Котёнок выпускает когти

Глава 20

Что за бред? Так не бывает. Так не может быть по определению.

Конечно, Москва — большая деревня. Но не для такой же степени.

Бред, бред, бред…

На вокзале встречаются два незнакомых человека… О! Ты моя тётя!.. Индийское кино какое-то.

Нет… Что-то тут явно не так. Какая на хрен тётя? Может она… Мошенница? Зачем? Что можно взять с несовершеннолетней девочки, одетой под мальчика? Тётя? Таких совпадений не бывает… Или это, как обычный штамп в романе про попаданцев. Типа «рояль в кустах». Попаданец в новом мире находит родню…

Между тем, моя новоявленная тётя роется в своей сумке, и наконец, на свет появляется большой конверт. Начинает доставать какие-то бумаги. Передаёт мне. Паспорт. Открываю. Кравцова Наталья Ивановна. Место рождения город Пучеж Ивановской области. Свидетельство о браке с Кравцовым Сергеем Степановичем. Ну, точно… Девичья фамилия — Котова. Фотография самой Натальи. Она на фото лет на десять моложе. А рядом с ней на фото девушка, похожая на неё, ещё моложе.

— Это твоя мама. Моя сестра…

— Я её совсем не помню… Мне было пять лет…

Я тоже лезу во внутренний карман куртки и достаю «свои» документы. Свидетельство о рождении, справку о смерти Светланы Котовой, аттестат о восьмилетнем образовании. Протягиваю тёте.

— Тебе — пятнадцать? Не может быть. Я думала лет тринадцать, ну… четырнадцать… максимум.

— Я полгода в прошлом году провела в больнице.

Рассказываю свою немного исправленную историю. Потеря памяти только на сами события падения и изнасилования, которые так и не вспомнила. Диагноз полностью совпадает. Справок нет. Проверить нельзя. Задрав водолазку показываю шрамы. Тётя ахает, прижимая ладони ко рту.

— Бедная девочка! А ты куда ехала? Где ты живёшь.

— Я не знаю. Думала поехать на родину мамы. Там же есть наш дом…

— Нет уже никакого дома. Да и города Пучежа нет. По крайней мере того, который был раньше.

Времени до отъезда тёти в Армавир было ещё предостаточно. Мы сдали её тяжёлые вещи в камеру хранения. Не в автоматическую, а обычную. Усатый служащий выдал тёте какие-то жетончики и уложил два чемодана и свёрток одежды на полки.

Налегке мы поехали посмотреть Москву. Я город знал по своей прошлой жизни очень хорошо. Нынче город ещё не тот, но в центре я не заблужусь, как мне кажется. Тётя Наташа в Москве была в первый раз. Она даже боялась всего незнакомого. Эскалатора в метро, прибывающего подземного поезда, толпы людей. Мы приехали в центр. Маршрут был мне уже знаком по этой жизни. Вышли мы на Дзержинской. Я повёл тётю по улице 25 Октября, и мы вышли прямо на Красную площадь. На Наталью Ивановну было интересно смотреть со стороны. Глаза у неё приобрели анимешные размеры. Во-от та-акие глаза! Ну, ещё бы… Кремль, мавзолей Ленина, Собор Василия Блаженного. Хотя, в принципе, храм назывался по-другому. Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву. Вот как звучит название храма на самом деле. Но кто это помнит, кроме специалистов? Все знают лишь про Василия Блаженного.

Предложил зайти тёте в ГУМ, но она сказала, что денег у неё мало. А просто смотреть на толпу людей штурмующих прилавки с товарами не особо интересно.

Мы вышли с Красной площади у Александровского сада. Посетили могилу неизвестного солдата. Постояли у Вечного огня. Оказалось мой дед, отец Натальи и Светланы воевал с фашистами и погиб в 1944 году. Умер в госпитале после тяжёлого ранения. Наталья родилась в 1934 году, а Светлана летом 1936 года. Мама, которая теперь как бы моя бабушка, воспитывала сестёр одна. Бабушка Надя умерла в 1952-м. Что поделать? Тяжёлые времена, голод военных лет и много других факторов. В том же году Наталья поступила в Ивановский государственный педагогический институт на географический факультет.

— А потом Пучеж затопили.

— Как затопили? Кто?

— Строили Горьковское водохранилище. И получилось так, что часть старого города попала под затопление. Жителей, конечно выселяли. Деревянные дома разбирали и собирали уже на новом месте. Наш дом был каменный. Но я к тому времени уже училась в институте и жила в общежитии. А Светлане надо было заканчивать школу. Она училась в десятом классе. Она осталась одна в Пучеже. Снимала комнату в коммуналке. Ну, как комнату… Угол с фанерной перегородкой. А в 1953-м летом она приехала ко мне в Иваново. У нас как раз закончили строить учебный корпус номер один. Начали строить ещё в 1940-м. Потом война. А потом строить продолжили пленные немцы. Ну, вот как раз к пятьдесят третьему и закончили. Их много тогда ещё шлялось по территории института.

