Крип

Глава 11

Глава 11

Лестница выдалась не короткой и не длинной, как раз впору, чтобы вымотать уже вполне себе изнуренного и побитого человека с нелегкой поклажей за плечами. По пути Ольга апатично отметила, что каменные ступени истерты, сглажены до такой степени, словно по ним бродили вверх-вниз целые поколения. Это создавало дополнительные сложности - приходилось быть внимательной, чтобы не поскользнуться. Наверху поджидала очередная скульптурная группа, три кругляша на сложном постаменте.

Дважды Ольга отдохнула накоротке, присев на умеренно прохладный камень. Захотелось даже прилечь и бездумно расслабиться, однако нервировало достаточно обширное открытое пространство. Так и подкрасться какая-нибудь хрень может. Свет исходил непосредственно от высокого белого потолка, полукруглого, смахивающего на разрезанную вдоль гофрированную трубу. В ровном сиянии все казалось одинаково стерильным, неживым и кукольно-медицинским.

Карабкаясь по лестнице, Ольга в очередной раз подумала над тем, что категорически непонятно - куда народ то подевался? Судя по размерам, Станция должна была быть хорошо населена, да и Машина говорила о массовых гибелях, а также прочих ужастях. Ладно, положим трупы куда-то убрали (кто, куда?), но паника в любом случае должна была оставить следы - мусор, брошенные вещи, поломанную утварь. Для территории, перенесшей беду таких масштабов - до почти полного обезлюдения - Станция выглядела слишком ухоженной. И одновременно слишком заброшенной, как будто люди ушли отсюда более-менее дисциплинированно месяцы, а скорее годы назад.

Странно все это.

И воды больше не было.

Ольга поднималась, тяжело переставляя ноги, корила себя за глупость. Стоило попросить Машину дать нормальную флягу, шоколадок каких-нибудь, может комбез. Все это наверняка должно быть в машинном зале, перекусывали же что-то местные работники?

«Тупею от усталости» - решила про себя, тяжело дыша. Ну, хоть тройные уши микки-мауса - так она назвала про себя ориентир наверху - становились все ближе.

Поднявшись, Ольга поняла, что это не уши. Композиция больше напоминала очередную стимпанковскую скульптуру метра два высотой. Три циферблата и большой вентиль под ними, все на основе конструкции из сложно перепутанных труб. Сооружение выглядело одновременно очень практично - казалось, только поверни вентиль, и черные стрелки качнутся под идеально прозрачным стеклом - и невыносимо помпезно. Похоже, то был очередной памятник, как недавняя механическая рука с расческой перед убежищем Машины.

Девушка сняла рюкзак, с вздохом облегчения бухнула его на каменный пол. Перед ней открылся гигантский переход, похожий на вытянутый в длину сундук - такие же стены, собранные из монументальных панелей на монструозных заклепках, а также вогнутый потолок, только не гофрированный, как на лестнице, а из прозрачных панелей с частой решеткой. Снаружи открывался вид все на тот же космос. Звезда светила ослепительно ярко, но, похоже, стекло как-то хитро преламывало желтые лучи, свет казался болезненным, однако не слепил. Ольга подумала, что придется все же делать повязку для защиты глаз, но прикинула, что лучше пойдет дальше в тенях от решетки.

Далеко впереди огромный переход менял форму и переходил во что-то непонятное, геометрически правильное, но хитро закрученное. Как будто единый коридор начинал ветвиться, причем сразу в нескольких плоскостях, на разных уровнях.

Ольга сверилась со схемой Машины. Пришлось немного помучиться, листы основательно помялись в кармане по ходу бегства от терминатора, но строгие линии и символы принтера выгодно отличались от каракуль Фидуса, так что девушка быстро сориентировалась. Да, вроде все верно. К счастью лезть в путаницу ответвлений не требовалось, маршрут поворачивал немного раньше и вел к лестнице или подъемнику.

Одно только смущало - из стеклянного тоннеля впереди отчетливо виделась башня, то есть «крышки сундука» над головой быть не должно. Может все-таки голограмма? Или какая-то иллюзия архитектуры?

Заныли зубы, мелко, но пронзительно-неприятно. Зачесалась кожа, как будто мелкие щетинки скользили по телу. Ольга мотнула головой и решила снова передохнуть. Скульптура показалась достаточно надежной, чтобы посидеть, прислонившись к ней. Подойдя вплотную, девушка поняла, что с циферблатами что-то не так. Вся композиция казалась едва уловимо поплывшей. Чуть-чуть деформированной, как будто целиком была сделана из воска, который обдули горячим воздухом из фена. Ольга достала старый нож и тихонько постучала по стеклу, затем по трубам и цилиндрам циферблатов. Звуки были правильные, то есть скульптура казалась выполненной из соответствующих материалов. Но если металл разогрелся до такой степени, то почему стекло вообще не расплавилось, а пластмасса не сгорела к хренам? А тут даже краска не облупилась.

