Крах игрушечного королевства

Глава 12

Уоррен сказал ей, что у бандита, который остался на палубе, есть пистолет. А Тутс перевела, что он там сейчас орет. Он хотел пончо. Он промок, как мышь, пусть ему принесут это гребаное пончо. Тутс думала о том, что если им удастся справиться со вторым бандюгой, она получит пистолет и восемь килограммов кокаина.

Дождь пришел вместе с одним из тех стремительных шквалов, которые налетают совершенно неожиданно, и заставляют вас думать, что вы сейчас пойдете ко дну. Особенно неприятно угодить в такой шквал на яхте. Так и кажется, что разверзлись хляби небесные, и начался новый потоп.

Хорошего в этих шквалах ровно то, что они уходят так же быстро, как и налетели. Но тем не менее, рулевой продолжал требовать пончо. «Да принеси же мне это долбаное пончо, Луис!»

Уоррен шепотом изложил Тутс свой план.

Риф Фэтбек находится в округе Калуза, но уже за пределами городской черты. На юге он примыкает к границам Манакавы. Фэтбек — самый дикий и самый узкий из нескольких рифов округа. Он тянется с востока на запад между Мексиканским заливом и здешней бухтой, двумя водными бассейнами, которые во время сезона ураганов иногда соединяются в один, затапливая Вествью-роуд, двухполосную грунтовую дорогу, проходящую через весь Фэтбек. С материком Фэтбек соединен горбатым мостом, способным пропустить только одну машину за раз. Сразу за мостом приткнулся деревянный столб, на котором понавешано десятка два указателей. На деревянный стрелках белой краской написаны имена здешних обитателей. На одной из стрелок было написано ДЕММИНГ. У Патриции был дом на Фэтбеке. На другой — ТОЛАНД.

Бобби Диас сказал, что от дома Шейлы на Шуршащем рифе до дома Толандов на Фэтбеке сорок пять минут езды. Я ехал от дома Диаса на Сабале, движение сейчас было оживленное, и на дорогу у меня ушел час и десять минут. Я не стал звонить и предупреждать о своем приезде. Я понадеялся, что Этта Толанд, почтенная вдова, сидит дома, а не бегает по танцулькам. В доме действительно горел свет. Это был роскошный особняк, выстроенный в классическом тропическом стиле, фасадом к заливу, так, чтобы открывался вид на песчаные дюны и прославленные калузские закаты. На площадке, засыпанной белым гравием, стояла черная с зеленым отливом «инфинити». Я поставил «акуру» рядом. Было двадцать минут восьмого.

Над буйным тропическим садом повисла тишина сумерек. Я прошел по дорожке к парадному входу. Где-то подала голос птица-кардинал. Быстро темнело. Я позвонил в звонок. Под звонком была прикреплена скромная медная дощечка с изящно выгравированной надписью «ТОЛАНД».

Птица-кардинал умолкла. Небо над заливом стало разных оттенков фиолетового, темно-синего, иссиня-черного и черного. Зажглась первая звезда.

— Кто там? — донесся из-за двери голос Этты.

— Мэттью Хоуп. Можно мне войти?

На мгновение Этта заколебалась, потом я услышал:

— Это допустимо?

— Полагаю, да.

— Одну минуту.

Тишина.

Наконец, дверь открылась.

Этта Толанд была одета в заляпаный глиной синий халат, из-под которого выглядывали джинсы. Ее блестящие черные волосы были собраны на затылке и перевязаны красной лентой. В руках Этта держала полотенце.

Открыв дверь, она принялась вытирать левую руку. Ходили слухи, что она увлекается лепкой. Впрочем, в Калузе в кого ни плюнь, попадешь то в скульптора, то в художника, то в драматурга, то…

— В чем дело, мистер Хоуп?

— Прошу прощения, если я вам поме…

— Помешали.

— Можно мне войти?

— Зачем?

— Нам нужно поговорить.

