нетерпеливое «ну!».

– Ну и тут вы повыскакивали, а он принялся вопить. То есть в другой последовательности. Сначала завопил он. Нет, опять не так. Он завопил и налетел на кресло, с грохотом перевернув его. А потом рядом оказался Павел, Алиция выскочила, потом Иоанна, кто‑то зажег свет, и черный вихрь распался на отдельных кошек. Он уже лежал, а три кошки, совсем озверевшие, бросились к входной двери. Не знаю почему, но тогда я почувствовала очень ясно: они его не любят. И боятся. Нападение же – лучшая форма защиты… Так я подумала.

Алиция похвалила Беату:

– Очень правильно тебе подумалось. Разумно.

– Молодец, что додумалась оставить кошек на ночь в доме, – в свою очередь похвалила я Алицию.

Та не приняла похвалу, заявив, что в этом нет ее заслуги, кошки остались сами, она просто не заметила их в комнате.

– Ну, теперь нам придется поломать голову! – не сомневался Павел, выразив общее мнение.

– Интересно, он заявился к нам как раз в тот день, когда мы тщательно заперли все двери…

– Перся прямо к мешку! Я сама видела!

Все галдели, обсуждая очередное происшествие, но как‑то ничего конкретного никто не мог высказать. Сплошные вопросы и недоумения. Я решила их сформулировать.

– Давайте по порядку. Во‑первых, ключ. Как он вошел в дом? Алиция, ты давала ключ всем кто у тебя проживал? Потом они тебе его возвращали?

С большой неохотой Алиция призналась, что давала ключ всем.

– И Прохиндею тоже?

– Нну… и ему тоже. Но потом мне ключ всегда возвращали.

– Тоже мне заслуга! Теперь без проблем на любом углу тебе по заказу подделают какой угодно ключ, плати только. За две‑три минуты. И если выбор зависит от меня, то я бы поставила на Прохиндея, ибо Зенончик слишком глуп. Вопрос: могли Падальский получить ключ от Прохиндея? Вряд ли… Два сапога пара. Тот и сам был заинтересован…

– Да тут целая цепочка. Ты позабыла о Памеле.

Ключ от Алициного дома, я отлично знала, получали все кому не лень, в том числе и я сама. Его могли одолжить, причем без всякой задней мысли, могли дать просто попользоваться. Вариантов множество. Мы все же остановились на Прохиндее и Зенончике, рассуждая, что Прохиндей сделал это с определенной целью, а Зенончик исключительно по глупости.

Беата все не могла успокоиться.

– Но раньше, когда мы не запирали двери, он ведь мог проникнуть в дом через любые двери?

– Мог, но что толку говорить об этом, нам же ничего не известно о других его проникновениях в дом.

– А если вот так, как сегодня, когда входную дверь заперли и все остальные тоже? Не мог ли он проникнуть, допустим, – хотя я сама видела его в коридорчике, – не мог ли он проникнуть как‑нибудь через другую дверь?

– Не мог, – пояснила Алиция. – Запирается на ключ только входная, все же остальные закрываются на засов изнутри, и если они закрыты, но снаружи в дом никак не пролезешь, разве что разобьешь какое‑нибудь стекло и просунешь руку, чтобы отодвинуть засов.

Переждав разъяснение о ключах, я вернулась к своему обсуждению случившегося.

– Итак, с ключами решено: или Зенончик, или Прохиндей, да будет ему земля пухом. Теперь о самом визите. Какая холера заставила его притащиться сюда? Да помолчите же, я не забыла: Беата собственными глазами видела, как пер прямиком к новому мешку. Мы уже знаем, что все они искали кошачьи мешки. Но откуда ему стало известно, что в доме появился новый, не вскрытый еще мешок и куда мы его сунули? Такой ясновидец? Телепат?

– Анита! – с ненавистью бросила Алиция.

– Молчи. Ты просто не любишь ее. А я готова поставить на Зенончика все, что имею за душой.

Павел и Беата меня поддержали. Дошло до того, что по телефону мы разбудили Мажену и потребовали сообщить свое мнение. Мажена не могла сразу назвать кандидатуру, колебалась. По ее мнению, Зенончик так нахально лез к нам, что это должно его оправдать. Анита вызывала у Мажены больше подозрений. Воспользовавшись случаем, хотя и не совсем проснулась, Мажена на коленях умоляла нас не раскрывать мешок до ее приезда, пообещав приехать как можно раньше. И поклялась привезти кошкам самую свежую полендвицу, какая только найдется у мясника…

Мы выдохлись и решили поспать до приезда Мажены, в надежде, что исполосованный Падальский не сунется снова в дом…

***

Разбудила нас Анита. Точнее, разбудила она лишь Алицию, мы пробудились позже, поскольку Алиция спросонок воспользовалась туалетом. В себя она приходила постепенно лишь сидя над чашечкой кофе в гостиной, куда сбежались мы все, потрясенные страшным ревом, и застали тот момент, когда Анита как раз уже теряла терпение, делая тщетные попытки пообщаться с хозяйкой.