Звуки в гулкой тишине разносились далеко и звонко, Ольга оглянулась и решила дальше не экспериментировать, от греха подальше. Да и прислоняться к стимпанку расхотелось. Надо было идти дальше. Зубная боль тем временем усилилась, Ольга почувствовала, как зудят корни волос, во рту пересохло и вообще стало очень жарко. Зуд переполз под ногтевые пластины, так что прикосновения к чему-либо казались неприятными на грани болезненного.

И гул ... в ушах возник монотонный гул, как будто резонировали кости черепа, передавая вибрацию на слуховой нерв. Ольга затрясла головой, пытаясь вытрясти звуки, как воду после купания, но стало только хуже. Монотонное гудение расслоилось на хор приглушенных голосов. Они о чем-то шептали, говорили, пытались докричаться и бессильно умирали, растворяясь в ничто. Галлюцинация казалась удивительно реальной, звук нарастал и теперь уже мириады голосов умоляли девушку, предупреждали, стремились остановить. Дальше больше, казалось окружающий мир завибрировал от безмолвного крика, как стекло, если приложить к нему электробритву.

Ольга выматерилась, устало, без огонька и эмоций, подумав, что с момента своего появления здесь брань составляла основу ее речи. Хотела наклониться за сумкой, но решила сначала хотя бы символически причесаться и вообще оценить ущерб, нанесенный внешности. Деревяшка казалась теплой, причем как-то по-особенному уютно теплой. А вот стеклышко наоборот, прохладным, опять же приятно, очень умиротворяще, как дуновение ветерка жарким-прежарким днем. Просто держать самоделку в руке было хорошо, правильно. Если бы еще голова так не кружилась...

Ольга не чувствовала дурноты, ощущение скорее было как от внезапной остановки карусели. Мир вокруг пришел в движение, вращаясь и притом оставаясь незыблемым. Или наоборот. Крик невидимых голосов крепчал, сливаясь в мрачный прибой, что накатывал на сознание, возвещая что-то непередаваемо зловещее. Казалось, что где-то в глубинах Станции на самом деле пробудился настоящий мрачный хор, который под готический аккомпанемент возвещает приход невыразимых ужасов.

Ольга взяла крепче зеркальце, чувствуя как твердые грани врезаются в кожу ладони, не больно, но ощутимо. Подняла на уровень глаз и посмотрела в мутноватую стекляшку...

Удар.

Это было похоже на удар, который пришелся разом по всей ольгиной сущности, сотряс каждую клеточку, отозвался на электрических сигналах, что бежали по проводам нервов. Пытаясь удержать равновесие, девушка пошатнулась, взмахнула руками. Успела краем глаза заметить, как по «сундуковому» коридору мчится сине-фиолетовая волна похожая на газовый огонь. Затем путешественницу накрыло сиянием и отключило сознание, словно рубильником щелкнуло.

... и также резко включило обратно. Все вокруг осталось прежним, но в то же время изменилось удивительным образом, как будто «баллистическая» провела в полной заброшке не годы, а долгие десятилетия. Ржавчина, разъевшая металл глубокими мокрыми язвами. Серый, какой-то нечистый на вид камень, беспомощный перед трещинами. Ольга думала, что увиденная прежде Станция носит печать заброшенности, однако настоящий тлен и распад открылись ей только сейчас.

Высоченный - на уровне девятиэтажки - потолок исчез, скрылся завесой, больше всего похожей на паутину. Только паутину невероятно густую и сплетенную из нитей толщиной с обувной шнурок. Сплошное сероватое мочало спускалось низко, так, что Ольга могла бы достать его, приподнявшись на цыпочках и вытянув руку. От одного взгляда на эту бахрому мороз пробегал по коже. Слишком уж походили нити на тонкие кожаные шнурки, а думать, откуда на Станции взялось столько кожи - не хотелось. И еще время от времени по занавеси пробегала дрожь, как будто ее колыхал ветер, только ветра здесь не было, воздух повис, затхлый и вязкий, наполненный запахом плесени. Воображение с легкостью подсказывало образ чего-то запредельно жуткого, что засело в центре паутины, колебля ее тяжким дыханием. А может и скрытым движением.

