Зимний поход 36–37 гг. насыщенный событиями и кровавыми боями благополучно завершился, окончательно перевернув с ног на голову историю не только Руси, но и Прибалтийского края. Теперь, в значительной степени, моё знание истории оказалось девальвировано. Но я к этому и стремился, перейдя от внешне незаметных местечковых пертурбаций к изменениям глобального, как минимум для Европейского континента, характера.
Из Ливонии, проездом через Псков, я выехал в Новгород. С собой взял только сотню телохранителей, да вдобавок прихватил за компанию некоторых воевод и служащих ГВУ. Замиренные силой псковичи всё это время сидели в своём городе, как говорится, «тише воды, ниже травы». Под громкий колокольный звон всех церквей, возвещающих о приезде государя, псковичи собрались на Торгу. Перед волнующимся людским морем выступили политруки, рассказывая своим благодарным слушателям о новых победах русского оружия. От таких славных известий толпа буквально взорвалась ликующими радостными возгласами. Ещё бы! Псам — рыцарям пришёл конец, а всё восточное взморье Варяжского моря стало русским! Через рупоры политработники рассказали также псковскому люду о стартовавшей программе переселения на чудинские земли, о необходимости навеки вечные закрепиться в покорённой стране православному народу, о льготах и прочих выгодах, которые ждут там русских поселенцев.
Политработу с массами я всецело доверил профессионалам своего дела. В самом начале выступления я лишь поздоровался с собравшейся на Торгу толпой, да помахал им ручкой. Сам же пару дней провёл в тесном общении с псковским уездным наместником Юрием Добрыничем. Кроме общеуправленческих вопросов обсуждались дела связанные с формированием псковских полков и переселением псковичей на территорию Балтийской губернии, о скором прибытии прибалтийских новобранцев следующих через Псков вглубь Новгородской области.
Навесив таким образом на главу Псковского уезда целую прорву новых дел и задач я отбыл в Новгород. А по Пскову ещё долго все разговоры крутились вокруг новой темы для пересудов. На каждом шагу, в каждом доме только и слышно было, что о разгроме рыцарей и датчан, о захвате Прибалтийских земель, а также о переселении в новую западную губернию.
Новгородцы начали нас приветствовать шумными толпами, да под звон колоколов ещё на дальних подступах к городу. Это была не народная инициатива, просто местный губернатор так расстарался, согнав людей со всего Новгорода. У Юрьева монастыря, кроме губернатора Перемоги со свитой, меня встречал лично Новгородский владыка, вместе с монастырским игуменом и местной братией. Разодетые в богатые парчовые ризы священнослужители сначала благословили меня и конную гвардию, потом лично возглавили молебен, а под конец монахи своими лужеными глотками громко и раскатисто запели молитвы.
Впрочем, как мне показалось, в народной массе большинство людей вполне искренне радовались прибытию своего нового государя. Вот, ведь выверт сознания! Казалось бы, ещё и полгода не прошло, как я с ними воевал и лишь силой оружия овладел Новгородом, при этом, придав смерти массу местных, а поди ж ты, некоторые встречают меня здесь как отца родного! Что ни говори, а причудлива и изворотлива человеческая психология, особенно же она податлива и пластична в эти древние, суровые времена.
Въехали мы в Новгород с Людина конца. Я хотел было сразу направиться к Детинцу, но не тут то было. В ушах стоял частый колокольный перезвон, а городские улицы были запружены весело гомонящим и празднично разодетыми новгородцами.
Завидев головную колонну, въезжающую в город, из толпы раздались оглушительные крики. Скачущие в возбуждении дети так и норовили сигануть под копыта коней.
Остановившись, я поднял руку, гомонящая на все лады толпа сразу умолкла.
— Здравствуйте новгородцы! Сегодня, по случаю завершения военного похода будет пир. Выборных от народа приглашаю сегодня вечером в терем.
Некоторые бабы от чего — то завизжали, подобрав для удобства юбки до колен, побежали по домам, наверное, готовить на стол. Мужики, сразу осветившиеся каким — то неземным счастьем, громко закричали:
— Слава государю!