— Я уверена, что это недопустимо.

Темные глаза были полны гнева и подозрения. Этта стояла у двери, вскинув голову, расправив плечи и загораживая проход.

— Я могу вернуться с ордером на взятие показаний под присягой, — сказал я.

— Вероятно, вам так и следует поступить.

— Я бы предпочел, чтобы мы поговорили неофициально.

— Ладно, — сдалась Этта. — Входите.

Я вошел в прихожую. Этта заперла входную дверь. Я оказался в выложенном кафелем холле, который казался продолжением сада. Повсюду в кадках стояли цветущие кусты и деревья. Многие были выше меня, а некоторые расползлись по полу. Следуя за Эттой, я прошел мимо мелкого бассейна, в котором плавали золотые рыбки. Весь дом был погружен в полумрак, но где-то впереди горел свет. Туда мы и шли по широким коридорам.

Студия Этты — просторная комната со стеклянным потолком и большими окнами, позволяющими видеть усыпанное звездами небо, — выходила на залив. В студии было множество глиняных скульптур разной величины, изображающих обнаженных женщин. Они стояли на постаментах, столах и подставках. Скульптура, над которой Этта, по всей видимости, работала, пока я ее не отвлек, изображала в натуральную величину обнаженную женщину, застывшую на полушаге: руки опущены, левая нога вынесена вперед. Этта принялась обматывать скульптуру мокрыми тряпками. Мне вдруг пришло в голову сравнение в птичьей клеткой, которую накрывают на ночь.

— Миссис Толанд, — начал я. — Бобби Диас сообщил мне, что он побывал здесь в ту ночь, когда был убит Бретт. Это правда?

— Что — правда? Что он вам это сказал? Или что он здесь был?

— Этта, давайте не будем играть в эти игры, — сказал я. — Я считаю, что вы убили вашего мужа.

— Что, правда?

Бровь выгнулась дугой над темным миндалевидным глазом.

Леди-Дракон. Ее испачканные в глине руки продолжали спокойно оборачивать тряпками скульптуру, которая была почти одного роста со своей создательницей.

— Диас пришел сюда, чтобы найти видеокассету — так?

— Какую кассету?

Все тот же холодный, невозмутимый взгляд. Руки движутся так же трудолюбиво, как руки Лэйни на кассете.

— Ту, которую вы обнаружили в сейфе.

— Я обнаружила?

Взбеситься можно от такого спокойствия. Этта продолжала оборачивать статую мокрыми тряпками. Едва проработанный торс, ноги, грудь, голову. Она оборачивала скульптуру. Яростно оборачивала.

Старательно не обращая на меня внимания. Можно сказать, демонстративно не обращая.

— Вы вместе просмотрели эту кассету, — сказал я.

И снова никакого ответа. Внимание Этты было сосредоточено на глиняной статуе. Она пеленала скульптуру, словно мумию, оборачивала так старательно, словно это было дело всей ее жизни.

— Вы убедились, что одной из женщин, заснятых на этой кассете, была Лэйни Камминс.

Ответа снова не последовало. Этта продолжала работать. Потом она сполоснула руки в тазу с мутной от глины водой, который стоял на столе.

Вытерла руки испачканным в глине полотенцем. Сложила полотенце.

Положила его на стол рядом с подставкой, на которой высилась спеленутая статуя. Повернулась от стола ко мне. Двинулась к выходу из студии.

— Этта! — окликнул я ее.

— Я полагаю, мистер Хоуп, наша беседа окончена.

— Раньше вы звали меня Мэттью.

— Раньше мы были друзьями.

— Этта, что вы делали после ухода Диаса?

Этта опять не ответила. Вместо этого она сделала еще несколько шагов к выходу, чем-то напоминая собственную скульптуру.

— Этта, Диас ушел отсюда без десяти одиннадцать. Что вы после этого делали?

— Пошла спать.

— А я так не считаю.

— То, что вы считаете, не имеет значения.

