В «Гнезде», баре в виде ротонды на первом этаже отеля «Виллар», было шумно, как в птичнике, но шум исходил не от клеток с чучелами птиц, которыми были увешаны стены. С пяти часов здесь собиралось множество высокопоставленных чиновников из соседнего административного здания. Сенаторы спускались с Капитолийского холма, сотрудники Белого дома приходили по-соседски, чтобы, смешавшись с толпой, встретиться с некоторыми из самых красивых женщин города, не всегда обладающих безупречной репутацией. Роскошные номера «Виллара» были известны своими пылкими приключениями, о которых потом судачил весь Вашингтон.
Более прозаичные журналисты и другая пишущая братия приходили сюда узнать, чем дышит город, или обменяться уже раскрытыми тайнами. Близость Белого дома создавала впечатление причастности к государственным тайнам...
Малко остановился перед круглым баром, осажденным плотной толпой тех, кто не сумел найти места за столиком.
В соответствии с инструкциями Фрэнка Вудмилла Джессика Хейз должна была ждать его. Он сказал, что она брюнетка и будет одета в костюм зеленого цвета.
Малко протиснулся между стоящими людьми и заметил в глубине за столиком женщину, которая соответствовала этому описанию. Должно быть, у нее была его фотография, потому что она сразу радостным жестом приветствовала его.
У него забилось сердце. Джессика Хейз была похожа на исполнительницу фламенко. В чертах ее лица отражалась грубая чувственность. По контрасту с этим ее черные, как смоль, волосы были скромно подобраны и стянуты бантом из зеленого шелка. Взгляд его спустился ниже, и у него еще сильнее потекли слюнки: в вырезе жакета виднелся кружевной бюстгальтер, облегающий полную грудь; короткая юбка не скрывала длинных стройных ног в лодочках из крокодиловой кожи...
Она протянула Малко длинную руку с ярко-красными ногтями.
— Добрый вечер, Малко. Я счастлива встретиться с вами.
Он посмотрел на нее, смеясь.
— Вы, видно, очень любите зеленый цвет...
Сумка из крокодиловой кожи, туфли, костюм, бюстгальтер, пояс, чулки. Все, кроме ногтей, было зеленым. И изумрудные серьги, разумеется...
Джессика Хейз только улыбнулась.
— Да, я суеверна. А что? Вам это не нравится?
— На вас, — сказал Малко, — мне понравится любой цвет...
Не отвечая, она заказала проходившему официанту «Куантро» со льдом, а Малко — «Столичную». Шум был оглушающим. С приятным поскрипыванием нейлона Джессика положила ногу на ногу, слегка задрав юбку, и он заметил, что на ней были чулки, а не колготы.
— Я много слышала о вас, — сказала она, — вы почти легендарная личность в Фирме. Как ваш замок? Это, должно быть, чудесно — жить, как твои предки.
Ее черные глаза горели от возбуждения, и «Шалимар», которым она была надушена, еще усиливал ее сексуальность. Малко прикурил сигарету от ее массивной золотой зажигалки, украшенной крохотным изумрудом. Он спрашивал себя, было ли ее белье тоже зеленого цвета.
— Мой замок в порядке, — сказал он, — если последняя буря, налетевшая с востока, не сорвала половину черепицы. Она такая дорогая, что мне пришлось бы работать на Фирму до ста пятидесяти лет.
Ветер был его главным врагом. Ценой жертв ему удалось вернуть к жизни старый замок к Лицене, унаследованный от предков, но крыша продолжала оставаться слабым местом.
— Если я поеду в Европу, мне бы очень хотелось посмотреть на него, — мечтательно сказала Джессика.
Александра, пышнотелая и ревнивая невеста Малко, несомненно, будет от этого в восторге...
— А пока не пойти ли нам пообедать? — предложил Малко.
— С радостью, — согласилась Джессика, — я умираю с голоду. Вы знаете «Новые высоты»?
— Нет, — сказал он, — но узнаю.
Когда она встала, его привела в восхищение ее походка, широкие плечи; брюнетка в стиле Ким Бесинджер. Мужчины смотрели ей вслед...
Они пересекли величественный холл с многочисленными колоннадами, и на улице она взяла его под руку, зябко прижавшись к нему.