Для пущего эффекта я залез в свою калиту, набрав там горсти латунных монеток, по очереди зашвырнул их в обе от себя стороны, в самую гущу народа. Что тут началось! Крик усилился ещё больше, а люди, как стая голодных собак бросается на кости, также набросились на монетки. Зато сразу освободился запруженный ранее народом проезд, чем я не преминул воспользоваться, быстро проскочив со свитой вперёд.
— Чего это так новгородцы разошлись? — спросил я своего новгородского губернатора.
— Во — первых, ты, государь, к ним явился, живой и здоровый, а во — вторых, не особо новгородцы, видать, своих соседей жаловали, — ответил Перемога.
— Ааа! Вот где собака зарыта!
— Что зарыто государь?
— Не обращай внимания, это присказка такая, погнали дальше, пока нас опять, где не прижали.
В Детинце, помимо архиепископа меня встречали радостные смоленские бояре, были вызваны те из них, кто по совместительству являются ещё промышленниками и купцами. Кроме них присутствовал удачно вернувшийся с Финского похода воевода Мечеслав.
Кроме вышеназванных господ и товарищей меня также поджидали приехавшие из столицы учителя и рудознатцы. Поздоровавшись со смолянами, я их пригласил на вечерний пир, перенеся на последующие дни все деловые разговоры. Архиепископу Спиридону, как и полагается, заказал благодарственный молебен, и был таков, быстро проскакав через Детинец по восстановленному Великому мосту на Ярославов двор. Но не всё оказалось так просто, на правом берегу Волхова, почти в точности повторилась встреча, произошедшая ранее на Софийской стороне, правда народа было чуть поменьше, и деньги в толпу я не швырял. Так как моя жаба посчитала, что нечего народ дармовщиной расхолаживать!
В резиденции губернатора нас уже встречали слуги. Телохранители, попридержав коня за уздцы и стремя, помогли мне ловко с него соскочить. Под грозным взглядом Перемоги слуги быстро возобновили прерванные нашим появлением занятия — они в огромных количествах готовили самую разнообразную снедь и из погребов перекатывали к столам бочонки с хмельными медами, вином и водкой. Печи терема, из — за всех этих приготовлений, источали духоту, растапливая приготовленные к пиру гридницу и сени, не хуже парной.
Перед тем как отправиться на пир, я на военном совете выслушал доклад Мечеслава о том, как впечатлившись новгородским побоищем, другие города Новгородской земли сдавались без боя, за исключением Пскова, уж слишком показательно была сокрушена их столица.
Овладение Ладогой, занимающей стратегически важное местоположение в нижнем течении Волхова, сложно было переоценить, так как вместе с Ладогой мы брали под свой контроль северные ворота в Новгородские земли, устанавливая контроль над путём из Балтики в речные системы Руси. Ну а про стратегическое значение захвата Финляндии я вообще промолчу.
Сопротивление шведов в Финляндии тоже было быстро сломлено. Шведские крепостицы в Финляндии падали к ногам русских полков как карточные домики. Вся Финляндия оказалась занята всего за пару недель. Остатки немногочисленного шведского рыцарства сбежали в Швецию по льду Ботнического залива.
Меня, по настойчивым советам упёршегося и стоявшего на своём Перемоги, вынудили напялить на себя малиново — фиолетовый кафтан, с воротником и рукавами вышитыми золотом, затянувшись, вдобавок, золотым поясом.
— Не буду я твой кафтан одевать, — как маленький заканючил я, — мне удобней всего быть в своей походной одежде.
— Да пойми ты, государь! — упрямился весь раскрасневшийся от переживаний бывший наставник, — не дело это, если дружинники, да что там дружинники, — огорчённо махнул рукой Перемога, — новгородские смерды — и те будут одеты богаче своего государя. Так не пойдёт!
— Отвянь от меня Перемога. С какого — то жмурика кафтан сняли и теперь меня хотите в него обрядить как скомороха?
