Краткая история аргентинцев

Период между 1880 и 1912 гг. (в 1912 г. был принят закон Саенса Пеньи, ознаменовавший начало новой эпохи) обычно принято называть «консервативным порядком» или «консервативным режимом». Такое определение не совсем верно, потому что те, кто управлял политическими, экономическими, социальными и культурными процессами того времени, в действительности не были консерваторами, так как они не стремились законсервировать ситуацию в стране, а, наоборот, хотели все изменить. Термин «консерватизм» стал применяться по отношению к политическим силам, господствовавшим в те годы, из-за того, что после принятия закона Саенса Пеньи они начали называть себя «консерваторами», а затем на их основе возникли консервативные партии.

Прекрасные времена

На протяжении этих трех десятилетий мир пережил необычный этап, получивший название Belle Epoque. В Европе царил мир. Последняя Франко-прусская война началась в 1870 г., а уже в 1880 г. Франция, по сути случайно избравшая республику вместо монархии, восстановила свою политическую и экономическую мощь и снова встала во главе Европы. В свою очередь Германская империя, возникшая в результате Франко-прусской войны, была сильным централизированным государством. Бисмарк уже не управлял ею, но его теории о необходимости укрепления империи продолжали применяться на практике. Военные прихоти императора Вильгельма II превратили Германию в страну, наводившую страх на Европу.

Великобритания укрепилась и после Англо-бурской войны (1899—1902) еще более увеличила свои колониальные владения. Несомненно, она была самой сильной державой в мире и обладала огромным флотом, развитой торговлей, передовой промышленностью и политической стабильностью.

Что касается США, то они также начали демонстрировать свою мощь, что проявилось во время войны с Испанией в 1898 г. Боевые действия шли на Кубе, и испанский флот был полностью разгромлен американским, превосходство которого не вызывало сомнений.

С одной стороны, это означало, что США начали проводить империалистическую политику, проявлением которой стали фактическая оккупация Кубы, Филиппин и Пуэрто-Рико, вмешательство в дела других стран американского континента и ярко выраженные претензии на гегемонию в этом регионе. С другой стороны, в 1898 г. Испания впервые за много лет могла похвастаться стабильной политической системой и наличием политических партий, однако, потеря Кубы была воспринята как национальная катастрофа. Это привело к ряду последствий, особенно в сфере культуры, и появлению так называемого поколения 1898 г., выступившего с критикой событий Испано-американской войны (1898).

Но, за исключением Англо-бурской и Испано-американской войн, в то время царил мир, и вследствие этого стабильность была практически абсолютной, создавались крупные капиталы и европейская иммиграция в разные страны Америки сохранилась на прежнем уровне и даже выросла. В первые годы нового столетия везде царили оптимистические настроения.

Идея о всеобщем бесконечном прогрессе, исчезновение национализма, ослабление, как тогда казалось, религий, унификация политических и экономических режимов во всем мире (разные валюты уже могли обмениваться, и международный торговый режим был свободен от любых ограничений и вмешательств) давали повод для обоснованного оптимизма. Это отразилось в книгах, романах, театральных пьесах и фильмах того времени. Казалось, что мировая стабильность продлится вечно. Такое положение дел изменилось с началом Первой мировой войны в 1914 г., но в любом случае консервативный порядок в Аргентине был частью этой необычной эпохи.

Проект создания нации

В эти тридцать лет родилась современная Аргентина. Покажем это наглядно: если бы среднестатистический аргентинец, которому в 1880 г. было двадцать лет, посмотрел на Аргентину того времени, то он увидел бы довольно многообещающую страну, обладавшую некоторыми природными ресурсами, но не имевшую столицы и национального государства. Она не участвовала в системе мировой торговли, не имела собственной валюты, и треть ее территории была занята индейцами. То есть казалось, что когда-нибудь Аргентина 1880 г. может стать высокоразвитой страной, но для этого надо пройти через многие этапы.

