Крестоносец в джинсах

ПОТЕРПЕВШИЙ КРУШЕНИЕ

Долф Вега стоял на краю обрыва. Заросшие зеленью крутые склоны покрывала густая чаща. Дорога заворачивала налево, а справа поднималась вверх и тоже скрывалась за поворотом, так что разглядеть, что творится вокруг, не было никакой возможности. Он опустил глаза и отметил, что стоит на плоском камне.

«Значит, все в порядке, — пришла первая, еще несмелая мысль, но двигаться было страшновато. — Неужели это не сон? Все-таки добрался, ну а что тут у них за время, мы еще посмотрим». Он бросил взгляд на часы: две минуты второго. Может, они остановились? Нет, идут… Он еще раз глянул под ноги, камень тут. Как им удалось так точно рассчитать посадку? Лучшего места не придумать: легко заметить и найти потом. Долф вспомнил, что у него есть мелки, вынул их из кармана куртки и склонился над камнем. Он старательно обвел ступни сначала светлой, а затем темной линией. Довольный, спрятал мелки и соскочил с камня. «Теперь нужно как следует запомнить дорогу, пришла ясная мысль, — тогда я быстро отыщу камень, как подоспеет время». Вот и отличный ориентир — раскидистая береза на том краю оврага.

Жара давала себя знать. Он вспотел в меховой куртке, но снять ее не решился, хотя под курткой был толстый серый свитер. И еще — джинсы, носки и теплые ботинки.

Вид, конечно, дурацкий, учитывая, что здесь лето в разгаре. Солнце пекло непокрытую голову. Яркие лучи заливали пыльную каменистую дорогу.

«Видно, я попал в горные места, — решил Долф. — Посмотрим, куда ведет эта дорога».

Он начал спускаться по склону, пыль под ногами взметнулась вверх. За поворотом открывалась долина, на горизонте виднелся какой-то город.

«Должно быть, Монтживрей, — обрадовался он. — Точно. Теперь все сходится».

И в самом деле, хотя далекие контуры едва проступали в жарком солнечном мареве, даже отсюда было видно, что это не современный город. Смутно угадывались башни и крепостные стены. Далеко внизу петляла дорога, по которой в направлении городских ворот тащились повозки.

В долине на клочках земли трудились крестьяне.

«Франция тринадцатого века. Средневековье…» — повторял он, все еще не до конца поверив в случившееся.

Едва он собрался продолжить спуск, как уловил шум.

Звуки раздавались далеко позади. Топот копыт, крики, возня. Он настороженно огляделся, но ничего не увидел.

Поворот скрывал от него часть дороги, расположенную выше.

Вновь до него донеслись возгласы, звон оружия. Дело принимало нешуточный оборот. А что, если на высокогорной тропе скрестились пути двух воинственных рыцарей, направлявшихся на турнир? «Вот бы посмотреть… — вздохнул Долф. — Так, чтобы они меня не заметили».

Он бросился назад, готовый каждую секунду нырнуть в заросли кустарника. Миновав помеченный камень, он свернул в сторону. То, что он увидел в клубах вздымавшейся пыли, заставило сразу позабыть о предосторожностях.

Прямо на дороге завязалась драка, да еще какая! Двое всадников на лошадях налетели на третьего, который спешился со своего ослика. Бедное животное ревело в кустах, в то время как его хозяин с воплями и проклятиями орудовал увесистой дубинкой. Темные плащи, кожаные жилеты обоих всадников, их простые шлемы из грубой кожи свидетельствовали о том, что эти люди не принадлежат к благородному сословию. Их неповоротливые лошади без чепраков имели довольно жалкий и неухоженный вид.

Явно затупившимися мечами нападавшие наносили беспорядочные удары, а неизвестный отчаянно молотил своей дубинкой. В тот момент, когда Долф показался из-за поворота, владелец ослика отвесил одному из своих противников столь сокрушительный удар, что меч выскользнул у того из рук и, отлетев на несколько метров, упал возле обочины. Однако как бы отважно ни защищался неизвестный путник, схватка была неравной. Долф почувствовал, как кровь застучала у него в висках.

