Крестная мать

Глава двадцать девятая

Бизон еще не спал, но дверь открыл не сразу — может быть, одевался, а может, рассматривал Изольду в маленький дверной глазок. Свет на лестничной площадке горел, и Изольда стала так, чтобы ее было лучше видно.

Наконец Жорка открыл дверь. Стоял на пороге з ярком адидасовском спортивном костюме, удивленный визитом, но и обрадованный.

— Кого я вижу-у! Лиза-а-а! — пропел он и отступил в глубь прихожей. — Такие люди! И без охраны! Заходи, не бойся.

Изольда невольно засмеялась.

— А чего же мне бояться? Пришла в гости к хорошему человеку. Ты извини, Георгий, что так поздно и без предупреждения. Но ты же приглашал!

— Какие могут быть разговоры, Изольда Михайловна?! Такая женщина — всегда желанна! — бодро отвечал Бизон. Он был слегка навеселе, как всегда развязен. Но глаза его оставались настороженными — что это, в самом деле, бабенка надумала явиться на ночь глядя? Да, он ее приглашал, и все же…

— Ты же звал меня! — повторила она, капризно надув губы и словно прочитав его вопросы. — Вот я и пришла.

— И правильно сделала.

Он помог ей снять шубку. В машине Изольда переоделась, порезанное пальто надела Татьяна, а она облачилась в ее шубку. Бизон видел ее в магазине Феликса именно в этой шубке, пусть Изольда появится в привычной для Бизона одежде, — так посоветовала Татьяна, и все согласились. Для храбрости Изольда хлебнула'коньяку (у Игоря была припрятана в «кадиллаке» плоская, но вместительная бутылка), чувствовала себя довольно спокойно и уверенно. Хотя какая-то жилка внутри не переставала дрожать, мешала. Изольда старалась вести себя естественно, говорила, что у ее квартирной хозяйки сегодня день рождения, к ней пришел мужчина, они посидели все вместе, выпили, но третий все же лишний, Жора должен понимать, как бы оправдывалась она.

— Ты правильно поступила, что пришла! Молодец! — Бизон ощупывал Изольду откровенно похотливым взглядом.

— Один раз живем, — подыгрывала она, но из лап его все же высвободилась — не с места же в карьер.

— Ну, показывай, как живешь. — Она с преувеличенным вниманием оглядывала жилище.

— Живу как все, — Бизон раскинул руки. — Скромно и просто.

Он, конечно, лукавил. В прошлый раз Изольда не смогла рассмотреть все, не до того было. А сейчас… Квартира была обставлена со вкусом, дорогой модной мебелью. Сверкала полировкой импортная «стенка», на полках разместилась японская аппаратура, и телевизор стоял необычный, Изольда даже не видела таких. Один ковер лежал на полу, другой — броский, в замысловатых каких-то цветах, висел на стене, над тахтой. И посуда в шкафах «стенки» была на зависть любой женщине — хрусталь да мельхиор, дорогие красивые сервизы.

«Скольких же ты людей ограбил?» — машинально подумала Изольда, но на лице внутреннее ее состояние никак не отразилось. Она по-прежнему улыбалась, вела себя скромно, изображая все же несколько смущенную поздним и дерзким визитом гостью. Села на тахту, тряхнула волосами.

— Хорошо живешь, Георгий, — похвалила она. — Молодец. Мужчина, все у тебя, как у хорошей хозяйки. И богато в доме, и чисто. А я вот все потеряла… Да-а, мне теперь мое только во сне видится. Мужа бы богатого найти, что ли? Как из нищеты теперь подняться? Кому я нужна?

Бизон хлопотал на кухне, готовил ужин.

— Дело поправимое, Лиза, — откликнулся он, выглядывая в кухонную дверь. — Поработаешь с нами, присмотришься. Мы к тебе приглядимся. Феликс — мужик что надо, с ним дела можно иметь. И сам зарабатывает, и нас не обижает. Я ведь у него тоже недавно, двух лет не прошло… А ты ведешь себя правильно, целку не строишь.

— Жора-а… — Она укоризненно покачала головой.

