Кровавая весна 91-го продолжается

Глава 13

Как только музыкальные переливы звонка замолкли, щелкнул замок входной двери, открываясь. На пороге стояла Лера. При виде Максимова синие глаза вспыхнули радостью.

— Привет.

— Привет, — откликнулся Андрей.

— Проходи, — Валерия посторонилась, освобождая проход.

Из дальней комнаты доносились голоса Вадика, Рудика, Сереги и Сани.

Андрей усмехнулся:

— Вся команда в сборе.

— Тебя не хватает, — лукаво глянула девушка и сразу посерьезнела:

— У тебя всё нормально?

— Нормально, — успокаивающим голосом заверил Максимов. Притянул к себе порозовевшую девушку и поцеловал в бархатную щечку. Отстранился и весело сообщил:

— По-другому и быть не может. Как говорят: «не дождутся». Я даже на злейшего врага никогда не буду злиться, и всегда его прощу, когда затяну на шее тугой узел и вышибу из-под ног табуретку.

— Снимай куртку и обувь, добряк ты наш, — улыбнулась Лера — Проходи к парням, они тебя уже заждалиь.

Максимов повесил куртку на вешалку у входа, скинул легкие весенние ботинки и вслед за Лерой прошел в комнату.

Цыганков и Русин развалились на диване, Вернер оседлал стул, возле письменного столика. Вадик вальяжно раскинулся на диване напротив.

Максимов поздоровался с парнями и сел рядом с Саней.

— Лера, сообрази нам ещё по чайку. И Андрюхе чашку дай, — попросил Рудик.

— Сейчас, — кивнула зашедшая следом девушка и захлопотала на кухне. Зажгла конфорку с чайником, открыла шкафчик, подхватила чашку и поставила перед Максимовым. Русин, сидевший напротив, подвинул сахарницу и пиалу с конфетами «кара-кум», «раковыми шейками» и «белочкой».

— Угощайся.

— Сладкого не хочу, — отмахнулся Максимов. — А вот чаю за компанию с удовольствием попью. Только не полную чашку, половинку хватит.

— Как скажешь, — улыбнулась Валерия.

— Димка сказал, вам звонили и приглашали на собрание в понедельник? Причем в нашей школе? — уточнил Андрей.

— Ага, — кивнул Рудик. — Надежда Федоровна звонила. Сказала, будут разбирать наше поведение. Придёт какая-то тетка из районо и местная шишка из райкома комсомола. Родители уже с утра на ушах стоят. К тебе какие претензии, понятно. Пытаются прикрутить попытку напоить всех водкой. По-дурацки вышло, но можно попробовать раздуть историю, тем более ты с этим Хомяковым в контрах. А вот чего нас полоскать хотят, это интересный вопрос. Ладно, мне, допустим, хомяка предъявят, которого я в автобус принес. Но к остальным какие претензии? Непонятно.

— А давай прикинем, — прищурился Максимов. — Вот смотри. Всех пригласили. Тебя, Серегу, Саню, даже Леру вниманием не обошли. Правильно?

— Правильно, — согласился Вернер.

— И пригласили после поездки, где будут разбирать моё поведение, так?

— Так, — нетерпеливо вмешался в разговор Саня. — Да, говори ты уже, что думаешь. Не тяни!

— Подожди немного, — осадил товарища Максимова. — Через пару минут сам всё поймешь. Получается, ваш вызов на собрание связан с поездкой в Москву?

— Ну да, наверно, — немного неуверенно ответил Саня.

— Тебе, кстати, кто звонил? — поинтересовался Андрей. — «Классная»?

— Нет, Ивченко, но по её просьбе, — откликнулся Саня. — Сказала, будут разбирать наше поведение.

— А тебе, Серега?

— Танюха. Тоже самое заявила, — откликнулся Цыганков. — Добавила, быть обязательно — это очень важно.

— А теперь подумайте, как следует, почему нас всех позвали? — Максимов обвел товарищей испытывающим взглядом. — Что нас всех объединяет, даже Леру?

— Мы в одной компании были, гуляли вместе, — моментально сообразил Рудик. — Только с нами Гринченко и ещё этот его дружок, Агапов были. Но их вроде не звали.

— А ты откуда знаешь? — хмыкнул Максимов. — Звали, не звали. Они тебе сами сказали?

— Нет, — Вернер на секунду задумался. — Просто о них не упоминали.

— А о других упоминали? — поинтересовался Андрей. — Или вы созвонились?

— Созвонились, конечно, все же дружим, рядом живем, время проводим вместе, — немного растеряно ответил Рудик.

— Телефон Агапова вы навряд ли знаете, — улыбнулся Андрей. — А Гринченко кто-нибудь звонил?

