Красная шапочка

Глава 4

Эммануэль прислушивается к тому, что происходит наверху, но там подозрительно тихо. «Почему он спросил про мою фамилию?» — девушка расслабляется. Её голое тело остужает вечерняя прохлада. Кажется, что она засыпает на несколько минут, провалившись в усталую дрёму. Слыша неторопливые шаги на лестнице, она поднимается с дивана, рассматривая Этьена в человеческом виде. Она предполагает, что он будет точной копией Жака. «И это будет неплохо… У Жака крепкая фигура», — надеется Эммануэль.

Но мужчина у лестницы выше Жака и уже в плечах.

Предчувствуя недоброе, девушка отступает к окну, попав в полосу света. Мужчина неспешно приближается. Из тени появляется его лицо — молодое, с усами и короткой курчавой бородкой, обрамляющие острый подбородок и скулы. Эммануэль непроизвольно охает. Она протягивает к биоморфу руки:

— Отец?

Её отец, такой, каким она запомнила его в детстве, стоит перед ней, голый по пояс. На нём просторные штаны Жака, болтающиеся на бёдрах. Биоморф нежно сжимает её кисти: — Здравствуй, Эмми.

Эммануэль крепко прижимается к знакомой груди: — Ты сволочь, Этьен. Ты сожрал всех, кого я любила!

Этьен улыбается, поглаживая её голову: — Значит, ты должна любить меня.

— Почему?

— Я — это те, кого ты любишь, и те, кто любит тебя.

— Ты биоморф, — Эммануэль размыкает объятья и идёт к шкафу. Она вытаскивать свою старую камуфлированную одежду.

— А ты разве нет? — искренне удивляется Этьен.

— Знаешь, — девушка хмурит брови, пытаясь сформулировать получше: — Мне кажется, я какая-то особенная…

— Бронированная, наверное? — передразнивает биоморф их утренний диалог.

— Человечная, — уточняет Эммануэль и спрашивает, как бы невзначай: — И как тебе Жак? Вкусный?

— Лучше бы я съел пилота. Этот Кристоф — мелкая сошка, — подойдя к Эммануэль, Этьен обнимает её за плечи и отстраняет от шкафа. Сдвинув шкаф в сторону, он устремляется в уборную.

Эммануэль поспешно отходит. «Тридцать килограммов ароматного, свежего дерьма», — вспоминает она слова старика: — «Вот всё, что остаётся от человека после поглощения биоморфом».

И, судя по звукам, эти килограммы даются Этьену непросто. Непроизвольно хихикая, Эммануэль натягивает куртку. Привычно застёгивает ремни портупеи. Подняв FAMAS охотника, оставленную на столе, она критично крутит винтовку в руках, оттянув затвор и рассматривая патронник. «По крайней мере, он о ней заботился… Смазано, заряжено, взведено».

Когда появляется Этьен, шатаясь от усталости и вымученно улыбаясь, Эммануэль задумчиво ест тушёнку, выковыривая из банки желейно-жировую субстанцию, сдобренную свининой.

Девушке не по себе оттого, что он всё ещё выглядит, как её отец.

— Тушёнку будешь? — она кивает на раскрытый рюкзак.

— Мммм… — биоморф заглядывает в банку: — А консервированная ветчина есть?

Девушка разводит руками: — Устрицы и чёрная икра тоже закончились.

Этьен садится рядом, устроив руки на коленях. Он наблюдает, как она открывает ещё одну консерву.

— Ты не думай. Это нервное. Обычно я ем меньше, — оправдывается Эммануэль. «Вообще-то я ем больше, особенно, когда голодная…» — признаётся она себе.

Биоморф берёт её за руку.

— Спасибо, — говорит он тихо.

— За что? Ты даже не попробовал.

— Я не про тушёнку. Я про то, что ты спасла мне жизнь… — кажется, Этьен не лукавит.

«Может, они не просто хищники?» — девушка откладывает еду. «Может, они, как и люди, могут любить, испытывать благодарность, дружить… Может, они так же задумываются о смысле жизни?»

— Квиты… — стараясь не подавать вида, что растрогана, Эммануэль обводит комнату рассеянным взглядом: — Нам придётся отсюда уйти?

