Крах одной карьеры

Глава 12

Он позвонил Ирэн сразу же после приезда.

— Алло, — послышался мягкий голос.

— Мисс Ирэн? — спросил Андрей и, услышав ответ, продолжил: — С вами говорит Андрей, товарищ Валерия, помните, мы с вами еще мороженое ели в кафе?

— О, конечно, Андрей. А что случилось? — голос Ирэн дрогнул. — Что-то с Валерием?

— Нет, нет, все в порядке, просто мне Валерий поручил передать вам букет цветов, что я и хочу сделать с превеликим удовольствием.

— О… спасибо, — чувствовалось, что Ирэн радостно улыбнулась.

— У меня мало времени, а я на машине. Скажите, куда привезти.

Ирэн помедлила, потом назвала адрес.

Андрей вел машину, не торопясь, обдумывая схему предстоявшего разговора. И, хотя все было продумано, проверено и перепроверено, он мысленно представлял себе Ирэн и то, как она должна вести себя и как реагировать.

Около дома на Ленинском проспекте он затормозил, взял с заднего сиденья огромный букет роз. Дверь Ирэн открыла быстро. На ней было зеленое платье, на правой руке серебряный браслет с бирюзой.

— Проходите, Андре, пожалуйста… О, какой букет! — восхищенно всплеснула она руками.

Кудряшов присел в кресло, оглядел квартиру, отметив про себя, что все здесь в идеальном порядке к сверкает чистотой. Ирэн принесла кофе.

— Как там Валери? — неожиданно тихо и смущенно спросила она и виновато улыбнулась, словно стеснялась задавать этот вопрос.

— Нормально, но сейчас у него очень напряженные дни. — Андрей внимательно посмотрел на Ирэн, и ей вдруг показалось, что Андрей все знает. Чашка в руках ее дрогнула.

— Андрей, — начала Ирэн, — это правда, что у Валерия были какие-то неприятности?

— Были. Но прошли и сейчас начались новые…

— Какие?

— Он мне не говорит.

Ирэн поежилась, вновь бросила быстрый взгляд на Андрея. Достала сигарету, прикурила и вдруг решительно заявила:

— Андрей, вы друг Валери?

— Да, — коротко ответил Андрей, настораживаясь.

— Я хочу, чтобы вы сказали ему… нет, запретили ему… нет, подсказали ему, чтобы он больше не встречался с Травински и вообще уехал куда-нибудь на время из академгородка.

Этого Кудряшов не ожидал. Такое начало не укладывалось в вариант беседы, построенный им.

— Ирэн, я вас не понимаю. Валерия и вашего шефа связывают какие-то деловые отношения, и мне лезть в них… ну, прямо скажем, неловко. И потом мне непонятно, чем это вызвано с вашей стороны.

— Я не могу вам сказать, но очень прошу подсказать ему мою просьбу. Я с ним говорила, но Валери и слушать не хочет. А Травински — страшный человек, Андре! — выпалила она и нервно затянулась сигаретой. — Страшный… Он может принести Валери такую беду, что вам даже трудно себе представить!

— Ирэн, вы любите Валерия? — просто спросил Андрей.

— Да. Не знаю, как это получилось, — она жалобно улыбнулась, — не знаю… Может быть, потому, что я сама русская по рождению, может, потому, что у меня никого родных… Я одна как перст, может, поэтому я привязалась к Валери… Но, поверьте, это серьезно.

Андрей слушал молча, а сам сосредоточенно думал: «Что это — тонкая игра или действительно взрыв? Игра. С другой стороны, зачем Ирэн предупреждать Валерия, чтобы он не встречался с Травински? Не логично… Тогда что? Страх за любимого человека, боязнь принести ему горе? А мы точно знаем, что Ирэн как огня боится Травински, а тем более Донована. Может, разговор с ним на нее повлиял? Вполне возможно. Во всяком случае, это надо использовать!»

Андрей не заметил, что Ирэн замолчала и, жадно затягиваясь, курит. Закурил и он, бережно стряхивая пепел в тяжелую пепельницу цветного стекла.

«Нет, это не игра, — думал Кудряшов, глядя на взволнованное лицо девушки. — Это подлинное чувство».

— А вы знаете, Ирэн, что ваш отец перед смертью подал прошение в генконсульство СССР с просьбой разрешить ему вернуться на Родину?

— Нет, — Ирэн растерянно посмотрела на Кудряшова, — мне никто об этом не говорил… Не может быть! Мой отец, по рассказам Григоренко, был царский офицер, белоэмигрант… Нет, этого быть не может!

