«Излишнее почитание превратится в страх, а благополучие принудит к ритуалу, однако Ты, став голодным, вылепишь из куска земли Будду… но руки твои будут дрожать».
Статьи, зарисовки, мысли из личного дневника (архива) некоего профессора и смотрителя древнего хранилища цепи событий, означенных за номером А36-557 под аббревиатурой «I-OYYT», — Трояна Модестовича Вяземского, так же известного в узких кругах, как статиста и Supervisor(а)[57] системщиков цикла Йт-Хемет[58].
Все статьи, таблички, папирусы, файлы не систематизированы в виду Его непрерывных командировок во Времени.
ТРОЯН МОДЕСТОВИЧ ВЯЗЕМСКИЙ (с 691 г.н. э. по 2055 г. в ипостаси именно Т.М. Вяземского) — халдур Теользин, Taronela Jan, Тирр Сон, Троепольский Тит, Кассий Флор, Сеха Тан И, Идра-О, «Интайт Тхэст», Гамул Ипатий, Сылтык Аспарах, Беллини Эгнацио Лореданн и другие его персоны, личностные оттиски, фрагменты и впечатления памяти — всё рассеяно Ветром Бессмертия. Так же является обладателем единственной и персональной Картотеки динамических Farg(ов) всех тех, с кем контактировал приватно и по долгу службы, в пространствах и временах — на Дороге дорог и вне её.
Означенные выше люди, различные существа и многие, многие «иные» (к чьей мудрости, опыту и обществу он — Троян Мо — прибегал) так же упомянуты здесь.
Вместе с тем, приносятся самые искренние извинения за калейдоскоп и нагромождения из историй и происшествий разных времён и народов: здесь имеется в виду смешение символов, языков и наречий в каком-то одном миге Времени.
К сожалению, данное неудобство обусловлено спецификой существования во Времени некоего Ахам[59], давно отвыкшего от «контроля, как разделения» и призванного лишь сохранять установленный свыше порядок.
Только что сказанное не относится к умышленной дезинформации, существующей в этих текстах, файлах и рукописях. Она (дезинформация) является обязательным условием прохождения Лабиринта, что, так или иначе, присуще любому повествованию.
Утро. Пятница. Кажется, 13-ое… (без названия и повода, но всё же в день святого Сурка).
И хоть мало различаешь во мгле, всё же блаженно верится, что смотришь туда, куда нужно.
Забавно, но почему-то именно сегодня мне довелось, наконец, окончательно и всеобъемлюще зафиксировать необычную цепочку событий, промелькнувшую в пространственном секторе НиУ-II, где, как и предвещали иные пророчества — должен проявиться Дафэн. Ещё забавнее было обнаружить, что рядом с неким молодым человеком следует мой старый знакомый — вездесущий и таинственнейший проныра Врахх Бак Хай’фрест.
Впрочем, личность юноши тоже оказалась мне небезызвестна — студент института, в библиотеке которого я имел скуку транзитно материализовываться. Да-да, Василий… ммм, то ли Лоефелло (Longfellow… Lowell[60]?!), то ли Супилун… А вдруг он действительно Бай Басилевс?! Хотя, нет, не помню точно, слишком уж он рыжий, у таких нет ни отчеств, ни фамилий, только Василий, рыжий Василий — и всё. Как после дождичка рыжик — маленький, но с твёрдым прохрустом. Да так и должно быть в природе. Что ж, если дождь перемен будет и дальше столь непрерывен — мне представится повод познакомиться с ним приватно. Какая же, всё-таки, у него фамилия? Сехатаин? Тундурдун?..
Мои неугомонные путники, как бы вы ни назывались: Вам — Емахо![61]
Это чудесно, ведь скоро я буду свободен, — ах, эта извечная Парамапара[62]! — и вот уже кто-то (кто хочет быть мной, а проще — меня заместить) дотронулся до «Дверей открытого горизонта» тайного местопребывания одного из «Меня». Но! Так же уведомлен сообщить, что в своём странствии и высших поисках между приступами экзистенциальной тоски этот мечтатель-идеалист, наконец-то, забрёл именно в Лабиринт путей (в Мой Дом), ведущих порой к Неискомому, что далеко не всегда смывает незримо идущую следом смерть.
О, моя усохшая, но не увядшая смерть! Как же тебя распылило на кварки отведённое библиотекарю Время! Наперекор всем законам и ветру, ты — словно застывшая в пространстве слеза, не нашедшая ни земного пристанища, ни звёздного зноя. Но в моей одинокой Небесной обители посреди бесконечных эпох, микромира и невнятно ощутимых границ нашей конечной Вселенной, ты всегда рядом, а точнее — на моём рабочем столе: покоишься вечно ждущим, застывшим кристаллом — жемчужина Смерть, «запечатлённая» в плен пройденным мной Лабиринтом! Да-с, это вам не кладка родового паттерна Великого хийса — Зорра Горыновича! Однако прочь лирика и хандра, ведь Библиотека — не рай, и всё в ней необходимо записывать, систематизировать и считать… и делать это во Времени!
Да-с, «в опыте», впрочем, как и «до опыта».[63]
Ежели странствующий неофит — по незнанию (не говорю — по невежеству) — промедлил с позывом сию минуту захлопнуть открытую только что Дверь — по причине раздумий над смыслом незрелых беZсмыслиц, — так не мешало бы знать, что стоИт он уже не у входа в сие необъятное хитросплетение троп и исключающих себя указателей, но где-то в самом чреве абсурда и тьмы! И всё это запутанное «Оно» пребывает в непрерывном движении и игре потока Сантаны (санскр.) — навязанных флуктуаций, непрерывность возникновения и исчезновения которых лишает беспредельности личной власти и вкушения её заслуженных благ.
Я — Троян — и есть флуктуация, среди тающих тропинок моих одиноких надежд — надежд вернуться в тот мир (что оставил в благородном порыве) и снова быть «человеком обычным».
Ведь так устроен Мир и… Преисподняя с ним. Но вернёмся к долгожданным друзьям!
И покорнейше прошу меня извинить за промедление шагнуть вам навстречу. Иду же, иду!.. О! — О!! — О!!! Это ещё хорошо, что твой скороспелый рыжик — шустрец, уважаемый Уль Враххильдорст, только начал магический курс — обучение… Не то ведь вычислит келью мою — под елью, без спросу да сроку, и ну задавать вопросы. Сам же, что вар-рахалов рахх-шат: сверху — серый, как лунь, сысподу — красный, будто огонь, клокочет… и глаза — ясные, словно бессмертная рябь моей бутанской бумаги. Жаль, что Дафэн, не то позвал бы — настойчиво — себе на замену.
А так как здесь мы обнаруживаем факт мистического подтекста, имеющего прямое отношение к Территории Тишины, то настоятельно вынуждены озвучить нашу версию с помощью М. Уномуно — «И трижды мёртвым, я однажды затрепещу у Вас в руках», потому как речь тут не об обезумевшем библиотекаре, от лица которого, как бы, и идёт повествование, а о «Душе — Книге», как Тишине Слова, и «Человеке Мира» — Достойнейшего из достойных.
Так или иначе, хон должен знать, что книга — это портал, которую необязательно раскрывать и читать. Достаточно прикоснуться к её дыханию — мыслью.
Но вернёмся к гипотетическому посетителю Лабиринта, натолкнувшемуся на внезапный вопрос — приветствие, очень смахивающий на угрозу. Итак… hi is nothing in Himself.[64]
Aqui os dejo mi alma — libro,
Hombre — mundo verdadero;
Cuando vibres todo entero
Soy yo, lector, que en ti vibro.
И вот…Здесь!
С тобой… говорит моя «Душа — Книга»,
Человек Мира — истинный и правдивый:
Когда Ты дрожишь всей кожей…
Знай же, что в тебе… вибрирую — «Я».
Р.S. Континуальный catalogue: «Всё — Пустое».
Так Сам — Лабиринт (я называю Его — Интайт Тхэст) в персонификации «Душа-Книга» — может выйти на контакт с «тёплым» движущимся объектом внутри Своей Пустоты и задать наводящий вопрос: «Зачем, собственно, ты (некто) раскрыл Сию Книгу и смотришь в неё… ничего не читая?» Учти: пауза затянулась, и — несмотря на незнание языков — надобно что-то делать! Совет прост: не зная языка и не имея ответа, быстро шагай, потому что Здесь читать — адекватно идти.
Напомню: подобное обращение чрезвычайно тактично (до тех пор, пока Лабиринт окончательно не убедится в том, что культурное обращение уместно… к путешествующему по Его — Лабиринта — Великому Сну).
Пергаментный свиток, покрытый смолой, и в новое время не распечатан.
Я всегда представлял небеса, как огромную библиотеку. Не я лично: так безошибочно полагал и не раз говаривал доверительно в частных со мною беседах Альберт Эйнштейн.
Следует отметить: выход на эту якобы Дверь-Книгу предполагает среднемагическое образование, т. е. востребован некий разумный уровень индивидуума, способного на вневременной анализ и сортировку причинно-следственных цепей отправного события.
Так или иначе, но последующие мифологемы исказили первичные значения терминов, образов, слов и событий древности, и чтобы правильно читать Книгу реальности, необходимо использовать Зеркало Времени — Speculum Triplex, изучая всевозможные Его отражения (раздел — Близлежащая Пустота).
Speculum Triplex — главное орудие Лабиринта, и чтобы преодолеть его троичное искривление — необходима личная просьба ко Мне.
От себя добавлю изречение одного из поэтов: «Дверь — Книга» подобна зеркалу — Она пуста и чиста. И, в отличие от обычного зеркала, Книга осознаёт… и при этом совершается ВСЁ!!!
Идущий же, постигнув значимость своего пути (особенно между строк) утрачивает Все-вменяемость.
Навсегда!!!
Лэ-По / ХХI (111)
Р.S. Вихрь замкнутого Кольца TOURBILLON смёл с моего стола все рукописи Tet-a-tet, а перед «Прыжком» последний мой P.P.S. попал под замерзающий Временем дождь.
Пробелы неукоснительно восполнятся Библиотекой.
До встречи.
После беседы в Библиотеке. 4 часа ночи, а впрочем, скорее утра. Уже суббота, ещё полчаса и выползут-поскачут блохроцыгли.
Логика кодекса правил «идущего» помогает забыть о начале пути и спасает от непонимания сути Выхода.
Грядущий же Выдох… Высоко-Мерен.
Вот уже 171 (365 дней в году) «малых лет», как я не приводил никого к своим фолиантам и файлам. Василий — везучий и неуёмный юноша, любознательный и неожиданно умный. Можно было это предположить с самого начала, но чтобы настолько?! Выудить из пространственных ячеек Королевскую печать и тут же скоропостижно исчезнуть???!!!.. Следом канул и озабоченный Враххильдорст. Я же, с зудящим интересом, жду продолжений и последствий.
Et lux perpetua luceat eis.[65]
Опять ожидаются — впрочем, кто бы их ждал?! — магары. Говорили о них, о них и только о них. Хотя, кажется, упоминали и кого-то ещё. И не смотря на то, что ныне боги не противостоят друг другу[66], разрушений будет, как в тысячу войн, и жатву свою они снимут обильно.
А посему необходимо торопиться с консервацией текстов и изобразительного материала, претендующего — как минимум! — на относительное бессмертие.
P.S. Сегодня ужасный день. Да, опять с расчётами флуктуйнуло: проявлен у пирамид в Египте — голый, но уши длинные: значит не израильтянин, не нищий и знаю местные языки — хоть это удача! Скажу, что ограбили, главное — не увлекаться пивом и игрой в таротический преферанс — затягивает во все времена.
О, древний Египет — красив, мудр и вечен! А день — дерьмо (очень плохой!), день выхода Бастет[67], оберегающей две земли: нельзя ходить по земле до восхода Ра и нельзя работать. Может, сегодня вообще не нужно трудиться? Даже слоны от работы бывают чрезмерно печальны.
Мы — я и гостеприимный фараон Рахтеп, быстро распознавший во мне равного перед Небом, — пьём ячменное пиво и, несмотря на благородное происхождение, обсуждаем красоту и несовершенство женщин.
Пусть же речи наши кончатся мучительной смертью, как кончается ею всё сущее! Пошли нам в этом удачу Тот[68] — Тот-аль Кин, — кто контролирует Время. Х-Хау!
Всё повторяется вновь и вновь, но не ищи конца в протоптанной по колено борозде времени, ибо усталая жизнь толкает колесо сует по бесконечному кругу. Толкает, толкает… Мелются, мелются зёрна минут в секундную пыль, лишь поскрипывает извечный цифер-б-бл-ад-т госпожи Времени.
Какая удача, что не выговариваю иероглиф «Я» и означенный — «мягкий», иначе бы вечная Дама обиделась, несмотря на то, что Она, скорее всего, среднего рода — «Оно, да и только».
Итак, о магарах…
МАГАРЫ. Может ли современная наука подтвердить существование планеты Нибиру (Мардука) — планеты, размеры которой примерно представляют среднее между размерами Урана и Юпитера, с эллиптической орбитой, циклом в 3600 лет и перигелием, обычно близким к Поясу Астероидов?
Она (наука) только и занята изысканиями и исчисленьями, кстати, открытие новых планет за последние двести лет обязано больше математическим расчётам, нежели чем мощным и совершенным телескопам. Плутон, например, был обнаружен из-за странного поведения Нептуна, на который явно оказывала воздействие какая-то неизвестная гравитационная сила. Далее, следуя этому принципу, астрономы убедились в том, что непонятные отклонения орбит Урана, Нептуна и Плутона, Юпитера и Сатурна, вызываются существованием ещё одной, до сих пор необнаруженной планеты… Всё это несколько забавно, ибо, зачем доказывать очевидное и искать то, что находится под самым носом?
Нашлись, впрочем, двое астрономов — безумцев, которые пошли дальше иных и с помощью математических моделей показали, что новая планета вытолкнула Плутон и Харон из их прежнего положения спутников Нептуна. Они предположили, что вторгшаяся планета была в 3–4 раза массивней Земли, причём, её орбита должна обладать большим эксцентриситетом — сильно наклонена к плоскости вращения вокруг Солнца, а её период вращения очень велик. Как будто учёные пользовались для своего доклада выдержками из «Энума Элиш»[69]. Кажется, их звали хон Харрингтон и ван Фландерн? Потом был Джерр Ной Гебаэр-Ур. Этот всем запомнился очень хорошо. Он честно признался, что не знает, что «оно за такое», хоть определённо и очевидно, что чтобы это ни было, оно Есть… А я ещё добавлю, что оно не только есть, но и ещё всё время хочет есть… Кровожадное и беспощадное — да-да, настолько, что с его появлением связывают гибель динозавров 26 миллионов лет назад. Легко им рассуждать о том, что случилось невесть когда, по-моему, столько вообще не живут, даже бессмертные сянь-сяо-сю.
Итак. В системе имеются 11 небесных тел, где 12-я планета — Мардук, и 13 — центр (Гила-Эрра), что за Солнцем (относительно Земли) — выход из Системы Имвульдт (Корабль — Ковчег Ульдроэль).
12 — Очень важное, ключевое число:12 голов великого Дракона Д'Хетонга, 12 созвездий, даже цикл Земли делится на 12 периодов по 2160 лет. Священное число богов. Не потому ли очень долго бытовало мнение, что на неизвестной планете как раз и обитают эти самые боги? Блажен, кто верует! Видели бы они это божественное пристанище!
Нибиру или Мардук (12-я планета) так же является и 6-ой (а это число издревле вызывало спазмы и холодный подкожный зуд), если считать от Плутона и в контексте Библиотекарских тайн — является суммой (69) невскрытой системы, как «магарический» принцип в секторе без числа, который вскрывается через экзистенциальное «Я» (3) и растворяется посредством слияния с остальными позициями в новых суммах надвигающегося Конца 9(63).
Как говорится в земном народе: Эй (hi), шестой! У ворот постой!..
Однако бойтесь Мардука — магар обиталища! Представьте только, чтó за мир на Нибиру, если 3600 лет «Он» летает вдали от Системы Имвульдт, а когда входит в неё, то лишь слегка освещается светом Дайхантр Дивья (Юпитер), потому что Солнце здесь (в месте пересечения Солнечной системы Тёмной планетой Нибиру) — лишь звёздочка, каких мириады. К тому же, Нибиру — блуждающий Мир межзвездья, и пришёл в Систему в начале времён из неведомой Тьмы. Последнее посещение 1600 лет до н. э. устроило катаклизм, спровоцировав извержение Санторина на Крите и глобальный всплеск Красного моря.