— Бандиты с большой дороги! — вырвалось у него.

Он больше не думал об осторожности: помедли он еще немного, и у него на глазах двое разбойников одолеют неизвестного путника. Не сдерживая больше закипающую ярость, он выхватил нож из-за пояса и метнулся на дорогу.

Неожиданно перед самым его лицом мелькнули сапоги одного из всадников, и Долф увидел, как шпоры вонзаются в бока лошади. Не помня себя, он взмахнул ножом.

Тут же раздался вопль. Ого, удар пришелся в цель! Нож, скользнув под плащом всадника, распорол ему бедро.

Долф угрожающе поднял нож перед собой. В эту минуту меч просвистел у него над головой, мальчик попытался увернуться, но мощный удар едва не сбил его с ног. Резкая боль прошила плечо и руку — если бы не нож, который Долф выставил перед собой, да не толстая куртка, немного смягчившая удар, не устоять бы ему. Не мешкая, Долф нацелился снова…

Но в эту минуту второй разбойник с воплем свалился с лошади. Хозяину ослика удалось-таки сбросить его. Противник Долфа, истекая кровью, попытался повернуть лошадь и напасть на мальчика сзади, но Долф ловко отскочил в сторону, и всадник, потеряв управление, промчался мимо. Вслед за ним поскакала вторая лошадь без своего седока. Еще немного, и они скрылись из виду. Раненый стонал, лежа на дороге. Вдруг раздался странный, всхлипывающий звук, и все стихло.

Поединок завершился.

Тяжело дыша, Долф плюхнулся на пожухлую траву у края дороги, смахнул прядь волос с мокрого лба и в растерянности посмотрел на окровавленный нож, все еще зажатый в руке.

«Я ударил его ножом, я ранил человека…» — пронеслось у него в голове.

Перед ним стоял новый знакомый. Он тоже едва дышал, утирая пот со лба. Он что-то сказал, но Долф не понял его. Правда, мальчик особенно не прислушивался — все случившееся словно оглушило его. Теперь, когда опасность миновала, оцепенение сковало его. Угрызения совести мучили Долфа, он готов был расплакаться. Левое плечо горело огнем.

Наконец человек отдышался. Первым делом он направился к своему ослику. Привязав животное к дереву, он склонился над телом, распластанным на земле, и, сдерживая ярость, пнул лежащего ногой.

При виде этого Долф сжался. Разбойник был мертв.

Увесистая дубина путника сразила его. Мальчика охватила непроизвольная дрожь, и, когда неизвестный знаками подозвал его, Долф с трудом заставил себя подняться.

Опасаясь перелома, Долф ощупал левую руку. Кости целы.

Человек поднял голову мертвого разбойника и показал Долфу, что нужно взяться за ноги. Вдвоем они подтащили тело к обочине и только теперь взглянули в глаза друг другу. Широкая улыбка появилась на лице человека, и Долф понял, что ему нечего опасаться. Ведь он, Долф, спас неизвестному жизнь. И тот не выказывал враждебных намерений по отношению к мальчику. Он заговорил снова, и Долфу даже показалось, он различил слово, звучавшее как «спасибо».

Затем путник отвязал животное и знаками поманил Долфа за собой. Долф с радостью последовал за ним. Он уже понял, как опасно здесь двигаться в одиночку. Да и сбежавший разбойник в любую минуту может вернуться с подмогой.

Однако, вместо того чтобы вернуться на дорогу, ведущую к городу, человек с осликом свернул на боковую тропку, которая через некоторое время привела их к заросшей травой поляне, раскинувшейся на косогоре. До чего же великолепный вид на поля и город, проступавший вдалеке, открывался отсюда! Воздух был наполнен птичьим гомоном, высоко в небе парили ястребы. В чистом нагретом воздухе пахло душистым разнотравьем. На какую-то долю секунды мальчику вспомнились деревенские каникулы. Его спутник достал из мешка хлеб, мясо и пригласил Долфа разделить с ним трапезу. Они с наслаждением растянулись на траве и принялись за еду. Хлеб оказался на удивление вкусным. Отведав мяса, Долф растерялся. Он не понял, свинина это или баранина, но вкус был необычайным, напоминал мясо диких животных — да, пожалуй, больше ни с чем не сравнить… Ели молча, не проронив ни слова. Крепкие белые зубы незнакомца аппетитно отхватывали куски мяса. Насытившись, он сделал глоток из кожаной фляги, затем протянул ее мальчику. Долф отпил немного — похоже на вино пополам с водой. Приятно кисловатый, чуть терпкий напиток отлично утолял жажду.