— Имеет, если я смогу доказать, что в тот вечер, когда бы убит ваш муж, вы были на яхте.

— Да, я там была! После того, как он был убит. Я обнаружила его тело. Вы об этом забыли, мистер Хоуп?

— Вы возвращались на яхту после того вечера?

— Нет.

— Ни разу?

— Ни разу.

— Тогда как туда попала эта кассета?

Этта остановилась в дверном проеме. Подумала пару секунд.

Повернулась ко мне.

— Ее забрал с собой Бобби, — сказала она.

— Нет, он ее не забирал.

— У вас есть только его слово против моего.

— Не только, если его в тот вечер не было на яхте.

— Значит, он там был.

— Я так не считаю.

— Опять же, его слово против моего, — сказала Этта, с безразличным видом пожала плечами и снова повернулась к выходу.

— В половине двенадцатого коробка от кассеты была пустой, — сказал я.

Этта снова заколебалась.

Она остановилась на полушаге, вполоборота ко мне, вполоборота к дверному проему и огромному пустому дому.

— Ну и что? — спросила она.

— В это время Бобби ехал на Шуршащий риф. Он добрался туда незадолго до полуночи. У меня есть свидетель. Бобби никак не мог попасть на яхту после того, как оттуда ушла Лэйни. А в это время футляр от кассеты был пуст.

— Кто это сказал?

— Лэйни.

— Лэйни убила Бретта.

— Нет.

— Да.

— Нет. Без десяти одиннадцать кассета находилась у вас дома. Лэйни никогда не держала ее в руках. Через восемь дней после убийства я обнаружил эту кассету на яхте. Вы только что сказали мне, что не возвращались на яхту. Как тогда?..

— Я вам уже сказала: Бобби забрал кассету с собой, когда уходил.

— Я так не думаю, Этта. Я думаю, что это вы принесли кассету на яхту. Я не знаю, зачем вы это сделали. Может, вы мне скажете?

— Послушайте, это просто чушь.

— Нет, Этта. Я думаю, что вы отправились на яхту, чтобы поговорить с мужем. Я думаю…

— А я думаю, что вам следует покинуть этот дом.

— У меня есть свидетель, который видел вас, — сказал я.

Этта посмотрела на меня.

— Видел, как вы поднимались на борт в четверть двенадцатого.

Этта продолжала смотреть.

— Ну так что, мне идти за ордером? — спросил я.

И вдруг Этта разрыдалась.

Первым, что заметил Хуан, были светлые волосы Тутс.

Бандит щурился под проливным дождем, но едва мог рассмотреть прожектор, установленный на носу яхты. Он изо всех сил вцепился в штурвал и вопил, чтобы Луис побыстрее принес ему это гребаное пончо.

Белая полотняная рубашка промокла и прилипла к телу. Пистолет торчал из-за пояса насквозь мокрых брюк. Хуан снова завопил: «Луис!» — и тут увидел, что из люка показалась белокурая головка.

Уоррен тем временем выбирался наружу через иллюминатор в уборной.

У Хуана отвисла челюсть.

В прямом смысле слова отвисла.

Он смотрел, как Тутс поднимается, томно скользя по трапу.

Обтягивающая черная юбка, черные туфли на шпильке, помятая белая блуза.

Откуда, черт подери, она взялась?

Уоррен выполз на узкий бортик под иллюминатором. Отовсюду хлестали потоки воды. Цепляясь за поручни из нержавейки, Уоррен пополз к штурвалу.

— Как дела, приятель? — спросила Тутс самым соблазнительным тоном, какой только имелся в ее распоряжении. Под прилипшей к животу бандита мокрой рубашкой отчетливо вырисовывались контуры девятимиллиметрового пистолета. Большой «глок» у здоровенного бородатого мужика, который может безо всякого пистолета разорвать ее пополам, а то и вовсе на кусочки. Она хотела получить этот пистолет. Она хотела получить восемь килограммов кокаина. Это было единственное, над чем Тутс была способна думать. Вывести мужика из строя, отобрать пистолет, найти кокаин.

