Краткие вести о скитаниях в северных водах

ПРЕДИСЛОВИЕ

В. М. Константинов, сделавший русский перевод "Хокуса монряку" ("Краткие вести о скитаниях в северных водах", как он удачно передал по-русски это японское наименование), предоставил в распоряжение нашей науки памятник большой исторической ценности, могущий заинтересовать не только японоведов, но и специалистов по истории России: "Хокуса монряку" — свод сведений о нашей стране, какими располагали японцы в конце ХVIII в.

В. М. Константинов в статье, опубликованной в 1961 г. "и ныне присоединенной к настоящему изданию, привел основные данные, касающиеся происхождения и судьбы этого памятника. Свод этот был создан по повелению Иэнари, 11-го сёгуна из дома Токугава, закончен составлением в 1794 г. и поступил на хранение в правительственный архив как материал, не подлежащий распространению; в течение почти полутораста лет оставался неизвестным и только в 1937 г. был в современном печатном виде издан проф. Камэи Такаёси, нашедшим его в Библиотеке кабинета министров и раскрывшим его историю. Благодаря этому памятник стал доступен широкому кругу исследователей. В. М. Константинов, узнавший о находке проф. Камэи, получил это издание, занялся изучением памятника и дал нам перевод его, обстоятельно прокомментированный.

Внимание В. М. Константинова к этому памятнику вполне понятно. Толчком к составлению свода сведений о России ХVIII в. послужила запись показаний Дайкокуя Кодаю, капитана японской шхуны, занесенной бурей в 1783 г. в "северные воды", т.е. северную часть Тихого океана, прибитой к одному из Алеутских островов, принадлежавших тогда России. В 1787 г. он был вывезен оттуда вместе с уцелевшими членами команды на Камчатку, в 1789 г. переотправлен в Иркутск, а в 1791 г. — в Петербург. При отправлении в Японию экспедиции

A. Лаксмана Кодаю было дано разрешение вернуться с ней в Японию, и в 1792 г. в гавани Нэмуро на о — в Хоккайдо он снова ступил на родную землю. Поскольку тогда японцам, почему-либо покинувшим свою страну, не разрешалось возвращаться, местные власти отправили Кодаю в Эдо для расследования. В Эдо ему устроили допрос.

Кацурагава Хосю, составитель "Хокуса монряку", присутствовал при допросе и записал показания Кодаю, бывшие, в сущности, простым рассказом о пережитом и виденном им во время своих скитаний. Запись эта и оказалась началом работы по составлению свода сведений о России, предпринятой затем Кацурагава. Разумеется, он воспользовался и тем, что узнал от Кодаю, но главный материал для своего описания России он почерпнул из различных источников, которые он мог получить от голландцев — единственных европейцев, имевших тогда доступ в Японию, и от китайцев.

Помимо записи, произведеной при допросе, кстати сказать, также сохранившейся в архивах, существовало и подробное изложение истории скитаний Кодаю, которое — с названием "Оросиякоку суймудан" ("Сны о России"). — в списках было, по-видимому, довольно широко распространено. Один из таких списков попал и в нашу страну и ныне хранится в Библиотеке им. В. И. Ленина в Москве.

B. М. Константинов нашел этот список и издал его фототипическим способом, приложив к этому изданию его перевод и свое исследование. Естественно, что появление в Японии нового материала, связанного с именем Кодаю, не могло не привлечь его внимание. В результате и появилась ныне публикуемая новая работа нашего историка-японоведа.

Как сам памятник, так и его автор, Кацурагава Хосю, представляют большой интерес для изучающих историю Японии в так называемый период Токугава (ХVII в. — середина XIX в.).

Это становится особенно ясным, если сопоставить памятник с другим, относящимся к тому же времени. Кацурагава Хосю закончил "Хокуса монряку" в 1794 г.; в 1799 г. Хонда Тосиаки написал "Сэйики моногатари" ("Повесть о Западных краях"); "Хокуса монряку" — свод сведений о России, "Сэйики моногатари" — свод сведений о странах Европы (Существует пока еще не опубликованный перевод этого замечательного памятника, сделанный П. Ф. Толкачевым).

Появление этих двух работ, одна из которых создана по почину правительства, а другая — по собственной инициативе ее автора, свидетельствует о наличии интереса японцев к внешнему для себя миру. А о том, что интерес этот в конце ХVIII в. отнюдь не был случайным, говорит появление еще в 1715 г. "Сэйё кибун" — свода сведений о странах Запада, составленного Араи Хакусэки, одним из крупнейших государственных деятелей, ученых и публицистов своего времени.