— Может, Ирэн. Ваш отец в первую очередь был русский, русский человек. Он еще в июне 1941 года хотел уехать на Родину, чтобы воевать с фашистами. Но Советское посольство посчитало более нужным, чтобы он остался в Америке и выступал с лекциями — рассказывал о том, как и за что сражаются советские люди. Ваш отец был самым активным членом общества «Победа». После смерти вашей мамы в 1953 году он подал прошение, а через несколько месяцев стал гражданином Советского Союза.

Ирэн слушала с широко раскрытыми глазами, веря и не веря словам Андрея.

— Вот документы. — Андрей достал из кейса несколько листов бумаги. — Вот его ходатайство о предоставлении советского гражданства, вот решение о предоставлении советского гражданства Гордееву Ивану Николаевичу и его дочери, трехлетней Ирине Ивановне Гордеевой…

Руки у Ирэн задрожали, она читала и никак не могла вчитаться в прыгающие строчки.

Андрей молчал и ждал, когда Ирэн сама что-то спросит. Он догадывался, что творится у нее в душе, но не мог не продолжать этот разговор. Ирэн обязана знать самое главное.

— Вам рассказывали о том, как погиб ваш отец?

— Да… мне сказали, в автомобильной катастрофе…

— Катастрофа была подстроена, — Андрей протянул ей тонкую папку, — вот подлинные документы следователя ФБР, проводившего расследование.

Ирэн открыла папку. Первые страницы она буквально пролистала, потом стала вчитываться и вдруг подняла глаза на Андрея:

— Кто вы, почему я должна вам верить?

— Ирэн, я человек, который искренне хочет помочь и вам, и Валерию. Верьте мне…

— Откуда у вас эти документы? — с подозрением спросила Ирэн. — А вдруг это подделка?

— Ирэн, вы хорошо знакомы с делопроизводством ЦРУ и ФБР. Посмотрите внимательно на них — это ксерокопии. Посмотрите…

«Нет, это не подделка, — Ирэн внимательно просмотрела несколько страниц, — тогда… это правда… Бог мой, какие подлецы!»

— Дальше читайте, Ирэн, — попросил Кудряшов.

Дальше шли протоколы допросов Генриха Травински, одного из главных участников убийства.

— Этого не может быть! — воскликнула Ирэн. — Не может быть!

— Может, Ирэн. Так оно и было. Кстати, следователя ФБР, который вел дело, потом отстранили от расследования, а дело прикрыли. Следователь ушел в отставку, уехал в Лондон и там выпустил вызвавшую немалый шум книгу, в которой рассказывается о подрывной и террористической деятельности определенной части белой эмиграции и о том, как спецслужбы США поддерживают ее. Вот эта книга. Очень редкий экземпляр, потому что почти весь тираж был уничтожен. — Андрей протянул Ирэн небольшую книгу в мягкой обложке, — Там, кстати, есть несколько глав, посвященных убийству вашего отца…

Ирэн машинально взяла книгу и стала листать. Неожиданно перед ее глазами мелькнула фамилия — Джон Горд… И тут она поняла, что Андрей не обманывает ее, что все так и было. Она вспомнила рассказы о том, как уничтожались бывшие сотрудники ЦРУ, которые встали на путь разоблачения деятельности «компании». Она тогда не поверила. Вдруг перед ее глазами встал «старикашка» Донован с его улыбкой и злыми, словно прицеливающимися глазами, и Ирэн поежилась. Донован да и Травински не остановятся ни перед чем, это она знала точно.

— Вот так, Ирэн, — тихо произнес Андрей. — А вы… вы встали в один ряд с убийцами вашего отца, вы, советская гражданка Ирина Гордеева…

— Но я же ничего не знала! — с мольбой подняла глаза на Андрея Ирэн. — Ничего! Если бы я знала.

— Вы бы не прожили на этом свете и двух часов, — заметил Кудряшов, — «компания» не стала бы церемониться.

— Да… Бог мой! Я же сама толкнула Валери на… — она замолчала и тут же закончила: — на предательство! Что я наделала! Он мне не простит… — И она разрыдалась.

Кудряшов молчал, думая об Ирэн, о ее перепутанной жизни, о Валерии, который сейчас наверняка чувствует себя не лучше ее.

— Скажите, а где Валерий? — Девушка встревоженно посмотрела на Кудряшова. — Что с ним?

— Ему очень плохо, Ирэн.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Можете, Ирэн. И не только Валерию, но и своей Родине. Вы же русский человек.

Ирэн встала и подошла к окну. Вечерело. В доме напротив зажглись первые огни. Далеко внизу пробегали красные огоньки автомашин. Она распахнула форточку, и в комнату ворвался ветерок. Ирэн подставила под струю ветра лицо и так стояла, словно никак не могла надышаться московским воздухом. Неожиданно она повернулась и тихо спросила:

— Что я должна делать, Андре?