Бандит теперь смотрел на нее, забыв о штурвале. Какой тут штурвал, какая яхта, какой шторм, когда потрясающая блондинка скользит к нему сквозь дождь, словно какая-то морская змея. Ну иди ко мне, бэби.

И Уоррен тоже шел к нему. Так-то, бэби.

Но Тутс не отрывала взгляда от Хуанито и продолжала двигаться ему навстречу, не позволяя бандиту даже заподозрить, что позади него непрошеным гостем возник Уоррен. Она облизнула губы и прищурилась, словно кинозвезда тридцатых годов. Si, come to me, querido,[7] Уоррен уже почти на месте. В глазах у Хуанито, когда он, пошатываясь, пошел навстречу Тутс сквозь потоки дождя, светилось вожделение, жадность и явное изумление перед выпавшей на его долю удачей. Потом он понял, что у него за спиной кто-то выбрался на кокпит, но было уже поздно. Хуан только начал оборачиваться, когда Уоррен изо всех сил ударил его в основание черепа.

Оглушенный бандит, спотыкаясь, сделал несколько шагов и вцепился в Тутс. Он понял, что его провели.

— Si, muchacho,[8] — сказала Тутс, обняла его и врезала коленом в пах.

Бандит сложился пополам.

Ошалев от боли и заорав что-то по-испански, он полез под рубашку за пистолетом. Но Уоррен уже был рядом. Он провел удушающий прием, которому научился за время службы в сент-луисской полиции, швырнул бандита на палубу, потом резко отпустил и без лишних церемоний пнул в голову. Потом пнул еще раз — для страховки. Хуан вырубился.

Тутс опустилась на колени и выхватила из-за пояса у Хуана пистолет.

— Отлично, — сказал Уоррен.

— Где они спрятали товар? — спросила Тутс и направила на детектива пистолет.

На взятии показаний под присягой, которое я проводил во вторник, в десять вечера, в моем кабинете на Герон-стрит, присутствовал сам Скай Баннистер, прокурор двенадцатого судебного округа штата Флорида. Кроме того, там присутствовали заместитель прокурора Питер Фолгер, мой компаньон Фрэнк Саммервил, и Сидни Бреккет, тот самый адвокат, специализирующийся на делах об нарушении авторских прав, который защищал интересы Толандов в деле о плюшевом медвежонке. Почему Этта позвонила именно ему, а не какому-нибудь адвокату, занимающемуся уголовными делами, — понятия не имею. Но Этта пришла сюда, чтобы во всем признаться — по крайней мере, так она дала мне понять, — так что, возможно, она просто хотела исповедаться и покончить с этим раз и навсегда.

Скай Баннистер меня не любил, и ему совсем не нравился тот факт, что между мной и его лучшим прокурором существуют какие-то отношения, помимо строго официальных. Что старина Скай любил, так это губернаторский особняк в Таллахасси, и что ему нравилось, так это широко распространившиеся слухи, что на следующих выборах, или через одни, или еще через одни, но он непременно займет эту должность. Ну, а тем временем он все еще сидит на нынешней должности. Светловолосая голубоглазая заноза в заднице, смахивающая на Дэна Квэйла. Если считать, что Бреккет похож на располневшего Ньюта Джингрича, а Фолгер — на похудевшего Фила Грэмма, то для комплекта нам не хватало только видеотехника, похожего на Боба Доула. Увы, техник оказался красивой рыжеволосой женщиной лет двадцати с небольшим. Она была весьма не в духе — ее оторвали от телевизора.

Этта Толанд продолжала плакать. Она оторвалась от этого занятия лишь для того, чтобы принести присягу. Я быстро провел все это вступление — кто она такая, где живет, разговаривал ли я сегодня вечером с ней у нее дома, — а потом попросил ее повторить, если она не возражает, в присутствии ее адвоката и этих джентльменов из прокуратуры все, что она рассказала мне перед этим. Этта сказала, что не возражает.

