Дорогая Шарлотта,
вы абсолютно правы: с девочками иногда бывает очень трудно. Поэтому надеюсь, что Вы знаете, что делаете, когда пускаете в свою школу лорда Норкорта. Я очень сомневаюсь, что он способен вести себя прилично в обществе женщин. Скажите, как он вел себя во время вашего выезда?
Ваш встревоженный кузен Майкл.
Чем ближе наемный экипаж подъезжал к Ричмонду, тем сильнее волновался Энтони. Да, как ни странно, волновался. Все последние дни, общаясь с Мэдлин, он вел себя как истинный джентльмен и плясал под дудку миссис Харрис. Он по–прежнему давал девочкам урок за уроком и устроил для Мэдлин эту проклятую вечеринку. Он на славу потрудился и заслуживал вознаграждения, то есть Мэдлин.
Да–да, наконец–то он получит ее.
В сущности, она так и сказала, когда они были у Годвина. И даже если она начнет противиться, то это будет продолжаться лишь до тех пор, пока он не останется с ней наедине и не поцелует ее. Природная чувственность Мэдлин приведет ее прямиком в его постель.
И тогда, возможно, он снова станет самим собой и будет видеть в ней всего лишь любовницу. Да, всего лишь любовницу, а не женщину, которую он мечтал хотя бы увидеть…
О Господи, все эти дни он вел себя как влюбленный дурак! Но скоро это закончится. Должно закончиться.
Отдернув занавеску, он стал смотреть на дорогу, с нетерпением дожидаясь поворота около школы, где под дубами его должна была ждать Мэдлин. Там она и стояла, в тени деревьев.
На ней был широкий черный плащ, из–под подола которого выглядывали паттены, надетые на вечерние туфли. «Интересно, какое платье она надела и как она в нем выглядит? — подумал Энтони. — Впрочем, не имеет значения, ведь все равно ночью я сниму его с нее».
При мысли об этом он улыбнулся. Да–да, ночью…
Велев кучеру остановиться, Энтони тут же распахнул дверцу и выскочил из экипажа.
— Могу ли я подвезти вас, очаровательная леди? — спросил он с улыбкой и театральным жестом указал на карету.
— Вы все шутите… — пробормотала Мэдлин. Окинув взглядом дорогу, она поспешно села в экипаж. — Поехали быстрее, пока никто не увидел меня.
— Ах, интрига?.. Теперь вы разыгрываете шпионку, моя милая?
— Вы прекрасно знаете, что я должна заботиться о своей репутации. Неужели не понимаете, почему я не захотела, чтобы вы забрали меня прямо из дома?
— Потому что вам нравится таинственность? — Снова улыбнувшись, виконт забрался в карету и приказал кучеру трогаться.
— Ошибаетесь, — возразила Мэдлин. — Я просто должна проявлять осторожность.
Виконт уселся рядом с ней и, не говоря ни слова, поцеловал ее в губы. Она на мгновение замерла, потом ответила на его поцелуй. Но когда он развязал шнурки ее плаща, она осторожно отстранилась.
— Нет, сейчас мы не должны делать ничего подобного.
— Я просто хочу посмотреть, какой на вас наряд. Чтобы убедиться, что он подходит…
Мэдлин посмотрела на него скептически, но все же позволила ему снять с нее плащ. Лучи заходящего солнца, сочившиеся сквозь занавески, осветили сияющий золотистый атлас, и Энтони сразу же обратил внимание на низкий вырез платья.
Сердце его гулко забилось, и он наклонился, чтобы снова поцеловать Мэдлин, но она опять отстранилась.
— В вашей вчерашней записке говорилось, что в карете вы расскажете мне, чего ожидать сегодня вечером.
Проклятие! Она права, ему действительно нужно многое ей рассказать, чтобы подготовить надлежащим образом. Он со вздохом откинулся на спинку сиденья.
— Мы едем в поместье моего друга маркиза Стоунвилла.
— Значит, вечеринку устраивает лорд Стоунвилл? — насторожилась Мэдлин.
Энтони посмотрел на нее с удивлением:
— Вы знаете его?
— Его — нет. Но о нем кое–что знаю. О нем многие знают. У него репутация даже хуже, чем у вас. — Она нахмурилась. — Вы ведь говорили, что это будет… вполне приличная вечеринка.