Мардук в три раза больше Земли: тёмно-серый шар размером с Нептун; он летает по вертикальной орбите, возбуждая кометы, врывается в мир Системы, «падая», словно раскалённая лава с небес, либо из жерла вулкана вырываясь наружу — что одинаково смертоносно для жизни.
P.S. Умереть — дело скорое и лёгкое, жить — значительно труднее. Однако, желать смерти, когда живётся — столь же малодушно, как сокрушаться о жизни, если пришла пора умирать. Что толку подёргивать шурршалками и изгибаться вкруговую — винтом, если тебя уже начал заглатывать слеповёртый ушрутень[70]?
Сегодня мне приснилась Сайлюш. В этом сне она была дриадой. И я любил её, как могут любить только дафэны…
Всё повторяется, но в лесном кругу солнечных часов не ищи конца — кроме начала. [71]
Грешники и порочные скажут: будто Я слишком добр и ханжа! Но для праведников Я — исчадие Дна.
КАТАРАХ АХАМ (санскр.) — «Я», который! — пожелавший быть неизвестным.
Мне бы не хотелось быть Дафэном. А впрочем, все, что присуще ему, присуще и мне. Но у него только то, а у меня ещё сверх того — целый перечень обязанностей. Хотя, зачем сравнивать? Да и сравнимо ли?
Время… Слишком тяжёлая ноша для Дафэна! События мелькают и сливаются в единую полосу. А для меня всё давно потеряло смысл… Время тоже мне подвластно, но Дафэн, в отличие от меня, не может вернуться в прошлое, как праздный путешественник. Он обязательно несёт на себе груз События — события, в которое он вынужден вмешаться: обязан спасать, спасать и спасать… Не хочу никого спасать! Пребесполезнейшее занятие! Мир никогда не погибает, никогда не рождается. К тому же, для меня Дафэн — ортодоксальный (а)пассионарий, верящий безраздельно в свою правоту. Звучит, как приговор. Или как ругательство. Но кто-то должен делать его работу! Что ж, мир сам избирает себе Дафэна, чтобы его руками творилась история… Не хочу быть инструментом! Надо обладать запалом юности, необусловленной ни опытом, ни осторожностью, когда для тебя «жизнь — здесь и сейчас», чтобы добровольно и пламенно принять на себя бремя спасающего. Блажен, кто верует, и пусть ему сопутствует удача!
«Он всё время старался Быть, но это — всегда — мешало ему Жить».
Фениксо-логическая петля.
ДАФЭН — Дафэн — по-китайски «Феникс» — тот, кто пропускает через себя смерть, будто кровь, и, умирая, не умирает никогда. «Доэна» — у зарастрийцев — тёмная и светлая сторона души, проявляющаяся после смерти человека в зависимости от его прижизненного Выбора. В нашем случае — это сущность, имеющая возможность движения по петле Времени, и держатель Врат в момент Перехода (Исхода) людей с одного уровня (измерения) на другой — в так называемом Конце Времён.
Дафэн — тот, кто возвращается… Сколь многие люди мнят себя дафэнами. Порой их поражает чувство, будто «подобный момент уже переживался». Приверженцы вечного возвращения клянутся, что так оно и есть, и привлекают эти смутные состояния ума в подкрепление своей веры. Они забывают, что воспоминание само по себе есть нечто новое… В тот миг, когда в уме появляется эта идея, все цвета меняются — и начинается другая история. Время постоянно отодвигает воспоминание всё дальше — вплоть до того момента, когда возможно уже предвидеть свою судьбу и поступить иначе…[72] Людей пугают или раздражают подобные мысли: где доказательства, в конце концов?!. Нет доказательств, которые можно было бы потрогать рукой. Есть мысли и состояния души — единственные незыблемые подтверждения: да! Для идущих по Пути есть только Путь: то, что пройдено, настоящая точка под ногами и то, что ещё предстоит пройти в будущем! Для Дафэна же, созерцающего этот Путь — весь целиком, — нет никакого Пути: нет прошлого и нет будущего — всего лишь настоящее… без конца и края (дойдя до конца, вы и сами поймёте, что пришли в начало, ибо изначально знали всё наперёд)! В долю секунды Дафэн способен очутиться в любой точке последовательных событий. Он везде и нигде. В этом его сила и его слабость: однажды, вернувшись в так называемое «прошлое», он может не узнать его… Поверить в это очень трудно — и, самое главное, не нужно.
P.P.S. У великого «Камня Путей преткновения» не три дороги для пресловутого выбора, но — неизбежно — лишь две. Куда тут податься студенту Василию? Ясное дело — в Дафэны! А это значит, что выбирать надобно, всё же, несуществующую третью дорогу, а она-то и может быть одним из выходов (или входов) из Лабиринта (версия новая и на практике пока не проверена).
Далее: размельчив, перемешать с мукой и скормить птицам, либо разорвать и развеять с какой-нибудь священной горы — будь то Кайлас, Фудзи или же Канченджанга[73].
Снова слышен шум космоса; О, quando fiam uti chelidon? [74]
Однако, к вопросу о работе с рукописями — рассматривая его, безусловно, в контексте идущего (блуждающего) в Лабиринте нашей смертельной игры.
Имеется факт — чрезмерное использование инородных слов и терминов. Что тут сказать? Palpasia perkussia! Простукивай — не простукивай, а Пустота не звенит, если не предложена субстанция — мясо и спирт (но это для стойких и посреди суровой природы заснеженных гор — «травникам не вкушать!»).
Представить опасно: как-то заявился на соискатели прохождения Пути сам грольх Ра-Рух, так его выкинуло в субпараллельные паст-перфект-ниши, из которых он выбирался Кротовыми норами[75] в трёх временах — вот она, сила Тройного Зеркала «Spekulum tripleks»! Этот случай запечатлён в восприятии нашего симпатичного «рыжика», бывшего как раз на месте происшествия — в городе Лабиа Тхун.
Посему, необходим хоть какой-то уровень защищённости моей Вневременной синекуры:
1. Важно, чтобы отступились отягчённые «элитным» мотивом плутающие псевдо-интеллигенты (высокомерие, как аристократизм; культура, как светскость — неприятие Низкого в любом его качестве, даже если это основание пирамиды и пр. пр. пр.). Алчущий взгляд отражает тенденцию, как интеллектуальный снобизм; в нашем ракурсе может иметь непредсказуемые тупики.
Например: тут всё дело в должности Supervisor(а), чтобы нашёлся претендент на статус «Бессмертного вне Небес» — «система» должна быть «раскрыта», но это чревато магическим экстремизмом со стороны параллельных и посторонних (низшие грольхи, тщеславные сильсы, люди, в конце концов). В такой ситуации используется вербальный фильтр — отпетый эпистоляр, как банальная эрудиция, ведущая в тупики хитроумного Лабиринта («Трудно быть снобом, когда смог „козлятник“ покинуть, хотя козлячество из себя выдавить порой вечности не достанет»).
2. Дезинформация, а местами откровенная ложь — используется для тех, кто подвизался отделять Лес от Города, зёрна от плевел, полевых сурков от ночных упырей и т. п… Их выбор исключает возможность иметь информацию даром, которая — вне такового — не прилагается.
3. Для суггесторов-экстремистов, которым нужна только сила, слава и власть предлагается принцип Фиэт-Бон-Чьи (что значит «вход» и «выход» — «верхний» и «нижний»): в случае с дилетантом, работает как аннигиляционный портал, хотя это всего лишь the back door — Чёрный (задний) про-ход. Подчас путь, как вход со двора, пролегает мимо мусорных стоков, которые некуда и некому вывозить (курсив пешехода), и смыть их может только Потоп.
К слову сказать, аннигиляция — не самое худшее, что приключается со случайным прохожим в сфабрикованном мной Лабиринте; результатом её может быть гамма-квант (одно из проявлений света) с нулевым зарядом — фатальный итог слияния электрона и позитрона.
Мой, мой итог! Аннигиляция — затяжной, бесконечный наркотик.
Я помню: я когда-то любил… но очень хотелось быть Супервайзером и так тянуло на подвиги, что не заметил, как с головой погрузился в подвешенное Ничто — реальность для потерявших стул — но не стол, и вот теперь я непрерывно обязан стоять (принцип вечного неудобства и неоправданного стеснения).
О, этот альтернативный мир! До таких пределов увлёк своей силой и властью, что после этого я уже не был способен ни удерживать тающую любовь, ни понять свои обанкротившиеся мечты… Но лишь обязательства, обязательства перед довольным своим предшественником — Библиотекарем вне Небес, заслужившим долгожданный Покой. Уже растаяло в толще веков само его имя, — а я (да-с!) обижен… обижен на столь прозорливую мудрость своего предтечи — в выборе заместителя, который бы «не желая — очень хотел». На дешевизне меня купил — желанием спасти от погибели (несмотря на Предопределённый Конец) всех: плохих и хороших — одинаково разрушающих свой завтрашний дом.
От подобной муры я иногда сбегаю на землю — не упокоиться, но забыться… помимо прочего, в тайной надежде, случайно увидеть её — ту, которая — доподлинно знаю! — не забыла меня и продолжает ждать и искать. Я помню, я всё ещё помню тебя, моя любимая!..
Сегодня ж — предвкушаю! — покорного вашего слугу утешит Катулл, римлянин и поэт. Не разбавляя вино, он предаст поэтике праздную пустошь моего ума, а я попытаюсь — в который раз — убить себя пьяным сном.
Катулл (из давних друзей) через века грезит Псапфой и завидует мне: моим странствиям по Реке Времени — наивный! На пути в завтра его поэтика давно опередила величие неприметного гостя, но Safo!.. она любит лишь музыку S-Fer! О, Псапфа! Ты — островитянка… как, впрочем, и я: никого в себя не впуская — знаешь о мире всё.
Не единожды я встречал её в очередном странствии вглубь веков и вновь убеждаюсь, что ей — Псапфе — везде хорошо (в своём саване из стихов, в котором — прекрасная — возлежит среди грешников, не касаясь грешного дна). Когда-нибудь я подарю Псапфе сизого грольха — пусть научит его любить!
Да, забыл сказать о главном: любая альтернатива, как и моё Бессмертие вне Небес, чрезмерно увлекает людей, сильсов, грольхов и прочих жаждущих выгодных перемен, поэтому должен быть кто-то, кто бы наблюдал за всеми со стороны и напомнил бы в нужный момент о том, что Реальность — для всех, разлита везде… и безжалостна. А этот кто-то — увы, ваш покорный слуга.
Записано в I век н. э… Цезальпийская Галлия, г. Верона, Долина По, двуполый Рим и мой несравненный Катулл.
ФИЭТ-БОН-ЧЬИ — основной принцип прохождения Лабиринта. Фиэт-Бон-Чьи отличается от других принципов, прежде всего тем, что он двоичен: имеет два входа — только входы! — два зеркала, о выходе же ничего неизвестно. В этом принципе выделены и конкретизированы два таких понятия, как «Верх» и «Низ» системы, но об этом несколько позже. До поры Фиэт-Бон-Чьи следует избегать, но он так же неотвратим, как полное затмение Солнца[76].
Познали его (и вернулись) немногие, но на памяти первым был египетский Тот-аль Кин. Он занял достойное место между «Верхом» и «Низом» принципа Фиэт-Бон-Чьи, и как — по поводу — вздохнул Оницура …не из обычных людей Тот, которого манит дерево без цветов[77] с зияющим в сердце дуплом.
Почему именно два входа? О, они, как глаза Лемура на голове особо бледного хона, — по-детски наивно-коварные (сиречь — бездонные), и на загривке — два завихрения в волосах, рассечённых черепно-краническим гребнем[78].
При чём тут отдалённый примат? Dyt gjyznbq!!!
Хотя… это может быть игрой слов, ведь цивилизация Лемурия является «Низом» на данный момент Времени, а у лемура имеется особый хвост, позволяющий совершать любое действие в неестественно «подвешенном» состоянии. Всё дело в том, что «Низ» бинарен (двоичен) по природе своей, а подвешенный за хвост «примат», который есть выражение великого принципа Двандва[79], имеет ещё и раздвоенность Бороды[80]. При завязывании же бороды в узел, т. е. при преобразовании двух полюсов в один, мы получим тайную формулу Трин-девятого царства, — числовое выражение 999, - объединяющую в себе все существующие измерения нашей необъятной Вселенной. Однако если сложить две бинарные суммы Принципа Двандва, то опять же получим… что есть две передние лапы, активные, как две руки; и две задние лапы — как две ноги, которые так же суетятся, как две руки… Итак: (изучив 333 тома расчётов и алгоритмов, здесь пропущенных) получается число — 666, т. е. перевёрнутость Трин-девятого Царства (999), а правильнее сказать — «вывернутое его нутро», непригодное для притч и гнездовий Любви, которое лемур созерцает кверху тормашками, вися на хвосте… Итак: всё это говорит о том, что во всяком «Низе» заключён «Верх», а во всяком «Верхе» «Низ».
Оставшийся в стороне от Самосозерцания, болтается на своём хвосте девиант-примат. Вот так и Великий Негодяй, как называют его суфи и магары (по белому — Fer), творит Путь «вниз», держась хвостом за ногу восседающего на троне Самого Аллы — тонкий разливает в своих твореньях яд…(Кrylov) — и, не имея возможности отпустить эту великую ногу, иначе вынужденно окажется лицом к лицу с тем, за кого держится, и тогда непременно в Нём Самом и растворится. Это обязательно когда-нибудь произойдёт, но когда — не знает даже тот, кто только и делает, что растворяет.
Да, я признаю, конечно, это — Ужас! Но Уж… не Ужас… Ужас… Ужас.
Хотя, каждому козлу — свой огород[81], а всесилие примата-девианта (перевёрнутость искажением) ограничено радиусом его хвоста.
По поводу «Чёрного вихря» ничего сказать не могу, кроме того, что Он всего лишь — ветер, который, проходя на балло-предельной скорости, к примеру, сквозь «узкую щель», — в силу всасывающих физических законов — обязан быть стремительно смертоносным!
Запечатанная в благоговении, но с надорванным краем и жирным пятном от указательного (шестого) пальца левой руки. К ней прилагается и чертёж Лабиринта… О, Господи! Это жетот самый… МОЙ ЛАБИРИНТ!!!
Приветствую тебя… Никто!
Это Я — Лабиринт.
Ощущая присутствие
в собственной Тишине,
вынужден предложить (отражаясь)
Ужас каждой твоей
Мечты…
Сколько бы я ни жил — каждый год, месяц, день… Каждая секунда — вздох, удар моего сердца, падают в бездну великого Лабиринта судеб. Однажды я вошёл в него. Однажды — если суждено — выйду. Любой живущий — пусть даже и не ведая о том, — стремится попасть туда, ибо в Лабиринте сокрыта Истина: в нём спрятаны ответы на все существующие вопросы. Но вот как их найти?
Прежде всего, необходима выдержка и усердие, потому как проникновение в Лабиринт реализуется в размышлении. (Повторюсь: чтобы делать — надобно быть, чтобы быть — возделывай). Порядок нужен для творчества, а беспорядок — чтобы творение ожило. Чтобы быть (взволноваться) — необходима сдержанность, простота и естественность, ибо невероятность «выхода» всегда естественна.
Неверно полагать, будто Labirinth существует для того, чтобы убивать путников. Смысл Его бытия в том, чтобы даровать Выбор.
«Выбор — вот Таинство Подлинного».
Ибо сказано: Путь… Высвобождает Вечность, заключённую в человеке.
Вспомним Гаутаму Шакью, когда явился пред Ним повелитель иллюзий Яма и был растворён в Буддовом размышлении. Так и мы — растворим же все мысли, дабы созерцать Лабиринт. Созерцайте — ведь созерцание tru to any sistem[82]. Зри форму, ибо она всегда воспитывает больше, чем содержание. Если процесс будет правильным, то вскоре — сквозь завесу иллюзии — начнёт проявляться из самой Пустоты — «Вход» (12-й элемент в системе). В случае правильности усердия будет обнаружен и «Выход», но в нём будет стоять обязательно Яма (либо то будет окно, из которого Владыка смерти заглянет Вам прямо в душу). Это второй этап созерцания и он самый тяжелый, ибо взгляд Ямы выдержать очень трудно. Это Вам не какой — то Вий или Оле… Он их Хозяин. Так что — быть бы живу. Да по здорову!.. Встретивши — разбегись!
…Самое лучшее — это БЕЖАТЬ.