— А чего? Мы люди взрослые. Ты была замужем, я от девиц никогда не отказывался, да и в юности тоже был женат. А теперь…

— А что это у тебя тут за гарем? — Она прыснула, только сейчас заметив в приоткрытую дверь кладовки резиновых кукол.

— Да так, — Бизон выскочил из кухни, закрыл дверь. — Прислуга.

Изольда засмеялась, хотела было получше рассмотреть «прислугу» (никогда же раньше не видела), но Жорка не пустил ее в кладовку.

— Да брось ты, — сказал он. — Там у меня не прибрано.

Ужин был готов. Бизон выставил хорошую закуску, шампанское и коньяк, пепси, кока-колу, конфеты, фрукты. У Изольды даже глаза разбежались — такое изобилие она видела, пожалуй, по телевизору — показывали какой-то банкет или презентацию нового фонда. Сама она ту же красную икру не пробовала, кажется, со студенческих лет, когда на какой-то вечеринке всем гостям досталось по бутерброду…

Она с удовольствием ела, отвечала на малозначащие вопросы Бизона, улыбалась, а думала о другом. «Получилось бы, как задумали, — и нервная жилка снова дала о себе знать: задергалось веко. — Татьяна и ребята ждут, а конца гулянки не видно. Он всю ночь, наверное, может просидеть и не одну бутылку выпить. Бог ты мой! — Да Бизон сейчас изнасилует меня на этой вот тахте, и я ничего не смогу с ним сделать. Сама пришла…»

Но она старалась заглушить в себе эти мысли.

— Редко, но хочется напиться, — призналась она, напуская на лицо тоску.

— Да ладно тебе, — Бизон был настроен благодушно, не спешил, не торопил гостью. Завтра ему никуда не нужно было идти, он радовался, что Изольда пришла, что, конечно же, останется на ночь, что выбрала как мужчину его, а не Феликса. Да он и сам не прочь… Значит, есть в нем, в Жорке, что-то привлекательное для женщин, хотя красавцем его не назовешь. Увы, он и сам это прекрасно понимает. Да и Изольда в его вкусе — в меру пухленькая, в то же время, изящная, с красивыми чувственными губами и волнующим смехом низкого грудного голоса. Такие женщины, если их как следует разжечь, вытворяют в постели бог знает что!

— Вся жизнь под откос пошла, Жора, — ныла Изольда, добавив в голосе печали. — Ни семьи, ни жилья, ни денег.

— Я же тебе сказал: погоди, поработай. Присмотримся к тебе.

— Чего ко мне присматриваться? Я вся на виду. Прятать нечего.

— Ну, Лиза… Любого человека в деле нужно проверить, а в нашем — тем более. С деньгами большими дело имеем, с покупателями. Ты, вообще-то, мне бы могла помогать.

— А в чем именно? Машины я не умею ремонтировать. Разве только мыть.

— Ну… не спеши. Давай еще выпьем. Ты же сама говоришь: иногда хочется хорошо выпить. Вот и пей. Смотри, сколько всего я для тебя припас! Я ведь ждал тебя, Изольда Михайловна. Думал, неужели Феликс дорожку мне перейдет?.. А ты бы все равно моей была. У него и жена есть, и… впрочем, неважно. Давай пить, Лиза! Потом и говорить легче, и вообще… — Жорка ахнул стакан водки, закусывать не стал, не успел проголодаться. Сунул в зубы сигарету, рассуждал: — Женщина ведь иногда может сделать гораздо больше, чем мужчина.

— Ты о чем? Не понимаю.

— Сразу и не поймешь, правильно. А когда жизнь прижмет, как тебя, покрутит, поломает, вот тогда и начинаешь думать, как бы все же выбраться из дерьма? Что, рук-ног нет? Или голова хуже, чем у других? Или, извините, мордой не вышел?.. А ты-то… красавица!

— Ну, в общем все правильно говоришь, Жора. Многие сейчас так думают, жизнь заставила. При социализме мы все иждивенцами были, пропасть нам просто не давали. А теперь… Я, вон, тоже не думала, и в страшном сне не могло присниться, что я сбегу из Грозного лишь с парой сумок барахла и буду счастлива, что не убили, жива!..