– Кто‑нибудь из вас уже пришел в себя в эту пору? – с некоторым раздражением поинтересовалась гостья. – Не такая ведь уж несусветная рань, половина десятого, а в десять мне просто необходимо быть на совещании в Гельсиноре. Скажите, бога ради, что тут у вас происходило ночью? Обнаружился какой‑то новый труп?

– Откуда ты знаешь, что у нас вообще что‑то происходило? – поинтересовалась Алиция, едва ворочая языком.

Как и все присутствующие, я вынуждена была пить кофе, заваривать чай не было сил.

Раньше всех пришла в себя молодежь, Павел и Беата.

– Что касается трупа, у нас пока нет данных, – зевая во весь рот, заявил Павел. – Не мешало бы сходить посмотреть. Мы еще не успели заглянуть в ателье. А ты почему спрашиваешь?

– Эрнест был у меня, – сразу призналась Анита, – заявился глубокой ночью. И требовал врача, почему‑то ветеринара. Надо сказать, видок у него… врач явно требовался, но почему именно ветеринар? На вопросы толком не отвечал, а из обрывочных бессвязных слов смогла лишь понять, что его несчастья как‑то связаны с Алицией. Сразу подумала об ее кошках. А он все твердил о необходимости сделать укол, боялся бешенства. Вот я и забежала к вам по дороге на работу, чтобы разузнать из первоисточника, а первоисточник никак не очухается после сна. Так что я, пожалуй, сама загляну в ателье, можно?

– Если тебе так хочется полюбоваться на новый труп, – пробормотала я, а Беата, тоже зевая, заявила, что с нее трупов вполне достаточно.

– Загляни, – разрешила Аните хозяйка, пожав плечами. – Только тогда иди через верхнюю дверь, нижнюю мы на ночь заперли.

– Так она у вас запирается? – удивилась Анита.

– Да, изнутри, на засов, – пояснил Павел и добавил, что он тоже пойдет поглядеть.

Мы осовело молчали, пока эти двое не вернулись из мастерской. По мнению Павла, со вчерашнего дня в ней ничего не изменилось, а для того чтобы напугать посетителей, вполне достаточно все еще разбросанных по всему помещению останков манекена. Анита была женщиной храброй и в обморок при виде их не упала.

– Нет там нового трупа, – информировала она нас, усаживаясь и поглядывая на часы. – Придется‑таки опоздать, ничего не поделаешь. Можно мне тоже кофе? Иоанна, раз уж ты там стоишь…

Я дала ей чашку кипятку и ложечку, все остальное стояло на столе у нее под рукой. Анита набросилась на кофе словно умирающий от жажды путник в раскаленной пустыне, хотя путник наверняка предпочел бы какой‑нибудь прохладительный напиток. И тут же гостья потребовала вторую чашку кофе. Алиция тоже потребовала вторую, я на глазок прикинула – сегодня она выпила почти треть стакана своего излюбленного напитка. Зато прямо на глазах приходила в себя.

Свидетельством тому был заданный гостье резонный вопрос:

– Раз уж ты столько знаешь, не поделишься ли соображениями, зачем он вообще вломился к нам ночью? Ты его лучше знаешь, может, у него такая привычка появилась – навещать знакомых по ночам и без приглашения?

Анита обрадовалась.

– Значит, он все же был у вас? Так я и подумала. И его встретили кошки. Хорошо, у меня хватает ума держаться от них подальше. Нет, я не знаю, зачем его занесло к вам… Ну, так и быть, не буду уж совсем врать – догадываюсь кое о чем и надеюсь сегодня вечером свои догадки проверить… Да и вам тоже не мешает подумать…

– Мы и без того все время думаем над тем, откуда у него появился ключ от входной двери моего дома, – холодно заявила Алиция. – Ведь он вошел через дверь, которую я заперла своими руками.

Какое‑то время Анита вроде бы боролась сама с собой, сомневалась, говорить ли нам правду, наконец решилась.

– Ладно, скажу уж. Ключ у него от Анатолия. Все эти годы у Анатолия был ключ от твоей квартиры, разве ты об этом не догадывалась?

– А ты догадывалась?

– А я была в этом уверена.

– Жаль, что не поделилась своей уверенностью со мной.

Анита допила кофе.

– Если не ошибаюсь, я несколько раз советовала тебе сменить замки в дверях. Может, соизволишь припомнить?

– Не совсем. Причем ты не сообщала причины, а заниматься глупостями неизвестно чего ради не хотелось. Не могла сказать прямо?

– Не могла. Ты и без того считала, что наговариваю попусту на людей благородных и ни в чем не повинных, вот я и старалась тебе дать понять как‑то подипломатичнее.

Приготовив себе крепкий чай и напившись, я тоже стала оживать. И поспешила прервать назревавшую ссору.

– Анита! – торжественно и веско заявила я. – Если ты безо всяких дипломатических уверток поведаешь нам все, что знаешь и о чем догадываешься, да притом еще не утаишь, откуда тебе это известно… потому как, мне кажется, тебе известно больше, чем нам… то тогда мы тебе скажем всю правду!

Анита ухватилась за мое предложение когтями и клыками, спросив лишь:

– Серьезно?

