В воскресенье 17-го июня с Ленинградского вокзала наша красно-белая команда в полном составе отправилась на выездную игру с ленинградским «Зенитом». Николай Старостин, припомнив неудачный вылет в Алма-Ату, когда рейс был задержан, в этот раз решил перестраховаться. В представлении нашего старшего тренера мы должны были спокойно приехать поздно вечером, разместиться в гостинице, и на следующий день огорчить местную команду и местных болельщиков. А вот в представлении большинства футболистов «Спартака» в поезде, который шёл семь часов, нужно было как следует гульнуть, и уже потом — гостиница, сон и вечером футбольный матч.
К сожалению, я влияния на эту часть игроков не имел. В мою компанию входили — Саша Калашников, Фёдор Черенков, Серёжа Родионов и в последнее время старались ко мне прислушиваться второй вратарь Лёша Прудников и полузащитник Женя Сидоров, который в этом году уже вовсю стучался в первый состав. Костяк же команды держал в своих руках капитан Олег Романцев, за исключением двух друзей Юры Гаврилова и Сергея Шавло, составлявших ещё одну маленькую группировочку. К счастью, такое внутренние дробление коллектива не сказывалось на игре и тренировках, на поле мы становились единым кулаком, способным на многое.
Кстати, что касается игры. После памятного валидольного матча 7 июля с «Крыльями Советов» произошло очень много всего интересного. Во-первых, на почти домашнем стадионе «Локомотив» мы разгромили сам московский «Локомотив» — 5: 0. Дублем отметился я и Юра Гаврилов, а так же один мяч положил Фёдор Фёдорович. Подопечные Виктора Марьенко развалились с самого начала игры, когда дважды ошибся их голкипер. И теперь после 13 туров, набрав 21 очко, мы возглавили турнирную таблицу, обойдя «Шахтёр», у которого тоже было 21, по дополнительным показателям. На третьем месте пока притаилось тбилисское «Динамо» набрав на очко меньше.
Во-вторых, нашего «Деда», то есть Николая Петровича Старостина официально назначили старшим тренером, избавив от приставки «и. о.». Начальником команды временно стал брат Андрей Петрович, а Константин Бесков, который в срочном порядке выздоровел, теперь был назначен старшим тренером сборной СССР. Или вторым старшим тренером, ведь Никита Симонян тоже остался у руля. Спортивная пресса писала так: «Как же такое возможно, имея в своём распоряжении таких высококлассных исполнителей, как Олега Блохина, обладателя „Золотого мяча“-1975, и Давида Кипиани, мастерству которого рукоплещет весь футбольный мир, показывать такую бледную невыразительную игру?». Поэтому спортивные функционеры, не обладающие ни умом, ни сообразительностью, послали Бескова на помощь Симоняну, чтобы окончательно угробить сборную СССР. Так как два медведя в одной берлоге не живут.
И наконец, в-третьих, моя Тамара напечатала свой материал про меня и наш «Спартак». Конечно, почти всё самое интересное порезал в итоге главный редактор, но и то, что вышло в свет, тоже было вполне читабельным. Теперь Томе дали новое задание — написать о хоккейной команде ЦСКА, выигравшей чемпионат и кубок СССР. Я ей тогда сразу сказал, что сложная тема и объяснил почему: «Скоро товарищ Тихонов свою первую тройку нападения разгонит, а Харламов, как бы это получше выразиться — заболеет. Поэтому пиши про восходящую мировую звезду — Сергея Макарова, не ошибёшься». «Откуда ты это взял?» — уставилась на меня зелёными глазищами подруга, большая любительница поспорить. «Из интернета», — отшутился я, а сам подумал, что с Харламовым лучше бы как-нибудь познакомиться и переговорить тет-а-тет.
— Никон, спишь? — Спросил, заглянув в наше купе, Николай Старостин.
— Думаю, Николай Петрович, — буркнул я, тут же спрыгнув со второй полки, ибо и без слов было понятно, что «Деду» захотелось посоветоваться.
— Пойдём, пошепчемся, — сказал Старостин и, тут же обратившись к Калашникову, Родионову и Черенкову, добавил, — отдыхайте мужики. Завтра сложный матч. Федя, как здоровье у мамы?
— Спасибо, нормально, Николай Петрович, — пожал плечами Черенков.
— Вот и хорошо, — крякнул «Дед».
А уже через пять минут он почивал меня своим крепко-заваренным индийским чаем. Николая Старостина сейчас почему-то озаботило будущее команды. Поэтому он, расставив фишки на маленьком игровом футбольном поле по схеме 4−1–4–1, спросил:
— Куда ставить будем полузащитника Заварова и защитника Пригоду? А то время летит быстро, скоро период дозаявок и переходов.
