Запах

Запах был на удивление знакомым. Надо же, чужая квартира, доставшаяся ей в отпуске по обмену в другой стране, а пахнет как… Как что?

— Ты чего? — спросил крупный увалень Леша, толкнув ее в бок. — Пошли чемодан распакуем. Зайди хоть в квартиру.

— Подожди.

Варя раздула ноздри, втянула в себя воздух и, как читала в книге про парфюмера, стала короткими толчками выдыхать его порциями, пытаясь определить летучий ингредиент, напомнивший ей что-то давнее и важное. Вспомнить бы что.

Рассохшийся деревянный пол изогнутой лестницы, покрытый ковром, слегка потрескивал, когда она переминалась с ноги на ногу, белая стена в гладкой штукатурке холодила пальцы. Старый дом, старая лестница. В запахе определенно была древность, сухой лакированный привкус паркетной доски, нагретый металл, каким он бывает на металлическом поручне лестницы, бумага, потертая кожа, масло, янтарный свет, солнечная пыль на просвете пыльных стекол в частом переплете.

— Ну что ты застыла? — раздраженно окликнул ее Леша в проем двери. — Ты же хотела город посмотреть, в кафе посидеть, а сама?

— Леш, дай мне минутку, а? — просительно ответила Варя. — Мне что-то вспоминается, такое далекое, хорошее, я хочу понять. Здесь запах ужасно знакомый. Вот прямо родной какой-то. Счастливый.

Леша покачал головой, занося в квартиру свой чемодан, а Варвара все продолжала держаться за ручку с закрытыми глазами. Ручка была в середине двери, круглая, латунная, отполированная множеством пальцев, таких не бывает у нее дома, где ручки давно заменили либо скобы, либо рукоятки с механизмом. Она снова набрала в грудь воздуха, представляя в носу сито, сквозь которое проходит все ненужное и останется только то, что является ключевым, потерла ладонью ребристый кругляш, словно тот был лампой с джинном.

«Выходи!»

«Не выйду».

Да, еще так пахнет бумага, это совершенно точно, но не современная гладкая, напичканная полимерами и пластификаторами, другая, желтая, рыхлая, с просвечивающим сетчатым узором и коричневым обрезом, тряпичная бумага. Мраморные форзацы, деревянные крышки переплета, экслибрисы тонкие, прозрачные, с коронами…

— Варь, пойдем, съедим что-нибудь, — прогудел Леша сквозь дверь. — Я муж или не муж? Мы же первый раз в Европе…

— Молчи, — Варя навалилась на дверь плечом. — Ты мне мешаешь. Я вот-вот вспомню самое главное.

Лестница, ковер, дерево, книги, мостик из ажурной черной стали между этажами, движущиеся шкафы с каталогами, библиотека, книга Радзивиллов у нее в руках, пуховая косынка на плечах библиотекарши, и ее узор почему-то повторяет узор винтовой лесенки на второй этаж, как это странно и... Волна воспоминания вдруг нахлынула на нее и отняла голос.

Книжное хранилище, куда ее допустили к редким книгам благодаря знакомству. Ей семнадцать, она пишет доклад, хочет поступать на исторический факультет, фасад которого виден в окно библиотеки, хочет сидеть на широких подоконниках галереи с книгами на коленях, разговаривать с умными студентами, один из которых станет потом ее мужем, доцентом, они вместе будут работать на кафедре, копаться в древностях, и когда-нибудь поедут в Европу посмотреть на предмет науки своими глазами. Как же интересно нейроны выстраивают мостики в мозгу, ведь по ощущениям между тогда и сейчас нет никакого барьера, все так четко, кристально, ясно, даже мечты в голове точно такие, какие были у нее в семнадцать лет.

— Я вспомнила! — Варя распахнула дверь и остановилась, как вкопанная. — Я...

— Что такое? — библиотекарь поправила пуховой платок на плечах, словно ей было холодно. — Помстилось что-то? Ты этого не пугайся. Пыль тут вредная после пожара, сюда молодым не разрешают надолго ходить, и тебе не надо бы, вся жизнь еще впереди, деток рожать, здоровье беречь. Пойдем-ка отсюда.

Варя покорно позволила взять себя за руку и вывести узким коридором на свет, где над линолеумом горели лампы дневного света, прижимая к себе томик из библиотеки Радзивиллов, пахнущий кожей, бумагой, деревом.

Ее собственным будущим.

Загрузка...