– Видит бог! – поклялась я. – И тогда мы еще вместе подумаем, сколько из этого тебе разрешается сообщить своим журналистам в качестве сенсации. Но сначала ты, ведь мы станем говорить о том, что лично нас касается.

Допив кофе, Анита вскочила со стула.

– Договорились! Но не сейчас. Вечером. Постараюсь приехать сразу, как освобожусь, а сейчас мне надо мчаться и по дороге еще придумать вескую причину для опоздания. Пожар в доме или сердечный приступ, иначе мой авторитет будет безнадежно подорван. Восемь человек ждут меня, и, уверяю вас, отнюдь не пешки в нашем бизнесе. Пока!

***

– Ты никак спятила? – недовольно поинтересовалась Алиция, когда за Анитой захлопнулась калитка.

– И вовсе нет, напротив, я поступила умно и дальновидно. Вот гляди, даже если она наврет с три короба, какую‑то правду мы сумеем извлечь из этой кучи. Пусть даже мелочи, но и они нам пригодятся. Ей же мы расскажем, – поспешно добавила я, ибо Алиция глядела на меня такими глазами, что и захлебнуться чаем недолго, – ей расскажем отнюдь не всё, кое о каких вещах имеем право умолчать… то есть позабыть…

– Иоанна права! – горячо поддержал меня Павел. – Мне самому интересно. Эти неожиданные дружеские отношения Падлы с Прохиндеем… ключи передают друг другу… Хотелось бы знать, Прохиндей и впрямь слетел с лестницы без посторонней помощи?

До сих пор молчавшая Беата высказала предположение, что недавняя гостья пока еще не знает о последнем кошачьем мешке, так ей показалось во всяком случае. И тогда это означает одно: о мешке донесла не она, а Зенончик. Это тоже не мешает выяснить, раз он приходит сюда и жрет…

Алиция слушала нас в молчании, глубоко задумавшись. Вздрогнув, словно просыпаясь, она заявила:

– Знайте, я приняла решение. Давайте позавтракаем. Кто хочет яичко?

***

Мы кончали завтрак, когда приехала Мажена, переполненная эмоциями как из‑за нового мешка, так и ночного происшествия с Падальским. Не вырвала у нас еду изо рта, а по всему было видно – едва сдерживалась, напротив, культурно села с нами за стол и получила свою чашку кофе. Взамен мы подробно описали ей ночное происшествие, хотя о нем она уже знала, но теперь не в двух словах, как ночью. Пребывание Беаты в телевизионной комнате она деликатно пропустила мимо ушей, не заостряя на нем внимания.

– Зенончик! – повторила она высказанное ранее мнение. – Он донес. А лопал вчера в диком темпе не из опасения опоздать на ужин к сестре, а торопясь к Падле. Анита же, будь она действительно в сговоре с Падлой, не призналась бы о его приходе к ней ночью, мы ведь об этом не знали, никто не заставлял ее признаваться. Я уж не знаю, что этот подонок наговорил Зенончику, но мне сдается, Падальский подключал к своим поискам кого только мог из тех, кто бывал в доме Алиции.

– Тебя не подключил, – буркнула Алиция.

– Не такой уж он идиот, соображал, кого можно, кого нет.

– Аниту, наверное, тоже, – заметил Павел. – Иначе она знала бы, что происходит за кулисами, и не проявляла такого бешеного интереса к происходящему в нашем доме. А она интересуется искренне, это видно.

– Так, возможно, это не Падла подключил Аниту, а Анита Падлу? – высказала предположение Алиция.

– Мозг шайки, так сказать?

– Послушаем, что она расскажет нам вечером.

Сидя за столом, мы по сотому разу терялись в домыслах. И ни к чему путному не пришли, только устали от бесплодных предположений. Множились вопросы, ответы на которые мы не находили. Кто и почему убил Памелу? Прохиндей сам свалился с лестницы или его столкнули? Он лично дал ключ Падальскому или тот принимал участие в поисках вместе с Прохиндеем и воспользовался случаем, чтобы отобрать у напарника (соперника?) ключ? Твердо знали о Падле мы лишь то, что тот пришел за последним мешком, а о мешке ему явно донес Зенончик. В доносительстве Зенончика мы теперь не сомневались, припоминая все больше не знает о последнем кошачьем мешке, так ей показалось во всяком случае. И тогда это означает одно: о мешке донесла не она, а Зенончик. Это тоже не мешает выяснить, раз он приходит сюда и жрет…

Алиция слушала нас в молчании, глубоко задумавшись. Вздрогнув, словно просыпаясь, она заявила:

– Знайте, я приняла решение. Давайте позавтракаем. Кто хочет яичко?

***

Мы кончали завтрак, когда приехала Мажена, переполненная эмоциями как из‑за нового мешка, так и ночного происшествия с Падальским. Не вырвала у нас еду изо рта, а по всему было видно – едва сдерживалась, напротив, культурно села с нами за стол и получила свою чашку кофе. Взамен мы подробно описали ей ночное происшествие, хотя о нем она уже знала, но теперь не в двух словах, как ночью. Пребывание Беаты в телевизионной комнате она деликатно пропустила мимо ушей, не заостряя на нем внимания.