— Пока всё просто, — я ткнул фишку правого полузащитника. — Саша Заваров заменит в основе Геру Ярцева, а Сергей Пригода в центре защиты Витю Самохина.
— Ну, это понятно, — хитро прищурился «Дед», поправив на носу очки в толстой оправе. — А Серёжу Родионова я куда теперь буду выпускать? Или Калаша твоего?
— Если соперник сильный и не жмётся к воротам, как Куйбышев, то центрфорварда выпускаем, меняя либо меня, либо крайнего полузащитника — Заварова или Шавло.
— Это тоже понятно! — Разнервничался Старостин.
— А если команда действует с нами от глухой обороны, то мы снимаем крайнего защитника и переходим на игру с тремя игроками обороны в линию. — Я передвинул фишки на схему — 3−1–4–2. — В такой расстановке я могу действовать как блуждающий форвард, то есть бегать по всему полю.
— Интересно, — пробормотал «Дед».
— Футбол — это те же шахматы, только на зелёном газоне, — хмыкнул я.
— Ещё «футбольные фигуры» иногда пьют, курят и дисциплину нарушают. — Улыбнулся Старостин и задал ещё один вопрос. — Как считаешь, что в сборной теперь будет твориться? Как там Костя с Никитой власть поделят?
— В сборной у нас был просто бардак, а теперь будет бардак в квадрате. — Сказа я вставая. — Пойду, посплю, Николай Петрович?
— Давай, давай, — отмахнулся «Дед», вновь уставившись на фишки, расставленные по футбольному полю.
Дальнейший путь для меня и моих спутников прошёл более чем спокойно. Черенков и Родионов полистав еженедельник «Футбол-Хоккей», где было написано и про них, быстро отрубились. Я тоже провалился в царство Морфея, без особых проблем. Немного докучал храп Сашки Калашникова, которого мне пришлось дважды во время дороги спуститься и перевернуть на бок. Но это мелочи. Знать бы заранее, что ждёт нашу красно-белую дружину по приезде в город герой Ленинград, то я бы наверняка сделал дополнительно пару ходок по разным купе, и хоть верховодил среди большинства футболистов Романцев, ко мне народ тоже прислушивался.
Поэтому на Московском вокзале северной Пальмиры весь тренерский штаб и моя небольшая компания в буквальном смысле была доведена до шокового состояния. Нормально, на своих двоих спустились на перрон всего десять человек. Почти весь костяк команды пришлось по отдельности выносить и складывать рядом с багажом. На вопрос: «Как можно было так нарезаться с нескольких бутылок пива?». Юрий Гаврилов, который немного соображал и в обнимку с Сергеем Шавло самостоятельно вылез из вагона, ответил:
— В Твери вязли бутыль самогонки. Промахнулись чуть-чуть, бывает.
— Мать твою! — Всплеснул руками «Дед». — С этого дня я вашу вольницу прикрываю нахрен! И ввожу денежные штрафы, твою мать!
— Давно пора, — зло прошипел я.
— Как завтра играть будем? — Шепнул Николай Петрович.
— Часть отоспится, дублёров выставим вместо тех, кто совсем будет плох. — Так же тихо ответил я. — Второй вратарь — Лёша Прудников трезвый и в неплохой форме. Отобьёмся как-нибудь.
— В следующий раз полетим самолётом! — Психанул старший тренер Старостин, которому я уже говорил, что в поезде сама обстановка располагает к дорожно-бытовому алкоголизму.
В понедельник 18-го июня после обеда в недавно открытой гостинице «Прибалтийской», где поселилась команда, и в которой лет через десять снимут «Интердевочку», у меня состоялся неприятный разговор с Романцевым, Ярцевым, Хидиятуллиным и Дасаевым. Всю эту четверку, как зачинщиков пиво-самогонного «фестиваля», «Дед» снял с предстоящей игры.
— Скажи прямо, Никон? Копаешь под нас? — Сжал кулаки, готовый броситься в драку, Олег Романцев. — Я ведь сейчас не посмотрю, что ты боксёр.
— Бескова вытолкал из «Спартака», сейчас хочешь и от нас избавиться, потому что мы под твою дудку не пляшем? — Подкинул ещё один вопросик Ринат Дасаев.
— На то, что я боксёр всё же посмотреть придётся, — криво усмехнулся я, — когда вы все приляжете на пол, не досчитавшись зубов.