Она столько раз бывала здесь, что это место стало ей вторым домом. Всё вокруг напоминает ей о бабушке. Как они сидели у камина в холодные декабрьские дни, и бабушка рассказывала ей про свою молодость. Она всегда вспоминала весёлые случаи и забавные истории, и Эммануэль смеялась до слёз. Она была счастлива, и ей хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно. Бабушкин голос, треск огня, аромат травяного чая и тот особенный запах уютного жилья, которого никогда не было в её собственном убежище…

— Придётся уйти, — Этьен грустно кивает на Жана, распростёртого у двери — Эммануэль оттащила его туда, чтобы не мешался: — Они прилетят за ними.

— Давай воспользуемся вертолётом, — Девушка поднимается с дивана. На улице тихо, солнечные пятна бегут по комнате — это ветер качает листву. Комната напоминает калейдоскоп в мелькании цветных пятен. Напряжение, которое держало Эммануэль последние часы, отпускает понемногу. Она сладко потягивается, вращая шеей.

Затенённый Этьен, сложив пальцы в замысловатую «мудру», держит на них подбородок. Лоб его сморщен, а взгляд обращён вовнутрь.

«Выглядел ли мой отец так, когда думал о чём-нибудь?»

Биоморф поднимает глаза: — В вертолёте бомба.

— Обычное дело, — меланхолично произносит девушка, упирая кулаки в бёдра: — Всё, что тебе нужно, обычно либо заперто, либо сломано, либо заминировано, либо завалено сверху дерьмом… Что за бомба?

— Радиофугас, — уточняет Этьен: — На случай захвата вертолёта. Если он летит не туда, куда говорит диспетчер…

— Дай угадаю, — обрывает его Эммануэль и изображает голосом взрыв: — Бабах!

Биоморф отводит взгляд, поворачиваясь точёным профилем. Эммануэль невольно любуется его носом с лёгкой горбинкой, мягкими глазами, Нижней губой с треугольником волос под ней. «Мой отец был красивым мужчиной…» Девушка демонстративно прочищает горло. От неё не скрывается душевная борьба, тенью опустившаяся на лицо Этьена.

Тот, качнувшись, поднимается с дивана и на прямых ногах подходит к ней. «Ну же», — чуть ли не вслух выдыхает девушка.

Повинуясь взаимному порыву, они соприкасаются телами. Губы ищут губы, словно слепые кутята в поисках соска тыкаются в мягкое подбрюшье.

Рука Этьена проникает за ремень её штанов вдоль поясницы.

— Нет, — выдыхает она: — Только не под видом моего отца.

— Почему?

— Я не смогу сопротивляться, — честно признаётся Эммануэль: — Если мы должны уйти, то лучше сделать это сейчас.

Этьен неохотно кивает и, направляясь к двери, хватает её за задницу.

— Дурак! — гогочет девушка, оглядывается и, повесив на плечо рюкзак с винтовкой, выходит на свежий воздух.

— Скромненько, но со вкусом.

Пятнадцатиметровое иссиня-чёрное тюленье тело, ощерившееся усами приборов и пулемётных стволов, мягко покоится на усиленном шасси, утопающем в луговых травах.

Эммануэль осоловело пялится на вертолёт охотников, небрежно оставленный на прогалине возле дома. Винты лениво поворачиваются на ветру, словно лопасти детской игрушки. Даже издали стальное чудовище пахнет отработанным топливом и горячей резиной.

— Офигеть… — только и выговаривает Эммануэль, сгорбившись от тяжестей. — Ты что-то сказал?

— Скромненько, говорю, — Этьен отгоняет шмеля, деловито изучающего его голову.

— Что это за штука?

— Пэйв Хок. Самая крутая модификация «Чёрного ястреба». Куча электроники, сенсоров и сканеров… Мой последний обед не сильно разбирался в таких вещах, — пожав плечами, Этьен смело направляется к кабинке, чтобы забрать оттуда несколько одному ему знакомых вещей.

«Удобно, наверное», — с завистью думает Эммануэль: «Сожрёшь кого-нибудь, и сразу всё знаешь. Где что лежит, как что называется…»

Подойдя к заднему колесу, она пытливо пинает шину носком.

Этьен вылезает из кабины с лётной курткой под мышкой и картонной коробкой, гружёной трофеями.

— Он быстро взлетает? — сверкая из-под чёлки глазами, Эммануэль вытаскивает фосфорную гранату.

— Метра два в секунду… — биоморф натягивает куртку на плечи. Она ему почти как раз — серо-стальной нейлон сидит как влитой. «Ему идёт», — по ходу замечает девушка, выкапывая под колесом ямку. Через пол минуты под шасси оказывается М-15 с вынутой чекой. Трава заботливо возвращена на место.