Когда «идущий» встречает врага, и более сильного,
противостояние не имеет смысла.
Возникает выбор: плен — либо бегство…
В условиях Лабиринта 1-е означает полное поражение
и прекращение странствия;
для путника подобное равносильно смерти.
Остаётся — Б е ж а т ь!!!
И если бегство твоё, как «острие меча» пронзившего сон идей, — оно не является поражением;
а пока нет поражения, — неминуемо возникает шанс
перейти Мост из одного бревна, на котором —
всегда ожидает Враг…
Появление же Владыки смерти для Вас — знак: «Вход» свободен! А «Выход»?!
Свободен… свободен путь, и вы открываете заветный Дварам[83] — мои поздравления! Или… соболезнования!
Чтобы смочь идти, а не смочь не идти… и смочь
вернуться, а не смочь не вернуться.
Теперь, когда Дверь в Лабиринт, наконец, позади, и стало зябко, важно вспомнить: кто ты, где ты и что тебе только что было здесь нужно?[84]
Стоять нельзя — замёрзнешь или поджаришься; но, скорее всего, квази-кислотность блуждающих плит, настроенная на активацию от давления в одну Nana-секунду (0,94388), начнёт растворять твою — для начала — обувь и шерсть (если есть), поэтому, друг мой, — движение! — только движение, ведь сейчас за тобой следуют три вечных спутника хонов: слизь, желчь и ветер, и в данный момент их настрой — скука трёх праздных акул, ждущих лишь капельку крови.
…А зачем открывал? Тебя кто просил? А не надо думать, индохр тоже думал… Дольше удара сердца. Это у ваших мудрецов хонских семь (ударов) на раздумье — за так. Добрые они, да и время было другое… Короче! Для вас — грамотных — здесь указатели специальные: ни одного знака правды.
Р.P.S. (Намёк). Здесь может помочь сохранить психику (равновесие) обыкновенный архаический десятипёрстный «Чёт»: (1) — Перво; (2) — Еrvo(Ero); (3) — Пухо; (4) — Рюхо; (5) — Пятло; (6) — Sotlo; (7) — Filo; (8) — Крило; (9) — Лён(Klen); (10) — Крёст.
Чем сложней Лабиринт, тем насущнее парадокс:
бесчеловечные условия «прохождения» разрушают
Разум и стирают Опыт.
И вот давление уже Тáково, что «идущий» упирается в
выбор: подладиться к бездушию Лабиринта и остаться
в нём, существуя «singula-ten to» [85] , либо раствориться
в Непроницаемости Свободы.
Only in world of speculation. Его бытие — только в области предположений.
Твоя жизнь — то же, что Лабиринт: бредёшь ли по Его спиралям или трепещешь, настигнутый Минотт-Авром.
Тупики страшат, но иногда бывает, что выход — уже не Цель.
Ex ungue, ne go[86]: утекло Время, помнящее, кто первичен, но Лабиринт гонит тебя, и потому, без Него ты — Ничто. Ведь пытаясь tu sit down unde insults[87], тем самым провоцируешь Лабиринт — Быть.
Pour encourager lesautres[88], да будет повторено: Thе God of the Labirinth[89] согласен служить и терзать (passant[90]), лишь бы «идущим» порождалось движение, которое, ipso facto[91], утверждает бытие Лабиринта, а, следовательно… и Его Speculum Triplex[92].
In fine, sentenze[93]: «Когда, увлечённый обстоятельствами, бредёшь в Лабиринте, мечтая о Выходе, — само размышление о Свободе есть Его — Лабиринта Помысел».
Отрывочные умозаключения. Взгляд — «замочные скважины».
Сегодня опять холодно и неуютно. Не спасает ни огонь в камине, ни любимый коньяк Хенесси Ричард III. Проснувшись, решил отдаться поэзии. Открываю книгу за книгой — везде чертежи лабиринтов… Сегодня — одни ЛАБИРИНТы-ы-ы!!!
…Из ненасытного лабиринта сновидений я вернулся в тюрьму, как возвращаются домой.
Лабиринты — какие бы они ни были, где бы ни находились — истощают намерения ложными путями, подобиями и схожестями, испытывают настойчивость и терпение, — и не только моё! — заставляя раз за разом совершать бесполезную попытку найти выход или сдаться. Хотя, впрочем… Изучай движение Тел за «Невидимостью Прозрачного», но беги прочь… ускользая, как только увидишь Выход (Сеха Тан И).
Сколько же их, сколько! Спрятанные под храмами или выложенные каменными дорожками, природные пещерные или дворцовые анфиладные — как бы они не выглядели снаружи, изнутри они одинаковы: порождают лишь тьму отчаянья и страха. Лабиринты всегда были символом иллюзорности низшего мира, в котором душа скитается в поисках истины, — таинственным местом, где проводились посвящения и наказания… Пожалуй, только зелёный лесной Лабиринт, созданный дриадами, наполнен несколько иным смыслом. С одной стороны, это задерживающая преграда, помогающая скрыться от врагов, с другой — место, которое требует определённых качеств: ориентации, возможности двигаться осмысленно по Лесу, пройдя через который, как через чистилище, испытуемый обретает возможность выхода из лесного Лабиринта, наделяясь силами для дальнейших испытаний. Cognosce te ipsum[94], и тебе откроется истинный путь!
Я согласен с несравненными лесными девами, но всё же мне более нравится воспринимать Лабиринт более сложно, глубоко, скорее иносказательно — например, как путешествие от смерти к рождению и от рождения к смерти. В самом центре такого Лабиринта живёт его Владыка, иначе сказать — Хранитель Судьбы (люди придумывали ему самые невероятные обличья, впрочем, дальше полубыков и драконов они всё равно не заходили). Достигнув Его, обретаешь… то, что обретаешь. Но главное — не столько дойти до сердцевины, сколько выбраться оттуда — вернуться назад к своему возрождению. Осталось спросить себя: возрождению после чего?!
…Я суть — Никто, и звать меня — Никак.
Сухи пески в моих морских глубинах,
Безмолвны ночи в рощах соловьиных.
По лезвию тропа ведёт из тьмы во мрак.
Р.S. Почему Ты не выходишь из Круга?!
Всё, всё вокруг — начиная с моей Библиотеки и заканчивая жизнью любого из вас, идущего по Пути, — всё вокруг суть Лабиринты — Круги расходящихся дорог… И более того, Всё есть единый Лабиринт Времени, ключ к которому — само Время. Однажды я пробовал писать об этом: решил создать невероятную бесконечную Книгу — книгу-лабиринт. Сотни раз спрашивал я себя, как может быть книга бесконечной?
Сначала в голову не приходило ничего, кроме того, что строчка последнего тома повторяет самую первую — тем самым, замыкая цикл историй. Вспомнилась «Тысяча и одна ночь», когда царица Шехерезада, по чудесной оплошности переписчика, принимается дословно пересказывать первую сказку, рискуя вновь добраться до той ночи, когда она её пересказывает, и так до бесконечности. Ещё мне представилось произведение в духе платоновских «идей» — его замысел передавался бы по наследству, из поколения в поколение, так что каждый новый наследник добавлял бы к нему свою положенную главу или со смиренной заботливостью правил страницу, написанную предшественниками[95].
Это было весело — придумывать одну теорию за другой, но ни одна из них так и не увидела свет. И это продолжалось бы «бесконечно» долго, но… Однажды, прогуливаясь с моим старейшим другом Оллиссом Ушраншем по шепчущему саду на горе Гирнар, вышагивая по золотистым плитам бесчисленных дорожек, я вдруг понял!.. Книга была уже написана, только не на бумаге и не мной.
Сад, по которому мы шли — «сад расходящихся троп» — и являл собой модель единого Лабиринта, только перенесённую из Времени в Пространство. Стоило нам дойти до очередной развилки, как мы выбирали один из путей, отметая остальные. В очередной раз, остановившись перед выбором, я с улыбкой предложил кайшру «не размениваться по пустякам и… исследовать все возможные варианты, методично „проживая“ их, будто читая главу за главой[96] — ut fata trahunt»[97]. Выбрать всё разом? — удивился он и внезапно расхохотался… Мы потратили немало времени, следуя моему неожиданному предложению, к тому же, мы решили усложнить себе задачу и придумали тысячи историй, вытекающих одна из другой. Мы творили различное будущее для наших «действующих лиц», давая возможность им прожить свою жизнь в нескольких вариантах. Скажем, некий Иван встречает разбойника. Есть, видимо, несколько вероятных исходов: Иван убивает разбойника (тропа уходит направо), разбойник убивает Ивана (тропа — налево), оба погибают (прямо и левее), оба могут уцелеть (прямо и правее), и так далее. Проходя по этим тропам-жизням, — реализуя все эти исходы, — мы упирались в новые развилки. Иногда тропы Лабиринта пересекались или плавно соединялись друг с другом: Иван становился разбойником и его убивал… Иван. В свете заходящего солнца мы придумывали заключительные слова — последние фразы очередной главы и дня, — произносили их, будто заклинания и умолкали, чувствуя вокруг себя незримое, бесплотное присутствие созданных нами существ. Лабиринт был бесконечен, как и истории его жителей…
«Сад расходящихся троп» ещё долго привлекал меня, как грандиозная шарада, как притча, ключ к которой — время. Являясь по сути своей неискажённым образом Мира, он представлял собой бесчисленность временных рядов, которые сближались, ветвились, перекрещивались или так никогда и не соприкасались. Сад заключал в себе все мыслимые возможности… Где-то там, в необозримом далеке времён, — сказал тогда Оллисс Ушранш, смотря на пропадавшие в вечернем сумраке дорожки, — нас нет на свете, или есть только я… или только ты. В одном из времён, проходя по сумрачному саду, ты нашёл меня мёртвым; в другом — я произнёс эти же слова, но сам я — мираж, призрак… В любом случае, — ответил я не без волнения, — я благодарен тебе за наши удивительные путешествия… Не в любом, — с улыбкой пробормотал он. — Вечно разветвляясь, время ведёт к неисчислимым вариантам будущего. В одном из них я — твой непримиримый враг.[98]
Покаянный коллаж… с равнодушного неодобрения. Стаббы, Стаббы — вот как заморозили Время! — циничное творение FER/а.
Господи!.. Как я ненавижу гербарии! Даже Здесь… Даже Здесь!!!
«Давно… очень давно, хочется бросить в огонь все книги, а главное — каталог, и шагнуть в огонь самому — пусть Слово станет золой, а я бы стал дымом и освободился от права читать бесконечно. Я слишком много познал… я мечтаю быть чистым и жажду ошибки. В ошибке (которую — неведомо, как совершить) — заключена Свобода».
Словно бабочку — в самое сердце —
я хочу поразить тебя, Время.
…Наплакавшись вдоволь, он поиграл с жуком, нервно поводившим усами, и потом долго давил его камнем, стараясь повторить первоначальный сдобный хруст.
Сегодня в лирической хандре я разбирал коллекции бабочек. Думал о свободе и смерти. Созерцая виртуозную изворотливость, изумлялся настойчивой одержимости и прочим настроениям, никак не уместным в тех условиях, кои — отныне и навсегда — причиняют лишь сожаленье, тревогу и боль. А к этому… плюс энтомологические приколы чешуекрылых сердец, пусть даже летних бабочек — однодневок.
Имеется предостаточно всевозможных летних метылей, чешуйчатых пестрокрылок (В.И.Даль. Толко…Варь): из ночников, сумеречников и денников. Они подверглись репрессиям со стороны человеков — особо последние; однако, следует намекнуть, что существуют ещё и зимние, но в свете новейших тенденций наибольшие шансы здесь на стороне тех (видов), которые ещё не возникли. (перифраз Маркузи Г.)
И вот я увлёкся познанием рунических тайн на глазури невесомых крыльев бабочек-однодневок. И всё бы, в конце концов, ничего — но… красота уродует иную душу, идущую через юность. А когда ради витражной прозрачности — той же «крылатой глазури» — обращаешься в профессионального уловителя доверчивых и многочисленных, то не замечаешь — да и уже не упомнить! — сколько чистых сердец пронзил в благородном порыве энтомологического призвания в то бесконечное, бесконечное детство посетившего всю эту обаятельную жизнь, где вдруг остановилось время (величавым Монархом Мохолонело, присевшим на круглый кончик платиновой иглы… чтобы стать жертвой ради спасения своего крылатого народа).
Р.S.— скрепка (в тупике надуманности мечты)
Вопрос: Бабочка, бабочка…
(Мохолонело[99]),
Что же (за сон) тебе снится? —
Крылышками машет.
Ответ: О-Тце…
МОНАРХ МОХОЛОНЕЛО — Царь бабочек — мифологическое существо, которое внешне выглядит, как великолепная фиолетово-золотая ворсистая бабочка, но внутренне ею не является. Или лучше сказать — является не только ею. Телепатические способности дают Монарху Мохолонело возможность общаться не только с себе подобными; крылья, описывающие в воздухе знак бесконечности, могут возносить своего хозяина в поднебесные выси; тысяча радужных глаз смотрят, кажется, в самую душу; драгоценный перламутр, покрывающий каждый волосок брюшка, обладает целебными свойствами, более того, — мне по большому секрету поведали об этом лесные аюнны, — были случаи, когда с помощью перламутрового эликсира удалось воскресить умерших вар-рахалов. Сам же Монарх Мохолонело говорил мне, что судьба оборотней его не волнует совершенно. Ведь в мире живут бабочки… живые «души» небес.
М-мой свет как бабочка порхает в поднебесье… — его шепот гас и тонул в порывах южного ветра, — бабочка ручь-йа бес-смертия летает н-да мной… а я парю в мечтах… всё-й потому ч-то солнце светит… а солнце светит потому ч-то тут темно… а я не знаю почему мой свет сгорает… мне нье-поньятна… йя… несу… пе-чаааль…
Как харашо что день рассвета светлый…а я лечу… в руках держу я лёд… не потому что я люблю дрожать… а па-ата-аму чта-а я лечу на-а… Йю-юг!!!
Ничто не может длиться… а может только быть… и я лечу в залив очей моих наружных… моих!.. закат вновь говорит на языке меня… и я — лечу в края красивых поднебес-сий… и я кричу… Летим-м!!!.. туда-а со-мной!.. и лунно-йе созна-нье… О, не проникнет в нашу тишину… мы вместе… Ты… спасён!!!
Как харашо парить… и в поднебесье… не потому что я парю… а потому чта-а… йя-а хочу-у па-ари-ить… с Тобой-йю!!! [100]
Тот, кто хоть однажды видел полёт Царя Мохолонело, никогда не сможет остаться прежним. Душа поёт и стремится вслед за ним — как может стремиться за мечтой.
Монарх Мохолонело же всегда печален, так как нет счастья в его народе: беспечность мнима, а жизнь кратковременна… Не радуйся солнцу, каждую минуту тебя караулит смерть: прозрачны сети, остры иглы, удушающе тесны стеклянные стены![101]
«О, есть неизбежное!.. а может — это проклятье лишь моего народа?»
Он повторял мне раз за разом, в отчаянии — о, одиночество его судьбы! Говорил, что не умеет говорить, ибо ещё слишком «молод»… Но! Вокруг, наверное, слишком красиво, и поэтому они теряют Разум? И вот — наступит день: на острие иглы… постигнет он природу размышления и созерцания… в тиши и су-мраке гербарических склепов… где непрестанно звучит ощутимый шепот… предсмертный зов… как света луч… как капли родника… как сама жизнь… и как сама надежда, что дарится нам даже на кресте.
Быть может, если я — Мохолонело, Царь бабочек — пожертвую и радугу, и ветер своих крыльев в угоду жадной любознательности человеческой, душам, отягощённым ненасытностью собирательства и созерцательной накопительностью, — быть может, лишь тогда удовлетворённый К-иллер-кционер вздохнёт, сыто и устало, и воскликнет: «О! Что мне до других чешуекрылых, коль в руки, наконец, попал столь редкостный и непревзойдённый экземпляр!»
…Игла! Игла! Приди! Проткни! Пробей меня на вздохе, вскрике, взмахе! Смерть мне не будет избавленьем, а долгой, долгой, бесконечной мукой… Отец, отец! Приди! Не медли… возьми меня — к себе! Где ты?..
Полдень. Понедельник 5-го месяца трай … Хотя по лезущим изо всех щелей бабурьричкам можно предположить, что трай давно закончился и начался пукарь. Глядя на всю эту живую вездесущую насекомую дребедень, как-то — и не заметил как! — задумался о Лесе…
Оставь полевые цветы в покое — это приказ!