— Правильно. Молодец, Лизуха! Мыслишь верно. И теперь куда надо поворачивать?.. Не угадала. На фи-ло-со-фию! Сечешь? Живем один раз? Один! Человеку положено хорошо жить? Положено. Он того заслуживает. И должен хорошей жизни добиваться. Но тут уж кто как сумеет. Вот ты, я понял, институт закончила?

— Да, экономический факультет университета. Я же говорила, когда на работу устраивалась у Феликса. И ты там сидел.

— Я больше смотрел на тебя, чем слушал, — хмыкнул Бизон. — Ну ладно, мы отвлеклись. А я вот бросил, учился в медицинском… Да, да, не улыбайся, целый год на лекции ходил! Это когда с зоны пришел, решил за ум взяться, человеком стать… Задолбили мне голову. Работал в морге, санитаром, при медицине был, ну и пошел… А потом подумал: а на хрена мне дипломы и образование? У меня и так все есть. И в квартире, и на столе, и «мерседес» в гараже, и в банке. Феликс дело знает, ты его слушайся!.. Да, о чем я говорил?.. Ты правильно заметила: при социализме ты бы не пропала. Да. А теперь что делать?.. Деньги тебе нужны, хорошая моя, деньги! Они правят.

Изольда вздохнула.

— Все это так. Но где мне их взять на шикарную жизнь? Феликс Иванович платит зарплату, и то хорошо, не безработная. Ведь несколько месяцев, можно сказать, бомжихой была. Не пойду же я на большую дорогу, или в публичный дом — стара.

Бизон откинулся к спинке тахты, улыбался довольный: ему откровенность гостьи нравилась.

— Для публичного дома ты, может, и в самом деле уже не годишься… хотя, как сказать… а вот для наших дел… Неужели ты, наивная женщина, думаешь, что все живут честно, по правилам и законам?

Она повела плечами.

— Да нет, я не ребенок, читаю кое-чего, телевизор смотрю. Поняла одно: чем больше начальник, тем у него больше возможностей украсть. Конечно, он с фомкой по складам не шарит, замки не срывает. У него — ручечка в руках, паркеровская, ему нужно только подмахнуть кое-какие бумаги или глаза закрыть на безобразия. И — порядок: ба-альшие деньги в кармане. Мне такие и не снились.

— Завидуешь, что ли?

— Ну, завидую, не завидую — не об этом речь. О возможностях. Мы же с тобой о чем говорим? Честно не проживешь, да и стоит ли отказываться, если есть возможность утянуть, пожить за счет другого. Так? И почему бы не рискнуть?

«…У него и газовый, и боевой пистолет есть, имейте это в виду, Изольда Михайловна, — вспомнила она наставления Игоря. — И вообще, если он что заподозрит… сила у него бычья, а злости еще больше. Правда, бизон. Разозлится — ничем не остановишь. Его даже Феликс Иванович побаивается…»

— Да, но если бы риск хоть какую-то надежду давал, — взялась и она философствовать. — А так, сдуру…

— Сдуру и не надо, — согласился Бизон. — А если все сделать по-умному, продумать…

«Ты, если сможешь, дело до крайности не доводи, — всплыл голос Татьяны в ушах. — Я тебя совсем не об этом прошу. Нам лишь бы в квартиру этого ублюдка без шума попасть…»

— Ты что-то конкретное имеешь в виду, Георгий? — уточнила Изольда, стараясь демонстрировать внимание и заинтересованность в разговоре.

— Конечно! — Он даже обиделся.

Налил себе снова целый стакан, изрядно плеснул и Изольде, приподнял водку над столом — поехали!

— За красивую нормальную жизнь! — Она пригубила, а Бизон выпил до дна. Придвинулся к ней, обнял за плечи.

— Понимаешь, Лиза… у Феликса ты, конечно, на хлеб себе заработаешь, концы с концами сведешь. Но если хочешь вот так жить, — он раскинул руки, — рискни. Могу предложить тебе непыльную работенку. Будешь нам помогать и…

— Кому это вам? И в чем помогать?

Бизон икнул, нахмурился.