Тридцать лет спустя этот же аргентинец (уже пятидесятилетний) увидел бы самую развитую страну Южной Америки, с выгодой для себя включенную в мировую систему производства, потребления и инвестирования, страну обладавшую самой протяженной сетью железных дорог в Латинской Америке и одной из самых протяженных в мире. Аргентина того времени имела систему образования, достойную восхищения, отличалась от других латиноамериканских стран наличием многочисленного среднего класса и впервые в своей истории наслаждалась политической стабильностью. То есть этот аргентинец, когда ему было двадцать лет, наблюдал еще незрелую страну, а в 1910 г., во время празднования столетия ее независимости, он мог уже гордиться новой Аргентиной, в которой существовала лишь одна негативная черта, речь о которой пойдет ниже.

Хронологически этот период начался в 1880 г. вступлением на пост президента Хулио Роки. Город Буэнос-Айрес законодательно был превращен в столицу республики. Национальное государство было организовано так, что, по словам самого президента, могло подавить любые нарушения общественного порядка и обладало властью, необходимой для примирения различных интересов, существовавших в стране.

Период с 1880 по 1912 г. можно довольно четко разделить на три этапа. Все началось в 1880 г. с приходом Роки. В это время правила Национальная автономистская партия (то есть партия бывших сторонников Альсины или, по крайней мере, одна из ее фракций) совместно с провинциальными политическими силами, поддержавшими Року и превратившимися в часть правящего режима.

Гегемония Автономистской партии продолжилась во время президентства свояка Роки, Мигеля Хуареса Сельмана (1886—1890). Он объявил, что глава исполнительной власти также возглавит Автономистскую партию, и тем самым усилил элитарный характер режима. Фактически в стране не было других сильных политических партий, хотя слово «партия» не совсем подходит для этих организаций, бывших чем-то вроде клубов друзей. В действительности страной управляли президент, депутаты и губернаторы провинций, и они же определяли господствующую идеологию.

В 1890 г. эта система пережила серьезный кризис в результате так называемой Революции парка[45]. Возникла оппозиционная партия, Гражданский союз, который год спустя стал называться Гражданским радикальным союзом. После этих событий Хуарес Сельман исчез с политической арены, и вернулся Рока, попытавшийся стабилизировать им же созданный режим, который переживал серьезный кризис.

Рока понял, что продолжать править, опираясь только на одну политическую силу (а именно эта особенность характеризовала правление Хуареса Сельмана и самого Роки), было невозможно и в будущем власть должна использовать и другие силы, ничем принципиально не отличавшиеся от партии власти, а лишь выражавшие интересы других лиц. Поэтому в 1891 г. Рока пришел к соглашению со сторонниками Митре, вытесненными из эшелонов власти с 1880 г., после поражения в революции Техедора[46].

Итак, начиная с 1891 г. сторонники Митре поддерживали режим, который отнюдь не был им чужд, несмотря на ряд незначительных разногласий. Их соглашение с Рокой сумело пережить политические события 1891 г., когда радикализм начал активную предвыборную кампанию и выдвинул кандидатуру Бернардо де Иригойена. Соглашение сохранилось и после ужасного 1893 г., отмеченного целым рядом революций радикалов почти по всей стране. Соглашение устояло и не просто поддержало президента Карлоса Пеллегрини (1890—1892), но и помогло ему преодолеть экономический кризис в стране. Это соглашение привело на пост президента Луиса Саенса Пенью, ушедшего в отставку в 1895 г. и смененного на посту вице-президентом Хосе Эваристо Урибуру. В 1898 г. Рока снова стал президентом и оставался на этом посту вплоть до 1904 г. В 1904 г. страну возглавил Мануэль Кинтана, скончавшийся два года спустя и оставивший пост вице-президенту Хосе Фигероа Алькорте. В 1910 г. Роке Саенс Пенья стал президентом. Он скончался спустя четыре года и был заменен вице-президентом Викторино де ла Пласой, который в 1916 г. передал бразды правления Иполито Иригойену — первому президенту, избранному всеобщим голосованием в соответствии с новым избирательным законом.

Резюмируя вышесказанное, стоит отметить, что во время господства консервативного режима можно выделить три этапа: первый этап, с 1880 по 1890 г., был отмечен гегемонией Национальной автономистской партии; второй этап начался в 1891 г. и характеризовался соглашением со сторонниками Митре, что позволило пережить такие трудные моменты, как революции 1893 и 1905 гг.; на третьем этапе, начиная с президентства Кинта-ны, наблюдался постепенный политический закат Роки, завершившийся приходом новых сил, принявших в 1912 г. новый избирательный закон. Во время этих трех этапов получили развитие некоторые идеи, характеризовавшие консервативный режим; их мы рассмотрим ниже.

