Глава 4

Коннер думал о том же, сжимая ее в объятиях. Но как ни желал он продолжить общение с рыжеволосой журналисткой, им нужно было расстаться. Ни одна женщина не будоражила его так, как она, и все же Николь ему не подходила.

Ее губы так сладки, а ее аромат — самый эротичный из всех, что ему доводилось вдыхать в своей жизни. Коннер осознавал, что его начинает тянуть к ней, однако гнал эти мысли. Крепко целуя Николь, засовывая язык между ее губ, он старался удовлетворить свой сексуальный голод. Голод, не дававший ему покоя после их первого поцелуя.

Но чем дольше Коннер целовал Николь, тем больше хотел ее. Почему бы, в самом деле, не овладеть ею прямо здесь, в своем кабинете?

Его рука скользнула по ее спине, ниже талии, ниже бедер.

Неожиданно он поднял Николь и прижал к себе. В этом бесконечном поцелуе женщина забыла обо всем. Она желала одного — продолжения. Того же хотел и Коннер.

Ее грудь нежно прильнула к его груди. Он сделал несколько шагов и уложил ее на письменный стол. Николь обвила ногами его торс.

Коннер ласкал ее колени и бедра. Он мечтал об этом с того момента, как она в первый раз закинула ногу на ногу, сидя в кресле. Николь приподнялась, и он придвинул ее к себе, так что теперь она сидела на краешке стола, а Коннер стоял, зажатый ее ногами.

Опираясь на руки, Николь смотрела на него широко раскрытыми глазами. Ее губы были влажными, а кожа на шее едва заметно покраснела — возбужденное тело подавало сигнал готовности.

— Еще один поцелуй, и я задам вопрос, — предупредила Николь.

Коннер кивнул, стараясь не вдаваться в смысл ее слов.

Еще один поцелуй. Но этим дело не закончится. Он хотел проникнуть в ее упругое сочное тело.

Когда Коннер слегка наклонил голову, она снова потянулась к нему. Однако он желал, чтобы Николь распласталась перед ним на столе. Чтобы она дала понять, что готова впустить его. Он остановил ее:

— Не шевелись.

— Вот так? — Она откинулась на руки.

— Да.

Медленно, не спеша он исследовал ее грудь. Коснулся набухших сосков.

— Мне нравятся твои веснушки, — заявил Коннер.

— А мне нет. Мне кажется, они не сексуальны.

— О… — протянул он, целуя ее в шею. — Еще как сексуальны.

Она закрыла глаза.

— Они у тебя по всему телу?

Коннер чувствовал, что женщина воспламеняется от его прикосновений. Поцеловав начало ложбинки между грудями, он посмотрел на Николь и увидел, что она покраснела.

— Да, — ответила Николь.

Коннер издал протяжный глубокий стон, представив, как она лежит на его столе и единственное, что покрывает ее тело, — это веснушки. Он потянул молнию на ее платье, но Николь воспротивилась. Очнувшись, Коннер огляделся и вспомнил, что находится у себя в кабинете.

В следующую секунду он хотел отойти от стола и отдышаться. Однако Николь крепко сжала его руку и, притянув ее к себе, поцеловала ладонь.

Обвив руками шею мужчины, она придвинулась ближе и прижалась к нему. Коннер почувствовал, насколько она влажна, а Николь ощутила силу его эрекции. Она поцеловала Коннера в губы. Ему казалось, что сейчас в мире не существует ничего, кроме этой рыжеволосой фурии.

Если до этого Николь позволяла ему целовать ее, то на этот раз она сама набросилась на него — страстно, агрессивно, словно пантера. Она руководила его рукой, гладившей ее набухшие груди, сначала поверх платья, а затем внутри. Кто сидит на столе — Николь-журналистка или Николь-женщина? Как ему хотелось, чтобы это был второй вариант. Но в то же время Коннер понимал, что с его стороны неосмотрительно отделять одну Николь от другой.

Он вспомнил, что это их последний поцелуй. Даже если эти несколько минут будут лучшими в его жизни, он не сможет получить большего.

Он продолжал водить языком между губами Николь, однако мечтал облизать ее целиком. Коннер нащупал под платьем твердый сосок и стал водить по нему пальцем. Николь извивалась, посасывая его язык.

