Кроваво-красная дорога

МРАЧНЫЕ ДЕРЕВЬЯ

Сразу после полуночи мы отправляемся в летний лагерь Вольных Ястребов в Мрачных деревьях.

Неро летит впереди, штобы указывать нам путь. Эмми бросаетца к нам со всех ног, как раз в тот момент, когда мы показываемся, и бежит и скачет рядом с нашими лошадьми.

— Саба! Ты здесь!

— Ты должна поспать — говорю я.

— Чего ты так долго?

— Мы добрались сюда так быстро, как могли, — говорю я.

Я спускаюсь со спины Гермеса. Эмми бросается ко мне, обхватывая руками мою талию, а потом шею.

— Они мертвы? — прошептала она. — Ты убила их?

— Тебе больше не надо о них беспокоитца, — говорю я. — Как я могу делать хоть что-нибудь, когда ты вцепилась в меня словно клещ?

Я перекидываю её себе за спину, и она соскальзывает вниз. Она следует за мной по пятам, пока я чищу Гермеса, пою его и отправляю его к деревьям, штобы конь попасся с другими лошадьми Ястребов и пожевал колючую траву на полянах среди деревьев.

Она безумолку болтает, об Эпоне и где мы будем спать, в одной ночлежке вместе с Маив, но в тоже время она держитца за краешек моей рубахи, словно приклеенная.

Я поворачиваюсь и натыкаюсь на неё. Я усаживаюсь на корточки и беру её руки в свои. Они у неё дрожат.

— Эй, эй, Эмми, — говорю я. — Все хорошо. Я рядом.

— Нет, это не так, — отвечает она. — Ты уходишь, чтобы найти Лью. А это может быть опасно. Ты сама так говорила.

— Со мной все будет в порядке, — отвечаю я. — Я вернусь раньше, чем ты успеешь заметить мое отсутствие. Я и приведу с собой Лью.

— Ты уверена, что мне нельзя с тобой?

— Уверена. Я обещала Па и Лью, что ты будешь в безопасности. И пока у меня плохо выходило держать свое слово.

— Ты его сдержала, — отвечает она.

— Что ж, — говорю я. — Я беспокоилась о тебе, а теперь начинаю чувствовать усталость. Не скажешь, где ночлежка, о которой ты говорила?

— Ладно. Эй... Саба?

— Мм?

— А ты... не могла бы отнести меня до ночлежки на загривке? — спросила она вроде как стеснительно, не глядя на меня, и водя ботинком по земле, чертя носком линию в грязи.

Эм ни разу в жизни не просила меня покатать её на загривке. Лью всегда её катал. Он хватал её за руки и кружил, пока у них у обоих не начинала кружитца голова и они падали на землю. Или она запрыгивала ему на спину и он бегал и скакал, как полоумный, а та визжала от восторга. Мне никогда особо не нравилось, когда он проводил с ней время, да ни с кем в обще-то. Я хотела, штобы он весь был только мой.

Я посмотрела сверху вниз на нее. На ее шею, тощую и грязную. Она всегда выглядела на несколько лет меньше своего возраста.

«Ей только девять, Саба. И ты могла бы быть с ней вежливой, для разнообразия».

— На загривке? — спрашиваю я. — Думала, ты меня никогда не попросишь.

* * *

— Человеческое жертвоприношение, — хмуритца Маив. — Сумасшествие какое-то...

Мы сидим с ней на бревне в тени прохладного утра на поляне, где развернут лагерь Ястребов. Я проверила, чтобы мы находились вне досягаемости слышимости Эмми. Ей ничего об этом неизвестно и я не хотела, штобы она подслушивала. Она сидит в ночлежке вместе с Неро. Она играют в счет с палочками, раскладвая те по земле. Неро любит считать.

— И не говори, — отвечаю я. — Но так сказала Хелен.

— И ты веришь ей, — спрашивает Маив.

— Верю, — отвечаю я.

— И она сказала, что Тонтоны отвезли Лью в это место... Поля Свободы.

— Глубоко в Черных Горах, — говорю я. — Так она сказала.

— Я беспокоюсь о том, что может поджидать тебя там, — произносит Маив.

— Хелен убили прежде, чем она успела мне всё рассказать. Но из таво, што она мне сказала, я поняла, што всё замешано на чаале.

— Всё иза чаал, — говорит она. — А Тонтоны как раз в центре всего этого.

Мы сидим с минуту молча, а потом я говорю,

— Знаешь, Маив, когда Викар Пинч увидел мою тату новолуния, он выглядел так будто перед ним явился сам призрак.

— Што ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, што не думаю, что он впервые видел подобную тату.

— В любом случае, откуда она у тебя взялась? — спрашивает Маив. — Я никогда раньше не видела ничего подобного.

— Это всё Па, — разъясняю я. — Он сделал татуировки мне и Лью. Близнецам, родившимся средь зимы.

— Думаеш, вот где он видел уже такую? Ну Лью?

— Уверена в этом. А где бы еще?

— Ну, Пинч уже на том свете, так што это уже не важно. Теперь-то они не будут торопитца, ну знаешь... с жертвоприношением.

— А вот я бы не была бы так уверена. Когда они выяснят, што сталось с их Королем, у них наверное крыша съедет и они постараютца непременно што-нибудь для него сделать. Он не будет в безопасности, пока будет находитца там. Я должна идти за ним.

Я встаю.

— Э, нет. — Она тоже встает и кладет мне руки на предплечья. — Ты не в том состоянии. Да ты только взгляни на себя. Тебе нужно отдохнуть и поесть. Мы должны осмотреть синяки и ссадины. Эпона хорошо тебя отделал на Арене.

— Это всё пустяки, — говорю я.

— А вот и не пустяки. Ты не знаешь, что тебя ждет впереди. Ты должна быть сильной.

— Оставь меня в покое, — говорю я. Но я знаю, што она права. Я устала, как собака и у меня болит все тело.

— Да ладно, Саба, — говорит она. — Я же не враг тебе, я твой друг.

— Мой друг, — повторяю я.

— Вот именно. Ты такая же как я. Борец за жизнь.

— Я просто упрямая, — говорю я.

— Мне жаль, што я должна об этом говорить, — говорит она, — но как твой друг я имею право спросить... Когда ты в последний раз мылась?

Я понимаю, што не могу вспомнить.

— Не припомню, — говорю я. — Думаю, недавно.

— А я думаю, што давненько, — говорит она. Она проходит мимо меня, по тропинке углубляясь в лес. — У меня для тебя есть сюрприз, — говорит она. — Сюда.

Мы вышли из темноты деревьев на яркий солнечный свет, который слепил глаза. Мы останавливаемся на узком шельфе голой скалы, вздымающейся в воздух. Прямо напротив нас, ревет вода, сбегая с гор. Она ревом несетца вниз и ударяетца о скалы, а затем впадает в глубокое озеро у подножья гор, воде которого танцуют и искрятца солнечные зайчики.

Маив исчезает за скалой.

Я смотрю на водопад. Чистый. Прозрачный.

— Ты идешь или нет? — кричит Маив. Ее голос отдается эхом от стен каньона.

Я следую за ней, когда она прокладывает себе путь к подножью гор. Я уже и забыла, когда плавала последний раз. Мы с Лью когда-то плавали в Серебряном озере, когда были еще совсем клопышней. Еще до того, как озеро обмелело и высохло, и всё пошло не так.

Я всего лишь разок нырну в эту прохладную воду. Всего лишь разок. Это поможет прояснить мысли. И тогда я буду способна соображать.

Маив спрыгивает на большой плоский камень, лежавший на берегу водоема. Она быстро стягивает с себя одежду и остаетца в чем мать родила. Золотая веснушчатая кожа, длинные ноги, спутанная грива медных волос. Она с разбегу прыгает и летит, а потом исчезает в толще воды. Потом её голова появляетца на поверхности, а на губах играет широкая улыбка.

— Это просто фантастика! — кричит она.

Я понимаю, што никогда раньше не видела как улыбаетца Маив. Она выглядит молодо. Как ребенок.

Маив выдала мне сегодня утром одежду, всё, от рубахи до белья. Сначала я не хотела брать их вещи, но она сказала, что Вольные Ястребы промышляют грабежами на дороге, и эти вещи все были добыты именно этим способом. Когда она мне это сказала, я должна была сказать, спасибо, не надо. Я знаю, што воровать - это скверно. Но вся моя одежда превратилась в грязные лохмотья, потому мои принципы дескать, што правильно, а што нет, несколько пошатнулись.

Я снимаю с себя ворованную одежду и аккуратненько, стопочкой, складываю её на теплом камне. А затем ныряю.

Обжигающе холодная вода пронизывает до костей. Я выныриваю,

— Ну, ты - крыса! — кричу я. — Околеть же можно! Вода ледяная!

— Тебе самое то!

Я ныряю, снова и снова, в сверкающую чистоту, пока не смываю с себя всю грязь города Надежды. Я срываю несколько хвойных иголок с сосновой ветки, висящей прямо над водой и тру ими кожу. А потом Маив начинает гонятца за мной, и мы плещемся и ныряем друг за другом.

Спустя какое-то время, я осознала, што совсем позабыла думать про Лью. То есть за последние несколько минут я ни разу о нем не вспомнила. Ни разу.

И тотчас, будто опомнившись, я развернулась и поплыла к берегу, обратно к скале. Маив за мной. Я вылезла из воды и собрала свою одежду.

— В чем дело? — спросила, вылезая, Маив.

— У меня нет на эти забавы времени, — говорю я. — Я не могу останавливатца, пока не найду Лью. Я ему обещала.

— О, снова-здарова! — Она отбирает у меня одежду. — Ты што обещала ему никогда не мытца? Или есть? Или обещала не спать? Не идиотничай.

— А ну отдай мою одежду, — говорю я.

Она не дает мне забрать у неё мою одежду.

— Нет, — говорит она. — Ты помылась и искупалась. Ты ж не развлекалась, не устраивала песни и пляски при луне у костра. А теперь сядь и посиди спокойно хотя бы три минуты, пока мы обсохнем.

— И не подумаю, Маив, отдай мои шмотки.

— Черт тебя дери, што за упрямая ослица... сядь! — гаркнула она на меня.

Она схватила меня за руку и силком усадила. К своему удивлению, я даже не попыталась встать. Она бросила одежду и уселась рядом, крепко держа меня за запястье.

— А теперь, — говорит она, — мы просто тихонько посидим здесь какое-то время.

— Маив...

— Шшш!

— Я просто...

Она подносит палец к своему рту. Она укладываетца на спину, закрывает глаза и поднимает свое лицо солнцу. Я лежу рядом, пристально смотрю в небо. Проходит совсем чуть-чуть времени и я чувствую тепло и сонливость. Мои веки тяжелы и она начинают смежатца.

— Не понимаю, — говорю я.

— Чего ты не понимаешь? — спрашивает она.

— Не могу поверить, што ты никогда не слышала о Полях Свободы. Они же на твоей территории. Ты же должна знать Черные горы, как свои пять пальцев. Наверняка всех их излазила вдоль и поперек.

— Не совсем, — говорит она. — Территория Ястребов заканчиваетца в дне езды отсюда на север. Невозможно удержать то, чего не можешь отстоять, да и нас всего сорок человек.

— Но ты же встречаешься с людьми, — говорю я. — Ты должна говорить с ними, когда ты... ну знаешь... грабишь их.

— Ну, мы ж на самом деле останавливаем их не для таво, штобы поболтать, — возражает она.

— Даже, если так, — говорю я. — Не могу поверить, што ты никогда ничего не слышала об этих полях, даже нечто отдаленного, слуха или намека какова.

— Что ж, тебе придетца в это поверить, — говорит она. — Потому как я говорю тебе, что ни сном ни духом, ничего не знаю про эти самые Поля Свободы.

Позади нас раздаетца мужской голос. Глубокий, с хрипотцой.

— Это потому, что они не хотят, штобы ты о них знала, — говорит он.

Даже еще не успев сообразить, што к чему, мы обе скатились со скалы в воду. Маив погребла проч от берега, но что-то меня остановило последовать её примеру.

Знакомое тепло разливаетца по моей коже, пробирает до позвоночника. Это же мой сердечный камень. Он пышет жаром и неважно, что вода ледяная. Я держусь на поверхности воды.

— Джек, — говорю я.

Он стоит, скрестив на груди руки, его шляпа надвинута на глаза. Он лыбитца своей кривой улыбкой. Мой глупый живот делает кувырок.

— Неожиданно встретить тебя здесь, — говорит он.

Голова Маив всплывает из водопада.

— Ты чё твориш? — кричит она мне. — Башкой повредилась?

— Все нормально, Маив, — говорю я. — Это Джек.

— Джек? — кричит она. — Какой... ох... Джек!

Я становлюсь просто пунцовой. Маив в курсе, што я бросилась в горящий камерный блок, штобы вытащить его оттуда. Эш рассказала ей.

— Ты как, Саба? — спрашивает Джек. — У тебя часом не жар ли?

— Долго под солнцем пробыла, голову напекло, — бормочу я.

Я плыву обратно к скале. Маив присоединяетца ко мне. Мы зависаем в воде у края скалы и смотрим вверх на Джека.

Джек ногой толкает нашу груду одежды. Улыбаетца вовесь рот.

— Нет, ну разве не подарок судьбы? — спрашивает он. — В воде две голые девицы, а вся их одежда у меня.

— Отвернись или я вырву твое сердце, — говорит сурово Маив.

— Кровожадная, — говорит Джек. — Мне нравитца это в женщине.

— Отвернись!

— Не поздновато ли для этого? — интересуетца он. — Я имею в виду, што увидел уже все, што можно было рассмотреть.

Но он отварачиваетца, пока мы вылзаем из воды и натягиваем одежду.

— Што ты здесь делаешь, Джек? — спрашиваю я.

— Как ты прошел мимо Ястребов? — спрашивает Маив.

Он пожимает плечами.

— Я спросил, где я могу найти тебя. Эш сказала попытатца здесь.

— Ты прошел мимо Эш? — не веря, спрашивает Маив.

— Ага, — говорит он. — Ее нужно было немного... переубедить, но, в конце концов, она сдалась. Милая девочка.

— Милая? — переспрашивает Маив. — Ты уверен, што встретил именно Эш?

— Слушай, — говорит он. — Я знаю, што это не мое дело, но тебе бы надо как-то получше чтоли следить за обеспечением безопасности.

— Ты прав, — огрызаетца она, — это не твое дело. Увидимся в лагере, — говорит она мне. Она проходит мимо него и исчезает в лесу.

Он оборачиваетца, когда я натягиваю свои ботинки.

— Я ей нравлюсь, — говорит он. — Определенно. Всегда могу судить о таком наверняка.

— Ты всегда раздражаешь кого-то, когда открываешь свой рот? — спрашиваю я.

— Довольно часто, — не тушуетца он.

— Ты не ответил на мой вопрос. Што ты здесь делаешь, Джек? — хмурюсь я. — Ты следишь за мной?

— Боже упаси, — говорит он, — какого ты высокого о себе мнения. Нет, я просто... оказался рядом и вспомнил, што ты говорила что-то о встречи с Вольными Ястребами. Я просто хотел убедитца, што ты добралась сюда... и все. Так што, с тобой все в порядке?

— Ага, — отвечаю я.

— Ты нашла свою сестру?

— Да.

— Хорошо. Это хорошо. Я уже упоминал о том, што всегда хотел сестру?

— Ага.

Он складывает руки на груди. Улыбаетца мне. Я смотрю на него. Наконец, он говорит.

— Я знаю дорогу к Полям Свободы. Я могу отвести тебя туда.

Всё моё тело напряглось от волнения, когда он произнес последние слова. Но в то же время у меня неприятно засосало под ложечкой, поэтому я отвечаю,

— Это очень странно, Джек, ты просто заявляешься сюда и говоришь, что знаешь дорогу до Полей Свободы.

— Я же говорил тебе, — отвечает он. — Это судьба.

— А я говорила тебе, што не верю в судьбу, — говорю я. — Откуда мне знать, могу ли я доверять тебе?

— Ты можешь смело доверять мне, — говорит он.

— Потому што так сказал ты. Откуда мне знать, што ты не лжешь?

— Не откуда. Но я не вру.

Я чувствую как кровь приливает к голове. Я всплескиваю руками и кричу.

— Ты самый раздражающий человек, которого я когда-либо встречала в своей жизни! Разговаривать с тобой то же самое, што разговаривать с угрем!

Он улыбаетца мне своей дерзкой, нахальной улыбкой.

— И не будь таким самодовольным, — говорю я. — Черта с два, это комплимент.

— Так што, — говорит он, — тебе нужен проводник или нет?

— Скажи, Джек, — говорю я. — Какое тебе до этого дело?

Вместо того, штобы ответить на мой вопрос, он подходит ближе ко мне и говорит.

— Почему ты пришла за мной?

— Чего?

— Зачем ты пришла за мной? — говорит он. — Вернулась в город. Когда тюремный корпус горел. Ты, должно быть, сошла с ума, раз пошла туда. Но ты всё же вернулась. Ты рисковала своей жизнью, штобы спасти мою, хотя даже не знала меня.

У меня такое чувство, что сердечный камень раскалился уже настолько, што вот-вот прожжет дыру в моей коже. Я точно не собираюсь ему поведать, мол, это бредни одной не в себе тетки по имени Мерси, которая сказала, дескать этот камень станет теплым когда перед тобой окажетца то, чего ты желаешь больше всего на свете. Разве придет кому в голову, что взрослая женщина пожет нести подобную чепуху.

Я скрещиваю руки поверх стучащего сердца и смотрю себе под ноги.

— Я не знаю почему, — говорю я. — Просто пришла и всё.

— Ну так и я не знаю, почему я здесь, — говорит он. — Я просто здесь. Я имею в виду, не то, штобы у меня нет дел поважнее. Я должен кое с кем увидетца. Короче... есть у меня дела и поинтереснее.

— Тогда иди, — говорю я. — Я не просила тебя приходить за мной. Я могу прекрасно справитца и сама. Мне не нужна твоя помощь. Пошел вон отсюдава.

— Ты што не слушала меня? — он хватает меня за руку. — Я не могу!

Мы свирепо смотрим друг на друга. Пространство между нами становитца каким-то тяжелым. Оно давит на меня, становитца трудно дышать. Наконец, я говорю.

— Так што, ты отведешь меня в Поля Свободы или нет?

Он проводит рукой по голове.

— Я, должно быть, сошел с ума, штобы даже думать о таком, — бормочет он. — Да отведу. Но сначала... мне нужно остыть.

Он стягивает свои ботинки и срывает рубашку через голову.

Я пялюсь на его грудь. Я не могу заставить себя оторвать взгляд. Когда я видела его без рубашки раньше в городе Надежды, все што я заметила были шрамы. Но сейчас все што я могу видеть это то, какой он худой и сильный. С широкими плечами и руками покрытыми мускулами. На его груди нет волос, как у Па и Лью. У меня руки чешутца, штобы прикоснутца к ней. Выяснить, такая же его кожа гладкая, как она выглядит.

— Будь осторожна, Ангел, — говорит он. — Когда ты вот так пялишься на мужчину, ему, вероятно, взбредет в голову несколько... интересных мыслишек.

Я не двигаюсь.

Он тянитца к поясу своих штанов. Подымает одну бровь.

— У тебя есть три секунды, — говорит он, — а потом они упадут вниз.

Он начинает считать.

— Раз... два...

Я разворачиваюсь и бегу.

На полпути к лагерю, я все еще слышу его смех.

* * *

Маив сидит на своей койке, в ночлежке скрестив ноги, наблюдая за тем, как я собираюсь, упаковываю вещи, которые она дала мне. Она перекидывает камушек из одной руки в другую.

— Што тебе известно об этом Джеке? — спрашивает она. — Какой он? Не нравитца мне всё это? Он как-то несерьезно к этому всему относитца.

— О нем я знаю не больше, чем о вас, — говорю я. — Почти ничего.

Она задумчиво кусает нижнюю губу.

— Я не доверяю ему, — говорит она. — А ты?

— Он говорит, што знает путь к Полям Свободы, — говорю я. — Если я собираюсь найти Лью, я должна доверять ему. Точно также как я доверилась тебе, когда ты помогла мне сбежать из города. Я не знала тебя, но я...

— Полностью доверилась? — говорит Маив.

— Да, — говорю я. — Это так. Полностью доверилась. И ты не подвела.

— Ну, ладно... - бормочет она. Она не смотрит на меня, когда продолжает говорить, — Я бы послала с тобой парочку Ястребов, но у меня там возникли кое-какие разборки по поводу территории с законниками, на западной дороге.

Я чувствую, што она не полностью честна со мной, но отвечаю,

— Ты мне ничего не должна.

— Просто... што-то в нем не так, — хмуритца она. — У него есть секреты. И он, ээ...

— Высокомерный? — помогаю я.

— Ага.

— Раздражающий?

— Определенно.

— Скользкий?

— Как змея, — говорит она. Она недолго смотрит на меня, затем, кажется, отбрасывает свои беспокойства и хитро улыбаетца мне. — Он хорош собой, очень даже.

— Он-то? — я чувствую, как мои щеки начинают краснеть. Я пожимаю плечами, несмотря на нее. — Не могу сказать, што заметила, — говорю я.

— У него красивые глаза.

— Слишком близко посажены.

— Приятная улыбка.

— Слишком много зубов, — говорю я. — В любом случае он не в моем вкусе.

Она запускает галькой в меня, и хохочет.

— Не твоем вкусе! Да откуда тебе знать, в твоем он вкусе или не в твоем. Этот тип может навлечь беду, это уж точно.

— У меня и так полный рот забот с поиском Лью, — говорю я. — Мне не нужно еще больше.

— Ты уверена в этом? — спрашивает она. — Ты выглядишь немного... разгоряченной, когда он рядом.

— Это происходит со времени того пожара, — бормочу я. — Вся эта жара должно быть попала в мою кровь или вроде таво.

— Или вроде таво, — повторяет она.

Я закончила собирать вещи. Я затягиваю шнурок на своем рюкзаке.