Кухня «Новых высот» на Колверт-стрит была совершенно удивительной: смесь новой кухни и калифорнийских блюд с примесью безумия. В результате получались блюда со странным вкусом и внешним видом, состав которых лучше было не знать. Стены были белые, официанты «голубые», обстановка — скромная. Малко знал теперь о Джессике все: отец — контр-адмирал, разведена, пятилетняя дочка, собственное состояние. Она жила одна с дочкой в нижней части Фоксхолла в Джорджтауне, элегантном квартале Вашингтона, и, казалось, не спешила изменить свою жизнь.
Между ней и Малко установилась эротически наэлектризованная атмосфера. Их пальцы иногда слегка соприкасались. Не отворачиваясь, она смотрела прямо в глаза Малко и, казалось, не ведала, что ее соски четко вырисовываются под блузкой.
— У вас нет мужчины? — спросил Малко.
Джессика Хейз сладострастно и иронично улыбнулась.
— Мне кажется, они меня боятся и поэтому никогда не задерживаются. Я много времени провожу на работе, есть еще спорт и по вечерам фильмы но видео.
Они еще не говорили о «кроте». Малко приступил к этому, когда Джессика грела между ладоней большой пузатый бокал «Гастон де Лагранжа».
— Что вы думаете о теории Фрэнка относительно Уильяма Нолана?
Джессика нахмурилась.
— Это ужасно, невероятно. И страшно. Если такой человек, как он, предатель, кому же доверять?
— Вы ввели его личное дело в компьютер?
— Да. Я подготовила вам памятку, но у меня нет доступа ко всем шифрам WALNUT. Тем не менее, это возможно, поможет вам.
Знаете ли вы его лично?
— Конечно. Я несколько раз встречалась с ним. Я знаю, что Президент очень любит его.
Ему казалось, что он видит сон. Однако голос на кассете, найденной в сумке Карин Норвуд, был реальностью.
— Вы слушали кассету?
— Да. Это именно его голос.
— Значит?
Она отпила немного «Гастон де Лагранжа», прежде чем ответить.
— Существуют способы монтажа, — предположила она. — Это может быть фальшивкой, дьявольской уловкой, чтобы его скомпрометировать.
— Но никто не знал, что мы найдем эту кассету...
Джессика Хейз промолчала, взволнованная, затем сказала изменившимся голосом:
— Я покажу вам, где он живет.
Они сели в «понтиак», взятый Малко напрокат, и поехали вверх но Пенсильвания-авеню, чтобы попасть в верхнюю часть Фоксхолл Драйв. Самый фешенебельный квартал Джорджтауна, несколько тихих улиц с роскошными домами по обеим сторонам, утопающими в зелени холмов. Через три километра Джессика сказала Малко, чтобы он притормозил напротив Мэри Монт Колледжа, показывая ему на дом у дороги.
— Вон там.
Малко заметил большой особняк, которому шиферная кровля и фасад из каштанового кирпича придавали строгий вид. Некоторое оживление вносил только белый подъезд. Дом был двухэтажным, второй этаж в виде мансарды. Света не было нигде, кроме одного окна на первом этаже слева.
Малко овладело странное ощущение: он, просто работающий по контракту в ЦРУ, шпионит за своим патроном.
— Какой огромный дом! — заметил он. — Он живет один?
— Да. С дворецким.
Они отъехали, и резиденция Уильяма Нолана исчезла за поворотом.
— У него нет женщины?
— У него любовная связь, которую он не афиширует, — уточнила она. — Фрэнк, должно быть, говорил вам. Со своей секретаршей, сопровождающей его с незапамятных времен, Фон Мак-Кензи. Очень красивая блондинка. Разведена. Она интересуется только своей работой и своим патроном. Она живет на Скипвич Роуд, близ Лэнгли, и не ведет светской жизни. Иногда они уезжают на уик-энд. В Нью-Йорк, чтобы сходить в театр, или в горы. Иногда мы обедаем вместе с ней в кафетерии Фирмы. Она неистощима в своих рассказах о своем патроне. Мне известно, что он очень консервативен в привычках. Едва появившись, он требует подогретый лимонный сок, запрещает курить в своем кабинете, запрещает ей прикасаться к его бумагам. У него есть причуды: его авторучки, он пользуется только одноразовыми японскими авторучками, пишущими очень тонко. Он попросил Фон поставить на колпачке печать с его инициалами, чтобы их у него не украли...
— А она что? — спросил Малко.
— Ничего, — ответила Джессика. — Безупречна на протяжении трех поколений. Когда она не с ним, то занимается неполноценными детьми.