Бреккет вздохнул.

Этта вытерла глаза.

Перед тем, как мы уехали из их дома на Фэтбеке, Этта переоделась.

Теперь на ней были брюки простого покроя, бежевая блузка в тон брюкам и туфли на низком каблуке. Ее полные слез глаза блестели и казались необычно большими. Женщина-техник посмотрела на часы. Мы начали.

А: — Скажите пожалуйста, вы присутствовали при том, как ваш муж позвонил Лэйни Камминс и попросил ее встретиться с ним на вашей яхте?

О: — Да, присутствовала.

А: — Во сколько он ей позвонил?

О: — Около девяти вечера.

А: — Он звонил из дома?

О: — Да.

А: — Во время предыдущей дачи показаний под присягой вы заявили, что ваш муж звонил ей с яхты. Намерены ли вы сейчас изменить свои показания?

О: — Он звонил ей из дома.

А: — Имели ли вы возможность слышать их разговор?

О: — Я слышала то, что говорил Бретт.

А: — И что он говорил?

О: — Он сказал, что хочет обговорить с ней возможность соглашения. Что он не хочет впутывать в это дело адвокатов. Что он хотел бы поговорить с ней с глазу на глаз, без посторонних. Но это не телефонный разговор. Он сказал, что не хочет идти на компромисс в этом деле.

А: — Он сказал Лэйни, что уже находится на яхте?

О: — Да.

А: — Значит, он солгал.

О: — Да. Он хотел сделать свою просьбу более убедительной. Хотел, чтобы Лэйни решила, что он уже ждет ее и хочет заключить сделку. Она согласилась встретиться с ним и сказала, что сможет подъехать примерно через час.

А: — Вы ведь не слышали, как она это говорила, правильно?

О: — Да. Бретт передал мне ее слова. Перед тем, как уехал из дома.

А: — Когда он уехал?

О: — Через несколько минут после звонка. Где-то в четверть десятого.

А: — Сколько требуется времени, чтобы доехать от вашего дома на рифе Фэтбек до яхт-клуба на Силвер-Крик?

О: — Десять-пятнадцать минут. В зависимости от движения на дорогах.

А: — Значит, он должен был добраться до яхты не позже чем… ну, скажем, в половине десятого?

О: — Полагаю, да.

А: — Миссис Толанд, при нашей предыдущей беседе вы сказали, что в вечер убийства к вам домой пришел человек по имени Бобби Диас…

О: — Да.

А: — Вскоре после того, как ваш муж уехал в яхт-клуб.

О: — Да.

А: — Это было около десяти вечера — так?

О: — Да, так.

А: — Не могли бы вы сказать, кто такой Бобби Диас?

О: — Главный дизайнер фирмы «Тойлэнд».

А: — Знал ли он об иске о нарушении авторских прав, который Лэйни Камминс выдвинула против вашей фирмы?

О: — Да, знал.

А: — Было ли его появление в вашем доме связано с этим делом?

О: — Было.

А: — Не могли бы вы повторить, что он сказал?

О: — Он сказал, что дал Бретту видеокассету.

А: — Что это была за кассета?

О: — Порнографическая кассета.

А: — Она как-либо называлась?

О: — «Шаловливые ручки». Там были засняты четыре женщины, занимающиеся мастурбацией. Одной из них была Лэйни Камминс.

А: — Как получилось, что Бобби отдал эту кассету вашему мужу?

О: — Он сказал, что хотел помочь Бретту выиграть этот процесс. Он хотел, чтобы ему заплатили за эту кассету. Десять процентов прибыли от продажи плюшевого медвежонка.

А: — Медвежонка…

О: — Глэдис. Нашего медвежонка. Того, про которого Лэйни заявила, будто мы его украли.