— Ни с какого жмурика мы его не снимали, у немцев куплен! — насупился, оскорблённый в лучших чувствах новгородский губернатор.
— Ладно, хрен с тобой, не дуйся! — пришлось мне поступиться своими модными предпочтениями, облачившись в шутовской костюм. Особенно меня «обрадовали» кожаные сапоги, с задранными вверх носами — являвшиеся, по словам неугомонного Перемоги, последним писком немецкой моды. А я, услышав эти слова, подумал, что надо с Европой что — то делать, пока они не навострились натягивать на мужиков чулки с рюшечками, всё, как я знал совершенно точно, к этому идёт.
Вошли в гридницу, освещаемую неровным светом множества факелов, утыканных вдоль стен. За столами сидели, разодетые как попугаи, во все цвета радуги, воины, бояре, чиновники, выборные от новгородцев. Завидев нашу дружную кампанию, присутствующие повскакивали с лавок, при этом низко склонив головы. Заняв своё законное место за отдельно стоящем на возвышении столом, я схватил кубок со стоялым мёдом и громко объявил:
— Выпьем други за единое Русское государство! За победу русского оружия во славу нашего Отечества! Слава!
— Слава!!! — поддержали, громко заревев, присутствующие на пиру, опрокинув в свои утробы спиртное и тут же принявшись опорожнять ломящейся от яств стол.
Быстро захмелевшие гости перестали друг друга дичиться, установился оглушающий гвалт сотен голосов.
— Когда государь привезёт и покажет нам нашу новую государыню — полочанку? — громко спросил уже порядком набравшейся рыжебородый новгородский боярин у моего полковника.
Я поднял руку. Сидящие рядом со мной ближники заметили мой жест, тут же заорали на всю гридницу.
— Тихо! Государь молвить слово хочет!
Благодарно кивнув своим уже порядком расхристанным от выпитого бородатым рупорам, я толкнул очередную речь.
— Я тут краем уха услышал, как новгородский боярин спросил у моего воя, когда я покажу новгородцам их, дословно «новую государыню — полочанку». Так вот! Для тех, кто плохо соображает с первого раза, я повторю: нет больше полочан, кривичей, словен, а есть только, в нашем общем Российском государстве, русские люди. Я внесу в НРП дополнение. Тем, кто будет делить единый русский народ на древние племена — ответит по Закону, за разжигание ненависти, бунтов и братоубийственных войн. Вы больше не словене, а мы — не кривичи, все мы единый и неделимый русский народ, Российского государства, России. Запомните мои слова сами и всем передайте, если мы продолжим, как встарь делиться, то враги нас поодиночке перебьют! В единстве наша сила, наш путь к выживанию и славе! — переведя дыхание я, подняв кубок громко прокричал: — Слава России! — от чего мимолётом почувствовав себя оплёванным в будущем русским националистом, но тут же сам себя одёрнул, сейчас не те времена, и ни каких либеральный рефлексий не следует допускать. Все эти мимолётные, пронёсшиеся в голове размышления были прерваны громовым: — Слава России! — эхо было такое, что даже языки пламени факелов ускоренно заплясали вместе с тенями.
Ночью, в сопровождении служанок, фирменной «матроской походкой» я побрёл в отведённые мне покои.
На следующей день после празднеств, я встретился с прибывшим вместе с войском в Новгород чешским штейгером Матеем Лукашичем, возглавляющим управление геологоразведки. Он приехал сюда не один, а вместе со своими русскими коллегами и учениками. Кроме него приехали главные пайщики «СМЗ» — у меня и для них нашлось новое дело. Заслушал довольно обстоятельный и толковый отчёт чеха по добычи полезных ископаемых, я произнёс:
— Эту работу, как я погляжу, ты уже наладил, а потому принимайся за новую, она будет у тебя долгосрочная, и за выполнение её ты получишь в личную собственность паи.
— Слушаю тебя государь, — моментально посерьёзнел чех, и его ученики также навострили уши.
