Котёнок выпускает когти

Глава 5

— Женщина! Вы, кто? Я Вас не знаю!

Мадама смотрит на меня. Долго так смотрит. А потом глубокомысленно произносит, снова обращаясь к менту:

— Странно… Она не врёт. Я уже двадцать лет работаю с детьми и точно знаю, когда они врут, а когда нет…

А потом снова, глядя мне пристально в глаза:

— Деточка! Ты не помнишь меня?

Её грудной с надрывом голос сочится клейким елеем. Но мне даже и не надо притворятся. Эту рожу, я реально раньше не видел. Ну, или не помню:

— Нет, не помню… А должна?

— Должна, должна… — бурчит дама.

— Почему?

Лицо этой, явно облечённой властью дамочки краснеет от прилива крови, и она тщательно выговаривая каждое слово, почти кричит мне в лицо:

— Да, потому что ты воспитываешься в нашей школе-интернате для детей-сирот. И ты уже пять лет, как пьёшь мою кровь, поскольку уже в третий раз сбегаешь от нас.

— Я ничью кровь не пила. А Вас, гражданка, я вижу в первый раз.

— Да, ты…

— Товарищ милиционер, а почему эта тётя на меня так орёт? И позовите, пожалуйста, доктора. У меня от её крика голова просто кружится и в ушах звенит.

Я закрываю глаза и откидываюсь на подушки. Притворяться даже особо и не надо. От волнения вызванного внезапным приходом этой парочки, у меня действительно пульсирует в голове и красные круги под закрытыми веками превращаются в хоровод.

Тук-тук… Стучит в висках. Тук-тук… Ничего не слышу…

Как просто всё получается. Захотел и сознание отключилось…

Очнулся я, когда мне стали под нос совать ватку с нашатырём.

— А? Что?

— Тихо! Тихо… — медсестра ласково шептала мне. — Тихо.

Ни мордатой тётки, ни сотрудника в серой форме не было в палате. В коридоре были слышны разговоры на повышенных тонах. Похоже, там наш главврач распекал рьяных посетителей за некорректное обращение с больным ребёнком.

А мне надо подумать. Срочно подумать. Много так подумать.

Похоже, что я и вправду «Инга». Уж больно уверенно вещала здесь эта педагогическая грымза. О том, что она какая-то училка, было видно сразу. По одежде, по причёске. Педагог со стажем. Такая взглянет на ребёнка, а у дитятки уже лужа от страха под ногами. Опытная тётка. Тёртая. И скорее всего она не только педагог, но и руководитель. Директор школы или типа завуч. Я уж не знаю, какая там у них иерархия нынче. Правда, на меня её взгляды не особо подействовали. Возможно, я ещё не знаю всех её возможностей и власти надо мной и другими детьми.

Но пока мне хорошо. Ведь до тех пор, пока я ничего не помню, хрен меня отсюда отпустят. А тем более у меня ещё и гипсы не сняты на руке с ключицей и на ноге. Но всё равно. Надо что-то делать. Надо думать. Сильно думать. Потому что попадать (возвращаться) в школу-интернат в лапы к этой «доброй» тётеньке мне совершенно не хотелось. Надо бы получить побольше информации о том, кто я и что я…

Вечером меня посетил незнакомый врач. Как я понял, скорее всего, психиатр. Или что-то вроде этого. Хотя всё-таки наверное психиатр. Или как там правильно? Вроде бы пока психологов и психотерапевтов ещё не предвидится на горизонте. Хотя откуда я знаю. Я что, медик что ли?

Маленького роста. В очках. С большими залысинами, плавно переходящими видимо в плешь. Весь какой-то помятый. Он совсем не вызывал расположения к себе. Да и разговор получился странный. Явно меня пытались «прощупать» на предмет того вру я или нет. А я что? Я не вру. Ведь я правда ничего не помню. А то, что я помню из другой, прошлой жизни, знать никому не нужно. Ибо тогда меня точно законопатят по самые гланды в какую-нибудь закрытую спецлечебницу.

— Здравствуй! Меня зовут Николай Семёнович. Я — врач.

— Психиатр?

— Не совсем. Я психолог.

— А я читала, что у нас нет такой профессии — психолог.