— Да. Конечно. Просто Стоунвилл — единственный человек, который сумел устроить все за такое короткое время. — Заметив, что Мэдлин смотрит на него с беспокойством, он добавил: — Поверьте, у вас нет причин волноваться. На вечеринке не будет женщин легкого поведения.
Она немного помолчала, потом заявила:
— Имейте в виду: если они там будут, я просто уйду. Клянусь, что так и сделаю.
— Вы не доверяете мне? — спросил Энтони и вдруг понял, что ответ на этот вопрос очень много для него значит.
— А должна?
Он заглянул в ее сияющие глаза и, судорожно сглотнув, пробормотал:
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы мне доверяли. Да и глупо было бы вас обманывать. Ведь вы обещали устроить Тессу в школу миссис Харрис.
Мэдлин криво усмехнулась:
— Ах, я и забыла об этом.
— А я — нет. — Пожалуй, только это удерживало его отрешительных действий. Да, сначала следовало поместить Тессу в школу, а уж потом… — Так вот, вам не нужно беспокоиться. Стоунвилл пригласил на вечеринку нескольких весьма уважаемых ученых мужей, так что все будет выглядеть очень прилично.
Мэдлин накинула на плечи плащ.
— А они… Они знают обо мне? Ведь вы же наверняка не позволили своему другу упоминать мое имя.
Энтони внимательно посмотрел ей в глаза:
— Вы что, боитесь, что кто–то из гостей может узнать вас? А может, кто–то узнает ваше имя?
— Нет–нет! — Мэдлин решительно покачала головой. — Я могу с полной уверенностью сказать, что никогда не встречала никого из ваших друзей. Но я не хочу, чтобы до миссис Харрис дошли слухи…
— Да, конечно. — Энтони с улыбкой кивнул. — Но вам не следует беспокоиться. Я сказал Стоунвиллу, что вы моя кузина, «синий чулок» и к тому же жена священника. Сказал, что вы гостите в Лондоне, интересуетесь наукой и просто хотите… интересно провести время.
Явно озадаченная словами виконта, Мэдлин пробормотала:
— Но почему я должна быть замужем за священником?
— Вы имеете что–то против священников?
— Нет, конечно, но… это просто странно как–то… — Немного подумав, она спросила: — А как меня зовут?
— Об этом я ничего не говорил. Но давайте назовем вас миссис Брейхем. Это девичья фамилия моей бабки по материнской линии, и очень немногие ее знают.
Мэдлин с любопытством взглянула на своего спутника:
— Вы никогда не говорили о своей матери.
— А вы никогда не упоминали свою.
— Это потому, что два года назад она умерла от чахотки. — Мэдлин вздохнула.
Энтони немного помолчал, потом сказал:
— А моя умерла, когда мне было восемь лет.
— Должно быть, очень тяжело потерять мать в таком возрасте, — проговорила Мэдлин с сочувствием.
Энтони почувствовал, как к горлу его подкатил комок. Как странно… Прошло уже столько лет — и вот вдруг снова появилась эта боль. Причем появилась только из–за слов сидевшей рядом с ним женщины.
Пытаясь не выдать своих чувств, он сказал:
— Мне кажется, вам было гораздо труднее потерять мать. Ведь вы знали ее много лет…
Она кивнула:
— Возможно, отчасти вы правы. Но восьмилетнему мальчику мать нужна гораздо больше, чем взрослой женщине, не так ли? — Виконт промолчал, и Мэдлин спросила: — Вы хорошо ее помните?
— Нет, не очень. Пожалуй, только ее запах. — Он улыбнулся. — Она постоянно жевала пастилки для свежего дыхания, и этот запах окутывал меня всякий раз, когда она… — Энтони умолк, сообразив, что слишком уж явно выдает свои чувства.
— Всякий раз, когда… что? — спросила Мэдлин.
«Похоже, она не собирается оставлять эту тему», — подумал Энтони.
— Всякий раз, когда она обнимала меня. Отец этого не одобрял, говорил, что не следует баловать ребенка. — Он машинально помассировал запястье. — Мои дядя и тетя тоже так считали.