— Я тут на днях написал Закон «О недродобывающих товариществах» (НДТ) единоличных либо паевых, соответственно ЕНДТ или ПНДТ. Первооткрыватель месторождения может его разрабатывать самостоятельно, образуя НДТ, либо его продать в течение года. На государственных землях, открытое частным лицом (лицами) месторождение, передаётся в собственность НДТ бесплатно, при условии начала его разработки в течение года, в противном случае надел изымается в собственность государства. За неуплату налогов и другие виды жульничества — наказание в виде штрафа, конфискации НДТ, лишение свободы. Если полезные ископаемые добывает государство, то название — «государственное добывающее предприятие» (ГДП). Каждое отдельно взятое государственное месторождение, каждый рудник — разрабатывает самостоятельное и независимое от других ГДП. У каждого ГДП свой индивидуальный номер, а через дробь указывается цифровой код добываемого предприятием минерала. За соблюдением закона, регистрацией НДТ и ГДП, сбором налогов, и др. будет следить твоё, Матей Лукашич, управление.
— Очень интересный и необычный закон государь, и как раз касается нашего ремесла, — с одобрением заметил чех, русские рудознатцы молча, кивками, подтвердили слова своего наставника в шахтном деле.
— Поскольку деньги на поиск и разработку карельских руд тебе выделяю я, то есть государство, то на открытых вами месторождениях будут образованы ГДП. Поэтому образовывать ЕНДТ или ПНДТ вы сможете только тогда, когда уйдёте в самостоятельное плавание, и будете за свой кошт финансировать разведку и добычу полезных ископаемых.
Все присутствующие с пониманием отнеслись к моим доводам.
— Также в законе «О недродобывающих товариществах» прописано, что каждое ГДП возглавляет смотритель. Он является здесь главным должностным лицом, в обязанности которого входит непосредственное руководство рабочими и всем трудовым процессом. Причём смотритель должен быть абсолютно компетентным человеком во всех технических сторонах рудодобычи, и при необходимости обучать рабочих их трудовым обязанностям. В общем, он, на каждом ГДП, «царь и Бог».
Далее, рабочие ГДП делятся в соответствии с выполняемыми ими функциями на следующие должности: забойщик, навальщик (забрасывает землю и минералы в корзину/тачку), откатчик, рудокоп, дробильщик, промывальщик, плавильщик, возчик.
Вообще же, закон «О недродобывающих товариществах», я написал с целью привлечь сторонних инвесторов для осуществления этих, не самых дешёвых проектов. А непосредственной плавкой руды на месте будут заниматься филиалы «СМЗ». Плодить новые сущности, создавая промышленные товарищества с новыми участниками я не стал, доверив дело уже опытной и проверенной команде смоленских предпринимателей, со своим, естественно, участием, в виде контрольного пакета паев. О чём незамедлительно и договорился с приехавшими в Новгород смоленскими промышленниками.
— Теперь же, господа штейгеры и рудознатцы перейдём непосредственно к карельским рудам …
Я указал им две точки на самописной карте, где следует основать два городка — Онегазаводск (Петрозаводск) и Медвежьегорск. В этих местах, в ближайшее время, надо будет построить завод чёрной металлургии (Онегазаводск) и медеплавильный (Медвежьегорск). Плюс, на северо — восточном берегу Ладожского озера, указал на комбинированные месторождения олова, свинца и цинка.
— А людей знающих, государь, где мне искать? — спросил штейгер
— Возьмешь подмастерьев и рабочих с СМЗ. Я специальную грамотку отпишу, в случае удачи нашего дела, сделаю их пайщиками карельских предприятий, ими же и построенных.
Чуть подумав, я решил дополнительно привлечь для усиления геологоразведочной партии новгородских парней смекалистых или из ремесленных семей. Большинство из них были дети кузнецов, знакомых с детства с рудами и металлами, по крайней мере, с процессом опробования руд сложностей не предвидится, что должно способствовать повышению шансов по успешному обучению этому сложному ремеслу. Их я приставил к геологам в качестве учеников, и выступил перед ними с напутственной речью.