Кушнкр летал в воскресенье рано. Вытащил на середину комнаты велосипед и внимательно его осмотрел. Надел на пояс сумку, которую лыжники называют «бананом», и быстро спустился вниз.

Утро было тихое, свежее. Солнце только показалось над кронами тополей. Шоссе словно дымилось — это быстро испарялась утренняя роса. Сильно пахло цветами, зеленью и свежей землей. Валерий немного постоял, поправил сумку и потихонечку поехал к шоссе, набирая скорость. Мелькнули окраина городка, небольшой мост над речкой, полуразрушенная церквушка. Через час он стал притормаживать, вглядываясь в километровые столбы, а еще через несколько мгновений остановился и слез с велосипеда.

«47 километр», — машинально отметил он. Валерий подъехал ближе к столбику, положил велосипед на землю и сел. Осмотрелся. Пустынно. Расстегнул «банан», вытащил оттуда «кирпич» и, еще раз оглядевшись, осторожно положил его в условленное место, чуть припорошив землей. Какое-то время сидел, курил. Потом встал и быстро покатил в сторону академгородка.

— Алло! — Голос Кушнира дрожал, и он, поежившись, словно от холода, быстро выглянул из телефонной будки. — Алло… Семен, доехал благополучно…

— Хорошо. — Валерий сразу узнал голос Травински, но промолчал. — Вам, Василий, пришло извещение на посылку… так что около семи вечера можете ее забрать.

Раздались короткие гудки, и Валерий опустил трубку на рычаг. Он понял Гарри: сегодня снова надо будет ехать на 47-й километр и забрать «посылку». Валерий хотел спросить об Ирэн. Больше двух недель он пытался ей дозвониться, но трубку никто не поднимал. Валерий не находил себе места, пытаясь понять, что там случилось. Мысль о том, что это именно Ирэн затащила его в лапы Травински, давно куда-то отошла, осталась только сама Ирэн. Валерий вдруг вспомнил последние встречи с ней и ее слова: «Не встречайся с Гарри… Уезжай отсюда куда-нибудь, Валери… Прошу тебя, уезжай…»

Валерий нервно закурил и, подхватив велосипед под раму, быстро поднялся к себе в комнату.

Кушнир принял душ, зажарил яичницу с колбасой, а есть не хотелось. Он ковырял вилкой в сковороде, а мысленно подходил к дому на Ленинском проспекте.

Зазвонил телефон. Валерий схватил трубку.

— Здравствуй, милый, — чуть слышно проговорил знакомый до боли голос. — Это я…

— Ирэн! — Кушнир в волнении перехватил трубку левой рукой. — Где ты?.. Что с тобой?

— Я люблю тебя… — Голос дрогнул, и Валерий живо представил Ирэн, сжимающую трубку и глотающую слезы.

— И я тебя люблю, — прокричал он. — Ты слышишь, Ирэн, люблю!

— Ты не сердишься на меня? Я не виновата, Валери. Не, виновата…

— Знаю, — вырвалось у Кушнира, — я не сержусь. Я хочу сказать [тебе, Ирэн: оставайся в Москве. Навсегда. Ты меня понимаешь? Навсегда…

— Это невозможно… пока… Потом, может быть, но сейчас не могу. Не сердись, Валери… Позже ты все поймешь. До свидания…

— Ирэн, Ирэн! — кричал в трубку Валерий, не думая о том, что его наверняка слышит все общежитие. Но трубка отвечала короткими гудками.

«Может, взять пару отгулов и махнуть в Москву? — думал Кушнир, рассматривая календарь. — На понедельник и вторник, и уехать в пятницу. Четыре дня получится. Но почему у нее все эти дни телефон не отвечал? Может, она на другую квартиру переехала? А возможно, Травински тут замешан? Нет, надо подождать, Ирэн должна еще раз позвонить…»

Все эти дни Валерию не хватало Ирэн, он это знал теперь наверное. Если в начале знакомства он относился к ней просто как к красивой женщине и не больше, то вскоре Ирэн прочно вошла в его жизнь. Ему надо было постоянно видеть эту женщину, ощущать ее рядом. Кушнир никогда еще не испытывал такого чувства, и оно его обрадовало. Он даже матери написал, осторожно рассказав, что познакомился с изумительной девушкой. Мать ответила, что очень рада, и приглашала на лето сына с «невестой» приехать погостить…

— Правы вы были, Владимир Иванович. — Кудряшов положил на стол несколько фотографий. — Сэм почти неделю на «хвосте» у Кушнира сидел. Снял комнату напротив общежития в частном доме и буквально встречал и провожал.

— Кушнир заложил тайник?

— Да, вчера в девять шестнадцать…

— Когда выемка произошла?

— Удивительно, но факт: в тот же день. Как и предполагалось, тайник изъял Сэм. Он был на своей машине и тут же уехал в Москву. Очевидно, у них с Травински постоянная связь.