Плечо все еще давало себя знать, но боль понемногу стихала. Долф почувствовал себя совсем хорошо и решительно сбросил куртку. Его попутчик с нескрываемым изумлением воззрился на свитер и джинсы. Только теперь Долф сообразил, что перед ним совсем еще молодой человек. Он рассмотрел длинные темные волосы, большие карие глаза, смуглую кожу юноши, зеленый плащ, перехваченный у пояса кожаным ремнем. Короткий кинжал, вложенный в ножны. Довершали наряд коричневые сапоги и брошенная рядом шляпа или, скорее даже, высокий зеленый колпак. Долф нашел, что новый знакомый выглядит весьма экстравагантно — ни дать ни взять хиппи из амстердамского университета.

С едой было покончено. Юноша поднял глаза на Долфа и, ткнув себя в грудь, сказал:

— Леонардо… Леонардо Фибоначчи из Пизы.

— Пиза? — переспросил Долф, думая, что ослышался.

Но молодой человек кивнул, подтверждая. Теперь, по-видимому, настала очередь Долфа назвать себя. У них тут принято говорить, откуда ты родом. Долф указал на себя:

— Рудолф Вёга… из Амстелвеена.

До сих пор он не задумывался над тем, на каком языке он будет говорить, а теперь начинается самое трудное.

Французского он не знает, о франкском диалекте говорить вообще не приходится, познания в латыни тоже не блестящи…

Леонардо зачастил скороговоркой, да так, что у Долфа голова пошла кругом. Одно ясно — это не старофранцузский и не итальянский. Речь Леонардо немного походила на родной язык Долфа, нидерландский, чем-то напоминала немецкий, но в то же время это не был ни тот и ни другой язык.

— Пожалуйста, помедленнее, я не понимаю! — взмолился он.

Собеседник понял его просьбу и повторил рассказ, на этот раз медленнее, с расстановкой, помогая себе энергичными жестами. Долф старательно ловил каждое слово, очень многое казалось ему знакомым… Старогерманское наречие! [1]

«До чего похоже на средневековый нидерландский язык, — промелькнула мысль. — И понять несложно, особенно если говорят медленно».

И в самом деле, кое-что ему удалось разобрать. Например, то, что молодой человек студент, который провел два года в Париже, а теперь держит путь в Болонью, где намерен завершить образование. Он путешествует уже не первую неделю, и до сих пор все обходилось без приключений.

Но вот только что, еще и часу не прошло, как его подстерегли разбойники, рассчитывавшие на легкую добычу.

Однако им довелось испытать не только ловкость Леонардо и крепость его дубинки, но и отвагу внезапно появившегося спасителя. Вот, пожалуй, и все, что с большим напряжением удалось выяснить Долфу. Настала очередь студента выслушать рассказ Долфа. От волнения лицо мальчика покрылось испариной, но, делать нечего, отступать нельзя. Он начал, старательно подражая Леонардо в произношении слов. Он направляется на знаменитый рыцарский турнир, который устраивает герцог Жан Дампиерский в Монтживрей, поведал Долф, взмахом руки указывая на город вдалеке.

— Дампиер? Монтживрей? — недоуменно переспросил Леонардо.

Долф еще раз внятно произнес название города и кивнул в сторону затерянных в жарком мареве крыш. Леонардо лишь пожал плечами:

— Это не Монтживрей вовсе, а Спирс.

Какой еще Спирс? Долф в тревоге посмотрел на север.

И вновь его спутник ответил решительным «нет».

— Там Вормс, — откликнулся он, глядя в направлении севера.

Было от чего потерять дар речи. Нет, невозможно.