Я помню, как пахнет трава перед закатом. Густо-зелёная, насквозь прогретая солнцем и разглаженная ветром, она погружается в прохладное ночное безмолвие, как в сладкий долгожданный сон… Ничтожен и жалок тот, кто не понимает, сколь великолепна и драгоценна сия мистерия!
«Но для чего же ты сорвал? Разве была какая-то необходимость, ты же не любишь — я знаю, — не любишь собирать цветы! А любишь только наблюдать их или осторожно трогать рукой. Конечно, я не должен был, я не хотел, поверь мне, сначала не хотел, никогда не хотел, мне казалось, что если я когда-нибудь сорву!.. то случится что-то неприятное — со мной или с тобой, или с другими людьми, или с нашей рекой, например: разве она не может иссякнуть?» (Саша СООК).
Что тут поделаешь? — невежество и нигилизм застилают разум и вИдение; им бы оглянуться вокруг: всё… всё просто кишит жизнью и её проявлениями: мириады форм… и они рядом, вокруг — на Земле; но… видящие не видят… слышащие не слышат, и всё потому, что их почти уже — нет! А последние фианьюкки покинули древний Египет в тот момент, когда люди смогли, наконец, понять, что живут среди сверкающих Пирамид. (Как известно — Пирамиды были идеально отполированы, и из-за отражённого сверхсияния их долго не замечали заселявшие тогда Мир хоны.)
Дышишь или нет, кому как больше нравится, а за тебя уже решают, не справившись о твоём собственном и сокровенном: измениться или остаться тебе пучком на ветреном склоне — кому какое дело до твоих фантазий, распускающихся на плодородной ниве вселенского театра?! Жить, мудро созерцая обыденную банальность или, мучительно трансформируясь, перетечь в неведомое Нечто, способное одним движением не-бровей взорвать или спасти весь окружающий мир… Маленькое ядрышко зачаточных мотивов — зелёная точка сборки, именуемая пресловутым зерном истины, — спрятано практически у каждого теплодушевного индивидуума (курсив мой), хотя древесные девы считают и по-другому. Не стану с ними спорить, — nemine contradicente![102] — что толку пререкаться с женщинами, да ещё и красивыми, легче сказать, что и то, и другое одинаково правдоподобно и одинаково непроверяемо.
Я с хохотом отвергаю все концепции и выдвигаю собственную: будущее следует изъять! — оно всего лишь выражает наши чаяния, а настоящее не берётся к рассмотрению, потому что оно, ловко вывертываясь, стремительно исчезает в прошлом. Этот уход в прошлое обычно соответствует длительным депрессиям и засилью пошлости, тогда как всякое энергетическое свершение соотносится с устремлением в будущее.[103] Вывернув наизнанку метод, — единственный способ им воспользоваться, — я начну с того, что припомню всё тёмное и туманно-невразумительное, что связано со Временем, этой естественной метафизической тайной, которая стоит прежде Вечности — творения людей.
Более всего напутано и надумано в той области, которая касается направления Времени. Все почему-то решили, что оно течёт себе благовоспитанно из прошлого в будущее. Re vera[104], я видал и обратное! Уже упомянутый мною ранее Мигель де Унамуно, кажется, такого же бредового мнения, вот послушайте: «В сумерках река времени струится, сверкает из вечного завтра…» Пожалуй, загляну к нему познакомиться на следующей неделе, чем ближе наша встреча, тем чаще он напоминает мне о недопитом мною же и ещё даже неналитом шампанском… Дриальдальдинны были бы удивлены, если бы узнали, что зёрна давным-давно уже посеяны в людские души, а знали бы, так статься, что и не было бы ничего: пусто и холодно стучали б жестокие сердца. На самом деле, всё уже сделано, но лишь потому, что когда-то было решено это сделать. Нет причины, нет следствия. Нет стрелы и нет цели, нет стрелка и нет лука, но, однако звенит ещё в ушах неотвратимость пролетевшей мимо острой смерти, и собираются чуткие шакалы около ещё неостывших жертв… Amen!
Апельсин, всё же, или вот-вот сорвётся с прогнувшейся ветки, или… он уже на траве. Никто не видит, как он падает. Рыжий мальчик дремлет в дупле, и ему снится сон о том, что он — великий Дафэн. И именно потому, что это ему снится, он решает обязательно стать непонятным и притягательным Да-фэ-номмм! Как же им стать? Им только родиться… Спи, малыш, ты будешь Им, потому что ты когда-то Им уже был! Смотри-ка, мальчик улыбается во сне! Он счастлив, зачем куда-то идти? Он — везде. Зачем ему перемены и превратности? И то, что он обрёл, было у него вначале. Всё принадлежит ему в единой Вечности — той, которой вторит Время, кружа вокруг души, всегда бегущей от прошлого, всегда стремящейся в будущее.
Со мной произошло сегодня нечто, достойное запечатления и удержания словом. Я до сих пор не понимаю, что это было. Кажется, я спал, и мне снился Сон !.. Сон о тебе.
Великая Библиотека! Я же никогда не сплю?!
Это была она — мечта детства: Снежное Лето!!!
Эта мечта на моей ладони, у моих ног: рождённая в осеннюю стужу страстью творить чудеса, примирившая солнце и мрак, она прошла через годы и расстелилась подарком одичавшему в пустоте.
Но, постепенно привыкнув к нахлынувшему блаженству (о, как здесь тянется время), мне стало недоставать заслуженного покоя; я цепко обшаривал котловину взглядом, раздвигая тёплые сугробы восхитительно белых на прозрачном зеркале птиц… в поисках чего-то гораздо более важного, вот только вспомнить — чего.
Я лежал на прозрачной тверди, смотрел сквозь неё… и плакал. Слёзы, падая, игриво прыгали шариками по кристальной поверхности (Твоих глаз), а по ту сторону (их) мерцали холодом звёзды.
Кажется, эти белые птицы назывались птироксами.
ТРОЯН МО. «Из заснеженных снов», а так же «Страсти и Лабиринт».
P.P.S. Здесь очень важны маленькие советы тому, кто волей судьбы оказался в Соррнорме — через размеренную обыденность своих снов. Надо сказать, что сон — самый доступный и простой способ попасть в Лабиринт, а это может случиться из-за какой-либо легкомысленной фразы. Например: назавтра я проснусь, как всегда. Однако, это не факт — абсолютный «не факт»! Любимая присказка хойшей: «В наших снах да проснуться тебе во-вчера… никогда!»
А ты вроде бы и ни причём, но уже вынужден делать какой-то Выбор.
И как утверждают моаны: Легкомыслие — вот Дорога, ведущая тебя в «страшный сон», из которого иногда выхода — нет.
Папирусный свиток, покрытый смолой и в новое время не распечатан …Отповедь (письмо) радостно напросившемуся «на долгую счастливую жизнь». (В рамках Библиотеки — Континуальной).
…Как же быть мне, если постигла меня
И любовь, и разлука,
И малое не отпускает от малого,
А тяжкое неизбывно в печали.
Чистейший воздух зимней ночи вливался в грудь, как божественный бальзам. Вокруг сияли звёзды, и все ужасы библиотеки разом отступили куда-то далеко.
(Первая командировка на землю новозаступника на посту Небесной Библиотеки).
Многоуважаемый Макровей[105], одержимо идущий по моему эфирному следу!
Перед тем, как ты откроешь означенную Книгу-Дверь — умоляю: немедленно обернись! И если увидишь, что кто-то машет тебе рукой (будь то возлюбленная, либо твой Вайрин[106]) — отбрось эту рукопись и незамедлительно уходи! Ибо пройдёт около 120 тар, и ты (уже будучи долгоживущим) вспомнишь тот зов и… О, Бог мой! Душа твоя почернеет от поселившихся в ней слёз и тоски.
И вот ты закричишь: Это несправедливо!!!
Но — что есть справедливость?.. К тому же, я не услышу тебя, потому как давались намёки, и… «руки умыты».
О, если тот зовущий вдали оказался подругой — той самой, единственной! — я сожалею, ведь со мной (а ныне уж с нами) было нечто подобное. И даже если ты будешь плакать так громко, как если бы плакал кит, потерявший подругу в китобойный сезон[107], я опять не услышу твой крик, потому что буду так далеко, как далёк День Рождения Мира от голубой планеты Придхиви (по-нынешнему — Земля).
Прощай и прости, ибо для избранных это удел.
Никто не знает своей «уязвимой пяты», но большинство игнорирует «человеческое» в себе. Вот и ты помыслил (в тайне от себя и наставника), будто станешь незаменим в ритуале Hic-Stans[108].
Но до тех пор, пока твой дух не смирится — обнаружишь, что одинок и одинок тотально: ведь рядом не будет того единственного(ой), кто смог бы зажечь Солнце в твоей груди (а на тот срок тебе нужно будет именно это, потому как всё остальное — пройдено, приобретено и достигнуто).
Много-много тар твоё добросовестное существование и служение будет отравлено невозможностью соединения с кем-то утраченным в мире — таково условие материального бытия, иначе не происходит Вартам[109], и Мир исчезает.
Но крепись!.. И твоя судьба будет наполненной.
Многих долгожизненность развращает и вырождает, но ты будешь на службе, и, как утверждал Боэций, твоё «утешение — в философии». К тому же, в самом конце Обязательства ты сольёшься с тем, кто утрачен, а напоследок поймёшь, что горечь твоя — иллюзия, как и всё, что заставляет страдать. И переживёшь радость встречи после разлуки, как радость того, кто проснулся, когда наступила смерть.
Я прощаюсь с тобой… и прощаю. Ибо обида твоя дотоле неутолима, доколе там — «внизу» — плачет по тебе подруга (а может, и друг) после очередного свидания «на излёте стрелы»[110]. Прощаться нельзя свидеться — скоро.
Но знай, тебе помогут друзья, ибо синекура[111] эта достойная, и выбор её сделан только тобой.
Ити ме матих[112] — До востребован.
Р.S.И станешь внушающим зависть, но сам угодишь в завистники (Аль Хазм).
Папирус — молитва «Бессмертного вне Небес» о ниспослании смысла и воспоминания.
О, Возвышенный, что вне обязательств… В праве ли я обратиться к обиде, считая долгом взывать к Тебе, не имея — поныне — ни единого от Тебя Знака.
Х-ХАУ! Херманубис, предшественник, наставник и покровитель, растворяющий элементы (dissolvere), высоко сидящий с тайнами мира в простертых руках и соединяющий Несоединимое в порыве Бессмертия.
Обращаюсь к тебе, одарённому осознанием, учёностью и милосердием: Ты завершил досрочно великий цикл ЙТ'ХЕМЕТ вследствие тайной практики «Священной Чаши», как сокровища доброты к скитальцам и невольникам обстоятельств…и лично — к Бессмертному вне небес.
Молю Тебя: вспомни мой образ, так как запечатлённый силой ума Твоего, он наполняется смыслом и теплотой. Я весь в печалях, устал и хочу домой.
Полночь. Двенадцать ударов одиночества.Откуда-то сбоку-сверху-отовсюду… издалека чудятся тихие шаги. Неотвратимые, онитяжелеют, приближаются —ближе, ближе — и превращаются в топот ветрамеж книжных полок… Страшнее всклокоченной ведьмы или голодного мертровойва только тот призрак, что щурится на тебя стылым взглядом — из зеркала[113].
В детстве (если оно когда-нибудь было) я боготворил баба Ягу — не корявую, приземистую уродину, выползающую постепенно носом — нет, бородавками на нём — из единственного отверстия своего жилища, а могучую всезнающую тётку, хитрую и молчаливую, как вихрь взмывающую из замшелой трубы своей удивительной (о двух ногах!) хоромины. Я часами просиживал над книгой, лелея сладко расползающийся по спине ужас, когда она, прищурившись, стучала на очередного проходимца палкой и грозила ему печью и кипящим котлом. Я мечтал, что сам призову её и окажусь тем единственным, кому она покажет своё истинное лицо и поведает свои страшные тайны. И каждый раз мне не хватало совсем чуть-чуть: падая лицом в прохладную страницу, я засыпал. Она приходила, но, не застав меня — увы, уходила прочь — magni nominis umbra[114].
О, неискушенность! Мечтам не под силу создать желанную гостью. Однако однажды в ночь Лунного Доггельсгеймса я почувствовал сзади гудящее живое присутствие. Цепенея, я из последних сил скосил глаза и… ничего не увидел. «Скоро!» — пообещал мне некто насмешливо и жарко с противоположной стороны и, стукнув глухим посохом, хихикая, удалился. Я едва отогрел своё заколдованное тело, скрипуче распрямился, роняя с колен пыльную книгу. Хлопнув, та раскрылась на незнакомой картинке: баба Яга улыбалась и приветливо (?) махала мне с порога.
Глупо было бы заявлять, что баба Яга есть зло. Здесь не место детальному обсуждению всех тех «злодейств», которые она (якобы) измыслила. Что толку спорить об этом? Сделаю лишь несколько замечаний предварительного порядка. Для вас текущая реальность вещей заключается в том, что они и есть истинная материя, беспокойные атомы и электроны, пробегающие целые Дороги дорог по своим орбитам. Вы живёте формой, а не содержанием, впрочем, формы «будоражат материю» (Х.Л. Борхес), не меняя её сущности. Её наполненность — это наполненность сказочной истории, битком набитой персонажами и событиями, а на самом деле, являющейся абсолютно пустой. Как ни зыбок сей критерий, мы постоянно им пользуемся. В конце концов, Троян Модестович (если не циклиться, что Он это Я) сотворён из Трояна Модестовича, а не из химических соединений или минералов, кислот, щелочей, водных растворов, жиров и белков, образующих динамичную субстанцию. Так и баба Яга существует в той мере, в которой мы её ощущаем. Стоит только выглянуть из картонной крепости, в которую мы сами себя упаковали, как плоскостной раскрашенный рисунок концентрируется, слепляется, начинает дышать, говорить, жить самостоятельно, и вот уже несравненная Ядвига Балтазаровна недовольно гремит кочергой у печи, что-то бормочет и оглядывается через плечо — ходют тут всякие!
Не злитесь. Всё разъяснится однажды, хоть ваша действительность и моя не имеют между собой ничего общего… Пусть! Так даже ещё и интересней. По крайней мере, для вас.
Однако попробуем, всё-таки, разобраться.
Итак, если человек — это сингулярность вселенной, то баба Я-Га (Я-БАи) — соединение обычных вещей в сочетании с необычным.
Вначале, когда люди были юны, — Я-БАи слыла великой, но когда человек «постарел» — Я-Га стала злом. Отныне, она — сама природа, которая не прощает невежества. За завесой страха состарившихся людей можно обнаружить благое начало Я-Ги, например, такие атрибуты, как книга и монета, сулящие людям благосостояние и мудрость.
Др. славянский термин «Иго» (Я-Го) — это связь, единение, а «Баба» — уважаемый(ая); так же, «Ба» — большой. Кроме этого, слог «Га» является составляющим термина «Агга» — Яйцехоре (санскр.), мельчайшая частица праха Махат-Таттвы — и относится к Инь принципу; так же несёт в себе смысл вбирания, накопления, всасывания. Я — Га олицетворяет путь, либо заповедь (ст. русское «Га» — это дорога, движение). Соответственно, зеркальное «аГ» — это уже агрессия, разрушение, запутка и западня.
На санскрите «Jagat» — это и подвижный, и полный жизни, и хранитель земли; так же, «khaga» — двигающийся по небу, летающий (что наша Я-Га способна проделывать с лёгкостью на своей ступе).
В др. Египте её звали по имени «Баи» — коптский иероглиф души, сочувствия, жизненной силы. «Ба» изначально принадлежало божественным существам, оно могло отделяться от тела (божества, фараона) и путешествовать в силу своей волшебной природы по небу в потусторонний Дуат. Данное свойство у русской бабы Я-Ги отражают такие артефакты, как метла и ступа. Здесь имеется особая форма духа, персонификация жизненной силы, как планетарного принципа, который способен быть беспощадным к нарушителям и пришельцам извне, что первоначально и прочувствовал на себе странник Кайшр, ставший на время безжизненным Кайшр О'К Олл.
«Ба» — принадлежит принципу магии, волшебству. У славян заклинателем был О-БАйник.
«Га» (др. слав.) — жизнь («Гарбха» на санскрите — зародыш), полярно и стоит в оппозиции к «МР» (др. слав.) — смерть. Это рождение и смерть, как Го и Мур; «Гав — Гав» у собаки — аспект проявления в мире жизненности. А кошачье «Мр — Мр» — проявление потустороннего в жизни, инореального и волшебного.
