Глава 20

«В общем, я очень люблю и кошек, и собак. Что за славные, жизнерадостные создания! Как товарищи они намного превосходят людей».

Д. К. Джером


Прибыла комиссия из Москвы. «Что за комиссия, создатель…»! Ну а как же, средства выделили, новое штатное расписание Вяземского РОВД финансово обеспечили, надо проверить. Социализм — это прежде всего учет!

Естественно, в местной двухэтажной деревянной гостинице с клопами и тараканами членов комиссии размещать не стали, а отвезли в домик горкома партии, где тоже два этажа, но комфортных. Рядом чистенькая банька, которую обслуживают горкомовские же комсомолки, девушки среднего возраста и без предрассудков. А какой вид на город и речку со второго этажа этого партийного домика!

Я, кстати, там был. Мед не пил, но пиво было. И неплохой самтрестовский коньяк КВК с солидной выдержкой.

Вызвали меня прямо с работы, только и успел китель накинуть вместо халата. Два веселых молодца (не одинаковых с лица) встретили меня раскрасневшиеся за скромным советским столом со шпротами, буженинкой, карбонатом, сервелатом и прочими яствами, которые в магазине только из под прилавка. Рыба была представлена похуже, зато икра была обеих цветов.

— Мы — подполковник Замятин и майор Майоров из управления МВД прибыли по вашу душу, — душевно сказал полный и невысокий, привстав со стула, но сперва перекусим. А то мы только что из баньки.

Второй, длинный и тощий, привставать не стал, так кивнул — сидя.

Ну а я не стал кочевряжится, присел, наложил себе на тарелку всего понемногу, коньяка махнул и принялся закусывать.

— Сейчас горячее будет, — появилась одна из комсомолок, — вы там не наедайтесь, гусь с яблоками.

Мы все трое утвердительно покивали головами, не прекращая жевать. А подполкан налил мне еще коньяка.

— Спасибо, — сказал я, — люблю самтрестовский, хоть он и резковат немного.

— Вы же в прошлом офицер? — вступил в разговор тощий. — Где служили?

— Бывших офицеров не бывает, — ответил я. — А служил на Дальнем Востоке, там снабжение по высшей сетки, так что выбор коньяков был хороший.

Но тут внесли огромного гуся и все разговоры на время превратились.


Вот, под гуся меня и накрыло еще одним детским воспоминанием. Праздничным. Семейным. Сперва стол покрывали белой праздничной скатертью, потом на скатерть ставили приборы и начинали выкладывать закуски. В круглых тарелках лежали тоненькие кружочки колбас, ветчины, буженины, в продолговатых тарелочках нежились в масле шпроты и сардины. В глубоких мисках горбились разнообразные салаты. Еще были тарелочки с огурчиками, грибами, помидорами. Между ними выстраивались бутылки с вином, водкой и коньяком. Женщины пили вино, Кто-то пил водку, а кто-то — коньяк. Чья-то мама всегда говорила своему мужу, чтоб он не пил каждую рюмку до конца, «не на поминках», мол. Но он кивал ей: «да, милочка», — и все равно пил до конца.

Вино или шампанское наливали и детям — мне и чьей-то дочке. Чуть-чуть, на донышко. И тогда они чокались вместе со взрослыми. Бокалы звенели, как хрустальные колокольчики.

Потом закуски убирали, мама торжественно вносила горячее. Иногда это был гусь, иногда — индейка, иногда — жареное мясо с картошкой и зеленым горошком. Мясо бывало зажарено куском и Ромка никак не мог научиться отрезать от этого куска маленькие кусочки тупым столовым ножом. И удивлялся, как это получается у взрослых.

После горячего взрослые вставали из-за стола, мужчины уходили курить на балкон, а женщины шли с мамой на кухню. Ромка же с Наташей шли в пустую спальню: рассматривали Ромкины игрушки или возились, как плюшевые медвежата…


Это воспоминание потянуло за собой другие. Вот он поступает в медицинский институт, чтоб пойти по стопам родителей, а те его отговаривают.

Вот записывается в студенческую неформальную группу поэтов и читает там свои стихи:

Стою на берегу залива

И сам себя понять боюсь;

Рыбачьи лодочки тоскливо

Мою вычерпывают грусть.

Вон, тот рыбак смеётся звонко,

С тем рыбаком у нас борьба

Ведь приложением к улову

Меня ловить — его судьба!

Во мне, как в рыбе, тлеет ранка,

А я чего-то не пойму:

Клюю на бабу — на приманку,

Клюю на девушку — блесну…


— …Так расскажите нам про ваши задумки о собачьем питомнике для МВД. Мы, конечно, читали вашу докладную, но хочется услышать живьем. Так сказать — в натуре. — Это подпол, он, похоже, главный в команде.

Я отодвигаюсь от стола, с сожалением посмотрев на недоеденное крылышко (ноги достались московским гостям). Насчет воспоминаний не переживаю, ночью, как уже привык, будет озарение с подробным раскладом первой половины моей жизни. Вот и выясню — как дошел до воровского посвящения из такой хорошей и состоятельной семьи.