— Чё думаешь, мы вчетвером тебя не сделаем? Да? — Попёр на меня Вагиз Хидиятуллин, но его схватил за руку Гера Ярцев и затараторил:
— Подожди, подожди. Пусть сначала ответить, что ему от нас надо?
— Вот и первый нормальный вопрос. — Я снова улыбнулся. — Мне надо, чтобы вы команду не подставляли. И потом Старостин вас сам снял, без моей подсказки. Кстати, правильно сделал. Нравится бухать, пробухивать карьеру — ваше право, но без вреда общему делу! А мы должны победить в чемпионате, выиграть Кубок и Кубок Кубков ФИФА!
Тут из ресторана на первом этаже большущей ленинградской гостиницы вышел Сашка Калашников и, увидев, что на меня насели четверо ломанулся на помощь.
— Чё за дела мужики? — Вступился он.
— Нормально всё, — буркнул я. — Поставьте на одну чашу весов бутылку, а на другу золотые медали и кубки. Что перевешивает?
— Ладно, замяли, — пробормотал Романцев. — Поговори с «Дедом», чтобы он нас сегодня выпустил в основе. Мы в норме.
— Хера с два! — Громко и чётко произнёс я. — Сейчас вас не наказать, то вы потом не остановитесь.
После чего я пошёл прямо на всю четвёрку и намеренно ударил плечом самых борзых Хидиятуллина и Романцева, и спокойно потопал дальше в сторону лифта, а следом за мной поспешил Калашников, который принялся нашёптывать:
— Поговори, в самом деле, с «Дедом», без четырёх игроков основы проиграем.
— А у нас, что с ними, что без них шансы мизерные. — Отмахнулся я. — Ведь только шестеро не лакали эту гадость, которая теперь будет выветриваться из организма сутки. А это значит через полчаса игры — половина футболистов на поле разом встанет.
— Ну, так-то да, — тяжело вздохнул мой друг.
Построенный в 1925 году стадион «Петровский», который, правда, во время блокады разобрали на дрова и только в 1961 году реконструировали заново, был забит до отказа — 28 тысяч человек тютелька в тютельку. И все эти 28 тысяч человеческих душ требовали от своих ленинградских футболистов исключительно победы, ведь на табло к 60-ой минуте матча счёт был — 1: 0 в пользу хозяев, отличился на 32-ой минуте Володя Казачёнок. Тем более сплетня, что «Спартак» приехал на вокзал в лёжку вместе с багажом, за какие-то минуты разлетелась по городу на Неве ещё вчера.
Я же все эти 60 минут игры мотался по всему полю. Ибо защите, где еле-еле шевелились Букиевский, Самохин, Мирзоян и Сорокин, надо было помочь. В атаке, где бегал молоденький Родионов, бился из всех сил Черенков, старался Сидоров и ходил пешком Гаврилов, так же требовалась подмога. И в опорной зоне Калашникова тоже нужно было подстраховать. Единственный Леша Прудников, который защищал наши ворота, справлялся как-то без меня.
— Дави, «Спартак»! — Горланили зрители во время очередной фланговой атаки своей команды.
«Ещё минут десть и встанут все, — подумал я, бросив свой правый край полузащиты, и устремился в район полкруга штрафной площади, куда по статистике чаще всего отлетали мяч при верховых единоборствах в штрафной. — Если сейчас не организовать пару хороших контратак, то матч не спасти. Полная задница».
— Калаш, помогите защите! — Гаркнул я на Сашку и буквально вытолкал его из заветного полукруга.
Калашников сместился на одиннадцатиметровую отметку и тут же пошла подача с левого края нашей обороны. И так как теперь «Зенит» атаковал большими силами, голкипер Лёша Прудников сначала дёрнулся, но застыл на линии ворот, побоявшись из-за толчеи пойти на перехват. Зато два высоких футболиста хозяев поля в белых футболках не побоялись, они разом выпрыгнули, так же как наш Витя Самохин и мой друг Саша Калашников. «Всё, вынимай второй», — в доли секунды пронеслось в голове, однако Калаш первым дотянулся до мяча и выбил его в моём направлении.
Я в свою очередь тоже выпрыгнул и подбил этот футбольный снаряд себе головой на ход. Но тут игрок хозяев поля, чтобы не дать убежать на оперативный простор кинулся всем своим телом в меня, как это делают в регби или в американском футболе. К счастью мой рывочек удался чуть раньше и зенитовец по инерции снёс своего же одноклубника, который хотел схватить на «память» мою футболку. «Рви когти, Никон!» — выкрикнул я про себя и, десять метров пролетев почти за секунду, подбил прыгающий мяч коленом ещё дальше на ход. Стадион замер, видя, как стремительно разжимается наша контратака, в которую я следующим пасом подключил дежурившего в районе центрального круга Серёжу Родионова.