— Ответ был?

— Около восемнадцати пятнадцати все тот же Сэм остановился рядом с отметкой «47 километр» и с полчаса менял правое переднее колесо на запаску.

— Что там было?

— Настойчивое желание увидеть предварительные расчеты новой технологии…

— О! Видно, «журналиста» начали поторапливать из «компании». Это странно. Непроверенного агента заставляют рисковать. Не похоже на ЦРУ. А может, это инициатива Травински? — Росляков задумчиво посмотрел на Кудряшова. — Может, выслужиться хочет? Отношение к нему руководства, прямо скажем, прохладное…

Кудряшов осторожно посмотрел на часы.

— Что, на свидание торопишься? — Росляков добродушно ухмыльнулся.

— Нет. Сейчас должны позвонить и сообщить, когда изъял тайник Кушнир.

— Так… Задание Травински серьезное. Андрей, готовь план операции и после обеда — ко мне.

— Есть. Разрешите идти…

— Давай, боец.

Юджин Макдональд, бывший политический деятель и бизнесмен из Алабамы, а ныне резидент разведки, сидел за столом в своем кабинете и просматривал какие-то бумаги, когда секретарь доложил о том, что Травински просит принять его.

— Пусть подождет, — буркнул он.

Макдональд хотел показать, что очень занят, и… настроиться на нужный лад. Новое руководство «компании» не очень-то приветствовало старое поколение разведчиков, упрекая их в ненужной щепетильности и осторожности. Макдональд это понял сразу при первой встрече с директором «компании» перед отъездом в Москву. Разговор был длинный, но деловой. Директор только что вступил на свой пост и, естественно, хотел зарекомендовать себя перед президентом с лучшей стороны. Макдональд знал, что директор сыграл огромную роль в предвыборной кампании, что президент безоговорочно доверяет ему и надеется на него.

Назначение в Москву для Юджина было, кроме всего другого, лестно потому, что он был деловым человеком и считал, что, чем труднее поставленная задача, тем выше оценивается ее выполнение, особенно если выполнена она на «сто долларов».

— Проси, — наконец сказал Макдональд секретарю и принял деловую позу.

— Добрый день, мистер Макдональд. — Гарри остановился в дверях.

— Травински! Хэлло! Проходите, Гарри, садитесь. С чем пожаловали?

— «Аспирант» снял тайник и в скором времени, очевидно, сделает работу.

— О'кей…

— Я бы хотел поговорить об операции прикрытия, шеф.

— Кто пойдет на изъятие тайника? — Юджин подвинул Травински коробку сигар и зажигалку.

— Мне кажется, следует послать Сэма. Он уже проводил подобную операцию, знает особенности местности и не вызовет подозрения ни у кого…

«Ага! — злорадно подумал Макдональд, но вида не показал. — Испугался… Хочешь подставить Сэма. На всякий случай, как говорят русские! Шиш! Не выйдет. Если операция провалится, то этот нищий аристократ станет обвинять меня в том, что я дал ему агента, который работал на контрразведку! Нет уж, Гарри, такой фокус у тебя не пройдет! Я на своем веку и не таких видел…»

— Что ж, Гарри, вам, конечно, виднее, но я бы не советовал этого делать. Сэм и так много поработал на вас, нужно дать отдохнуть человеку. Вы, Гарри, слишком долго сидели в Москве без работы, так что, мне кажется, — Юджин улыбнулся и поднес зажигалку к сигаре Травински, — в этот раз поработать придется именно вам.

— Но, мистер Макдональд, по всем правилам…

— Это приказ, мистер Травински. — Юджин встал, поправил галстук. — Желаю удачи…

План операции обсуждали долго. Надо было продумать все до мельчайших деталей, и Росляков, неимоверно уставший за эти дни, настойчиво проигрывал их на карте. Он заставлял сотрудников с часами в руках повторять одно за другим свои действия, неожиданно вводил осложнения и, наконец, удовлетворившись, тяжело опустился на стул.

Андрей смотрел на полковника и еще раз мысленно проигрывал заключительную стадию операции.

В кабинете стояла непривычная, режущая слух тишина. Росляков встал, подошел к своему столу, молча убрал в сейф документы и, обернувшись, добродушно бросил:

— Что задумались, бойцы? Уморил вас старик? Молчите, значит, уморил…

По комнате прошло легкое движение, словно спала скованность. Кто-то вполголоса заговорил, кто-то снова подошел к карте Московской области, еще раз всматриваясь в место проведения операции.

— Ну так, ребята, — полковник глянул на стенные часы, — по домам. С утра — готовность номер один. Андрей Петрович, ты до утра дежуришь. Я дома. Bce!