Когда Кайшр («Куки» — луна (по-японски), а в Ведах месяц — это разум) спустился на Землю, естественно, он был встречен местной силой (Я-Гой-природой) враждебно, и в противостоянии потерял половину своего физического проявления — кроме духа, который бессмертен. Как известно, олицетворением его (Кащея) Бессмертия были священные символы — заяц, утка, щука и яйцо, которые в Ведической культуре было запрещено употреблять в пищу.
Есть легенда, по которой Луна (сибирск.) пошла на землю узнать, как там живут люди, но Хоседем — злое женское божество погналось за ним (Луной), отчего он только на половину вернулся в небесный чум (Месяц). Данный миф намекает о первоначальном конфликте между пришельцем Кащеем Бессмертным и Бабой Ягой, представительницей местных хтонических сил, — конфликте между духом и материей.
Я — Не-Ба — (у ненцев) мать и хозяйка земли, старуха дома. Я-Га является хозяйкой срединного мира, где живут люди, в отличие от верхнего и нижнего миров.
В сказке (Коску) путник (И-Ван), двигаясь к Кащею (в Кощное), обязательно проходит через Бабу Ягу (Я-Баи). В сакральном смысле Кащей (Кощей) — это Дух или Голова (Кош по-ст. слав. — дом; царство Кощное — это царство Духа, куда обязан проникнуть герой сказки). Баба Яга (материя, тело), в данном случае — это 7 уровней восприятия Мира сознанием путника (Яга (на санскрите) — 7 гор, 7 чакр в человеческом теле или 7 главных желез). Задача: вернуться «домой» — в Кощное, стать мудрым и осознать себя.
Так или иначе, но последующие религиозные, светские и народные мифологемы исказили первичные значения терминов, образов и событий древности, и чтобы правильно читать Книгу реальности, необходимо использовать Зеркало Времени — Speculum Triplex, изучая всевозможные Её отражения.
Я же, Ваш покорный слуга — Троян Мо, Тэ Дэн и Лэ По, — нарушая главное (и не единственное) условие[115] Прохождения Лабиринта в Тройном Зеркале — пристращаюсь к Смерти, пристращаюсь к Жизни, не дожидаясь срока в трезвом уме и в памяти… и всё ради того, чтобы повстречать кого-то, кого не в силах забыть, но и не вспомнить… у черты Конца всех Начал.
Вопросы Милинды VI в. до Начала Конца.
Сделанная в большом волнении, с чашкой обжигающего пунша. 5 часов. Утро. Холодно, серо… и до сих пор — одиноко.
Я потерял счёт годам, проведённым в Библиотеке. Чувствуя необходимость что-то делать, как-то заполнить время, я мысленно воскрешаю всё, что когда-то знал… Так мне удалось обратить в бегство годы и снова стать властелином того, что мне принадлежало. Однажды ночью я почувствовал, что приближаюсь к драгоценному воспоминанию: так путник, ещё не увидевший моря, уже ощущает его плеск в своей крови… Через несколько часов воспоминание прояснилось: то было одно из преданий*… преданий, связанных с Вечностью. Никому неведомо, где пролегает путь сей величественной особы, однако её следы, как драгоценные камни, сияют в Миру. Но одно из её творений столь грандиозно, столь исключительно, что его не способны до конца постичь умы живущих — будь то сильсы, дриады, дэльфайсы, черхадды, кто бы то ни был… или люди. Как ни странно, но именно у них — у людей — более всего шансов разгадать тайны Цстах Ютм Кибаорг’ха.
Сколько раз я возвращался к этой мысли, стоя у великого Краеугольного Камня! Мой сумрачный друг — страж Мавул’х — появляется, как всегда, будто из-под земли, бесшумно подходит ко мне и молча замирает рядом. Его желтые глаза улыбаются: как мне кажется, он знает наизусть каждое слово, каждый символ — выбитые на древних каменных гранях, над землёй и под нею… Знает, но никогда не расскажет — зачем? Однажды придёт тот, кто легко прочтёт их сам. Это будет ОН — тот, кого все так долго ждут.
ЦСТАХ ЮТМ КИБАОРГ'Х — Камень выбора Пути, лежащий на развилке всех дорог; Камень судеб, уходящий вглубь до самого центра Земли; Великий Мировой Столб; Ось Мира — данная категория упоминается не только в моих хрониках и фолиантах, но так же во многих литературных фрагментах истории, которая отражает необъяснимость феномена Времени. Аллегорически это Великий Камень Путей преткновения**, Глыба Мира…
то, что меж небом стоит и морем… Эта скала,
Где синева, не считаясь с горем,
Заволокла
Всё, отражаясь в себе, где пена
Неба — легка!
Попеременно, по-п-переменно —
То облака,
То белоглавые волны, тая,
Гаснут вдали…
О, как божественна — Ты…
И в нашей истории для некоторого понимания и восприятия активно используется термин
«Ц С Т А Х Ю Т М К И Б А О Р Г ’ Х».
Чтобы как-то связать его с реальностью, я — Троян Модестович Вяземский — сделал ненавязчивую попытку обосновать сию абстрактную категорию понятийно: через языки, мифологию и предания.
Прежде всего, Цстах — это системный Уртек, межцивилизационный язык в галактическом рукаве Ориона, а так же чёткая линия, разделение мира проявленного и тайного, река мёртвых, то же, что у эллинов Стикс:
Ц — изначальное, не имеющее истока;
Ах — сила; Ах (майя) — смерть, подземномирье; Ах Пуч, Ахав — (майя) боги зла; Ах Риман (авеста) — бог зла; Ахт (авеста) — принцип зла, испытание злом; Ер-Ахт-а (др. слав.) — чёрт.
Ютм / Юмт: Ю — целостность; Юмта… Я-мата (древнеяпонск.) — развилка, крест.
На прозрачном языке Иа К’Суррь — посреднике между космосом и проявленными цивилизациями Земли — Цстах Ютм Кибаорг’х аллегорически обозначен, как Звенящая песня Мира.
В движении по Лабиринту идущий обязательно выйдет на Великий Столб Мира — Цcтах Ютм Кибаорг’х. Прийдёт к Столбу, чтобы пройти через его центр — «Крест — развязку», — но перед этим обнаружит, что раствор, скрепляющий Цcтах Ютм Кибаорг'х, «замешан» на формуле из священных чисел и строк, которые содержат чистейшую правду, но направляют всегда по Бесконечности круга, принуждая потерять всё: и коня, и жизнь, и изначальный смысл странствия по пресловутому Лабиринту.
Конечно, можно пойти либо по вертикали Столба, либо по горизонтали, — и это так же будет решением определённых проблем, но только частично. Горизонталь даст все мечты, сытость, власть и, вместе с тем, возрастающий страх подступающей смерти. Вертикаль — волю, спокойствие, созерцательность, но так же — и неизбывность печали у Белой Стены Бессмертия.
Поэтому… если Гора высока — взберись на вершину, если же велика — «войди» в Её Сердце.
Вот важный миг вхождения в самое Сердце Столба Мира: его Центр, — исчезающий в невообразимой Выси и погружающийся в Хаос Извечной Тьмы, — вкруг которого вращаются мириады вселенных, разлетающиеся в Бесконечность и исчезающие в Сердце Его Зародыша*!
Таков ЦСТАХ ЮТМ КИБАОРГ’Х! И его обязан будет познать Василий, чтобы стать Вааль Силем — Дафэном целого мира.
И теперь… после бесстрашного входа в самое Сердце Столба, появляется шанс и возможность выбора Высшего.
Скажу от себя: Я ТАМ БЫЛ — по усам текло, да сердце свело так сильно, что до сих пор от созерцания нечеловеческой панорамы пребываю в состоянии тотального «0-психоза», и кто-то идущий следом — разумеется, не исключение; поэтому я, прошедший Путь — как Цстах Ютм Кибаорг’х (в Лабиринте), — и сохранивший после всего своё скромное «Я», обязан привести в чувство Василия (пока ещё не Хаэлла)… хотя бы в Соррнорме, вернув к реалиям жизни: прижигая благовонными палочками его виски и замёрзшие от душевного одиночества стопы. К тому же, пора ввести в его подсознание спасительный код — Нить Ариадны — с целью дальнейшего продвижения к неведомой цели, которая необязательно заканчивается в тёплых объятьях королевы Диллинь. Прикоснувшись отрогов Великого Столба Мира, я погружусь вместе с Василием (или, надеюсь, будущим заместителем меня — «Библиотекаря вне Небес») — в Транс-Мифологию Ноуменального.
Итак, чтобы Цстах Ютм Кибаорг’х «встал» для нашего восприятия, необходимо смодулировать Нечто, способное выдержать и вместить в себе Его фундаментальную мощь.
Это, прежде всего, Меч — перевёрнутый Крест, — в который и поместим ЦСТАХ ЮТМ КИБАОРГ’Х (999), как термин. Чтобы понять суть Ц-Т-М-И-О-Х (999) постараемся обратиться к трансмифологии, делающей прозрачным самый первый объект Мироздания — его «Осевой» Стержень. Для правильной транскрипции термина обратимся к Системному Уртеку и выстроим последовательность так, как она отображена в Вертикали Творения.
Прозрачный Labirinth, как Меч — Перевёрнутый Крест.
Х 61/7 — Высший предел (Остриё меча).
Г
………. Р ……… 49/13/4 — 49 огней Брахмы, Высшее небо — 3-й
О Горизонт, предельное зеркало, граница для
РА сущностей. Так же Амон Ра (др. Египет)
……………….. Б ……………..31/4 — Центр, точка сборки Столба мира.
И
К
Ц С ТТ А Х 13/4 (13/4) — Цс'ТтаХ (Уртек) первый горизонт. М Мира, материя, граница «живых».
Ю 1 (1) — Яма, Повелитель мрака «Мировое дно» (вход в Лабиринт и начало пути); Ямакуи (др. японск.) — «Горный столб, держащий звенящую стрелу».
Ютм / Юмт: Ю — целостность; Юмт’А, Я-мата (древнеяпонск.) — развилка, крест, ТТ/99 — Камень преткновения, «Перекрёсток трёх дорог».
Цстах (Системный Уртек) — Горизонт Жизни, черта — гарда Меча, разделение мира проявленного и тайного, Река мёртвых — Стикс.
Кибаорг’х: По вертикали Ки (Ци) — энергия, сила; Ба (др. Египетск.) — душа, принцип-посредник между Высшим и Путником, обнаружившим себя в центре Лабиринта (31).
Аор / Аура, Хор — небо, принцип Высшего; Аура Мазда (др. иранск.) — Высшее божество; Г — Гор (др. Египет.) — бог неба; Х (h), Hа-Ах (др. Египет.) — Дух, элемент просветления человеческой сущности.
13(ЦСТАХ) +31(БА) + 49(А) +61(Ю) = 144 — «Золотое сечение Ульдроэля».
Ц С Т А Х Ю Т М К И Б А О Р Г Х
Х/3
Г/4
Р/7
О/5
А/1
Б/2
И/9
К/1
Ц/4 С/8 ТТ/99 А/1 Х/3
М/3
Ю/2
Ахт (99) (авеста) — принцип зла, испытание злом (99 вопросов) — центр, развязка и Выбор. Это как раз то, что в сказке (Коску) является Камнем преткновения для путника — на перекрёстке Трёх дорог.
В системе Столб Мира сектор ТТ/99 и есть перекрёсток с «Камнем выбора» (направление условно — по вертикали вверх).
Так говорит предание — Коска: «Сел на коня (витязь), подъезжает к горе: прекрутая… и на ней всё песок — насилу въехал. На горе стоит столб, на столбе три дороги подписано: 1) по одной ехать — сам сыт будешь, конь голоден; 2) по другой — конь сыт, сам голоден; 3) по третьей ехать — самого убьют».
1 дорога — ум без силы; 2 дорога — сила без ума; 3 дорога — утрата ложного «Я», освобождение. Первые две дороги доступны любому путнику, а вот третья, скорее всего, для большинства несёт лишь смерть — которая, как ни посмотри, тоже своего рода есть освобождение.
Выбор, опять выбор, куда ни пойди — всё равно, рано или поздно, так или иначе — уткнёшься в свой Камень судьбы: Он, хоть и один единственный, но для каждого путника свой, собственный — не обойти, не объехать, не убежать от Него… Не верите? Спросите у Серого Вулфа — тоже самое повторит. Кстати, вы ещё не знаете, а он вас уже заждался!
Законспектировано непроизвольно во время глубочайшего сна.
Из всех ныне живущих оборотней мне наиболее симпатичны вар-рахалы вулфы. Быть может, я устал ото лжи, а в них мне чудится некая истина, некая гармония и равновесие. Быть может, я банально подвержен временным симпатиям… Хм, говорю и сам себе не верю. Какие уж симпатии, в моём-то случае?
Каждый мало-помалу принимает обличье своей судьбы, сливаясь воедино со своими обстоятельствами. Вар-рахалы вулфы — благословенное серое племя — мудрые собеседники, верные проводники, смелые стражи, но, прежде всего — хранители Великого Равновесия. Вся их жизнь была и будет подчинена срединному Пути. Сколько раз повторял мне Мавул’х: «Делай всё без нерешительности и колебаний, без ожиданий и сомнений. Все действия полностью свободны. Принимай все неблагоприятные препятствия и видимости, как благословение. Радуясь, полностью пребывай в радости; печалясь, полностью пребывай в печали; болея — болей; проголодавшись — охоться; кого-то невзлюбив — дерись… Таков Большой Ветер! Если видение является препятствием, будь осмотрителен; если видение становится другом — освободись. Тогда всё станет благом для твоего Пути». Что ж, я думаю точно так же: если действуешь согласно своему мудрому сердцу, ты — истинный сосуд жизни. Нечего таить в своём доме, и нет таких действий, которые нужно было бы принимать или отвергать. Всё есть, как быть должно… Всему даёт начало одно и то же призрачное «пустое» пространство, одинаковое, словно воздух внутри и вне кувшина.
Мавул’х умён, как целая стая вулфов, и слушать его — истинное удовольствие… Но бесконечные вечерние разговоры меркнут и растворяются перед меткими короткими выражениями, которые я иногда слышал из уст его детей. Не удержавшись, я записал некоторые из них, используя всеобщий язык Иа К’Суррь:
…Унда майвха ун вайвх Руох’ш вуу саахшу шуррхид. — Без матери и отца мир похож на серую пустыню.
…Ниу тындурш ман киршхи, а туу уд жиндыррзох птишговры. — Не вытаскивай свои внутренности, а то их склюют вороны.
…Ниу воуй Тэкк бохш Маан. — Не восхищайся Солнцем больше, чем Луной.
…Лаурр дуунтунш, шихх мрындиш кабрашха. — Легко досталось, как дохлая кобыла.
…Ниу цаапх ил роогир, цаапх ил иушу. — Не можешь схватить за рог, хватай за ухо.
…Зох торш юммва вуорша уву уссу труондорва. — С врагом всегда встреча на узкой тропе.
…Нав мвайя чиоок махш роокап тиумааш. — Ваша человеческая жизнь мимолётней туманной росы.
…Ак’акал ниу спитш сондиур вулф. — Заяц не видит снов вулфа.
…Фадзи ар бохши трихшокх ил иушу. — Любимого сына больше треплешь за уши.
…Брох уву хвун вулф тиу тыурш убануршх. — Блоха на хвосте вулфа тысячи тыуршей пробегает.
…Улл глорша прозворша, хвун ун юмну. — Если голова пролезла, то хвост и подавно.
…Зох торш уд моррхурш! — Непереводимое ругательство.
…Ниу фрамуурш Ишк’йятта, ун грольхурш ниу шуррхой. — Не знаешь Ишк’йятты, и грольх — не враг.
…Ниу спитшурр фрамуурш тыурш мааноуч. — Лишь тот, кто не спит, знает длину ночи.
…Улл дуох зришхунн ан млиунвух ун уву млиунвух морркройш. — Если долго смотреть на молоко, и в нём увидишь кровь.
…Бурохш пырхх уву Маан плаюмн уву маин глиндурс. — Бросишь пыль в Луну, попадёшь в свои глаза.
…Вулф юммва ун юмдиум вулф, чиоок трондоуш уву маин руохш чиоок. — Вулф всегда и везде вулф, человек же только в своём мире человек.
…Киу хварша яуйши иич’ну? — Кто же отнимает яйца у иича?
