Крестная мать - 2

Глава четырнадцатая

28 апреля 1995 года с 00 часов до 12 мая этого же года президент России Борис Ельцин своим указом «О дополнительных мероприятиях по нормализации обстановки в Чеченской республике» объявил мораторий на применение вооруженной силы. В случае вооруженных провокаций действия подразделений федеральных войск определялись «в соответствии с обстановкой».

В этот день и несколько последующих активные боевые действия в Чечне не велись. Противоборствующие стороны хоронили убитых и вели разведку…

Две неприметные пыльные «лады» и грязный по уши «форд» больше часа пробирались по извилистой горной дороге из Ножай-Юрта в Ведено. Конечно, напрямую здесь всего тридцать-тридцать пять километров, но прямо и по хорошим дорогам, по асфальту он, Дудаев, давно уже не ездит — опасно. За ним по-прежнему шла настоящая охота, он не раз испытал это на себе, знал, что предатели чеченцы из так называемой оппозиции, те, кто не разделяет его взглядов на джихад, священную войну, бросаются доносить российским спецслужбам, а то и первому подвернувшемуся под руку офицеру федеральных войск, едва заметят его машины. Правда, охрана уже не раз меняла автомобили, он ездил и на «мерседесах», и на БМВ, и на «вольво», теперь вот на «форде». Но все равно нужно быть очень бдительным — тотчас, вслед, едва их машины пройдут через какое-нибудь горное село типа Шалажи, где у Дудаева много сторонников, но где полно и врагов, поддерживающих Беслана Гантемирова, летят с позиций российских войск мины и снаряды, а то и вертолет срывается с ближайшего аэродрома, рыщет в небе… Поэтому маршруты передвижений приходится выбирать тщательно, сверяясь по карте и принимая во внимание данные разведки. На шоссе Шали-Ведено ему лучше не показываться, во всяком случае днем, а стоит покружить, как сейчас, по горам, явиться в Шатой под утро или в самую темень — меньше риска быть схваченным или разорванным снарядом.

Российские спецслужбы побывали у него дома, в Грозном, забрали архив и личные вещи. Зачем-то арестовали брата, который всю жизнь проработал в селе простым трактористом, к политике и боевикам никакого отношения не имеет.

В бою под Аргуном был ранен его сын, сейчас, слава Аллаху, он выздоровел, снова в строю. От жены и дочери вести с Украины доходят редко — сообщают, что живы-здоровы, и то хорошо. Да, несладко им всем, родным и близким, тревожно на душе. И ему самому не до спокойствия…

Настроение у Джохара было неважным: российские федеральные войска громили его боевиков на западном и южном направлениях, взяли уже Бамут и Шатой, прижали «незаконные вооруженные формирования» к горам, вынуждая Дудаева и Масхадова менять тактику, приспосабливаться к новым условиям, размышлять. Разумеется, они еще в самом начале боевых действий предполагали, что события могут развернуться так, как они сложились на сегодняшний день, им придется отступать в горы, вести партизанско-диверсионную борьбу с «неверными», но все же мало радости сознавать, что твоих бойцов выбили сначала из Грозного, потом из Аргуна, Гудермеса, Урус-Мартана, Бамута, Шали… что мощная российская военная машина, несмотря на большие потери в технике и живой силе — тысячи убитых и раненых, сотни взятых в плен! — все прет и прет по просторам родной его Ичкерии, ни перед чем не останавливаясь в жестоком своем имперском стремлении «восстановить конституционный порядок». Ах эти русские! Весь мир увидел, что Россия и русские опасны, они не способны к управлению страной без тоталитарного режима. Штык, смерть, кровь и страх — вот что Россия может нести другим народам. Жаль русских! Война с Чечней — надолго, лет на пятьдесят, а может, и больше. Русские еще не раз пожалеют, что пролили кровь на этой земле, костер войны будет разгораться все сильнее. Аппетиты российского режима слишком велики. Судя по всему, наступает новый виток создания империи — звучат же в России голоса о возрождении СССР…

А во всем виноват Ельцин — он главный виновник этой войны, он слушал своих советников, которые ненавидят Чечню и ее народ, лично его, Джохара…

Память перенесла Дудаева к событиям 50-летней давности. 31 января 1944 года в историю чечено-ингушского народа была вписана трагическая страница — в этот день родилось постановление Государственного комитета обороны СССР о депортации чеченцев и ингушей. Ее осуществили по приказу тогдашнего диктатора-сатрапа Сталина его подручные — Берия, Кобулов и Серов. В Киргизию и Казахстан были высланы почти 480 тысяч чеченцев и ингушей. Неужели все они были предателями и пособниками немцев? Чушь!