Они доехали почти до самого низа Фоксхолл Драйв. Дома здесь были значительно скромнее — деревянные бунгало, украшенные к Рождеству. Джессика Хейз предложила:
— Мы недалеко от моего дома. Не хотите ли выпить чего-нибудь? А я вам дам документы.
Они повернули налево, на дорогу, идущую вдоль поросшего лесом холма, и она сказала Малко, чтобы он остановился перед последним деревянным домом.
Когда Джессика сняла пиджак, под ним обнаружилась роскошная грудь, тонкая талия и пышные бедра — настоящая секс-бомба. Войдя в дом, она с помощью дистанционки включила аудиосистему «Акай», стоявшую рядом с великолепной черной лакированной стенкой с телевизором «Самсунг» и баром. Она предложила Малко водку, а себе налила ликер.
Маленькая гостиная была обставлена в стиле модерн по рисункам Клода Даля; глубокие кресла, низкий столик и эта великолепная стенка с телевизором и аудиосистемой контрастировали с внешним видом дома.
Молодая женщина допила свой ликер.
— Я, пожалуй, пойду спать. Завтра я с утра бегаю трусцой. У вас есть мой здешний номер телефона. Можете мне позвонить. Если даже мой телефон прослушивается, подумают, что вы за мной ухаживаете... Как только дядя Фрэнк мне что-нибудь скажет, я сообщу вам.
Она проводила его до дверей и несколько мгновений они стояли лицом к лицу. Малко не знал, как ему попрощаться. Ему не удавалось ничего прочесть в больших черных глазах, но полураскрытые губы непреодолимо притягивали его. Джессика его опередила.
— Доброй ночи, — сказала она.
Вместо того, чтобы протянуть ему руку, она приблизилась и прижалась своими пухлыми губами к его губам. По-американски. Не разжимая их. У Малко создалось впечатление, что он прикоснулся к расплавленному свинцу. Непроизвольно он обнял ее за талию и притянул к себе. Джессика вяло сопротивлялась и прижалась к нему грудью. Ему показалось, что сердце ее забилось быстрее. Под его пальцами ее бедро было восхитительно плотным и упругим.
Джессика Хейз чуть отстранилась и улыбнулась ему.
— Полагаю, вам хочется заняться со мной любовью? — спросила она веселым и слегка изменившимся голосом.
Ей трудно было этого не заметить, учитывая близость их тел. Малко провел рукой по кружевам, ощупывая контуры полной груди с выступающим соском.
— Да.
Черные зрачки еще немного расширились.
— Я думаю, что мне тоже, — сказала Джессика.
Пальцы Малко спустились вдоль бедра по невидимой подвязке до зеленых нейлоновых чулок, затем вновь поднялись, приподнимая ткань. Он успел слегка коснуться голой кожи, прежде, чем Джессика сказала все же несколько изменившимся голосом:
— Перестаньте, это неприлично.
Она отступила назад. Не приглашая его. Тем не менее, Малко угадывал в ней такое же желание, какое испытывал и он сам. Он взял ее руку и поцеловал.
— До скорого, — сказала она. — Я знаю, что сегодня утром Фрэнк приступил к реализации своего «метода бариевой каши». Должно быть, скоро все выяснится.
— В любом случае, — сказал он, — я хочу снова увидеться с вами.
С досье Уильяма Нолана под мышкой он удалился к своей машине. Он обернулся: стоя у дверей, Джессика смотрела ему вслед.
Лежа голым на кровати. Малко с трудом пытался сосредоточиться на досье Уильяма Нолана. Номер «Джефферсон-отеля» напоминал сауну, а образ пышнотелой Джессики Хейз парил перед его глазами. Он страстно желал ее. Однако он встряхнулся и снова углубился в свои бумаги.
Одну фразу он подчеркнул красным. Одной из наиболее постоянных привычек Уильяма Нолана, казалось, были поездки каждую среду в конце дня, перед собранием сенатской комиссии, на Арлингтонское кладбище, чтобы помолиться на могиле сына, убитого во Вьетнаме. Иногда он ездил туда и чаще, перед посещением «Метрополитен», самого фешенебельного клуба Вашингтона. Вполне понятный поступок, но, возможно, и зацепка, которой следует заняться. Кладбище — идеальное место для тайной встречи. Сегодня вторник. Он успеет устроить засаду в Арлингтоне.
Мелкий моросящий дождик пропитывал газоны, усеянные белыми и серыми надгробными камнями, которыми были покрыты холмы огромного Арлингтонского кладбища. Спрятавшись близ памятника Неизвестному Солдату, возвышавшегося над интересующим его участком, Малко в просторном плаще, скрывавшем его бинокль, наблюдал за пустынными аллеями.