— Вы будете приставлены к рудознатцам — штейгерам не в качестве служанок, а как их помощники и ученики. Следующие два года вы должны будете, прежде всего, хорошо поработать головой и вбить в неё всё, что знают ваши учителя. По истечении этого срока, каждый из вас пройдёт специальное испытание, по проверки усвоенных знаний. По горному делу, шахтам, и всем, что с ними связано, вы должны знать на уровне своих наставников.
Я перевёл дыхание. Публика, с широко открытыми глазами, впитывала информацию с таким усердием, что у многих были приоткрыты рты.
— Те из вас кто пройдёт проверку, обеспечит для себя и своих детей сытое и безоблачное будущее. Достаток у вас будет во всём. Ваша судьба — в ваших руках. На каждого рудознатца — штейгера будет приходиться пять учеников, потому, если вы что — то не понимаете в горном деле, то спрашивайте друг у друга, общайтесь между собой, вы все запряжены в одну упряжку. Удачи!
Экспедиция, исходя из количества штейгеров — рудознатцев, делилась на четыре независимые и действующие самостоятельно группы. К каждой из них для охраны и добычи пропитания был придан отряд «охочих» до этого дела людей, вроде тех же охотников, ушкуйников и охранников купеческих караванов.
Через два — три месяца после отправки основной экспедиции, в конце весны — начале лета, в Ладогу должны были начать прибывать трудовые резервы. Они были необходимы для непосредственной разработки найденных рудоносных жил, а также для организации на месте металлургических производств. Кроме того, для всех этих работ разрешено было вербовать местное население — карелов и финнов.
В ходе подготовки «геолого — разведочной экспедиции» неожиданно всплыла ещё одна проблема — Новгородское княжество не располагало собственными портами на побережье Балтийского моря. Причина подобного явления банальна — строительство и появление морского порта автоматически привело бы к укреплению княжеской власти и обеднению Новгорода, что было крайне невыгодно боярской вольнице. Такая близорукая политика постепенно подтачивала и ослабляла могущество и влияние Новгорода в Северной Европе. Но теперь — то, с включением Новгорода в Смоленскую Русь, и фактической ликвидации самостийного новгородского боярства, ничто и никто не мешает мне исправлять ошибки накопившиеся из — за не компетентности и самодурства руководителей княжества. Да, сейчас я обрёл множество новых балтийских портов, но я решил подстраховаться строительством порта на реке Неве. Я не рискнул начать вкладываться и развивать недавно присоединённые, и ещё не русифицированные земли. Опыт Российской империи и СССР, что развивали национальные меньшинства, наглядно показал всю пагубность подобной политики, это послезнание сидело в моей памяти занозой.
Свои мысли, о сложившейся ситуации я попытался донести до собравшихся, по моему приглашению в Новгороде русских (т. е. помимо новгородских, ещё и смоленских, полоцких) купцов.
— Господа купцы, вы очень сильно отстали от жизни, потому как все ещё держитесь за стремительно утрачивающую свою былую значимость речную торговлю! Да, она пока ещё, с горем пополам, связывает через новгородские земли южные Азиатские регионы со странами Северной Европой. Но уже сейчас эти связи стали разрушаться монголами. Волжская Булгария уже уничтожена, связи со Средней Азией и Прихвалынскими (Прикаспийскими) землями уже прервались. Через год — два, монголы перережут вашу торговлю с Византией и другими странами Черноморского бассейна, а значит, окончательно оборвут все контакты с Востоком.
— Почему? — раздались удивлённые возгласы. — Неужели монголы к Днепру выйдут?
— А вы как думали? Захватив почти всю Азию, они на Волге остановятся? Мало того, что они по степям до Венгрии дойдут, они, будьте уверены, за Русские княжества возьмутся, да так, что только кости затрещат!
— Государь, что же нам делать?