— Во время войны собаки в наших войсках применялись широко и грамотно, — начинаю я короткую лекцию. — Они взрывали танки, буксировали с поля боя раненных, работали почтальонами при невозможности другой связи, обезвреживали мины. К примеру, шотландская овчарка Дик, разыскала 12 тысяч мин (!), заложенных на дорогах войны, обнаружила за час до взрыва мощную бомбу под фундаментом Павловского дворца под Ленинградом. — Я все же не удержался, подцепил вилкой крылышко и обглодал. — Извините, гусь хорошо приготовлен, не удержался. Так я продолжу: — Собаки применяются всеми развитыми государствами в самых разнообразных областях. Например, как спасатели в снежных горах. Среди самых достойных четвероногих спасателей — Аякс, как говорят о нем — «герой Дахштейна». В горах Дахштейна в 1954 году лавина застигла в пути 11 школьников и учителя. В спасательной группе оказалась овчарка с именем древнегреческого героя. Аякс работал 96 (!) часов подряд. Он скреб когтями и разрывал слежавшийся снег, пока не свалился от изнеможения. Лапы его были стерты до кости и обморожены. Аякса отнесли в горную хижину, чтобы сделать перевязку. Но пса нельзя было удержать под крышей. Он кидался на запертую дверь, скулил, а вырвавшись, стремглав помчался к месту обвала и откопал очередного человека.

В Париже есть памятник сенбернару Барри. В течение 12 лет нес он трудную службу в горах. Он спас жизнь 40 (!) людям. Сорок первым оказался солдат армии Наполеона, пробиравшийся домой после разгрома под Москвой. Барри вырыл его из-под снега и привалился к нему мохнатым боком, согревая. Человек очнулся, испугался, нашарил рукой оружие. Чучело Барри — одна из самых дорогих реликвий Бернского музея.

Есть такая порода — ньюфаундленды. Они спасают людей в море. Эта порода умеет нырять, у них на глазах, как у птиц, третье веко, чтоб вода не мешала смотреть под водой. Эти собаки могут много часов плыть по бурному морю и поддерживать человека.

Собаки могут искать наркотики. Иногда за рубежом, где полно наркоманов, таможня с такими собаками проверяют груз и псы безошибочно вынюхивают тот багаж, где есть наркотики. В работе по следу моя нынешняя овчарки нашла грабителя сельпо спустя двое суток после взлома. Продавщица болела и не ходила на работу, а вор пристроил перепиленный замок так, что и не видно взлома.

Кроме того, можно просто снять отпечаток запаха с места происшествия и спустя месяц — два вычислить преступника по запаху. Я готов продемонстрировать вам эту возможность. Мою, так сказать, личную разработку.

— Это мы, конечно, посмотрим. Завтра. А как вы видите техническое развитие собаководства на базе МВД?

— Очень просто. Создать базу розыскных собак. Разных пород. Подключить ДОСААФ, открыть там клубы собаководов. Перед войной такие клубы были и треть пограничных собак были поставлены юными друзьями пограничников. Например у знаменитого Карацупы вторая собака Индус была из ДОСААФ (ой, меня понесло — есть ли в этой реальности Карацупа). Создать племенной питомник, где не только выращивать поголовье караульных и розыскных собак, но и проводить селекцию — скрещивание, выводить свои Советские породы. Например вывести универсальную собаку, как её вывели в Германии. Каждая семья выращивала немецкую овчарку, которая изначально была просто пастушьей, овец пасла и коров. А теперь мы имеем универсальную собаку: и по следу, и охранять, и мины искать…

— Хватит, хватит. Не надо нас агитировать. Сам Никита Сергеевич заинтересовался вашими планами, когда ему министр доложил об инициативе Смоленского МВД. Большие люди дают добро, так что вам не в Вязьме ковыряться, а там, где больше ресурсов и возможностей. Вот мы завтра посмотрим все и доложим, а вы ждите вызова в Москву.


Домой шел сытый и немного взволнованный. Возможность возглавить советские кинологические службы радовала. Как-то странно в этой реальности получилось — своих собак во время войны растеряли, под танки элитные породы пускали на смерть, а нынче не племенных секций, ни агитации. Может Всевышний мне специально такое время подобрал, такую Землю из бесчисленного множества миров, где я могу себя в любимом деле проявить?

Зашел по дороге в отдел, погреться, к ночи морозец. Спросил у дежурного, уютно попивавшего чай, кто у нас сейчас главный в МВД.

— Ты что ж, служишь и не знаешь главного начальника? — удивился тот. — Генерал-лейтенант Николай Павлович Стаханов. Бывший погранец, кстати. Боевой министр.

— Спасибо. Ты же знаешь, что я долго с амнезией лежал, память совсем дырявая.

Выпив с дежурным байхового чая с кусковым сахаром отправился в свою новую квартирку. Ну вот, зря только деньги тратил, покупал мелочи всякие хозяйственные для спокойной жизни. Провинциальный период моего возрождения скоро закончится, надо быть готовым к столичным радостям. А вот спросят меня, где лучше организовать общероссийский питомник милицейских собак?

В моем времени общесоюзный питомник базировался около 100 км от Москвы на север, в небольшом поселке под Дмитровом, там была воинская часть, а на ее территории — единственный в России питомник служебного собаководства «Красная звезда»[23].

Собачьих специальностей на тот момент было много:

караульной,

связи,

розыскной,

санитарной,

сторожевой,

противотанковой,

диверсионной,

собак химразведки,

авиасигнальной,

ездово-нартовой

минно-розыскной.

Я дошел до дома, открыл ключом собственную (хоть и ведомственную) квартиру и первым делом, достав из шкафчика, бахнул коньяка. Полстакана. Слишком многое на меня наваливалось, следовало отдышаться, очухаться.

Загрузка...