Коты в кактусах, или Поцелуй юной блондинки

ТЕЗКИ

Мария, жена Зотова, попросила его сходить на рынок за веником.

Зотов внутренне напрягся и сделал вид, что не слышит.

Жена повторила. Голос ее стал настолько ровным и ледяным, что на нем впору бы тренироваться Ирине Моисеевой и Андрею Миненкову.

Если эта метафора покажется редактору чересчур громоздкой и он ее вычеркнет, спорить не буду. Но вернемся к нашим героям.

– Мура, – отчаянно сказал Зотов, – у меня же коллоквиум завтра!

Мария молча протирала настенную вьетнамскую тарелочку с изображением завлекательной, не полностью одетой танцовщицы.

Зотов лукавил. Суть была не в коллоквиуме. Суть была в том, что общежитие института, в котором преподавал Зотов, находилось как раз между рынком и зотовским домом. А главное, Зотов носил красивое и звучное имя Вениамин, и студенты в связи с этим за глаза фамильярно прозвали его Веником. Он знал это, и теперь, содрогнувшись, представил себе, как разбитные первокурсники, давясь от смеха, делятся впечатлениями: «Видали, как наш Зотов тезку под мышкой нес?»…

А рассказать все Муре ему было стыдно. Он горестно надел золоченые очки и двинулся навстречу своей Голгофе.

Купив веник прямо у рыночных ворот, он заметался, изыскивая способ замаскировать покупку, и робко попросил небритого голубоглазого продавца:

– А завернуть у вас не во что?

– Это как, завернуть? – попытался понять продавец. – Это что же вам, селедка, заворачивать? И где ж я бумаги напасусь, веники заворачивать, на-ка!

– Да, да, – покраснев, заволновался Зотов. – Просто, понимаете неудобно: мне на электричку еще, а потом три часа полем идти.

Зотов врал всегда вяло и неубедительно. Зная это, он с натугой пошутил, чтобы разрядить обстановку:

– Женщинам вот хорошо: села на веник верхом да и полетела!

– Это как, полетела? – попытался понять голубоглазый продавец. – Где это полетела?

И он обвел взглядом небосвод. Небосвод был чист, если не считать густых длинных шлейфов от четырех труб районной ТЭЦ.

– Ну, ведьма если. На помеле ведьмы летают, – сник Зотов.

– Это как ведьма? – попытался понять продавец. – Кто это ведьма?

– Пошутил я, – сказал Зотов, ретируясь. Продавец долго смотрел ему вслед голубыми бдительными глазами. По рыночному забору осторожно шла кошка.

Зотов тоскливо приближался к студенческому общежитию, надеясь, что авось да пронесет. Но не пронесло: двери общежития внезапно выстрелили пестрой гомонящей стаей студентов. Зотов отскочил к ближайшему дому, забросил веник в открытый подъезд и трясущимися руками стал вскрывать пачку сигарет «Каравелла».

Студенты не расходились. Они тоже закуривали и, хохоча, перебрасывались пустяковыми репликами.

В глубине подъезда скрипнула дверь. Сиплый старушечий голос произнес:

– Верка! Ты что ж, разиня, подметала, а веник-то оставила. Ну как есть шалавая!

– Да вы что, мама, – обиженно застрекотала невидимая Верка, – и не подметала я еще вовсе, и веник, вон он, на кухне. Вечно вы…

– И кто ж это веники расшвыривает? – выползая на улицу, в раздумье произнесла старуха. Была она в толстом полушерстяном платке, ее лисье личико усеяли мохнатые бородавки.

Зотов негромко сказал:

– Это мой веник.

– Твой? – подозрительно спросила старуха. – А ты, красавец, сам-то чей будешь?

Зотов повел рукой вдоль улицы:

– Я вон там живу, видите, белый дом с красными балконами?

– Ну, – прищурилась старуха. – А чего ж ты у нашего парадного сшиваешься? Веник, говорю, зачем кинул?

– Понимаете, – краснея, залепетал Зотов, – солнце на улице. Веник, если его долго на свету держать, хрупким делается, ну, как бы сказать… ломким, что ли. Вот я его туда, в темноту. Это временно, вы не думайте. Я возьму.

Старуха почесала двумя пальцами под платком и убежденно сказала:

– Врешь ты все. Ну, ведь врешь же. Признавайся, а то народ кликну. Вон ребята идут.

Зотов с ужасом узнал в ребятах своих студентов.

– Прошу вас, тише! – умоляюще прошептал он. – Я объясню все, потом только…

– Гуд монинг, Вениамин Петрович! – хором пропели студенты.

Не в силах ответить, Зотов молча кивнул головой.

– Вениамин Петрович, а Вениамин Петрович, – жалобно произнес один. – Вы завтра последний день зачет принимаете?

– Да, – слегка придя в себя, ответил Зотов. – Да, товарищи, завтра последний день.

– Вениамин Петрович, – заныл второй, – а нельзя в среду как-нибудь, а? Мы никак завтра, ну никак, понимаете, у нас городские соревнования. По гимнастике. Вениамин Петрович!

– Хорошо. В виде исключения, – торопливо согласился Зотов. – Гнатюк и Степанов, если не ошибаюсь? Идите, хорошо, в среду.

– Тэнк ю вэри, вэри! – загалдели обрадованные Гнатюк и Степанов, заворачивая в переулок.

Зотов вздохнул. Старуха пытливо глядела на него.

– Студентов обучаешь, значит?

– Преподаю, да. Английский язык, – сказал Зотов.

– А веник на рынке купил?

– На рынке, – грустно подтвердил Зотов.

– Жена, что ли, послала?

Зотов кивнул, снимая запотевшие очки. Позолота сверкнула на солнце.

– Вот все и ясно, – сказала старуха, нагибаясь за веником. – Тогда вот что: ты иди вперед, домой иди, понял? А я веник понесу.

Зотов пошел, неуверенно косясь через плечо на старуху.

– Дальше, дальше отходи! – приказала она. – И не оглядывайся, не украду я твой веник, ну! Вперед смотри, вон еще, небось, твои студенты идут.

Она держала веник немного наперевес, как карабин, и конвоируемый Зотов прибавил шагу.

У белого дома с красными балконами старуха отдала веник.

– Спасибо вам большущее, – сказал Зотов, ласково разглядывая мохнатые старухины бородавки. – Может, подниметесь?

– Чегой-то? – возразила старуха. – Один ступай, не теряй авторитету. Авторитет и перед женой соблюдать надо, не только перед студентами.