— Обнимать ребенка не значит баловать его, — возразила Мэдлин.
Нотки гнева в ее голосе удивили Энтони и растрогали. Он вдруг почувствовал, что в его душе что–то пробудилось — нечто такое, что он уже много лет скрывал от самого себя. «Проклятие! — воскликнул он мысленно. — Нельзя этого допускать. Нельзя подпускать ее… так близко».
— Полагаю, вам понадобится не только фамилия, но также и имя, — попытался он сменить тему. Мэдлин взглянула на него вопросительно, и он с улыбкой добавил: — Так как же вас зовут?
— Как зовут? — Она посмотрела в окно. — Пусть будет… Черри[5].
Энтони проследил за ее взглядом и увидел за окном вишневые деревья, мимо которых они в этот момент проезжали.
— Слава Богу, что мы ехали мимо вишен, а не мимо… какого–нибудь кустарника, — усмехнулся он. — Скажите, Черри — это ведь уменьшительное от Чарити, верно? Я никогда не слышал, чтобы кого–то звали именно Черри.
— Это ничуть не хуже, чем Китти, — парировала Мэдлин.
— Да, думаю, не хуже. — Ему ужасно нравилось, что она ревнует. Выходит, она не так уж к нему равнодушна. — Но если Стоунвилл будет вынужден представить вас…
— Почему меня должен представлять лорд Стоунвилл? — перебила Мэдлин.
— Меня не должны видеть, помните? Вот почему мы едем на вечеринку так рано. Я не хочу испытывать судьбу. Не хочу, чтобы мой дядя узнал о нашей вечеринке и воспользовался этим в суде — чтобы доказать, что я не могу быть опекуном племянницы.
— Ах, я действительно забыла об этом. Значит, лорд Стоунвилл будет моим… спутником на вечеринке? — пробормотала Мэдлин, явно смутившись.
Энтони пожал плечами:
— К сожалению, у нас нет выбора. Мне тоже это не нравится, но я предупредил Стоунвилла и сказал, что он должен обращаться с вами как с моей кузиной, то есть со всем подобающим уважением. Кроме того, вы не в его вкусе. Он предпочитает женщин без мозгов, зато с огромной… — Энтони прикусил язык.
— С огромной грудью? — Мэдлин улыбнулась. — Таких женщин предпочитают многие мужчины. Вы уверены, что не относитесь к ним?
Энтони невольно рассмеялся:
— Пожалуй, когда–то относился. Но видите ли, люди иногда меняются. И меняются их вкусы. — Он взял ее руку в перчатке и поцеловал.
Дыхание Мэдлин участилось, и она заставила себя отдернуть руку.
— Кажется, вы говорили о своем друге, что если он будет вынужден представить меня… Значит, может случиться так, что он не станет меня представлять?
— Я сказал ему, что надо по возможности этого избегать. Тем меньшей будет вероятность того, что миссис Харрис узнает о вашем присутствии на вечеринке.
Она пристально посмотрела на него:
— Но я должна знать, кто является объектами моих наблюдений! Для меня это очень важно.
— Важно? Но почему?
— Если я пишу научную статью и рассчитываю, что она будет опубликована, то необходимы подробности, не так ли? Ведь придется как–то доказать, что я действительно проводила наблюдения, и потребуются свидетели. Поскольку же вы не можете быть моим свидетелем…
— Нет–нет. — Энтони решительно покачал головой. — Вы не должны упоминать имена гостей в своей проклятой статье, понимаете?
Мэдлин поджала губы.
— Но почему? Ведь все они — люди науки.
— Вы прекрасно знаете, что сейчас такие вечеринки считаются… не совсем приличными. — Энтони вздохнул. — Я уверен, что мои друзья не очень–то обрадуются, если вы упомянете их имена в какой–то статье. — Заметив беспокойство, промелькнувшее в глазах Мэдлин, он заставил себя улыбнуться. — А вы не могли бы просто называть их «объект А» и «объект Б»?
— Мне все равно понадобится записать, кто они такие, чтобы кто–то мог подтвердить мои выводы, если у кого–нибудь вдруг возникнут сомнения.