— Спасибо за то, што присмотрите за Эмми, — говорю я. — Мы с Лью вернемся за ней как только сможем... Маив?

— Угу?

— Если... если што-то произойдет... если по каким-то причинам я не вернусь...

— Ох нет, Саба, не надо...

— Если што-то случитца со мной, пообещай, што позаботишься об Эмми. Вырастишь ее. Пожалуйста. Мне нужно знать, што с ней все будет хорошо.

Маив долго смотрит на меня. Потом говорит.

— Хорошо, — говорит она, — я обещаю.

— Спасибо, — говорю я. — Она не любит мытца. Убедись, што она не будет ходить грязнулей. — Я закидываю себе рюкзак на плечо. — Пойду, загружу лошадей, — говорю я.

Она трогает меня за руку и останавливает, когда я прохожу мимо.

— Слушай, — говорит она, — если у тебя когда-будь возникнет непреодолимое желание присоединитца к кучке воров и некчемных людишек, мы будеи рады тебя видеть в любое время. Из тебя получился бы чертовски хороший Вольный Ястреб.

* * *

Джек крепил ремнями седельный вьюк на спине коня. Когда он уносил ноги из города Надежды, ему удалось расжитца большим белым жеребцом - он зовет его Аяксом* - у которого оказался дурной нрав и при каждом удобном случае он то и дело норовил кого-нибудь укусить.

Он смотрит туда, где Эмми рисует круги грязной палкой. Ее голова опущена вниз, как увядший цветок.

— Ты и впрямь собираешься оставить ее? — спрашивает он.

— Конечно, — говорю я.

Я проношу уздечку Гермеса у него над головой, и чутка затягиваю у его рта.

— Она же еще ребенок. Это слишком опасно. Как бы то ни было, она будет только задерживать нас.

Джек знает, почему я должна добратца до Полей Свободы еще до наступления летнева дня солнцестояния, насколько это важно. В последнюю ночь нашего пребывания в лагере, я всё ему рассказала. Рассказала всё, что знала сама со слов Хелен. Он выслушал меня, не перебивая, только хмыкнул несколько раз.

— Лью не только твой брат, он и ее брат тоже, — говорит он. — Тебе не кажется, што она имеет такое же право идти на его поиски, как и ты?

— Нет, не кажетца, — огрызаюсь я. — Да и не твоего ума это дело. Маив пообещала присмотреть за ней, так оно и будет.

— Если ты так говоришь.

— Да, говорю.

Джек засовывает пальцы в рот и свистит. Эмми подымает голову. Он подзывает ее снова и она бежит.

— Твоя сестра не хочет, штобы ты шла с нами, — говорит он. — Она говорит, што ты нас задерживаешь.

— Джек! — говорю я.

— Я не задержу вас! — говорит Эмми. — Я хорошая наездница. Я проехала на Нудде весь путь от Мерси сама и потом я преодолела на нем весь путь через пустыню, штобы найти Сабу. Мы напугали ее до смерти.

— Да ну? Неужели? — Джек подымает бровь.

— Дело не только в этом, — говорю я Эмми. — Все может стать опасным. Я не хочу, штобы с тобой что-то случилось.

— Я смогу позаботитца о себе, — говорит Эмми. — Я умею дратца.

— Нет не умеешь, — возражаю я.

— А вот и умею!

— Вот. — Джек вытаскивает иза пояса свою рогатку. — Вон видишь, ветка трясетца, где колокольчик? — Он указывает на один из мерцающих дисков, Ястребы развешивают из на деревьях, чтобы там не устраивали себе насест грачи. — Поглядим, сможешь ли попасть в яблочко?

— Да ладно, Джек, — говорю я, - это пустая трата времени. Она в жизни никогда не стреляла.

— Не обращай на неё внимания, — говорит он Эм. Его руки у неё на плечах. — Пробуй.

— Хорошо. — Эмми вынимает иза спины, из за пазухи своих штанов рогатку. — У меня своя.

— С каких это пор ты обзавелась рогаткой? — спрашиваю я. — Эй, а ну погоди... это ж моя.

— Не твоя, — говорит она. — Она принадлежит Лью.

— Ну хорошо. Но я думала, што Пинчи всё отобрали у тебя.

— Это они не отобрали, — говорит Эм. — Я стырила её, когда они не видели и спрятала её в своем тайнике. Я сохраню её для Лью. Я отдам ему, когда увижу его.

— Ну разве это не по-сестрински. Как прелестно, — говорит Джек. — Эмми, какая ж ты заботливая, всё-таки. А теперь, давай, посмотрим твою попытку, как ты поразишь мишень.

Она поднимает рогатку и прицеливаетца. Она поражает диск прямо в его чертов центр.

Она сияет.

Глазам своим не верю. Эмми выстрелила так, будто только и делал, што тренировалась стрелять всю свою жизнь.

— У нее наметанный глаз, — говорит Джек мне. — Закрой рот, а то муха влетит.

— Где ты научилась этому? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Я наблюдала за вами с Лью. Потом я практиковалась и практиковалось, пока у меня не начало получатца.

— Я этова не знала, — говорю я. — Почему ты не рассказала мне?

— Тебе никогда не нравилось, когда я разговаривала с тобой, — говорит она. — Ты всегда говорила мне заткнутца и убератца.

— Да не в жизнь! — говорю я.

Но мои щеки пылают, потому што мы обе знаем, што она говорит правду. Это звучит так ужасно, когда она произносит это, што у меня никогда не было на неё времени, но она права. Но у меня не было на неё времени, когда я была с Лью. Когда мы были вместе, он был единственный, кто мне нужен. С самого нашего дня рождения.

— Итак, давайте посмотрим, — говорит Джек. — Она умеет ездить, стрелять и у нее есть мужество. Я што-то упустил?

— Ты упустил, што ей девять лет, — говорю я.

— Он такой же мой брат, как и твой, — говорит Эмми.

— Отлично подмечено, — говорит Джек. — И она проявила достаточно сестринской любви, чтобы сохранить его рогатку.

Они смотрят на меня.

— Нет, — говорю я, глядя на них. — Нет, нет, нет!

Они ничего не говорят. Просто продолжают смотреть на меня.

— Не смотрите на меня так! — вздыхаю я. — Ох, черт. Хорошо, ты можешь пойти. Но ты должна будешь слушатца меня и тебе лучше не дать мне пожалеть об этом, если же это произойдет, Эмми, будут проблемы и не будет права на ошибку.

Я разговариваю сама с собой. В ту же секунду, когда она слышит слово «пойти», Эмми начинает вопить и пожимать руки Джеку, а затем она обнимает меня и смотрит на меня сияющими глазами. Я никогда раньше не видела ее такой счастливой и взволнованной.

— Я не подведу тебя!

Она удирает и подпрыгивает всю дорогу к ночлежке, при этом крича.

— Эпона! Эй, Эпона! Знаешь, што?

Я обращаюсь к Джеку.

— Если с ней што-то случитца, — говорю я. — Я знаю, кого винить в этом.

Он хватает меня за руку. Его глаза жестоки как камень, холодны как серое зимнее небо. Его рука теплая. Кожа грубая. Мурашки побежали по моей руке.

— Тебе не одурачить меня, — говорит он.

— Правда што ли?

— Да, — говорит он. — Я вижу это по твоим глазам. Все о чем ты беспокоишься это твой драгоценный братец.

— Это не правда, — говорю я.

— Если бы забрали Эмми, — говорит он, — Эмми, а не Лью... ты бы пошла за ней?

Я набираю воздух, штобы сказать, конечно, я пошла бы, но взгляд на его лицо останавливает меня. Нет смысла лгать, когда он уже знает правду.

Он отходит на шаг и потом делает шаг обратно.

— Так я и думал, — говорит он. — Твоей сестре безопаснее отстатца со мной, нежели с тобой. Ты можешь полезать на своего быстрого коня, и скакать в гордом одиночестве и оставь её со мной.

* * *

— Дай мне свою руку. — Маив говорит это тихим голосом, так што никто больше не мог бы это услышать. Она одевает мне золотое кольцо на средний палец правой руки. — Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, — говорит она, — если тебе понадобятца Ястребы, пошли с этим Неро и мы придем на твой зов. Где бы ты не была, когда бы мы тебе не понадобились... отправь это кольцо, и мы будем там.

Она делает шаг назад.

Моё сердце колотитца в груди. Я сижу на спине у Гермеса, смотрю вниз. Она улыбаетца мне.

— Ты помогла нам выбратца из города Надежды, — говорю я. — Спасла наши жизни. Одела, накормила и дала лошадей... чтобы у нас был шанс найти Лью. Я... мы и так тебе многим обязаны, я понятия не имею, как вообще смогу когда-нибудь отплатить тебе, но как только мы...

— Друзья ничем друг другу не обязаны, — говорит она. — Друзья не отдают долги. Просто иди. Я надеюсь, што ты найдешь своего брата.

— Прощай! — Эмми наклоняетца и обнимает Эпону за шею.

— Слушайся Сабу и Джека, — говорит Эпона.

— Береги их, Джек, — говорит Маив. — Если не убережешь их, мы будем охотитца за тобой и даже на краю земли тебя достанем. И когда найдем тебя, мы вырвем из тебя кишки и скормим их шакалам, в то время как ты будешь наблюдать за этим.

— Я буду иметь это в виду, — говорит Джек.

Неро летает кругами у нас над головами. Он каркает, подгоняя нас. Я смотрю вверх.

— Пора ехать, — говорю я.

Я цокаю Гермесу и мы трогаемся в путь. Джек на Аяксе вепереди, а Эмми едет между нами на пони по имени Джой, таким образом, я замыкаю наш караван, нагруженная полными сумками и бурдюками благодаря Вольным Ястребам.

Они все собрались, штобы проводить нас. Теперь они начинают кричать. «Прощай», «удачи», «не забывайте нас», «до встречи», и еще што-то в таком роде.

Я бросила назад прощальный взгляд. Эш, Эпона и остальные улыбались и махали руками.

Но не Маив. Она не улыбалась. Не махала. Просто стояла.

Она смотрит на меня так, будто не ждет, что мы снова встретимся.

Прим переводчика:

*Ajax ['eɪʤæks] - Аякс

1) = the Telamonian Ajax; = Ajax the Greater Аякс Великий (сын саламинского царя Теламона, герой Троянской войны, великий воин, совершил самоубийство из досады, что доспехи Ахилла были отданы Одиссею) 2) = the Locrian Ajax; = Ajax of Oileus; = Ajax the Lesser Аякс Малый (сын локрийского царя Оилея, герой Троянской войны, храбрый и быстроногий, погиб, прогневав богов)

ЧЕРНЫЕ ГОРЫ

Мы скачем весь день. Мне пришлось положитца на Джека, который задает темп. Достаточно быстрый, штобы у меня не чесались руки натянуть поводья и пришпорить Гермеса, но не настолько, штобы Эмми не смогла удержатца на своем пони.

Джек говорит, что мы все еще у подножия Черных Гор. Говорит, что мы не доберемся до гор еще добрых пару дней. Мы неуклонно движемся вперед, петляя через вечнозеленые леса и открытые иссушенные долины, поросшие кустарниками.

Неро рад, что я снова рядом, после того, как мы были разлучены так долго будучи в городе Надежды. Я чувствую то же самое. В основном, он счастлив от того, что может вдоволь кататца на моем плече, болтая и подмечая все нюансы пейзажа расстилающегося перед нами. Время от времени, он куда-то исчезает, по своим каким-то вороньим делам.

Уже проходит полдня, с тех пор как он куда-то смылся, и я уже начинаю гадать, куда же он запропостился, когда тот появляетца, будто из ниоткуда. Но вместо таво, чтобы подлететь ко мне, он приземляетца Джеку на голову. Затем этот паршивец наклоняетца и начинает нежно покусывать его за ухо.

Глазам своим не верю.

— Неро! — кричу я. — Отстань от Джека!

Он тут же бросаетца ко мне, несясь ко мне с такой скоростью, что напоминает размытое пятно. Приземляетца мне на плечо и весь сжимаетца, не глядя на меня. Никогда не думала, што вороны могут выглядеть виноватыми, но он выглядел именно так.

Джек смотрит назад и улыбаетца.

— Не отзывай его от меня, — говорит он.

Чертов Джек. Што это с ним? Што в нем такого, что он, кажется, очаровывает каждого встречного на своем пути? Эш и многих других из Вольных Ястребов, мою сестру, а теперь моего проклятого ворона. Клянусь, если бы на его пути оказался камень, через который он не удосуживался бы переступить, все што ему нужно было бы сделать, это только посмотреть на него и камень откатился бы с дороги.

Но не я. Я не сверну со своего пути, ради кого бы то ни было. Даже ради него. Особенно ради него.

Когда начинают сгущатца сумерки, мы разбиваем лагерь у сосен, рядом с маленьким ручейком. Под моими ногами стелитца упругий слой сухой, мягкой хвои. Резкая сладость теплой сосновой смолы наполняет воздух.

Джек закрывает глаза и делает глубокий вдох.

— Сегодня у нас будут душистые кровати, Эмми, — говорит он.

— Я собираюсь сделать их по-настоящему замечательными, Джек, — говорит она. — Вот увидишь.

Я собираю хворост, штобы потом развести костер, пока Джек разбирает наши шмотки. Эмми суетитца поблизости, снимая с лошадей наши спальные мешки и расстилая их рядом. Она болтает сама с собой, а я, как обычно, едва её слушаю, половину пропуская мимо ушей.

— Я буду спать здесь, — говорит она. — А Джек вот... там... и Саба может спать... здесь. Прямо между мной и Джеком.

Я резко подымаю голову.

— Што? — говорю я. — Ох, нет!

Я подхожу и хватаю свой спальник.

— Ты будешь спать между мной и Джеком. Не думаешь, што так будет лучше? Таким образом, э-э... ты можешь разговаривать с нами обоими. Как считаешь?

— Но Джек назначил меня главной! — Эмми кладет руки на бедра. — Он разгружает лошадей, ты разжигаешь огонь, а я раскладываю спальники! Разве не так, Джек?

— Я думал, што так и есть, — говорит Джек. — Но мне кажется, твоя сестра не думает, што ты справишься с этой работой, Эмми.

Они оба смотрят на меня. Эмми изображает самое суровое выражение лица, на которое только способна. Она всегда так делает, когда чем-то расстроена, вздергивая подбородок, штобы тот не дрожал. Лицо Джека ничего не выражает, оно безучастно, как будто ему всё поровну, он не поддерживает ни одну из сторон. Я ни на секунду не поверила, што ему плевать. Он знает, што я не хочу ложитца рядом с ним, но я не могу сказать об этом Эмми. Сейчас она только беспокоитца о том, што я просто не даю ей возможности помочь. На этот раз он загнал меня в угол.

— Твоя правда, — говорю я и протягиваю свой спальник Эм. — Прости, Эм. Ну, конечно, это твоя работа. Все решения здесь за тобой.

Пока она возитца, снова раскладывая спальники, как задумала, я иду туда, где Джек разгружает Аякса с Гермесом.

— Я знаю, што ты задумал, — говорю я. — Но у тебя ничего не выйдет.

— Серьезно?

Он не смотрит на меня, продолжая заниматца вьюками и остальными сумарями.

— На будущее, было бы не плохо, если бы ты соизволила сказать мне, чего у меня не выйдет. Ну, штоб я потом не гадал. Был бы тебе очень признателен.

Я хмурюсь.

— Всё ты понял. Ведешь себя как угорь. Што до того, чё ты делаешь, Джек... так это всё время пытаешься выставить меня полной дурой!

— Ого, вот оказываетца, чем я занимаюсь!

— Не строй из себя невинность, тебе это прекрасно известно!

— Тогда прими мои извинения, — говорит он. — Самые искренние.

Он улыбаетца. Приятная улыбка. Не самоуверенная или высокомерная. Не знаю, что с этим делать.

— Ну... — говорю я. — Проехали. Просто заруби себе на носу, так больше не делать.

— Обещаю, — говорит он. — В следующий раз, когда ты будешь выглядеть полной дурой, то это будет только на твоей совести.

Он подмигивает мне, когда берет в руки седельные сумки.

— Костер сам себя не разожжет, — говорит он.

Я стою еще секунду, не двигаясь. Он опять прикололся надо мной, вот ублюдок.

Он я чувствую, как небольшая улыбка все-таки закралась в уголки моих губ.

* * *

— Спокойной ночи, Саба, — говорит Эмми. — Спокойной ночи, Джек.

Она перекатываетца на бок спиной ко мне, и быстро засыпает. Неро сидит на своем насесте, на дереве неподалеку.

Я смотрю в ночное небо. Оно недосягаемое и светлое. Облако мерно скользит но небесному своду, то закрывая собой лунное блюдце, то вновь являя его земле. Я плотно замоталась в одеяло и лежу, не шевелясь, вытянувшись, став плоской, как доска. Я так близко лежу к Джеку, што чувствую, исходящие от него тепло, слышу его дыхание, как его грудь слегка вздымаетца и опускаетца. Я могу видеть это уголком глаза.

Я слышу шорох, когда он начинает ворочитца. Я смотрю на него и он поворачиваетца ко мне лицом, облокотившись на руку. У меня сводит живот. Дрожу. Я отворачиваюсь.

Он тянет руку и касаетца моего сердечного камня, который лежит у меня в ложбинке между ключиц. И быстро отдергивает руку.

— Горячий, — говорит он.

— Знаю, — говорю я.

Я снимаю камень и заталкиваю под свой спальник.

— Дурацкая штуковина, — говорю я. — Не знаю, зачем я вообще ношу её.

Немного погодя он говорит,

— Расскажи мне о своем брате.

— Мы близнецы.

— А, — говорит он. — Наверное, он должно быть значит для тебя нечто особое, раз ты удумала идти искать его. Какой он?

Я думаю. Всегда одно и тоже, когда кто-то спрашивает меня о Лью. Мерси, Хелен, Маив... даже Эмми. Я хочу поговорить о нем, и в то же время не хочу. У меня всегда такое чувство, будто, если я начну кому-то што рассказывать о нем, то потеряю частичку его, которую я хочу хранить только в себе.

— Наша мама умерла, рожая Эмми, — говорю я. — А потом, папа... ну он уже не был прежним. Казалось, его больше ничего не заботило. Ему плевать было на нас... да на все... кажетца. Если бы не Лью, который добывал пищу и не крыша над нашими головами, которую приходилось постоянно латать, полагаю мы бы уже все подохли с голоду. Нам с Лью было всего по девять лет, когда мамы не стало, столько же, сколько сейчас Эмми. Поэтому он ничего не боитца. Никогда не боялся.

— Но каким человеком он был? — спрашивает Джек.

— Он... ну, забавный, — говорю я, — добрый и... он очень умный. Мне кажетца он очень внимательно относился к тому, што говорил ему Па. Не то, што я. Он знает... всё про всё. Он может починить что угодно, он знает о всё о земле и животных, и он... знает меня. Он единственный человек в мире, который по-настоящему знает меня.

ДеМало. Темные глаза, почти черные, встречаютца с моими.

Она заглядывают вглубь меня. Находят мои самые потаенные мысли, мои худшие страхи.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — говорит Джек.

Его голос звучит, кажетца, откуда-то издалека.

— Чего ты сказал? - спрашиваю я.

— Я сказал... што Лью какой-то уж слишком хороший, чтобы быть настоящим.

— Ты не имеешь права так говорить. Ты ничего не знаешь о нем.

Я проговариваю это слишком быстро, штобы отогнать мысль о том, как Лью изменился за последний год или около того. Каким он был последний день в Озере. Как он сказал, што не дождетца того момента, когда свалит из Серебряного озера и то, как выглядело его лицо, когда он назвал Па старым дуралеем, живущем в мире грез. Мне не выносима мысль, што Па умер, и эти слова были последними, который он услышал от Лью перед смертью.

— Эй, — говорит примирительно Джек, — Ну, прости, чушь сморозил. Ляпнул не подумав, извини. Итак, раз вы близнецы, он похож на тебя?

Я поворачиваюсь на бок, лицом к нему.

— Нет, — говорю я. — Он красивый, похож на Ма. Золотые волосы, наподобие солнца. Длинная коса, ему как раз до пояса.

— Твои волосы начали отрастать, — говорит он. — Они темные.

— Черные, — поправляю я его. — Как у папы. Прежде они были красивыми. Густыми, длинными и... я наверное выгляжу полной идиоткой.

— Нет, — говорит он.

— Когда мама была жива, она любила приговаривать, Саба словно ночь, а Лью - день. Я всегда воспринимала все слишком серьезно и буквально. Лью улыбчив, он мог заставить смеятца. Он хороший человек, Лью. Не то, што я.

— Ты считаешь себя плохим человеком? И не считаешь себя красавицей?

Я ничего не говорю.

— Ты, должно быть, скучаешь по нему.

— Никогда не знала, что можно скучать так по кому-то, от чего внутри было бы так больно. Но это так. Глубоко внутри. Как будто меня пробирает эта боль прямо до костей. Мы были неразлучны, до тех пор, пока его не забрали. Я не знаю, как жить без него. Как будто... я ничто.

— Не говори так, — протестует он. — Никогда так не говори. Саба, ты нечто. Ты хорошая, сильная, правдивая и настоящая. С ним или без него.

Он протягивает руку и стирает мои слезы большим пальцем. А я и не заметила, што плачу. Он его прикосновения на щеке остаетца теплый след.

На мгновение облака расчищают ночное небо и я погружаюсь в его странные серебристые глаза. Они словно лунное озеро. Мы лежим так очень долго, просто уставившись друг на друга в этой тихой, наполненной сосновым ароматом ночи. Наконец, он произносит,

— Мы найдем его. Обещаю. А теперь постарайся уснуть. Я первый на карауле.

— Разбуди меня, когда придет моя очередь, — говорю я.

— Разбужу, — говорит он.

— Доброй ночи, Джек.

— Доброй.

Он сидит, прислонившись спиной к дереву.

— Джек? — шепчу я.

— Чего?