Кстати сказать, большую часть материала для своей книги Хакусэки почерпнул из рассказов Сидотти, итальянского миссионера, попавшего в Японию и задержанного властями. Таким образом, пресловутая самоизоляция Японии от внешнего мира, установленная в 30-х годах ХVII в. и поддерживаемая в ХVIII в., не была такой непроницаемой, какой ее часто изображают историки. Мысль о том, что внешний мир следует знать и не только знать, но и общаться с ним, как об этом прямо говорится в "Сэйики моногатари", в ХVIII в. становилась уже вполне ощутимой, особенно в общественных кругах. Хонда Тосиаки был экономист, и его работа говорит о прорыве изоляции в области экономической мысли. Кацурагава Xocю, автор "Хокуса монряку", сам по себе, своей личностью, свидетельствует о прорыве в другой сфере — естествознании.

Кацурагава был по профессии врач, причем в характерном для Японии того времени стиле: врач наследственный. В этом плане он даже обозначается особым номером, как это делалось в феодальной Японии в приложении к выдающимся носителям наследственных профессий: он был "Кацурагава IV", т.е. четвертый лекарь из дома Кацурагава, находившегося на службе у сегунов. В 1777 г. он был назначен окуиси — лейб-лекарем, в 1783 г. получил почетное звание хогэн, что-то вроде "мастера", присваивавшегося тогда врачам, художникам и поэтам в жанре рэнга, а в 1794 г. был назначен профессором медицинского училища, учрежденного правительством в 1765 г.

Кацурагава Хосю был продолжателем наследственной профессии своего рода, и это было вполне в духе традиций феодального общества; но в то же время он был носителем и того нового, что все заметнее и заметнее наблюдалось в общественной жизни: стремления к приобщению к той науке, о которой японцы узнавали от голландцев. Начало этому приобщению было положено в естествознании и прежде всего — через медицину.

Медицинское училище в Эдо было не единственным в Японии того времени. Знаменитый Сугита Гэмпаку, современник Кацурагавы, также врач по профессии, организовал такое же училище в Нагасаки — городе, где были сосредоточены сношения с внешним миром, т.е. при данных обстоятельствах с голландцами. С именем Гэмпаку связано появление в. 1774 г. "Кайтай синсб", "Новой книги по анатомии", — перевода известной работы немецкого ученого-медика А. Кулмуса — «Anatomische Tabellen», перевода, сделанного, однако, не с оригинала, а с голландского перевода. В работе по переводу этого пособия принимал участие и Кацурагава, что свидетельствует о приверженности его к новой науке уже в молодые годы.

Медициной, однако, дело не ограничивалось, она была в те века лишь одной из самых популярных отраслей более обширного круга знаний — естественных наук вообще, и многие естественники, особенно ботаники, были одновременно врачами, а врачи — естественниками. Такими были, например, двое известных в Европе ученых, получивших почетное место и в истории японского Просвещения; Тунберг (1743-1828) и Зибольд (1796-1866). Первый из них имеет при этом самое непосредственное отношение к Кацурагаве.

Тунберг, швед по национальности, был учеником Линнея — одного из тех ученых Европы ХУШ в., которые в своей области развивали начала науки эпохи Просвещения, основание которой было положено трудами Декарта и Ньютона. Поступив в 1771 г. на службу в голландскую Ост-Индскую компанию, Тунберг на корабле этой компании в качестве судового врача прибыл в 1775 г. в Нагасаки, а в 1776 г. побывал даже в Эдо. В конце того же 1776 г. он покинул Японию и в 1778 г. вернулся в Европу, привезя с собой гербарий, в котором было представлено более 800 видов растений, встретившихся ему в Японии. На основе этого гербария он и составил знаменитую "Флору Японии", изданную в 1784 г. Кацурагава, к которому присоединился другой японский врач и естественник — Накагава Дзюнъан, воспользовался пребыванием Тунберга в Эдо для того, чтобы познакомиться с европейской наукой непосредственно у ее представителя. Наличие в ученом наследии Кацурагавы работ по хирургии и фармакологии свидетельствует о плодотворности его учения у Тунберга. Изданные же им "Тикю дзэндзу" ("Карта земного шара") и "Банкоку дзусэцу" ("Карта государств мира с объяснениями") говорят о его широком интересе к внешнему миру вообще. О том же и весьма выразительно говорит и составленный им свод сведений о России. Коротко говоря, и сам Кацурагава Xocю, и его работы полностью принадлежат новой японской науке, складывавшейся в ХVIII в. — в период японского Просвещения. В этом и состоит ценность памятника для изучения Японии в период Токугава.

Настоящая работа издается, когда ее автора уже нет с нами. Внезапная, так поразившая всех его друзей и коллег, смерть унесла от нас доброго товарища, чудесного человека, талантливого ученого. Часто говорят: невознаградимых утрат нет. Это не та_к. Верно обратное: никакая утрата никогда не перестает быть утратой, В данном случае наша утрата — тяжелая. И этот последний труд Владимира Михайловича будет всегда напоминать нам о нем.

Н.М. Конрад