— Ты вопросы какие-то задаешь, Изольда Михайловна. Прямо как следователь. Пока больше слушай… помогать очень просто. Поможешь разок — считай, новая шуба у тебя на плечах. Или вот такая «стенка».

— Интересно!

— А работать еще интересней. Творчество, а не работа! Полет мысли и духа. Сплошное изобретательство. И для тебя, женщины, — совершенно безопасно. Ты вроде и была, а потом пропала.

— Гм. Была, пропала… Как это понимать? А что для вас, мужчин, это… опасно?

— А как ты думала? Такие деньги легко не даются. Все время по тонкому льду ходим, как разведчики. Я, например, как Штирлиц живу. А что? Не веришь?.. А для женщины ее роль в нашем деле — ерунда. Вышла на дорогу, руку подняла, мило улыбнулась водителю «тачки» — подвезите, мол, любезный? Сил нет, замерзла, опаздываю. Деньги — сколько скажете. Могу и «зелеными»… Ну, села, тары-бары с ним, держишь себя раскованно, как сейчас, коленку заголила, вроде бы невзначай, шубка сама раскрылась, закурить попросила. В общем, завела разговор на вольную тему. Намекнула, что свободна, одинока, что в принципе можно и встретиться, пообщаться… Потом вежливо так говоришь: остановите, пожалуйста, что-то чулок спустился. Или, там, в кустики надо сбегать.

— Что же это я незнакомому мужчине про кустики буду говорить? — фыркнула Изольда, вся превратившаяся в слух. — Скажешь тоже, Георгий!

— А чего? Живой человек!.. Ну ладно, не хочешь про кустики, про что-нибудь другое говори. Называешь, к примеру, конкретный адрес, человек тебя везет, ты ему подсказываешь: сюда поверните, теперь сюда… вот здесь и остановите. Отдаешь ему деньги, выходишь, а тут я с парнями… Нанимаем эту же «тачку», твоя работа закончена. Ты больше ничего не видела, ничего не помнишь. А бабки получаешь очень хорошие. Спустя время, конечно. Вот, собственно, и вся работа. Главное, язык за зубами держать. А иначе… Вон, парень мой один в гараже сгорел…

— Как это? Кто? — машинально спросила Изольда.

— Да Серега, ты его, думаю, видела в фирме.

— К… как сгорел? Почему?

— Ну… темное дело. Перепил, видно, заснул в гараже, «козел» его и спалил. Ладно, царство ему небесное! Давай помянем его. Мы его хорошо похоронили. И Вадька куда-то пропал…

Они выпили за Серегу Бородкина. Бизон сидел сумрачный, мотал головой, а Изольда едва не выронила фужер с пепси — руки так и прыгали. «Значит, он… когда упал… а мы уехали… Жуть!»

Она все еще не могла привыкнуть к роли, за какую взялась.

— Так значит, уточка вам нужна подсадная, наживка? — Изольда вымученно улыбнулась. О Сереге она решила не думать — Бог всем судья!

— Ага, уточка! — Бизону понравился образ, он пьяно уже засмеялся, полез с поцелуями. Вдруг приказал: — Ну-ка, раздевайся, уточка. Что-то на тебе пёрышек много.

— Ну что ты, Жора! Так сразу?.. И потом, в квартире холодно, у меня, вон, и ноги что-то остыли. И вообще… что за удовольствие за столом голяком сидеть? Неприлично. Ты пей, Георгий, пей! Потом…

— Не буду пить. Не будешь раздеваться — я в рот больше ни капли не возьму.

— Ладно, давай раздеваться. Сначала ты.

Бизон вмиг разоблачился, остался в одних трусах. Уперся требовательным взглядом в глаза Изольды.

— Георгий… давай как в стриптиз-клубе, а? Это же интересно!

— Не понял! — Он, как бык, помотал головой — только рогов на башке и не хватало.

— Ну, женщина в клубе не сразу раздевается, помнишь? Надо постепенно, медленно. Это сильнее возбуждает. Мужчины выпивают, а женщины раздеваются. Ты что, не видел ни разу?

— Видел, видел… Снимай кофту!

Изольда вскочила, беспомощно оглянулась: ну что придумать, что? Как его заставить напиться до бесчувствия?