А: — Согласился ли ваш муж заплатить Бобби эти десять процентов?

О: — Нет. Именно поэтому Бобби и приехал. Он хотел забрать кассету обратно.

А: — Знали ли вы что-либо об этой кассете до того, как Бобби рассказал вам о ней?

О: — Нет, я ничего не знала.

А: — Вы ее просматривали?

О: — Нет, ни разу.

А: — Вы вообще ее видели?

О: — Нет.

А: — Вы знали об ее существовании?

О: — Нет, не знала.

И Этта снова расплакалась. Республиканцы дружно изобразили на лицах терпение и готовность поддержать несчастную вдову. Рыжая видеооператорша откровенно скучала. Я предложил Этте коробку с бумажными носовыми платками. Она высморкалась, вытерла глаза, отбросила волосы с лица, вскинула голову. Наши взгляды встретились. Ее глаза были ясными, внимательными и настороженными. Мы возобновили беседу.

А: — Бобби Диас просил вас найти эту кассету?

О: — Да, просил.

А: — И вы согласились взяться за поиски?

О: — Да.

А: — И вы нашли ее в конце концов?

О: — Да. У нас в спальне, в сейфе. Только саму кассету, без обложки.

А: — Во сколько вы нашли кассету?

О: — Примерно без пятнадцати одиннадцать.

А: — И что было потом?

О: — Мы немного посмотрели ее. Чтобы убедиться, что это та самая кассета. Ну, обложки ведь не было. Такого черного винилового футляра, в которых они продаются. Потому иначе нельзя было определить, та это кассета или нет.

А: — И это была именно та кассета?

О: — Да. Та, на которой была заснята Лэйни.

А: — И сколько вам потребовалось времени, чтобы в этом убедиться?

О: — О, не больше минуты.

А: — И что потом?

О: — Бобби захотел забрать кассету. Я сказала, что не отдам ее. Я подумала, что, может быть, Бретт уже заплатил за нее. В конце концов, это могла быть какая-нибудь хитрость.

А: — И что сказал на это мистер Диас?

О: — Ничего. Он просто ушел.

Я посмотрел на Этту.

В комнате не было слышно ни звука, не считая жужжания видеокамеры.

Я посмотрел на Фрэнка. Он незаметно кивнул.

— Миссис Толанд, — сказал я, — но разве при нашем предыдущем разговоре вы не сказали, что когда вы отказались отдать Диасу?..

— При предыдущем разговоре я сказала вам то же самое, что говорю сейчас.

— Разве вы не говорили, что он?..

— Я сказала, что он ушел.

— Говорил ли он что-либо перед тем, как уйти?

— Да. Он сказал: «Спокойной ночи».

— Говорил ли он еще что-нибудь?

— Нет, ничего.

— Он не сказал вам, что до прошлого Рождества ваш муж и Лэйни Камминс были любовниками?

— Нет, не говорил.

— А что в таком случае заставило вас?..

— Я могу перестать отвечать на вопросы? — спросила Этта у Сидни Бреккета.

— Да, если вы того не хотите, — ответил он.

— В таком случае, я больше не стану отвечать на вопросы.

— Куда? — спросила Тутс. — Куда они спрятали товар?

— Я не понимаю, о чем ты, Тутс, — сказал Уоррен.

— Восемь килограммов кокаина. Где они?

— Я ничего не знаю об…

— Когда они поднимались на яхту с товаром, я была в уборной. Куда они его спрятали?

— Я ничего не видел.

— Уоррен, я собираюсь тебя пристрелить.

— Валяй.

— Ты знаешь, где кокаин, Уоррен.

— Я первый раз о нем слышу.

— Скажи, где он спрятан, или я тебя застрелю.

— Видишь вон того типа? — спросил Уоррен и кивнул в сторону распростершегося на палубе Хуана. — Через три минуты после того, как они поднялись на борт, он ударил меня тем самым пистолетом, который теперь держишь ты. Я не видел, грузили ли они что-нибудь на эту яхту.

