В больнице графства Кук Данко и Ридзику залечили раны. Надо сказать, правда, что Данко потребовалось от врачей больше внимания, за что Ридзик был благодарен судьбе. На большой порез на лбу у Данко наложили четырнадцать швов, тогда как Ридзику хватило лишь йода и очередного укола от столбняка. Впрочем, каждому из них следовало ещё давать объяснения: Данко уединился с советскими дипломатами, Муссорским и Степановичем почти на час, а Ридзик отвечал на вопросы Доннелли. И сам тоже собирался задать несколько вопросов.
— Так что вы добрались, наконец, до Виктора, — говорил Доннелли.
— Ага — сегодня мы сделали Россию немного счастливей и безопасней.
— Хорошо, — ответил Доннелли. — Я рад.
— А где его чёртово тело? — спросил Стоббз. Ридзик посмотрел на него таким взглядом, словно ответ был очевиден:
— Я перетащил его за границы нашего графства. Пусть им занимаются ребята Цицеро. Это сэкономит нам неделю бумагомарания.
— Просто прекрасная идея, Арт, — отметил Стоббз. Но Ридзику было плевать на то, что думает Стоббз. Его больше волновал Доннелли.
— Я всегда считал вас отличным парнем, командир.
— Рад стараться, — скромно ответил Доннелли.
— Ну да, чтобы мне потяжелей жилось. Вы ведь специально подвесили меня к Данко? Думали, что я в дерьме окажусь?
Доннелли неуверенно переступил с ноги на ногу:
— Вы хороший полисмен. Поэтому я и дал вам сложное задание. Я считал, что вы сможете справиться с ним.
— Черта-с-два! Если бы у них выгорело это дело, пока вы все сидели на бейсболе… — Ридзик махнул рукой. — Ох, черт возьми! Эй, Стоббз, а это дерьмо неплохо будет смотреться в моей характеристике, верно?
Как ни неприятно было Стоббзу сознавать это, но, похоже, Ридзик снова вступит в строй на полных правах. Если б они хоть разбили скульптуру Колдера, то можно было бы предъявить к нему какие-то претензии, но на ней не осталось и царапины.
— Да, — ответствовал он слегка подавленным тоном, — ваша характеристика будет в порядке.
— В порядке?
— Хорошая. Очень хорошая.
Ридзик чувствовал себя неплохо, хотя задница и побаливала.
— А знаете, этот сукин сын — настоящий полисмен. Может работать в Чикаго, командир, если ему дать подходящего партнёра, чтоб показал ходы.
Доннелли покачал головой:
— Данко? Забудьте, Ридзик. Радуйтесь, что продолжаете работать.
Если капитан Данко и был рад тому, что отбывает домой, или грустил оттого, что покидает Чикаго, или даже счастлив, что наконец-то мёртв Виктор Роста — то он не показывал этого. Ридзик отвёз его в аэропорт, зарегистрировал на рейс Аэрофлота, а потом отвёл в один из многочисленных баров. Ридзика слегка удивило то, что Данко одним махом опорожнил полбутылки водки, словно это был лимонад, и лишь потом успокоился и стал попивать её ухе неторопливо. И при этом он не пьянел.
Телевизор над баром передавал бейсбол — «Уайт Сокс» — «Тайгерс», и Данко глазел на экран с таким видом, словно игра эта была для него столь же непостижима, как итальянская опера.
— Это Бейнс, — сказал Ридзик. — Чертовски здорово бросает.
Данко потягивал свой напиток.
— Да.
— Эй, Данко. Как вы думаете, мог бы я работать секретным агентом в России?
Перед тем как отправиться обратно домой, Данко ухе снова переоделся в свою милицейскую форму. На лбу у него выделялся красноватый шрам, но Ридзику подумалось» что это даже украшает Ивана.
— Нет.
Но Ридзик видел, что Данко шутит — в свойственной ему манере, конечно.