Он вплотную прижался к ее влажному лону. Николь издала протяжный стон. Теперь ничто не могло их остановить. Их тела знали, чего они хотят, и требовали этого. Этика, логика, мораль были забыты. Коннер расстегнул ее платье и собирался сделать то же с бюстгальтером…

Раздался стук в дверь.

Николь застегнула платье, а Коннер отошел от стола. Наверное, это знак: не следует давать волю телу, не посоветовавшись с разумом. Возможно, действуя так же необдуманно, его отец угодил в ту омерзительную историю.

— Одну секунду! — крикнул Коннер.

Николь соскользнула со стола. На ее щеках пылал румянец, а волосы были взъерошены. Коннер жестом показал ей, где находится душевая.

Она кивнула и направилась туда. Глядя ей вслед, он окончательно понял, что большего от нее не получить.


Николь не могла совладать с собой. Все зашло слишком далеко. И дело не только в том, что происходило минуту назад в кабинете. Главное — что творилось у нее внутри. Задумка с интервью незаметно потеряла смысл.

Николь закрыла на защелку дверь ванной. Она посмотрела на себя в зеркало: растрепанные волосы, надетое кое-как платье. Женщину в зеркале было сложно узнать. Николь нахмурилась.

— Ты очень много сделала для своей карьеры, — проговорила она строго, — а теперь хочешь пустить все под откос? — Николь достала из сумочки косметичку. — Черт возьми, Николь, ты хитрая, ты сильная, у тебя на руках все козыри! Не сдавайся!

Она накрасила губы и попудрила нос. Затем поправила платье и немного покрутилась перед зеркалом, убеждаясь, что снова выглядит безукоризненно как спереди, так и сзади.

Положительный момент заключался в том, что теперь Николь знала силу влечения Коннера. Но ее стратегический план чуть не потерпел крах. К тому же она недооценила свое собственное влечение к Макейфи. В жизни Николь еще не было мужчины, который настолько сильно вскружил бы ей голову. А это однозначно плохо. Это означает потерю контроля над собой, чего никак нельзя допустить.

Она давно научилась держать мужчин на расстоянии, но Коннер каким-то образом прорвал ее оборону. Николь понимала, что не сможет спать с ним и при этом оставаться самой собой — гордой, хладнокровной журналисткой, которую знают и уважают в издательстве.

Она нагнулась к зеркалу, как будто ожидая от него совета. Но отражение тоже выглядело растерянным. Сообразив, что пробыла в ванной комнате слишком долго, Николь открыла защелку. Коннер не должен подумать, что она испугалась и боится выходить. Нельзя допустить, чтобы он понял, как велико его влияние на нее.

Но, черт возьми, оно действительно велико!

Открыв дверь, Николь увидела, что Коннер стоит у окна и смотрит на город. Она медленно подошла к нему. Ей, выросшей в Техасе, было все еще непривычно видеть город с такой высоты. Как и в первый раз, у нее захватило дух.

— По-моему, ты должен ответить на один вопрос, — тихо сказала Николь.

— Не отрицаю.

Его тон был твердым и спокойным, правда, слегка наигранным.

Николь понимала, что Коннер выбит из колеи не меньше, чем она. Было приятно видеть в таком состоянии человека, который привык контролировать не только себя, но и все вокруг. Еще приятнее было осознавать, что свое знаменитое самообладание он потерял из-за нее.

— Спрашивай, — сказал Коннер.

Но мысли настолько спутались в ее голове, что она едва не задала вопрос, не имеющий никакого отношения к статье. Ей хотелось выяснить, почему он предлагает ей провести с ним всего лишь месяц?

Николь попыталась взять себя в руки и откашлялась:

— Одну секунду, я возьму блокнот.

— Я не спешу. — Коннер направился к своему столу.

Было сложно поверить, что всего несколько минут назад он страстно целовал ее. Сейчас перед Николь сидел совершенно другой человек. Именно таким она представляла Коннера, читая его биографию.

Понимая, что другой возможности может не представиться, молодая женщина решила идти напролом. Она набрала в грудь воздуха. Вопрос, который ей предстояло задать, был сугубо личным, и от ответа Коннера зависело содержание всей статьи.