Идеология

В течение этих трех десятилетий господствовала идеология Хуана Баутисты Альберди, речь о которой шла в предыдущей главе. Она предусматривала создание гражданского общества со всеми гарантиями и правами для процветания, обогащения, получения образования и т.д., однако, без предоставления политических прав, поскольку не было уверенности в том, что граждане могли благоразумно пользоваться ими. Существовал пакт — постоянное соглашение между политическими группировками, которые хотя и несколько отличались друг от друга, но одинаково смотрели на эту проблему. Будь то сторонники Роки, Митре, Пеллегрини, Саенса Пеньи, Удаондо или модернисты, все они откладывали избирательную реформу, которая дала бы право голоса массам. Они проводили политику, состоявшую в открытии границ для иммигрантов, иностранных идей, товаров, капиталов и даже моды.

Такой была идеология людей, которых обычно называют «поколением 1880 года», хотя они представляли не все поколение в целом, а были группой, состоявшей из двухсот-трехсот человек. Как правило, они получали образование в одних и тех же колледжах и университетах, говорили на одном языке, разделяли одну идеологию и имели одни привычки, были знакомы между собой и даже дружили. Они могли яростно бороться за власть, но в целом эти люди одинаково смотрели на судьбу страны.

Лидеры режима (часто дружившие между собой), хотя и выступали друг против друга на публике, не сильно различались во взглядах на то, как надо управлять страной, желали для Аргентины одного и того же будущего и в целом одинаково смотрели на мир. Такие взгляды не были свойственны лишь политическим лидерам эпохи, их разделяло все аргентинское общество, и для этого не было необходимости вникать в различные проблемы или хорошо разбираться в том, что происходило. Общее настроение витало в воздухе; предшествующие события подготовили идеальные условия для развития страны и всего мира.

Итак, Аргентина сумела разумно интегрироваться в мировую систему производства и потребления благодаря рациональному сельскому хозяйству, в котором применялись современные технологии, позволявшие получать наибольшую прибыль. Это одно из самых интересных явлений того времени, и оно не раз подвергалось анализу. Не перестает удивлять коллективный порыв, случившийся без какого-либо планирования, без участия министерств, без схем, семинаров и тому подобных вещей. Этот порыв стал именно тем, что было необходимо делать в тот момент, — обрабатывать землю, главный ресурс Аргентины, для производства продукции, востребованной на внешнем рынке. Это позволило стране занять определенное место в системе мировой торговли и было достигнуто благодаря применению довольно дешевых и доступных технологий, чья польза была доказана экспериментально.

В частности, простейшим нововведением стала изгородь, использовавшаяся и ранее, но в 1880-х годах получившая особенно широкое распространение. Благодаря изгороди хозяин смог увидеть границы своей собственности; в колониальные времена и позднее этого не было, часто просто считалось, что земля, скажем, от дерева до ручья принадлежала тому то, а четких границ не существовало. Изгородь, напротив, ясно обозначила границы собственности и, что еще более важно, отделила загоны для скота от остальных земель, то есть способствовала разделению земледелия и скотоводства. Теперь можно было не опасаться, что посевы будут вытоптаны за одну ночь. Благодаря этой новой системе стали более рационально обращаться со скотом: телят отделяли от матерей и оставляли их в загоне, а остальную часть стада отправляли на выпас.

Другим важнейшим нововведением стало использование ветряков для выкачивания воды в любом месте. Теперь не надо было искать озеро, реку или ручей для водопоя животных, так как ветряки качали воду из-под земли, затем она выливалась в цистерну, из которой и пил домашний скот. Это привело к увеличению обрабатываемых земель в стране.

Кроме того, начали появляться и в этом легко убедиться, посмотрев газеты того времени, — первые сеялки и паровые уборочные комбайны, что, безусловно, облегчило ведение сельскохозяйственных работ и позволило заменить ручной труд земледельца, плуг и упряжку волов на машины, сделав сельское хозяйство более доходным.