— Нет, — обескуражено мотнул головой Вернер. — А зачем?

— Значит неизвестно, пригласили его на собрание или нет?

— Неизвестно, — согласился Рудик.

— Пошли звонить, — встал Андрей.

Гринченко снял трубку после второго гудка, будто ждал у телефона.

— Здорово, Олег, — весело пропел Максимов. — Как дела?

— Н-нормально, — с легкой запинкой ответил рыжий. — Привет.

— Тебе классная или Ивченко звонили, на собрание в понедельник приглашали?

Молчание.

— Ты там не заснул? — озабоченно поинтересовался Андрей.

— Приглашали, — обреченно выдохнул Гринченко.

— Ты ничего не хочешь нам рассказать? — вкрадчиво уточнил Максимов.

На этот раз молчание было более продолжительным.

Наконец рыжий тяжело вздохнул.

— Хочу.

— Тогда заходи к Вернерам. Ты там уже был, так что не заблудишься.

— Хорошо, — голосом каторжанина, идущего на виселицу, обреченно согласился Гринченко.

— Ты объяснишь, что происходит? — Вернер вопросительно глянул на положившего трубку Максимова.

— Объясню, — согласился политтехнолог. — Пошли в комнату.

— Мне по дороге сюда, пришла одна мысль, — сообщил Максимов, снова устраиваясь на стуле. — Но я её пока озвучивать не буду. Предпочитаю, чтобы вы дошли до неё сами. Ситуация такая: мы ехали в Москву. Гуляли одной компанией, в понедельник после уроков, вызывают всех, в том числе и Рудика, с Лерой и Вадика, а они вообще с другой школы. Правильно? Вот и думайте.

— Так мы ничего такого не делали, — пожал плечами Русин. — Ну погуляли, пару павильонов посетили. Что здесь такого?

— Партократов малость прополоскали, — добавил Вадик. — За это сейчас не предъявляют. Их уже по телевиденью и всех газетах сношают, особенно в «Огоньке» — постоянно материалы выходят про кровавую гэбню и репрессии.

— Над Горбачевым ещё смеялись, — добавил Рудик. — Частушки читали, ржали над ним. И что? Не отправят же нас за это в тюрьму? Сейчас же не тридцать седьмой, а девяносто первый, демократия и гласность.

— Вот мы и подошли к возможной причине вызова, — чуть улыбнулся Максимов. — Над условными партократами вы можете ржать сколько угодно, никто и слова не скажет — вполне в духе времени. А вот безобразно издеваться над светочем нашей демократии, отцом Перестройки и Гласности — президентом, нет. Потому что система заточена именно на возвеличивание того, кто стоит на вершине пирамиды.

— А как же Ельцин в восемьдесят седьмом прямо с трибуны говном руководство поливал? — удивился Цыганков. — И ничего ему не было.

— Во-первых, было, — усмехнулся Андрей. — После того, как на нем оттоптались все высшие руководители, Борис свет Николаевич заявил об «ошибке». Фактически, извинился. Во-вторых, найди во всем его трехчасовом выступлении именно оскорбительные эпитеты, насчёт Горбачева. Заявление о «культе личности» таковым не считается, это попытка критики, но аккуратной, без оскорблений. И то, даже такая попытка была пресечена высшими партийными чиновниками. На Ельцине тогда оттоптались всё, кто только смог. В-третьих, не сравнивай его, в то время бывшего кандидатом в Политбюро, и нас — простых школьников. Обрати внимание, публично Горбачева резко, с переходом на личности, никто не критикует, ни в крупных газетах, ни на телевидении, хотя простой народ уже плюется, слыша о «демократии, гласности, ускорении». А тут представь, какая возможность выслужиться, заявить о себе для мелких комсомольских подхалимов и местных партийных начальников — показательно наказать школьников, смеявшихся над «ах каким человеком, президентом, самим Михаил Сергеевичем». В нашем глухом углу ещё не поняли, что времена «единогласного одобрямса» и «сурового осуждения» уже безвозвратно уходят в прошлое. Чиновники, комсомольские и партийные, ещё по инерции живут как пять-семь лет назад, хотя на всякий случай готовят запасные аэродромы. Ещё обиженный старший брат нашего мохнатого друга хочет взять реванш и показательно смешать меня и вас с дерьмом. Отмахиваться от него никто не будет — мало ли чего. Может они, и хотели всё замять и спустить на тормозах, но Хомяков этого сделать не даст, а комсомольская и партийная номенклатура даже сейчас очень осторожна, и осаживать «разоблачителя клеветников на самого президента» не станет.

— Кто получается нас сдал, Гринченко или его дружок Агапов?