– Зенончик! – повторила она высказанное ранее мнение. – Он донес. А лопал вчера в диком темпе не из опасения опоздать на ужин к сестре, а торопясь к Падле. Анита же, будь она действительно в сговоре с Падлой, не призналась бы о его приходе к ней ночью, мы ведь об этом не знали, никто не заставлял ее признаваться. Я уж не знаю, что этот подонок наговорил Зенончику, но мне сдается, Падальский подключал к своим поискам кого только мог из тех, кто бывал в доме Алиции.

– Тебя не подключил, – буркнула Алиция.

– Не такой уж он идиот, соображал, кого можно, кого нет.

– Аниту, наверное, тоже, – заметил Павел. – Иначе она знала бы, что происходит за кулисами, и не проявляла такого бешеного интереса к происходящему в нашем доме. А она интересуется искренне, это видно.

– Так, возможно, это не Падла подключил Аниту, а Анита Падлу? – высказала предположение Алиция.

– Мозг шайки, так сказать?

– Послушаем, что она расскажет нам вечером.

Сидя за столом, мы по сотому разу терялись в домыслах. И ни к чему путному не пришли, только устали от бесплодных предположений. Множились вопросы, ответы на которые мы не находили. Кто и почему убил Памелу? Прохиндей сам свалился с лестницы или его столкнули? Он лично дал ключ Падальскому или тот принимал участие в поисках вместе с Прохиндеем и воспользовался случаем, чтобы отобрать у напарника (соперника?) ключ? Твердо знали о Падле мы лишь то, что тот пришел за последним мешком, а о мешке ему явно донес Зенончик. В доносительстве Зенончика мы теперь не сомневались, припоминая все больше подозрительных обстоятельств последнего его ужина у нас. Не только небывалую спешку, но и тот факт, что слишком уж много предметов падало у него из рук, за которыми ему приходилось то и дело нагибаться. Вот именно, нагибался и из‑под стола незаметно оглядывал все доступное его глазам пространство пола, причем только теперь мы заметили, что последние предметы почему‑то падали каждый раз все ближе к креслицу у окна. Обнаружил, паршивец, мешок! Анита же пришла позже, и у нее не было шансов увидеть мешок. Да и уехали они с Маженой поздно, около полуночи, она не успела бы предупредить сообщника, будь Падальский таковым.

Дойдя путем таких рассуждений до мешка, мы наконец встали из‑за стола, но никто из нас не успел даже прикоснуться к мешку, как заявилась Кирстен. У датской кузины было к Алиции какое‑то дело по растительной части. Она принесла с собой кипу зелени и хотела что‑то получить от Алиции из ее сада. По опыту зная, что такие дела быстро не делаются, я решила съездить за продуктами, несколько раз предупредив всех, чтобы мешок без меня не вздумали вскрывать. Причем не удержалась, чтоб не подумать: невезучий какой‑то мешок. Интересно, кто следующий категорически потребует без него не вскрывать?

Кирстен, сама того не ведая, оказала мне услугу, засидевшись до моего возвращения, а то ведь могли начать и без меня. Мы вежливо раскланялись с ней в дверях, и Беата неудержимо ринулась к мешку. Мажена демонстративно позакрывала все двери в доме на засов, а парадную еще и на ключ заперла.

И только тут Алиция спохватилась, что в комнате стало как‑то просторнее.

– А где же мои бумаги? – грозно вопросила она оглядываясь. – Кто осмелился их выбросить?

Беата горячо заверила хозяйку, что скорее бы у нее руки отсохли, чем она осмелилась хоть какой жалкий клочок выбросить. Вон все бумаги до одной – в угол она запихала эту макулатуру, он освободился, когда оттуда вытащили мешок.

Я же сокрушенно извинилась перед обеими и покаялась перед хозяйкой, что решила непременно довести до ее сведения перемещение драгоценной макулатуры, да позабыла. Теперь Алиция может встать и лично убедиться, что все бумаги аккуратно сложены в кипы и засунуты в угол между книжной полкой и колом, подпиравшим подоконник.

Алиция упорно не принимала наших извинений.

– Теперь в этой куче я ничего не найду, – злобно шипела она.

Меня разозлило глупое упорство, и я чуть было не высказалась, но сдержалась. Беата же была сама кротость.

– Ну, перестань злиться, – умоляла она хозяйку. – Если хочешь, я разбросаю, то есть, того, верну бумаги точно в такое же состояние, как они были сложены раньше? У меня хорошая зрительная память, и я прекрасно помню, где что лежало. Сделать это немедленно?

По Алиции было видно, что такой выход ее больше всего устраивал, и она немедленно приступила бы к восстановлению status qvo, восстановив в комнате прежний балаган, но раздумала. Махнула рукой и наклонилась к мешку.