Другой важнейшей технологией, которая не была аргентинским изобретением, но при этом полностью изменила нашу сельскую местность, стал искусственный холод. Это позволило осуществить мечты скотоводов Буэнос-Айреса, со времен вакерий ломавших головы над тем, как хранить мясо без потери его вкусовых качеств, поскольку засоленное мясо могли есть только рабы.

Начиная с 1879 г., когда первый корабль-рефрижератор смог успешно доставить в Европу мясо, начали появляться холодильные установки, а также стали проводить селекцию скота (от замороженной баранины со временем перешли к говядине, чтобы удовлетворить вкусы европейцев). Шли поиски более жирного и вкусного мяса, которое могло бы быстрее стать предметом экспорта. Начались эксперименты по выведению мясных пород скота стойлового содержания.

Облик аргентинской деревни изменился так же как и облик эстансий, превратившихся в центры экономической жизни. Старые креольские постройки были заменены домами и замками во французском стиле. Сельскохозяйственное производство стало настолько прибыльным, что менее чем за тридцать лет Аргентина заняла первое место в мире по экспорту зерновых и второе место (после США) по экспорту замороженного мяса. Страна смогла интегрироваться в систему мировой торговли и сделала это быстро и успешно.

Долги

Для огораживания, строительства ветряков, селекции скота и посевных нужны были капиталы, и обычно землевладельцы пользовались займами для проведения таких работ. Это явилось одной из причин кризиса 1890 г., но в целом такая политика была разумной, так как ее цель заключалась в капитализации деревни. Владельцы земель участки сдавали в аренду, обычно иммигрантам, платившим за это товарами или деньгами в зависимости от типа заключенного контракта. Они осуществили то, что американский исследователь Джеймс Скоби назвал «революцией в пампе», то есть превратили ранее необрабатываемые земли в богатейший источник масличных и зерновых культур.

Это стало одной из главных отличительных черт рассматриваемого периода. Благодаря экспорту сельскохозяйственных товаров (именно экспорт позволил решить экономические и финансовые проблемы во время кризиса 1890 г.) ранее периферийная страна нашла свое место в мире, и ее присутствие не ограничивалось только торговлей — часто аргентинские путешественники, богатые владельцы эстансий, жили в Париже или приезжали туда подлечится, просто развлечься или умереть.

Вскоре об Аргентине начали говорить как о новом Эльдорадо. Такой образ разделяли почти все иностранные путешественники, которые в большинстве своем были в восторге от страны и ее удивительной трансформации. Это также способствовало оптимистическим настроениям, что совпадало с общемировыми тенденциями того времени, но в случае Аргентины оптимизм имел под собой материальную базу. Выросли новые города, такие, как Ла-Плата и многие другие, были построены железные дороги там, где раньше не было ничего. Города Мендоса и Тукуман благодаря протекционизму в сахарном и винодельческом производстве превратились в островки процветания.

Указанные факторы, а также поступательное и быстрое возникновение среднего класса отличали Аргентину тех лет от других стран Латинской Америки, в которых существовали очень богатый класс олигархов, обычно земельных собственников, и огромная масса народа, жившего фактически так же, как и в колониальные времена. В Аргентине, напротив, часть населения состояла из европейских иммигрантов, чьи дети пользовались благами системы обязательного образования, сформировавшейся почти одновременно с политикой умиротворения и поощрения иммиграции.

Иммиграция, образование и мир

Итак, можно сказать, что в государственной политике консервативного режима обозначилось три направления. Во-первых, иммиграция — в полном соответствии с мировоззрением Альберди, выступавшего, как мы уже сказали, за ее поощрение. Альберди желал приезда англосаксонских иммигрантов для изменения этнического состава нации и внедрения привычек трудиться, экономить и уважать власти. Хотя прибывшие иммигранты не были англосаксами (это вызвало протесты Сармьенто, который, увидев поляков, евреев и арабов, сказал: «Это не те иммигранты, которых мы ждали»), тем не менее они играли роль дешевой рабочей силы, а также увеличили население, бывшее все еще очень маленьким для таких огромных территорий.