23 февраля на рассвете во всей республике началась эта позорная чекистско-войсковая «операция». Города и села окружались войсками НКВД, жители сгонялись на сходы, где им объявляли решение властей о высылке…

Старался Берия со своими помощниками, очень старался! На погрузку в эшелоны и отправку в неизведанные края многих тысяч людей отводилось восемь дней, а Лаврентий уложился в два!

Еще больше он «постарался» в высокогорном селении Хайбах, где существовал колхоз, названный… его именем!.. Там всех немощных, тех, кого не успели увезти к эшелонам на длинных американских «студебеккерах» (в горах к тому времени выпал глубокий снег), заперли в колхозную конюшню и подожгли. Выскочивших же из сарая расстреливали из пулеметов… Фашисты![8]

С шедшей впереди «форда» машиной что-то случилось, маленькая колонна легковушек остановилась. Оказалось, у первой «лады» спустило колесо, нужно было менять.

— Хорошо, меняйте! — отрывисто сказал Дудаев.

Он вышел из автомобиля, подошел к краю горной обрывистой дороги. Журчала внизу безымянная речушка, белые, ярко освещенные луной клочья облаков зависли в ущелье, почти не двигались. Снизу тянуло сырым, промозглым, м о г и л ь н ы м х о л о д о м, и Джохар, зябко передернув плечами, отошел в сторону, под защиту нависшей над дорогой скалы. Здесь спокойнее.

Поправив пилотку, какое-то время стоял бездумно, все еще находясь во власти только что пережитого неприятного ощущения, навеянного, видно, холодом ночного ущелья. Что это — страх? Боязнь смерти? Конечно, все люди смертны, все когда-нибудь рождаются и обязательно умирают. Таков закон природы. Так хочет Аллах! Инш-алла!..

Яркая полная луна висела над горами в чистом беззвездном небе. Он давно не был в горах в такое время года и в такую ночь, и она показалась Джохару особенной. Случайная эта остановка, неисправность автомобиля — не все ли это воля Аллаха? Может быть, он захотел, чтобы ты, Джохар Дудаев, сын многострадальной Ичкерии, остановился в отчаянном своем беге, посмотрел с этой высокой горной дороги на мир, подумал бы о том, что сделал к этому дню на родной земле, как тобой совершенное оценивают твои земляки, горцы-мусульмане, друзья и враги. Подумай, Джохар! Есть время и есть над чем поломать голову!..

У тебя теперь много и друзей, и врагов. Не только в России — во всем мусульманском мире знают твое имя. И не только в мусульманском…

Да, он знает, как к нему и к войне в Чечне относятся в мире: Америка объявила, что это — «внутреннее дело России». Западная Европа, эта хитрая старая лиса, помалкивает, выжидает неизвестно чего, делает вид, что это ее не касается и мало интересует, хотя здесь, в Чечне, сейчас корреспонденты-доносчики из разных газет, радио и телевидения. Он не раз с ними встречался, давал интервью…

Исламские же государства почти все на его стороне: война в Чечне для многих из них стала священной, джихадом. И это не просто слова: в государствах Ближнего Востока объявлено, что эта война — «новый крестовый поход на ислам». Страны — участницы Организации Исламской конференции в Касабланке совсем недавно, в январе текущего года, даже попытались поставить вопрос о Чечне на обсуждение, что, правда, официально не получилось. Но тем не менее все они осудили действия Кремля.

Первым заявил об этом Иран. Его президент Али Акбар Хашеми Рафсанджани пригрозил Москве, что конфронтация в Чечне негативно повлияет на российские отношения с миром мусульман, сказал, что многие религиозные деятели в его стране оценили события в Чечне как «уничтожение мусульман».

Высказывались в этом же духе и другие государственные деятели стран Ближнего Востока. Ни одна из них не осталась в стороне. Во всяком случае, не промолчала, а это уже хорошо: это так или иначе, но повлияло на зарвавшихся кремлевских правителей. Вот с сегодняшнего дня объявлен новый мораторий на ведение боевых действий, федеральные войска перестали стрелять. Это, разумеется, на руку его вооруженным формированиям — можно перевести дух, пополнить запасы оружия.

