Краденая магия. Часть 2

Глава 20

в которой я наслаждаюсь созерцанием живописи и вижу, как разжигается камин

От вокзала нас везли в роскошном «Руссо-Балте» с открытым верхом — неспешно, давая вдоволь насладиться видами имперской столицы. А поглазеть тут было на что. Петрополис отличался от Москвы, как… Ну, наверное, как Санкт-Петербург от нашей Москвы. Широкая улица, по которой мы ехали, была словно по линейке прочерчена — никаких тебе изгибов и плавных поворотов. Четырех-, пяти- и шестиэтажные дома стояли стена к стене — в Первопрестольной тоже встречались районы с подобной застройкой, но там нет-нет, да попадался на глаза забор или зеленый дворик. Здесь — ни единого разрыва в плотном строю.

Нижние этажи большинства зданий были отделаны гранитом — серым или темно-красным — из-за чего вблизи смотрелись мрачновато. Но, по большей части, наша коляска держалась середины улицы — отсюда дома выглядели повеселее, можно было рассмотреть изящные балкончики, стройные колонны и полуколонны, а также мозаики и барельефы на фасадах, статуи на крышах и прочие архитектурные изыски.

Несколько раз на пути нам попадались речки или каналы, через них были перекинуты мосты. По воде сновали катера и лодки — движение там, казалось, интенсивностью не сильно уступало уличному. Да, наш «Руссо-Балт» не то чтобы прям вот полз в пробке, но катил в достаточно плотном потоке других «манамобилей». Не чета провинциальной московской тиши, конечно…

Правил нашей коляской молодой офицер в такой же, как у есаула Семенова, красном кафтане с глазырями — видать, служили они по одному и тому же ведомству. На вокзале водителя нам представили, но я как раз на что-то отвлекся и ни фамилии его, ни воинского звания не расслышал. Да и зачем?

Мы с уже малость пришедшим в себя Ясухару сидели на переднем пассажирском сиденье, спиной по ходу движения, Воронцова и Алексеев — напротив нас. Надо сказать, что по сторонам мои спутники пялились с ничуть не меньшим любопытством, нежели я. И, пожалуй, с куда большим восторгом: мне-то что, я наш Питер видел, а по красоте и оригинальности он здешнему еще и фору даст. А вот спутники мои… Ну, Тоётоми — понятно, он иностранец, его, наверное, нетрудно удивить русской экзотикой, но Милана, похоже, столицей была просто очарована. А старик-майор в какой-то момент, не выдержав, и вовсе пробормотал себе под нос:

— Да, грандиозен наш Петрополис!..

«Кстати, а посему Петрополис?» — спросил я у фамильяра.

«„Полис“ в переводе означает „город“. Была в Империи одно время мода на эллинские словечки, — пояснил Фу. — „Телефон“ — оттуда же».

«„Полис“ — как раз понятно. Почему „Петро“? Если никакого Петра здесь не было?»

«Как это не было?» — удивился вопросу «паук».

«Ну, Петр I — он же, вроде как, Романов, нет? А здесь другая династия правит…»

«Дались вам сии Романовы, сударь! — хмыкнул Фу. — И так, и этак — все им трон сулите! Основатель нынешней российской столицы Государь Петр IV — а вовсе не Первый, к слову — плоть от плоти, кровь от крови Годунов! Младший сын царя Бориса V».

«Понятно…» — и в самом деле, почему я вдруг решил, что и в этой царской фамилии не могло затесаться какого-нибудь Петра?

«Заканчивали бы вы с подобными сомнительными идеями, сударь, — не без беспокойства заметил между тем фамильяр. — Вино в поезде было далеко не последней проверкой! Ожидаются новые. Однажды я могу не суметь вас оградить — и тогда все закончится отнюдь не объятиями молодой графини!»

«Ну, если что — разберутся, наверное… — неуверенно проговорил я. — На самом-то деле я же никакой не заговорщик… С Тоётоми, вон, прояснили вопрос и отпустили…»

«Разберутся. И, не исключено — докопаются, что вы у нас пришелец из мира-донора. И мечтаете восстановить ему доступ к Ключу, вернуть украденную у вас магию. Верно, сударь, сие не заговор против Государя — сие куда хуже!»