— Это невозможно, — заявил Энтони. — Наблюдайте, пишите все, что хотите, но проявляйте сдержанность. И не делайте попыток познакомиться с кем–то из гостей. Иначе кто–нибудь из них непременно захочет узнать, кто же такая эта «миссис Брейхем», понятно?
Мэдлин едва заметно кивнула:
— Разумеется, лорд Норкорт.
Энтони внимательно посмотрел на свою спутницу. Судя по всему, слово «разумеется» в данном случае означало: «Я сделаю все, что пожелаю, и только попробуйте остановить меня». К сожалению, остановить ее он никак не сумеет, так как его не будет с ней рядом. Следовательно, придется предупредить Стоунвилла, чтобы получше приглядывал за ней. Ему ужасно не хотелось обращаться к приятелю с такой просьбой, но другого выхода не было.
Когда же они прибыли и Мэдлин сняла плащ, он, окинув ее взглядом, решил, что, наверное, все–таки не стоит просить Стоунвилла, чтобы «приглядывал» за ней. В вечернем платье с низким вырезом Мэдлин была очаровательна, и было совершенно ясно: Стоунвиллу, как только он увидит ее, захочется на нее наброситься.
И Энтони оказался прав: когда их с Мэдлин провели в кабинет, Стоунвилл тотчас же вскочил на ноги и уставился на гостью с хищной улыбкой. Затем приблизился к ней, поцеловал ей руку и, отступив на шаг, окинул оценивающим взглядом ее фигуру. Энтони и сам вел себя подобным образом, когда знакомился с привлекательной женщиной, но сейчас ему ужасно хотелось придушить приятеля.
«Господи, что со мной происходит? — удивлялся он. — Неужели я ревную? Но ведь такого просто быть не может…» Однако приходилось признать: он действительно ревновал. И это ему совсем не нравилось.
— Описывая свою кузину, Норкорт, ты, кажется, сказал, что она довольно красива, — с ухмылкой проговорил Стоунвилл. — Довольно красива для кого? Для короля? Для Императора? Для Бога?
Прежде чем Энтони успел ответить, Мэдлин рассмеялась:
— Вы преувеличиваете, сэр. Но женщины обычно благосклонно относятся к таким преувеличениям, не так ли?
— Это зависит от того, сколько вина они выпили. — Стоунвилл посмотрел на Мэдлин своим знаменитым «постельным взглядом», и Энтони невольно сжал кулаки.
— Поверьте, сэр, я совсем не пьяна, — ответила Мэдлин с улыбкой. — И вообще, я считаю, что мужчины, склонные к преувеличениям, ведут себя не слишком благоразумно. Во всяком случае, я предпочитаю тех мужчин, которые говорят неприкрашенную правду.
Стоунвилл в растерянности молчал; было очевидно, что он никак не ожидал такого ответа.
— Она… действительно «синий чулок»? — пробормотал он наконец, повернувшись к Энтони.
— И моя кузина к тому же, — заявил тот, выразительно взглянув на приятеля. — А это означает, что я жду от тебя соответствующего поведения.
— Я всегда веду себя… как и подобает джентльмену, — пробурчал Стоунвилл, однако ответ этот прозвучал не слишком убедительно. — Хотя, конечно, все зависит от того…
— Стоунвилл, я тебя предупредил, — перебил Энтони.
— Ох, да не волнуйся ты, все будет хорошо. — Услышав шум за окном, маркиз посмотрел на часы. — Мне нужно идти встречать гостей. Поскольку ты не можешь присутствовать на вечеринке, Норкорт, то будешь сидеть здесь. Никто никогда не войдет в мой личный кабинет. Кроме того, я оставлю тебе ключ, так что ты сможешь запереться изнутри. Ты знаешь, где найти бренди. Есть здесь и книги, если тебе захочется почитать. Устраивает?
— Да, вполне.
— Вот и хорошо. Потом я вернусь, чтобы отвести миссис Брейхем…
— Я бы предпочла пойти с вами сейчас, — сказала Мэдлин, шагнув к Стоунвиллу.
— Нет, не стоит, — решительно заявил Энтони. Он сразу же понял: его спутница хотела пойти со Стоунвиллом, чтобы узнать имена гостей, когда он будет их приветствовать. — Поймите, дорогая кузина, единственный способ сохранить вашу анонимность — это дождаться, когда все уже начнут пьянеть. А если вы будете стоять рядом со Стоунвиллом, когда начнут входить гости, то ему придется представлять вас. Неужели не понимаете?