***

Сверху по‑прежнему лежали роскошные бальные перчатки черного цвета. И так они были хороши, что мы вновь довольно долго любовались ими. Под перчатками оказались, ясное дело, стиральный порошок и колготки, затем набор разноцветных мелков, намордник для крупной собаки, бигуди в сетчатом мешочке, четыре разных замка‑молнии, дамские длинные шорты‑бермуды в цветочек, пять разных ключей на одном кольце, две дамские блузки, стенной барометр, большая скатерть в мелкую клеточку и килограммовая коробка шоколадных конфет, со всех сторон оклеенная скотчем.

– Скажите! – удивилась Алиция. – Пищевые продукты вообще никогда не кладут в мешки, которые выставляют на аукцион. Первый раз вижу в мешке шоколадки.

– Шоколадки – не ветчина, – мудро заметила я, – они не так скоро портятся. Несколько недель могут выдержать.

– Какие несколько недель? Я подсчитала: они пролежали у меня пять лет.

– Устроители аукциона никак не могли такое предположить. Нормальные люди сразу распаковывают мешки.

– Не знаешь, а говоришь. Аукционы устраиваются здесь каждые три месяца, так что мешок может пролежать три месяца, а любые продукты испортятся за это время.

– Как это три месяца? Не ты ли мне говорила – каждые полгода. Или даже раз в год.

– Не могла я говорить таких глупостей, ведь аукционы на датских железных дорогах устраивают раз в квартал. Я‑то лучше знаю! А ты выдумываешь бог весть что…

– Не ссорьтесь, – вмешался Павел, – давайте лучше посмотрим, как выглядят шоколадные конфеты, пролежавшие пять лет. Откроем коробку?

Мажена взяла коробку в руки и понюхала, заявив, что во всяком случае они не издают неприятного запаха.

– Зато стучат, – добавила она, помахав коробкой. – Должно быть, окаменели за это время. – И еще раз тряхнула коробкой, приложив ее к уху, чтобы окончательно убедиться. – Стучат…

Мы все хотели послушать, как стучат конфеты в коробке, и, вырывая ее друг у друга, изо всех сил трясли, убеждаясь – стучат. Павел отправился в кухню за ножницами.

Пока он ходил, я маленькими маникюрными ножничками разрезала клейкую ленту и открыла коробку.

Воцарилось молчание. Потрясенные и сами окаменелые, мы молчали не меньше минуты, пялясь на содержимое конфетной коробки. Никаких шоколадок в коробке не оказалось. Она доверху была заполнена клочками ваты и какими‑то непонятными маленькими предметами. Приглядевшись, мы распознали в них красивые пуговицы, винтики, кусочки дерева. Однако больше всего было фигурок всевозможных животных, которые весело поблескивали среди защитного мусора и ваты.

Первой осмелилась прикоснуться к странным фигуркам Беата. Тонкими пальцами она сняла слой ваты с одной из них и извлекла фигурку верблюда.

– Надо же! – в полном восторге прошептала девушка.

Павел высказал здравую мысль, что шоколадные фигурки вряд ли за пять лет изменились до такой степени.

– О, вот лошадка! – выковыривая из ваты замеченное животное, обрадовалась Алиция. – Какая красивая! Такой еще нет в моей коллекции.

Сдавленным от волнения голосом Мажена только бормотала:

– Ну и ну! И не знаю, верить или не верить… Такое не может быть…

Беата развернула из ваты льва.

– Я не знаю, может или не может, но вот я держу в руках фигурку из чистого золота, и это не вызывает у меня сомнения. Уж вы поверьте, мне часто приходилось иметь дело с золотом, профессия такая. А какая чудная работа!

Я ничего не говорила, молча уставясь на обнаруженное сокровище, и почему‑то непременно старалась вспомнить, как звали короля, который при виде жирафы авторитетно заявил, что такого животного просто не может быть на свете. Кажется, Франциск I… Или Генрих?.. Да ну его!

Алиция, позабыв обо всем на свете, радостно рылась в коробочке. Вот она нашла черепаху, а потом опрокинула коробку над столом и высыпала на него все содержимое. Временно отставив короля, я занялась жирафом, то есть его поисками. Есть ли он вообще в этом зверинце? Если бы меня кто спросил, с чего это я так увлеклась именно жирафом, боюсь, ничего разумного не смогла бы ответить. Скорее всего, уже тогда клубились в голове смутные предположения, и мне хотелось, пусть приблизительно, определить время появления на свет нашей золотой коллекции. Туманная поначалу ассоциация постепенно обретала все более отчетливую форму.

– Поглядите, какой красивый – прервала мои исторические изыскания Алиция, вытащив из коробки паука. – Правда, пропорции нарушены, он не меньше черепахи, но какое это имеет значение? Что ты сказала, Беата? Золото? Очень возможно, они тяжеленькие…

– Золотые! – не сомневалась Беата. – И выполнены с поразительным мастерством!

Павел заинтересовался зоологическими аспектами.

– Если не ошибаюсь, вот это олень, а это кошка. Солидная, размером с треть оленя. Ну, может, с четверть. Большая кошка, просто огромная! Чудо! А собака все равно больше кошки, хотя и не намного. По крайней мере, в этом фигурки правдивые…

Окончательно отбросив в сторону королей, я тоже принялась копаться в кучке на столе. Вот что‑то совсем крошечное, похожее на таракана. Приглядевшись, подумала, что, пожалуй, это свинья, причем боров. Или все же на редкость упитанный и откормленный таракан? Вот интересно, до каких размеров можно откормить таракана…

– Вы что, все с ума посходили? – с ужасом глядела на нас Мажена. – Все о каких‑то пустяках. Разве вы не отдаете отчета, что попало к вам в руки?