— Я вдруг вспомнила, — задумчиво улыбаясь, говорит девушка: — Это, конечно, не моё воспоминание…

Этьен заинтересованно кивает: — Продолжай.

— У нас в группе был парень, — Эммануэль осматривает шасси с разных углов: — Нас учили взрывному делу. В Швеции. И этот чудак заминировал зажигательной гранатой снеговика, слепленного детишками на холме у дороги. Он-то думал, что весной снеговик подтает, и — бабах!

Эммануэль выдерживает паузу: — Десантники с нашей базы патрулировали местность на «Хаммере». И капралу взбрело в голову переехать снеговика джипом… Пятеро отличных парней сгорели заживо.

Этьен вздыхает: — Того горе-минёра наказали?

— Никто не знал, что это сделал он.

— Тогда ты откуда знаешь?

— Это я заминировала снеговика… — признаётся девушка.

— Это не ты, — мотает головой биоморф: — Это тот, кого ты съела. Мне должно быть стыдно за множество вещей, которые сделали те люди, чьи личности я получил. Но это не мои грехи. И не твои.

— Я понимаю… — Эммануэль рассматривает свои руки: — Он позволил поглотить себя добровольно. Он считал, что это станет искуплением его вины.

— Как звали… твоего вояку?

— Ксавьер Безье. Ему было двадцать три, — девушка закрывает глаза, чтобы вспомнить — широкое смуглое лицо, вечный ёжик непослушных волос, привычка разглядывать собственные руки, словно в этом был какой-то тайный смысл. «Отец съел сына, сын съел девочку. Кого съест она?» — руки сжимаются в кулаки. Спасительное заклинание вырывается из глотки: — Я человек. Моя форма есть истинная форма меня!

— За один день такое не вылечишь… — биоморф поудобнее перехватывает свою коробку: — Пошли, Эмми. Дорога неблизкая.

— Пойдём ко мне, — Эммануэль равняется с Этьеном на тропинке: — Места у меня хватит.

— Они пустят по нашему следу гончую.

— Собаку? — удивляется девушка.

— Собаку с радиомаяком. Они полетят за ней на вертолёте. У твоего дома, они будут ровно через два часа, как гончая встанет на след.

— Предложения? — девушка начинает понимать, куда клонит биоморф.

— В зоне радиации у меня есть хорошее логово, — с гордостью заявляет Этьен: — Помнишь, в детстве я рассказывал тебе про хоббитов, которые роют дома в холмах?

— Это не ты рассказывал, а мой отец, — сердито поправляет девушка.

Не обращая внимания на замечание, Этьен продолжает: — У меня есть нора у берега реки. Туда можно попасть только вплавь. Никакая гончая не выследит нас, когда мы поплывём по реке.

— Радиация меня убьёт. Я уже однажды пробовала зайти в ту зону. Чуть не померла, — Эммануэль вспоминает, как долго ей приходилось отлёживаться. Стряхивая с подушки начавшие вылезать волосы, она меланхолично пила красное вино в надежде, что оно выведет из её организма свободные радикалы. «Пьянь малолетняя», — только и сказала бабушка, когда спустя три недели Эммануэль пришла к ней, горланя песни, с очередной порцией тушёнки.

— Это твой организм притворялся, — возражает Этьен: — Чтобы ты верила, что ты человек. Если бы ты осталась там жить, то привыкла бы к высокому фону.

— Я решила не пробовать… Погоди, — Эммануэль в последний раз оглядывается на бабушкин домик. В её руке небольшой пульт автомобильной сигнализации. «Пик! Пик» — еле доносится вместе с ветром.

— Ещё один сюрприз для гостей, — пульт улетает в кусты, спугнув мелкую пташку, прыснувшую из ветвей, как пуля. Провожая её взглядом, Эммануэль понимает, что так же и она — снялась с насиженного гнезда, чтобы улететь и не вернуться…

В последний раз судорога охватывает её тело, завершая морф-фазу. Позади несколько восхитительных часов слияния, когда Эммануэль и Этьен, приняв свои истинные формы, обменивались генетическим материалом и знаниями, накопленными ими порознь.

«Похоже, я его оплодотворила…» — Эммануэль, уже практически вернувшаяся в человеческое обличие, лениво поворачивается набок, чтобы посмотреть на Этьена, ещё находящегося в стадии превращения в человека.

Она по привычке думает о себе в женском роде, а об Этьене — в мужском. Он всё ещё напоминает гигантского бурого слизня — настоящую форму биоморфов, но постепенно формируется скелет и вытягиваются конечности. Покров принимает телесный оттенок.