Вормс находится в Германии, на Рейне… Ой, значит, этот Спирс там внизу тоже?.. Похолодев от ужаса, Долф всматривался в далекий город, очертания которого едва проступали в тумане. Мало-помалу ему удалось разглядеть громаду церкви, нависшую над городком. Силуэт церкви что-то напоминал ему. Года три тому назад родители проводили отпуск в Швейцарии вместе с Долфом. По пути туда сделали остановку в Шпейере. В памяти Долфа возникли многолюдные кварталы промышленного гиганта, могучая эстакада, соединявшая берега древнего Рейна широкие автомагистрали. Особенно запомнился ему величественный собор, самая старая часть которого, как говорили, датировалась двенадцатым веком. Неужели тот самый? Если Спирс и Шпейер — одно и то же, то очевидно и другое: он попал не во Францию, а в Германию. Возможно ли это?

Город огибала блестевшая серебром полоска. Река.

Он протянул руку:

— Рейн?

Леонардо кивнул.

Ошиблись, все-таки они ошиблись, пронеслось в голове.

Долф рывком обернулся к юноше:

— Какой у нас год?

— Одна тысяча двести двенадцатый.

Слава богу, хоть с этим все в порядке.

— А число? Ну, день месяца?

До итальянца наконец дошел смысл его слов.

— День Святого Яна. [2]

Ответ юноши ничего не сказал Долфу, но продолжать расспросы он остерегался. Он заметил, что дружелюбный интерес Леонардо сменяется подозрением.

— Святой Ян, колдовская ночь… — пробормотал студент.

Долф все еще не мог взять в толк, о чем ведет речь Леонардо. Он сделал еще одну попытку.

— А по счету от начала месяца?

— Двадцать четвертый, — немедленно отозвался Леонардо, поразившись невежеству собеседника.

Долф молчал. Он собирался с мыслями. Ошибка в десять дней! Что это, сбой компьютера или поправка на разницу в летосчислении между нашим веком и тринадцатым столетием? Надо будет выяснить, как только он вернется назад. Из задумчивости его вывел вопрос студента:

— Ты откуда родом?

Понять вопрос было нетрудно.

— Амстелвеен. Знаешь, где это? — (Леонардо пожал плечами.) — В Голландии, — пояснил Долф.

— Так ты из Голландии? А мою речь отчего не понимаешь? Люди из ваших краев говорят на этом языке. Или ты разбираешь только свое наречие?

«До чего же сложно с ним… — вздохнул Долф. — Если бы знать об этом раньше… Надо вспомнить, что мы проходили из истории средних веков. Так… Распространение католицизма, борьба за господство между германским императором и папой римским, закладка крупнейших соборов, вот таких, как тот, кафедральный собор Спирса. А еще дороги, по которым опасно передвигаться, почти никакого сообщения между городами, крестовые походы, рыцарские турниры, заговоры придворных против своего монарха. Науки не было, сплошные суеверия. Люди спасались от нечистой силы всякими амулетами, по любому поводу осеняли себя крестным знамением. Чуть что не так, сваливали на козни дьявола. А путешествовали все же много, хоть и рискованно это было…» Взгляд его привлекли два серых комочка. Зайцы…

Зверьки застыли, присев на задние лапки, не сводя с людей испуганных глаз. Леонардо засмеялся и швырнул в них горсть земли. В одну секунду поляна опустела.

Высоко над ними, в темных верхушках деревьев, заливались птицы. Ослепительно хороша эта земля, сияющая свежестью и чистотой в лучах летнего солнца. На пашнях и в садах, прочертивших крутые, сбегающие к реке склоны холмов, трудились люди. Ни шума автомобилей, ни гула самолетов. Воздух еще не впитал в себя ядовитые выбросы заводских труб. Слезы наворачивались на глаза.

Что стало с этой ласковой, гостеприимной землей в двадцатом веке!

Медленно подбирая слова, он обратился к Леонардо:

— Не бойся, друг, я простой парень, как и ты, тоже учусь. Просто я сбился с пути.

— О, так ты владеешь латынью?

— Нет, не очень.

— Так ты, наверное, силен в математике?