Уже более века все погибшие на полях сражений, будь то офицеры или секретные сотрудники, имели право быть похороненными на пяти сотнях гектаров земли, простирающейся на южном берегу Потомака напротив Арлингтонского моста. Там, под защитой белой мраморной стелы памятника Неизвестному Солдату, к которой прислонился Малко, покоились простые солдаты, семьи военных, генералы и два президента Соединенных Штатов.
Усиливающийся шум заставил Малко поднять голову к пасмурному небу: самолет, взлетевший с соседнего аэродрома, пролетел над ним в толще низких облаков.
По дороге он заметил могилу сына Уильяма Нолана на участке Рузвельт-авеню и Мак-Каллан Драйв. Белый столбик, похожий на тысячи других. С очень лаконичной надписью:
Джон Нолан, Лейтенант, 25 пехотный полк 12 Див. — Июль, 31, 1943 г. — Док., 17, 1967 г.
Из-за мерзкой погоды аллеи Арлингтона были пустынны. Придет ли заместитель директора ЦРУ? Было уже почти пять часов, а автостоянка для посетителей безнадежно пустовала.
Внезапно Малко увидел в бинокль, что на Мак-Каллан Драйв появилась странная процессия. Группа японцев в сопровождении двух гидов быстрым шагом поднималась по аллее и почтительно остановилась перед могилой Джона Кеннеди...
Стало темнеть. Еще полчаса, и его бдение станет бесполезным. Наконец он заметил фигуру, медленно поднимавшуюся по Рузвельт Драйв. Мужчина в непромокаемом плаще и шляпе шел, сунув руки в карманы. Еще до того, как он его увидел, Малко был уверен, что это Уильям Нолан. Второй человек ЦРУ медленно приближался, опустив голову. Дойдя до перекрестка двух аллей, он свернул и пошел по газону, усеянному стелами. Затем он остановился перед стелой лейтенанта Нолана, погибшего 17 декабря 1967 года во Вьетнаме.
Малко увидел, как он замер на несколько долгих минут, погрузившись в свои мысли. Японцы прошли у него за спиной и почтительно замедлили шаг. Он даже не обернулся. Через несколько мгновений Малко увидел, как он наклонился, отодвинул увядший венок, отвернулся и пошел прочь.
Малко с трудом заставил себя оставаться на месте. На Уильяма Нолана автоматически распространялась охрана, обеспечиваемая секретной службой. Лезть на рожон было бесполезно. Он проследил за ним в бинокль до автостоянки, где второй человек ЦРУ сел в черную машину, которая тут же тронулась.
Малко подождал еще несколько минут, затем спустился к участку 7. Пользуясь отсутствием посетителей, он осмотрел могилу, не заметив ничего подозрительного. Увядший венок тоже не представлял собой ничего особенного. Казалось, рухнула еще одна гипотеза.
В ожидании результата «метода бариевой каши» он решил проведать Криса Джонса в больнице.
От былого Криса Джонса осталась лишь тень. Когда Малко вошел в его палату в больнице Джорджтауна, телохранитель смотрел по телевизору «Династию». Он был уже без капельниц, но по побледневшему и похудевшему лицу было заметно, что он вернулся с того света.
— Милтон заходил, — сказал он. — Он ввел меня в курс дела. Паршивая история...
— Да, — сказал Малко, расстроенный тем, что Милтон проговорился. — Я сам не могу опомниться... Во что бы то ни стало надо узнать правду.
Он рассказал Крису о своем посещении Арлингтонского кладбища. Тот ловил каждое его слово; когда Малко сообщил ему о своем заключении, лицо его просияло.
— Меня не удивляет, что вы ничего не нашли, — сказал Крис. — Я уверен, что он невиновен.
— А кассета?
Крис приподнялся на подушках с гримасой боли.
— Я думал об этом. У меня здесь много времени... Крамер в течение нескольких дней был под действием кокаина... У них было время состряпать кучу фокусов... Нарочно подложить эту кассету, чтобы ее нашли. Возможно, из-за этого они и застрелили Крамера. В конце концов, ничто не доказывает, что эта кассета принадлежит Крамеру.
— Его жена подтвердила телефонный звонок.
— Она не слышала разговора, — уточнил Крис. — Может быть, это звонил кто-то другой. А кассета — фальшивка. Вы прекрасно знаете, что с электроникой можно творить чудеса.