— За всю Русь я говорить не берусь, а вот за ту её часть, что вокруг Смоленска сплотил, есть у меня дельные мысли. Я сделаю всё, чтобы не допустить разор Смоленской Руси, но про это я с вами говорить не намерен, для таких разговоров у меня есть воеводы. С вами же, я сейчас беседую о развитии торговли и промышленности, а касательно монголов, я вас просто предупредил, что в ближайшее время все восточные товары на Руси исчезнут, да и торговые отношения с востоком будут прерваны на долгие годы, на десятилетия, чтобы вы, как можете, заранее подготовились к этому событию.
— Это получается, что мы только с Европой будем торг вести? — спросил полоцкий купец.
— Всё верно. Венецианцы, после захвата Константинополя получили неограниченный доступ к Черному морю. А до этого они и генуэзцы взяли под контроль торговлю с Египтом и мусульманским Восточным Средиземноморьем. Овладев морской торговлей в южных морях, итальянцы сейчас стремительно богатеют. То же самое на севере проделывают немцы, создав Готландский союз (предтече Ганзы, которая появится в середине 14 в. Остров Готланд служил им точкой опоры) северогерманских приморских имперских городов во главе с Любеком. Хоть я и отнял у них и вернул Руси восточно — прибалтийские земли, но, тем не менее, это не опровергает мои слова сказанные выше. Деньги у них, что у итальянцев, что у немцев, на захватнические войны берутся за счёт морской торговли. Это говорит нам о том, что морская торговля в несколько раз более продуктивна и выгодна, чем любая речная и тем паче сухопутная.
— Правильно государь ты говоришь, — согласился со мной новгородский купец, — немцы хорошо жируют, вернее, жировали только за счёт перепродажи наших товаров, да вдобавок ещё и собственными товарами торгуют.
— Вот поэтому я и предлагаю вам объединиться в торговое товарищество и построить порт и крепость в устье Невы. Я со своей стороны приму закон, по которому вывоз дорогих смоленских товаров в Европу морским путём может осуществляться только через этот Невский порт. Плюс к этому надо будет построить там же корабельную верфь.
— Государь, а как же Рига и другие приморские города, что ты захватил?
— Во — первых, всякая торговля с немцами сейчас прервалась, но должна весной возобновиться и вестись она будет по — старому через города Ригу, Полоцк, Витебск и Смоленск до момента ввод в строй Невского порта, а тогда уж, по этому старому маршруту, будем торговать с немцами только традиционными русскими товарами — мехами, мёдом, воском и прочим, а все дорогие товары будут сбываться через Невград. В любом случае я предоставлю большие льготы товариществу, которое поможет мне создать морской город — порт в Финском заливе, в устье Невы. Ну, и в — четвёртых, новгородским землям всяко ближе и удобней торговать через Неву, нежели чем через Западную Двину.
— С этим понятно, государь. Но ещё есть такое дело, что наши корабли не очень — то мореходные выходят, — возразил псковский купец.
— Ну почему же, — не согласился я, — взять ту же новгородскую «сойму», с грузоподъёмностью три — пять тысяч пудов, слегка её усовершенствовать, поработав с обводами судна, усилить киль, увеличить грузоподъёмность до десяти тысяч пудов — и получится мореходное судно не хуже готландского «когга» или той же венецианской «галеи».
— А ты, государь, с нами в это торговое товарищество будешь ли вступать, как ты это сделал со смоленскими купцами и промышленниками? — спросил торопецкий купец.
— Думаю, что нет. Я просто в этом не вижу смысла. Налоги вы будете платить, построенные вами крепость и верфь я так и так буду защищать от врагов посредством размещения в них войск. Верфь будет ваша, корабли и порт тоже будут ваши, торговать через этот балтийский порт будет только ваша компания, или кто другой, но только с согласия вашего товарищества. Членские взносы, вступление в товарищество и выход из него, покупка и продажа паев будет регулироваться Уставом вашего товарищества. «Охочих людей» для строительства, корабельников и других мастеров, я думаю, вы и без моей помощи, с вашими — то связями, сможете найти.
Видя сомнения на лицах купцов, я их слегка подстегнул.