— Спасибо.

— Приятных снов, Саба.

Но я не могла уснуть, наверное, вечность.

Хорошая, сильная, правдивая и настоящая. Так он сказал. Никто прежде не описывал меня такими словами. Интересно, что они на самом деле значат для него.

Джек, которого я видела до сих пор, тот Джек весь такой само очарование, который не лезет за словом в карман и скор на улыбки. Но сегодня, сегодня, когда мы говорили, это был совсем другой Джек. Такого я не ожидала. Это напомнило мне Мерси. Я почувствовала такое... спокойствие, полагаю, вы возможно назвали бы это... его сердцем. Это тоже чувство, которое я испытывала рядом с ней. Спокойствие и тишина, словно спокойная вода.

Я не знаю, что с этим делать. Это кажетца так некстати. И как раз тогда, когда я думала, что всё с ним для себя выяснила.

Но дело в том, кажетца, я возможно... начинаю доверять ему. Знаю, Маив считает, што он что-то скрывает, што у него целый ворох секретов. И она возможно права. Она много повидала. Больше чем я, встречала много разных людей. Эмми похоже считает его за своего, но чё эта малявка понимает в жизни? Она всего лишь сопливый ребенок.

Не знаю, права ли я в том, што доверяю ему.

Я смотрю вверх. Серые облака скользят по черному ночному небу.

Как бы мне хотелось, штобы Лью был здесь. Он бы мне подсказал, как быть. Он бы знал што делать.

* * *

Середина дня. Мы все еще в предгорьях, в высохших и пыльных, но земля начинает подниматца под уклон, становясь более скалистой. Вокруг попадаетца все больше деревьев.

Джек дердитца впереди всё утро, чуть поодаль от нас. Я рада, что приходитца не особо много с ним разговаривать. Как бы мне хотелось вернуть время вспять и не молоть столько языком прошлой ночью. Я вообще ума не приложу, чё это я так разоткровенничалась. Я не должна была позволять ему обманом уложить себя рядом с ним.

Эмми едет рядом со мной, а Неро зацепился когтями за круп Гермеса и едет вместе со мной верхом. Эмми начинает то и дело оглядываться себе через плечо.

— Что такое? — спрашиваю я.

Он хмурит брови.

— Ничего, — говорит она.

Но когда мы продолжаем наш путь, она продолжает оглядыватца. наконец, мне это уже всё порядком надоедает. Я протягиваю руку и хватаю её Джоя за поводья, чтобы остановить её пони.

— Эм, ты меня доконаешь, — говорю я. — Скажи уже, в чем дело.

Джек разворачивает Аякса и подъезжает к нам.

— В чем дело? — спрашивает он. — Эмми, што такое?

Она жует нижнюю губу. И выглядит при этом такой нерешительной и встревоженной.

— Эмми, — говорю я. — Выкладывай, давай или я вытрясу из тебя признание.

— Я... мне кажетца за нами кто-то следит, — наконец, говорит она.

— Что? — спрашиваю я.

— Где? — спрашивает Джек.

Он тянетца к сидельной сумке и что-то вынимает из неё.

— С юга, — говорит Эмми, указывая в направлении, откуда мы сами пришли.

Джек подносит эту штуковину к своему глазу… Она сделана из черного пластика. Он смотрит через узкий конец, и теперь я вижу, што на другом более широком конце есть два больших стеклянных круга. Он вращает небольшой маховичок посередине.

— Што это, черт возьми? — спрашиваю я.

— Это увеличитель, — отвечает Джек. Позволяет разглядеть то, што находитца от тебя на расстоянии.

— Техника Мародеров! — восклицаю я.

— На самом деле, очень полезная штуковина, — говорит он. — Я подобрал, когда вернулся в город Надежды. Это поразительно, сколько всякого барахла люди оставляют после себя, брошенным хламом. Столько всего попадаетца, но, как правило, редко чего найдешь единым, не разобранным по кусочкам.

Он долго и пристально всматриваетца в горизонт.

— Эм, я не вижу ничего подозрительного, — говорит он. — Вот, Саба, хочешь взглянуть?

Он протягивает мне эту штуку, и я подношу её к глазам. Вдруг та рощица, который мы прошли полчаса тому назад, резко становитца на расстоянии вытянутой руки. Я могу разглядеть каждый листик, каждой ветки, каждого деревца.

— Ого! — я широко улыбаюсь Джеку. — Это удивительно!

Он смотрит на меня с забавным выражением на лице.

— Это впервые, когда я увидел твою улыбку, — говорит он.

Я сердито смотрю на него.

— Што ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — Да я все время улыбаюсь.

— Нет, — встревает своим высоким голоском Эмми. — Ты улыбалась, когда Лью был рядом, но после того как его забрали, ты постоянно сквер о себя вела и сердилась, и была противной и ...

— Ладно, — говорю я, — хватит.

— Я только говорю...

— Ну, перестань!

Я снова подношу увеличитель к свои глазам, и стараюсь как следует всё рассмотреть.

— Ничего, — говорю я, наконец. — Никто за нами не следит. В следующий раз, когда тебе покажетца, што ты что-то увидела, Эмми, сделай нам одолжение, держи это при себе.

Она плотно сжимает губы, разворачивает Джоя и проезжает мимо меня, вздернув подбородок.

Джек открывает рот, штобы что-то сказать, но я тыкаю в него пальцем.

— Даже не думай об этом, — говорю я. — Она моя сестра и я буду говорить с ней, как захочу.

Он поворачиваетца к Аяксу и ведет его мимо меня.

— Ей всего лишь девять лет, — говорит он. — Дай девчонке дух перевести.

Неро каркает на меня. Как будто повторяет то, што только что сказал Джек. Я смотрю на спину Джека. Как странно. Он сказал мне почти те же слова, што и Лью, в тот последний день, когда мы чинили крышу.

«Она всего лишь девятилетка, Саба. Может, ты попробуешь быть с ней милой для разнообразия».

Лью. Джек. Эмми. От всего этого у меня разболелась голова.

Я подумаю об этом позже.

* * *

Рука Джека на моей руке будит меня. Должно быть, пришла моя очередь караулить. Он не спал первую половину ночи, а я буду до самого рассвета. Прямо сейчас я просыпаюсь и встаю. Его глаза блестят в темноте.

— Ты позволил костру погаснуть, — шепчу я.

— Нет, я затушил его, — шепчет он мне в ответ.

— А с какого перепугу ты это сде...

— Эмми была права, — говорит он.

— Што?

— Там на горном хребте свет.

Мое сердце начинает колотитца. Я вылезаю из своего спального мешка.

— Покажи, — говорю я.

В этот вечер мы разбили лагерь на холме, у подножия световой вышки. Здесь выстроилась целая очередь из таких вышек, торчащие по всему широкому горному плато, ведущие в большой разрушенный город Мародеров, где-то в трех лье на север отсюда. Можно разглядеть ржавые остовы высоченных строений, которые когда-то звались небоскребами.

Джек карабкаетца вверх по световой башне, и я следую его примеру. Мы забираемся достаточно высоко, штобы получить хороший обзор, а затем он протягивает мне увеличитель.

— Туда смотри, — говорит он.

Он показывает на юг, как раз туда, откуда мы пришли.

Я смотрю в увеличитель. Свет. Слабый. Мерцающий на хребте, што мы приехали сегодня утром... нет, вчера утром.

— Костер, — говорю я.

— Они разожгли его после полуночи, — говорит он. — Я наблюдал, с тех пор он никуда не перемещался.

— Должно быть, они разбили на ночь лагерь, — говорю я.

— Возможно, — говорит он.

— Ну, мы же не можем быть единственными людьми, которые путешествуют через эти места, — говорю я. — Так што, скорее всего ничё страшного.

Именно в этот момент свет гаснет. А затем появляетца еще один. Но этот уже движетца. Огонек покачиваетца над хребтом и спускаетца вниз. И плывет в нашу сторону.

— Как по мне, так всё это скверно выглядит, — говорит Джек.

— Давай разбудим Эмми и свалим отсюдова, — говорю я.

— Дело говоришь, — соглашаетца он.

* * *

Мы въехали в мертвый город, одновременно с занимающимся рассветом.

Парой Па рассказывал нам о больший мародерских городах, которые растягивались на лиги. Мы с Лью всегда считали, это не больше чем сказочки, но похоже папа был прав. На этом плато в горах, раскинулись остатки огромного города.

Перед нами растилаетца длинная, насколько можно охватить глазами, прямая дорога, теперь уже старая, покрытая травой и приземестыми кустарниками, убегающая в даль. Ржавые железные скелеты небоскребов, те, што мы видели еще издали, протянувшиеся в ряды по обе стороны дороги. Другие дороги разбегаютца от основной, как ветки на дереве.

Можно представить какими эти здания были когда-то давным-давно. Теперь здесь не осталось ничего кроме колдобин и стекол ковром, покрывших траву. Они валяютца на земле уже долгое время. Повсюду уже проросла трава, город обдуло много ветров, которые потихоньку смещали то немногое, што осталось от строений. Штобы унести подальше. Похоронить прошлое.

Вокруг не слышно ни звука. Только ведер стонет по углам. Вздыхает и сквозит мимо нас, нашептывая давно забытые тайны этого места.

«Слушай ветер» — наставляла меня Мерси.

Если бы мы только могли понять, што он говорит. Может быть он рассказывает нам сколько людей лежит, погребенными под нашими ногами и как она умерли. Может от чумы, или от голода, или от жажды, а может от войн. А может они погибли все разом, одновременно. Всё это дело рук Мародеров.

Теперь здесь ни осталось никого, кроме кошек. А где есть кошки, там и мыши. Одна пробежала прямо перед копытами Гермеса, но конь слишком умен, штобы выражать какое-либо беспокойство. Кошки удостаивают нас всего лишь одним взглядом и спешат по каким-то своим кошачьим делам. Неро нападает на них ради забавы. Он пикирует на них с небес и те в панике разбегаютца в рассыпную.

Мы привязываем лошадей и отходим от них.

Не успев и сделать второй шаг, я чувствую, как земля подо мной приходит в движение. Я и вскрикнуть не успеваю, как моя правая нога уходит вглубь по колено.

Эмми хихикает.

— Забыл предупредить, — говорит Джек. — Если наткнешься на провал в земле, обойди его. В этом любопытном местечке, провал, как правило, означает, што там дыра.

Он наблюдает, скрестив руки на груди, пока я вытаскиваю себя из ямы.

— Спасибо, — говорю я. — Постараюсь запомнить.

— Нам лучше проверить, где наши друзья, — говорит он.

Он протягивает увеличитель Эмми.

— Хочешь вскарабкатца наверх и посмотреть?

Она кивает. С тех пор как мы её разбудили и рассказали о кострах и лагере, она ни сказала мне ни слова. Когда Джек не будет ошиватца поблизости, я отведу её в сторонку и скажу, што мне жаль, што я не поверила ей, когда она сказала нам, што за нами кто-то идёт следом. Наверное, даже Эмми иногда может приносить пользу.

Она несетца вверх на большую кучу, находящуюся рядом, и лезет наверх металлической башни. Одной рукой она обнимает перекладину,а другой подносит увеличитель к глазам.

— Я их вижу! — вскрикивает она, вся такая взволнованная.

— Они далеко отсюда? — кричит Джек.

— Эээ...

— Она не сможет сказать тебе на каком они расстоянии, — говорю я.

— А вот и смогу! Две лиги, — говорит она.

— Сколько их там? — спрашивает Джек.

— Четверо! Нет, погодите-ка! Эээ... не могу хорошенько рассмотреть!

— Попробуй покрутить колесико посередине, — выкрикивает Джек.

Она отпускает балку и начинает искать это самое колесико.

— Эмми! — воплю я. — Ты рехнулась? Держись за што-нибудь!

— Отстань! — кричит она в ответ. — Я сама знаю, чё делаю!

Она поворачиваетца, штобы впитца в меня взглядом и теряет равновесие.

— Эмми! — кричу я, со всех ног бросаясь наверх этой груды.

Она успевает ухватитца за балку, ей ничего не угрожает, но она выпускает из рук увеличитель. Он летит вниз. Я бросаюсь вперед, штобы схватить его, но тот слишком далеко. Он падает, ударяетца о камни как раз передо мной, на корпусе появляютца трещины, Я падаю с глухим звуком на живот и лежу, видя как по траве во все стороны разлетаютца кусочки увеличителя. Неро снижаетца и усаживаетца мне на голову.

— Чёрт, — говорит Джек.

— Твою ж мать, Эмми, — говорю я. — Погляди, чего ты наделала.

— Ладно. — Джек обходит вершину холма, подходя к нам. — Похоже их всего двое. Они пешие. Ведут своих лошадей под узду.

— Вот и зашибись, — говорю я. — Мне бы не хотелось ранить лошадей.

— Но ты не против ранить человека, так я понимаю, — уточняет Джек.

— Они сами могут о себе позаботитца, — говорю я.

— Напомни-ка мне, штобы я не оказывался по другую сторону от тебя, — говорит он. — Как ты думаешь, мы достаточно хорошую дыру сделали?

— Я же уже говорила тебе, — говорю я, — што наверное сотню вырыла подобных ловушек, как эта. Мы постоянно делали с Лью такие, когда охотились на дикого кабана.

Эмми хмуритца и говорит,

— Но, Саба, у нас же никогда не водились...

Я стою за спиной у Джека, и подношу руку к своему горлу, показываю жестом, што как минимум придушу мерзавку, если она ляпнет еще хоть слово. И красноречиво таращу на неё глаза. Она тут же затыкаетца.

Лучше бы моему замыслу сработать. Я не хочу олбажатца перед Джеком, и штоб он узнал, што я никогда прежде не ставила подобных ловушек. Мы все время обсуждали с Лью, што надо бы выкопать одну, но в Серебряном озере не было добычи, которая требовала бы подобных усилий. Мы с Джеком вырыли одну, в том самом месте, где моя нога провалилась сквозь землю. Прямо посреди главной дороги, пересекающей весь город. Оказываетца там уже была довольно приличная дыра. Всё, што нам нужно было сделать, это просто сделать её глубже.

— Мой спальник весть испачкался, — ворчит Эмми.

Мы расстелили его над ямой, привязали по двум краям и забросали травой. Теперь невозможно было догадатца, что там была дыра.

— Переживеш, — говорю я. — Это тебе в наказание, што сломала увеличитель.

— Я же сказал, што попытаюсь починить, — говорит Джек.

Эмми показывает мне язык.

Я тычу в неё пальцем.

— Этот ты еще легко отделалась, Эмми, — говорю я. — Ты просто сидишь здесь и ждешь, пока мы...

— Тихо! — Джек прикладывает палец к губам.

Мы сидим на корточках, не глядим друг на друга, просто ждем.

Затем я слышу голоса. Тихое фырканье лошадей.

— Они приближаютца, — шепчет Джек.

Мы слились с холмом. Мы с Джеком потянулись к нашим арбалетом и держали их наготове. Эмми зарядила свою рогатку камнем. Моё сердце шумно стучало в груди.

Мы слышали приближение голосов.

А затем,

— Ааааа!

Раздался вопль, когда эти двое шагнули вникуда, попавшись в нашу ловушку. Кони от испуга заржали.

— Вперед! — кричит Джек.

Мы подскакиваем и бросаемся на вершину холма. Мы с грохотом сбегаем вниз по другую сторону холма. Их лошади, две кобылы, в испуге встают на дыбы и бросаютца прочь с дороги.

— Руки вверх! — ору я. — Вам крышка, сволочи!

Мы, я, Джек и Эмми занимаем позиции вокруг ямы. Наше оружие наготове. Мы нацеливаем его на наших пленников.

* * *

— Поверить не могу, — говорит Джек.

— Какого черта вы здесь делаете? — спрашиваю я.

Эш с Эпоной смотрят на нас снизу вверх из своей ямы, где они лежат, запутавшись в своих конечностях.

— Это не совсем та радушная встреча, на которую мы рассчитывали, — говорит Эш. — Но могло быть и хуже.

Они поднимаютца на ноги. Эпона протягивает вверх руку.

— Не возражаете помочь нам выбратца отсюдова, — говорит она.

— Было бы поделом вам, если бы мы оставили вас там гнить, — говорю я, но протягиваю свою руку ей.

Джек дает свою руку Эш, и мы помогаем им выбратца. Они начинают отряхиватца.

— Черт тебя дери, Эш, — говорит Джек. — Это было так по-идиотски с вашей стороны. Мы ведь могли пристрелить вас. Вы могли бы ноги переломать при падении. Почему вы не дали нам знать, што следуете за нами?

— Мы хотели удивить вас, — говорит Эш.

— Ну, это у вас получилось, — говорит Джек.

Я хмурюсь.

— Думала, у Ястребов каки-то там неприятности и нужно разобратца с ними, — говорю я. — По словам Маив, на западной дороге возник какой-то спор за территорию.

Они быстро переглянулись. Вид у них был виноватый.

— Она не знает, што вы здесь, — догадываясь я. — Только не говорите мне... што она оставила вас обеих стоять в Мрачных деревьях на стрёме, а вы быстренько свалили.

— Уговорила, — говорит Эш, — не будем.

— А ну валите, — говорю я. — Поворачивайте обратно и шуруйте к Маив. И потрудитесь ей сказать, што это была ваша идея и ко мне они не имеет никакого отношения.

— А ну-ка подожди минутку, — говорит Эпона. — Мы решили, што Маив не права. Ей следовало бы отправить, по крайней мере, нас с вами, штобы помочь.

— Это более важно, чем выяснение кто там правит на западной дороге, — говорит Эш. — Из таво, што ты сказала, о Полях Свободы и Тонтонах и чаал, это может быть стать большим, чем просто вызволением твоего брата. Это сможет сказатца на всех нас. Просто сжечь город Надежды недостаточно. Мы не можем на этом останавливатца. Мы должны остановить всю эту мерзость. Избавитца от всей этой заразы.

— Слушай, — говорю я. — Мне плевать на всё, кроме освобождения Лью. Слышишь меня? И всё. Больше меня ничего не волнеует. И мне не нужна ваша помощь. Я не хочу её. Шуруйте-ка домой.

— Почему ты всегда так груба? — спрашивает Эмми. - Они ведь просто хотят помочь нам найти Лью.

— Закрой рот, Эмми, — рявкаю я. — Иначе я отправлю тебя в Мрачные деревья вместе с ними.

Она хмуритца и скрещивает руки на груди.

— Только попробуй, — говорит она.

— Не дерзи мне!

— Так-так, — говорит Джек. — Давайте-ка мы все успокоимся. Я уверен, мы...

— Заткнись, Джек, — говорю я.

Я сощурилась и тяжелым взглядом уставилась на Эш.

— Уверены, што нет другой причины, почему вы оказались здесь?

Я взглянула на Джека, а потом вновь перевела взгляд на Эш. Та вся густо покраснела.

— Конешно, — говорит она.

— Ну же, Саба, — говорит Эпона. — Тебе ли не знать, што мы хороши в бою.

— Я уже говорила это однажды и повторю вновь, — произношу я. — Если бы я хотела, чтобы вы пошли с нами, я бы попросила вас об этом. Но я не просила. Значит, я не хочу. У вас свой путь.

Я беру лошадь Эмми за поводья.

— Ты идешь с ними в Мрачные леса, — говорю я Эмми.

— Нет! — говорит она. — Ты не можешь заставить меня! Я ненавижу тебя, Саба!

Я разворачиваюсь и быстро шагаю в том направлении, где мы привязали наших коней, и мы обнаружили за нами слежку. Мы спрятали их, штобы сбить со следа.

— Извините меня, я тут отойду на секунду, — слышу я, как говорит Джек.

Он бежит за мной и хватает меня за руку

— Хочу поговорить с тобой, — произносит он.

Я выдергиваю руку и продолжаю шагать.

— Здесь не о чем говорить, — отвечаю я. — Они уезжают и Эмми отправляетца с ними.

— Они хотят помочь, — говорит он. — Они хотят сделать хоть што-то. Возможно, попробовать сделать этот мир хоть немного лучше. Да ладно, Саба, да што с тобой?

Я продолжаю шагать.

Он обходит меня и останавливаетца передо мной.

— Што с тобой происходит? — говорит он. — Поговори со мной.

Пока он говорит, я пытаюсь обойти его то справа, то слева, но он не дает мне этова сделать, предугадывая каждую мою попытку. Меня это порядком выводит из себя, я уже на взводе и готова дратца. Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки.

— Прочь с дороги, — говорю я.

— Нет.

— Я собираюсь добратца до наших лошадей. Уйди с дороги, Джек.

— Не уйду до тех пор, пока ты не объяснишь мне, почему ведешь себя как ужаленная, — говорит он.

— Ладно, — говорю я. — Хочешь знать, што не так? Все эти люди... вся эта толпа, которая следовала за мной по пятам, замедляла меня, и меня уже тошнит от этова, вот в чем дело! Я не хочу делать мир лучше, мне на него плевать. Все, чего я хочу, это вернуть Лью. Но я словно в западне. Я оставляю Эмми в надежном месте, но она тащитца за мной. Пинчи хватают нас, и в итоге я оказываюсь на Арене в городе Надежды. Наконец, мне удаетца оттуда сбежать, и благодаря тебе, я не только вновь оказываюсь с неуклюжей Эмми, но в придачу еще и Эш с Эпоной. И почему ты думаешь, Джек, я должна нормально на это реагировать?

— Ты знаешь, почему, — говорит он. — Они хотят помочь.

— Ты ослеп? — спрашиваю я. — Они идут за нами лишь потому, что... Тебе нравится Эш?

— Чё это за вопрос такой? Конечно она мне нравитца. С чего бы она мне не нравилась?

— Нет, — говорю я, — я не то имела в виду. Я хочу сказать... она тебе нравитца? Потому что ты ей нравишься. Очень.

— Чего? — он смеетца. — Не говори ерунды.

— Ты чё, ничего не замечаешь? — спрашиваю я.

Он мотает головой.

— Ты ведешь себя нелепо, — говорит он.