Долф с облегчением подтвердил. Нельзя сказать, чтобы он уж очень любил решать задачи, но ведь не годится же уступать средневековому студенту.

Он исподтишка бросил взгляд на циферблат. Полтора часа пролетели незаметно. Теперь понятно, что из-за ошибки прибора он попал совсем не туда, куда рассчитывал. Рыцарского турнира ему не видать. Посмотреть бы хоть этот город поближе…

Но Леонардо уже нашел полоску чистого песка и потянул за собой Долфа. При помощи сухой ветки он изобразил на песке треугольник и параллелограмм. Долф улыбнулся и, взяв ветку, начертил увеченный конус, квадрат и пирамиду. Молодые люди обменялись сердечным рукопожатием. Они нашли общий язык.

Впервые в жизни Долф горько пожалел, что его познания в математике не слишком глубоки. Дурачась, он написал формулу теоремы Пифагора: а2 + b2 = c2. Но Леонардо задумался, глядя на знаки с недоумением. Наконец мальчик сообразил, что средневековый студиозус знает только римские цифры. Он проворно стер написанное, затем набросал ряд римских цифр от I до X, а под ними ряд арабских от 1 до 10. Восторгу Леонардо не было предела.

— Да это же восточные знаки! — вскричал он.

Долф скромно кивнул:

— Мы постоянно пользуемся ими. Так считать гораздо удобнее, чем римскими.

Понял ли его Леонардо? Так или иначе, слова Долфа дошли до него.

— Я слышал о них, но сами знаки вижу впервые. Ну-ка, покажи еще раз.

Они перешли на другое место, где песка было больше, и Долф приступил к объяснению. Лекция по курсу элементарной математики, которую он прочел средневековому юноше, заняла немало времени. Леонардо схватывал на лету, хотя Долф с большим трудом объяснялся на старинном наречии. Особый прилив энтузиазма вызвал у студента самый обычный нуль.

Время летело.

— Где ты выучился всему этому? — наконец спросил итальянец.

— В школе, в Голландии.

— Невероятно! — вскричал Леонардо. — Голландия населена варварами, грубыми рыцарями и невежественными монахами, которые и латыни-то как следует не знают. У вас даже нет своего университета.

Долф снова почувствовал себя неуютно. Он украдкой посмотрел на часы и вздрогнул. Половина пятого! Занятый подсчетами и объяснением азов математики на странном — полунидерландском-полунемецком — наречии, он совсем позабыл о времени. Теперь уже не удастся побродить по средневековому городу. Четыре часа, подаренные ему на странствия во времени, он растратил на болтовню, решение задачек и драку… Чем докажет он доктору Кнефелтуру, что и в самом деле побывал в тринадцатом веке, на склонах холмов, опоясывавших Спирс-на-Рейне? Леонардо, конечно, оказался занятной личностью, но все же…

Он поднялся, стряхнул песок и потянулся за курткой.

— Пора идти, — произнес он устало.

— Но куда? Зачем? — Леонардо тоже выпрямился. — Пойдем вместе.

Долф грустно покачал головой. Будучи не в настроении, он почему-то засовывал руки в карманы. Так он поступил и теперь. Вдруг пальцы нащупали мелок. Больше мелки ему не понадобятся, а Леонардо обрадуется подарку, решил он.

— Вот, — он протянул мелки студенту, — возьми на память. Будешь ими писать.

Понял ли его студент? Он взглянул на Долфа, затем на предмет, протянутый ему, и нерешительно дотронулся до мелка. Долф осмотрелся, поднял с земли камень и провел по нему черту.

— Вот, видишь? Возьми в знак дружбы.

Леонардо просиял. Он кивнул, стянул одним махом тонкий шнурок, который носил на шее вместо цепочки. На шнурке покачивался эмалевый медальон с изображением святой Девы. Он крепко вдавил медальон в ладонь Долфа, принимая у него мелки.

Долф был счастлив (подумать только — медальон тринадцатого века, вот удивится доктор Кнефелтур!) и даже поднес подарок к губам. Леонардо удовлетворенно наблюдал за ним. На прощание они тепло пожали друг другу руки.