— Музыку бы включил, что ли? — взмолилась жалобно. — Да свету поменьше, чтобы как в театре было.

— Это мы мигом.

Бизон, пошатываясь, встал, притушил верхний свет, включил торшер, нажал кнопку магнитофона. Полилась негромкая безликая музыка — под нее можно было и танцевать, и разговаривать, и любить, и мыть посуду.

— Выпьем еще, Георгий! — подзадоривала Изольда, оставшаяся теперь в юбке и лифчике. Она зябко подергивала плечами — в квартире в самом деле было прохладно.

Бизон опрокинул еще фужер водки.

— Теперь юбку снимай! — потребовал он. — Чулочки!

— Это не чулки, а колготки. За них полагается двойную норму пить. Потому что они вместе с трусиками, понял?

— М-м-м… — мычал Жорка. — Я за так разделся, а ты… Ты зачем меня спаиваешь, а?

— Мы же договорились, Жора, что ты как бы в стриптиз-клуб пришел. И за каждую вещь на мне ты должен выпить. И вообще — ты мужчина, а я женщина, ты должен поухаживать за мной, покорить. Я — уточка, ты же сам сказал. Или это я сказала?.. Ну, не важно. Ты пей, а я буду потихоньку танцевать и раздеваться, понял?

— Уточка? Кря-кря, да? — Бизон пьяно хохотал, едва не опрокинул стол с закусками и вином. — Кря-кря?

— Кря-кря! — отвечала Изольда. — Цыпа-цыпа! Пей, селезень! Пей, мой хороший! Мы же решили с тобой хорошо сегодня выпить, да? И я пью, только я женщина, уточка, мне поменьше надо.

Изольда перестала танцевать, села полуголая к нему на колени, подавляя в себе страх и отвращение, гладила его волосатую грудь.

— Чтобы нам… мне стыдно не было, понимаешь? Мы тогда… ну, что хочешь будем делать, я обещаю. Наливай!

— И ты наливай! Себе тоже! Кому я сказал?! И тряпку эту сними! — Он начал срывать бюстгальтер.

— Ну что ты, Жора?! Как ты себя ведешь? Как медведь, честное слово! Погоди-ка!

Она вскочила, убежала в ванную, закрылась там. Лихорадочно соображала: «Ну что делать с этим быком? Ничего его не берет. Пьет-пьет, и хоть бы хны!»

Бизон пошел следом, подергал дверь в ванную, в туалет, промычал что-то невразумительное, ушел, хватаясь за углы — его швыряло из стороны в сторону.

— Однако ты нажрался, — признался он самому себе и следил со смехом, расставив ноги, как качались стены, ковер, хрустальная люстра под потолком, кресла у столика… Подошел к тахте, упал на нее лицом вниз, решив, что подождет Изольду минуту-другую; время от времени вскрикивал: «Я — селезень! Кря-кря!.. А где моя уточка? Иди сюда, моя серенькая, а то я тебе все перышки повыдергиваю…»

И вдруг — затих, задремал, провалился в сон.

Дрожа от страха, полуголая, Изольда осторожно вышла из ванной, заглянула в комнату. Бизон мощно храпел, раскинувшись поперек тахты.

Она перекрестилась, наспех накинула одежду, трижды включила и выключила на кухне свет, повернула ключ в двери и приготовилась ждать.

Через несколько минут дверь тихонько открылась, вошли Татьяна, Игорь и Петушок. Изольда, уже одетая, стояла в прихожей, у нее зуб на зуб не попадал.

Татьяна решительно шагнула в комнату, несколько мгновений с ненавистью смотрела на развалившегося в бесстыдной пьяной позе Бизона.

— Вот ты каков, мерзавец! — прошептала она. — Спишь, подонок, и смерти своей не чуешь.

— Хорошо он выпил? — деловито осведомился Петушок, в перчатках открывая дверь кладовки. — Игорь сказал, что оружие Бизон прячет там, он сам видел. — Андрей наткнулся на резиновых девиц, вытащил их на свет, ухмыльнулся. «Герлы» кучей лежали у тахты, пялили на незваных гостей глупые намалеванные глаза.

