Крестьянские восстания в России в 1918—1922 гг. От махновщины до антоновщины

ВВЕДЕНИЕ

С понятием «народ» непосредственно связано определение крестьянства как основной его части, самой значительной социальной группы (как известно, до 1917 г. крестьянство составляло 80% населения России). Что нас сегодня заставляет осознавать прошлое, искать ответы на вопросы: что происходило с российским народом (крестьянством) в тот или иной период отечественной истории? Почему нас захватывает проблема собственного прошлого? Вероятно, речь может идти об измерении исторического сознания или исторического понимания, благодаря которому нам становится известно о существовании прошлого, частью которого мы себя осознаем сегодня. Благодаря историческому сознанию, познанию исторического опыта прошлое становится реальностью, в определенной степени прошлое осознается частью нас самих.

В историческом сознании российского общества существует феномен забвения. История побуждает нас признавать значение тех аспектов прошлого, на которые прежде не обращали внимания. Гражданская война между красными и белыми, порожденная революцией 1917 г., заслонила собой не менее ожесточенный «внутренний фронт» Гражданской войны — Крестьянскую войну 1918 —1922 гг. против политики военного коммунизма со стороны Советского государства. Крестьянское протестное движение в Советской России в послеоктябрьской истории — пока еще открытая страница социального феномена, именуемого советским обществом. Мощный социальный протест вынудил государственную власть к безотлагательному поиску принципиально новых путей выхода из глубокого общественного кризиса, в котором оказалась страна. Примечателен следующий факт: Госиздат Советской Республики объявил публичный конкурс рабоче-крестьянских сочинений в газете «Правда» 20 июля 1919 г. Было дано десять тем, в том числе: «Почему некоторые крестьяне идут против Советской власти и в чем их ошибка?», «Кто такие контрреволюционеры?». Пожалуй, лучшее сочинение на данную тему (конечно, не имеющее никакого отношения к конкурсу) написал замечательный писатель В.Г. Короленко. Через год, в августе—сентябре 1920 г., в период апогея политики военного коммунизма, в пятом письме наркому народного просвещения Советской России А.В. Луначарскому острое писательское перо создало точный и ироничный образ под названием «Неудобное положение»: в сидячем на штыках «неудобном положении», по оценке Короленко, оказалась правящая коммунистическая партия. В деревне подобное «положение» было «прямо трагическое»: «то и дело оттуда приносят коммунистов и комиссаров, изувеченных и убитых». Ответная реакция партии — «выжигать целые деревни сплошь — и богачей и бедных одинаково» {1: 237—240}.

Забвение в истории может проявляться, когда есть основания намеренно забыть о тех или иных сторонах прошлого: например, когда память о них оказывается слишком болезненной, чтобы включить их в наше коллективное сознание. Отмечается нередко парадокс одновременно забытого и сохраняющегося в памяти травматического опыта. О последнем забывают, поскольку его стараются вытеснить из сознательной памяти. Однако о нем помнят, поскольку субъект травматического опыта оставил слишком серьезные духовные раны. Травматический опыт приспосабливается к идентичности, как и новая идентичность приспосабливается к травматическому опыту. В такой ситуации происходит примирение опыта и идентичности, создающее условия для их продолжительного сосуществования.

Тема крестьянского сопротивления политике военного коммунизма после революции 1917 г. в советский период являлась закрытой темой. В прошлом российского крестьянства есть немало обыденных событий в повседневной жизни, которые можно забыть, поскольку они никак не связаны с настоящей или будущей идентичностью. Однако даже специалисты иногда «забывают» о том, что имело решающее значение в прошлом. Но происходит это чаще не потому, что они хотят намеренно исказить прошлое, а просто потому, что они не знают о значении определенных причинных факторов. Сегодня нередко приходится читать сочинения, в которых авторы акцентируют свое внимание на отдельных фактах, которые будоражат сознание, вызывая эмоциональное восприятие истории крестьянского движения, но не создают полной и объективной картины. Пафосные сравнения крестьянской войны в Советской России по размаху и последствиям с крестьянскими войнами, имевшими место в отечественной истории (Болотникова, Разина, Пугачева) создают не более чем формальное сходство. Поверхностное отношение в применении к советской истории выражается в ставшей крылатой пушкинской фразе о русском бунте — «бессмысленном и беспощадном».

Трагический исторический опыт Гражданской войны в России служит восприятию исторического сознания. Травматический опыт проявился прежде всего в изменении идентичности российской нации и народа. Идентичность нации, народа имеет глубокие корни в их прошлом, поэтому, если мы хотим постичь их идентичность, следует прежде всего обратиться к их истории. Именно история предоставит доступ к пониманию собственной идентичности. Чем лучше мы будем знать прошлое, тем отчетливее станут контуры идентичности и тем более адекватными станут индивидуальные и коллективные действия в российском обществе.

Примером может служить выяснение причинно-следственных отношений политики военного коммунизма и крестьянской войны в России: именно политика военного коммунизма воспроизводила протестные явления на всей территории страны. В период создания различных мифологем формировалось обличительное восприятие крестьянских протестных явлений в общественном мнении: так появились «антоновщина», «махновщина», «мироновщина», «сапожковщина», «серовщина», «роговщина», «лубковщина» и др. (в закавыченном виде). В подобном контексте причастные к крестьянскому сопротивлению становились бандитами, крестьянские восстания — кулацкими, эсеровскими и белогвардейскими. Однако сегодня вполне уместно употребление приведенных терминов в качестве знаковых феноменов, обозначающих реальные социальные явления прошлого (причем без всяких кавычек).

Объективное исследование событий того времени в масштабе всей страны еще только начинается. Речь идет не только и не столько об описательной стороне отдельных восстаний, выступлений, волнений — важнее объяснить, чем было вызвано крестьянское протестное движение не в отдельных регионах, а повсеместно во всей стране. В данном случае не обойтись без раскрытия природы такого явления в ранней советской истории, как политика военного коммунизма.

Несомненный интерес представляет типологическая характеристика крестьянского движения. Само по себе движение протеста предполагает массовость, добровольность участия, наличие определенных политических лозунгов, разнообразие форм сопротивления (как пассивных, так и активных). Отметим в этой связи, что повстанческое движение в структуре протестного движения рассматривается как одна из форм открытого вооруженного сопротивления. Субъектом движения выступала основная часть населения России — крестьянство. Нельзя все проявления крестьянского бунтарства, обусловленные условиями Гражданской войны, причислять к организованному крестьянскому движению. Содержательной основой крестьянского движения выступал социальный и политический протест, выраженный в стихийных массовых формах.

Владимир Короленко. Письма к Луначарскому // Свободы вечное преддверье. Л., 1990. Инициатива переписки, по свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича, принадлежала В.И. Ленину: «Надо просить А.В. Луначарского вступить с ним в переписку: ему удобней всего, как комиссару народного просвещения, и к тому же писателю» (В.Г. Короленко в воспоминаниях современников. М., 1962. С. 508). После встречи 7 июня 1920 г. с навестившим его в Полтаве Луначарским Короленко написал шесть писем полемического содержания, но ни одного ответа не получил. Отсутствие ответов Луначарский объяснял разными причинами. Знал ли Ленин о содержании писем? По свидетельству современников, он их читал.