«Ни о чем подобном я не мечтаю! — буркнул я. — Если к вашей магии прилагаются всякие пробои с нашествиями чудовищ — может и на фиг такую радость надо?!»

«Может и „на фиг“, а может и нет. Вы же и сами еще не решили».

«Да я вообще об этом не думал! — вполне искренне возмутился я. — Мне бы сначала со своими проблемами здесь разобраться!»

«Думали, сударь, думали. Вскользь, неконкретно, но думали. Сего будет достаточно».

«Блин…» — помрачнел я.

«Так, сударь, в другую крайность не впадайте, — усмехнулся Фу. — Покамест я с вами. И ни III Отделение, ни Собственный Его Императорского Величества Конвой специально засланцев из мира-донора не ищут. Но насчет Романовых — аккуратнее. Сие — ненужная зацепка».

«Понял, — мысленно кивнул я. — Постараюсь».

«Да уж, постарайтесь, сударь…»

Тряхнув головой — словно это могло вышвырнуть из нее прочь все потенциально крамольные мысли — я вынырнул из дум в реальность: через монументальную арку наш «Руссо-Балт» выезжал на мощеную брусчаткой площадь.

— Императорский дворец — сердце Петрополиса и всей России… — благоговейно прошептал Алексеев, указывая куда-то вперед, за спины нам с Ясухару.

Мы с японцем дружно обернулись: на противоположной стороне площади по всей ее ширине — а было там метров двести, не меньше — стояло нарядное трехэтажное здание теплых желтых тонов с неравномерно, группами, распределенными по фасаду белыми колоннами, словно бы поставленными одну на одну — первая в высоту нижнего этажа, вторая — в два верхних. Чем-то оно напоминало Зимний дворец в Санкт-Петербурге — но там, кажется, цвет был каким-то иным.

«Поднятый штандарт означает, что Его Величество изволят пребывать в резиденции», — обратил фамильяр мое внимание на развевавшийся на крыше флажок.

«А наследник? — спросил я. — Мы же к наследнику направляемся?»

«У наследника собственный штандарт, но в присутствии императорского оный не поднимается».

Тем временем, не доезжая до середины площади, «Руссо-Балт» остановился.

— Приехали, — обернувшись через плечо, проговорил наш водитель. — Ближе экипажам нельзя, так что извольте пешком. Я провожу.

— Выходим, — скомандовал нам заместитель начальника корпуса.

Первым спрыгнув на брусчатку, я было подумал, не проявить ли галантность, подав руку Воронцовой, но Милана мои сомнения разрешила, покинув «манамобиль» с другой стороны — воспользовавшись помощью подсуетившегося Ясухару. Последним из коляски выбрался Алексеев, и вслед за офицером Конвоя мы направились через площадь к дворцу.

На входе во дворец водитель перепоручил нас другому офицеру императорской охраны, назвавшемуся сотником Емельяновым. Тот провел нас по первому этажу анфиладой пустых залов, на мой взгляд, напоминавших скорее художественный музей, нежели действующую резиденцию монарха: минимум мебели, зато все стены увешаны картинами — комната портретов, комната пейзажей, комната батальных полотен… Правда, большую их часть рассмотреть мне толком не удалось — за исключением коллекции последнего зала, в котором мы неожиданно остановились. Попросив нас обождать, Емельянов исчез в каком-то боковом проходе, оставив нас любоваться творчеством маринистов: волны, паруса, прибрежные скалы, туманы, тучи, почти непременная белая луна в дымке…

«Проверка, — подсказал мне Фу. — Как я вас и предупреждал, сударь».

«На любовь к искусству?» — попытался пошутить я, не без интереса рассматривая двухметровой ширины и почти такой же высоты картину с противостоящей буре утлой шлюпкой.

«Как водится, на лояльность, — не поддержал легкомысленного настроя фамильяр. — В рамы полотен встроены Слепки духа, сейчас они заняты молодой графиней — с нее начли из-за подозрительного перстня — но скоро переключатся на вас. Все что нужно, я сделал, но на всякий случай постарайтесь и в самом деле думать о величии размещенных здесь полотен. Сие, кстати, работы лучших живописцев прошлого и позапрошлого веков! И не стойте на месте — больше двигайтесь по залу!»