— Бутылку водки почти один выпил, коньяк, — торопливо, приглушенным голосом перечисляла Изольда (не дай бог, проснется этот зверь! Что тут будет!). Ее по-прежнему колотило. Пережитое за прошедшие два — два с половиной часа только сейчас давало о себе знать. Но, кажется, задуманное Татьяной осуществлялось, теперь ублюдок ничего не сможет изменить, он приговорен. Осталось лишь привести приговор в исполнение.

Изольда не хотела смотреть, все так же, полуотвернувшись, стояла в прихожей в накинутой на плечи шубке, с пылающим от волнения и выпитого лицом. Закрыв уши, ждала выстрела.

Заряженный «Макаров» нашелся в тумбочке, у тахты. Петушок передернул затвор, глянул на Татьяну — может, я? Она, тоже в перчатках, с белым ожесточившимся лицом, отняла у него пистолет, взяла его обеими руками, приставила к груди Бизона…

— Подушку! — сказал Петушок.

Она кивнула, поняла, подождала, пока он найдет в кладовке подушку, положит ее на грудь Бизона, и — выстрелила. Выстрел прозвучал глухо. Можно было подумать, что в квартире Бизяева что-то упало или хлопнула пробка шампанского;

Жорка дернулся, открыл на мгновение пьяные, дикие от водки и боли глаза, что-то коротко нечленораздельно промычал… Смерть его была легкой и быстрой.

— Это тебе за Алексея, — твердо выговорила Татьяна.

Петушок взял у нее пистолет, вложил в правую руку Бизона.

— Пошли. Нам тут больше делать нечего.

Они потушили свет и, бесшумно, как вполне обу-’ ченные террористы, вышли из комнаты.

В подъезде было темно (Игорь с Петушком погасили свет), увидеть их никто не мог. Да и кто бы следил в два часа ночи?! Ни одно из окон в доме не светилось, глухой звук выстрела никого не разбудил. Царствовал в доме и во всем городе Его Величество Сон.

«Кадиллак» дожидался седоков за соседним домом, в тени угрюмых железных гаражей. Игорь тихо, без огней, тронул машину, выехал на магистральную улицу и только тогда включил габаритные огни.

— Жорка сказал мне… когда мы выпивали… — У Изольды все еще клацали зубы. — Серега… сгорел в гараже… когда мы уехали, наверное, начался пожар… Только я не понимаю, кто поджег.

— «Козел»! — тут же сообразил Петушок. — Мы его, видно, толкнули, когда возились…

— Что ж, один остался, Дерикот, — мрачно отметила Татьяна.

Никто не отозвался на эти слова, каждый по-своему переживал казнь бандита.

— В случае чего, ребята, и ты, Изольда… — снова заговорила Татьяна. — Это я одна сделала, поняли? Вас там не было, никто ничего не знает.

— Успокойся, крестная, — Игорь ободряюще повернул голову к Татьяне. — В самоубийство Бизона можно поверить. Пил, с психикой не все в порядке было. Это и Феликс знает, и все остальные на нашей фирме. Так что…

— А как ты объяснишь, где катался полночи на «кадиллаке», если вдруг Феликс узнает, что машины в гараже не было?

— Ну… скажу, что с девушкой катался. Попрошу прощения, бензин, мол, за мой счет.

— Годится, — одобрил Петушок. — Только ты предупреди кого-нибудь из девиц, договорись.

— Ладно, не учи. Я уже договорился с одной. Девка что надо, не подведет. А мозги я ей, конечно, запудрил. О другом сказал.

И к Игорю вдруг запоздало и не к месту, наверное, явился страх. Руки, как и у Изольды, мелко и противно подрагивали на руле «кадиллака». Не лучше было бы, в самом деле, потихоньку стукнуть в милицию о преступлении Бизона? Там бы разобрались. И все, кто сидел сейчас в машине, не были бы причастны к преступлению — надо называть вещи своими именами. И крестная не стала бы той, кем теперь стала. И они не принимали бы участие в самосуде. Закон есть закон, нужно поступать в соответствии с ним, что бы ни случилось. Со школы учили!.. Конечно, милиция может и поверить в самоубийство Бизона, тогда гора с плеч. Хотя… А если не поверит? Если будет искать кого-нибудь? Если Изольду или всех видел какой-нибудь не спящий лунатик?

