Край бокала

Глава 9

В десять часов утра я услышала автомобильный гудок. Кто-то сигналил у дверей Мирмаунта.

Я сразу поняла, кто это был, и устремилась к парадной двери, оказавшись там раньше Энни. Действительно, у балюстрады на лесенке стоял Брендан.

— Доброго вам утра. Я понимаю, что нехорошо сигналить под окном у леди, но, черт меня побери, я не в состоянии заставить работать ваш звонок. Он, наверно, заколдованный, или же леди Мод терпеть не может гостей.

Он улыбался мне вполне доброжелательно. Я почувствовала облегчение, потому что в Мирмаунте постоянно существовало напряжение в отношениях между мной, леди Мод и Коннором.

— По правде сказать, ваш сигнал был для меня как музыка свободы, — призналась я. — Но вы ведь сейчас уезжаете?

— Это, может быть, будет зависеть от вас. Можно ведь улететь этим рейсом, а можно следующим, можно сегодня, а можно завтра. Думаю, что я смогу должным образом попрощаться с Ирландией легенд, если вы разделите со мной одну мою поездку. Мне хочется снова доставить себе удовольствие — взглянуть на гору Кашел, и думаю, будет правильно, если я познакомлю с одной из главных достопримечательностей страны новоявленную ирландку. Вы согласны?

Миссис О'Ши только что отбыла на похороны своего двоюродного деда, я заранее приготовила ужин — холодную вареную осетрину, а дежурить у больной мне следовало только в четыре часа. Я была свободна и согласилась.

— Это место еще называли горой Королей, — сказал Брендан. — Это древняя резиденция королей Манстера. Говорят, сам святой Патрик однажды приходил сюда, чтобы крестить одного из них.

Здесь все в большей мере дышало памятью о прошлом, чем на башне О'Роирка. Прежде всего, это был крест святого Патрика, установленный на легендарном коронационном камне королей Манстера.

— Вот это — Круглая башня, — продолжал Брендан, — построенная в X веке. А это — часовня Кормака, которую в ХII веке построил Кормак Маккарти, король Десмонда. Вот здесь собор, довольно величественный, но не способный вызвать у вас таких чувств, как часовня Кормака.

— Вы так хорошо все знаете.

— Меня приводили сюда, когда я был маленьким, вместе с моими братьями и сестрами. И знаете, я «заболел» этими местами. Я приезжал сюда на автобусе, сэкономив немного денег, когда еще учился стеклоделию. А когда купил свою первую машину, довольно старую, то не повез кататься самую красивую девушку, а приехал сюда один, словно чокнутый. Я поднялся на Круглую башню и почувствовал себя королем Манстера… Люди говорят, что все мои неудачи происходят из-за того, что я иногда выкидываю такие штуки…

Огромный собор был без крыши.

— XIII век, — пояснил Брендан. — Крыша снесена в XVIII веке по приказу недоброй памяти протестантского пресвитера здешнего прихода.

Потом мы поднялись на Круглую башню и полюбовались открывавшимся оттуда видом на равнину и развалины аббатства Ор.

Потом мы спустились на кладбище, находившееся по соседству с собором. На лужайке, прилегавшей к кладбищу, мирно паслись овцы. Архиепископы были похоронены в нишах в стенах собора, люди попроще — на церковном дворе.

— Когда я стану глубоким стариком, — сказал Брендан, — а я, знаете ли, собираюсь прожить очень долго, и когда почувствую приближение конца, я перееду жить сюда, на Кашел, чтобы закончить свои дни возле этих руин, лугов и овечек.

Начался дождь, и мы с Бренданом спустились с горы и отправились во дворец древней королевы Анны, который потом превратился в резиденцию местных англиканских архиепископов. Теперь в этом здании находился роскошный отель и кафе, где мы пообедали.

— А Лотти вы сюда привозили? — спросила я.

— Да, но из этого ничего не вышло. Она не любительница старины и старинных легенд. И потом, для Лотти поехать сюда вообще не значило куда-то поехать. Поездкой она считала путешествие в Лондон или в Париж.

— Или в Копенгаген?

— Да.

— Вам было трудно с ней, но вы любили ее?