— Это я-то? — спрашиваю я.

Я отпихиваю его. Иду туда, где лошади. Мою кожу покалывает. Под ложечкой сосет. Меня бросает в жар, всю с ног до головы. Я начинаю отвязывать Джоя и Гермеса.

Он прогуливаетца в моем направлении, сунув руки в карманы. Стоит и следит за тем, што я делаю.

— Если бы я тебя не знал, — говорит он, — подумал бы, что ты ревнуешь.

— Ревную! — я пялюсь на него. — Чё это ты несешь?

— Я имею в виду, — говорит он, — што ты хочешь самой заполучить меня. Ты просто не хочешь в этом признаватца.

Я смотрю на него во все глаза.

— Катись к черту, Джек, — говорю я.

— Да ладно тебе, — говорит он, — признай это уже. И оставь меня в покое!

Я не могу смотреть на него, не могу слушать его речи, не могу ни о чем думать, я вообще не хочу думать. Не хочу ничего чувствовать. Я хочу лишь думать о Лью. О том, как я верну его домой.

— Все, что мне нужно от тебя - это самый быстрый путь до Полей Свободы, — говорю я. — Отсюда я иду одна.

— Одна, — повторяет он. — Значит, моя помощь тебе не нужна?

— Ты мне на фиг не сдался, Джек.

— Ты ошибаешься. Мы нужны тебе. Просто ты об этом пока не знаешь. Тонтоны не стали добрее после смерти Короля. Они хотят найти козла отпущения, того, кто заплатит за гибель их предводителя. И я готов голову дать на отсечение, што ты первая в их списке. Если ты хочешь спасти Лью, тебе понадобится любая помощь, которую тебе могут предложить. И поверь мне, когда доберешься до Полей Свободы, ты, черт побери, будешь рада тому, што мы рядом с тобой.

Я прислоняю свою голову к голове Гермеса и на мгновение закрываю глаза.

— Ведь ты же не собираешься отпускать меня от себя, — говорю я.

— Нет, — говорит он.

— Тебе меня не остановить. Я прямо сейчас могу вскочить на Гермеса и ускакать так быстро отсюда, насколько это возможно.

— Мы последуем за тобой.

Вот засада.

— Ты всегда лучше знаешь, не так ли? — говорю я.

— Мне нравитца думать, што да, я всегда всё лучше знаю, — говорит он. — И это напоминает мне, што ты обязана извинитца перед всеми за своё грубое поведение.

— Что? — спрашиваю я.

— Извинения, — говорит он. — За то, что была такой неблагодарной.

Я сощуриваюсь.

— Не вору учить меня хорошим манерам, — говорю я. — Потому што ты ведь вор, не так ли? Ты ведь воровством промышлял.

— Я могу быть вором, — говорит он. — А могу и не быть. Однако вот тебе тема для размышлений. Меня не называли Ангелом Смерти.

Он знает, как вывести меня из себя, где побольнее ударить.

— Ну ты и сволочь — говорю я.

— Как тебе угодно, — отвечает он.

Он слегка кивнает головой, поворачивается и уходит.

Джек набирает темп.

* * *

Он говорит, што не знает сколько времени у нас займет дорога до Полей Свободы. Говорит, это зависит от таго как гладко будет протекать наше путешествие, возникнут ли проблемы по дороге, но это может занять неделю, а может и дней десять.

Десять дней. С середины лета двенадцать дней пути.

Солце бьют прямо по нам белым жаром, таким беспощадным. Воздух мерцает, он тяжелый и густой. Трудно дышать. Я надвигаю свою головную повязку прямо на лоб.

Эш едет впереди вместе с Джеком. Джек делает вид, што это не его дело. Хотя даже он сейчас не может не заметить, што происходит. Она едет так близко к нему, што едва не касаетца свое ногой его. Она постоянно смотрит на него. Она наклоняетца к нему и што-то говорит ему, от чего он запрокидывает голову и смеетца, как будто никогда не слышал ничего более забавного в своей жизни.

Меня от этого просто тошнит.

Или тошнило бы, если бы мне было не плевать.

А мне плевать.

«Лгунья», шепчет голос внутри меня. «Лгунья, лгунья, лгунья».

Мы проходим через весь город Мародеров и еще четыре лиги, прежде чем нас останавливает наступившая ночь. Джек называет это настоящей горной страной. Тропка извилистая и близка к крутым обрывам, поросщих к густым лесом на склонах, деревья которого слишком близко ютятца друг к другу.

Эта земля не нравиться мне. Слишком замкнуто. Слишком темно. Не хватает неба.

Мы разбиваем лагерь внутри руин большого каменного здания, которое стоит рядом с речкой в маленьком скалистом ущелье. Неро влетает и вылетает через окна, радостно каркая, когда разгоняет, решивших здесь заночевать голубей. Эс Джеком на пару соображают што-нибудь на ужин.

Они безумолку болтают, пока разводят огонь, ходят за водой, заваривают чай из шалфея. Эпона помогает Эмми потрошить голубей. Потом насаживает их на вертел и отправляет зажариватца над огнем.

Я сижу сама по себе, чуть в стороне, дергаю пучки травы и обдумываю то, што сказал мне Джек

Через некоторое время, приходит Эмми.

— Не возражаешь, если я сяду? — говорит она.

Я пожимаю плечами.

— Как хочешь, — говорю я.

Она сидит рядом со мной. Мы какое-то время сидим молча, а потом она говорит,

— Извини, што надерзила тебе, — говорит она. — Я должна была придержать язык за зубами. Лью бы с ума сошел, если бы узнал.

— Не думаю, што ему бы понравилось и мое поведение, — говорю я. — За то, што устроила такой скандал.

— Думаю, нам бы обеим досталось бы от Лью. Эпона хорошая. И Эш. Как считаешь?

Я хмыкаю.

— Они мне нравятца, — говорит она.

Я молчу.

— Они бы смогли стать твоими друзьями, — продолжает она.

— Угу, — только и говорю я.

Она поднимаетца с коленей и берет меня за руку.

— Мы разыщем Лью. Я не сомневаюсь. Мы тебе поможем. Я и Эш и Эпона и Джек.

— Тебе было бы безопаснее с Мерси, — говорю я, убирая свою руку. — Ты должна была остатца там, как я тебе говорила.

— Знаю, — отвечает она. — Но я упряма. Как и ты.

Мы смотрим друг на друга. Затем улыбаемся.

— Да, — говорю я. — Думаю, что ты похожа на меня. Слушай, Эм, я ... мне жаль. Я знаю, что никогда не была особенно мила с тобой. Я не имею в виду... в общем, ты понимаешь. Я волнуюсь за Лью. Волнуюсь... что может быть мы не...

— Я понимаю, — говорит она. — Я чувствую то же самое. Я так же волнуюсь за тебя. Я не могла даже стоять на ногах там, в городе Надежды, когда ты дралась в Клетке. Каждый день я боялась, что ты погибнешь и оставишь меня.

— Я никогда не оставлю тебя, — говорю я. — Обещаю. — Вздыхаю. — Я постараюсь стать лучшей сестрой для тебя, Эмми.

— Да ладно, — говорит она. — Тебе и не нужно. Я немного привыкла к такой, какая ты есть.

Она очень быстро чмокает меня щеку и идёт обратно к огню, штобы присоединитца к остальным. Я сижу с минуты или две, пока комок в моем горле не проходит. Затем я подхожу к огню. Вся болтовня замолкает. Они все смотрят на меня. Кроме Джека. Он продолжает сидеть на корточках у костра и делает вид, што типа сильно занят, ворочая палочкой кострище.

— Я должна кое-што сказать, — говорю я. — Всем вам. Я знаю, што вела себя, как последняя... короче, была неблагодарной, ворчливой и всё такое... и... ну... мне очень жаль. И я хочу сказать... я хочу сказать, спасибо. Што идете со мной. Што пытаетесь мне помочь в поисках Лью. Я вам очень благодарна за это.

Они все смотрят на меня. Как будто ждут большего.

— Вот и всё, — говорю я.

Эш пожимает плечами.

— Мы делаем это ради всех. Не только ради тебя и твоего брата. Это гораздо больше.

— Мы найдем Лью, Саба, — говорит Эпона. — Мы поможем вызволить его.

Она улыбаетца и все возвращаютца к готовке и болтовне.

Я сделала то, што мне сказал Джек. Што должна была сделать. Теперь я быстро иду прочь. Но с моего сердца будто спала тяжесть, оно стало легче, в нем появилось больше надежды што ли.

Меня кто-то хватает за руку. Джек.

— Ты правильно поступила, — говорит он.

И всякий раз, когда Джек прикосаетца ко мне или подходит очень близко, на меня накатывает жар, он проникает в меня, он вокруг меня.

— Не прикасайся ко мне, — говорю я.

Он отступает назад, поднимая вверх руки. Его рот сжат в тонкую линию.

— Извини, — говорит он. — Ошибочка вышла. Этого больше не повторитца.

Когда он возвращаетца к остальным, я вынимаю свой сердечный камень иза жилета и зажимаю его в кулаке. И держу его так, пока тот не остывает.

Я смотрю в небо. Появляютца первые звезды. И луна. Каждая последующая ночь всё укорачивает и укорачивает время оставшиеся до дня летнего солнцестояния. Ништо не может остановить бег времени.

Мы участники этой гонки, луна и я. И это состязание я не могу позволить себе проиграть.

Может эта не такая уж плохая мысль, штобы кто-то оказал помощь. Я смирюсь с чем угодно, если это означать, што я вызволю Лью в целости и сохранности. С чем угодно и с кем угодно. Даже с Джеком.

* * *

Мы сползаем с наших лошадей и встаем на краю обрыва. Мы смотрим вниз на ущелье пересохшей реки, на гору по ту сторону.

Она возвышаетца неровными хребтами над нами, темная и опасная. За ней, еще горы простираются так далеко, што глаза не видят им ни конца ни края.

— Это единственный путь в Поля Свободы? — спрашиваю я.

— Ну, конечно нет, — говорит Джек, — Я притащил всех вас сюда, штобы вы насладились пейзажем.

Он смотрит на меня, я в ответ смотрю прямо на него. Мы огрызаемся и огрызаемся друг с другом с тех пор, как покинули город Мародеров.

— Эти горы выглядят офигено здоровыми, — говорит Эмми.

— Они называютца «Дьявольские зубы», — говорит Джек. — Смотрите. Вон на полпути вверх. Видите? Это Одноглазый. Вот туда мы и направляемся. Такая задумка.

Он указывает на домишко, цепляющийся за горный склон. Возможно сама бы я и не заметила, потому как тот был выстроен из того же темного камня, што и сами горы. Он длинный и приземистый, хорошо устроившийся в скалах. Узкая белая тропка бегущая зигзагами по ущелью. Струйка дыма из кривой трубы.

— Чё это за Одноглазый? — спрашивает Эмми.

— Кабак, — говорит Джек.

Эпона хмурит брови и говорит,

— И мы прёмся туда, потому что...

— ...тебе приспичило выпить? — заканчивает Эш.

Джек мотает головой.

— Хозяин - мой друг, — говорит он. — Айк Твелвтрис. Это пара хороших рук. Надежных. Как раз подходящий человек для нашего дела.

Я пристально смотрю на него.

— О нет, — говорю я. — Ни за што. Ты же не будешь его просить пойти с нами.

— Ты права, — говорит он. — Просить я не буду, я ему просто скажу, што он идет с нами. Поставлю перед фактом.

— А ты и этот... этот...

— Айк, — подсказывает Джек.

— Этот Айк, — говорю я, — вы типа два таких друга не разлей вода, што он всё бросит и пойдет с нами, только потому што ты ему скажешь.

— Именно так, — говорит он. — У тебя какие-то проблемы с этим?

Он бросает на меня свирепый взгляд, как будто это поможет от меня отделатца.

— Ага, — говорю я. — У меня на самом деле с этим проблемы. И у меня ко всему прочему проблемы с тобой, говорящим нам, што это единственная дорога в Поля Свободы. Как по мне, так ты ведешь нас этой дорогой только для того, штобы повидатца со своим дружком Айком.

— Это не светский визит вежливости, Саба, — говорит он.

— Ах, так ты не отрицаешь!

— Слушай, ты хочешь найти своего брата или нет?

— Конечно, хочу!

— Тогда заткнись и топай по склону, — говорит он. — Я пойду первым.

Джек, Эш и Эпона идут первыми. Они исчезают за краем уступа, когда их кони начинают осторожно спускатца вниз по склону.

— Так, Эм, — говорю я. — Теперь твой черед. Будь внимательна и осторожна. Позволь Джою быть твоим проводником.

Земля иссушена, покрыта галькой, без каких-либо препятствий. Гермес шагает уверенной поступью, но по какой-то причине Джой ведет себя довольно легкомысленно. Эмми едва удаетца справлятца с ним.

— Тпру!

Я тяну Гермеса наверх, а сама спускаюсь к ней.

— Тебе лучше его отпустить, — говорю я. — Дадим Джою самому идти.

Не успела я спуститца к Эмми с Джоем, как слышу окрик Эш.

— Ветер меняет направление!

Эпона тычет в небо.

— Грозовые тучи! — кричит она в ответ.

С северо-востока на нас надвигаетца большая гряда возвышающихся облаков. Движутца они адски быстро. Ударяя в землю световыми вилами. Я считаю. Раз Миссисипи, два Мисси - грохочет гром. Тучи окажутца у нас над головой в любую секунду.

— Это дождевые тучи! — орёт Джек. — Поторопитесь!

Я иду, штобы схватить Эмми за руку, но той уже и след простыл. Она уже направляетца на своих двоих вниз по склону, держа Джоя под узды. Пони нервно ржет, мотает головой и тянет Эмми назад, застревая капытами в рыхлой земле.

Я начинают идти к ним.

— Эмми! — кричу я сестре. — Отпусти Джоя!

Как я и думала, Эмми едва может справитца с таким тяжелым буксиром. Пони резко вскидывает свою голову и вырывает веревки из её рук.

Джой отходит на несколько футов вверх и скачет туда, откуда мы только што спустились.

И в этот момент тучи разверзлись.

Вода обрушиваетца на нас, дождь стоит стеной и в какие-то щитанные секунды мы промокаем, все промокаем насквозь до нитки.

— Эмми, ты идиотка, — говорю я. — Я же сказала, позволь Джою самому спуститца. Почему ты хотя бы раз не можешь сделать то, о чем я тебя прошу.

— Саба! — раздаетца голос Джека, приглушенный дождем. — Немедленно убирайся со склона!

— Не указывай мне што делать! — рявкаю я.

Я перекидываю Эм через спину Гермеса и веду его вниз. Земля под нашими ногами превращаетца на грязное месиво.

— Твоё счастье, — говорит Джек, когда мы добираемся до подножья.

— Только не начинай, а, Джек, — говорю я. — Пони исчез. Наверное, рванул домой.

— Просто потрясно, — говорит он. Дождь начинает стекатца в речные потоки. — Если дождь нас накроет здесь, нас просто смоет потопом. Мы должны перебратца, прежде чем окажемся в ловушке ущелья.

Мы начинаем продвигатца к краю реки, но когда я веду Гермеса, то понимаю, что конь хромает. На левое заднее копыто.

— Джек! — кричу я. — Што-то не так с Гермесом!

— Понятно! Я переведу Эмми! — кричит он.

Я оббегаю своего коня и поднимаю его копыто. Вижу, што у него в копыте застрял отвратительный шип - должно быть он напоролся на него, когда мы проходили мимо пустынных колючих кустарников. Я выковыриваю эту пакость из его ноги своим ножом.

— Ну вот, — говорю я. — Теперь должно быть полегче.

Мы с ним направляемся к реке, когда што-то заставляет меня остановитца. Я хмурюсь. Я чувствую... нет, точно знаю, што што-то не так... я встряхиваю головой. Сейчас нет времени застывать и задумыватца.

Когда мы добираемся до берега реки, видим, как быстро стекает густой рыжевато-коричневый поток мутной воды. Он подхватывает мертвое дерево, лежавшие в русле реки, медленно вращает его, как будто вода еще не решила што с ним делать. Затем потом поднимает его и мчит по течению.

Речное русло узкое, но глубокое. берега не широки. Если дождь продолжит поливать с такой же силой, то скоро река выйдет из берегов и заполнит всё ущелье. И нас снесет потоком, если мы окажемся у него на пути.

Эпона с Эш почти уже перебрались на другую сторону.

— Будьте осторожны! — кричит Эпона. — Со дна русла поднялась вся грязь! Трудно устоять на ногах.

Джек пришпоривает Аякса и начинает пробиратца к воде. Эмми сидела позади него, вцепившись в него, обхватив за пояс.

И вдруг я понимаю, што было не так. Моё ожерелье пропало. Я бегу туда, где вынимала шип из копыта Гермеса. Вот он, мой камень, валяетца в земле. Я хватаю его и пихаю его себе в ботинок. Бегу обратно к руслу.

Как раз вовремя, штобы увидеть как Аякс спотыкаетца.

Как раз вовремя, штобы увидеть, как Эмми отцепляетца от Джека и падает в реку.

— Эмми! — кричу я.

Она же не умеет плавать. Не задумываясь, я ныряю в воду, штобы спасти её. Краем глаза я вижу, как Джек умадряетца схватить её за край туники со спины. Он вылавливает её из воды и сажает перед собой.

— С ней все нормально? — кричу я.

— Она в порядке! — кричит в ответ Джек. — Просто перебирайся сама!

Гермес погружаетца в воду. Как будто он больше не ждет. Он перебираетца сам. Похоже, я должна последовать его примеру.

Вода уже достигла груди. Грязный поток воды закручиваетца вокруг меня. Я не сделала и четырех шагов, как натыкаюсь на што-то. Я смотрю вниз.

Это кость человеческой ноги.

Я хватаю ртом воздух.

Повсюду вокруг меня, поднимаютца человеческие кости.

Еще одна кость ноги, плывет по грязной поверхности. Затем череп. Кость предплечья. Они лениво покачиваютца. Поток подхватывает их и уносит прочь.

Мародеры должно быть использовали высохшие русла рек в качестве массовых захоронений и теперь сильный дождь поднимает всё это наверх.

Я выдергиваю свои руки из воды и держу их над головой. Медленно, я поворачиваюсь по кругу, смаргивая дождевые капли, застилающие мне глаза.

— Обожемой, — причитаю я. — Божемой, божемой, божемой.

Река наводняетца костями покойников. Она кишит ими.

Моё дыхание учащаетца.

Я чувствую, как што-то меня касаетца. Я заставляю опустить взгляд вниз и вижу, как мой грудь опутал скелет. Череп ухмыляетца мне.

Я отшвыриваю его прочь. Но, когда я вновь поднимаю свои руки, то за них цепляетца верхняя часть туловища скелета. Мои руки застревают в грудной клетке. Череп оказываетца в аккурат напротив моего лица.

Я кричу. Стараюсь высвободитца. Выкорабкатца. Теряю равновесие.

Я падаю. Я иду на дно.

И меня уносит потоком.

Я отчаянно выбираюсь на поверхность. Выплевываю грязную воду.

— Помогите! — воплю я. — Помогите!

Я сомневаюсь, што меня можно услышать иза потока дождя и шума быстро бегущей воды. Должно быть я вообще вне пределах слышимости. Меня уносит потоком от того места, где я свалилась. Это единственное, што я знаю.И я понятия не имею где заканчиваетца река.

Я цепляюсь за ствол метрового дерева, который проносит мимо меня. Я подтягиваюсь вверх, по крайней мере, теперь моя голова над водой. Я крепко держусь за дерево, пока меня проносит по реки бурлящей грязью и костьми.

— Джек! — воплю я. — Джек!

Дождь был настолько сильным, што я ничего не могла разглядеть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Я не могу понять, далеко ли меня отнесло от берега, но я знаю што берег где-то там. Я должна попытатца выбратца отсюда.

Я стискиваю зубы и бью по воде иза всех сил, стараясь держатца подальше от середины реки, но у водянова потока на сей счет своё мнение. В тот момент, когда я уже было добиваюсь успеха, он подхыватывает моё дерево и кружит его, унося нас подальше. Я продолжаю пытаться достичь суши, снова и снова. Но водяной поток слишком силен, чтобы я с ним могла боротца на равных.

А затем до меня начал доноситца рёв. Нет, он не был похож на дождь, это было нечто другое. Этот рёв напомнил мне... не могу сообразить што, но я знаю, што бы это ни было, я уже слышала его и не так давно.

Река становитца всё уже и уже. Меня несет прямиком на острые камни, торчащие из воды.

Я постараюсь ухватитца за один из таких.

Но меня несет слишком быстро. Когда я достигаю скал, я цепляюсь, дерево ударяетца о камень и ломаетца надвое. Я теряю хватку. Меня утаскивает под воду. Мой нос полон воды. Мой рот полон воды. Я задыхаюсь. Моё тело ударяетца о камень. Один, второй раз, меня ударяет о камне, все еще под водой. Я цепляюсь за што только можно уцепитца.

Я выныриваю на поверхность. Хватаю ртом воздух. Песок на во рту, на языке. Мне не за что ухватитца руками, всё, што мне остаетца, старатца держать голову над водой.

Поток несет меня вниз по течению.

Этот рев, што я слышала... он становитца громче и громче.

Теперь я вспомнила, где слышала его. В Мрачных деревьях. В тот день, когда мы с Маив купались.

И сердце в моей груди замирает. Потому што я знаю, што означает этот звук.

Впереди водопад.

— Джек! — я выкрикиваю его имя так громко, насколько это возможно. — Джееееек!

Рев водопада, мне все громче и громче. Река становитца шире, грязная вода бурлит и брызжет.

Прямо передо мной вырастает камень. Он лежит посреди реки. Он широкий и плоский. Не высокий. Я могла бы на него взобратца. Но он гладкий, не за што уцепитца.

Вот я уже рядом с ним. Я протягиваю руку. Нет! Меня проносит мимо! Я чувствую водопад уже близко. Я вскидываю свою руку. Ухватитца ну хоть за што-нибудь. Вот! Моя рука што-то нащупывает, она попадает в какую-то впадину.