Он не смог подавить растерянного и отчетливого, видимо, сожалеющего вздоха, потому что Татьяна тотчас прореагировала:

— Я же сказала, ребята, не думайте об этом. Я отомстила за мужа. Сама. Одна. Купила пистолет, втерлась к этому негодяю в доверие, пришла к нему домой и застрелила. Все. Пусть судят, если будут искать, найдут… Я ничего теперь не боюсь. Я все в этой жизни потеряла.

Ей никто не ответил — думали. События минувших дней тяжким грузом давили душу всех четверых. Они понимали, что милиция, возможно, станет скрупулезно разбираться, и неизвестно, чем все кончится.

— Алексея надо достать… похоронить по-человечески. Рядом с Ванечкой, — нарушила Татьяна тягостное молчание. — Да и того парня, что утонул… Только как это сделать? Как сообщить милиции?

— Как сообщишь, крестная? — возразил Игорь. — Милиция тут же догадается… ну, ты понимаешь.

— Да, наверно… Я не знаю, как! — всхлипнула Татьяна. Ужас добрался и до ее души. Она только сейчас поняла, чем все может обернуться. Но — поздно слезы лить! Поздно!

— Надо что-то придумать, ребята, — плачущим голосом попросила Изольда. — Вы же мужчины. Думайте! Негоже оставлять там… — хотела сказать «человека», внутренне поправила себя. — Алексея. Да и Вадима, конечно. Может, кто-то случайно увидел, или рыбачил… лунку долбил? Там же, я поняла, не совсем болото, река когда-то была, а потом отвернула, так?

— Так, — встрял Петушок. Он тоже напряженно думал над ситуацией. Все трое, убившие Алексея, мертвы. О месте нахождения трупов теперь знают только. они, мстители… А как сообщить органам? А не сообщать? Так оставить? Но Татьяна Николаевна же попросила похоронить мужа рядом с сыном…

— Ну что, нам самим вытаскивать? — взмолилась Татьяна. — И нанимать… кого? Как? Что говорить людям?

— Может… позвонить в милицию, сказать, что бродил, вот, по лесу, увидел свежую полынью, чью-то шапку… — фантазировал Игорь. — Мне, допустим, позвонить?

— Они же в разных местах! — простонала Татьяна. — Какая шапка, Игореша? Тебя сразу же заподозрят, начнут на допросы таскать. Нет-нет, ничего не придумаешь. Мне нужно идти в милицию и во всем признаваться. Да, знала, что убил Бизон, а я убила его. И пусть меня судят одну. Я ни под какими пытками ничего о вас не скажу!

— Таня, успокойся! Что ты?! — заволновалась Изольда. — Погоди, надо все хорошенько обдумать. Алексея, конечно, нужно поднять, я согласна. А тот, Вадим… да пусть лежит, что ли… Он же… Ну, чего объяснять?

— Успокойтесь, женщины! — кажется, один Петушок знал, что делать и как себя вести. — Не нужно паники, прошу вас, мы только себе напортим. Бизон наказан, и это главное. Вадика и Серегу Бог наказал, мы их не убивали. А как узнать… вернее, как сообщить милиции, где лежит тело дяди Леши, надо подумать. Но Игорю сейчас нужно будет от всего отказаться — он же приезжал за Вадиком тогда! Отец может вспомнить, во дворе кто-нибудь да видел — очень уж заметная машина у шефа, Игорек.

— Я придумаю что-нибудь, придумаю, — махнул тот рукой. — Заехал, поговорили, подвез до киоска, Вадик купил сигарет, пошел по своим делам… Да тут знаешь сколько можно наговорить!

Татьяна сжимала виски.

— Игореша, сынок, можно побыстрее домой? Голова разламывается.

«Кадиллак» плавно и послушно прибавил скорость. В машине снова повисло тягостное молчание. Ночной город был пуст, холоден и равнодушен. Мела поземка. Длинная, плохо освещенная улица все никак не кончалась, сильные фары с трудом пробивали снежную круговерть. И у всех четверых родилось вдруг ощущение, что комфортабельная заморская машина с баром, телевизором и телефоном в салоне завезла их в тупик, из которого никогда уже не выбраться…

— Остановись, Игорь! — вскрикнула вдруг Изольда. — Мы же дураки все! Дураки! Никто не поверит в самоубийство Бизона! Там же сплошные… следы… или как их назвать… доказательства!