— Я говорил, что влюбился в нее в первую ночь в Дании. Любовь приходит обычно после влюбленности или же не приходит вообще.

— А у вас с ней как было?

— Знаете, — он покачал головой, — любовь для Лотти была тяжелым бременем. Не знаю уж, насколько она сама понимала это, но это было так. Она старалась не принимать ничего слишком всерьез. Но Коннор ко всему относился серьезно, особенно к стеклоделию Шериданов и к браку. Ей это стало досаждать, да и пугало ее. Поэтому-то ее и заинтересовал я, казавшийся в ее глазах легким человеком. Но она не знала, что я, хотя и несу всякий вздор, не менее серьезен, чем Коннор. Ей был нужен товарищ для игр, а мне — чтобы меня любили. Когда я стал понимать, что ждать нечего, готов был порвать с ней.

— Но все же вы собирались ехать с ней в Копенгаген?

Я старалась выглядеть скептиком. Брендан сейчас затронул мое больное место, которого прежде никто не касался, — глубокой потребности знать, что есть на свете мужчина, которому настоящая любовь нужна не меньше, чем мне самой. Он готов был принять на себя ответственность за любимого человека и не боялся бремени любви. Я даже втайне позавидовала Лотти, которая отвергла такую любовь, что для меня было очень странно. Из всех вещей, которые были в ее жизни, она не сумела распорядиться самым ценным. Ей предлагали любовь, она же стремилась только к наслаждениям.

— Путешествия в Копенгаген все равно бы не было, — ответил Брендан. — В ту самую ночь я собирался сказать Лотти, что из этой затеи ничего не выйдет, что ей следует лететь сразу в Лондон (как она и сказала об этом Коннору), а мне — отправиться в Копенгаген, чтобы заняться своей работой; к тому же я намерен подобрать себе замену. Да, я собирался бежать от нее. Но я не успел ей сказать об этом. Она погибла, а Коннор и Прегер просто знали, что она ехала ко мне.

— Вы рассказали им о своем решении?

— То есть отрекся ли я от Лотти, когда ее уже не было в живых? Нет. В конце концов, мы оба были виноваты, состоялось бы путешествие в Копенгаген или нет.

Брендан расплатился с официантом, и мы вышли на улицу.

Всю дорогу до Мирмаунта мы молчали и много курили.

Когда Брендан привез меня в Мирмаунт, все еще лил дождь.

— Вы могли бы, — сказал он, — на прощание поцеловать ирландца в его последний день на родной земле? Все же он возил вас на гору Королей!

Я наклонилась к нему. В нашем долгом поцелуе смешались чувства сладости и горечи. Перед тем как нам расстаться совсем, он спросил:

— Увидимся ли мы с вами еще когда-нибудь?

Я не знала ответа, да он и не ожидал его. Выходя из машины, я словно бы почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла голову. В одном из верхних окон я разглядела лицо Коннора. Он не отвел взгляда. Но смотрел на меня с чувством самоуверенности, которое отличало его. Он, конечно, видел, как подъехала машина, и, возможно, догадался, что произошло между нами.

Войдя в дом, я увидела в окно, как отъехала и скрылась из виду машина Кэролла. Мне хотелось закричать, чтобы он вернулся, но я, конечно, не посмела это сделать. Поднявшись на свой этаж, я ожидала, что Коннор выйдет из комнаты, но ничего не произошло. И все же я почти физически ощущала его недовольство. Впервые мне подумалось: а только ли себялюбие Лотти заставляло ее бежать от Коннора?

Когда я пришла в спальню леди Мод, Энни принесла нам чай и сказала, что Коннор уехал и к ужину его не будет.

— Мистер Коннор, знаете, стал очень беспокойным, — добавила она. — Совсем как тогда…

— Не надо сплетничать, Энни, — оборвала ее старая леди.

Я удивилась, что она до сих пор не знает, что так разговаривать с прислугой уже не следует, если хочешь, чтобы тебе служили. Но Энни покорно ответила:

— Да, миледи. — Видимо, Тирели для кого-то существовали вполне реально.