Радик прикрыл мяч корпусом, получил от защитника «Зенита» по ногам, но вытерпев, пяткой отпасовал футбольный кругляш ещё дальше за центральную линию поля. А там никого кроме несущегося со скоростью электрички меня и голкипера Александра Ткаченко, который только в этом сезоне перешёл из ворошиловградской «Зари».
— Саша держи! — Закричали и засвистели с трибун, думая свистом остановить мой проход, на который я тратил все последние силы.
«Жми, мать твою, Никон», — выругался я про себя, когда вратарь «Зенита» смело выбежав далеко в поле, решил меня напугать. Ещё бы чуть-чуть и это у него получилось! На жутком кочковатом поле «Петровского», я на высокой скорости лишь двинул мяч немного в сторону, как он внезапно подпрыгнул, Ткаченко тут же бросился на него ногами, но промахнулся из-за той же самой кочки. Поэтому оббежав упавшего вратаря, под гул и свист трибун я просто «щёчкой» ударил по пустым воротам, ибо бежать больше не было сил. И через две секунды наша красно-белая команда заорала:
— Гооол!
И хоть крик двух десятков футболистов в чаше футбольного стадиона звучал как стон, счёт на табло поменялся на ничейный — 1: 1. Однако самое сложное началось дальше. Начиная с 80-ой минуты, вся наша десятка полевых игроков практически не выходила из собственной штрафной площади. Даже Родионов больше не дежурил около центрального круга, а старался вместе со мной встречать футболистов «Зенита» на расстоянии двадцати метров от ворот.
— Не дай пробить по воротам, пусть играют через фланг! — Покрикивал я на своего молоденького одноклубника.
Ведь с навесами тройка «защитников» Самохин, Мирзоян и Калашников справлялась вполне уверено. А вот как Прудников среагирует на хороший дальний удар, который может в штрафной площади отрикошетить от кого-нибудь — тут были вопросы. И на 90-ой минуте случилось то, чего больше всего боялись. Вышедший на замену у «Зенита» свеженький Вячеслав Мельников пробил с тридцати метров. После чего мяч угодил в Юру Гаврилова, который в штрафной площади просто выстаивал последние секунды игры. Лёша Прудников с трудом среагировал на удар, но отбил его перед собой. На добивание мгновенно бросился Владимир Клементьев, которого простой хулиганской подножкой свалил смертельно уставший Витя Самохин. Что потом началось на трибунах — и песни, и пляски и обидные кричалки:
Кто болеет за «Спартак» —
У того стоит не так!
Кто болеет за «Зенит» —
У того всегда стоит!
Главный судья встречи, взяв мяч в руки, тут же предупредил всех футболистов, что время матча истекло, и что после пробитого пенальти никто не имеет право касаться мяча.
— Лёша, играй по мячу! — Рявкнул я, устало присев на газон.
Ведь некоторые вратари очень часто начинают гадать, куда ударит футболист, и валятся раньше времени в заранее выбранный угол. Можно отбить пенальти и таким образом, но полевые игроки, зная это, хитрят и резко тормозят во время разбега и лишь, посмотрев, куда упал вратарь, бьют. Поэтому я своих мальчишек в той жизни всегда учил — играть по мячу в надежде, что игрок соперника перемудрит и ударит либо не сильно, либо вообще по центру. По статистике — помогало.
Ленинградцы, посовещавшись, на пробитие одиннадцатиметрового штрафного удара выдвинули из своих рядов свеженького Мельникова. Кстати, решение наиболее удачное. Вячеслав поправил мяч на точке, пристально посмотрел на нашего Лёшу, отошёл на пять метров и на несколько секунд замер. Стадион мгновенно притих, словно зрители разошлись по домам. Главный судья, усмехнулся, ему-то переживать нечего и дунул в свисток. Я же прикрыл от волнения левый глаз. Наконец, Мельников резко рванул и ударил на силу, а наш Лёшенька брякнулся словно груда хлама совсем в другу сторону, но мяч бабахнул в штангу и отлетел чёрте куда.
— Ууууу! — Разочарованно загудел стадион, перемежая гул отборный матом.
— Дааа! — Закричали мои одноклубники и побежали обнимать Прудникова, за которого сегодня сыграла фартовая штанга.
— Такой футбол мне не нужен, — пробухтел я себе под нос.