…
Найденное под шкафом с египетскими свитками, но явно выпавшее не оттуда, так как написано на обрывке дракакурдовой шкуры, пыльной и объеденной жуччами.
Удивительно, но никто (до меня) никогда не пытался переводить на другие языки поэзию фианьюкков. Может быть, их речь настолько певуча уже сама по себе, что наполнение её дополнительным смыслом кажется излишним? Может быть. Оставаясь некой непонятной музыкальной мантрой-заклинанием, она завораживает и влечёт слушающего в мир загадочных образов и прекрасных призраков, но… Я всё же думаю, что красота стихов — это, прежде всего, точность и верность отысканного слова. Я верю в предустановленную гармонию звука и смысла, восхищаюсь «глубоко не случайной связью между точным словом — и словом мелодичным».
Рассказывают, что фиа Го Льис — придворный поэт лесной Королевы Диллинь Дархаэллы — мечтал прожить незаметную и безымянную жизнь, желая исчезнуть из своих стихов или, по крайней мере, присутствовать в них незримо, как Творец среди своих созданий. Но, так или иначе: читая его знаменитые строки, я невольно думаю о нём самом, пылком и неутомимом труженике с его бесконечными аллегориями и непостижимыми черновиками. Его строки будто вырезаны в мастерской гравёра и хранят тепло его рук. Фиа Го Льис писал лишь в моменты высшего поэтического озарения, высшего взлёта фантазии, чтобы стихотворение — готовое от первой до последней строки — легло на бумагу столь же совершенно, как оттиск крыльев бабочки Мохолонело.
Лондóри сИндаэль ма унн, Деревья, только ради вас
Лоу рилл лýн, лоу рилл мáйи, И ваших глаз прекрасных ради,
Анн фИа тóгроо суфрáйи Живу я в мире в первый раз,
Ма ýнни дсýрр лулахаýнн… На вас и вашу прелесть глядя…
Со лýнло сáмда, Тунивý Мне часто думается, Бог
Фа лИйю лýу фарлитрáйи Свои живые краски кистью
Анн лýнниль им санданнилý Из сердца моего извлёк
Эль нИаф фáрлу ун илáйи. И перенёс на ваши листья.
Лоó сун вýкр дан нидáрр И если мне близка, как вы,
Ла ýндима рил лóо сýффа, Какая-то на свете личность,
Саáх лурр лИмма травинáрр, В ней тоже простота травы,
Линнáрр, ун энфиль синкраýффа… Листвы и выси непривычность…
Лáйэ ун лóннили Д'Хетонг… В даль улетел Дракон.
ЛИард лунн анн ниалýмлит, Некого больше бояться.
ЛИард ханн анн сóллилýм. Незачем больше жить…
Óмнитон нýггин лугóнлилон, Мост изогнулся дугой,
Сóох ло ýнди фанн йýммита. Брезгуя тёмной водой.
ФИа иф сáмда унн вáа… Машу себе из реки.
Лоóндин ву лнóн Ульдроэль, Дремлет в ночи Ульдроэль,
Ла сóнди лон звáйдилун сунн. Мечтая о звёздных просторах.
Лóрринолл дхáйя доóрх… Но прочна паутина дорог.
Лýиль суýкримма со ýррима Когда-нибудь мы, всё-таки, встретимся,
Ун зрИмиллу нав ýмми глИндурс… И я увижу твои глаза…
Мвáйяллу глИндурс фиарэльлии. Живые глаза фиа'рэльлии.
Лоóндсу ма кИндаа лнóн нИи Сны мои каждую ночь
Ла сóнди укмáнна зилáнн. Исполняют любое желанье.
Оу! Шхримрá!!! О, ужас!!!
Ма ýнни рóмминн сордравИн, Загораживаясь спасительными обидами,
Соóф финáльдилла кулл йýмма. Предаемся одиночеству, как ритуалу.
ЛовИнси?.. Сóрдиву?.. Нимóрруму!!! «Забыть нельзя простить — обоих»[116].
Сегодня не хочу ничего и никого. Печаль привела к поэзии, опять и опять — к ней. Как странны люди… и что уж говорить, все прочие тоже: пишут и пишут стихи безустанно.
Мир существует для того, чтобы быть запечатлённым в поэзии. Занятие поэзией нередко возбуждает в своих адептах желание создать Книгу, не имеющую равных, книгу книг, которая — как платоновский архетип — включала бы в себя все другие, вещь, чьих достоинств, не умалят годы. Сжигаемые подобной страстью избирают для своих целей самые возвышенные предметы: Лройх'н Доор Шиир — любовь и жертвенность, способную спасти даже из Зазеркалья; Лэ По — схватку Вана и Кощея на горе Гирнар; Вааль Силь Хаэлл — одиночество и путь воина Духа; Сайлюш Доор Шиир — рождение и смерть, круг превращения души, по учению сумеречных вулфов; Артюр Мюрат — Ульдроэль, плывущий по облакам; Хименес — сотворение собственного мира… Далее всех пошёл Кайшр К’Ол: он первым отделил достоинства книги от достоинств её предмета. Ему потребовались не «доступные» темы, а их полное отсутствие — исчезнувший цветок, ушедшая женщина, погибший ребёнок, ещё белый лист бумаги… Он говорил, любое искусство стремится стать музыкой. Это ему принадлежит утверждение: «Мир есть поэзия жизни, заключённая в книгу», что перекликается с мыслью Гомера, считавшего, будто боги ткут человеческие несчастья, дабы грядущим поколениям было о чём слагать песни («Одиссея», in fine[117]).
В смешении времён Кайшр искал абсолют в таком сплетении символов, которое пробуждало бы память рода человеческого, великую Память, дремлющую в сознании каждого. И пусть праздные люди болтают, что никакого К…я на самом деле нет. Кайшр — это сама поэзия в состоянии протоплазмы: чуткий интеллектуальный орган, реагирующий на любые колебания времени и пространства. Но он — редкость, исключение из правил, exceptional[118]! Большинство гениальных поэтов, всё же, более реальны и, к слову сказать, понятны и любимы публикой. Хотя, по моему мнению, пишут они об одних и тех же истинах и возвышенных предметах. Ну, вот посудите сами: взять, к примеру, хотя бы «любовь»…
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В моей душе угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Я вас любил. Любовь ещё (возможно,
Что просто боль) сверлит мои мозги.
Всё разлетелось к чёрту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
С оружием. И далее: виски:
В который вдарить? Портила не дрожь, но
Задумчивость. Чёрт! Всё не по-людски!
Я вас любил так сильно, безнадёжно,
Как дай вам Бог другими — но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
Не сотворит — по Пармениду — дважды
Сей жар в крови, ширококостный хруст,
Чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
Коснуться — «бюст» зачёркиваю — уст!
Сонет № 9(клаузура) — XXI в. / Идра-О (хорц).
Я вас… плюс три. Два-два ещё возможно ль?
Что ж, просто ноль угасши не совсем,
В сверхпроникающий Гиозм[119], сжимает веско —
Меня! И ферамонов спин трёхсложный,
Разрушив риф амурных тем,
Пронзает нежные виски.
Я — Вас… ничем! (Не по-людски).
А далее — периферия блеска.
Я вас… плюс три — так квантово, сквозь корень,
Как дай вам Бог — по-Пифагорьи,
Помножив — разделясь… (С кем?!) дважды.
Мню: в виртуальной пломбе жажды
Вскипает лимфа: Не (горазд был?) молод!
Страх (в ложечке томленьем взгущен)
Расплавил пыл в Нубийский холод.
Мороз… По щиколотке вверх и «от»,
Сквозь жадный поцелуй, был не допущен
(так безнадёжно Ваш… разумевая) — «под»!
Я вас любил. Любовь ещё, быть может,
В моей душе не унни и не лленн[122].
Но ло-о [123] … мой ум, тоскою взятый в плен,
Меня кромсал во исступлённой дрожи.
Я пробовал пресечь свой звёздный путь,
Но фагг [124] луны не соответствовал моменту.
И далее: не выбрал инструмента.
Для фианьюкка… чотт!.. ни как-нибудь!
Я вас любил так сильно, так безбрежно,
Как дай вам Лес другими — но, увы!
Что даже сам Д'Хетонг [125] , качнув главы,
Изрёк: сия попытка — бесполезна!
Он, будучи на многое вполне,
Не сотворит — ни для и ни во имя —
Сей жар в крови… (Р) — едчайший яд отныне,
Испить — «другим» зачёркиваю — мне!
Тебя я жаждал. Вой сжимает связки,
Всё может быть, а может и не быть.
Маан [126] свидетель — после лунной пляски
Тебя одну мне стоило любить.
Но это чувство, будто запах крови,
Меня тревожит, манит и дразнит.
Тебя забыл бы… Но! Мне это будет внове.
Кто мне не подчинился, тот убит.
Что мне осталось? Приникая грудью
К твоим следам, ведущим в никуда,
Я понимал, что «далее» не будет.
В ответ ты никогда не скажешь «да».
Тебя любил, как любят только волки.
С клыков роняя пену в синий снег,
Я за тобой скользил в ночи — без толку!
Что делать мне? Пуститься в дикий бег?
В капкан? С обрыва? Под прицельный выстрел?
Презрев Ишк’йятту[127], возлюбить людей?..
Уж лучше жар в крови! Меня он сгубит быстро.
Во тьме лесов не сыщется костей.
Сегодня со всех портретов Библиотеки смотрит твоё лицо. Моя возлюбленная… О, как же это было давно! Не тяни за хвост убегающего дракона-время: опасна коротка верёвка. Отпустите меня, воспоминания! Отпустите, пока я помню, как уйти от женщины. Как уйти от женщины по дороге, ведущей к ней. [128]
Настал День, и мой друг Кайшр — Оллисс Ушранш — рассказал в лицах и красках, как я плутал в «Сам-Лабиринте», будучи совсем юным, но дерзким. Мы долго смеялись над моей глупостью и упрямством. В той ситуации поблажек быть не могло, ведь мне предстояло возглавить Континуальную Библиотеку. Невероятно — но я мог погибнуть невообразимое количество раз.
О, как это было давно! И всё же… в одном случае безжалостный Лабиринт (Интайт Тхэст) — исключив правило — сохранил меня, обнаружив, что Вектор движения содержит эмоциональный изъян — некое отклонение в памяти, способное не только стереть тончайший Stans Farg единиц Времени 4-го Уровня, но и повлиять разрушающим образом на Сам — Лабиринт. Беспокойство Сам — Лабиринта здесь обоснованно, ведь в правилах всегда имеются исключения; в данном случае, незыблемость системы был способен разрушить только вирус Любви.
А изъян тот — Воспоминание… Воспоминание о тебе!
Повторяю, было это давно, и я не пожелал знать, как на Высшем уровне замяли сию проблему. Но и ныне, смею надеяться, — сохранил твой образ неискажённым, хотя имён утекло, как рек.
Так же, я знаю, что и ты меня не забыла… Но вот помним ли мы свои имена?
Ах… Имя, твоё имя! Вновь утекло… неузнанно.
Я — слышу: ты опять умерла, в который раз в одиночестве. Как же мне помнить тебя, когда всё сокрушает Время?! Но мне не забыть… никогда, ведь Библиотека сожгла мою память, и я вынужден испытывать муки всезнания — а всё для того, чтобы соответствовать статусу архивариуса «Врéменных лет».
Таков мой удел, но, наконец, и я (как бы) — «умер», оформив Прыжок «за свой счёт»… и лишь затем, чтобы вновь увидеть тебя.
Ниже приводятся истории-путешествия в «Нижний мир» Трояна Мо. Зафиксировано предостаточное количество его неофициальных командировок на Землю (во Времени), из которых большинство онтологически неудачны: все они были направленны на установление частных контактов и поисков встреч с утраченной когда-то возлюбленной, которая так же многое помнит — несмотря на непрерывные инкарнации — и продолжает надеяться на воссоединение с любимым, упорно веруя в Чудо и передавая всяческие послания и записки через небезызвестных для Трояна Мо лиц. Вот одно из этих посланий:
«Бесконечен, тягуч, так пронзительно всеобъемлющ далекий и одновременно наступающе близкий гул, звучащий, кажется, во всем теле. И, боже, какой Ветер!.. Какой непереносимый Ветер, вместе с оглушающим зовом наплывающий и пронизывающий насквозь, убивающий и преображающий каждый вздох, каждый удар сердца, заставляющий забыть… и вспомнить.
Ты — живешь во мне. Ты звучишь во мне той пронзительной нотой, которая зовется Любовь. И этот мир течёт во мне и через меня, проступая под ногами Звездной дорогой — Дорогой дорог…»
«Та, которую не забудь… и которая помнит тебя».
(очередная попытка встретиться с возлюбленной): ГАМУЛ ИПАТИЙ — «Делающий добро» (1 г. до н. э. — 1044 г. н. э.) Александрия Египетская — Салим (Йерушалай’м) — Константинопль.
Непрестанно, на протяжении 70-ти лет… записывал (на греческом) рассказы — с рассказов, об Учении — со слов, недоучившихся — учителей, утративших — Обретшего… Того, Кто пришёл — лишь уйдя.
На последнем (70-м) году иудейской войны Гамул Ипатий был случайно (под горячую руку) распят римлянами, будто бы как участник восстания, но по непонятной странности и по истечении трёх недель, что сверх всякой меры — на кресте… умереть не смог. После снятия, тем не менее, у Гамула отказали ноги из-за специального стаб’билизирующего колышка — штыря для удержания тела на центральном столбе, — повредившего ему позвоночник.
(Было очень… очень больно, но — теперь я знаю — больнее та ложь невежд, которую переписывал… о Нём… столько лет).
В последствии, Гамул был вынужден странствовать секретарём долговых обязательств с неким ростовщиком Ароном (тоже долгоживущим), заметая следы личного нестарения… во Времени.
Длинноязыкие болтают: будто бы служил ростовщику Гамул не за деньги, а только из желания присутствовать при его молодой жене — красавице Залсанее, которая чрезмерно была благосклонна к этому немощному старику, — и исключительно ради бесед с ней о земных печалях… и философии.
Однако, сей слух подтверждает конкретный факт: лишь Залсанея оставила бренный мир (из-за внезапной болезни; поговаривают — вследствие Аронова яда), Гамул в глубокой печали — без промедленья! — покинул ростовщика и исчез навсегда, не обратив внимания на суровые уговоры остаться и отсутствие возможности передвигаться самостоятельно. А в Константинополе появилась поэма (без авторства, «народная»(?) «О Залсанее прекрасной, единственной и… недоступной»), бесследно исчезнувшая в огне 1204-го года: при разрушении Константинополя крестоносцами.
Экземпляр поэмы сохранён лишь в Континуальной Библиотеке Времени. Вот небольшой фрагмент:
Уходя от неё поневоле,
я — непрерывно…
снова и снова
возвращаюсь туда,
где только что видел любимую.
Но её уже нет, и я…
раздавленный,
но не потерявший надежды,
в извечный раз,
иду по слепящему снегу
«Мёртвого моря»,
рождённого Облаком моих
скупых слёз.
А иду я походкой того,
у кого от Времени
стёрты
ноги.
(опять — и…): СЫЛТЫК АСПАРАХ (1222–1277…?) «Дунайская дуга», степь, печенеги (перед распылением ордами половцев, вытесненными из Скифии в свою очередь монголо-татарской Тьмой).
Тысячник хана — Сылтык — отправился послом к булгарам, но по дороге внезапно женился на дочери рыбака. Используя связи среди колдунов и магов Визáнтии, загадочный печенег потратил 20 лет на то, чтобы зачалась именно дочь (на полную луну 2900-летнего срока Сэтарна, в единственный день, когда не властен над судьбами смертных divia (FER)… по уверениям чернокнижников — звездочётов).
Со слов Хацеи (жены Сылтыка), когда среди восьми наследников, всё-таки, появилась Зай-Лус — девятой, — тысячник сразу стал объектом насмешек своей «тысячи» из-за чрезмерной к дочери привязи. Всем женихам было грубо отказано, а через 15 лет, когда дочь выросла (было это в 1277-ом) Аспарах (в свои 57) вместе с Зай-Лус, без объяснений, взошёл на купеческий дракк варягов и уплы в неизвестную сторону (по Дунаю — в Понт). Говорят, их видели (счастливыми) в Херсоне; дальше — в Византии и ещё лет через 10 — на Кипре, где правил орден Доминиканцев. Но это Хацее узнать было уже не дано. За год до известия, проходящие из набега угры (мадьяры) ночью напали на стан Аспарахов, и силы были столь не равны, что кончилось всё ещё при луне.