«Странно», — замечает девушка, рассматривая как на её собственной руке прорезаются ногти: «После секса превращение идёт так медленно…» Она ещё помнит блаженство последнего часа, когда они начали разделяться на две самостоятельные особи. Теперь между ними гораздо больше общего — знания, опыт… «Люди не могут так…» — с огорчением понимает Эммануэль: «Они могут заниматься сексом по несколько раз в день, но оставаться друг другу такими же чужими и непонятными, как и до этого…»

Где-то над рекой пролетает вертолёт. Уже шестой за последние сутки. «Мы подняли шум…» Но даже самые чуткие сенсоры не могут разглядеть их укрытия — вход в логово зарос ивняком и осокой, над ним — крутой обрыв, откуда изредка срываются сухие глиняные комья.

Чувствуя, что морф-фаза подошла к концу, Эммануэль поднимается с расстеленного на полу одеяла и идёт к выходу, влажно сверкая плечами и ягодицами. Волосы, которые отрастают позднее всего, забавно шевелятся, вытягиваясь в русые космы.

«Жрать охота. Слона бы съела…» — девушка садится на край моторки, доставившей их сюда. На дне лодки — прелые листья и моток сырой верёвки. Одинокая лягушка лезет по скользкому текстолитовому борту.

Через минуту к ней подходит Этьен. Он в привычном ему облик волка. Эммануэль кладёт ладонь на его лохматый тёплый лоб.

— Тебе понравилось быть самцом? — спрашивает биоморф игриво.

— Надо будет в человеческом виде попробовать, — Эммануэль тянет Этьена за ухо, стремительно обрастающее шерстью.

— По-всякому попробуем, — волк отводит её руку лапой: — Я, кстати, не собака, чтобы меня за уши тягать.

— Вот ты какой! — Эммануэль оглядывается на круглую дверь, ведущую в жилое помещение. Он неплохо потрудился, собрав сюда богатые запасы продуктов и разнокалиберных бытовых приборов, включая компьютер.

— Мы проживём здесь до старости… — задумчиво говорит Эммануэль.

— Ты же в Англию хотела?

— Я думала, что я человек, — Эммануэль с лёгкой печалью вспоминает свои мечты: — А теперь я знаю, что я биоморф.

— И что это меняет, Эмми? — Этьен по-собачьи чешет за ухом лапой. Ему доставляет особое удовольствие находиться в форме волка — можно спать на земле, питаться мелким зверьём и пить из лужи — всё то, что у человека вызвало бы несварение и лихорадку.

— Мы опасны. Нам нельзя жить в человеческом обществе. Мы начнём поглощать и поглощать… — Эммануэль очень серьёзна: — Мы волки в стаде овец.

— Есть или не есть — это твой выбор, — возражает Этьен: — Я могу месяцами питаться хлебом или даже тем, что ни волка, ни человека есть не заставишь… Люди — не пища. Это источник знаний и способ маскировки. Мы могли бы найти семейную пару и занять их место… Какой-нибудь тихий городок на юге Англии. Размеренная жизнь.

— И никого не поглощать? — с вызовом спрашивает девушка.

Волк кивает: — Мы и так уже знаем достаточно, чтобы успешно выживать.

— Почему же тогда мы жрали всех подряд после посадки?

— Мы? Лично я не жрал. Ты тоже, — волк смотрит ей в глаза: — Это другие жрали. Им хотелось сразу стать главными — мэрами, губернаторами, президентами… Но люди — не овцы, которых можно есть безнаказанно. И они доказали это.

— Думаешь, мы должны попытаться? — Эммануэль не скрывает волнения и страха.

— Мы обязаны, — настаивает Этьен: — Мне тоже страшно. Нас могут выявить и убить. Нас будут преследовать. И каждый день там, вне зоны, будет полон опасностей, подозрений и проверок.

— Почему же тогда нам не остаться здесь?

— Здесь мы как в волчьей яме. Никаких перспектив. Я не хочу, чтобы наши дети выросли в резервации.

— Ты прав, — Эммануэль садится на землю, рядом с волком и крепко обнимает его за шею. Они смотрят на реку и делятся мечтами. О доме на побережье. О тихом провинциальном городе. Об обычной человеческой жизни, которая прекрасна, если уметь её ценить.

В небе еле слышно стрекочет поисковый вертолёт. Над рекой неспешно опускается вечер…

2005