— В экономических журналах пишут, что вы руководите «Мэтчмейкерс» в точности, как ваш отец. Скажите, не оттого ли вы до сих пор одиноки, что не только это объединяет вас с Макейфи-старшим? Правда ли, что вы боитесь совершить ту же ошибку, что и он?

Конечно, Коннера могли сильно разозлить эти слова, выпаленные ею на одном дыхании. Но ничего не поделаешь, он должен ответить. Она дала ему намного больше, чем поцелуй, а он — человек чести.

— Что касается бизнеса, у моего отца была отличная хватка, — начал Коннер без каких-либо эмоций. — Если кто-то считает, что в этом мы с ним схожи, я только рад. Однако во всем остальном мы абсолютно разные.

— Вы боитесь повторить путь отца?

Мышцы его лица напряглись, и Николь ощутила дрожь не удовольствия, а страха.

— Это я оставлю без комментариев.

— Без комментариев?

— Здесь что, эхо? — поинтересовался Коннер, натянуто улыбнувшись.

Николь подошла вплотную к столу. Упершись в столешницу обеими руками, она нагнулась и твердо проговорила:

— Коннер, у нас был уговор. Свою часть обязательств я выполнила.

Он вытянул вперед ладони, словно защищаясь:

— Спокойно, Рыжик. Просто я не думал, что все зайдет так далеко.

— Вообще-то я тоже.

Одарив Николь еще одной вымученной улыбкой, он откинулся на спинку кресла:

— Зачем тебе это нужно?

— Я не так много прошу. Прямых цитат в статье не будет, не бойся. Но я действительно считаю, что в ответе на этот вопрос — разгадка того, каков на самом деле Коннер Макейфи.

Он покачал головой:

— Боюсь, я не могу ответить.

— Ты должен, Коннер, ты обещал.

— Задай другой вопрос, — спокойно сказал он. — Я никуда не спешу, можешь подумать.

— Я спросила то, что хотела. Не опускайся до уровня дешевых звезд, Коннер. У нас была договоренность.

— А ты не опускайся до уровня…

— Кого? — перебила его Николь. — Любовницы? Мне кажется, любовницы имеют право получить то, что им обещали.

— Не всегда, — возразил Коннер. — Любовницы получают только то, к чему их допускают.

Николь не знала, что ответить. Она едва сдерживалась, чтобы не влепить ему пощечину. Коннер обвел ее вокруг пальца. А если бы она согласилась переспать с ним, он выставил бы ее утром за дверь ни с чем?

— Что это значит? — только и смогла выдавить она.

— Это значит, что у всего есть границы.

— При этом я не ограничивала тебя в твоих действиях.

— Неужели?

— Мы в офисе, Коннер. Мне что, извиниться за свою стеснительность?

— Это и есть границы, о которых я говорю. Ты ограничила меня в действиях, я ограничиваю тебя в ответах.

Николь закусила губу:

— Читателей интересуешь прежде всего ты, а не твоя компания.

— Я никого не посвящаю в свою личную жизнь, — отрезал Коннер. — Тебе было бы приятно, если бы я стал задавать тебе компрометирующие вопросы?

— Спрашивай о чем хочешь, — выпалила Николь.

— Почему ты до сих пор не замужем?

— Моя жизнь — это работа. На данный момент это все, что у меня есть.

— У меня то же самое, — кивнул он. — Можешь считать это моим ответом.

— Но это мой ответ! — воскликнула Николь. — У нас с тобой разные причины. Тебе есть что рассказать.

— Как и тебе. В твоем прошлом было что-то такое, после чего ты решила посвятить себя работе. Работа стала твоим убежищем в бегстве от прошлого.

По тому, как Николь сощурила глаза, Коннер понял, что попал в яблочко.

— Но я не публичный человек, — заявила она.

— Я тоже.

— Это не так. О тебе пишут газеты, а твоя сестра ведет кулинарное шоу. Уверена, если мы сейчас выйдем на улицу, тебя узнает каждый второй прохожий. А меня не узнает никто.

— Николь, я ценю твою настойчивость на пути к цели, но в данной ситуации ты ничего не получишь. Точка.

Николь подняла с пола сумку.

Коннер понимал, что немного перегнул палку. Но и она вела себя чересчур дерзко, постоянно возвращаясь к его больной теме.

Николь открыла дверь:

— Любишь играть с огнем, Коннер? Значит, будем играть.