— Прекрасно. Просто прекрасно. Я тоже буду по вас скучать.
— Хорошо.
Ридзик отпил пива, поглядывая на экран.
— Слушайте, я вот что хотел у вас спросить. Помните, тогда, на автовокзале, когда мы уже было взяли Виктора, а вы направили пистолет на меня?
— Помню.
— Вы бы ведь не стали стрелять в меня, верно? Данко лишь молча продолжал смотреть. И Ридзик подумал: «Да, он бы выстрелил в меня. Может, только в ногу. Но этот сукин сын выстрелил бы».
— Ага. Так я и думал. Я просто хотел, понимаете, удостовериться.
Данко снова повернулся к телевизору:
— Я не понимаю этой игры.
— Бейсбола? Да и не надо. Это чисто американская забава, — Ридзик отхлебнул пива. Он решил, что не стоит упоминать, что бейсбол — это ещё и японская забава, и кубинская. — Вам, русским, лучше заниматься плясками вприсядку и дрессировать медведей для цирка.
— Сейчас и в Советском Союзе играют в бейсбол. Почему-то это разозлило Ридзика:
— У вас, ребята, в этом деле нет никаких шансов. Это наша национальная игра, — он снова перевёл взгляд на экран, посасывая пиво. — Хотя, надо сказать, между нами можно бы было устроить дьявольское состязание.
Данко улыбнулся:
— Мы бы выиграли. Ридзик рассмеялся:
— Это уж мы посмотрим, товарищ. Данко поставил стакан и снял с запястья свои дешёвые часы. В Советском Союзе, — начал он торжественно, словно произнося речь, — есть обычай обмениваться сувенирами на память — как знак дружбы. Я решил отдать вам это.
Ридзик посмотрел на его часы, потом на свой «Ролекс». Обмен был явно нечестным — ну и черт с ним. Мир во всем мире в обмен на часы — благородное дело.
— Очень мило, а я и не знал о таком обычае. Просто очень приятно, — он отстегнул свой «Ролекс». — Я тоже хочу подарить вам свои часы. Это чудо — тысячедолларовый образчик западной технологии. Умеет делать все что угодно — разве что задницу не может пороть.
Данко застегнул «Ролекс» у себя на руке и с восхищением посмотрел на часы. Ридзика же его подарок отнюдь не привёл в восторг.
— А это настоящие… восточногерманские часы за двадцатку. Даже не верится, что вы мне их подарили, — сказал он, широко улыбаясь. — Это пластмасса, верно?
Впрочем, какого черта. Забавно будет как-нибудь вспомнить вечерком в баре.
— Я очень рад, — ответил Данко. Он допил и, наклонившись, поднял свой чемодан.
— Пока, — сказал Ридзик.
— До свиданья, — ответил Данко. Затем, подумав, добавил:
— Ридзик, мы полицейские, а не политики.
— Да? Слава Богу. И что это должно означать? Данко улыбнулся:
— Это значит, что мы можем любить друг друга, — а потом сказал по-русски:
— Удачи тебе. До свиданья. Ридзик пожал плечами:
— Извините, я слегка подзабыл русский язык.
— Удачи и до свиданья, — перевёл Данко. Он положил руку Ридзику на плечо, сжал его, снова подхватил чемодан и вышел из бара.
— Пока, чувак! — крикнул вслед ему Ридзик. Он проследил, как серая форма постепенно скрывается в толпе, потом снова принялся за пиво. Ридзик смотрел игру, решив, что после всего недавно пережитого ему следует пару часиков передохнуть. В середине восьмого иннинга часы Данко — а теперь уже Ридзика — запищали. Ридзик нажал кнопку, отключая сигнал, и допил пиво.
— Пора кормить попугая, — сообщил он бармену. Тот подозрительно взглянул на него:
— И какого черта это должно означать?
Ридзик улыбнулся:
— Мистер, вы мне все равно никогда не поверите.