— Решайтесь господа бояре, то, что я предлагаю — это долговременное вложение средств, сразу оно прибыли вам не принесёт и затраты не покроет, но окупится, я думаю, за несколько лет. Сами знаете, слов своих на ветер я не бросаю, если говорю вам, что это дело, если брать в перспективе на несколько лет, окажется для вас прибыльным, то значит, так оно и будет. Я лично за созданным вами морским торговым товариществом буду пристально следить и не допущу вашего разорения, ни при каких обстоятельствах.
— То, что ты, государь, дело нам предлагаешь выгодное, мы не сомневаемся, — взял слово новгородский купец, — да только не всё от тебя будет зависеть. Взять тех же морских разбойников, что шалят на Варяжском море, а ну как начнут наши суда с товаром перехватывать?
— Если ваши торговые суда мы вооружим пушками, то морские разбойники будут вас как чёрт ладана бояться, обходить ваши суда стороной за десять вёрст станут!
Услышав мои слова, купцы сразу повеселели и дружно загалдели, идея с пушками им пришлась по нраву, и вскоре было принято решение о том, что «Варяжскому Торговому Товариществу» быть! Также как и быть городу — порту Невграду.
По окончании переговоров пригласил купцов на пир, где подначенные мной гусляры исполнили песню, мигом ставшую хитом в торговой среде «Ехал на ярмарку ухарь — купец».
Параскева Брячиславна с затаённой в глазах нежной материнской любовью наблюдала за сыном Ростиславом, ползающим по коврику у неё в ногах и весело играющему с погремушкой и матрёшками.
— Светловолосый княжич, красивый, похож на тебя государыня, — высказалась сидящая на полу рядом с княжичем бывшая челядинка, а ныне вольнонаёмная прислужница Залита.
— А вот Александр Инеин — сын вылитый наш государь — батюшка, — хотела Марфа подковырнуть подругу, но сама подставилась под моментально вспыхнувший гнев Параскевы.
— Это на что ты, дура, намекаешь? Язык бы тебе урезать …
Тут раздался настойчивый стук в дверь, первой к ней подскочила Марфа. На пороге стоял бывший дворянин княжича, ныне боярин Борислав Немунич, уже третий год как возглавляющий Управление при Государе. Борислав немедля ни секунды вошёл, чуть ли не вбежал в светлицу.
— Здравствуй государыня! — боярин быстро поклонился. — Срочные новости от Владимира Изяславича только что доставил вестовой! Государь со своими ратьерами уже подъезжает к Гнёздово, скоро будет в столице!
Параскева тут же подскочила как ужаленная, перекрестилась на висящую в угле икону, повернувшись к Бориславу проговорила:
— Слава те Господи! Спасибо Борислав, что нас предупредил! Как он?
— Жив — здоров, государыня! — улыбнулся управляющий, слегка качнувшись в стороны.
Параскева окинула боярина подозрительным взглядом.
— Экий ты, боярин, нынче весёлый, — сказала Параскева, неодобрительно покачивая головой.
— Да как нынче можно не веселиться, Параскева Брячиславна!? — искренне удивился Борислав. — Сегодня во всём стольном граде праздник будет! Всяк пей за здоровье государя и за славные победы наших воев! Вестовой, передал приказ государя выкатывать на площади для простого люда бочки с хмельным.
— Да? Ну, тогда ладно, не серчай на меня за сказанное.
Поклонившись еще раз Борислав вышел. Дел сегодня, да и в ближайшие дни обещало быть выше крыши.
Не успела Брячиславна переодеться при помощи служанок, да накинуть на плечи шубейку подбитую лисьем мехом, как со двора раздался громкий возглас.
— ЕДЕТ!!! — и тут же суматошно забился колокол дворовой церкви. Весть о скором приезде государя быстро разносилась по всему городу.