Хацея — несмотря на странную отчуждённость мужа за все годы совместной судьбы… и этот безумный поступок — постепенно простила его. Являясь, обычной дочерью рыбака, она была благодарна ему за доброту, защиту и многочисленных сыновей. К тому же, вспомнился давний и непонятный, но вещий сон: будто не она — Хацея — приходится женой Аспараху, а их единокровная, недавно рожденная Зай-Лус. После того сна мать часто плакала ночами у люльки своего дитя, а в миг гибели, в ту злую ночь, истекая кровью от сабельных ран, Хацея почему-то вспомнила Аспараха и Зай-Лус… и благословила их — на Вечные Времена!
.
P.S. Несмотря на тяжелейшую победу в конкурентной борьбе за кресло и удел Небесного архивариуса, как минимум на 9360 земных лет… но в страхе стать книжным червём и вследствие привязанностей к тем, кого оставил в «Низу» (сделав, однако, осознанный выбор), совершил несколько попыток бегства из Библиотеки Времени, куда терпеливо препровождался назад системой защитных зеркал Ограждающего Лабиринта, самого Speсulum Triplex — безжалостного, но лояльного.
БЕЛЛИНИ ЭГНАЦИО ЛОРЕДАНН (1313–1331…?) Венеция, набережная большого канала, близ государственного архива дожей.
Ученик придворного художника, законодателя венецианского стиля в живописи; в свободное от растирания красок время рисовал — только мадонн: ни задумчивых, ни печальных… просто спокойных.
Принципиально не пользовался натурой. Все образы мадонн писал на одно лицо… Собственно, произошло это с Эгнацио после того, как, будучи ещё совсем отроком, увидел однажды пожилую вдову поэта Ареццио — аристократку Силенцию, отправившуюся после смерти мужа в 1326 г.[129] в паломничество по святым местам Византии. Неожиданно, во внезапном порыве, юный Эгнацио помог ей (подав руку) взойти по трапу, за что удостоился благодарной улыбки.
В течение последующих пяти лет безжалостно клял себя в малодушии, не позволившим уплыть куда угодно — в тот день… с Ней… навсегда; и рисовал… рисовал.
А в 18 неполных лет, оставив в мастерской учителя все полотна «своих мадонн» вдруг сел на галеру, плывущую к острову Кипр, и более его никогда не видели.
Учитель был так же — Беллини, поэтому подписи на оставленных Эгнацио полотнах переделывать было не нужно.
P.P.S. В моих безрассудных прыжках в «Низ» я много раз имел возможность видеть свою возлюбленную и даже входить с ней в контакт, но Река Времени неизменно нас разлучала. Средний Сунд — язык и наречие «высших грольхов» имеет по этому поводу формулу заклятья на большую любовь — это «Мрак…обволакивающий неизбежно — желаемое».
Однако мной всегда припасена Последняя Скрепка (…крепка, к…ка, РЕ-КА) в виде твоей тайной записки, — переданной благородным Катуллом, — которая пребывает неизменно со мной… и во все Времена: Влажной была я от слёз… В час, как Богиня меня новой явила Звездой.
Я…С покрытых росой
Хризантем, лепестки сорвал
И пустил их в ту [Реку],
Что способна унять печали
И меня ещё дальше
Увести от [тебя…зовущей].
Итак, продолжение следует, хотя, тебе очевидно: я брежу или попросту пьян… Может быть, может быть. Я давно уже пьян смертью и безвозвратно отравлен жизнью. Пойду, подожгу библиотеку и удавлюсь… чего добровольно так и не сделала Таида Афинская[130], о коей знаю премного более нынешнего и вашего, но рассказывать не хочу из-за неприязни ко всему утончённо-порочному и тенциозно — Fer/нальному.
Ах, лысый чотт!.. Мыло и спички кончились… поминай лет сто, как звали.
ПОСТ — ДЕЛЬТОРИОН — (Др. Греция) Писчая дощечка — послание.
Однажды у меня возникла пусть вялотекущая, но докучающая одышка, полученная прерывистостью дыхания: после панического бегства из Библиотеки от всепожирающего огня познания. Пожар возник по согласию и вследствие случайно обронённого слова невзрачной, но разумной Книгой… в глубокой тьме отдалённого закутка. Тогда я впервые задумался: а почему бы и нет!?
Итак. Посетитель, знай: Библиотека — в огне!
Без-участливый Погорелец (Воспоминания).
Глядя на огонь и размышляя о бренности Бессмертия. Ночь, опять и всегда — ночь…
Могло быть и хуже. А мне повезло жить под одним небом с величайшим Бессмертным всех времён и народов — КАЙШРом К’ОЛом / КАЩЕем БЕЗ-СМЕРТным, Кощеем Бессмертным — странником, учёным, творцом, хозяином горы Гирнар.
Всем смертным подарены удары сердец, вдохи и выдохи — навечно, на всю их короткую жизнь… Массивная рама трещит в камине позолотой, громогласно возвещая о бренности всего сущего. Я смотрю, как скручивается золотая шелуха, и думаю о своей плоти, которая когда-нибудь слетит и с меня — ненужным коконом для вновь родившейся бабочки.
Наша жизнь росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь — и всё же…
Исса
Конечно, люди жаждут счастья и долгой, — а иногда вечной! — жизни. Для этого им необходимы сказки, желательно с благополучным концом, где герои просты и понятны. Дети же способны слышать в них само Время. Неважно, как было на самом деле… В сказке — суть важен намёк, и потому каждое поколение кроит Быль на свой лад и, прежде всего, предназначает её для детей: для кого, как не для них рассказывать kosky[131], ведь дети видят, слышат и осознают непосредственно.
Человек именно в детстве причащается Вечности, потому как чист по факту рождения своего и абстрактные категории усваивает конкретно и ясно. Сего дара безжалостно лишен концептуальный мир взрослых, и ежели им до созревания к размножению не повезло на дедову kosky (мудрость) — они навсегда теряют дорогу в страну Трин-девятую(999)[132] под названием Вечность… и ходят по кругу — до «следующих коловрат».
Я полагаю: именно данный нюанс заставляет людей искажать миф, обращая Быль в kosky, а историю — в небылицу. Сия уловка людская есть лазейка для «старых» в «бессмертные», ибо сказано Cicero(ном): Historiam nescire, hoc est semper puerum esse[133].
Однако отнюдь и далеко не всегда… Ибо нарушено Таинство Подлинного. Но я, собственно, думаю о Василии и задаю резонный вопрос: ребёнок ли он (на пороге свершений) и если ребёнок, то может ли быть Дафэном назавтра? Или же ему надобно вначале стать мудрецом, наполненным знанием и печалью?
О, плод утраты! Неотвратим,
как печаль увядания.
Но, всё-таки, главное, что здесь важно — хронология, изложение Времени, и поэтому Я, по обязательству службы, озабочен Хроникой Бесконечности в Акаша-Локе, где другу моему Кайшру К'Оллу — Оллиссу Ушраншу — отведён целый Фарг, о чём и следует написать отдельное письмо к самому себе.
Три уровня Kosky (сказки), или кто хозяин горы Гирнар.
Грядущее каждый несёт на себе. Сколько сумеет взвалить. Пророк — приникает спиной к живому биению этого груза[134]… Уже давно не понять и не объяснить никому — как же так?.. как же всё это случилось тогда?.. и как же теперь жить дальше?
«Trin-9» — царство, пребывающее во Времени, неизменно вынуждено отражаться в мире тремя уровнями мифологии. Миф физический (земной), миф звёздный (космический) и миф небесный (причинный) помнят грохочущее падение Вимана странника Оллисса Ушранша на малозаселённую землю в районе Хеттского царства.
Миф небесный отражает принципы развития и изменения мира. Это абстракции, которые трансформируются в персоны и силы, и затем на третьем уровне миф материализуется, воплощаясь в героев и их деяния.
В этом контексте можно отследить историю небесного странника на планете Придхива и его высшие проекции (отражения). Конечно, для прояснения реальной картины событий было бы необходимо обратиться к астрорадиэстэзису, но это — слишком субъективно легко. Поэтому, я буду скрупулёзно перебирать Гору преданий, замешанных на ядовитом субстрате из желаемого, искажённого и избегаемого.
Так почему же Кащей (Кощей) Бессмертный — злодей??? Есть сведения, что описываемая история — перевёртыш, и информация о ней лежит на поверхности.
Достоверно то, что Кайшр — пришелец… из космоса (Неба), и самое важное — со злом не имеет родства. Более того, известно даже точное его «заземление». Но самое главное — не люди истинная причина искажения мифа, как зеркала Жизни, но намеренная воля некой тайной силы — с целью ослабления и профанации защищающих Мир законов.
«И плы(иди) прикрай свету, в самый конец — во Кощное [135] , царство Кощея, в аккурат, с хрустальным дворцом… сиречь во Тьму Кромешную»
Что же касается Кащея (Кощея) Бессмертного, сокращённо — КБ, то я попытаюсь собрать его образ по крупицам; благо в мифах их россыпи. При этом будут обнаружены генеалогические взаимосвязи с луной, месяцем, эликсиром бессмертия, летательными устройствами, пришествиями из космоса и многим-многим неведомым.
Итак, Ка-щей (либо Ко-щей) — производное от тюркского Kocki, что значит пленник или попавший в плен, на абстрактном уровне — это пойманный в плен Поток, энергия, запечатанная в листе бумаги в виде мудрости слова. Коska (на Иа К'Суррь) — мудрость или КаС-ка (сказка). Бессмертный Басё по этому поводу изрёк:
Сияние увиденной Вещи —
Ты должен удержать его в Слове,
Покуда Оно не исчезло из твоего Сердца.
Однако,
назвав всё по имени,
отнимаешь у цветка его аромат[136] («В зеркале»).
Если на санскрите Ravan — ревущий, то Kay — звучащий; Кусух — новый царь хеттов; Кашшум (по-староассирийски) — безымянный жрец. Не мудрено, что Кайшр, «заземлившись» в Мир древний, с лёгкостью смог взять в руки власть многими способами: космической магией, технической мощью… и через любовь. Это событие с лёгкостью распространилось от ирландских кельтов, до древней Японии — как эхо в большой пустоте. И хотя на санскрите слово имеет до 50 значений и половина из них может быть противоположна по смыслу, всё же, я преследую только ту «путеводную нить», — луч события, — которая имеет отношение исключительно к нашей истории.
Аббревиатура КБ по-асетински читается, как Колесо Балсага, то есть, небожитель. Краткий сюжет: КБ падает с неба на землю, или в море, всё разрушив вокруг и сломав у Колеса несколько спиц, либо ось; дочь же Балсага (солнца), оскорблённая притязаниями некоего Сас-лана (т. е. Вана), просит отца отомстить за себя, и отец посылает на злодея Колесо Балсага, но Сас-лан выбивает у небожителя несколько спиц, используя магию хмеля, обвившего и парализовавшего неприятеля. В конечном итоге, КБ возвращается туда, откуда пришёл — на небо.
Такое же сильное сходство с историей Кайшра и Ваалиссы имеет кетский миф о Кайбусе — владыке 7-ми душ мыслей. И что же кетский Кай? Всё просто: чтобы овладеть (жениться) дочерью старика, он принимает облик медведя и похищает красавицу. Старец, испытав страшный гнев, снаряжает погоню, и, в итоге, похитителя убивают, но перед смертью Кай-Бус (Кащей (Кощей) Бессмертный) успевает объяснить возлюбленной, как его возродить к жизни путём колдовства.
Кай Кавус (фарси), с помощью демонов строит дворец на горе Албурз, обладающий даром: если в него войти, он может сделать старца юношей, а человека — бессмертным. Так же Кай пытается подняться при помощи орлов на небо, но падает у реки Амуль, где его находят вельможи местного княжества. Кай Кавус борется со злом, но попадает в плен к белому дэву (демону); у дэва его ослепляют, но красавица Судаба (Ваалисса) возвращает зрение с помощью печени дэва.
На санскрите Kоса есть увядание, уменьшение, сокращение, а Krca — тонкий, тощий, молодой (о луне).
Древнеиндийский КБ — Ку Бера (Kubera, имеющий уродливое тело) — является владыкой якшей (yaksa), охраняющих его волшебные сады на отрогах горы Кайлас и противостоящих ракшасам во главе с Раваной. Творец Брахма подарил Кубере небесную колесницу Виману (Viman), отождествляемую в новое время, кстати, с неопознанными летающими объектами, и способную летать не только с неба на землю, но и во Времени (в Брахма Локе, Рамаяна. 7.11), что под силу только бессмертным, каковым и является Кайшр К'Олл. Кубера — так же глава и владыка Киннаров, а в исследуемой нами истории это гора Гирнар (генетически Ки — это Ги), которая и есть ключевое звено, открывающее путь на Небеса.
Слог GR (ГР) — то же, что ГуРу (санскр.) — тот, кто убивает Тьму; Гор (др. египет.) — Небо. Кетский термин Каскет означает чудодейственные превращения (трансформацию), способность оживлять после смерти и возрождаться. У ассирийцев Кишшатим — это вселенная, а их лунный обряд Киспу связан с оказанием помощи всех земных сил Прошлого бедствующему царю.
Итак, Кащей (Кощей) у хеттов отождествлён с луной (Koski — пленник, Kasky — бог луны). По преданию, Каски-Хатт упал с неба прямо на рыночную площадь в столице древнехеттского царства.
Хурритское обозначение Луны — это Kusuh; К’Рхансата (др. егип.) — тот, кто живёт вечно. Угаритяне называли месяц ku’sah (слог K’S/ZG); авестийское Кави Усан (Син) так же означает луну; ksina (на санскрите) — луна; то же и Син (зуэн, суин) на аккадском; Арма (хетт.) — идеографическое написание Sin — по-лувийски — месяц, развалины, бедный (несчастный). У древ. китайцев же Син — это звезда.
Син — Тянь (в Китае) — «отрубленная голова», «наказанное небо»: Хван-Ди отрубил великану голову и закопал её у горы Каньян-Сань, но — и будучи безголовым, — великан сделал из своих сосцов глаза, из пупка — рот и, взяв щит и меч, совершил «воинственный танец».
У многих народов древности луна (по качествам) преобладает над солнцем, и это необязательно люди пустынь, где ночь — долгожданная передышка от зноя.
Хоны Месоамерики отдают предпочтение луне, потому что её видно не только ночью, но и днём, следовательно — она более универсальна.
В тибетском «Бон» у богини «Голубое Небо» Лумо левый глаз (отрицательный) — солнце, правый (положительный) — луна.
Именно на луне, по преданиям востока, толчётся эликсир бессмертия.
Кайшр К’Ол, пострадав от Рвана, уменьшился в размере, как луна уменьшается (либо исчезает) в затмение, когда её съедает vurlalak (слав.) — антипод вулфов; у хеттов луна в затмение — убита; у ненцев всё это происходит с лунным человеком Ирий — Касавой (Ирий — это славянский рай, 7- е небо).
Дагомеи почитают луну за мудрость и радость.
Луна — волшебное зеркало, дающее жизнь земле. Она является преобразователем убийственных солнечных лучей (положительных ионов) в животворящий свет (в отрицательные ионы) для всего живого. Сама Придхива Земля способна на такую работу только при восходе и на закате (пока терпят глаза созерцателя), что крайне недостаточно для выживания и развития. Обезвреживанием радиации солнца (666) ведают лунные алхимические кристаллы-отражатели (Чандра Мук-Ман). Так же, одно из имён бога луны Сома — нектар бессмертия, дающий состояние просветления; отрицательный (отзеркаленный) термин — кома, разрыв духа и тела.
На ст. славянском Кощ (Кош) — это дом и…
P.S. Далее запись прерывается: размыта большим коричневым пятном — возможно, коньяка.
ЗАПИСЬ не-звука воздушного поцелуя… с давно опустевшей горы Гирнар.
Прежде чем сделать первый шаг, ты уже у цели.
Прежде чем открыть рот, ты уже все сказал.
Прозрение приходит прежде, чем успеешь понять…
Кащей — он же Кощей, он же Кайшр, КБ (KS) — имеет прямое отношение к регенерации, долгой жизни, бессмертию. И вообще, у Кайшра, как у отрицательного героя, слишком много положительных черт: например, его неистребимая жизненность, и живёт он на горе, а не где — нибудь под землёй, как глысти или сизые грольхи…
У др. египтян Ка — дух, олицетворяющий жизненные силы фараона, либо богов; это так же двойник (второе — «Я»). Обитая в мумии фараона, его Ка могло — и может по сей день! — путешествовать по мирам и в пространствах земли; главное — чтобы мумия (дом Ка) была недоступна и неприкосновенна — Mummy Incognito.