«Хорошо, — принял совет я, делая шаг в сторону. — Тем более картины и в самом деле замечательные. Люблю море!»

«А я пока оставлю вас, сударь, — продолжил между тем Фу. — Иначе меня, не ровен час, могут обнаружить. Вернусь, когда проверки завершатся».

«Хорошо», — повторил я, хотя новость меня совсем не порадовала: пусть «паук» и сказал, что предпринял все необходимые меры, расставаться с ним в такой ответственный момент было как-то стремновато.

В зале маринистов нас продержали с четверть часа — тщательно, должно быть, проверяли. За это время, переходя от картины к картине, я успел обойти его по кругу трижды. Моему примеру последовала Воронцова — только если я двигался по часовой стрелке, то Милана — против. И однажды, засмотревшись на полотна — те и впрямь того стоили — мы с молодой графиней едва не столкнулись.

Ясухару наслаждался искусством из центра помещения, без надобности шагов не делая — лишь медленно поворачиваясь вокруг оси. Алексеев, похоже, к дворцовой живописи остался равнодушен.

Наконец в зал вернулся Емельянов и пригласил нас проследовать дальше.

В вестибюле, куда вывел нас сотник, мы внезапно расстались с заместителем начальника корпуса. Майор отправился вверх по лестнице — «на доклад», как лаконично поведал он нам — остальные же после трехминутной заминки (снова проверка?) продолжили путешествие по первому этажу дворца. Миновали еще несколько залов — теперь не с картинами, а со скульптурами — но в них не задержавшись. В итоге дошли до первой обставленной комнаты — в просторной гостиной имелось несколько диванчиков, с полдюжины кресел, длинный стол и двенадцать стульев вокруг него, шкаф с книгами и, до кучи, камин — по случаю жаркой погоды, конечно же, не горящий…

— Извольте располагаться здесь, — обвел жестом помещение Емельянов. — Минут через тридцать вам будет предложен завтрак. Пока же отдыхайте. Туалетные комнаты — там, — указал сотник на дверцу в уголке и на этом удалился.

Мы неуверенно огляделись по сторонам.

— С вашего позволения, милостивые государи… — Воронцова показала глазами на дверь уборной и двинулась было в ее сторону, как вдруг, мимоходом оглянувшись, замерла и уставилась на меня, вытаращив глаза. — Что это? — выговорила едва ли не в ужасе.

— Где? — непонимающе окинул я себя взглядом — и вдруг обнаружил у себя на запястье мохнатого золотого паука.

«Фу? — спросил ошеломленно. — Она что, вас тоже видит?!»

«Скрываться далее бессмысленно, сударь, — заявил фамильяр. — Сие отнимает силы, а оные мне вот-вот понадобятся!»

«Понадобятся? Зачем? И что значит бессмысленно?!» — окончательно растерялся я.

«То и значит, сударь: бессмысленно — значит, не имеет смысла. Ни молодая графиня, ни господин Ясухару никому уже ничего не расскажут…» — судя по выражению его лица, японец паука тоже заметил и поражен увиденным явно был не менее Миланы.

«Не расскажут?!» — прозвучало это как-то совсем уж нехорошо.

«Прощайте, сударь! Знакомство с вами было весьма познавательным. Даже жаль, что оное выдалось столь недолгим — но пришло время сделать то, ради чего сие знакомство затевалось! Не поминайте лихом!»

С этими словами паук спрыгнул с моей руки на пол и, быстро перебирая волосатыми лапками, засеменил к камину.

— Куда вы, Фу-Хао?! — уже в голос выкрикнул я. — Вернитесь!

Беглый фамильяр призыв проигнорировал.

— Это дух? — нахмурившись подскочил ко мне Тоётоми. — Он… Ты его сюда пронес? Зачем?

— Ни зачем… — пробормотал я, ошалело глядя, как паук карабкается по чугунной решетке и ныряет в камин. Толком сказать мне было нечего, но я и не толком не успел: раздался оглушительный грохот — словно дворец вдруг решил обрушить потолок на наши головы — затем уже однажды слышанный мной пронзительный вой, и в очаге внезапно вспыхнуло яркое бело-голубое пламя.

А потом из огня свежеразожженного камина в зал вынырнуло первое чудовище.