Мусульманский мир оказал Дудаеву и другую ощутимую пользу: с началом боевых действий в Чечне в Грозный поехали наемники. Из Иордании, Афганистана, Ирана, Пакистана, Саудовской Аравии. Правда, поехали они «по зову сердца», негласно. Частью — на защиту исторической родины, к примеру, чеченцы из Иордании, где существует большая чеченская община.

Симпатизирует Чечне и Турция. В случае нужды она предоставит ему, Джохару Дудаеву, и некоторым его сподвижникам из ближайшего окружения политическое убежище, а Комитет солидарности с Чечней, как и партия националистического движения, помогает ему деньгами…

Конечно, он, Джохар, ощутил некоторый холодок по отношению к себе со стороны правителей этих стран, они как бы не хотят пачкать руки, не желают открытой ссоры с Кремлем, и наемники теперь едут не к нему в штаб, а прямо к полевым командирам, но это не так уж и важно. Война в Чечне все равно заставила говорить весь мир, вынудила государственных лидеров Ближнего Востока предупреждать друг друга о «новом походе Запада на мусульман» — теперь уже с помощью России. Такое заявление в мировой политике многого стоит!

А ведь войны в Чечне могло и не быть! Если бы российская сторона сразу пошла на мирные переговоры, не бряцала оружием, не запугивала силой. Они же, чеченцы, прямо и честно заявили всему миру: хотим быть свободными и независимыми! Что в этом плохого? Они создали не входящее в Россию суверенное государство с собственной структурой властных органов и своими вооруженными силами. Почему российские власти утверждают, что все это является антиконституционным переворотом? Почему они пошли на Чечню войной, ввели войска, полилась кровь? Теперь разрушены многие города и села, убиты и покалечены тысячи и тысячи людей… Разве можно это забыть?

«Ладу» подремонтировали, Джохар снова сел в уютный «форд» с затемненными стеклами, и они поехали дальше.

Мысли его теперь сосредоточились на предстоящей встрече с полевыми командирами. Надо было решать, что делать дальше. В войне наступил критический, поворотный момент, когда надо принимать смелое, нестандартное решение, которое изменит ход событий, повлияет на ситуацию, которая сейчас, увы, складывается не в пользу чеченцев…

Такого решения у Дудаева пока не было.

Встревоженно размышлял над ситуацией и начальник штаба его вооруженных формирований Масхадов. Они даже немного поссорились с ним на людях, отстаивая каждый свою точку зрения и предложения, чего не позволяли себе раньше, — нервничали, много работали, почти не спали последние дни. Да где тут было спать, когда решалась судьба того курса, который они избрали для родной Ичкерии с помощью своих вооруженных единомышленников… А сейчас война может очень скоро закончиться, его, Дудаева, в числе других руководителей могут элементарно взять в плен, предать суду…

Нет, надо что-то придумать! Среди полевых командиров есть отчаянные головы. Кажется, Ширвани Албаков как-то сказал на одном из ночных совещаний: «Джохар, ты не переживай. Потерпи. Мы не сдадимся, не сложим оружия. Мы теперь не успокоимся, пока над Кремлем не взовьется наш зеленый флаг! Так хочет Аллах!..»

Да, Албаков прав. Так хочет Аллах. И так хотят его смелые полевые командиры, его народ.

Миновав спящий райцентр Ведено — именно здесь полтора века назад был центр сопротивления имама Шамиля, машины Дудаева прошли по сонным ночным улицам еще двух сел — Зандака и Дарго, — попетляли по узкой лесной дороге, цепляясь крышами за ветви деревьев, и скоро свернули на неприметную просеку, огибающую густой орешник большой плавной дугой. Просеку эту можно было и проскочить, не заметить — она хорошо замаскирована, но водители знали поворот на давно уже созданную и отлично оборудованную базу — Секрет-Юрт. Здесь были все условия для плодотворной работы и хорошего отдыха, Джохар любил сюда приезжать.

Дорогу им преградил заслон из свежесрубленных тонких деревьев и ветвей. Человек, попавший сюда впервые, мог бы подумать, что это — тупик, дальше уже никакой дороги нет.

Водитель первой машины посигналил фарами. Тотчас появился боевик с автоматом наизготовку, глянул на машины, негромко что-то сказал в темноту. Появились еще трое вооруженных людей в армейском пятнистом камуфляже; зеленые ворота распахнулись, сдвинулись в сторону, и машины пошли дальше, по-прежнему вверх, в гору, притомленно урча моторами. Скоро, однако, путь их был закончен — они оказались на территории Секрет-Юрта, в штабе.