Так уж повелось, что Кайшр по сути — живая мумия; тело от долгой жизни сжимается (мумифицируется), но жизнь из него не уходит, и он продолжает существовать объективно. Чтобы Ка отлетело из пространства Придхиви, необходимо войти в пирамиду, найти саркофаг и… вскрыть его: происходит разгерметизация, и мумия рассыпается. Кстати, из мумий так же получают мумиё — в целях исцеления, что намекает, в свою очередь, на светлую природу Кащея, как восстанавливающего принципа. Кащей же — это дух во «плоти» и имеет персональную систему защит (стихиальных); одна из них — это утка: стихия воздуха.
Утха у бурят — остриё иглы, либо стрелы, так же душа и шаманский корень. Сломав её (иглу) — уничтожаешь шамана. На острие стрелы пребывает Мировая Душа — Брахма (Веды).
Хонсу, или Консу (др. египет.) (hns’w) — проходящий бог луны, бог Времени и его счёта, бог — ребёнок с локоном молодости (Гор-па-херд).
«К» у иудеев — (Каф) 11-я буква, под этой цифрой сосчитана Прозерпина (11), летающая за орбитой Плутона, которая символизирует вход и выход (в Систему Имвульдт либо из неё). Каф — иероглиф сжатия, собранности, силы; 11 аркан Caph — (образ) это лев, покорённый девой, у которой над головой — символ астрального света (бесконечности, Вечности). Из аркана следует, что Кайшр принадлежит на высшем, тайном уровне к иерархии метафизических Начал.
На Звёздном внутреннем уровне Кайшр — сила и форма «цепного эгрегора» (звено в цепи Силы, контролирующей равновесие во Вселенной), так же — познание высшей астральной сущностью моральной и нравственной силы человека. Именно для этого Кайшр приземлился («упал») в хеттских горах: чтобы раствориться среди людей — для усвоения категорий, которых попросту нет в бесконечности глубинного космоса.
На физическом внешнем уровне — у астральной сущности предстоит работа с силами природы, которые в нашей истории персонифицирует Я-Баи (баба Яга).
В рунах Кайшр, Кен («С») — тлеющая лучина, свет, преображённый через смерть. АС — изначальный звук, космическая ось. «С» (К) — убывающая луна («усыхающая»).
Постепенно «К» (Ку-Ва, Кау-Valis на лувийском — священный) трансформируется и приближается по значениям к лунному принципу. У майя «С» родственно финикийскому, как удвоенное «ОО», позже этот знак упростился и остался лишь нижний треугольник — в значении «Л». У египтян G (небо) напоминает остроконечное русское Л. Затем греческий алфавит перевернул букву G, и она стала L, а позднее L округлилась и стала С, S — спираль, как идея растущей и убывающей луны.
В — V (английская Вау); отношение между единичностью и множественностью, знак космических форм в движении; иероглиф — глаз, ухо. В Таро В — это башня, в которой растёт Сами (Ками; sm — йемен.) — бог Луны, слышащий; и что характерно, упавший с неба в оазис РаГ Ван.
Важно обратить внимание на принцип действия Spekulum Triplex (Тройное, Священное зеркало) — как инструмент миграции и развития жизненных форм во Вселенной. Памятуя о том, что событие, перемещаясь во Времени из народа в народ, вынуждено изменяться формой и содержанием по причине Spekulum Triplex — Вселенского Зеркала, обратим внимание на флуктуации Кайшра в измерении мира Придхиви.
Вникнув в вопрос, становится ясно, что корень Кау начинается на изначальную букву А, и изначально Кау был Аук(ом).
У Изиды на голове между рогов — луна (мужское), так др. египетский иероглиф быка в 2000 л до н. э. став частью сознания финикийцев в 1300 г до н. э. переворачивается по часовой стрелке и становится современной «К». В 600 г до н. э. в раннееврейском письме бык превращается в «А» на боку, а затем к 500 г. н. э. в эффект Triplex и в 100 г. н. э. уже «А» римское (голова быка вверх ногами с возвратом по кругу в начало). Кстати сказать, грядёт время, когда голова быка перевернётся вновь, сначала набок, но с секретом (по спирали), а затем в исходное положение, а для цивилизации это по преимуществу — катаклизм. Выражаясь эсхатологически, во временном потоке флуктуирующих форм письма закодирована информация о «конце света» человеческой цивилизации данного периода, за хронологию которого Я — Вяземский Троян Модестович (конечно, наглядно и добросовестно) — отвечаю.
Что же касается горы Кайлас, которую в Гималаях почитают за мировую ось, то в нашем случае данный термин символизирует целостное единство, андрогинат Ваалиссы и Кайшра… суть — Цстах Ютм Кибаорг’х; Каy и Las порождают аббревиатуру KS, включающую в себя мужское и женское во Вселенной — Кушшатим, то есть — Луну и Солнце; Ка (у др. египтян) — Дух, наивысшее состояние Kaya (санскр.) — бессмертное тело. У древних египтян Карухансата Анх означало ключ в Божественный мир. Ку (лувийск.) — священный. Ла (по древнеславянски) — душа, любовь. Са (S) — свет, лучи, сияние. Vala (санскр.) — волосы, а Viclesa — освобождение и одновременно — разлука. Vac (санскр.) — голос срединного мира, гром. Salus (др. рим.) — здоровье, целительство. Таким образом, Valis — это лучащийся свет, разноцветные волосы Бога, его бесконечные качества в образе Матери Мира, которые и олицетворяет в себе прекрасная Ваалисса.
P.S. Начинал об Оллиссе Ушранше, а заканчиваю Ваалиссой. Что ж, нет прекраснее и содержательнее такого финала… Хоть у кого-то всё сложилось — миром да любовью. А я… Выпадет момент — попробую ещё раз… найти свою возлюбленную!
Этим утром — где-то далеко и очень давно — упала спелым яблоком в солнечный туман осень. Этим утром , наконец, Иван обрёл свою Марью, взял её за белы рученьки и отвёл к Краеугольному Камню — выбрать свою путь-дорогу. Серый вулф вышел им навстречу, и остался всего один шаг… но ближайшая лужа (остывшей крови) отразила их силуэты, оборачивая суженых в Р-Вана да Мару (на языке Иа К'Суррь — «ужас и смерть»)… Знаете ли вы, милые возлюбленные, что до сих пор народ не знает, какие же ваши лица — истинные?
.
ИВАН — вне сомнений, герой положительный, но он не одно и то же, что ВАН, хотя корень, конечно же, общий. Однако следует проявить и отделить от обсуждаемого потока событий именно вирус, теневой персонаж, истинное имя которому Рван, а точнее А-Ван, английское R в транскрипции читаем, как — [а: ], т. е. «не-Ван» (в санскрите — «А» изначально — не).
Итак, Ван — это, прежде всего, земной, плодородный, относящийся к миру. В древ. Исландии небесным Асам противостояли земные Ваны (van-ir). И-Ван же есть следствие эволюции человека природного в человека небесного, о чём свидетельствует приставка «И», являющая собой единение Земли и Неба. По-аккадски И — Ги-Ги (великие, небесные князья) — класс богов космического происхождения во главе с Ану (И-Ан).
Важно знать, что гармоничное единение небесного и земного без посредника невозможно принципиально, и эту роль в данной системе берёт на себя месяц-луна (древнекитайский возница луны Ван Шу). Луна — место, где по многим мифам изготавливается эликсир бессмертия. Через луну легче всего выйти в космос, она словно волшебное зеркало дарует золотые нимбы бессмертия выросшим на земле героям.
Так же, Van (санскр.) имеет отношение к самодостаточности, целостности.
Космический код Iva (системный Уртэк) означает бессмертие. Ива-О — великая гора или столп небесный, в который преобразовывается, вырастает человек земной. Древнеяпонская танка об этом говорит следующее:
В государевом мире
За тысячи поколений
Превратится в скалу
Ива-О, покрытую мхом,
Камешек Садзарэиси.[137]
Очевидно, что в имени Иван присутствует сильнейший механизм регенерации, вечной молодости, непосредственности, проявленный через космический принцип бессмертия Iva, тем более что на хеттском, старо-ассирийском и урартском языках Van — это юноша, герой достигающий цели.
А «на Руси Иванов, что грибов поганых»: к добру ли — к худу ли? (К добру, — шепнуло Худо. К худу, — баче Добре).
Но к той истории, о которой здесь идёт речь, Иван Зара — от зарить (заря), светить, освещать, — не имеет ни малейшего отношения, да и жил он совсем в иное время. Иван Зорр, кстати, один из первых людей земли, побывавший в космосе и иных мирах и вернувшийся к своему народу. В древнем Шумере он звался Этан (Итан, либо Этана; шумерский миф об Этане, звёздном страннике, который летал на Вимане с неким богом и увидевшем Вселенную, как она есть).
А пойдет речь о неком антигерое по имени Рван Цара — отпетом злодее, предателе рода человеческого, осквернившем мать землю, не допущенном на небеса и потому принужденном алкать Бессмертия вне Небес. Люд же мирской (прошу заметить: не Время… не — Время), соединив божественное-небесное Iva (999) и демоническое-материальное Zar (666), почитает за правду мифологический суррогат под названием Иван Цар (царевич), что само по себе — нонсенс, ибо сказано во Вселенной: Богу — Богово, а цесарю — ц…арево. Следовательно, никакой Иван-царь не является на земле наместником Неба, потому как этому титулу соответствует санскритское Чакравартин, светоносный диск Чак Ра И-Ва — Ра; Вара же для зороастрийцев — прибежище, обитель праведников, либо древнекитайский Ши Хуан Ди; Хуан, К-Ван, то же, что I–Va(n).
Термин «царь» не природен, но приобретён от имени первого узурпатора власти Гая Юлия Цезаря вначале Октавианом, его внучатым племянником, которого Кесарь усыновил, а затем и последующими, по совпадению демонизированными властителями Рима, как то Тиберий, Нерон, Калигула и пр. В древней Индии Кесара — это грива (льва), либо волосы, символ принадлежности к миру земному; Кеserin (санскр.) — обладающий гривой — принадлежность к материальной власти; Kesin — демон в образе льва убитый Кришной, восьмым аватарой Вишну. У римлян Cere — принцип подземного мира, иллюзии; Цверг (dvergar — др. исланд.) — тьма, страх Света.
На деванадари Riv (Ri) — разъединять, разлучать; зеркально vir(aj) — равнодушие, безразличие; так же riph (в, ф) — хвалиться, проявлять гордыню. В итоге, Рван Цара (Riv Cera) — это безжалостный слуга Тьмы, расчленяющий и уничтожающий всё на своём пути к цели — через насилие, которое необходимо в такой детской игре, как «царь горы», что в своё время проделывал Р-Ван Питхуррис Ан по отношению к горе Гирнар.
Р-Ван имеет мало привлекательных черт: у-рва (курва), рва (ст. русс.) — берущий принуждением, Рван (др. слав.) — сжигающий огнём, в соединении с др. еврейским Я-Цар (делать, образовывать) символизирует собой уничтожение — буквально огнём и силой, а на уровне образа — через отсечение души от тела; так же рвина (русс.) — это яма, на санскрите Яма — божество смерти, ров, разрушение земли.
У иудеев Цайр означало — ничтожный (цуар — быть ничтожным), а Церуа — прокажённый, нечистый, и в соединении с корнем RV (раав) — чудовище, блудник. Таким образом, данная персона обретает совершенно демонические очертания.
Ваннид (Фаннида) у нганасан — злобное божество, причастное к инцесту. Вани (по-древнеяпонски) — морская змея; божество, поднимающееся в окружении рыб, мясо которых ядовито; для людей — знак несчастья. Vanth (этруск.) — женский демон загробного мира, олицетворяющий смерть.
Ван Гон (корё) свергает Кунье: по просьбе старого царя убивает древнего лиса — Lis (Ваалисса) — нечеловеческое, магическое существо с Iva(-вым) посохом, — и женится на богине горы — Кайрен Кан (гора 9-ти драконов). Здесь миф полностью перевёрнут: Кайрен Кан — это Ваалисса, а магическое существо, древний Lis — это зеркально КБ (Кащей Бессмертный).
Ван Хай (др. китай) — князь Кай отправляется на север в страну Юи, там он просит у местного престарелого правителя ночлег и прелюбодействует с его женой (разумеется, через принуждение), за что впоследствии оказывается, зарублен молодым воином.
Древнеиндийский Ravana (ревущий) — царь ракшасов, врагов людей, (изгнал сводного брата Ку-беру — КБ-KS, c о. Ланки) перемещался по воздуху на колеснице-вимане Пушпаку и пытался сокрушить гору Кай-лас, на которой Кубера (КБ) обрёл прибежище.
Ван есть то, что относится к «низкому», земному. В Исландии vanir — земное божество склонное к инцесту, кровосмешению, что полностью совпадает с историей Ваалиссы и её алчного брата.
В др. Исландии миф, обретя свои искажения, повествует о том, что Ваны, дабы проникнуть в небесный Асгард (Гир-Нарр) для обретения священного «мёда поэзии» (космический, жизненный принцип), засылают туда колдунью, обладающую пророческим даром, что соответствует магической природе Ваалиссы, но никак не совпадает с её истинными мотивами.
Внимательно изучая мифологическую вязь преданий, поневоле обнаруживается взаимодействие, либо конфликт, между такими слогами, как RV — Ravan (Р-Ван Питхуррис Ан); KS — Kay(шр К’Ол); BL — Valis (Ваалисса)… Вывод напрашивается сам собой. Таково уж свойство земного времени: всё произошедшее искажать и перевёртывать до неузнаваемости — это предотвращает закрепощение в оцепенелую неподвижность Добра и Зла, и необходимо для стремительного движения Реки жизни.
Без начала и без конца… Удивился, пожал плечами (не-порядок) и приколол к лирическим отступлениям (на всякий случай).
Руки твои… вот они, рядом —
Я прижимаю к груди.
Умоляю: услышь!
Нет сил, удерживать крик.
Но тепло твоих рук недоступно.
Оно тает в чужих ладонях…
Как безмерен Кристалл времен!
Глаза твои… они смотрят,
Но не я отражен в Бездонном.
Как ты близка. Не исчезай.
О, иллюзии юности!
Взгляни: вот же оно — отчаянье!
Заперто надорванной волей —
Всеразрушающее изнутри.
Губы твои… они смеются
Сквозь толщу запрета
Не слыша моих поцелуев.
Вот же я — здесь! Отзови-и-сь!!!
Но влага в уголках улыбки
Иссушена чуждым невежеством…
Невыносима пытка — табу прикосновений.
О, дуновение твоего тела —
Симпатия робости.
Враг ветер, благодарю за муку…
И проклинаю.
Мука… Какая мука!
Быть от тебя так близко,
Что кажется — ещё вздох…
И мы сольемся в Едином.
Но ты… Ты — ускользаешь.
А я — смотрю в небо.
Если бы звездам упасть![138] —
Прошли бы мы тот же путь?!
Крик.…Крик…Птица моя, молчи.
Не разглашай присутствия.
Дай ещё миг.
Звенящая боль, отпусти…
Нам всё нужно вытерпеть.
«P.S. И из-за слёз твоих стало начало письма выразительным, а конец его — из-за слёз — оказался исчезнувшим.
Мне же, дабы не утрачивать остроты и трепета чувств, пора отправляться в Жизнь (к людям), и не помощник мне в этом Фатш Гунн, но только женское сердце и путь через Лоно способен дать то, что в конечном итоге теряют Бессмертные вне Небес — неутолимость мук страсти и ревности, что возникают меж двух смертных, предназначенных друг другу… Вовеки».
P.S. Что-то знакомое и ускользающее, нестерпимо узнаваемое и похожее на… Господи, точно! Это, конечно же, ОН!
…Следует упомянуть, что ситуация с юным Василием — его «присутствие» в момент признания в любви Енлок Рашха к Королеве Диллинь Дархаэлле — чрезвычайно мучительна и толкает на неутолённость страданий. А всё по причине неопытности и настырности в магических операциях, которые так и распирают всех — нахватавшихся вершков — дилетантов; и если б не имелось для них грустных историй, на подобии «Поэтических криков», то во всей необъятной Вселенной негде было бы оплакивать и сохранять Любовь… как великолепно умела это делать Сафо.