В этом смысле иммиграционная политика консервативных правительств не являлась дискриминационной. Двери были открыты .для иммигрантов из любых стран. Рока во время своего первого президентского срока даже назначил специального иммиграционного агента, чтобы тот попытался направить в Аргентину поток русских евреев, спасавшихся от погромов и уезжавших в основном в США. Именно в последние годы XIX в. начали появляться еврейские колонии в Буэнос-Айресе. Так что это была открытая политика, и, хотя иногда раздавались голоса, протестовавшие против того или иного типа иммиграции, который якобы был невыгоден Аргентине, ограничительные иммиграционные законы приняты не были.

Во-вторых, государство начало заниматься образованием. Бесспорно, в этой области консервативный режим воплощал идеи скорее Сармьенто, а не Альберди. Необходимость обучать народ, на чем настаивал Сармьенто, постепенно была осознана и воплощена в политику с 1882 г., когда был создан Национальный совет по образованию, получивший необходимые средства и автономию. С этого момента стало расти число начальных школ, выпускники которых затем поступали в национальные колледжи, созданные еще при Митре, а также в Кордобский университет и Университет Буэнос-Айреса (в то время в Аргентине существовало только два этих университета).

В начальных школах применялась система обучения, достойная восхищения. Не стоит забывать, что в статье VI Конституции говорилось о необходимости развития начального образования как об одном из условий уважения государства к автономии провинций.

Поскольку некоторые провинции обеднели в этот период (экономический рост не был одинаковым во всех регионах) и не могли поддерживать начальное образование на достойном уровне, начиная с 1904 г., с принятием закона Лайнеса, государство было обязано помогать провинциям, не способным самостоятельно содержать начальные школы.

Очевидно, что усилия президентов того времени, направленные на развитие образования, делают им честь. Иммиграция и образование народа неизбежно означали, что через десять-двадцать лет новое поколение детей иммигрантов будет требовать места под политическим солнцем и захочет управлять страной. Лидеры консервативного режима понимали, что развитие образования рано или поздно приведет к их отстранению от власти, и тем не менее они предпочли принять закон, объявивший начальное образование обязательным (родители были обязаны отправлять детей в школу), бесплатным (оно не стоило семье ни одного песо) и светским (в нем не отдавалось предпочтения какой-либо религии; это гарантировало родителям, что в школе их детей не будут призывать исповедовать ту или иную религию).

Иммиграция и образование стали основами новой Аргентины. Так же, как и мир, то есть обдуманное стремление не ввязываться в конфликты с соседями.

То, что сегодня кажется общим местом, тогда было довольно важным решением, так как существовали актуальные пограничные проблемы. Хотя отношения с Бразилией были в целом неплохими, этого нельзя сказать об отношениях с Чили и Боливией. Тем не менее поиск решения пограничных споров, в первую очередь с Чили, и недопущение гонки вооружений, которая могла стать разорительной, были одними из главных забот президентов того времени, не только Роки и Пеллегрини, но также и Митре.

После ряда кризисов и подписания нескольких договоров в 1902 г. Аргентина и Чили согласились на посредничество Великобритании, и благодаря знаменитым Майским соглашениям был установлен статус-кво, сохранявшийся в течение многих лет. Напряженные моменты существовали и в отношениях с Бразилией: политика Эстанислао Себальоса во время президентства Фигероа Алькорты могла завести очень далеко, однако благодаря действиям таких людей, как Рока, выступивших за поддержание мира, ситуация нормализовалась. Это было не просто принципом — считалось, что мир в длительной перспективе принесет выгоду, а война, даже победоносная, приведет к разорению государства.

Национальное государство

Помимо политики поощрения иммиграции, развития образования, поддержания мира и открытия границ, помимо предотвращения конфликтов с помощью пактов, помимо оптимистических настроений существовал еще один важный элемент этой системы — национальное государство. До 1880 г., как мы сказали, национального государства не было. Существовало только правительство, на правах гостя, расположившееся в городе Буэнос-Айресе и управлявшее национальной армией, возникшей во время войны с Парагваем. Но оно не обладало достаточной властью для предотвращения вооруженных восстаний, провоцируемых провинциальными правительствами или различными политическими силами, как это произошло в 1874 г.