С воздуха базу обнаружить невозможно: все ее жилые и рабочие помещения вырыты в косогоре, среди леса, крыши — три-четыре наката из толстых бревен — присыпаны землей, поросли травой и мелким кустарником. Главная штабная землянка — просторная, сухая, обшитая тесом, с широкими топчанами у стен. Здесь большой стол с военными картами, стулья вокруг него, взятые из бункера президентского дворца в Грозном, радиостанция, переносной телевизор, аптечка — белый ящичек с красным крестом, — ничего лишнего, все по-мужски скупо, строго. Как и полагается военным людям.

Сидящие за столом под тусклой мигающей лампочкой штабные и полевые командиры, увидев входящего Дудаева, встали.

— Алейкум ассалам! — поздоровался он со всеми сразу, а потом подал каждому руку.

— Алейкум…

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— Рад видеть вас, генерал, живым и здоровым!

Дудаев снял куртку, сел в торец стола, спокойно оглядел лица верных ему людей. Да, здесь, вместе с ним, в лесной этой глуши — самые верные, самые преданные. Что бы ни случилось, никто из них не дрогнет, никто не предаст, не пойдет на поклон к русским. Аслан Масхадов, тоже генерал, — талантливый начальник штаба, командующий объединенными вооруженными формированиями, бывший полковник Советской Армии, дослужившийся до должности заместителя командира дивизии. Масхадов стал организатором и вдохновителем чеченской армии, он пользуется большим и заслуженным уважением у бойцов и командиров. Громкий авторитет и у Шамиля Басаева — он все время на передовой, воюет с русскими во главе своего «абхазского» батальона. Во время боев в Грозном батальон его понес большие потери в январских сражениях с солдатами генерала Рохлина, но теперь все в порядке: батальон восстановил потери, вполне боеспособен. Готовы действовать и тезки Ширвани — брат Шамиля Басаева и Албаков, — оба смелые полевые командиры, боевики идут за ними с верой в победу. Уверенностью в победе дышат и лица Султана Гелисханова, Усмана Имаева, Эдуарда Хачукаева, Мавлади Удугова, Хож-Ахмеда Яриханова, Залимхана Яндарбиева — это самые близкие Дудаеву люди, его ближайшее окружение, его надежда и опора.

Масхадов, разгладив рукою карту, стал докладывать о ходе минувших боев, о том, что у них осталось около пяти тысяч бойцов, если не считать тех, кто воюет сам по себе, что российские войска повсеместно оттеснили чеченские формирования к предгорьям, и если провести сейчас четкую линию фронта, то окажется, что граница проходит по населенным пунктам…

— Не надо ничего проводить, пачкать карту! — резко сказал Дудаев. — Рано или поздно никакой линии фронта не будет. Мы временно отступили в горы, да, временно! — Он поднял палец вверх. — Потом война все равно вернется туда, откуда она и началась. Бои возобновятся и в Грозном, если русские не поймут наконец, что нас нельзя поставить на колени!..

Масхадов некоторое время озадаченно молчал. Потом доложил, что, воспользовавшись объявленным мораторием, «наши формирования спешно пополняют боезапас и личный состав, ремонтируют технику. Из-за рубежа поступили наконец долгожданные «стингеры» — самые современные зенитные установки, — бояться теперь самолетов и вертолетов русских не стоит».

— А где тот летчик, которого сбили возле Чечен-Аула? — спросил Дудаев. — И два раненых вертолетчика, захваченных возле Гудермеса?

— Вертолетчиков растерзал народ, я докладывал, — напомнил Масхадов. — А летчик с «сухого» здесь недалеко, в Зандаке.

— Вертолетчики откуда?

— Из Буденновска, Джохар Мусаевич. Там стоит вертолетный полк, который у нас «работает». А «сухие» по-прежнему базируются в Моздоке — отдельный штурмовой полк из Степянки.

— Махмуд Имранов где?

— Он с русским летчиком в Зандаке. Как вы приказали, Джохар Мусаевич. Беседует с ним, расспрашивает о самолете и… вообще.

— Мне надо повидаться с Махмудом.

— Хорошо. Сюда его привезти?

— Нет. На обратном пути я заеду в Зандак, там поговорим. Летчика русского берегите, он пригодится еще. За Махмудом уйдут в небо и другие наши пилоты.

— Понятно.

Командиры за столом переглянулись. Почти все они знали, что Махмуд Имранов — летчик-камикадзе, давший слово Дудаеву выполнить любое его поручение, любой приказ, был бы самолет.