Долф надел медальон на шею, спрятав его под свитер, натянул куртку, еще раз помахал своему новому знакомому и побежал вверх по склону холма. Туда, где пролегала седая от пыли дорога. Было без четверти пять. Как раз хватит времени, чтобы не спеша добраться до условного места и спокойно дождаться, пока машина времени доставит его обратно в двадцатый век.

Он вышел на пригорок, ожидая увидеть пустынную дорогу, и остановился как вкопанный. Он слышал явственный шум. Только теперь Долф сообразил, что уже давно различал отдаленный гул, просто не обращал внимания на эти звуки. Тысячеголосый детский хор, сопровождаемый нарастающим грохотом шагов по каменистому пыльному тракту. Ничего не понимая, Долф вглядывался в безбрежное море детских фигурок, запрудивших дорогу. Гигантская процессия, состоявшая из сотен, нет, тысяч и тысяч детей. Неисчислимое множество что-то поющих детей виделось ему сверху. Они плотно, от края до края, заполнили дорогу. Он посмотрел направо, туда, где дорога делала поворот. Ничего, кроме нескончаемой, змеящейся процессии. Наверное, отмечают праздник святого Яна.

Впрочем, сейчас главное — отыскать камень. На пустынном месте это было проще простого, но как разглядеть его за этой движущейся стеной?

Участников шествия, казалось, не интересовало ничто вокруг. Они сосредоточенно спускались в долину с раскинувшимся за ней городом. Откуда они взялись? Неужели этот Спирс привлек к себе тысячи путников? И что это — просто праздничное шествие или дальнее паломничество?

Сплошные вопросы, но искать ответы нет времени.

Медлить нельзя. Где же камень? Не на шутку встревожившись, он начал сходить вниз по склону. Вот и березка, это ее он увидел, как только открыл глаза, приземлившись.

Камень должен быть напротив. Он шагнул вперед, сердце выбивало барабанную дробь, нехорошие предчувствия охватили его. Вот бы обойти эту многотысячную толпу или хотя бы протиснуться сквозь нее…

В тесной узкой ложбине прокладывать путь было трудно. Если бы кто и попытался дать дорогу рослому парню, который, орудуя локтями и коленями, пробивался во встречном направлении, сзади тут же напирали новые ряды, угрожая смять замешкавшихся.

Множество маленьких рук хватали Долфа, цеплялись за него, то и дело чья-то изможденная фигура с ходу налетала на мальчика. Его ботинок нечаянно придавил босую ногу, раздался крик боли.

Но камень, где же камень? Долф озирался, не зная, как быть дальше. На гребне холма он заметил Леонардо, с неменьшим изумлением наблюдавшего за дорогой, на которую выплескивались все новые толпы маленьких пилигримов. Студент помахал Долфу, но тому было не до него. Он расталкивал плотно сомкнувшуюся массу, прорываясь к дереву, — камень все-таки должен быть поблизости. До него рукой подать.

Его сильно толкнул какой-то высокий детина, две девчонки уцепились за него, чтобы не упасть. Мальчишка в грязных лохмотьях привстал на цыпочки и принялся кривляться, размахивая руками. В ту же секунду Долф понял, что мальчишка вскочил на его камень. Ребята, проходя мимо, показывали на него пальцами, смеялись, что-то кричали в ответ. Долфу доставалось все больше тычков и пинков, он изо всех сил сопротивлялся неиссякаемому потоку, втягивавшему и его в свой круговорот.

— Пропустите меня! — Его крик перекрыл звук множества голосов. — А ты отойди, быстро! Дай я встану!

Сорванец, пританцовывая, гримасничал и не думал освобождать место для пришельца. Он продолжал дурачиться, тем более что зрители шумно подбадривали его.