В 1880 г. национальное государство не только получило столицу, но и укрепилось благодаря созданию Национального совета по образованию, Национального ипотечного банка, а также министерств, обладавших полномочиями на территории всей страны (например, были созданы министерство строительства и министерство образования). Большое значение имело создание Национальной армии, ставшей по настоящему мощной после принятия закона о всеобщей воинской обязанности. Во время выступлений 1890, 1893 и 1905 гг., в которых участвовало большое число военных (а также гражданских лиц), армия в целом осталась верной правительству.

Рискну утверждать, что консервативный режим был по сути либеральным. Он являлся либеральным по своей идеологии, так как выступал за свободу слова и печати и считал необходимым уважать общественные институты. В определенном смысле его идеология была либеральной, и в сфере экономики это проявилось в открытии границ для всего иностранного. Но лидеры режима четко понимали, что государство должно быть сильным, авторитарным и примирять различные интересы, существовавшие в обществе; у него были права и обязанности, которыми оно не могло пренебрегать.

Когда Хуарес Сельман в 1889— 1890 гг. в условиях экономического кризиса выставил на продажу в Европе 24 тысячи квадратных лиг государственных земель (правда, они так и не были проданы), когда он сдал в аренду предприятие коммунального хозяйства в Буэнос-Айресе и продал часть железных дорог, принадлежавших государству, то Рока, подлинный создатель консервативного режима, с горечью говорил одному из своих друзей, что если бы государство действительно было плохим администратором, то нужно было бы продать казармы, почтовые отделения, телеграф, налоговые учреждения, таможни и все то, что является «правами и обязанностями государства». То есть эти люди, разделявшие основные положения либерализма, также понимали, что там, где шли процессы формирования общества, а именно это происходило в Аргентине того времени, было необходимо государство, способное исполнять свои обязанности. Но не для того, чтобы вмешиваться в частные инициативы, а чтобы очертить их рамки, а также способствовать развитию тех сфер экономики, в которых не были заинтересованы частные лица.

Оппозиция

По мере того как в страну прибывали иммигранты, создавалась определенная промышленная инфраструктура и появлялся пролетариат, получали распространение идеи социального освобождения, носителями которых были анархистские и социалистические лидеры. Подобные идеи глубоко проникли в сознание малообеспеченных слоев населения. Начиная с 1904 г. Политическая система, которая ранее во многих отношениях являлась прогрессивной, начала приобретать репрессивные черты, и был принят закон о местожительстве. Некоторые представители режима испугались беспорядков, способных привести к свержению сложившегося строя.

В действительности ситуация не была такой опасной. Произошли забастовки, волнения, но ни одно событие периода 1900—1910 гг. не могло оправдать принятия этой репрессивной меры, продемонстрировавшей страх создателей консервативного порядка. Рока, Пеллегрини, Митре-младший и Саенс Пенья-старший не отказались от оптимистического взгляда на судьбы страны и нравы народа, однако, последние эпигоны режима, такие как Марселино Угарте и другие политики, которые сегодня почти забыты, пришли в ужас от того, что могли сделать эти подстрекатели — анархисты и социалисты. Репрессивные законы и действия полиции означали кризис политики, успешно проводившейся ранее.

В любом случае, до 1910 или 1912 г. консервативный эксперимент имел успех. Страна, созданная по проекту Альберди и в 1880 г. еще только начинавшая свое развитие, в 1910 г. стала абсолютным лидером Латинской Америки, показав самый успешный на тот момент опыт переноса европейской цивилизации на новую почву.

Но одна неприглядная деталь, вызывавшая не только критику беспристрастных наблюдателей, но и постоянные протесты партии радикалов, нуждалась в реформе. Речь шла о политической проблеме, связанной, как уже было сказано, с существованием определенного пакта. Хотя у соглашения и была очевидная цель, состоявшая в предотвращении конфликтов и столкновений, такая политика превращала избирательную систему в фикцию и была глубоко аморальной. Дележ власти, характеризовавший режим на протяжении многих лет, безусловно, развратил общество, удерживал от участия в политических событиях лучших людей, превращал парламент в лживый театр и был уязвимым местом в системе, которая в других сферах функционировала успешно.