— Самолет у тебя будет, Махмуд! — сказал в прошлую их встречу Джохар. — Самый современный, боевой, с полным боекомплектом. Их в России много. Изучай пока машину, исхитряйся. Возле Чечен-Аула от самолета-штурмовика кое-что осталось, мы захватили часть кабины… А вообще принцип устройства один, ты же знаешь, Махмуд: ручка полета, рукоятки управления двигателями, педали… Ты профессионал, Махмуд, не мне тебя учить!

— Вы сами летчик, товарищ генерал! — отвечал Махмуд, вытянувшись по стойке «смирно» перед Дудаевым. — Имеете право учить меня.

— Да, летчик. И я сел бы в кресло «сухого» и ушел на Москву, если бы мне позволили…

Дудаев вздохнул, вернулся мыслями на заседание штаба.

— Надо что-то делать, — сказал он. — Войну сейчас нужно остановить — развитие событий не в нашу пользу. Надо заставить русских сесть за стол переговоров.

— Буденновск! — сказал вдруг Шамиль Басаев.

Все командиры посмотрели на него — что он хотел этим сказать?

— Там вертолетный полк, они летают сюда убивать нас…

— Ты хочешь захватить вертолеты, Шамиль?

— Не только. Люди нужнее.

Командиры задумались. Идея эта им в принципе нравилась, и была она, конечно, в духе Басаева. В свое время, осенью 1991 года, он захватил в заложники пассажиров авиалайнера, следовавшего из аэропорта Минеральные Воды в Екатеринбург. Угрожая взрывом, Басаев потребовал от пилотов изменить курс и следовать в Анкару. По прибытии в Турцию он объявил местным властям, что осуществил захват самолета с целью привлечения внимания мировой общественности к Джохару Дудаеву, который только что пришел к власти и подвергается большому давлению со стороны российских властей — те планировали в то время введение в Чечне чрезвычайного положения…

— Я пойду со своим батальоном в Буденновск, — продолжал Басаев. — Вернее, через Буденновск. На трех-четырех КамАЗах. С машиной ГАИ, повезем «груз-двести». Одна из моих групп останется в самом Буденновске. Разгромит вертолетный полк и возьмет в заложники больницу. Это отвлечет внимание русских, они все кинутся туда. А я тем временем пойду дальше, на Минеральные Воды, в аэропорт. Я, как вы знаете, хорошо его знаю. Захватим самолет, потребуем, чтобы в Минеральные Воды были доставлены Джохар Мусаевич и наши семьи. И вылетим в Анкару. Или в Саудовскую Аравию. Если у меня не получится с Минеральными Водами, мы все останемся в Буденновске. Может, и навсегда. — Шамиль говорил спокойно, но за этим спокойствием стояла железная выдержка бесстрашного человека, готового на все — присутствующие в штабной землянке это знали. — У нас нет выбора, — сказал он после небольшой паузы. — Родина или смерть. Мои люди это понимают. И готовы умереть. Все как один. Я за всех могу поручиться.

Полевые командиры переглянулись. Да, это была бы акция века! И по количеству тех людей, которых Шамиль собирался взять в заложники, и по масштабу операции, и по дерзости.

— Нужно сделать это и в других городах! — загорелся кто-то из дальнего угла. — Одновременно!

— Правильно! — поддержал говорившего Ширвани Албаков. — В нескольких! Пусть они почувствуют, что такое «акция возмездия». Жалеть русских нечего, они нас не жалеют!.. Я тоже пойду. В Краснодаре есть мои люди…

Нашелся еще командир, добровольно пожелавший провести акцию возмездия в Пятигорске, — Урусов. И он готов был со своими людьми умереть за свободу и независимость любимой Ичкерии.

Все наконец умолкли, ждали, что скажет Джохар.

— Умереть просто, — заговорил Дудаев. — И за границу сбежать несложно. В Кремле только этого и ждут. Но кто нам простит этот поступок? Что скажет брошенная нами Ичкерия? Награбили состояния, развязали войну и трусливо, как побитые шакалы, убежали. Нет! Надо победить! Надо заставить Ельцина и Черномырдина сесть за стол переговоров, прекратить убивать наших людей, вывести войска. И сделать это на глазах всего мира. Пусть они почувствуют, что мы, чеченцы, — настоящие патриоты своей Родины, что мы не боимся смерти ради ее свободы. Аллах дает нам для этого силы и веру! Аллах акбар!