Но Стоунвилл, предложив гостье руку, с улыбкой проговорил:
— Что ж, пойдемте, миссис Брейхем. Если хотите, я могу познакомить вас с химиком, который и объяснит, как нитрат аммиака превращается в желаемый газ.
Мэдлин тоже улыбнулась и закивала:
— Да–да, конечно. Мне бы очень хотелось встретиться с химиком и узнать, как делается веселящий газ.
Энтони понял, что ему не удастся ей помешать и скорее всего она узнает имена участников вечеринки. Что ж, в таком случае у него есть выход: он просто заставит Мэдлин показать ему статью до того, как она опубликует ее.
Когда же его «кузина» и маркиз вышли из комнаты, Энтони почувствовал, что просто–напросто не сможет сидеть в одиночестве и пить бренди — ведь Мэдлин будет на вечеринке вместе со Стоунвиллом. Он решил, что подождет примерно час, а потом выйдет из кабинета, чтобы тайком приглядывать за ней. Что же касается гостей, то, отведав веселящего газа, они не обратят на него внимания. К тому же он постарается держаться в тени.
Нервно расхаживая по кабинету, Энтони то и дело поглядывал на часы — время тянулось ужасно медленно. Наконец, час спустя, он решил, что пора покинуть свое укрытие. Открыв дверь, он проскользнул в холл и едва не наткнулся на человека, сидевшего на стуле. Это был его друг Доктор Роджет, известный лингвист. Энтони попытался проскользнуть мимо, но безуспешно.
— Эй, Норкорт!.. — воскликнул Роджет, причем было очевидно, что доктор уже изрядно надышался из шелкового мешочка с веселящим газом, который держал в руке. — А я и не знал, что ты здесь…
— Меня здесь нет, — проворчал виконт. — Тебе это снится.
— А–а, понятно… — кивнул Роджет. — Да, наверное, так и есть…
Когда Энтони проходил мимо, он услышал, как Роджет пробормотал:
— Но почему мне должен сниться именно Норкорт?.. Было бы гораздо лучше, если бы приснилась какая–нибудь красотка.
Энтони сомневался, что Роджет впоследствии вспомнит об этой их встрече, но все же решил, что следует быть поосторожнее. Проскользнув в одну из гостиных, освещенную тусклым светильником, он затаился в тени недалеко от двери. И то, что он увидел, заставило его брезгливо поморщиться. Когда Энтони участвовал в подобных вечеринках, то обычно к этому времени он и сам был одурманен веселящим газом и его переполняло приятное ощущение благополучия, он, как и все остальные, смотрел на происходящее через розовые очки, и жизнь казалась прекрасной. Но теперь розовые очки исчезли, и было совершенно очевидно, что все присутствовавшие — а гостей собралось довольно много — вели себя как идиоты: смех их звучал неестественно, улыбки казались глупейшими, а жесты и телодвижения — нелепейшими.
«О Господи, — думал Энтони, — неужели и я веду себя подобным образом на таких вечеринках? Неужели и я глупо хихикаю, как вон тот весьма уважаемый адвокат? Неужели и я дрыгаю ногами, как известный ученый, сидящий в углу?»
Внезапно он поймал себя на том, что ему ужасно хочется выйти на середину комнаты и отчитать всех этих людей, объяснить им, что они ведут себя недостойно.
А может, Стоунвилл был прав? Может, он действительно превратился в скучного педанта?
Нет–нет, не может быть! Ведь он задумал соблазнить Мэдлин, разве не так? Скучные педанты так не поступают.
В этой комнате Мэдлин и Стоунвилла не оказалось, и Энтони, все больше нервничая, отправился на поиски. Обнаружив их в соседней комнате — здесь тоже сидели гости, — он вздохнул с облегчением. Мэдлин находилась в полной безопасности, и маркиз, судя по всему, не позволял себе ничего лишнего.
Энтони очень хотелось подойти к ним, но он сдержался. Не следовало показывать ей, что он так сильно за нее беспокоится. К тому же она рассердилась бы, если бы он стал отвлекать ее от научных наблюдений.