Я останавливаюсь.

Меня остановил камень.

Я жду пару секунд, дышу, пока река ревет вокруг меня, отчаянно пытаясь уволочь меня за ноги и сбросить в водопад.

Я зависаю. Моя рука протянута у мена над головой. За што бы я там не ухватилась, похоже эта штука довольно крепкая. Кусок металла торчащий из скалы. Холодный. Грубый на ощупь. Прочный. Я подтягивая себя, пытаясь ухватитца и второй рукой. Затем медленно, сражаясь с потоком, собрав все силы во едино, которые во мне еще остались, я вытаскиваю себя из воду на камень.

Я лежу. Задыхаясь.

Я ощущаю как дождь, омывая, стекает по мне, но едва этова замечаю. Немоного полежав, я поднимаю голову, штобы поглядеть, што это спасло мне жизнь. Железный штырь. Неровный и проржавевший. Што делал эта фигня посреди реки у самова водопада, я знать не знала. Кто её и зачем поставил, мне уже и не узнать. Я просто чертовски радовалась, што он здесь торчал.

Я усаживаюсь, все еще зависая на этом штыре. Затем, я теряю равновесие и вижу, насколько была близка к тому, штобы вновь оказатца в воде.

И меня начинает трясти.

Потому што мой щастливый камень находитца как раз на краю водопада.

Подо мной вода бушует и неистовствует, падая с оглушительной силой вниз.

У меня внутри всё сжимаетца и я забиваюсь подальше от края.

Я на камне. На вершине водопада. Посреди реки. Откуда невозможно выбратца.

Я смотрю вниз.

Вода всё еще поднимаетца вокруг меня.

Если все продолжитца в таком же духе, то меня смоет водой в водопад. Понятия не имела, как высоко может поднятца уровень воды.

Мои зубы стучат от холода, а может от потрясеня. Я забиваюсь в середину скалы. Притягиваю колени к груди и обнимаю их.

— Саба! Саба! Где ты?

Моё сердце подскакивает. Голос. Приглушенный дождем, но...

Я вглядываюсь сквозь занавес дождя, стараюсь увидеть, откуда он исходит.

И вот я вижу его. Он в реке, плывет и его несет потоком. Вокруг его груди, подмышками, крепко обвязана веревка.

— Джек! — кричу я. Я становлюсь на колени и машу ему. — Джек! Сюда!

Он замечает меня.

Следующее што я понимаю, так это то, што его сносит вправо от меня. Я повисаю одной рукой на выступе, а другой тянусь к нему.

Он хватаетца за мою руку. Я подтягиваю его к себе и он вскарабкиваетца ко мне. Он тянет веревку из воды и с тихим хлюпаньем шмякает её на камень.

— Пронесло, — говорит он.

Он сидит, тяжело дыша.

— Джек! — я бросаюсь ему на шею.

Я дрожу с головы до пят.

— Я никогда не была так рада видеть кого-либо в своей жизни! — говорю я.

Он отмахиваетца от меня. Смотрит на меня прищуренными глазами.

— Што случилось?

— Я потеряла... свое ожерелье, — говорю я. — Я должна была вернутца за ним. Тогда я потеряла равновесие и... ну, я здесь.

С мгновение он ничего не говорит. А затем,

— Ты нашла свое ожерелье?

Я чувствую, как сердечный камень прожигает мне кожу на лодыжке, куда я его засунула глубоко внутрь сапога.

— Да, — отвечаю я.

— Хорошо, — говорит он. — Я не хотел бы думать, што все это было напрасно. Точно так же, как я наслаждаюсь сидением здесь... разговорами об... украшениях... я думаю, што нам лучше продолжить эту беседу в более безопасном месте.

Он не теряет времени даром и быстро начинает действовать. Получаетца так, што я оказываюсь сидеть у него между ног. Он ослабляет веревку, обвязывающию его грудь.

— По крайне мере, теперь мы в расчете, — говорит он.

— В расчете? — говорю я. — Што ты имеешь в виду?

Он снимает с себя веревку и начинает расширять петлю.

— Правило трех, — говорит он. — Забыла што ли? Я же тебе объяснял. Ты спасаешь кому-нибудь жизнь три раза, и жизнь спасенного принадлежит тебе.

Он обнимает меня за талию и притягивает ближе.

— Што ты делаешь, Джек! Я...

— Рот закрой или я брошу тебя здесь, на произвол судьбы, — говорит он.

Он обматывает веревкой нас обоих вокруг талии.

— Как я уже говорил, — продолжает он, — ты спасла меня там, в городе Надежды. Один раз - за тобой. Теперь я спасаю тебя от неминуемого падения в водопад, так что и за мной первое спасение твоей жизни.

— Ты не спас меня! Я справилась сама!

— Хочешь поприператца? С радостью оставлю тебя здесь.

— Нет! — говорю я. — Нет! Не делай этого!

— Ну, тогда, — говорит он. — Думаю, мы в расчете.

— Я не верю в это, — говорю я. — Правило трех. Это самая глупая вещь, которую я когда-либо...

Он дергает веревку, покрепче затягивая узел. Моя спина сильно прижимаетца к его спине.

—...слышала, — говорю я.

— Глупая, да? — Он шепчет мне на ухо, так што его дыхание щекочет мне кожу.

Я вздрагиваю.

— Надеюсь, што другой конец веревки ты хорошо закрепил, — говорю я.

— На Аяксе, Эше и Эпоне, — спрашивает он. — Сойдет?

Я киваю. Он резко тянет за веревку, штобы дать им понять, што мы готовы.

Затем мы соскальзываем в реку.

Эш с Эпоной делают последний рывок, подтягивают веревку, и мы с Джеком выбираемся из воды на илистый берег.

Мы лежим, восстанавливаем дыхание.

— Саба! — Эмми бросаетца ко мне. — Саба! Я думала, што ты утонула! Я думала, што потеряла тебя!

— Пошли, Эмми, — говорит Эш. — Дай Сабе возможность перевести дух.

— Спасибо, Эш, — говорю я.

Она уводить Эм от меня. Эпона подает мне руку и крепко обнимает меня.

— Спасибо, — говорю я.

— Эш и я не очень хорошо плаваем, — говорит она. — Тебе повезло, што Джек был там.

Он улыбаетца своей широкой чванливой улыбкой.

— Не могла бы ты еще раз повторить это, Эпона? — говорит он. — Не думаю, што Саба на самом деле понимает, как ей повезло.

Я начинаю чувствовать себя глупо из-за того, што я бросилась ему на шею. Как будто я была беспомощна.

— Меня не нужно было спасать, — говорю я. — У меня было все под контролем, пока ты не явился.

Он смотрит на меня, открывает рот. Дождь стекает по его лицу.

— Это у тебя-то? — говорит он. — Ты вообще в своем уме. Похоже, што нет. Пять минут назад, ты болталась на камне, на вершине водопада, посреди клокочущей воды и не было никакой возможности, повторюсь, никакой, выбратца оттуда. Любой нормальный человек не будет утверждать, што у него всё было зашибись. И, поправь меня, если я ошибаюсь, но когда я добрался до тебя, то очень хорошо расслышал, што ты никогда никому не была так рада в своей жизни.

— Вовсе нет, — говорю я.

— Эээ... думаю, мы просто двинем к таверне, — говорит Эш.

Она, Эпона и Эмми исчезают.

Джек смотрит на меня тяжелым взглядом.

— Ты весь мозг уже вынесла, — говорит он.

— А ты самый надутый и чванливый из всех, кого мне доводилось встречать, — говорю я. — У меня для тебя новость, Джек. Не такой уж ты и крутой. Да ты вообще не крутой. Ты вообще пустышка! Если бы я бы не доверилась тебе и твоему дурацкому плану, штобы пойти и повидатца с твоим дурацким другом в какой-то дурацкой таверне, я бы вообще не оказалась в реке!

— О, я знаю, иза чего ты так взвилась, — говорит он. — Дело опять в Эш.

— Вот еще! Как бы там ни было, я не могу думать об Эш или о тебе, или о ком-нибудь еще!

— О ком-нибудь еще! — взвился он. — Все дело в твоих крошечных мозгах! Ты сама-то знаешь, што тебе нужно?

— Да! Мне нужно, штобы ты ушел и оставил меня в покое! — кричу я в ответ.

— Нет! Што тебе нужно так это развеятца! О Боже, если ты свихнулась, то я должно быть еще больше сошел с ума! И знаешь почему? Потому что даже на мгновение подумал, што мы с тобой могли бы...

— Могли бы што?

— Черт возьми, Саба, я думал, што мы могли бы хорошо провести время! Знаешь... я бы помог тебе найти брата и мы бы с тобой могли... ну, ты знаешь.

— Нет! Я не знаю, Джек! О чем ты, черт возьми, говоришь?

— Вот о чем я говорю.

Он притягивает меня к себе, хватает меня за лицо и целует.

Я развожу раками. Поначалу, от шока. Но теперь я уже просто стараюсь держать подальше свои руки от Джека. Им не терпитца прикоснутца к нему. Касатца его рук, лица, спину, груди. Я не могу этова им позволить.

Я пихаю его. Он падает обратно в грязь.

— За што? — кричит он.

— За то, што поцеловал меня! — кричу я. — И не смей больше этого делать!

— Ох, не переживай об этом, — говорит он. — Я лучше прыгну в водопад!

Он подымаетца.

— Я лучше буду спать голым в гнезде полным скорпионов! — говорит он.

Он уходит прочь, ведя Аякса за собой.

Я иду следом с Гермесом.

Мои губы покалывает.

На петлях поскрипывает поблекшая вывеска. С неё на нас смотрит нарисованный мужик, а вместо одного глаза здоровая дырень.

— Вот мы и на месте, — говорит Джек. — Милости просим в Одноглазого.

Таверна из черного камня, горбилась приземистым домиком неказистова вида среди горы. Дождь хлестал по её провисшей кровле крыше и переливался через край. Из трубы сочился бледный дымок.

— Выглядит не очень радушным, — говорит Эш.

— Мне не нравитца это, — говорит Эмми.

— Вы просто замерзли и устали, — говорит Джек. — После того, как вы опрокинете в себя миску беличьего рагу Айка, все будет выглядеть намного радужнее.

Мы привели наших лошадей к стойлам. Здесь уже стояло несколько жеребцов, включая большого пегова мустанга и маленьква серого ослика, прижавшихся к друг другу, штобы было теплее. Они навострили свои уши и тихо заржали, когда мы привязывали своих копытных рядом с ними.

— Видишь? — говорит Джек. — Мы здесь не одни. Сначала нам нужно будет устроитца, а потом займемся припасами и лошадьми.

В единственном окне горит свеча, и вдоль стены идет узкая полоска света. Джек звонит в колокольчик, висящий у старой побитой деревянной двери. В ту же секунду свеча гаснет.

— Похоже, што твой друг Айк не нуждаетца в компании, — говорю я.

— Наверное прознал, што придешь ты, — говорит Джек, с угрюмым выражением лица.

Он тянет за ржавую щеколду, та не поддаетца. Он барабанит в дверь кулаком. Бум, бум, бум. Бум, бум, бум.

— Айк! — кричит он. — Айк Твелвтрис! Это я! Джек! Впусти меня!

Ничево.

— Эй! Откройте! — кричу я и барабаню в дверь.

Я собираюсь попытаться открыть ее плечом, но Джек тянет меня обратно.

— Погоди, — говорит он. — У меня ловчее выйдет.

Он отклоняетца назад, заносит ногу и со всей дури лупит по двери ступней, отчего дверь тут же распахиваетца. Он проходит внутрь, а мы за ним.

Мы видим их во всей красе.

Я достаю свой арбалет и нацеливаюсь.

Рядом со мной Эш и Эпона делают то же самое.

— Не стрелять! — командует Джек.

Мое сердце бешено колотится. Мы держим наши арбалеты, тетивы натянуты, стрелы готовы к полету.

Мы смотрим на людей, собравшихся перед нами, их оружие наготове. Наберетца, по крайней мере, человек двенадцать. Все на ногах, с обнаженными ножами, готовыми луками, целящимися прямо в нас. Это самае отвратная свора негодяев, што мне доводилось видеть на своем веку. Шрамы на роже от ножей, у кого-то повязка на глазу, сломанные носы, не хватает уха, кто-то трехпалый. Даже самая низшая падаль, проживавшая в городе Надежды, просто милейшие создания, просто цветочки весной.

Первое, што я делаю, быстро оглядываю комнату. Не упаская ничего. Это вытянутое помещение с низким потолком. Камин стоит посреди, разожжен и пышет жаром. Прямо перед очагом, здоровый стол с котелком посреди него и каменные питьевые бочонки.

Деревянные лавки валяютца на полу. Упали, когда все повскакивали.

Не слышно ни звука, только огонь в камине потрескивает да дождь стучит по крыше.

— Привет, парни, — говорит Джек. — Приятно видеть вас всех.

Затем, из двери в углу, которую я даже не заметила поначалу, выходит мужик. Он высокий, по крайней мере футов шесть и пять, шесть и шесть. Он прёт на одном плече блюдо с обжаренным мясом. Он даже не смотрит в нашу сторону, когда идет к столу, и ставит на него своё блюдо. А затем он замечает нас.

— Айк! — зовет Джек. Он делает несколько шагов вперед, улыбается протягивая руку. — Эй, старина, давненько не виделись!

Но Айк не улыбаетца в ответ. И он не пожимает руку Джека.

Он подходит к нему и ударяет таво в лицо.

Джек падает на пол.

Джек валяетца на полу. Ему больно. Меня окатывает яростью, которую я не чувствовала с тех пор как покинула город Надежды.

Я нацеливаю свой лук на Айка и иду к нему. Я всё делаю быстро, пока тот не успевает опомнитца и оказываетца у стены с раками за головой. Я прижимаю наконечник стрелы к его горлу. Он сглатывает.

За моей спиной раздаетца топот, видимо, все мужики подорвались и бросились ко мне. Не отрывая глаз от Айка, я чувствую их оружие, нацеленное на меня. Слышу их дыхание.

— Все в порядке, Саба, — окликает Джек. — Не убивай его. Я заслужил это.

— Скажи этим псам отойти, — говорю я Айку.

— Опустите оружия, парни, или ужин отменяетца, — говорит он.

Он не сводит с меня глаз.

Пауза, а затем слышитца грохот, когда ружья, луки и ножи падают на пол позади меня.

— Эпона? — говорю я.

— Всё нормально, — говорит она. — Всё чисто.

Я отхожу от Айка. Опускаю лук. Он откашливаетца. Усмехаетца и качает головой.

— Черт побери, — говорит он. — Я все жизнь ждал такую женщину, как ты. Джек, похоже, я влюбился

— И не мечтай, Айк, — говорит Джек. — Она слишком опасна для таких как ты.

— Ох, — говорит Айк, — да не может быть?

Он подходит к Джеку, подает ему руку и подымает его. Джек потирает подбородок, куда Айк ударил его.

— Не волнуйся, — говорит Айк, — я не причинил твоему хорошенькому личику никакого вреда. Хотя стоило бы. После того, што ты мне сделал.

Он смотрит на Джека, а Джек на самом деле выглядит пристыженным. Айк ударяет ему в грудь большим мясистым пальцем.

— Ты оставил меня, сукин ты сын, — говорит он, — висящим вниз головой, совершенно голым, со всеми теми женщинами в их...

Джек хватает его за руку.

— Не сейчас, — говорит он. — Мы поговорим об этом позже.

— Не говоря уже о том, што ты должен был меня встретить у Пат О'Дули и я прождал тебя там цельных два месяца, с той маленькой его собачонкой, которая всегда так и норовит укусить тебя за лодыжки, и и всё это время ты где-то болтался...

— Айк! — кричит Джек, указывая на негодяев за столом. — Гляди! Вон тот уже второй кусок себе тянет!

— О, нет, у него ничего не выйдет!

И Айк поспешил от нас прочь.

Джек улыбаетца мне.

— Бедняга Айк, — говорит он, постукивая себя по лбу. — Такой же сумасшедший как лысуха.

— Мне почему-то так не кажетца.

Мужчины начали бормотать меж собой, когда расселись обратно за большой стол и принялись за свою еду. Эш растолкала их локтями и наполнила едой три котелка, для себя, Эпоны и Эмми. Один, с повязкой на глазу попытался приобнять Ястреба, за што она его огрела половником по башке.

Затем они подтащили три стула к огню и с жадностью принялись за еду. Обе, Эш и Эпона, держали свои арбалеты рядом с собой. Неро уселся на спинку стула Эмми и принялся вычищать свои перья и приводить их в порядок. Он ненавидел быть мокрым.

Я расправила плечи, позволяя теплу комнаты прогреть мои продрогшие кости.

Джек движением показал мне присоединитца к нему и Айку за столом в тускло освещенном углу. Было похоже, што именно в таком месте обсуждаютца заговоры.

Я подтаскиваю стул и сажусь.

— Без обид? — говорю я Айку.

— Да нет, — говорит он. — Мне нравитца твоя манера общения.

У Айка большая голова, которая не очень вяжетца с остальным телом. Густая борода и усы, и прямые темные волосы до плеч. У него также темные, глубоко посаженные глаза. Его голос гремит откуда-то из глубины, начиная наверное раздаватца еще с ног подкатывая к горлу.

— Айк, это Саба, — представляет меня Джек.

Я протягиваю ему руку, штобы тот её пожал. Но Айк хватает её и подносит к своим губам, штобы слюнаво чмокнуть чмокнуть.

— Выходи за меня, — говорит он. — У меня еще все зубы целы, я моюсь два раза в год и ты войдешь в долю, получишь половину моего дела.

Мои щеки заливает румянцем.

— Нет уж, спасибо, — говорю я.

Я пытаюсь отдернуть свою руку, но он крепко в неё вцепился и прижал к своей груди.

— Нет, ну может не прямо щаз, — говорит он, но когда мы узнаем друг друга получше. Через недельку или около таво. Я не против чутка подождать. Только не держи меня в неведении слишком долго, лапушка.

— Я правда не думаю, што я... я... эээ, — мямлю я.

Я бросаю взгляд на Джека, мол, помоги-избавитца-от-твоего-полуумного-друга, но он даже не смотрит на меня. Он откидывается на спинку стула, держа руки за головой и вытянув ноги.

— Наступит чудеснейшие время, которое никогда не кончитца, — говорит он. — Айк Твелвтрис наконец-то пойман в сети любви. Я непременно должен вручить тебе, Саба, свою любовь. Первого мальчика назовем так же как и меня, договорились?

— Во-первых! — я резко отдергиваю руку, отезжаю на стуле и подпрыгиваю. — Я не выйду за тебя, Айк! Я вообще не за кого не выйду! Што за...?

Затем я замечаю, как эти двое переглядываютца. Рот Джека едва сдерживаетца от смеха. Я свирепо смотрю, как они похлопывают друг друга по спине, как парочка идиотов. Чертов Джек. Он опять меня выставил дурой.

— Очень смешно, — говорю я. — Пара гиен. Давайте, продолжайте смеятца.

Я поворачиваюсь, штобы уйти, но Айк своей длинной ручищей гробастает меня за запаятье.

— Ой, ну не надо, — говорит он, вытирая глаза. — Останься. Мы не имели в виду ничего такова, правда Джек? Просто хотели приколотца. Тебе не обязательно выходить за меня... пока не будешь готова к этому.

— Полагаю этова никогда не случитца, — говорю я.

Он хватаетца за сердце.

— Ранен в самое сердце! — вскрикивает он.

Он хватает мой стул и придвигает его обратно к столу.

— Садись, — говорит он. — Выпей и расскажи, што тебя привело в Одноглазого.

Он поднимает кувшин и наливает прозрачную жидкость в три щербатые кружки.

Я стою, скрестив руки на груди.

— В чем дело? — спрашивает Айк. — У тебя такое лицо, будто тебя хорек укусил.

— Я не люблю, когда люди смеютца надо мной, — говорю я.

— Опасная и колючая, — говорит Айк. — Ты заимел на свою голову неприятность, Джек.

— Я не неприятность, — говорю я.

— Нет, черт возьми, она не такая, — говорит Джек.

Айк подымает одну лохматую бровь.

— Ты уверен в этом? Давай, — говорит он мне. — Садись. Выпей.

Я сажусь.

Джек подымает свою кружку. Мы с Айком делаем тоже самое.

— За Молли Пратт, — говорит Джек.

Айк сердито смотрит на него.

— Следи за языком, — говорит он.

— Господи, Айк, — говорит Джек. — Все што я сказал это... за Молли Пратт.

Айк смотрит лукаво. Сдвигает и раздвигает свои брови.

— За Молли Пратт, — говорит он, и её кружевные красные шаровары.

— Одна сногсшибательная женщина, — говорит Джек.

— В придачу со сногсшибательной парой белья, — говорит Айк.

Затем они опрокидывают свою выпивку себе в рот.

Я делаю глоток. Огонь обжигает мой язык, а потом и горло, когда это пойло скатываетца туда. Из моих глаз брызжут слёзы.

Джек ударяет кулаками по столу. Хватает ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

— Какая крепкая бормотуха, Айк, — говорит он. — Чё это?

— Водка настоянная на сосновых шишках, — отвечает Айк. — Давай до дна, — обращаетца он ко мне. Иначе не распробовать.

Я делаю глубокий вдох. Залпом выпиваю эту дрянь, как он мне и сказал. Огонь обжигает мне желудок и начинает медленно гореть изнутри.

— А теперь, — говорит Айк, — давайте о деле. Я тебя знаю, Джек. Ты объявляешься только тогда, когда тебе што-нибудь нужно. Чего на этот раз?

* * *

— Поля Свободы, — говорит Айк. — Так, так. Интересно.

— Што ты знаешь об этом? — спрашиваю я.

— Не больше, чем кто-либо другой в этой части света, — говорит он. — Я слыхал о них.

