Котёнок выпускает когти

Глава 9

Возвращение в интернат.

Выписка из больницы и возвращение в интернат произошло в начале ноября. Перед праздниками. Всё было так буднично и уныло, что прошло даже как бы незаметно для окружающих. Да, в принципе, всё так и было — незаметно. Меня никто не замечал. В больнице никто не заметил, как за мной пришла грустная женщина и пожилой мужчина с усами. Как подсказала мне Инга: учительница литературы и моя классная Раиса Степановна вместе с физруком Игорем Анатольевичем. Да… На физрука он мало было похож, с пузом и лысиной. Весь какой-то обрюзгший. Инга сказала, что физрук любил внезапно заходить в раздевалку к девочкам, когда они переодевались до или после урока физкультуры. С этим кадром всё стало ясно. А Раиса была какой-то заторможенной. Сухая, как вобла, со впалыми скулами. Такое ощущение, что это она, а не я выписывается из больницы после долгого лечения. Инга сказала, что Раису ученики за глаза зовут Крысой. Не знаю… Может это из-за созвучия Крыса — Раиса. А может и по какой другой причине. Пока неясно. Ладно. После разберёмся.

Мне принесли одежду. Пижама, что на мне сейчас — казённая, больничная. Но, похоже, что одежда, которую мне принесли тоже явно не моя. Коричневое платье, хоть и было чистым и выстиранным, но было настолько старым, что казалось ткань просто расползётся когда я стану надевать его. Да и размер был явно не мой. Платье мне было мало, несмотря на то, что я со своих сорока килограмм до больницы, на выходе имела меньше тридцати пяти. Зато трусы были на пару размеров больше и их пришлось подвязывать, чтобы не спадали. Штопанные колготки грязно-бежевого цвета. Их пришлось натянуть почти на грудь, чтобы не было морщин на коленках. Ботинки непонятного пола. Как бы так выразится: Унисекс. И серое пальтишко такого вида, что бомжи девяностых побрезговали бы. Я молча оделась и мы вышли на улицу.

После долгого нахождения в условиях больничного содержания, на свежем воздухе у меня даже слегка закружилась голова. Но я быстро взял себя в руки, и мы пошли на выход с больничной территории. До школы-интерната мы шли пешком. Пешком!!! Это заняло у нас как минимум минут сорок. Мы нигде не останавливались и ни о чём не разговаривали по дороге.

Я с любопытством пялился во все стороны. Для меня это была первая экскурсия по Москве своего нового времени. Многое изменилось с тех пор как я… Наверно не совсем правильно. Всё было вполне узнаваемо, так как этот район я знал неплохо. Но глаз всё время ловил несоответствие. Там того не хватает, а там дом, которого в будущем уже нет. Но основные ориентиры уже присутствовали. Так что, не заблужусь, если придётся путешествовать в одиночку. Без этих молчаливых провожатых.

В интернате мой приход тоже остался без должного вниманий. Пробегающие мимо школьники разного возраста лишь кидали на меня любопытный взгляд, но тут же отворачивались и бежали или шли куда-то себе дальше по своим делам.

Классная сказала мне, чтобы я шла в свою комнату. Я сделал тупое выражение лица и ответил, что ничего не помню. И понятия не имею куда надо идти. Подозрительно посмотрев на меня, но приняв мою версию, она сказала мне следовать за ней, и пошла по направлению к жилому корпусу.

Общаясь с Ингой я уже прекрасно знал и куда идти, и где что… Но мы договорились до последнего придерживаться версии о потере памяти. Поэтому Инга и пряталась сейчас чуть в стороне, чтобы моё неузнавание всего вокруг выглядело со стороны естественным и неподдельным. Ладно… Там посмотрим, что из этого выйдет. Ведь доктора все в один голос утверждали, что память вернётся. Особенно в привычной обстановке. Но они не сказали, когда это случится. И никаких прогнозов не давали. Говорили, что память может и вообще не восстановиться никогда. Так что пока будем держаться нашего плана. Ничего не помню. Ничего не знаю. Ну а то, что я согласилась с тем, что я Инга, и что я живу и учусь в интернате, то я просто поверила врачам и взрослым. Раз они так сказали, значит, так оно и есть.

В жилом корпусе мы сразу поднялись на третий этаж. Раиса мне попутно пояснила, что на втором этаже живут мальчики, а на первом с парадного входа столовая. А с другого входа можно попасть в банно-душевой и прачечный отсек.

Я кивнул головой, как бы запоминая всё сказанное. На самом деле банно-прачечный был в пристройке соседнего корпуса, а с другого входа в этом корпусе на первом этаже кухня и склад продуктов. Чтобы помыться в душе, надо было с первого этажа перейти по галерее типа крытого коридорчика. И в том же соседнем корпусе кроме бани был ещё и крытый спортзал. Баня так себе конечно. Дюжина душевых леек под потолком. Никаких перегородок между ними. Раздевалка одна. У мальчиков и девочек просто разное время для помывки.