– Отдаем, – рассеянно отозвалась хозяйка. – Павлу попался второй кот, именно кот. Может, и лошадка вторая найдется? А вот серна. Есть и олень. То есть, извините, это вовсе не олень, а просто бык. Значит, должна оказаться и корова. А это не иначе как лисица, с таким хвостом. Как думаете?

– Боже, боже! – простонала Мажена, закрыв лицо руками, и откинулась на спинку кресла.

Алиция соизволила уделить ей внимание.

– Что случилось? Тебе не нравится этот зверинец? Ведь очень красивые зверушки, пусть даже и золотые. Лошадок помещу в коллекцию, вот и вторая нашлась. Ты чего?

А я все разыскивала жирафа. Перещупала и перетрясла все кусочки ваты, раскопала все винтики, пуговицы и скрепки. Нашла слона, мышь, кролика и ящерицу, но жирафа не было. Возможно, мнение неизвестного короля, что такого животного не может быть в нашем мире, получило широкую огласку.

И тут мои серые клеточки принялись наконец за работу. Не давая Мажене высказаться, хотя та уже немного успокоилась и собралась просветить нас, я громко и отчетливо заявила:

– А жирафа нет. И к черту паршивого короля, которого никак не вспомню, хотя, кажется, это был Людовик X, люди еще не знали, что такие животные водятся на земле. Страуса и кенгуру тоже, между прочим, нет. Она, – кивок в сторону Мажены, – права. Не исключено, что Ноев ковчег попал в один из кошачьих мешков, и в данный момент мы любуемся остатками этой исторической коллекции, изготовление которой приписывалось знаменитому мастеру эпохи Возрождения Бенвенуто Челлини, XVI век…

– Ты не в своем уме, – растерянно произнесла Алиция.

– Или шуточки у меня такие…

– Нет! – горячо перебила меня Беата. – Никакие не шуточки, та самая пропавшая коллекция, никому другому не изобразить крохотных зверей с подобным мастерством, это произведение великого мастера. Не исключено, что кто‑то где‑то сделал копию коллекции, я не искусствовед‑историк, а просто ювелир по золоту, но не сомневаюсь; мы любуемся творением гениального мастера!

– Не удивительно, что из‑за этих финтифлюшек люди шли на смерть. Вряд ли копия так привлекала их.

Мажена обрела наконец голос.

– Конечно, так оно и есть! Вспомните: журнал о потерянных исторических драгоценностях, появление Падальского, кошачьи мешки, которые уже давно ищут в твоем доме, гибель искателей…

– Шахматы… – подсказала Алиция.

– При чем тут шахматы, о них никто не знал, они же не побывали в кошачьем мешке, а являются фамильной драгоценностью вашего рода и испокон веку были в вашем семействе? Не украла же их твоя свекровь! И поиски Падальский начал раньше, еще до того, как мы нашли шахматы. Вспомни, недаром все искатели так рвались к кошачьим мешкам, они должны были знать о коллекции. Падальский уж точно знал.

– Такой он ясновидец? – не верила Алиция. – Телепат? Знал, что какой‑то там король, скорее всего Карл или Франц‑Иосиф, ехал поездом в Копенгаген, разложил свою коллекцию, чтобы полюбоваться ею в вагоне датского поезда?..

– Нет, я с ней не выдержу! Не видишь, что перед тобой?!

Алиция была упрямой, уж я‑то это прекрасно знала. Вот и здесь стояла стеной.

– Вижу, вижу, не такие вещи люди теряют. Тут как‑то по телевизору показывали передачу, некто потерял в поезде крупный бриллиант и целый год не обращался к железнодорожным властям. Я не верю в Ноев ковчег. Откуда Падла вообще мог узнать о нем? И сам догадался, что это лежит у меня в одном из мешков? Да еще, такой гений: сообразил, что я не имею о золотой коллекции ни малейшего понятия. Ха‑ха‑ха! Ерунда все это.

Мажена опять рухнула в кресло и схватилась за голову. Беата извлекла из своей сумки лупу и принялась внимательно разглядывать фигурки. Павел занялся тем, что принялся выстраивать их по размеру. Я подсунула ему вторую собаку, найденную мною в вате. Алиция машинально пристроила в очередь две змеи.

Из экзотических животных в коллекции были представлены слоны, львы, верблюды, крокодилы, обезьяны и гепарды. Не хватало многих, в том числе холерного жирафа. Если этот зоопарк и в самом деле произвел на свет Бенвенуто Челлини, он мог, скажем, лично не знать ни шакала, ни гиены. Но им, опять же, ничто не мешало затеряться. И все равно, даже не полная, коллекция представляла собой потрясающее сокровище!