Он смотрит на Джека, прежде чем заговорить. Быстрый взгляд не более, но мне и этого достаточно, штобы понять, што знает он больше, чем утверждает. Как только я открываю рот, штобы спросить об этом, как тут же появляетца мальчик и ставит перед нами тарелки с тушенным мясом. Что ж, я подожду.

Паренек выглядит не старше четырнадцати лет. Он тонкий, как тростинка, с бледной кожей, как будто никогда не видел дневного света. А сам он состоит из одних локтей, коленок и ушей. Весь такой неуклюжий. Айк протягивает руку, чтобы погладить его волосы.

— Спасибо, сынок.

Мальчик застенчиво улыбаетца Айку, втягивает голову в плечи и спешит прочь. Мы возвращаемся к нашему разговору.

— Понятия не имел, Айк, што у тебя есть сын, — говорит Джек.

— О, Томмо мне не родной, — говорит Айк. — Он появился здесь несколько зим назад. Я нашел его как-то утром, забившегося в навес с лошадьми. Оголодавшего... ребра можно было пересчитывать.

— Откуда он? — спрашивает Джейк.

— Без понятия, — говорит Айк. — Когда я его спросил, он только сказал, «Он велел мне ждать его. Я ждал и ждал, но он так и не пришел». Позже я выяснил, што отец ему велел ждать. Я взял мальчонку к себе. А што я еще мог сделать? Ходил за мной повсюду по пятам, как ручная собачонка. Он не слышит, но может читать по губам. Понимать большую часть из таво, што говорят. Томмо, он славный парнишка. И труженик.

— Не могу сказать, што представлял тебя в роли отца, — говорит Джек.

Айк пожимает плечами.

— Жизнь полна сюрпризов, — говорит он.

Он наполняет мой стакан. Пихает меня локтем.

— Пей давай, — говорит он.

— Итак, — говорит Джек. — Поля Свободы. Што думаешь?

— Не знаю, — говорит Айк. — У меня хорошо идут дела. И я на самом деле не хочу...

— Правило трех, Айк, — говорит Джек.

— Ах, — говорит Айк. — Что ж... не могу отрицать, што правило трех и здесь применимо.

— Што? — спрашиваю я.

— Я спас Айку жизнь три раза, — говорит Джек.

— Это значит, што моя жизнь принадлежит Джеку, и он может вытворять с ней как пожелает, — говорит Айк. — Правда, я не слыхал, штобы кто-нибудь заходил так далеко. Обычно это больше похоже... на оказание одолжения.

— Но правило трех это... шутка, - говорю я.

— Шутка? — говорит Айк, глядя на меня.- С чего ты взяла?

— Я же тебе говорил, — ухмыляетца мне Джек. — Итак, Айк. Мы можем рассчитывать на твою помощь. Пойдешь с нами?

— По ходу тебе решать, — говорит мне Айк. — Он твой брат. Хочешь, штобы я помог?

Я смотрю на него. Крепкого телосложения, выситца над столом словно гора. Спокойный взгляд темных глаз. Славный малый. Надежный. По словам Джека. И знает он больше, чем говорит.

Так же как и Джек, если на то пошло. Маив была права. В этих мутных от самогона глазах полным-полно тайн и секретов. Я постоянно вывожу из себя Джека. Он беспокоит меня. Как бы мне хотелось, штобы сердце не начинало битца быстрее каждый раз, когда он оказываетца рядом. Но я доверяю ему. Даже когда я не могу заставить себя заговорить с ним.

— Што ж, Айк, если Джейк говорит, што на тебя можно положитца, то для меня этова достаточно.

Айк машет своей рукой перед моим лицом.

— Саба, — говорит он, — Я спросил тебя, хочешь, штобы я помог?

— Да, — говорю я. — Полагаю, хочу.

Он берет большой кусман мяса и начинает жевать. Пока он жует, видно, што он размышляет. Мы с Джеком наблюдаем за ним в течение, кажетца, очень продолжительного времени. Наконец, он глотает. Вытирает усы салфеткой, а потом говорит,

— Мы выдвигаемся утром, — говорит он. — Давайте выпьем за это.

* * *

Што-то щекочет мне нос. Я ударяю рукой по тотму, што бы это ни было. Раздаетца смешок.

— Отвалите, — бормочу я, едва ворочая языком.

Башка раскалываетца, во рту пересохло. Я издаю стон.

Еще один смешок. Потом што-то мокрое капает на мой лоб. Я открываю один глаз. И вижу Эмми нависшую надо мной вверх ногами. Она держит смоченную тряпку над моей головой. Я отмахиваюсь от неё. Движение отдаетца болью в моей голове. Я снова издаю стон.

— Проснись и пой! — говорит она.

— Отстань от меня, — хриплю я.

— Пора вставать! — говорит она.

— Я не могу пошевелитца, — говорю я. — Кто-то лупит кувалдой по моей несчастной голове.

— Вот, што бывает от выпивки, — говорит она.

— Да чё ты вообще про это знаешь, — ворчу я.

— Я знаю, што ты вчера перебрала с бормотухой Айка, — говорит она. — Джейк говорит, штобы я дала тебе вот это. Это должно помочь твоей голове.

Я не вероятными усилиями заставляю себя приподнятца на локти, при этом всё время постанываю. Эмми протягивает мне стакан, пихая мне его в руку. Я понюхала содержимое.

— Чего это?

— Просто выпей, — говорит она. — До дна.

— Где-то я уже это слышала? — спрашиваю я.

Он я делаю так, как она говорит и выпиваю то, что она мне дала. Я давлюсь этой гадостью.

— О Госпади, это отвратительно! Чё это?

— Кровь кабана и сырое голубиное яйцо, — говорит она. — Джек говорит с похмелья самое то.

— Джек говорит то, Джек говорит сё, — бормочу я.

Я оглядываюсь, в кабаке никого нет кроме нас с Эм.

— А где все?

— Запрягают лошадей, — отвечает она. — И Айк послал всех опустившихся на дно сволочей покаватца сразу же с наступлением рассвета.

— Эй! — одергиваю я её. — Следи за языком!

— Но Айк их сам так назвал.

— Плевать. Ты ж не Айк. А теперь дай мне руку.

С помощью Эмми я медленно поднимаюсь на ноги. Никогда еще за всю свою жизнь я не чувствовала себя так отвратно. Во рту как будто гнездо ласк, ноги ватные, а голова тяжелая, как будто туда камней насовали. По крайней мере, по голове уже не бьют кувалдой. Может быть, варево Джека делает своё дело.

Когда мы плетемся к двери, я вижу утренний яркий солнечный свет. Мы выходим наружу, и солнце режет мне глаза. Я поднимаю руку, штобы защититца от него. Я прищуриваюсь, штобы разглядеть, чем все занимаютца.

— Утро доброе, — хриплю я.

Айк присвистывает. Эш смеетца.

— Ой-ёй, — сочувствует Эпона. — Бедняжка.

Она прекращает снаряжать своего коня.

— Пойдем со мной, — говорит она.

Она берет меня за руку и ведет к бочке с водой.

— Прости за это, — говорит она.

А затем, не говоря больше не слова, она кунает мою голову в воду. Я выныриваю, хватая ртом воздух, а она кунает меня снова.

Холодная вода приводит в себя, словно удар пощечины по лицу. Когда я выныриваю второй раз, то ору,

— Какова черта ты это делаешь?

— Извини, — говорит Эпона. — Наверное, мне следовало бы предупредить тебя.

Если бы подобное попробовал бы сделать со мной кто-нибудь другой, то порвала бы на ошметки, но Эпона добрая душа. Я знаю, што она только хочет мне помочь.

— Всё, хорош, — говорю я. — Спасибо. Я ...чувствую себя намного лучше.

И к моему удивлению, так оно и есть.

Я ныряю в бочку еще пару раз, затем споласкиваю плечи и руки. Как раз к тому времени, когда я заканчиваю плескатца, рядом оказываетца Томмо. Он протягивает мне грубую тряпку, и пока я вытираюсь, он не отрывает взгляда от земли.

Когда я заканчиваю, то прикасаюсь к его руке. Он смотрит на меня. У него самые прекрасные глаза из тех, што мне доводилось встречать - темно-карие, почти черные, обрамленный длинными ресницами. Глаза как у оленя. Слишком красивые, штобы принадлежать пареньку.

Я улыбаюсь ему.

— Спасибо, — говорю я.

Его тонкое лицо всё заливаетца румянцем. Он втягивает голову в плечи и стремглав несетца прочь.

За моей спиной раздаетца голос Джека и я от неожиданности подскакиваю, как ужаленная.

— Да парню не устоять против твоих чар, если ты будешь ему так улыбатца.

Я оборачиваюсь. Он ближе, чем я думала. Мое дурацкое сердце ускоряетца. Он прислоняетца к стене, засунув руки в карманы. Цвет его глаз сегодня не серебристый, как у лунного света. Они темнее, больше напоминают серый холодный камень.

— Очень смешно, — говорю я, делая вид, што очень занята поправлением своей одежды.

— Томмо - одинокий парнишка с чувствительным сердцем, — говорит он. — Найди кого-нибудь другого, штобы попрактиковаться в умении обаятельно улыбатца.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — говорю я.

— Тогда позволь мне внести ясность, — говорит он. — Выбери кого-нибудь своего возраста, Саба.

— Што? — спрашиваю я. — Тебя например, полагаю?

Мы долго пялимся друг на друга. А потом я перевожу взгляд на его губы и мне кажетца, што я не могу оторвать от них глаз, и я больше ни о чем не могу думать, кроме как о том, как почувствовать их на своих губах. А потом он гворит.

— Нет, не меня. Мне больше не нужны твои улыбки.

Это как пощечина. Я не могу ничего придумать, што бы на это ответить.

Он идет запрягать Аякса.

Я стою, где стояла и пялюсь вникуда.

Как и всегда, когда Джек рядом, камень сердца окатывает мою кожу жарой. Но на этот раз, меня так же бьёт дрожь. Иза холодности его глаз.

Я спрашиваю у Айка, не собираетца ли он заколотить свою таверну, чтобы та простояла в целости и сохранности, пока Томмо не вернулся, но он говорит, што у него нет намерений сюда возвращатца. Всё што он делает, это плотно закрывает старую разбитую дверь, штобы не пустить непогоду внутрь.

— Што и всё? — спрашиваю я. — Ты возьмешь и вот так оставишь свой кабак?

— О, он долго пустовать не будет, — говорит Айк. — Кто-нибудь да придет сюда и приберет его к рукам. Да я и сам так же поступил. Шел по дороге, в поисках ночлега на одну ночь и попал в это место. Судя по всему, эта лачуга пустовала несколько лет. На следующие утро я уже подметал здесь пол и прежде чем осознал, чё произошло, стал заправлять таверной. Нет уж, я пробыл здесь довольно долго. Мы с Джеком поговорили об этом прошлой ночью. После того, как мы разыщем твоего брата, мы с ним снова отправимся в путь. Возьми Томмо с вами.

Он пихает меня локтем под ребра.

— Если уж говорить честно, — говорит мне он, — Меня ждет одна барышня. Самое прекрасное существо, которое когда-либо рождалось в этом мире.

— Случайно не... Молли Пратт? — спрашиваю я.

Он прижимает руки вместе, поднимает глаза к небу.

— Губы, словно спелые ягоды, а изгибы и округлости могут заставить любого мужчину плакать от счастья. Я хочу её познакомить с Томмо. Пришло время осесть. И я пришел к пониманию, што из меня вышел бы славный семьянин. Однако уж не говори ничево Джеку. Он превратит мою жизнь в ад.

— Но... а как же он? - спрашиваю я.

— Джек? Семьянин? — начал громко улюлюкать. — Ну ты пошутила!

— Да нет, я не имела в виду ничего такого... я просто...

— Эй, Джек! — окликает Айк Джека. — Чего ты всегда говоришь?

— Двигайся быстро, путешествуй налегке и никогда не называй своего настоящего имени, — говорит Джек.

— Вот это парень! — Айк подмигивает мне.

У меня внутри появилось странное чувство. Оно трепыхалось где-то у меня в животе. Джек уйдет. И я его больше не увижу. Я как-то раньше об этом не думала. Што будет после того, как мы найдем Лью.

— Айк! — зовет Джек. — Саба! Шевелитесь! У нас нет времени стоять и лясы точить.

Я была настолько увлечена беседой с Айком, што не заметила, што Джек, Эмми, Эш и Эпона уже в седлах и готовы ехать. Томмо тоже взобрался на упрямого маленького ослика, держа под узды большого пегова мустанга Айка.

Неро нетерпеливо спархнул со своего насеста Джеку на плечо. Предательская пернатая.

— Мы идем, — отзываюсь я.

Айк задрал голову и посмотрел на выцветшую вывеску таверны. Он легонько ударяет по ней и та начинает раскачиватца.

— Засиделся я тут, одноглазая сволочь, — говорит он.

Затем мы с ним садимся в наши седла и трогаемся в путь.

* * *

Семь дней до дня летнего солнцестояния.

Я не могу перестать думать о Лью. Переживать за него. Переживать из-за того, што он может быть ранен. Я удивлюсь, если он думает, што я не приду. Но я не стану винить его за это. Лью знает ,што я держу свои обещания, знает, што я бы отрастила крылья и полетела на луну, штобы забрать его обратно, но это было так давно, што он должно быть думает, что со мной что-то случилось. Он возможно даже думает, что я умерла. Я возненавижу его, если он так думал.

Айк с Джеком, оба клялись, што это самый кратчайший путь к Полям свободы и пролегает через эти горы, Дьяволов Зуб. Существует и другая дорога, которая чаще хожена, но это означает, што придетца обратно почти вернутца к Мрачным деревьям. Ну, вот мы и идем этой тропой, и всё потому што Джеку пришло в голову, взять с нами Айка. Тот решил, што игра стоит свеч.

Может быть, это и кратчайший путь и всё такое, но уж точно не очень удобный для путешествия, што не удивительно. Это не те горы, которые любезно разрешают людям пересечь их. Они крутые и неровные, и нет никакой возможности придерживатца высоты. Это не очень пригодное место для путешествия на лошадях. Без сомнений. Становитца так тяжело, что нам в основном приходитца передвигаемся пешим ходом, ведя лошадей под узды.

И здесь не просто горы. Они окутаны туманом.

Он сошел на нас на следующий день, после того, как Айк закрыл дверь «Одноглазого» и ничто не предвещало, што нас поджидает. Он стелился по горам денно и нощно, тяжелый, от которого мы продрогли до костей. Он обвивал наши ноги, прикасался к нашим лицам, лип к рукам.

Ненавижу его. Я не вынесу этова, если не увижу неба. Не важно, как бы хреново не было в Серебряном озере, по крайней мере, там всегда можно было рассчитывать на бескрайний небесный простор. Небо там всегда было такое широкое и высоченное, которое на горизонте встречалось с землей. Человек там мог свободно дышать.

Мы идем молча и большую часть времени шагаем завернувшись в наши плащи, опустив головы. Когда кто-то што-то говорит, то произносит это тихо. Даже здоровенный Айк с его громоподобным голосом говорит негромко. Если разговаривать нормальным голосом, то здесь в горах он звучит слишком громко, неуместно, в этом приглушенном тумане мире. Не слышно пения птиц. Ни единого шороха. Не видно, штобы здесь даже ступала лапа хоть какого-нибудь зверя. Здесь нет ни единой живой души.

Эмми подружилась с Томмо.

Они едут вместе. Он разговаривает с ней своим странным хриплым голосом. Даже, если он будет изъяснятца с ней на пальцах, вместо слов, она и то, кажетца, будет понимать его, как будто он говорит как обычный человек. Как будто между ними нет никаких различий.

Они словно брат с сестрой, Томмо и Эмми. Я рада. Хорошо для неё общатца с кем-нибудь её возраста. И она выглядит счастливой, не унылой и изможденной, с тех пор, какой она была уже очень долго. С той самой поры, когда мы покинули Озеро.

Но между мной и Джеком все изменилось.

Наши отношения начали портитца еще в городе Мародеров, но после того, как он меня вытащил из реки, стало еще хуже. Последний раз, когда он разговаривал со мной, это когда говорил, штобы я не улыбалась Томмо.

Мы перекидываемся парой-тройкой слов, если приходитца, но он больше не подтрунивает надо мной и наши руки больше не соприкасаютца, и мы стараемся, штобы наши глаза не пересекались взглядами. Как будто, то, што он держал меня и целовал, а по моей спине бежали мурашки, было далеким сном.

Ну, и чего ты ожидала? Каждый раз, когда он приближаетца к тебе, ты его отталкиваешь.

О, это пустая трата времени думать о Джеке. Скоро я собираюсь вернуть Лью. Тогда он, Эмми и я, найдем нам где-нибудь подходящие место и осядем там. Место, где будет зелено и спокойно, где будет вода. Может рядом с Мерси. И мы вновь будем семьей. Это всё што меня волнует.

Я дрожу и укутываюсь в свой плащ посильнее.

Здесь в тумане так холодно.

А без улыбки Джека даже холоднее.

Наконец, после целых двух дней пути в кромешном тумане, тот начинает истончатца. Он не уходит полностью, но ветер подхватывает его и растягивает, превращая будто в длинные серые перья, парящие вокруг нас. Воздух всё еще холодный и промозглый. Сложно поверить, што это полдень середины лета.

И вот тогда мы выходим на повешенных.

Их четверо. Вздернутые веревками за шею, петли которых свисают с большой ветки, обугленного молнией, дерева. Их тела болтались от дуновения легкого ветерка, их лица и руки были серыми, в тех местах где были покрыты засохшей золой. Туман обволакивал и их тела.

Мы подъехали. Очень долго, мы просто сидим на наших лошадях и смотрим на мертвецов. Никто ничего не говорит. Лошадь Эпоны фыркает.

Джек слазит с Айкса. Он подходит к дереву и трогает за руку ближайшего висельника. Он присаживаетца на корточки и щупает землю. Он обратно одевает свою шляпу и смотрит на Айка.

— Это Тощий Ник, — говорит Айк, — и эээ...

— МакНалти, — говорит Томмо.

— И то верно, МакНалти. А это два два парня, которые с ними были. Они останавливались в «Одноглазом» за ночь, до вашева появления. Поднялись все вместе с позоранку на следующие утро и ушли на своих двоих.

— Они мертвы, по крайней мере, дня два, — говорит Джек.

— Должно быть с кем-то пересеклись, — говорит Айк.

— Ага, — говорит Айк, — должно быть так и было. Несчастные ублюдки.

Он цокнул своему мустангу и повел его мимо висельников. Я пропускаю всех остальных вперед, и жду, пока Джек не усаживаетца на Аякса.

— Ты с Айком знаешь, чьих это рук дело, — говорю я.

— Ага, — говорит он.

И уголок его губ слегка дергаетца.

— Тонтоны? — спрашиваю я.

— Похоже, што они, — говорит он.

— Почему у них на лицах и руках пепел? — спрашиваю я.

— Незваных гостей никто не ждет с распростертыми объятьями на Полях свободы, — говорит он. — Иногда Тонтоны вешают, в другой раз отрезают головы и насаживают их на колы. Но они всегда оставляют на лицах пепел. Вот так и можно узнать, что ты попал на их территорию. Умник видит это и поворачивает подобру поздорову, и валит отсюдава к чертям, настолько быстро, насколько способен.

— Но мы не поворачиваем, — уточняю я.

— Нет, — говорит он. — Мудрость не та добродетель, к которой устремлены все мои помыслы.

Даже, когда мы уже давно проехали висельников, я не могла перестать думать о Викаре Пинче. О ДеМало и остальных Тонтонах.

С каждым шагом мы приближались к Полям Свободы. Но я до сих пор не придавала особова значения тому, с чем нам придетца столкнутца. Кто будет нам противостоять. Но теперь, я думаю об этом.

Тонтоны вешали людей. Отрезали головы и насаживали из на кол. Ибо нечего было шаритца кому ни попадя по земле Короля. Такие люди не станут дважды раздумывать над убийством Лью. У меня пронеслось в голове всё, што мне говорила Хелен. Всё то, што мне было известно о Пинче и ДеМало. Но мне нужно знать больше. Я должна знать своего врага. Я должна знать всё, што знают Джейк и Айк.

А им многое известно, я в этом уверена. Я собираюсь заставить их, всё мне рассказать. Они мои должники.

Я подождала, пока мы не разбили на ночь лагерь. Эпона пошла первой в дозор. Эш, Эмми и Томмо завернулись в свои спальники и уже дрыхли без задних ног. Айк устроился у бревна. Его голова свесилась ему на грудь.

Джек с Неро сидели у костра и играли в кости. Как только Джек обнаружил, што Нероо умеет считать, он вырезал пару кубиков и научил ворона играть. Неро подбрасывает кости клювом.

Я иду и останавливаюсь прямо рядом с ними. Неро выбрасывает две шестерки.

— Черт, — говорит Джек. — Он опять меня сделал. Никогда не думал, што проиграю какой-то вороне. Думаю, он жульничает.

Неро подпрыгивает вверх-вниз и вопит от восторга.

— Если и так, Джек, — говорю я, — то этому он понабрался от тебя. Я хочу поговорить. С тобой и Айком.

Он вздыхает. Как будто именно этого он и ожидал. Но он встает и слегка пинает Айка. Тот с ворчанием просыпаетца.

— Што? — спрашивает он.

— Давай-вставай уже, — говорит Джек. — Саба жаждет пообщатца.

Когда Айк тыжело поднимаетца на ноги, Неро взлетает, штобы усестца на моем плече. Он потираетца свое головой о мою щеку. Он всегда знает, когда мне нужен кто-нибудь, чтобы быть на моей стороне. Как сегодня.

Я увожу их подальше от лагеря. Поднимаюсь в горы, сквозь деревья, пока не оказываюсь на скалистом выступе. Я поворачиваюсь к ним лицом. Туман совсем исчез, а ночь теплое и небо высокое. Ночное небо середины лета. Я очень ясно вижу Джека и Айка.

— Так, — говорю я. — Расскажите мне, што вы знаете о Полях Свободы. Расскажите все.