— Олег навряд ли, не такой он человек. Скромный, немного забитый, всё держит в себе, да. Но не стукач, да ещё и нам обязан — тренируем, с работой помогаем и амурными делами, — задумчиво заметил Максимов. — А вот Агапов, случайный попутчик, прицепился за компанию с Гринченко. Вполне мог настучать.

— Точно вам говорю, Агапов это, — авторитетно заявил Русин. — Ты, наверно, забыл, он ещё в первых классах учительнице на меня и тебя жаловаться бегал. Потом, когда получил пару раз, притих вроде. Вот сволочь! Мы его ещё и кормили, шашлыком угощали на халяву!

— Давай не будем торопиться, — предложил Андрей. — Придет Гринченко, послушаем его, потом решим.

Опять зазвенела соловьиными переливами музыкальная трель звонка.

— Гриня приперся, — Рудик встал. — Сиди, Лер, я сам встречу…

В прихожей послышались голоса, через минуту в сопровождении Вернера в комнату зашел Олег. Рыжий смущенно опустил глаза и стал на пороге.

— Говори, — приказал Максимов, внимательно изучая взволнованного, переминавшегося с ноги на ногу Гринченко.

Олег страдальчески вздохнул и начал рассказывать.

Когда он закончил, в комнате на минуту воцарилась тишина.

— Почему не рассказал сразу? — Максимов сурово глянул на Гринченко. У белом лице рыжего даже веснушки, казалось, выцвели.

— Стыдно было, — смущенно признался Олег. — Я же его к вам привел. И сдавать товарища как-то непорядочно. Я таким никогда не занимался. Вот и думал, что делать.

— Понятно, — кивнул Максимов. — Только тут надо определиться, кто тебе товарищ, в этой ситуации, он или мы. И поступать по совести.

Андрей сделал паузу и уточнил:

— Значит, он тебя попросил подтвердить, как мы над Горбачевым ржали и частушки читали?

Гринченко опять вздохнул. Помедлил и кивнул удрученно.

— Он тебя подбивал донос вместе с ним подписать? Что обещал?

— Не обещал, угрожал, — мрачно ответил Гринченко. — Сказал, если я не соглашусь, Хомяков бумагу на работу матери организует. Заявит, что я тоже вместе с вами поливал грязью Горбачева.

Мать и так ещё после ухода отца ещё не отошла. Ходит, как в воду опущенная, ошибки совершает на работе. Главврач давно на неё ругается, грозится заставить заявление об увольнении написать, если не придет в себя.Медсестра — это не врач, её особо никто защищать не будет. А после жалобы на работу её точно уволят. Я ещё поэтому сразу не позвонил — за мать боялся.

— Дурак, ты Олежка, -фыркнул Андрей. — Ты же ничего плохого не говорил, за что на тебя бумагу писать? Тебя, скорее всего, просто запугивали, как говорят уголовники «на понт брали». Это вон пацаны разошлись, ну и я немного, ты, по большому счёту, ни при чём.

Хомяков может, — возразил Русин. — Это такая гнида, способная на любую пакость, наврет или подставит, если ему будет выгодно. Мне на него плевать, моим предкам он ничего не сделает, а маме Гринченко своей кляузой испортить жизнь может.

— Это всё понятно, — буркнул Серега. — Мы что делать будем?

— Сейчас расскажу, — широко улыбнулся Максимов. — С комсомольскими функционерами и бюрократами районо будем бороться их же оружием — писать бумаги. Помните: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек»? Как завещал великий Ленин, будем учиться, тьфу, писать, писать и ещё раз писать. Раздадим всем сестрам по серьгам, Хомякову и остальным мало не покажется. Лера, принеси сюда бумагу и ручку, пожалуйста…

Через полчаса, когда Максимов с товарищами дописывал и подписывал последний документ, заверещал телефон.

— Секунду, — сидевшая рядом Лера встала и ушла в гостиную. Через пару секунд звонок оборвался.

— Алло, слушаю, — раздался в соседней комнате звонкий голосок Валерии. — Да, Андрей у нас.

Минуту она молча слушала, затем ответила.

— Да, Дима, хорошо. Сейчас ему скажу.

— Андрей, Дима просил тебя подойти в отдел. Сказал, там тебя ожидает большой сюрприз, — сообщила Лера, появившись на пороге.

— Раз надо, иду, — Максимов поднялся.

— Мы с тобой, — заявил Рудик, тоже вставая. — Возле райотдела тебя подождем.

— Отлично, — обрадовался Андрей. — Как раз по дороге все технические моменты обговорим, что и как будем делать на собрании в понедельник. Кстати, ваши с Лерой родители, когда из дачи приезжают?

— Как обычно, — пожал плечами Вернер. — В воскресенье приедут, ближе к вечеру.

— Отлично, — довольно кивнул Максимов. — Мне нужно с ними встретиться завтра перед собранием. Организуешь?