– Да, это творение великого художника, – заключила Беата, откладывая в сторону лупу. – Вот в этом я не сомневаюсь. Все остальное – загадка. О расцарапанном Падле высказываться не буду, не знаю я этого человека. Ему наверняка что‑то было известно, это очевидно. Вы заметили, среди фигурок нет тигра, зубра, белого оленя, а они были известны в Европе с давних пор, так что, возможно, часть коллекции отсутствует. Может, и по вине Падлы, может, он ее разыскивал целые годы. Но ты‑то, Алиция, почему не хочешь поверить, что в твоем доме найден пропавший Ноев ковчег? Почему упорствуешь?

– Я не упорствую, – возразила Алиция, – я пытаюсь осмыслить все это. Я и в шахматы не верю.

– Ну, знаешь! Собственными же глазами их видела! – не выдержала я.

– Что из того? А ты помолчала бы, когда старшие говорят.

– Ослица!

От ослицы слышу! Ну не могу я поверить в то, что в моем доме почти одновременно найдены платиновые шахматы и ренессансные произведения искусства. Одно за другим, на одной неделе! Так не бывает. Это не укладывается в голове и противоречит здравому смыслу. В жизни так не бывает. Во всем этом я чую какой‑то подвох и думаю, что‑то здесь не настоящее.

– А на копию ты согласишься?

– Копию чего?

– Может быть, лишь копия ковчега. Вот, представь себе: пылесосила ты, скажем, портрет одной из твоих фривольных бабок, и на обратной стороне портрета обнаружилась картина Рембрандта.

– Я бабок никогда не пылесосю.

– Нет, я с ней больше не выдержу… Не ты, кто‑то другой пылесосил. Эльжбета, Аня, Малгося, кто угодно. Пылесосила и обнаружила Рембрандта. Ты бы тоже в жизни не поверила. А если бы выяснилось, что это не оригинал, но очень хорошая копия, современная. Тогда бы ты смогла поверить?

Алиция задумалась, не зная, на что решиться.

– А кто ее писал, эту копию?

– Не знаю, не имеет значения. Какой‑нибудь кузен, у вас в семье полно художников. Тогда бы ты поверила?

– В копию?.. Может быть…

Мажена глубоко вздохнула и слабым голосом попросила:

– Только не выбрасывай этой коллекции на помойку, прошу тебя.

Павел успел прошептать: «А вот уж это нам не грозит, Алиция даже всякую дрянь не выбрасывает», когда раздался возмущенный голос Алиции:

– Разве я что‑нибудь выбрасываю на помойку?! – подтвердила она слова Павла. – Да и сами по себе это очень красивые вещицы, зачем же мне их выбрасывать? К тому же золотые. Кто выбрасывает золото на помойку?

– Если кто и выбрасывает, так разве что только ты.

– Не болтай глупостей. Пусть себе лежат. Но не ждите от меня, что я впаду в эйфорию от такого сокровища. И не надейтесь. А вот выпить кофейку – желаю. Кто‑нибудь… Ну ладно, сама приготовлю.

В результате мы все оказались за кухонным столом. К кофе прибавились пиво, чай, молоко, каждый пил что хотел. А потом мы со своими напитками опять вернулись в гостиную, к разложенному на столе сокровищу. Глаза не могли на него наглядеться.

В чем‑то Алиция, конечно, права. В будничной жизни простого человека такие вещи практически не происходят, вряд ли у него неожиданно забьет из‑под пола струя нефти. Разве что в Техасе. Но с другой стороны, ведь случилось же такое, когда в разрушенной послевоенной Варшаве хозяину жалкой квартирки неожиданно посыпался на голову золотой дождь. Это я образно выражаюсь, просто счастливец обнаружил на запыленном чердаке подлинник Эль Греко. Или вот крестьянин при вспашке выворотил из‑под земли горшок с золотыми монетами.

– Ну ладно, – согласилась Алиция, придавленная аргументацией. – С кем‑то такое и может случиться. Но почему я?

– А почему не ты? Точно также мог бы спросить любой, купивший на аукционе мешок. С той разницей, что другой человек не стал бы ждать пять лет, а вскрыл бы мешок сразу.

– Если бы, конечно, не умер по дороге домой, – неожиданно заявил Павел.

– С чего бы это он вдруг взял да умер? – удивились мы.

– Всякое случается, например попал под поезд.

– С мешком? Тогда и мешку конец.

– Предположим, с мешком ничего не случилось. А честные люди, видевшие смерть несчастного, отдали мешок его родным.

Фантазия наша не знала предела. Мы предположили, что родным было не до мешка, когда случилась такая трагедия, они забросили его в угол и он пролежал там бог весть сколько. А нашли бы его при ремонте, тут часто ремонтируют дома. И распаковали бы.

Меня не устраивал такой вариант. Я предложила свой: человек выиграл мешок и погиб, как и у Павла, попал под поезд. А мешок уцелел. Только нашел его не честный человек, а совсем наоборот. Нашел и присвоил. И обнаружил сокровище…

Тогда каким образом оно опять оказалось в кошачьем мешке и его выиграла бы Алиция? – возразили мне.