Именно тогда Роке Саенс Пенья, находившийся под давлением обстоятельств, о которых речь пойдет позднее, выступил инициатором принятия закона, носящего его имя и приведшего к огромным переменам в политической жизни страны. Закон Саенса Пеньи заменил нечестную и насильственную избирательную систему прошлых лет новой, которая позволила гражданину свободно голосовать, а также установила, что партия, побеждавшая на выборах, должна была править совместно с партией, занимавшей второе место.

Очевидно, что этот закон был принят для выхода из критической ситуации. Митре и Альберди, создавшие республику, уже умерли, но их политические наследники имели полное право считать, что электорат пойдет за ними на этом новом этапе и подтвердит их легитимность, поскольку были достигнуты крупные успехи. За тридцать лет они превратили периферийную, бедную, раздробленную, неуправляемую страну в богатую республику, выгодно отличавшуюся от остальных стран Латинской Америки. И тем не менее электорат повернулся спиной к этим старым созидательным силам и оказал поддержку новому, неизвестному движению, не имевшему четкой программы. Его лидер также был мало известен, и движение в целом стало абсолютно новым явлением в аргентинской политике.

Эти тридцать лет, с 1880 по 1910 г., сыграли ключевую роль в формировании современной Аргентины. В определенной степени современные аргентинцы являются наследниками той эпохи. Величественные общественные здания во всех городах республики и огромные парки созданы в то время. Утверждение основных общественных институтов, являющихся основой жизни страны, — от начального образования и университетов до вооруженных сил, — дело того режима, который, хотя и был виновен во многих политических грехах, при этом обладал чутьем и интуицией, позволившими ему понять, какую роль должна была играть Аргентина в мире.

Цена прогресса

В тот период процветание во многом зависело от производства, существовавшего в так называемой влажной пампе, то есть от зерновых и масличных культур, но особенно от производства мяса. Вследствие этого привилегированным регионом оказалась зона, включавшая большую часть провинции Буэнос-Айрес, юг Санта-Фе, юг Кордобы и, пожалуй, часть Сан-Луиса. В столь же выгодном положении оказалось винодельческое и сахарное производство.

Но процветание и возникшая на его основе инфраструктура (в частности, сеть железных дорог, ведших к порту Буэнос-Айреса) не коснулись некоторых регионов страны, чьи товары в то время не пользовались спросом. Например, горнорудное производство или ремесла северных и северо-западных провинций испытывали относительный регресс. Хотя провинции побережья пережили огромный подъем, были и другие районы, как, например, Катамарка, обладавшие во времена конфедерации большим влиянием, чем в период консервативного режима.

Переписи населения показывают демографический спад в этих регионах, что привело к уменьшению их представительства в парламенте, поскольку оно зависело от числа жителей каждой провинции. Со временем стало заметно, что северные и северо-западные провинции с каждым разом получают все меньше представителей в парламенте по сравнению с провинциями побережья. Это влекло за собой ряд важных последствий: когда, например, шло голосование о строительстве общественных учреждений, предпочтение получали провинции побережья, поскольку они создавали большую долю общественного богатства, а старые провинции, основавшие страну, оказывались обреченными на отсталость.

Социальное развитие тоже шло неравномерно. Немало людей разбогатело, появился класс снобов и транжир, в то время как другие социальные слои страдали от последствий модели развития, основанной на жесткой конкуренции, не предусматривавшей существования патерналистского государства и какой-либо социальной защиты. В этом обществе тот, кто умирал с голоду, не получал никакой помощи, а тот, кто оставался без работы, оказывался на улице без какой-либо компенсации.

Законов о социальной защите, принятых позже, не было. Однако имела место одна государственная гарантия, прекрасно работавшая в то время: речь идет о деньгах. Аргентинский песо имел одинаковую стоимость на протяжении многих лет, что давало возможность делать накопления. Один сэкономленный песо стоил ровно столько же сколько и пять, десять или двадцать лет спустя. Более удачливые люди могли экономить и купить на свои сбережения или в рассрочку землю, построить дом, то есть обеспечить себе старость.

Это был неравномерный, но удивительный прогресс, содержавший в себе возможности для дальнейшего развития, например для перехода от элитарной системы к системе массовых партий. История строительства современной Аргентины — это история восхитительного прорыва, происшедшего не случайно, а благодаря действиям ряда блестящих лидеров, использовавших благоприятные условия, которые так больше никогда и не повторились.