— Значит, будем, — тихо повторил он, когда дверь за ней захлопнулась.


Николь шла по коридору на подгибающихся ногах. Что было бы, если бы секретарша не постучала в дверь? Одному Богу известно, чем это могло закончиться.

Коннер откинулся в кресле. Повлияют ли события этого утра на то, что Николь напишет про его компанию и про него лично? Оставалось надеяться, что нет. Хотя бы потому, что, по всей видимости, мисс Рейнолдс действительно готова сдержать слово.

Николь, несомненно, профессионал. Как она подбиралась к нему со всех сторон, чтобы получить нужную ей информацию! Как пользовалась своим главным козырем — сексуальностью — чтобы разговорить его! Николь еще не успела выйти из здания, когда Коннер понял, что уже ждет следующей встречи.

В дверь постучали.

— Войдите.

— Мистер Макейфи, у вас назначена встреча, — сказала Стелла, секретарша, одинокая женщина за сорок, мать двух мальчиков-подростков. Она работала у Коннера десять лет, и в том, что касается работы офиса, он мог полностью положиться на нее. — Могу я пригласить гостя?

Когда Коннер увидел дату на мониторе компьютера, ему захотелось кричать. На сегодня была запланирована его встреча с Диком, другом детства. Фирма родителей Дика недавно разорилась, и теперь он искал работу.

— Да, — сказал Коннер. — Стелла, пожалуйста, сделайте так, чтобы беседа не продлилась более тридцати минут.

— Да, сэр, — улыбнулась секретарша. — Я все поняла.

Коннер не знал, что делать со своим приятелем. С одной стороны, он сочувствовал Дику. Кто, как не Коннер Макейфи, мог понять, как ужасно, когда имя твоих родителей мусолится в скандальной хронике.

Дик вошел в кабинет. Высокий, под метр девяносто, с черными кудрявыми волосами. В юношестве Дик интенсивно занимался спортом и даже возглавлял школьную футбольную команду. Но родительские деньги сделали свое дело — последние пятнадцать лет он только и делал, что транжирил их во всех концах света. Подтянутая фигура выдавала в нем бывшего спортсмена, но грустный взгляд и нездоровый цвет лица говорили о том, что жизнь этого человека пошла под откос.

— Привет, Дик! — воскликнул Коннер, протягивая руку.

— Здравствуй, Коннер. Спасибо, что согласился на встречу.

— Нет проблем. Я как раз собирался позвонить тебе и пригласить куда-нибудь развеяться. Чем могу быть полезен?

Дик задумался, затем улыбнулся:

— Я пришел к тебе с предложением. Я знаю, как выгодно вложить деньги.

Это было в стиле Дика. Именно по этой причине Коннер оттягивал встречу с ним. Он жестом предложил приятелю присесть в кресло, в котором совсем недавно сидела Николь.

— Выкладывай.

Дик говорил долго, практически не делая пауз. Коннер успел вспомнить то время, когда сам был в такой же ситуации. К счастью, с ним это случилось в молодости, и он смог пережить кошмар практически безболезненно. С Диком было сложнее — отказ от образа жизни, к которому тот привык, проходил крайне тяжело.

— Может быть, я не силен в бизнесе, — начал Дик, — но я неплохой яхтсмен. И моя жена предложила организовать свой бизнес — катать туристов на яхте. Мы все подсчитали, прибыль налицо. Проблема в том, что свою яхту мне пришлось продать за долги, и поэтому я здесь. Короче говоря, я предлагаю тебе вложиться в бизнес и купить нам хорошую яхту, а уж найти богатых клиентов — наша задача.

Как ни странно, идея Коннеру понравилась. Он задал Дику несколько вопросов, после чего тот представил довольно убедительный бизнес-план. Похоже, жена Дика была закоренелой оптимисткой — не сродни женщинам, что отговаривают своих мужей открывать новое дело после финансового краха.

Коннер решил вложить в это предприятие собственные деньги, не прибегая к фондам «Макейфи интернешнл». Дик безумно обрадовался.

Коннер сидел в кресле и думал о Николь. Как бы она отреагировала, услышав, что он помог другу детства в сложной ситуации? Трудно сказать. Он не знал о ней ничего, кроме того, что хотел ее с каждой минутой все сильнее.

Загрузка...