Иные норовили задержаться, но, как и Долфу, им с большим трудом удавалось устоять на ногах. В один миг живая стена отделила кривляку от Долфа. Отчаяние придало мальчику силы, он молотил кулаками направо и налево, налетал на чьи-то ноги. Вдруг раздался истошный вопль, толпа, окружавшая камень, рассеялась. Долф поднял глаза. Камень был совершенно пуст, и лишь на месте следа, обведенного меловым контуром, зияла дыра. Оставшееся расстояние Долф преодолел одним прыжком, да так и застыл возле камня. Сердце, казалось, выпрыгивало из груди, ужас перехватил горло. В полном отчаянии он принялся считать: «…пять, шесть, семь… Только не думать ни о чем, только не спрашивать, куда девался этот бедняга. — Он зажмурил глаза. — …Двадцать три, двадцать четыре… Нет, он все-таки спрыгнул с камня, я же видел… Двадцать восемь, двадцать девять… А завизжали они просто оттого, что я придавил кого-то, а вовсе не потому что… Тридцать пять… тридцать шесть… еще несколько секунд, вот сейчас меня оглушит громовой удар; и я открою глаза в лаборатории профессора!.. Сорок восемь, сорок девять… Да нет же, этот балбес и в самом деле соскочил с камня, я еще успеваю…» Он боялся смотреть на циферблат, боялся пошевелиться, но ужаснее всего было поверить собственным глазам: каких-нибудь пять минут назад вот здесь валял дурака средневековый мальчишка, и вот теперь его нет…

Но как ни старался Долф отогнать навязчивую мысль и не возвращаться к разыгравшейся только что сцене, в глубине души крепла уверенность: мальчишку стянула с камня машина времени, а он, Долф Вега, опоздал.

Словно наяву, прозвучали слова ученого: «Если наша попытка не удастся — положим, тебя не окажется в нужный момент на условленном месте, — ты пропал. Ты обречешь себя на скитания по средневековью до конца своих дней».

Долф перевел дыхание, взял себя в руки и открыл глаза. Бросил взгляд на стрелки. Пять часов шесть минут.

Вопреки очевидному, он еще продолжал надеяться.

Тягостно ползли минуты, и ничего не происходило.

Пришло осознание: «Я потерян, я упустил свой единственный шанс». Сумятица мыслей, вызванная горьким открытием, мало-помалу улеглась. Наконец к Долфу вернулась способность рассуждать. Он продолжал стоять на камне, ощупывая пробитую впадину. Да, профессор, чтобы исключить всякий риск, разогнал машину на полную мощность. Много времени пройдет, прежде чем она снова включится.

Придавленный смертельной усталостью, Долф удрученно сошел с камня, его взгляд скользил по движущимся шеренгам, ни на ком не задерживаясь, ничего не видя.

Маленькие путники к этому времени заметно выдохлись, ряды их, прежде плотно сомкнутые, сильно растянулись.

Измученные дети, с трудом передвигая ноги, брели к неведомой цели. Не слышно песен, смолкли шутки, утихли даже слова молитвы. Долф смотрел на них невидящим взором, и навряд ли то, что он видел, проникало в его сознание. Последние волны шествия выплеснулись на дорогу.

Среди отставших было много девочек и малышей, худых, замурзанных, укутанных в лохмотья. Снова опустела дорога, но вот — шлеп-шлеп-шлеп — еще несколько человек молча, без сил плетутся, вздымая пыль босыми ногами.

Малыш лет шести, не больше, споткнулся и упал с громким ревом. Девчушка постарше подхватила его и потянула за собой. За ними горделиво вышагивал высокий, богато одетый мальчик. На ногах мягкие сапожки, шитый серебром кушак, кинжальчик за поясом. Картинка, а не мальчик. За обе руки его цеплялись малыши, которых он подбадривал разговорами. А вслед за ними, спотыкаясь и хромая, ковыляли обессилевшие оборвыши.

Откуда взялась эта процессия? Что гнало ее в путь?

Каков тайный смысл этого передвижения людских волн?

Еще один маленький странник упал и остался лежать, никто не поспешил к нему на помощь. Шлеп-шлеп-шлеп, — мелькали босые ноги. И в какой-то момент Долф понял, что больше не выдержит этого. Не может он видеть беспомощного ребенка, брошенного посреди дороги. А ведь еще и часу не прошло, как на этом самом месте испустил дух раненый разбойник. Долф бросился вперед. Секунда, и он склонился над маленьким телом. Девочка. Он попытался поставить ее на ноги, но, заглянув в лицо, испуганно отпрянул. Веки прикрыты, глаза глубоко запали, щеки осунулись. Она почти ничего не весила. Да жива ли она еще?