— Надеюсь, что вы правы, — сказал Малко. — Я уверен, что с помощью «метода бариевой каши» все быстро прояснится...
Крис Джонс изобразил улыбку и откинул одеяло, выставив напоказ огромную повязку на животе.
— Я бы предпочел получить еще одну рану, только чтобы этой проклятой кассеты никогда не существовало.
Малко только проснулся, когда зазвонил телефон. Жизнерадостный голос Джессики Хейз спросил:
— У вас есть время, чтобы перекусить? Я в городе. У меня сломался компьютер.
— Разумеется, — сказал Малко.
— "Мо и Джо". На Коннектикут-авеню, на углу Л-стрит. В час.
Облегченно вздохнув, он повесил трубку. Четверг медленно миновал, не принеся никаких новостей. Он провел его частично в отеле, работая за неимением лучшего с документами по ремонту своего замка. Расследование застыло на мертвой точке из-за отсутствия улик. Надо было ждать результатов «метода бариевой каши».
Стены пивного бара в подвале, штаб-квартире журналистов «Вашингтон пост», были покрыты карикатурами на знаменитостей. Джессика Хейз была укутана в зеленое пальто из плотной шерсти. Сняв его, она осталась в облегающем шерстяном платье такого же цвета. В нем она выглядела еще более сексуальной, чем в костюме.
— Дядя Фрэнк хочет срочно увидеться с вами, — сказала она еще до того, как посмотрела меню. — Он вас ждет сегодня на «конспиративной квартире» с пяти часов. Поскольку сегодня пятница, он, возможно, немного опоздает.
— Есть новости?
— Он ничего мне не сказал.
В отличие от вчерашнего дня, погода была ясная, но Вашингтон дрожал от холода под ярко-голубым небом. Если ничего нового не произойдет, Малко мог занять свой уик-энд только посещениями Криса Джонса в больнице и, в случае удачи, пышнотелой сотрудницей ЦРУ.
Они съели незатейливые гамбургеры с картофелем, обжаренным в отработанном масле, и Джессика посмотрела на часы.
— Мне нужно вернуться в Лэнгли, чтобы подготовить воскресный выпуск «Насьональ Интоллидженс Дайджест». Его никто не читает, но такова традиция.
— Увидимся завтра? — предложил Малко.
Она весело глянула на него.
— Позвоните мне. В выходные я много времени уделяю дочке.
Они расстались на Коннектикут-авеню после довольно прохладного поцелуя. Малко спрашивал себя, не приснилось ли ему его первое свидание с Джессикой Хейз.
Меряя шагами маленькую гостиную на «конспиративной квартире», Фрэнк Вудмилл, казалось, находился в состоянии невероятного возбуждения.
— Есть новости, — сказал он. — Я вас предупреждал о ловушке, которую я собирался устроить Уильяму Нолану. Как было условлено, информация, касающаяся программы «Индиго», была передана директору ЦРУ и его заместителю. Значит, об этом знаем только мы трое, и, кроме того, она преждевременна.
— И что?
— Вы видели позавчера Уильяма Нолана на Арлингтонском кладбище?
— Да.
— Считаете ли вы, что он мог там с кем-нибудь вступить в контакт?
— Мне это кажется невозможным. Он был на виду то у своих телохранителей, то у меня.
Как можно подробнее он описал визит заместителя директора ЦРУ на кладбище.
— Вы осмотрели могилу? — спросил Вудмилл.
— Да. Я ничего не заметил.
Заместитель директора оперативного отдела покачал головой.
— Значит, от нас что-то ускользнуло...
— Почему?
— Один из наших спутников наблюдения за советскими межконтинентальными баллистическими ракетами несколько раз в день пролетает над базой в Байконуре. Вчера он пролетел двенадцать раз. В первые шесть раз ничего необычного не было.
— У вас есть фотографии в реальном времени? — спросил Малко.
— Да, переданные по каналам радиосвязи и воспроизведенные компьютером. Они были расшифрованы Национальным агентством безопасности через несколько минут.
— Что же случилось во время последних шести витков? — спросил Малко, уже догадавшийся, какой последует ответ.
— Люки, преграждающие доступ в шахты, были закрыты, — объяснил заместитель начальника оперативного отдела. — Русские знали или, скорее, думали, что знали о существовании нового спутника «Индиго». Единственным человеком, который мог передать им эту информацию, был Уильям Нолан.