— Какие следы?

— О чем ты, Лиза?

«Кадиллак» резко затормозил, машину даже немного занесло на скользкой снежной мостовой.

— Я ведь не убрала посуду! — сдавленно, распахивая на груди шубку, бормотала Изольда. — Тарелки, рюмки, фужеры!.. Любой догадается, что Жорка был не один!.. И с чего вдруг самоубийство? Кто с ним был? А отпечатки пальцев?! Дерикот может вспомнить, что Жорка приглашал меня в гости, насильно, можно сказать, тянул. Он тут же вспомнит. Надо было хотя бы отпечатки пальцев убрать, быстренько перемыть посуду. Тогда пусть думают.

— Да, о посуде и я не подумал, — покаялся Петушок. — Это же элементарно.

— Поехали назад! — приказала Татьяна. — Зачем Лизу ставить под удар? Я там была, я! И должны быть мои отпечатки пальцев, в крайнем случае.

— Татьяна Николаевна, там ничьих не должно быть отпечатков! — резонно заметил Петушок. — Посуду надо было перемыть, да. А сейчас мы заберем ее с собой — ту, из которой Изольда Михайловна ела-пила. И все.

Они вернулись к дому Бизона. Изольда бегом бросилась к знакомому подъезду, птицей взлетела на четвертый этаж, толкнула дверь — в квартире горел свет! А сам Бизон, постанывая, держась окровавленными руками за грудь, сидел на тахте.

— Лиза! — со страшным хрипом выдохнул он. — Кто это меня?! Помоги!.. Ты где была?

У Изольды отнялись ноги.

— Я… Я… — Она без сил опустилась рядом на край тахты. — Я бегала… «Скорую помощь» вызывать!.. Ты же… ты, оказывается, такой дурной, когда выпьешь!.. Сначала глупости всякие говорил, потом догола меня раздеваться заставлял… про уточку все говорил. Помнишь?

Он мотал головой.

— Какая к черту «уточка»?.. Кто стрелял?

— Да ты сам и стрелял, Жора! Не помнишь разве? Выхватил из тумбочки, что ли… я не помню точно… ну вот, вижу, в руках у тебя пистолет, ты мне к животу его приставил, кричишь: если не будешь любить, как я хочу, ну… это, по-особенному, по-нынешнему, что в кино показывают… то прикончу и все!

— Ну?

— А я стала пистолет у тебя отнимать. А ты выстрелил и прямо себе в грудь. Мог бы и в меня попасть! Ужас! Я чуть с ума не сошла от страха. Ты сознание потерял, упал, кровь течет. Что делать? Соседей звать? Не стала. Думаю, сейчас же милиция явится, будут спрашивать про пистолет… А за «скорой» побежала — надо же тебя спасать!

— Дура! — заорал Бизон. — Какая «скорая»?! На хрен она мне нужна? Надо было Феликсу звонить, он недалеко живет. А у него, у нас, врач есть свой… Твоя «скорая» тоже в милицию сообщит! Беги, давай отбой, скажи, что ты напутала, пошутила… Ну!

— Жора, дорогой мой!.. Я же не знала ничего. Да-да, я сейчас же побегу, позвоню… Или верну их, если они приехали… Ты только потерпи, не умирай! Больно, да?

— Да не помру я, не бойся! Из плеча, кажется, кровь течет. И что это меня угораздило?.. Беги, чего стоишь, рот раззявила?

Изольда снова кинулась вниз по лестнице — предупредить своих, позвонить Дерикоту и, главное, — вернуть «скорую». Если они приедут… ну, тогда беды не оберешься!

Она вслух бубнила номер домашнего телефона Дерикота (только бы не забыть, не напутать цифры!), думала на бегу: «Ах, как нехорошо все получилось! Вот она сейчас «обрадует» Татьяну! Да и ребят тоже. Вот это провели «операцию»…»