— Что? Немцы? Без конвоя?

— Да конвоировали их конечно. Пара солдатиков на полсотни пленных строителей. Так… Для порядку. Дело в том, что среди пленных была свои «конвоиры». Типа охраны из самих немцев. Они были куда строже наших конвойных. Немцы — они такие. Для них «орднунг», то есть по-русски «порядок» — на первом месте.

— Фашисты!.. — я не скрывал своей ненависти. Это уже наверно на генетическом уровне у всех послевоенных поколений.

— Не все немцы фашисты… — тетя задумчиво замолчала. А потом вдруг резко спросила меня: — Как твоё отчество?

— Павловна. Но в свидетельстве в графе отец — прочерк.

— А когда родилась?

Я чуть не ляпнул: четвёртого апреля, но вовремя исправился.

— 14 ноября 1954 года.

— Теперь всё сходится. И год рождения, и отчество.

— Вы знали моего отца?

— Саша! Давай на ты. Я так понимаю, что ни у тебя, ни у меня больше нет близких родственников.

— Но ваш… твой муж?…

— Он погиб… В этом году…

— Прости, я не знала…

— Я уже всё отплакала… Там вообще всё как-то странно. Он работал на Красном Сормово. Я не знаю точно, там всё секретно было. Но, кажется, они строили подводную лодку. В январе там что-то взорвалось. Мне сказали, что он погиб сразу. Но его тело… Они похоронили его вместе с остальными погибшими. Я узнала о его гибели только в феврале. Его к тому времени уже похоронили, а мне посоветовали никому не рассказывать об этом. Выдали какие-то деньги… А потом… Потом в школе, где я работала учителем, мне сказали, что меня переводят в другую школу по распоряжению руководства. Высокого руководства из Москвы. И вот теперь я уже вдова и еду в Армавир. А ведь мы поженились лишь три года назад. И детей у нас пока что не получилось. Вот так…

— Тёть Наташ! Не плачь! В жизни много плохого. Я хоть и маленькая ещё, но тоже с этим уже столкнулась.

Она обняла меня, и мы стояли неподалёку от вечного огня и плакали. На нас смотрели люди проходившие мимо. Но никто к нам не подходил. Может место такое — Могила Неизвестного солдата. А может ещё по какой причине. Но плакать нам никто не мешал. А потом мы пошли на улицу Горького.

Через некоторое время мы продолжили разговор.

— А что ты говорила про моего отца? Ты его знаешь?

— Понимаешь… Я только сегодня всё поняла. Дело в том, что когда Света приехала ко мне в Иваново, она у нас на территории института познакомилась с немцем.

— Что?

— Не перебивай, пожалуйста. Да, с немцем. Забавный такой. Светленький. Неплохо уже болтал по-русски. Говорил, что даже повоевать-то не успел. В 1945 на войну попал. Из этих, как его… Югендов. Но это с его слов, конечно. Он был старше нас. Но не на много. лет на пять — семь. Его звали Пауль. Пауль Каттер. Он ещё смеялся. Что у нас фамилия Котовы, а у него тоже Котов. Его далёкие предки были видимо шведами, так как Каттер по-шведски значит Кошка.

— Да. Совпадение. Сплошные коты и кошки кругом., - а про себя подумал, что и моя фамилия Котов, да и у Инги — Котти, тоже на кошку похоже. Забавно.

— Это был август 1953 года. А потом, он приехал попрощаться. Это было в конце февраля следующего года. В 1954-м. Их тогда всех отправляли в Германию, домой. Многие уже уехали. Осталось совсем мало. Вот и Пауль…

Тётя грустно замолчала, как бы задумалась. Видимо что-то про себя вспоминала или считала… Есть такая картина. Называется «Устный счёт». Там дети стоят возле доски с математическим примеров с таким же выражением лица.

— Да. Это было в феврале. Числа двадцатого… Зима в том году была долгой. Вот и тогда на улице было под минус двадцать… Несмотря на это Пауль и Света пошли гулять. Не знаю уж, где они гуляли… Вернулась Светка поздно вечером, одна и в слезах. Сказала, что Пауль уехал. А в марте уехала и она. Обратно в Пучеж. Я смогла приехать в родной город лишь в следующем году. Учёба, практика и прочее… Всё некогда… Светланы уже не было в городе. Я пыталась узнавать. Город ведь небольшой. Но получилось так, что те, кто были местные почему-то стали уезжать, а те, кто приехали не знали местных. Короче, я так ничего и не узнала. Поинтересоваться в роддоме тогда я не догадалась… Да…

Пора бы и мне вступить в разговор.