— Ты врешь.

— Ничуть.

— Тогда иди ты в жопу! Я сама его найду.

— Давай, ищи.

Тутс пошла вниз. Дождь продолжал лить. Уоррен покачал головой, вздохнул и встал к штурвалу. Он слышал, как Тутс бушует внизу, хлопает дверями, гремит кастрюлями и сковородками, переворачивает все вверх ногами. Уоррен снова вздохнул. Десять минут спустя Тутс выбралась обратно на палубу.

— Где кокаин? — спросила она.

— Не знаю.

Тутс принялась обыскивать рундуки, вышвыривая наружу спасательные жилеты, мотки веревок, ветошь. Последней полетела какая-то кепка. Тутс влезла в отсек для еды. Обнаружила там лед и несколько банок с пивом.

Уоррен вел яхту. Дождь продолжал хлестать по палубе. Тутс подошла к Уоррену и указала дулом пистолета на запертый отсек под приборной доской, которой располагался на уровне колен Уоррена.

— Отвали, — сказала Тутс.

— Яхта сама по себе идти не будет.

— Тогда сам его открой.

Уоррен нажал на ручку, и дверца распахнулась. Детективу сразу бросился в глаза пакет, завернутый в желтую промасленную бумагу. Он лежал среди карт, рядом с ручным фонариком, пачкой сигарет и свистком.

Она сказала, что здесь восемь килограммов. Всякому школьнику известно, что в килограмме две целых две десятых фунта. Выходит, здесь семнадцать с половиной фунтов «белой леди». Так-то.

— Давай его сюда, — сказала Тутс.

— Нет, — сказал Уоррен, захлопнул дверцу и подпер ее коленкой, как бы говоря, что нипочем ее туда не впустит. Дождь заливал яхту и двух стоящих на палубе людей. Рука Тутс, сжимающая пистолет, не дрожала. Руки Уоррена, держащие штурвал, — тоже.

— Это не шутка, Уоррен, — сказала она.

— Я знаю, Тутс.

— Тогда отойди.

— Нет.

— Уоррен, он мне нужен.

— Нет, не нужен.

— Не смей решать за меня, что мне нужно, а что нет!

— Тутс…

— Уоррен, не заставляй меня причинять тебе вред!

Тутс, прищурившись, смотрела на детектива через потоки дождя. Ее волосы прилипли к голове, одежда промокла насквозь, по лицу текла вода.

Уоррен не мог точно сказать, был ли это просто дождь, или Тутс плакала.

Он думал, что девушка все-таки не решится выстрелить в него, но не был в этом уверен. Пистолет в руке Тутс задрожал.

— Уоррен… — сказала она, — пожалуйста.

— Тутс…

— Пожалуйста, Уоррен…

— Тутс…

— Пожалуйста.

Уоррен тяжело вздохнул.

Он открыл отсек, запустил туда руку, вытащил сверток, обернутый в желтую промасленную бумагу, захлопнул дверцу. Тутс мгновенно поняла, что он собирается сделать. Когда Уоррен начал поворачиваться, она бросилась вперед, стараясь выхватить у него сверток, отобрать, спасти… И тут Уоррен швырнул пакет за борт.

Плечи Тутс мгновенно поникли. Она с отчаяньем посмотрела на море, и внезапно разрыдалась. Уоррен обнял девушку. Правой рукой он продолжал держаться за штурвал, а левой мягко привлек Тутс к себе.

— Тутс, — сказал он, — поехали домой, а?

Она продолжала вздрагивать от рыданий.

— Тутс, мы теперь можем поехать домой? — спросил Уоррен.

Рыдания девушки разрывали ему сердце.

— Ладно, Тутс? Давай поедем домой?

Тутс слабо кивнула.

— Домой, да, Тутс?

Она кивнула еще раз.

Уоррен обнял ее покрепче. Лил дождь.