— А где ты читала?

— Не знаю. Я здесь уже больше двух месяцев и перечитала практически всё, что попадалось под руку. Газеты, книга, журналы. И по медицине тоже. Не всё поняла. Но…

— И всё-таки, давай поговорим не об этом. Как тебя зовут?

— Тут какая-то тётка приходила. Сказала, что меня зовут Инга. Но мне кажется, что она врёт. А тут, в больнице, все называют меня Сашей… Сашенькой… А что? Мненравится.

— Но по документам ты Инга. Ингрид Ромуальдовна Котти.

— Ого? Как изощрённо. А мне не нравится. Мне кажется, что Саша, Сашенька, Александра или даже Сандра — гораздо лучше.

— Когда тебе исполнится 16 лет, и ты будешь получать паспорт, ты сможешь поменять и имя, и фамилию, и даже отчество.

— Скорей бы шестнадцать исполнилось. А сейчас мне сколько?

— Сейчас тебе двенадцать лет.

— Но я не помню никакой Ингрид.

— Это временно. Амнезия проходит. Особенно если ты вернёшься туда, где ты жила до этого.

— К этой крикливой тётке? Ни за что!

— А почему? Ты чего-то боишься? Тебя там обижали?

— Где?

— В школе-интернате.

— Я не помню никакой школы, никакого интерната. Но всё равно не хочу.

— А куда ты хочешь?

— Я не знаю… А можно вопрос?

— Можно…

— Я попала сюда в больницу в июне, а сейчас начало сентября. Почему эта тётенька только сейчас стала меня искать?

— Нонна Игнатьевна…

— А… Так её зовут…

— Не перебивай старших. Да. Нонна Игнатьевна это директор школы-интерната в котором ты жила…

— Не помню…

— Так вот. В школе думали, что ты поехала со всеми в лагерь, а в лагере считали, что ты осталась в школе.

— Как интересно. А у них что, детей толпой в лагерь отправляют без списка и не пересчитав по головам. Как стадо баранов. Хотя нет. Тех считают.

— Не хами!

— Я… не хамлю. Я просто не помню ни школу, ни лагерь.

— Ну, вот, видишь. Когда ты попадёшь в привычную для тебя атмосферу, ты вспомнишь и примешь себя и свою жизнь.

— Куда вернуться? Туда, где меня изнасиловали и сбросили с крыши девятиэтажного дома.

— Ты что-то вспомнила?…

— Нет. Врачи болтали. А у меня слух хороший.

— Ну, про изнасилование я ничего не знаю. Может, и не было ничего такого.

— Ага. Я сама в себя что-то запихнула, а потом с крыши спрыгнула, да? Слышь, дядя, как бы врач… Фантастика в магазине продаётся на третьем этаже.

— Успокойся!

— Да я спокойна, как танк.

— Какой танк?

— Железный.

— Почему ты так со мной разговариваешь?

— А как я должна разговаривать?

— Вежливо.

— А я не знаю, как надо. Я не помню, как это — вежливо. Я стараюсь вспомнить, но мне всё время приходится напрягать голову. А это больно.

— У тебя что, опять болит голова?

— Всегда. Особенно когда ко мне лезут всякие… со всякими вопросами.

— Прекрати хамить?

— А то что? Ударишь?

— Почему ты мне тычешь?

— А ты кто такой? Я тебя не знаю.

— Я же сказал. Я — врач.

— Это слова, и только.

— Ты не понимаешь…

— Не-а. Не понимаю. И не помню. И не знаю. Что вам всем от меня надо? — я начинаю повышать голос.

— Чтобы ты вспомнила и рассказала всё, что с тобой случилось на самом деле.

— Я не помню! Я НЕ ПОМНЮ!!! — срываясь на крик, я как бы задыхаясь рву воротник пижамы на груди. Падаю на кровать и подвывая продолжаю: — Я не помню… Я не помню… Я не…

В палаты начинают забегать какие-то люди. Я стараюсь не смотреть ни на кого. Мужика от меня оттесняют. А меня хватают за руки, прижимают к койке, что-то колют в плечо, что-то говорят. Что-то… чего я уже не слышу. Не вижу. Не помню…