Да, неувязочка получается. Путаница какая‑то. Один владелец, второй владелец… Все галдели, каждый высказывал свое мнение, но оно только усугубляло путаницу.

Утихомирила нас Мажена, потребовав, чтобы мы перестали молоть ерунду и вообще кричать, потому что, видите ли, она размышляет, а мы ей мешаем. Мы немного обиделись, но все же замолчали.

Мажена с Павлом решили взяться за дело серьезно и для начала составить подробный список всего, что происходило в этом доме за последнюю неделю. Главное, по порядку и без эмоций. Одни факты.

Итак, Падальский возил с собой журнал со статьей о пропавших сокровищах.

Таинственные лица начали копаться в доме Алиции. Постепенно выяснилось, что, кроме Падлы, в этом принимали участие Памела, Прохиндей и Зенончик. Их всех интересовали кошачьи мешки, а задачу в значительной степени облегчал всем рев бачка.

Памела и Прохиндей сошли с арены действий по уважительным причинам.

О последнем мешке Падле донес Зенончик.

Кошки вступили в бой и спасли ценности.

Ну, что ж, пока все логично.

Но вот возникают вопросы, и тут уж никак нельзя соблюсти хронологию. По крайней мере, стоит закрепить все эти вопросы на бумаге.

Откуда Падальский знал, где следует искать пропавшую коллекцию?

Обнаруженная нами коллекция сохранилась в целости или ее часть исчезла во мраке веков?

Искал ли Падла именно золотой зверинец или вообще все из упомянутой выше статьи? Может, надеялся наткнуться на алмазы королевы Виктории или нагрудник королевы Клементины? Или другие драгоценности, принадлежавшие когда‑то монархам?

Кто потерял в поезде золотой зверинец?

Кто убил Памелу и почему?

Кто столкнул с лестницы Прохиндея или он все‑таки слетел самостоятельно?

Что связывало Зенончика с Падлой и с каких пор?

У Алиции они ни разу не встретились, относились к людям разного поколения, в Польше проживали в разных городах, работали в разных областях. Зенончик занимался обслуживанием компьютеров, Падальский был архитектором. Могли, конечно, поменять профессию или столкнуться друг с другом именно на профессиональной почве. Может, Падла с помощью Зенончика искал свои сокровища по Интернету. Из нас никто не слышал о хобби Падлы, может, он занимался поисками сокровищ с детства, начиная с Янтарной комнаты?

Откуда он, холера, знал, что Алиция не сразу распаковывает свои кошачьи мешки? Какова во всем этом роль Аниты?

***

Записать‑то вопросы мы записали, но это не помогло нам найти ответы. Все они (я говорю об ответах) были или негативными, или вообще неправдоподобными, хотя мы старались как могли. А потому, полагала я, что уж слишком мало было у нас информации.

– Просила ведь внимательно прочесть всю статью и подробно нам рассказать! – упрекала я коллег. – Глядишь, какая‑нибудь малость и натолкнула бы на конкретный вывод. Может, там назывались фамилии последних владельцев, может, упоминались полицейские расследования, может, высказывались мнения каких‑нибудь очевидцев или вообще людей, причастных к утраченным сокровищам.

Естественно, Алиция отмела от себя все мои упреки.

– А кто сказал, что Падла руководствовался лишь одной этой статьей? – тут же напустилась она на меня. – Может, он раньше другое что читал или слышал?

– Биографию Бенвенуто Челлини, – подсказала Мажена. Тоже чувствовала за собой вину.

Бенвенуто Челлини написал автобиографию, – поправила я ее, злясь на себя, что сама не проявила больше энергии в поисках источников. – Вернее, надиктовал. Я ее не читала и простить себе этого не могу. Хотя в «Автобиографии» мастер мог и не упомянуть о Ноевом ковчеге, не придавая большого значения этой своей работе. А мог и упомянуть, и мы бы узнали, например, что он ее не закончил. А вот что стало с ней дальше, этого автор не мог знать. И тут я почему‑то опять нехорошо думаю о Диане де Пуатье, хотя мои инсинуации ничего рационального в наши изыскания не вносят.

– Что‑то такое вспоминается, – проговорила вдруг Беата, напряженно вглядываясь в угловой шкафчик Алиции, где хранились красивые бокалы и бутылки со спиртным. – Вот засело в голове… Засело и настырно попискивает. Кажется, где‑то я что‑то такое читала…

Мы все заинтересованно уставились на Беату. Алиция проследила за ее взглядом, открыла нижнюю дверцу шкафчика и извлекла бутылку коньяка, потом еще раз сходила за бокалами. И все это делала автоматически, с надеждой поглядывая на молодую женщину.

Отведя взгляд от шкафчика и узрев на столе алкоголь, Беата смутилась и, послюнив палец, сделала попытку стереть пятно на столе от горящей сигареты.

– Оставь его в покое, уже терли, не отмывается, – остановила ее хозяйка. – А мне даже и ругать некого, потому как я сама и прижгла стол. Глупо отчитывать себя, правда?

Я немедленно подхватила:

– И еще глупо надавать самой себе по морде или плюнуть себе же в лицо, потом придется ходить по квартире и протирать зеркала.