Они переглядываютца друг с другом.

— Я с вами честна, — говорю я. — Я всё вам рассказала. О том, што сказала мне Хелен о жертвоприношении в день летнева солнцестояния и почему они забрали Лью. Пинч может быть и мертв, но Лью всё еще в опасности, до тех пор пока мы не вытащим его оттудава. Теперь вы оба должны быть искренними со мной. Вы должны мне рассказать всё, што знаете. Так, по крайней мере, у нас появитца шанс выбратца от туда, с чем бы мы там не столкнулись.

— Ну, тебе известно больше нашева, — говорит Айк. — Мы слышали только то, што болтает разный путешествующий сброд. Ну, знаешь, время от времени, встречаешь кого-то и болтаешь с ним по душам...

— Забудь об этом, Айк, — обрывает его Джек.

— Што?

— Я сказал, забудь об этом.

— Но я думал, што мы договорились, мы...

— Айк, — говорит он. — Саба права. Она должна знать, с чем мы столкнемся.

— Я так и знала! — говорю я. — Я знала, што вы знали больше, чем говорили. Черт возьми, Джек, почему ты не сказал мне раньше? Почему ты не рассказал мне сразу же, как узнал, куда я направляюсь?

— Я знаю, што должен был, — говорит он. — Но я не хотел, штобы ты узнала об этом раньше времени.

— Я не ребенок, — говорю я. — Я не нуждаюсь в твоей защите.

— Знаю, — говорит он. — Знаю, извини.

— Думаю... што я пойду обратно в лагерь, — говорит Айк.

— Трус, — говорит Джек.

— Иди, Айк, — говорю я. — Джек расскажет все, што мне нужно знать.

— Договорились, — говорит он. — Ну... если я услышу какой-либо крик, я пришлю Эмми.

Он беззвучно исчезает. Никаких шорохов и шагов. Для такого большого мужчины, Айк двигался очень тихо. Неро должно быть начал чувствовать беспокойство, потому что он полетел вслед за ним.

Теперь остались только мы с Джеком.

— Ладно, Джек, — говорю я. — Начинай рассказывать.

— Четыре года назад, — говорит он. — Я был не в подходящем баре, не в подходящее время. Набрел на Тонтонов. Они всегда в поисках сильных работников. Рабов. Вот как я оказался в Полях Свободы.

— Ты был там, — говорю я.

— Да, был, — говорит он. — Давай присядем.

Мы садимся лицом к друг другу, на пару близ лежащих камней. Как по мне, то мы оказываемся слишком близко. Его нога соприкасаетца с моей. Сердечный камень снова жжет мне кожу.

— Вот как мы познакомились с Айком, — говорит он. — Нас взяли в рабство в одно и то же время. Ты можешь себе представить, што мы с ним, как-то не очень обрадовались рабской жизни и работе в цепях на полях. Но, што до остальных... похоже тех вообще ничего не заботило. Мы выяснили, почему все такие тихони и никто не сопротивляетца. Из большой бочки, которая приезжает на телеге два раза в день, один раз утром и другой раз вечером, заполняютца все фляги. Так вот в той воде растворен чаал.

— Хелен сказала, што все дело в чаал, — говорю я.

— Эта дрянь замедляет твой мозг, — говорит он. — Отупляет тебя. Отличная штука, если хочешь контролировать людей. Но если с этой отравой перебарщивать, то все слетают с катушек. Ритм сердца убыстряетца, ты становишься возбужденным и агрессивным, тебе не нужна ни еда, ни сон.

Я думаю о Бешеном Псе из города Надежды. О том, што он сделал с Хелен. О толпе в Колизее, избивающая до смерти беглеца, во время его смертельного забега.

— Я видела, на что способен чаал, — говорю я.

— Мы с Айком заполняли наши фляги по примеру остальных, но сроду к ней не прикасались. Мы её сливали по ирригационным каналам в поля.

— Как долго ты был там? — спрашиваю я.

— Пару месяцев. Ровно столько, штобы собрать всё, што нам было необходимо, штобы вскрыть замки на наших цепях, сковывающие лодыжки. Затем нам пришлось дождатца штормовой ночи. Ратрули с собаками не выходят во время грозы или просто плохой погоды. Собаки пугаютца.

— И так вы сбежали, — говорю я.

— Считаем, што нам повезло, — говорит он. — Мы отправились в путь, держались низин, подальше от неприятностей. Айк, в конце концов, осел в «Одноглазом», а я двинул дальше.

— Пока ты не оказался в тюрьме в городе Надежды, — говорю я.

— Да, — говорит он. — И вновь, неподходящий бар, неподходящее время.

— Похоже, жизнь тебя ничему не учит, — говорю я.

— Похоже.

— Што тебе известно о Короле? — спрашиваю я.

— Што он был чёкнутый, — отвечает Джек.

— Знаю, — говорю я. — Сама его видела.

— Он был чокнутым, но он был и умен, и он контролировал всё и вся, — говорит Джек. — Жил в огромном белом доме на возвышенности над Полями Свободы. Во Дворце. С изысканной пищей, хорошими напитками. Чего у него только не было. Потрясающие вещи, оставшиеся от некогда процветавших Мародеров. Мягкие кресла, большие столы, очки, картины были развешаны по стенам. Его дом был полон рабов, которые падали ниц и ползали ни коленях, пока они находились с ним в одной комнате. Если ему показалось, што кто-то осмелился не так на него взглянуть, то он тут же мог пустить в ход свой меч. Я видел его только с расстояния. С достаточно близкова.

— Я понимаю, о чем ты, — говорю я.

— В последние годы он стал расширять границы владений своей империи. Везде, где я потом побывал, только и делал, што тем или иным способом уворачивался от Тонтонов или слышал о них. В любом месте, где чистая вода или земля годная для земледелия, появлялись они и провозглашали власть Короля. Если же кто-то уже работал на плодородной земле, то у тех был выбор не велик, либо они работать на Тонтонов, либо быть убитыми. У Тонтонов повсюду шпионы и доносчики.

— Он не всё контролирует, — говорю я. — Взгляни на Вольных Ястребов.

— Может им осталось не так уж долго быть на воле, — говорит он. — Король может и мертв, но кто-то непременно придет ему на смену. Его империя продолжит расширятся. Могу поспорить на што угодно.

— Не поверю, што Маив не знает об этом, — говорю я. — Што она не слышала об этом.

— Я попытался с ней поговорить, — говорит он. — Но она не стала слушать. Но сказала она следующие, цитирую, не знаю, какую игру ты затеял, но насколько я могу судить, ты желаешь всё рассудить по справедливости. Только отчаявшийся дурак может тебе доверитца, но я точно, черт меня дери, не из таких.

У меня засосало вод ложечкой. Отчаявшаяся дура. Вот какова обо мне мнения Маив. А затем всё што он мне только што сказал, начинает меркнуть. Я медленно поднимаюсь в полный рост. Смотрю на него сверху вниз.

— Вот, значит как, — начинаю закипать я. — Вот почему ты поплелся за мной. Почему ты оказался в Мрачных деревьях. Ты хотел, штобы Вольные Ястребы помогли тебе очистить Поля свободы. Тебе плевать, найду ли я Лью. Тебе плевать на меня. Вся это хрень, типа ты ничего не мог поделать, тебе пришлось следовать за мной... и всё это было... фигней. Госпади, я такая идиотка.

— Нет, — говорит он, - это было правдой, клянусь, што так и было. И есть!

Он запрокидывает голову назад и шепчет себе под нос проклятия. Встает.

— Всё, штобы я тебя сейчас не сказал, ты, скорее всего не поверишь мне, — говорит он.

— Наверное нет, — подтверждаю я.

— Я не хотел и не ждал помощи от Ястребов, — говорит он. — Когда мы с Айком смылись с Полей свободы, я ни о ком не думал, кроме себя. Но я стал смотреть, што творитца вокруг, и стал думать о тех несчастных ублюдках, которых мы оставили на полях чаал. Затем я попал в город Надежды и увидел, што творилось там, а потом я встретил тебя и Ястребов, и неожиданно появилась возможность сделать мне што-то достойное в своей жизни... поэтому я ухватился за этот шанс. Всё случилось так неожиданно и сразу, Саба. Ты должна мне поверить. Это судьба, как я и говорил.

— Джек, — говорю я, — ты же не думаешь, што семь человек плюс ворон смогут повергнуть Тонтонов и их деятельность.

— А почему нет? — протестует он. — Мы с Айком знаем все входы и выходы. Мы можем застать их врасплох. Они не ожидают неприятностей, пришедших снаружи.

— Я здесь только ради таво, штобы вернуть Лью, — говорю я, — а не менять этот чертов мир. Я говорила тебе уже. И кстати, ты совсем выжил из ума.

— Ну же, Саба, — начинает уговаривать меня он, — если мы разработаем достаточно хороший план, у нас может всё получиттца. Ты хочешь вытащить своего брата, а потом всю свою жизнь прожить в мире, в котором заправляют Тонтоны? Лично я не хочу. Эш с Эпоной тоже не хотят. Если ты спросишь их, уверен, што и Томмо с Эмми скажут то же самое. Возможно, ты и сожгла город Надежды, сровняв его с землей, но они отстроят на его пепелище новый город. Голову даю на отсечение.

— Ну, так и што ты предлагаешь, Джек? Што ты собираешься мне помочб, если я по уши втрескаюсь в твой план? Так что ли?

— Нет, — негодует он. — Нет. Я только говорю, што мы должны мыслить шире. Мы вытащим Лью и одновременно прикроем их деятельность. Тонтонов, поля с чаалом... всё. Ни мы не сможем все это провернуть без тебя.

— Ты пообещаешь мне, што мы заберем Лью оттудава, — говорю я.

— Обещаю, — говорит он. — Обещаю.

— Ладно-ладно, — говорю я. — Я подписываюсь на твой план. Какой он?

— Честно говоря, — отвечает он, — я бы не стал так громогласно заявлять, што у меня есть план. Это скорее... кое-какие мыслишки.

— Джек!

— Я сказал, обещаю! — говорит он.

— Нам понадобитца помощь, — говорю я.

Я свистом призываю Неро. Он машет крыльями и приземляетца мне на плечо. Я вынимаю из своего кармана золотое кольцо Маив.

«Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, если тебе понадобятца Ястребы, пришои Неро с этим кольцом и мы придем на выручку. Где бы ты ни была, когда бы это не случилось... ты присылаешь это кольцо, и мы будем там, где мы тебе нужны».

— Это кольцо Маив, — говорю я. — Она сказала, штобы я отправила его ей, если мне потребуетца помощь. У тебя есть чем его привязать его к лапке Неро?

Он шарит в кармане и вытаскивает приличных размеров кусок веревки.

— Привяжи это к его лапке, — говорю я. — Завяжи плотный узел, но проследи, чтобы веревка не перетянула ему лапку.

Он работает быстро.

— Сделано, — говорит он, отступая назад.

Я глажу перья Неро. Смотрю в его умные черные глаза-бусины.

— Найди Маив, — говорю я, затем касаюсь его грудки. — Неро, найди Маив. Найди её.

Он вскидывает голову набок. Затем дважды каркает и растворяетца в ночи.

— Он меня еще пока ни разу не подвел, — говорю я.

— Я должен был рассказать тебе все раньше, — говорит Джек. — Я должен был...

— Што? — спрашиваю я. — Доверится мне?

— Да ну... — говорит он. — У меня нет привычки, доверять людям.

— У меня тоже, — говорю я.

— Мы могли бы попытатца начать все сначала, — говорит он.

Он протягивает руку.

Я колеблюсь. А потом я пожимаю ее. Теплую. Мозолистую. Сильную.

— Прости, я был такой скотиной дома у Айка, — говорит он. — Это было просто... ах, черт, Саба... Я ревновал из-за того, што ты улыбалась Томмо, а не мне. Ты почти не разговаривала со мной, не говоря уже об улыбке, и я ничего не мог поделать с собой.

— Ревновал? — говорю я. — Ты? Ревнуешь? К Томмо? Да он же дитя малое.

— Я ревную ко всем, кому ты улыбаешься, если это ни я, — говорит он.

Он подходит на шаг ближе. Тянет ко мне руку. Проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. Меня бросает в жар и охватывает дрожь.

— Ты смотришь на меня, — говорит он, — а я смотрю на твои губы... и всё о чем я могу думать, каково это целовать тебя. Ты ведь даже не представляешь, ведь так? Ты даже не понимаешь, насколько ты прекрасна.

Мы смотрим друг на друга. Луна серебрит его лицо. Оттеняя его глаза. Придает ему странный вид. Не совсем реальный.

Я делаю шаг назад так, што рука его падает. Я отгораживаюсь от таво, што он только что сказал. Даже несмотря на то, што сердце у ребер стучит как сумасшедшие. Даже, несмотря на то, что я не могу дышать, а сердечный камень горит жаром у моей коже.

— Думаю, нам надо будет вернутца в Междуручье, — говорю я. — Мне, Эмми и Лью. С чего-то начать. У нас там есть друг, Мерси. Я тебе говорила о ней?

— Саба, — говорит он.

— Она очень даже ничего, — говорю я, — приятная. Она старинная подруга моей мамы.

Да, у меня все получилось. У меня было достаточно времени, чтобы подумать об этом.

— Саба, — повторяет он.

Я знаю, что это какой-то детский лепет, но просто не могу уже остановитца. И я не осмеливаюсь смотреть на него. Я боюсь, што если взгляну на него, то должна буду што-то сказать или сделать, а я не хочу. Не знаю, што именно это значит, но у меня такое... чувство, што я иду вдоль узкого гребня скалы, и моя нога может соскользнуть в любой момент. Я должна только думать о Лью, думать только о том, почему я здесь, и всё будет как надо.

— Што ж, я лучше вернусь, — говорю я.

Я пытаюсь проскользнуть мимо него, но он хватает меня за руку. Останавливает меня. Мы стоим так близко к друг другу. Слишком близко.

— Останься, — говорит он.

Прежде, чем я могу остановить себя, я смотрю на него. Ошибка. Горячие серебряные глаза. Прожигают меня. Мое сердце трепещет.

Он наклоняет голову вниз.

— Останься со мной, — шепчет он мне на ухо. — Ненадолго.

— Я... я должна идти, — бормочу я.

— Прошу тебя, — говорит Джек.

Его дыхание гладит мне кожу. Теплый запах Джека. Я чувствую себя слабеющей. Опасно. Я себя... всегда так чувствую, когда рядом с ним... это опасно. Я выдергиваю свою руку.

— Нет, — говорю я. — Я... я не могу. Спокойной ночи, Джек.

Я прохожу мимо него. Я ухожу к лагерю. Я не могу двигатца быстро.

Он не отвечает.

* * *

Солнце, раскаленное добела, весь день нещадно обрушивалось на наши головы. Около полудня, тропинка стала крутой и каменистой. Нам пришлось спешитца, и взять лошадей под узды, как только мы начали взбиратца. Мы собираемся пересеч горный хребет и это наш последний большой перевал, прежде чем мы окажемся на Полях Свободы. Джек говорит, што хочет добратца туда до наступления ночи, но по этой местности не удаетца быстро передвигатца.

Чем выше мы взбираемся, тем жарче становитца, даже несмотря на то, што день идет на убыль. Приближающийся вечер не приносит никакого облегчения от жары, совсем. На протяжении всей дороги, нам не попалось даже несчастного деревца, в тени которого можно было бы укрыться хотя бы на долю секунды.

Когда мы застряли в тумане на несколько дней к ряду, я тогда и на секунду не могла представить, што обрадовалась бы сейчас той промозглой тяжести. Ах, где этот чертов туман.

Эм понемногу начинает отставать от остальных и мне приходитца возвращатца, штобы идти рядом с ней. Но она еле-еле тащитца. Я гляжу через плечо. Она с трудом переставляет свои отяжелевшие ноги. Она выглядит такой бледной и изможденной. Я жду её. Пот стекает ручьем по моему лицу, жжет мне глаза. Я убираю его, кончиком своей чалмы.

— Я так хочу пить, — говорит она, когда подходит ко мне.

— Бурдюк пуст? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Сядь, — говорю я.

Она опускаетца на камень. Я открываю свой бурдюк и прикладываю горлышком к её губам. Она жадно присасываетца, вода внутри булькает. Вода бежит по её подбородку и шее, и я вытираю её концом своей рубахи.

Она выглядит слегка удивленной. Я никогда не проявляла к ней подобного сочувствия, мне было плевать, когда она последний раз мылась или, што её лицо было всё чумазым. После того, как Па перестал о нас заботитца, это взял на себя Лью. А мне подобные мысли даже в голову не приходили, до нынешнего момента. Я, нахмурившись, уставилась на неё.

— Когда ты в последний раз мылась? — спрашиваю я.

Она выглядит еще более удивленной.

— Не знаю, — отвечает она.

— Тебе надо бы почаще мытца, — говорю я. — Ты должна быть опрятной.

— Хорошо, — говорит она.

Я отворачиваюсь и сама делаю глоток воды. Я смачиваю водой свои пересохшие губы.

Все остальные уже довольно прилично ушли вперед. Эш прикладывает руки к своему рту, и кричит нам.

— Нельзя останавливатца! Нет времени. Джек говорит, мы должны перейти хребет до наступления темноты!

— Эмми нужен отдых! — кричу я в ответ.

— Она может отдохнуть и попозже!

— Ей нужен отдых прямо сейчас!

Я вижу как они меж собой переговариваютца. Затем Айк отдает вожжи у Томмо, а сам отправляетца к нам. Он садитца на корточки рядом с Эмми.

— Эй, деточка, — говорит он. — Ты не очень хорошо выглядишь. Как насчет того, чтобы проехатца верхом?

Она кивает, но не смотрит на него. Ей нравитца Айк, но она его немного стесняетца. Мне кажетца, што это иза того, што он такой большой, а она такая маленькая.

— Ну, тогда, давай, — говорит он, — запрыгивай.

Она взбираетца ему на спину.

— Спасибо, Айк, — говорю я.

— Мы должны достичь перевала до наступления темноты, — говорит он.

— Знаю, — говорю я. — Слышала уже сто раз.

Он смотрит на небо. Свет становитца мягче, преобретая цвет золота.

— Нам бы поднажать, — бормочет он.

Айк взбираетца вверх на гору с Эмми на гагривке, словно паук. Я просто поверить не могу насколько быстро он передвигаетца, цепляясь за камни. Как будто она ничего не весит. Наверное, для мужчины его размеров так и есть.

Я делаю последний глоток воды. Потом беру под узды Гермеса и плетусь за Айком, настолько быстро, насколько могу.

Меня все ждут, пока я взбираюсь наверх. Эмми бросает на меня взгляд, но больше никто на меня не смотрит. Они смотрят на што-то впереди себя.

— Што такое? — спрашиваю я.

Затем я вижу, што это. На што они все уставились.

Мы стоим на краю того, что когда-то было горным озером. Во времена эры Мародеров, на этом участке должно быть была прохладная, чистая вода, которая приносила такое долгожданное облегчение усталым ногам путников. Но теперь здесь не было никакой воды и в помине.

Теперь долина простираетца далеко впереди нас. Иссушенная, выжженная, трещина на трещине. Они бесконечны.

Мое сердце уходит в пятки. Я облизываю губы.

— Я не вижу другую сторону, — говорю я.

— Она там есть, — говорит Джек. — Мы должны были уже там быть.

— Мы не смогли бы пройти быстрее по такой жаре, — говорю я.

— Знаю, — говорит Джек, — знаю. Это моя вина. Мы должны были выдвинутца раньше... — Он хватаетца за волосы. — Черт подери, — говорит он, — я думал у нас еще достаточно времени. — Он смотрит на Айка. — Чего думаешь?

— Мы могли бы пересечь это расстояние до наступления ночи, — говорит Айк

Но мы видим по его лицу и слышим по его голосу, што он так совсем не думает.

— Не вижу в этом проблемы, — говорит Эпона, нахмурившись. — Мы просто пересечем его настолько быстро, насколько сможем.

— Да, — говорю я, и Эш кивает.

— Мы не можем идти быстро, — говорит Джек. — Там слишком много трещин, слишком много мест, где лошади могут споткнутца.

— Ну, ладно, — говорю я. — Тогда мы будем идти медленно и осторожно. И если стемнеет до того, как мы закончим переход, мы просто разобьем лагерь на дне озера.

— Мы не можем, — говорит Айк.

Я смотрю на Джека. На Айка. Они смотрят друг на друга, их лица мрачны.

— Это почему это? — говорю я. — Мы должны закончить переход до наступления темноты, мы не можем разбить лагерь на дне озера... Мне все это не нравитца.

— Двоим из нас не нравитца, — говорит Эш.

— Троим, — присоединяетца Эпона.

Я скрещиваю руки на груди.

— Ради бога, просто расскажите нам, — говорю я. — Почему мы должны закончить переход наступления темноты?

Айк разводит руками.

— Скажи им, Джек, — говорит он.

Джек чертыхаетца себе под нос. С мгновение смотрит на землю. Затем он тянетца к краю рубашки и снимает ее через голову.

Эмми задыхаетца. Позади себя, я слышу шипение Эш. Я уже видела их в городе Надежды, но мой желудок все равно сжимаетца.

Три длинных розовых следа от когтей пересекают его тело от правого плеча к левому бедру. Джек стоит так мгновение. Затем он поворачиваетца, штобы мы могли увидеть его спину. Шрамы от когтей поменьше искромсали его правую лопатку.

Он оборачиваетца и снова надевает рубашку.

— Такой ответ на ваши вопросы сойдет? — спрашивает он.

— Кто это так с твоей спиной? — шепчет Эмми.

— Было темно, — говорит Джек. — Я не рассмотрел.

— Они называют себя адскими червями, — говорит Айк.

— Черви с когтями, — говорит Эпона. — С большими когтями, судя по всему. Никогда не слышала о таком раньше.

— И ты никогда не видела ничего подобного, — говорит Айк.

— Што это такое? — говорит Эш.