Даже не смотря на показавшихся на окраине Гнёздова государевых ратьеров у продолжавшей при помощи служанок наряжаться Параскевы вновь, в который уже раз, засела в голове словно заноза Инея и старший государев сын, «боярич Владимиров». Муж ещё два года назад предупреждал Параскеву, чтобы она не вздумала чинить козни Инеи и её сыну, в противном случае обещал сослать жену в женский монастырь на веки вечные. И Параскева честно блюла это соглашение, но была бы её воля — развеяла бы по миру всё это ныне вознесённое робичье семейство. Похоже, подобный разговор государь провёл и с противоположной стороной, со своей бывшей полюбовницей. Инея совсем не лезла в государственные дела, не плела интриги в боярских кругах. Жила одна, тихо — мирно, по — вдовьи, растила сына. Владимир ей выдал станки, «воздушные двигатели» и обученного обслуживать эти механизмы рабочего. Так Инея организовала у себя на подворье, подобно многим другим боярам, производство разнообразной текстильной продукции: поддоспешников, парусов, палаток, исподнего белья и другой воинской амуниции. На все эти товары неизменно существовал хорошо оплачиваемый спрос со стороны государства, в частности его военных управлений. И здесь Инея не была исключением, на различные госзаказы так или иначе работало большинство современных производств всего государства, функционирующих, по словам мужа — государя, на новой базе смоленского машинно — станочного оборудования.
А вообще Параскева за недолгие два года замужества узнала об окружающем мире и его законах больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Она часто посещала занятия в недавно открывшемся Университете, запоем читала научные книги, ну и конечно, пусть и редкое, общение с мужем невероятно приподняло её образовательный уровень. Этой зимой, с разрешения государя, она даже начала сама преподавать в открытой при дворце школе для девушек. По словам мужа в будущем из них должны получиться хорошие учителя начальных классов. Дело в том, что образованным мужчинам — учителям зачастую не хватает терпения заниматься малышнёй с нуля, учить их по слогам читать, выводить буквы при письме. Такая кропотливая, монотонная, требующая усердия работа больше подходит женскому полу. Подумав, Параскева согласилась с доводами мужа и с радостью занялась преподавательской деятельностью. Она учила своих учениц азам письма, чтения и счёта, а уже через год выпускницы этой школы должны будут работать в трёх десятках начальных школ во всех крупных городах Смоленской Руси.
Мысли о своём учительстве отвлекли Параскеву от невесёлых раздумий. Забравшись в карету, она в сопровождении целой кавалькады ратьеров направилась к Успенскому собору, где и готовилась финальная часть торжественной встречи государя.
Было слышно за несколько километров, как Смоленск бил во все колокола. Трезвон получался знатный. Народ выстроился ещё с пригородов Гнёздова, куда мы въехали на рассвете, да так, нестройными толпами, тянулся до самой столицы. Мужчины, женщины, старики, дети, нарядившись в свои лучшие одежды, встречали моё появление радостным, восторженным рёвом. Мне оставалось лишь улыбаться и махать по сторонам рукой.
Возле Успенского Собора, где своего мужа и отца уже с нетерпением поджидали супруга с детьми, состоялся торжественный молебен. Затем, перед собравшимся народом пришлось выступить с краткой, патриотической речью. Моё выступление было принято этой сегодня особенно благодатной публикой просто «на ура», вернее «на славу», поскольку мой голос то и дело тонул в криках «Слава! Слава Владимиру!»
В Свирском дворце собрались государственные служащие — главы управлений и служб, одетые по случаю в свои лучшие, расшитые золотом и серебром платья подбитые мехом, не отставали от них и «думные бояре» в основном из числа моих компаньонов, разодетые в не менее роскошные одеяния.
Мне тоже пришлось приодеться в золоченый кафтан, натянуть на голову княжескую шапку Изяслава Мстиславича, отороченнуюй собольим мехом и занять место на троне во главе огромного стола.
Трапеза затянулась до глубокой ночи. Никакие государственные дела за столом не обсуждались. Все гости пили, ели, разговаривали, веселились, смотрели и слушали выступления гусляров, скоморохов, шутов. Вместе с нами гулял весь город! За стенами детинца слышались звуки шумного, многоголосого праздника, по размаху затмившего, пожалуй, даже традиционные русские народные гуляния.