— Зачем?

— Чтобы убедительно ткнуть кое-кого мордой в грязь, — криво усмехнулся Андрей.

— Ладно…

На входе Максимова встретил Петя. Проводил до кабинета, открыл дверь и с ироничным выражением лица сделал ладонью приглашающий жест.

За столом напротив Димы находился насупленный и грустный Киреев.

Когда Андрей зашел, он даже глаза не поднял. Так и сидел, уставившись глазами в пол.

— Присаживайся, — кивнул на стул рядом опер, обменявшись с Андреем рукопожатием.

— Тут Киреев, терзаемый угрызениями совести, добровольно прибежал в участок, чтобы признаться в разных нехороших поступках. Правда, Рома?

Киреев, не поднимая взгляда, удрученно кивнул.

— Давай, Роман, начинай. Только с самого начала.

Киреев тяжело вздохнул и начал рассказывать.

В коридоре возле кабинета русского языка и литературы, назначенным «местом стрелецкой казни» Максимова и товарищей, было почти пусто. Уроки закончились, школьники разбежались по домам, только на первом этаже, оставшаяся на продленке малышня, в своих классах старательно делала домашнее задание в своих классах.

У кабинета стояли Вернер, Вадик и Лера. Чуть дальше — грустные любители алкоголя — Палкин и Семенцов. В самом конце коридора, у окна в полном одиночестве маячила сутулая фигура Агапова. Увидев одноклассников, Сеня испуганно дернулся, развернулся к окну и застыл, делая вид, что рассматривает школьный дворик.

Максимов, Серега, Саня, следом за ними Олег Гринченко прошли мимо, будто его не существовало. Даже не посмотрели в его сторону.

Максимов с товарищами обменялись рукопожатиями с Вернером и Вадиком, поздоровались с Лерой.

— Давно стоите? — поинтересовался Андрей.

— Минут пять, — охотно сообщил Рудик. — Вместе с Надеждой Федоровной пришли. Она уже в кабинете, а нас попросили здесь подождать. Там уже, Мария, завуч, какая-то толстая тетка с районо сидит, Валерий Леонидович — второй секретарь райкома, правая рука главного комсомольца. Ну и ваши: девчонки, что с нами в Москву ехали и ещё какой-то парень.

— Черноволосый, высокий такой? — уточнил Серега.

— Он, — кивнул Рудик.

— Ваня Сорока, — пояснил Цыганков. — Из одиннадцатого «Б», тоже в школьный комитет комсомола входит.

Дверь кабинета приоткрылась, заставив присутствующих замолчать.

Тамара Владимировна окинула взглядом собравшихся, и отступила вглубь кабинета:

— Заходите.

За учительским столом возвышалась суровая директриса. Недалеко от доски, лицом к залу поставили ещё одну парту, за которой сидели нахохлившийся Хомяков, толстая тетка, и моложавый мужик лет сорока в безликом сером костюме. Классный руководитель вместе с Надеждой Федоровной, и завучем Викторией Константиновной, устроились сзади, у окна. На первых рядах за партами — Ивченко, ближе к выходу Колокольцева и Аус, рядом с учительским столом — черноволосый парень из одиннадцатого «Б».

— Садитесь, — неприятным скрипучим голосом предложила Мария Алексеевна. — А ты Воронов, выходи сюда, рядом с доской.

— Ладно, — пожал плечами Андрей.

Директриса встала. От её монументальной фигуры вяло ледяным холодом.

— Первый и главный вопрос на повестке нашего собрания: вопиющее поведение ученика одиннадцатого класса «А» Андрея Воронова и его товарищей из нашей и девятнадцатой школы. Слово предоставляется комсоргу школы — Анатолию Хомякову.

Комсорг встал. В кабаньих глазках мелькнуло злобное торжество.

— Уважаемые директор и учителя, товарищ из районо, сегодня мы обсуждаем недопустимое поведение на экскурсии Андрея Воронова и его друзей, перешедших все границы. Я…

В дверь сначала тихонько, потом громче постучали.

— Занято, — гневно выкрикнул, прервавший обличительную речь, Хомяков. — Тут собрание проходит.

Дверь приоткрылась. В класс заглянул Петр Климович с пухлой черной папкой под мышкой.

— А я как раз к вам, — улыбнулся старший опер, показывая удостоверение. — Капитан уголовного розыска Климович. Мы сейчас разбираемся с появлением спиртного у ваших учеников в московском кафе. Надеюсь, вы не будете против, если я буду присутствовать?

Примечания:

«Толстая тетка из районо» — районо к тому времени (в 1988-ом году) расформировали, но Рудик об этом не знает. Тетка стала чиновницей Министерства Образования.