Почему-то Раиса-Крыса ввела меня в заблуждение. Возможно хотела, чтобы я её поправила, и тогда бы стало понятно, что моя амнезия это ложь. Ладно. Потом посмотрим: Ху ист ху?

На третьем этаже рядом с двустворчатой массивной дверью у самого входа стоял небольшой стол. За ним сидела девица лет пятнадцати на вид, с красной повязкой на левой руке.

— А-а… Беглянку вернули.

Учительница промолчала. Я тоже проигнорировала дежурную. Инга опознала в ней Машку из седьмого класса. Теперь уже, наверное, в восьмой перешла. Сейчас это не важно. Я же всё равно ничего не помню.

— Твоя комната вторая справа. — проинформировала меня Раиса, а потом тупо развернулась и стала спускаться вниз по лестнице.

Потянув за железную ручку, я распахнула правую половину входной двери. Не рассчитав силу, распахнула дверь больше чем надо. Послышался стук удара дерева по дереву. Дверь с размаху въехала по столу.

— Ну. Ты! Осторожней! — рыкнула дежурная.

— Извини! Не рассчитала.

— Вали отсюда!

Захожу в коридор. Слева и справа двери с номерами. Моя вторая справа. На ней номер «6» жирно и неровно написанный краской на листе бумаги. Захожу в комнату. Двенадцать железных кроватей армейского образца в два ряда. На меня уставились несколько пар глаз девчонок моего примерно возраста.

Я решила проявить вежливость и продемонстрировать своё непонимание ситуации.

— Привет! А где моя кровать?

Глаза изучающих меня девчонок округлились… Но одна из них, толстоватая, по-моему Вера… Да! Точно. Верка. Что-то типа главного бабуина среди девиц нашего класса. Она сделала надменное лицо, и надув губы указала на крайнюю койку у дверей:

— Вон та твоя!

Кровать действительно была как бы свободна. На это указывал в первую очередь свёрнутый в рулон дохленький матрас и голая сетка с прорехами отсутствующих пружин.

Это что? Тест на самое слабое звено? Ну, тем лучше. Тогда придётся идти на обострение сразу.

— А ты ничего не перепутала, жирная корова?

У «жирной коровы» глаза вылезли из орбит, а лицо налилось кроваво-красным. Её толстые губы открывались и закрывались в немой попытке заговорить. Сейчас она скорее напоминала выброшенную на берег рыбу.

— Ты не расслышала меня? Я спрашиваю, где была моя кровать до того, как я в прошлый раз вышла из этой комнаты?

— Чё, ты сказала, сучка?

Стараюсь говорить спокойным почти ледяным голосом:

— А за сучку получишь!

— Чё?

- *бут во чё!

Верка теряя самообладание, решительно вскакивает со своей кровати и бросается на меня. Но тут же наткнувшись на мою правую пятку лбом, отлетает обратно, перевалившись через собственную койку, смешно задрав вверх толстые ляжки. Удар произведённый мною в карате называется Мае-Гери.

Боковым зрением вижу движение в мою сторону с левой стороны. Практически не глядя пробиваю боковой удар ногой — Маваши-Гери. А третьей претендентке на премию Дарвина, что бросается на меня справа, пробиваю простую боксёрскую, любимую с детства двоечку: Левой, правой! Всё… Картина маслом. Раздвинутые в хаотичном порядке кровати, три тушки валяются в живописных позах. Остальной контингент комнаты с испуганными глазами жмётся поближе к окну и подальше от меня.

Немая сцена.

— Кому-то ещё что-то не ясно? Могу объяснить.

Прямо как в песне Владимира Семёновича.:

«Друг! Оставь докурить! А в ответ — тишина…»

Правда тишина не полная. Стонет, зажимая кровоточащий нос та, что получила двоечку. Кряхтит Верка, пытаясь вылезти из-под сдвинутых кроватей. Третья скулит, и подняться даже не пытается.

— Ты чего? — гундосит Верка. — Мы же пошутить хотели. Тонна сказала, что ты не помнишь ни хрена, после того, как с крыши нае*нулась.

Ага. Понятно. Тонна — это Нонна директриса. Ну. Что же? Не будем никого разочаровывать.

— А я всё забыла. И ни хрена не помню. Но мне по *ую все ваши грёбанные шутки. — Я делаю небольшую паузу, подхожу к окну и отодвинув стоящую рядом девчонку, Таньку Сергееву, тихоню и зубрилу, сажусь на кровать справа.

— Это будет моё место.

Никто не протестует, но смотрят на меня насторожено. Как волчата на медведя. Я скидываю с ног ботинки, и откидываясь на подушку, располагаюсь на кровати полулёжа, по-прежнему стараюсь держать в поле зрения всю комнату.

В это время дверь комнаты шумно распахивается и входит… Нонна-Тонна. Кто бы сомневался.