— Аллах акбар! — повторили за Дудаевым полевые командиры, раскрыв перед лицом ладони. И это звучало как клятва Всевышнему — он мог убедиться сейчас в искренности слов и чистоте помыслов этих людей.

Дудаев встал, пошел к выходу — теперь здесь обойдутся без него. Командиры у него опытные, боевого и жизненного опыта им не занимать. Более того, в случае удачи акции в Буденновске Шамиль Басаев станет еще более популярным в чеченском народе, но зачем об этом думать? Сейчас Россию нужно поставить перед фактом, который ввергнет в шок, заставит сесть за стол переговоров о суверенитете Чечни, еще раз принудит задуматься о том, чтобы отпустить ее гордый народ на все четыре стороны — самим решать свою судьбу, жить им с русскими или Турцией, с мусульманами, братьями по вере. Для России это был бы лучший выход: чеченцы все равно не успокоятся, тем более теперь, когда убиты в этой позорной для России войне тысячи людей, разрушены села и города и на их восстановление потребуются очень большие деньги и многие годы. Но это все поправимо, это дело наживное, как говорят русские. В Чечне, свободной и независимой Ичкерии, будут еще стоять белые красивые города, ее народ станет жить счастливо и богато. Так хочет Аллах, и он, Джохар, выполнит его волю. А в случае, если его боевые друзья, Масхадов, Басаев или кто-то еще станет в народе более влиятельным, чем он сам, что ж, это не страшно. Он и сам сложит с себя президентские полномочия ради того, чтобы его Ичкерия стала свободной и независимой! Может быть, в его твердой руке она больше и не будет нуждаться.

Дудаев поехал в село Зандак, на встречу с летчиком-камикадзе Махмудом Имрановым, а совещание полевых командиров продолжалось. Говорили о Буденновске, о Краснодаре, о Пятигорске…

Басаев выкладывал свои аргументы за нападение на Буденновск:

— здесь находится вертолетный полк, нужно уничтожить как можно большее количество машин и пилотов, угнать несколько вертолетов с экипажами для наших нужд;

— в Буденновске крупная районная больница с несколькими отделениями, в ней могут находиться одновременно до тысячи больных и медперсонала — такое количество захваченных людей может остудить головы любым политикам;

— Буденновск находится недалеко от Чечни, добраться до этого городка несложно — два с половиной — три часа езды на автомобилях;

— там почти нет милиции — большинство из них здесь, в Чечне, а те, что остались, плохо вооружены;

— в Буденновске много чеченцев, почти четвертая часть населения, среди них много людей, которые помогут. Там действует чеченская фирма «Ирбис», у этой фирмы большие складские помещения для хранения кож, в складах можно спрятать любое количество оружия и взрывных устройств. Оружие можно спрятать и в подвалах больницы — часть их администрация сдает в аренду нашим же людям;

— наконец, в Буденновск, как, впрочем, и в другие города, можно заслать любое нужное количество боевиков, время еще есть…

— Сколько ты думаешь взять людей, Шамиль? — спросил Албаков. — Я думаю, человек триста хватит?

Басаев пожал плечами.

— Это много, Ширвани. Я возьму около ста человек, примерно взвод моих парней уедет в Буденновск раньше, по два, по три человека.

— Начнем операцию через недельку? — Албакову явно не терпелось.

— Нет, попозже. Надо хорошо подготовиться, делать все наверняка. Пусть пока поработает разведка, нужно завезти оружие… — Басаев встал, поднялись и остальные. — Я думаю, через месяц-полтора. Когда все будет готово. И выберем момент, когда в Кремле малость расслабятся.

Все полевые командиры, а их в этот раз собралось более двадцати, и штабные вышли на свежий воздух. Ночь кончалась, небо над головой посветлело. Горный воздух был чист, прохладен. Дышалось легко, радостно — это был воздух свободы!

Движок, тарахтевший всю ночь, заглох, почихав и покашляв, на уши сразу же обрушилась давящая тишина. Теперь, в этот ранний час, ее ничто не нарушало. Потом, спустя время, в зарослях орешника попробовала робкий еще со сна голос какая-то пичуга, к ней присоединилась другая, третья… Жизнь в горах пробуждалась.

Командиры стояли кружком, курили, думали. Никому сейчас не хотелось говорить — они приняли очень важное решение. Может быть, это был последний шанс переломить ход войны…

До трагедии в Буденновске оставалось теперь сорок шесть дней.