Вечер шел своим чередом. Я спросила леди Мод, не нужно ли что-нибудь заштопать, но она пренебрежительно махнула рукой, сказав, что это всегда может сделать Энни (по салфеткам, которыми мы пользовались, я уже могла судить о степени швейного «искусства» Энни). Мне было предложено читать вслух любимую статью леди Мод о Гималаях из старого номера «Нэшнл джиографикс». Описание заснеженных горных вершин, видимо, действовало на нее успокаивающе.

— Завтра мы начнем читать «Жизнь Мальборо» Черчилля, — объявила она, показав на книжные полки, уставленные томами Черчилля, начиная от рассказа об Англо-бурской войне и кончая эпохой Второй мировой войны. Я вдруг со страхом подумала, что могу стать пленницей в этом странном мирке прошлого.

Когда я уже принимала ванну, услышала в коридоре голос Коннора, который разговаривал с Сапфир.

Ложась спать на этот раз в комнате миссис О'Ши, я снова подумала об этой старой аристократке, живущей в воображаемом мире, которой нет дела до окружающей ее действительности. И, как до этого о себе, я подумала о том, в какой мере Коннор Шеридан стал невольником этого дома и этого мира.

И снова меня разбудили среди ночи, только на этот раз более грубо. Это была миссис О'Ши.

— Ради бога, проснитесь, мисс! Вставайте же! — повторяла она, тряся меня за плечо. — Надо срочно вызвать доктора Доннели!

— Что случилось? — спросила я, с трудом открывая глаза. Голова у меня болела, и я чувствовала себя как-то странно.

— Газ — вот что случилось. Газовая горелка в ванной была открыта, а пламя погасло, и бог знает что теперь сталось с моей пациенткой. Позвоните скорее доктору, надо вызвать «скорую помощь».

— Мора, Мора! Вы здесь? — послышался вдруг из спальни голос леди Мод.

— Это она, — сказала сиделка. — Слава богу, кажется, ничего страшного. Не теряйте времени, звоните доктору Доннели! А «скорая помощь», видимо, не нужна. — С этими словами она прошла в спальню и заговорила со своей пациенткой, как всегда, громко и внушительно.

Я надела шлепанцы, набросила халатик и побежала в кабинет Коннора. До доктора я дозвонилась сразу и объяснила ему ситуацию, насколько поняла ее сама.

— Я сейчас приеду, — ответил он.

«Где же, черт возьми, Коннор?» — подумала я раздраженно.

Коннор был уже в спальне леди Мод, где вокруг нее суетились миссис О'Ши и Энни. Окна спальни и ванной были открыты; в комнате действительно пахло газом, но не очень сильно. Коннор нагнулся и поднял какой-то предмет, лежавший у двери в ванную. Я разглядела, что это был резиновый банный коврик. Увидев меня, он бросил его на ванну (коврик обычно висел на ее бортике), но промахнулся (возможно, специально), и коврик шлепнулся на пол. Поверх пижамы он надел роскошный темно-синий халат. Возможно, это был подарок Лотти. И его слишком торжественный вид, и его нарочитая сдержанность — словно он был на официальном приеме — почему-то раздражали меня.

— Как это случилось? — спросила я сердито. — Я не оставляла огня открытым.

Никто не ответил мне. Леди Мод была в удовлетворительном состоянии, потребовала чаю и ворчливо спросила, почему весь дом в два часа ночи собрался в ее комнате.

— Ничего бы не случилось, будь я здесь, — заговорила миссис О'Ши. — Какое счастье, что я решила уехать с похорон пораньше! Там все пошло наперекосяк. Попался какой-то священник, которого, видите ли, не устраивают поминки… Мой племянник Рори подвез меня сюда на машине. Как я теперь посмотрю в глаза доктору Доннели? Оставить здесь неопытную девчонку…

— Да помолчите, наконец, женщина! — прервала ее леди Мод. — Ничего не случилось. Я чувствую себя вполне хорошо. Прошу всех меня оставить. Энни, принесите же чаю!

— Вы бы чувствовали себя совсем не так хорошо, леди Мод, — возразил Коннор. — Я думаю. Мора не выключила огонь, когда кончила мыться. Конечно, он бы горел, пока есть газ, но проблема — в газовой трубе, видимо, там соединение плохо приварено. Произошла утечка, и, если бы прошло достаточно времени, вам бы сейчас было плохо.