Наверное, где-то там, наверху, все еще оставались окна. Однако ни единый луч звезды не пробивался сквозь паутинное мочало, свет исходил от тусклых зеленовато-синих газовых ламп, которые, видимо. представляли какую-то разновидность аварийного освещения. В отличие от жестких, контрастных теней, которые давал свет здешнего солнца, тени от ламп казались живыми, текучими, они как будто переливались по углам чернильной массой, замирая под прямым взглядом и сразу приходя в движение, стоило отвести глаза.

Лоскут мрака бесшумно выдвинулся из сумрака, высокий - за два метра точно - и тощий, как человек на ходулях. Фигура в общих чертах повторяла человеческую, только завернулась не то в складчатые крылья, не то в обвислую мантию, что волочилась по грязному полу. Нет, кажется все-таки мантия.

Затихший было шепот незримых голосов возник снова, однако на этот раз тихо-тихо, как будто сопровождая разворачивающееся действие фоном безнадежного отчаяния. Вообще все происходящее казалось сплошным фильмом ужасов, талантливо поставленным и невероятно реалистичным, лишь это удерживало Ольгу от взрыва истерики. Общее состояние отстраненного гротеска. Вот действие, вот панорама, схваченная цифровой камерой, а вот и музыкальное сопровождение.

Только попкорна не дают. И дико страшно.

Фигура двигалась в направлении циферблата, бесшумно, словно паря над полом, но как-то странно, зигзагами, чисто привидение с мотором. Вдруг остановиласьтак же внезапно как и возникла - замерла в неподвижности, как статуя, даже ткань замерла, ниспадая тяжелыми складками, как на памятнике. Теперь, оказавшись ближе, метрах в десяти, Ольга убедилась, что это, похоже, на самом деле человек, без крыльев, но в плаще с капюшоном. И еще подумала, что, кажется, адский пришелец слепой. Во всяком случае ничего в поведении жуткого «монаха» не показывало, что он видит гостью из прошлого.

«Слепой Бэтмен». Или что-то из сказок о черной руке и гробе на колесиках.

И как только она подумала об этом более-менее ясно, фигура дернулась. Так вздрагивает человек у которого над ухом громко хлопнули в ладоши. Неведомая херня повела головой, и девушка увидела, что фигуры нет лица. В отверстии капюшона сверкнула отраженным бликом слепая, идеально гладкая поверхность, похожая на матовое стекло.

«Видок»! Точно, так назывался тот фильм про чудилу, который забирал души в стеклянную маску. Невидимая рожа была скрыта под чем-то похожим, только без единого выступа. И как будто в такт ее воспоминанию колыхнулась паутина над головой, а мрачный пришелец снова шевельнулся, будто прислушиваясь. Замогильный хор умолк, разом и весь, как будто опасаясь обратить на себя даже тень чужого внимания.

- Кто ты, мой гость?

В первые секунды Ольга не поняла, что слышит настоящий живой голос, да еще и вполне разборчивый. А поняв, содрогнулась, тихонечко опустилась на колени, обхватив руками худые плечи под так и не высохшей полностью курточкой. Закусила губу до крови, чувствуя соленый привкус на пересохшем языке. Хотелось кричать и выть, отгоняя воплем подкрадывающееся безумие. Потому что голос звучал не в ушах, а возникал сам по себе, из биения сердца в ее груди, из эха панических мыслей в голове, из шума крови, бегущей по жилам.

- Я знаю, ты здесь.

Из-за его спины вытянулось, разворачиваясь, что-то механическое, похожее одновременно на скорпионий хвост и манипулятор робота. Искусственная рука двинулась, описывая круг над головой хозяина, пощелкивая суставами. Железные пальцы шевелились очень целеустремленно и неприятно быстро, словно притягивая к себе невидимые нити в затхлом воздухе. Как будто ... искали что-то.

- О, теперь я вижу. Несчастное, исстрадавшееся дитя. С душой, что полна боли.

Это вообще не было голосом, и звучал он не по-русски или на любом ином языке. То было скорее знание того, что хотел выразить неизвестный. Знание полное, завершенное, пронизанное бесконечными оттенками эмоций, удивительно искреннее и доброе. Это знание рождалось в молчании железа и редком стуке водяных капель, что стекали по стенам. О нем нашептывал камень, его подсказывал холодный ветерок, налетевший из пустоты.

Это было слишком. Чересчур много для одного дня и для одного человека.

Ольга почувствовала, что с нее хватит, и закрыла глаза.