В отчаянии он огляделся. Еще одна стайка детей спешила мимо. Они с удивлением посмотрели на Долфа и, плохо соображая от голода и усталости, бездумно продолжали путь. Что же ему делать теперь с этой девочкой, потерявшей сознание?

И вновь рядом с ним оказался Леонардо со своим верным осликом.

— Она умирает! — воскликнул Долф.

Леонардо пощупал тоненькое запястье и тут же опустил руку.

— Умерла, — печально произнес он.

Долф осторожно опустил тело на землю.

— Но почему? — Слезы струились по щекам Долфа. — Да что здесь, наконец, происходит? Куда идут эти дети?

Леонардо не отвечал. Он поднял девочку и положил ее на траву. Сложил по христианскому обычаю ее руки на груди, осенил крестным знамением, прочитал молитву и начал сгребать камни вокруг тщедушного тельца. Долф помогал ему, опустившись на колени. А рядом все слышалось шлеп-шлеп-шлеп… Это тянулись ребята, замыкающие шествие.

Настанет ли конец этой процессии? Сколько еще измученных, больных детей пройдет по этой дороге?

Леонардо поднялся.

— Поздно. Пойдем-ка лучше в город, хоть я боюсь, что нынче вечером городские ворота будут наглухо закрыты.

Долф начал привыкать к его странному наречию и уже сносно понимал его.

Ответа на свой вопрос он все-таки не получил.

— Кто эти дети? — продолжал настаивать он.

Леонардо покачал головой. Он тоже был под гнетущим впечатлением увиденного.

— Дети… Что-то я слышал о них. Детский крестовый поход, вот что.

— Что ты сказал?

— Ну, они направляются в Святую землю, хотят освободить Иерусалим от неверных.

— Эти малыши? — Леонардо кивнул в ответ. — Ты что? Дети будут биться с турками?

Взгляд Леонардо остановился на холмике, который вырос над телом девочки.

— Но как? — спросил Долф, позабыв на минуту собственные несчастья. — Я же видел совсем маленьких, шести-семилеток. Что это за крестовый поход? Нет, невозможно…

Понял ли студент то, что пытался сказать Долф, неизвестно, но он наконец ответил:

— Это в самом деле крестовый поход. Детский. Во Франции уже был такой, но там собралось меньше детей. Мне рассказывали…

— Не понимаю, — выговорил Долф.

— Да и я понимаю не больше твоего. Когда я впервые услышал об этом, поверить не мог. А теперь вот сам видишь.

— Нет, — повторял Долф, — это сон, кошмарный сон. Я проснусь. Какое счастье, что все это во сне. Детский крестовый поход — даже представить страшно… Поход — занятие для конных рыцарей, мужчин в латах, а не для детей.

Леонардо молчал. Подхватив ослика под уздцы, он зашагал вперед. Долф поспешил за студентом. Этот неведомый мир вселял в него страх. Они поравнялись с мальчишкой, который еле-еле ковылял вслед за остальными.

Босые ноги разбиты в кровь. Леонардо, по-прежнему не говоря ни слова, подхватил его и усадил на ослика.

Нашлось там место и для хныкавшей девочки, которую они подобрали на обочине дороги. Леонардо хранил молчание, и Долф не заговаривал с ним. Но теплые чувства мальчика, будто слезы, которые он сдерживал целый день, пролились горячей влагой на сердце. Что за странный юноша? Его не смутила смерть разбойника, он, сохраняя присутствие духа, похоронил мертвую девочку, и вдруг такая забота о несчастных малышах. Долф скользнул взглядом по застывшему лицу юноши, хотя ему самому больше всего хотелось крепко зажмуриться, чтобы отогнать воспоминание об этой девочке и ее потухших глазах, устремленных к безжалостным небесам.

Так, в полном молчании, они продолжали свой путь к городу Спирсу, где уже звонили в колокола и накрепко запирали городские ворота.