— Выходит, что мой папа… немец?

— Похоже на то. Недаром же Света указала отчество Павловна. Да и теперь я вижу, что ты похожа на того светленького немчика.

— А прочерк — это потому что немец, да?…

— Да. За немца её бы по голове не погладили бы. А так… После войны мужиков стало мало, а безотцовщины много.

— Значит я наполовину немка?

— Только никому про это не рассказывай. И всё будет хорошо.

Да. Действительно. Немцы в родственниках будут хороши лет через двадцать. Особенно если удастся найти этого Пауля Кошкина. И кстати, как интересно всё получается: Папа Инги — цыган. Папа Александры — немец. В этой компании лишь у меня только папа русский.

Чтобы продолжить беседу, в которой я узнал много подробностей о «своей» родословной, пришлось продолжить рассказ о жизни Александры. Я уже подогнал историю Александры в своей голове под более менее логичную, раскидал по годам, и что, и где, и как… К тому же, события пятнадцатилетней давности в памяти ребёнка могли грешить неточностями. И в конце концов, история получилась вполне складная.

— Я помню, что ходила в детский садик. Это уже было здесь, в Москве. А маму я видела редко, только в выходные. Да и то, не каждое воскресенье. Она много работала. А когда мне было… лет пять с половиной, мне сказали, что мама не придёт. Но целый год я ещё жила в детском саду. «Добрые» нянечки мне уже сообщили, что мама умерла. Как я потом уже поняла, её сбила то ли машина, то ли трамвай, когда она шла с работы…

На глазах у меня появляются крупные слёзы. Почему-то в детстве слёзы такие крупные, как маленькие горошины. Может потому, что дети плачут искренно. Но я-то почему плачу? Вроде бы рассказываю почти выдуманную историю про чужую для меня женщину. А слёзы, как настоящие… Видимо, старею. Становлюсь излишне сентиментальным.

А я продолжаю вещать свою легенду.

— Ну а в 1961 году я уже училась в школе-интернате. В прошлом году окончила восемь классов. И тем же летом, я уже рассказывала, меня видимо изнасиловали и сбросили с крыши девятиэтажного дома. Я тогда потеряла память. Я до сих пор не помню подробностей. Очнулась лишь в больнице. Мне удалили почти все женские органы, залечили сломанные руку и ногу. Голова сама прошла, только память не вернулась.

— И куда ты теперь?

— Не знаю. Хотела на Родину, но… теперь, как мне кажется, там нечего делать. Паспорт только осенью получать. На работу не берут.

— А на что ты живёшь.

— Мне выплатили кое-какие деньги за маму.

— Но тебе же должны дать какую-то жилплощадь.

— Сказали, чтобы я ехала домой, в Пучеж. В Москве не прописывают… Здесь вообще очень сложно с пропиской.

— Да. Я тоже про это слышала., - Она задумалась… — А поехали со мной!

— Куда?

— В Армавир.

— Но…

— И не спорь. Ты моя племянница, моя родная кровь. Ты моя единственная родственница.

— Тёть Наташ! Ну, зачем я тебе? Ты ещё молодая. Найдёшь мужика себе, выйдешь замуж, а я… Я тебе мешать только буду.

— Какой муж, Сашка? Мне уже скоро сорок лет. Сейчас молодых да ранних девок пруд пруди. Куда уж мне-то с ними тягаться.

— Ну… Я не знаю…Но… Может не прямо сейчас. Ты поезжай в Армавир. Вот устроишься на новом месте, осмотришься. Может тебе там тоже вместо жилья дадут койку в общаге.

— Нет. Мне обещали, что будет квартира.

— Ой! Ты такая взрослая, а всё в сказки веришь. Обещать — не значит жениться.

Тётка моя смеётся. Смеётся от души. У неё приятный мелодичный смех. И вообще, она довольно симпатичная женщина. Жалко будет, если она так и проживёт всю жизнь одна.

— Хорошая шутка…

— Я приеду. Ближе к осени обязательно приеду. Скорее всего, в сентябре. А пока у меня есть ещё дела, которые кроме меня никто не сможет закончить.

— А где ты живёшь в Москве?

— Пока нигде. Сниму комнату в Подмосковье. Там дешевле. А в Москву буду на электричке ездить.

— Но деньги…

— Деньги у меня пока ещё есть. А как кончатся, я тебе напишу…

— Ты же адреса не знаешь. И даже я его ещё пока не знаю…

— Вот когда узнаешь свой новый адрес, напишешь мне.

— Куда? Москва, на деревню Сашеньке?

— Не-а. Москва, Главпочтамт, до востребования, Котовой Александре Павловне.