— Да ее бы, может, уже вовсе не было. — Миссис О'Ши была слишком взволнованна, чтобы подбирать слова. — Я всегда сплю с открытой дверью и открываю дверь в эту комнату. Я бы различила запах газа! Но молодые спят крепко.

— Вот адская машина! — Леди Мод бросила сердитый взгляд в сторону ванной. — Это ведь вы установили колонку, Коннор! Сегодня же утром уберите ее — с ней недалеко до беды.

Он пожал плечами, словно не заметив осуждения в своей адрес.

— Лучше я пойду и перекрою доступ газа внизу, иначе утечку не остановить. Вы, возможно, случайно задели трубу ногой, Мора, или что-то вроде этого. Несчастный случай, конечно, но хорошо, что все пока обошлось.

С этими словами он спокойно ушел, оставив нас, четырех женщин, из которых трое считали меня виновной в преступной небрежности.

Но как бы я ни злилась сейчас, я все же не высказала Коннору всего, что думала. Я даже не зажигала газовую горелку, а дверь своей спальни открыла, как и учила меня миссис О'Ши. Мне очень хотелось знать, как мой банный коврик оказался у двери ванной, когда его поднял Коннор. Я хорошо помнила, что повесила его на стенку ванны. Значит, он давно лежал у входа, и миссис О'Ши, видимо, в спешке просто отпихнула его в сторону, не обратив на него внимания. Мне хотелось перед лицом старой леди обвинить Коннора, что это он сам закрыл мою дверь, ведущую в ванную, а коврик нарочно положил на пол так, чтобы он закрывал щель под моей дверью.

В таком случае газ мог распространяться только в одном направлении — в спальню леди Мод. Если бы прошло достаточно времени, она могла бы пережить новый приступ или даже задохнуться. А утром Коннор Шеридан убрал бы коврик и открыл мою дверь. Этот план нарушил неожиданный приезд миссис О'Ши.

И все же я ничего не сказала тогда. По опыту я знала, что, скажи я это сейчас, и уже утром мои слова будут известны всему Клонкату. Я помнила «заговор молчания» Коннора, Брендана и Прегера вокруг гибели Лотти. Обвинив кого-то в попытке убийства, я могла бы накликать беду, а промолчав, сохраняла внешние приличия, но это тоже ничем хорошим кончиться не могло. И все же я вступила в новый заговор молчания.

Доктор Доннели собрал нас всех в кабинете Коннора Шеридана.

— Я дал ей снотворное, — сказал он. — Сейчас трудно определить, нанесен ли ущерб ее здоровью. Необходимо обследование, а это означает госпитализацию. Леди Мод никогда в жизни не была в больнице. Но, зная ее, я могу сказать, что подвергать ее этому опаснее, чем просто оставить ее в покое. Когда она отдохнет и придет в себя, я смогу решить, как ее лечить дальше.

Доктор обвел нас всех укоризненным взглядом, словно спрашивая, как же мы могли допустить то, что случилось этой ночью. Никто из нас, включая даже миссис О'Ши, не смог сказать ни слова в свою защиту.

— При должном уходе она скоро поправится. Леди Мод может прожить еще немало лет, хотя уже и в преклонном возрасте, а Тирели — не очень крепкий род… — Он начал писать рецепты. — Миссис О'Ши, пожалуйста, поезжайте в Клонкат и скажите, чтобы…

Пока продолжался их профессиональный разговор, я посмотрела на Коннора. Я следила за ним с тех пор, как доктор сказал, что старая леди может прожить еще долго. Он неплохо владел собой, но я поняла, насколько неприятно ему было это слышать. Годы шли, унося его молодость, а власть и богатство так и не пришли к нему. Ему хотелось посвятить все свои силы, опыт и способности возрождению завода Шериданов, но хозяином, а не в качестве слуги старой леди. Я полагала, что этой ночью он предпринял очень опасный, отчаянный шаг, чтобы получить свободу, и потерпел неудачу… Ощущение досады и горечи оттого, что снова придется все это терпеть, казалось, было написано на его лице.