— Легенда гласит, што давным-давно, еще во времена Мародеров, они вылили какую-то дрянь - яд в озеро, — говорит Айк. — Который убил всё живое. За исключением червей. Они выросли в размерах.

— Ты сказал они, — говорит Эпона. — Это значит, што их больше, чем один. Насколько больше?

— Намного больше, — говорит Джек.

— С каждым разом все лучше и лучше, — говорю я.

Тишина. Затем я говорю.

— Решено, я пойду одна.

Теперь все начинают говорить сразу, даже Томмо, перекрикивая друг друга, все громче и громче, пока я наконец закрываю уши руками и кричу,

— Заткнитесь, все вы! Просто... заткнитесь!

Он умолкают. Все они смотрят на меня.

— Он мой брат, — говорю я. — Я не позволю никому из вас пойти со мной, если это, — я указываю на Джека, — то, с чем нам придетца иметь дело еще до таво как мы доберемся до Полей Свободы. Сейчас я не могу себе позволить спуститца и ждать завтрашнева дня, штобы попробовать перейти озеро завтра. Уже почти середина лета. Если я пойду прямо сейчас, то возможно я доберусь до таво берега озера еще до наступления ночи.

— Она путешествует быстрее, когда идет в одиночку, — говорит Айк, — так?

— Вот именно, — говорю я. — Так, Эмми, ты... Эмми какого черта ты делаешь там, внизу?

Пока мы говорили, Эмми шарила по земле. Теперь она стоит прямо и протягивает руки. В одной руке у неё кучка белых камушков, в другой черных.

— Белый - означает, што мы идем с тобой, — говорит она. — Черный - не идем. Каких бы не выпало большинство - мы то и делаем.

— У меня нет времени на это, Эмми, — говорю я. — Я...

— Саба, заткнись, — говорит она.

Я так изумлено, што делаю это.

Она раскладывает камешки в две кучи на земле. Она оставляет пространство между ними.

— Каждый голосует один раз, — говорит она. — Вы выбираете свою гальку, а потом кладете его посередине. Когда все сделают свой выбор, я посчитаю. А теперь повернитесь, так, штобы вы не могли подглядывать, што делает другой.

Никто не шевелитца. Все мы просто стоим и смотрим на нее.

— Я сказала, отвернитесь! — говорю я. — Томмо, ты будешь первым.

Все мы отворачиваемся. Айк стоит возле меня.

— Вижу, што повелевать - это у вас семейное, — бормочет он.

Эмми взяла всё в сои руки. Я теперь одна.

— Што на счет меня? — спрашиваю я.

— Жди своей очереди, — говорит она. — Хорошо, поворачивайся.

Посередине лежит шесть белых камушков. Ни одного черного.

Я присаживаюсь на корточки. Подбираю гальку и держу их в руке. Они твердые и теплые на ощупь. Я смотрю вверх на лица своих сотоварищей, на одного за другим. Такое чувство, што я их вижу будто впервые. Джек, Айк, Эмми, Эпона, Эш и Томмо. Все они изъявили желание идти со мной через озеро. Пойти со мной во тьму и встретитца лицом к лицу с тем, што живет в ней.

У меня перехватывает горло.

— Вы не должны этого делать, — говорю я.

Эпона пожимает плечами.

— Саба, мы твои друзья, — говорит она. — Мы хотим помоч.

— Я бы предпочла, штобы вы этого не делали, — говорю я.

— Очень жаль, — говорит она. — Мы тут с тобой застряли.

— Если мы и дальше продолжим разводить сопли, — говорит Эш. — Я начну рыдать. Теперь, когда мы совсем разобрались, я говорю, што пора отправлятца в путь.

Джек говорит нам, штобы мы завязали на копыта лошадей тряпки, штобы заглушить их стук, и черви бы не узнали, што мы идем как раз над ними. А потом мы идем по выжженному лону озера.

Мы двигаемся настолько быстро, насколько это возможно, но, как и сказал Джек, нам нужно вести лошадей так, штобы те благополучно миновали все трещины, большие и малые, которые раскололи землю и задерживают нам. Мы не говорим, стараясь не издавать ни звука. Но лошади што-то чуют. Они нервничают. Вскоре они начинают пугатца даже собственной тени.

И мы никак не успеваем. Мы не успеваем пересечь озеро до темноты. Даже несмотря на то, што дни сейчас длиннее, мы только в середине пути, когда свет начинает уступать свои права сумеркам.

Джек останавливаетца. Он глядит на небо. Он ждет, пока все собирутца в одном месте. Когда свет меркнет, он говорит тихим голосом:

— Они движутца очень быстро. Мы должны быть готовы ко всему.

У меня сжимаетца желудок.

— А к чему именно? — спрашиваю я.

— Адовы черви спят днем, — говорит он, — глубоко в горе. С наступлением ночи, они поднимаютца наверх через трещины в лоне озера. В поисках еды. Может нам повезет, и они уже успели набить свои брюха прошлой ночью или пару дней назад, и они могут остатца отсыпатца. Но, если нам не повезет...

— ...в ту минуту, как наступит тьма, — продолжает за Джека Айк, — черви повыползают из трещин и покроют собой дно озеро быстрее, чем ты можешь себе представить.

— Ты должен был нам рассказать еще до того, как мы тронулись в путь, — упрекаю я.

— Я надеялся, што не придетца, — говорит Джек. — Но разве это што-нибудь изменило? Для кого-нибудь из вас?

Все мотают головами.

— Черт, нет, — говорит Эмми.

* * *

Мы решаем отпустить наших лошадей. Мы снимаем с их копыт тряпки и отпускаем их на все четыре стороны. Таким образом, есть, по крайней мере, шанс, они окажутца в безопасности по другую сторону. Но с появлением червей, у них не будет ни единого шанса на спасения.

Я прислонилась к голове Гермеса. Я глажу его мягкий нос.

— Саба, — говорит он. — Пришло время отпустить его.

В последний раз я смотрю в его мудрые карие глаза.

— Спасибо, — шепчу я. Тогда я отворачиваюсь. — Иди, — говорю я.

Он поскакал на несколько шагов. Он останавливается. Он поворачивается, чтобы взглянуть на меня. Я поднимаю руку в прощальном жесте. Он трясет головой и ржет. Затем он скачет за остальными.

Когда я смотрю ему в след, то понимаю, што вижу как на моих глазах в дали исчезает мой лучший шанс добратца до Лью до середины лета. Мне хочетца обвинить кого-нибудь во всей той фигне, што с нами происходит, но если я наору на Джека или Айка, это ничего не изменит. Теперь мы все в одной упряжке.

Я поворачиваюсь.

— Итак, Джек, — говорю я, — каков план?

* * *

Мы работаем быстро, не покладая рук. У нас немного времени до наступления темноты.

Мои руки двигаютца, мои ноги двигаютца. Я заталкиваю подальше страх, в глубь своего сознания, который начинает предательски нарастать. Здесь не то место для этого, на это нет времени. Джек за все отвечает. Он говорит што делать, мы не прекословим, делаем што велят. Мы не задаем вопросов, не спрашиваем в чем план. Скоро мы всё выясним.

Он подгоняет нас, штобы мы собрали как можно больше древесины, всё, што можем найти. Ветки, прутья и стволы, давно умерших деревьев, принесенных сюда горными ветрами. Не важно большие или маленькие, мы находим и тащим или несем их к Джеку и Айку.

Затем мы связываем вместе все маленькие прутики, сооружая нечто на подобие веников.Большие ветки, которые можем ломаем в ручную, остальные Айк рубит топором. Затем мы начинаем выкладывать их в большой круг.

Джек зовет меня.

— Посчитаешь сколько у нас стрел, ладно? — просит он.

Я опустошаю свой колчан. К счастью, Маив отправила меня с полным. Затем я иду пересчитывать, сколько стрел у Джека, Эпоны и Эш в их колчанах. У Айка есть и обрез и арбалет, но у него всего парочка болтов из боеприпасов, поэтому мы оставим это прозапас. У Эмми с Томмо, у обоих по рогатке. Я быстро пересчитываю што у нас есть. А потом еще раз, штобы не было никакой ошибки.

— Две сотни восемьдесят восемь, — говорю я Джеку.

Мелькает ухмылка.

— Лучше, чем я предполагал, — говорит он. — Оберни наконечники тканью, все, на которые найдетца ткани.

Я тянусь к подолу своей рубахи. Она насквозь промокла от пота и задубела от жары, но, наверное, я смогу всё же разорвать её на лоскуты.

— Нет, — останавливает он меня. — Сухой тканью. Ткань должна быть сухой. Посмотри, сколько бутылок мы сможем отыскать. И попроси у Айка его сосновой настойки.

Теперь я понимаю, в чем состоит его план.

Огонь. Мы будем сражаться с ними с помощью огня.

Древесина выложена именно так, как хочет Джек. Она свалена в большой круг, готовая быть подожженной в любой момент, когда она нам скажет. Мы оставили приличных размеров открытое пространство посреди круга. Мы должны были сами встать внутри и сражатца с этими тварями оттуда. Внутри нашей огненной крепости.

Мы понаделали себе факелов из веток, по две штуки на брата. Теперь, поглядывая одним глазом на смеркающиеся небо, мы очень быстро быстро работали, обматывая тканью наконечники стрел. Мы рвали на полоски наши спальники, даже наши вещьмешки, всё что могли найти сухого.

Айк разлил своего драгоценного пойла в бутылки, по две для каждого из нас. Как только мы заканчиваем со стрелами, Эмми с Томмо хватают их и прут макать наконечниками в бутылки. Штобы те можно было бы в любой момент поджечь. В одной бутылке одновременно умещается всего несколько стрел, так што, когда начнетца заваруха, на их совести будет обмакивание стрел в горючую жидкость. Между выстрелами из рогаток.

Айк работает рядом со мной.

— Ты пересек озеро той ночью вместе с Джеком, — говорю я. — Где твои шрамы?

— Джек принял весь удар на себя, — говорит он. — Меня бы не было здесь, если бы он не встал между мной и червем.

— Ну, ты двигался так медленно, што я должен был што-то делать, — говорит Джек.

— Ты был так далеко, — говорит Айк. — Ты был чист. Тебе следовало бы оставить меня на произвол судьбы, а не возвращатца за мной, ты ведь едва не погиб.

— Я все еще здесь, не так ли? — спрашивает он. Он уходит, штобы помочь Томмо и Эмми.

— Чертовы черви, чуть не убили его, — говорит Айк.

— Джек... отличаетца от того, что я подумала о нем при первой встречи, — говорит Эпона.

— Да, — говорит Айк. — Джек лучше, чем кажется на первый взгляд.

Джек протягивает свою последнюю связку стрел Томмо и хлопает его по спине.

— Вот и все, — говорит он. — Мы готовы.

Глубоко в моем животе горячий комок страха. Я хорошо с ним знакома. Я привыкла использовать его все время, как раз перед входом в Клетку. Так что я знаю как пользоватца им. Медленная улыбка появляетца на моем лице. Я всех оглядываю.

— Не знаю, как вы, — говорю я. — Но я чувствую, што нам повезет сегодня вечером.

* * *

Мы ждём.

Мы сидим на земле. Мы равномерно расселись внутри нашего круга из древесины. Мы сидим лицом к озеру. По одну сторону от меня сидит Джек, по другую Эпона. Дальше Айк и Эш. Эмми с Томмо сидят посреди круга рядом с кучкой камней, которые они насобирали для своих рогатин. Я держу в руке кремень, готовая запалить огонь в любой момент.

Вот и ночь вступает в свои права. Алые всполохи, умирающего солнца уступают темно серым цветам. Над нами мигает первая звездочка. Теперь уж ждать недолго осталось.

— Если я тебя кое о чем спрошу, — говорит Джек, — ты ответишь мне правду?

— Возможно, — отвечаю я. — Зависит от вопроса.

— Што тебя заставило прийти за мной? — спрашивает он. — Там в городе Надежды, я имею в виду. Откуда ты знала, где меня искать?

Я могла бы выдать какой-нибудь остроумный ответ, такой, што позволит держать его подальше от себя, как всегда. Но я так не делаю. Сердечный камень жжет мне кожу. И я чувствую себя смелой. Безрассудной.

— У меня был сон, — отвечаю. — В ночь перед пожаром.

— Тебе приснилось, где меня искать?

Мы переговаривались чуть слышно, так што остальные не могли нас слышать.

— У меня был сон, я была во тьме, — рассказываю я. — Я не могла видеть, едва могла дышать. Все было в дыму и в огне, было невыносимо жарко. И я кого-то искала. Я не знала кого именно, я просто знала... што должна найти его. Но я всё никак не могла найти, и это было... ужасно. Жутко. А затем я... проснулась.

— Ты... искала меня? — спрашивает Джек.

— Наверное, — говорю я. — Да.

— Но ты всё же нашла меня, — говорит Джек. — Ты нашла меня, даже несмотря на то, што я был заперт в Морозильнике. Как?

Я передвинулась, вставая на колени рядом с ним.

— Чувствуешь, — спрашиваю я.

Я беру руку Джека и подношу к сердечному камню, висевшему у меня на шее.

— Он снова горячий, — говорит он.

Я делаю глубокий вдох.

— Это камень сердца. Он становитца горячим только, когда я рядом с тобой. Чем мы ближе к друг другу, тем он горячее. Вот, как я нашла тебя.

Он ничего не говорит. Первый раз вижу, штобы Джек потерял дар речи. Спустя миг, он одергивает свою руку.

— Должно быть ужасно раздражает, — говорит он.

— Я уже привыкла, — говорю я. — Слушай, Джек. Я просто хочу сказать, я...

— Шшш! — он поднимает руку.

* * *

Мы ждем. Прислушиваемся.

Тишина.

Тишина.

Затем. Слабый гул. Как гром в отдалении.

— Они проснулись, — шепчет он.

— Зажечь огонь! — говорит Джек.

Я быстро падаю на колени, держу свой кремень так, штобы подпалить трухлявое древесину нашего круга.

Я бью кремень о кремень. Искра дугой падает на сухой трут. Занимаетца огонек, я раздуваю его, очень осторожно, штобы разжечь огонь. Который очень быстро начинает распространятца. Я смотрю через плечо. Все остальные делают тоже самое. Как только наш круг разгораетца мы становимся во весь рост в нашей огненной крепости.

Нам повезло с ночью. Небо высокое ясно. Луна висит низко над вершинами гор и бросает широкий серебряный луч через все озерное дно. Мы получили представление во всех направлениях

Я держу лук в руке. У ног стоит две бутылки с водкой и стрелами. Мой нож в моем башмаке. Я не собираюсь раздумывать над тем, придетца ли мне его использовать. Если я пущу его в ход, то это будет означать, што мне просто больше ничего не оставалось и всё остальное я уже попробовало, и оно потерпело неудачу.

Я спокойна. Трезвомыслящей. Хотя мое сердце стучит у самых ребер.

— Эмми, — говорю я, — держись ближе к Томмо.

— Лады, — говорит она.

Тишина. Тишина. Тишина. Кроме треска огня. Я бросаю взгляд на Джека. Его голова поднята, как у собаки на запах.

А затем мы слышим скрип. Протяжный, болезненный стон. Такой звук издает старая ржавая дверь, когда её открывают, при этом прилагая все усилия, потому што та ни в какую не хочет поддаватца. Но это не дверь. Этот звук издает земля.

Откуда-то из глубины, где-то там, в темноте под нашими ногами, из сердца земли, как будто в лоне озера проснулось нечто древнее и медленно пытаетца выбратца наружу.

Адские черви бодрствуют. И они идут, чтобы чем-то поживитца.

Земля начинает дрожать. Начинает трястись. Затем она движитца под нашими ногами. Я пошатываюсь. Эпона хватает меня за руку, останавливая меня от падения.

— Черт побери, — говорит Эш, широко раскрыв глаза.

— Всем лечь! — вопит Джек.

Мы с Эпоной бросаемся на землю. Закрываем наши головы руками.

Земля стонет, будто она испытывает колоссальную боль от того, што ей вскрывают брюхо. Снова и снова и снова стоны боли. Стоны и крики, сотрясающие землю под нами, они становятца всё громче и громче. Пока они не накрывают меня целиком, пока я не схожу с ума.

Затем всё прекращаетца.

Тишина.

Медленно все мы подымаемся на ноги. Мои пальцы сжимаютца плотнее вокруг лука. Я смотрю на Эмми. Она сжимает руку Томмо, ее лицо белое в лунном свете.

Затем, через потрескивание огня слышится другой звук.

Шорох. Скрежет когтей о сухую землю. Што-то надвигаетца.

Оно останавливаетца. Шипит.

— Оно может учуять нас, — говорит Айк низким хриплым голосом.

Высокий пронзительный крик раздирает ночной воздух.

Мое сердце подскакивает к горлу. Мои внутренности сжимаютца.

— Тварь созывает остальных, — говорит Джек. — Приготовьтесь! И помнете все, што я вам говорил.

Целить в глазницы. И не позволять им приближатца достаточно близко, штобы они не могли пустить в ход свои когти.

Когти. Глаз нет, только вмятины, которые когда-то использовались под глаза, очень давно.

— Им глаза за ненадобностью, — говорит Джек. — Они ведь живут под землей, так што они охотятца по запаху. Они чуют свою жертву.

Свою добычу. Нас.

Затем, не более чем в тридцати футах от нас, прямо передо мной и Эпоной, в земле появляетца трещина. Она становитца шире.

— Началось! — кричит Эпона.

Появляетца коготь.

Крючковатый коготь цепляетца за край разлома. У этого оно три длинных чешуйчатых пальца. Каждый заканчиваетца крючковаты когтем, достаточно острым, штобы рассечь плоть одним ударом до кости. А затем появляетца еще один коготь, рядом с первым.

— Не стесняйся, — говорю я. — Покажи мне свое лицо, ты чешуйчатый сукин сын.

И, как будто услышав меня, за когтями появляетца башка этой твари. Покрытая чешуей и белая как здоровенная личинка, а там, где у этой твари должны быть глаза, по обе стороны зияет дырень. У этого нечто длинющая шея. Тупая башка покачиваетца взыд и вперед, словно на волнах. Должно быть пытаясь нас учуять.

— Вот так, — говорю я. — Сюда. Я и правда, вкусная.

Я обмакиваю стрелу в водке. Натягиваю тетиву. Опускаю стрелу в огонь перед моими ногами. Она тут же загораетца и я прицеливаюсь.

Адский червь выползает из трещины. Встает на задние лапы.

— Ох... Джек, — говорю я. — Ты не говорил, што они могут ходить.

— Извини, — говорит он. — Чё-то запамятовал.

Червь в три моих роста. С двумя длинными когтистыми руками, на ногах у него тоже когти. Широкий пот в виде разреза, с множеством острых зубов, которые хороши для раздирания плоти. Сквозь его совершенно белую кожу можно разглядеть бьющиеся сердце и другие внутренности. И от него так паршиво несет. Как будто это трехдневный труп в маленькой сырой комнатке. Я затыкаю нос. Как и Эпона.

Это нечто запрокидывает назад башку и верещит.

Я выпускаю свою стрелу. Прямиком в правую глазницу. Попадание. Голова червя воспламеняетца. Оно орет, беснуетца и отшатываетца назад, проваливаясь в щель, откуда только што появилось.

— Отличный выстрел, — говорит Эпона.

Но наступают следующие. Они повсюду вокруг нас. Их сотни. Дно озера наводнилось зловонными телами.

Мы начинаем их расстреливать из арбалетов, настолько быстро, насколько получаетца. Эпона и я, Джек и Айк и Эш. Эмми и Томмо стреляют из рогаток, бегая между нами, штобы быть поближе к тварям, когда стреляют.

— Черт возьми, Джек, — говорю я. — Ты не говорил, што их так много.

— Они, должно быть, были заняты размножением, — говорит он. Он улыбаетца мне, но я могу сказать это еще хуже, чем он ожидал.

Ночь звенит, наполненная криками адовых червей и наших. Воздух заполнен смрадом от этих чудовищ и чадом от костра.

Я продолжаю стрелять. Окунать стрелу, натянуть тетиву, отпустить, попадание в цель. Окунать стрелу, натянуть тетиву, отпустить, попадание в цель.

Вокруг меня, все делают то же самое. Эм с Томмо носятца туда-сюда со стрелами, но, сколько бы мы червей не расстреляли, они всё продолжают пребывать.

— Их слишком много, — говорит Эпона. — Мы не справимся.

— У меня осталось мало стрел, — говорю я.

— Такая же фигня, — говорит Эш.

— Эмми, нам нужно больше стрел! — кричу я.

— Это все! — кричит она. — Больше нет!

Джек хватает меня за руку, когда я собираюсь стрелять. Благодаря серебристому лунному свету, я вижу, что его лицо все в копоти от костра.

— Убирайся отсюдава, — говорит он. — Бери Эмми и Томмо. Эш и Эпона прикроют тебя.

Мое сердце останавливаетца. Шум в ушах.

— Ты хочешь, штобы мы ушли? — спрашиваю я.

Он кивает.

— Мы с Айком останемся, — говорит он.

— Нет, — протестую я.

Я высвобождаюсь. Я беру связку веток и сую её в костер. Пучок веток охватывает пламя, и я бросаю его в червей. Раздаютца оглушительные крики, когда те вспыхивают огнем. Рядом со мной, Джек держит лук на прецеле.

— Если ты уйдешь сейчас, — говорит он, — по крайне мере, у тебя будет шанс найти своего брата.

— Забудь об этом, — говорю я.

Я снова хватаю свой лук и начинаю стрелять.

— Используйте факелы, если они подойдут слишком близко! — кричит Айк. — Не тратьте стрелы!

Я оглядываюсь. Адовы черви все ближе. Они подходят все ближе и ближе. Некоторые ползут по земле, другие идут, с качающимися головами. Они не пытаютца пересеч огненный круг, но как только он начнет гаснуть, они попытаютца.

Джек тянет лук из моей руки.

— Если ты не сделаешь этова, — говорит он, — то всё, через што ты прошла, ради того, штобы его найти, ничего не будет стоить.

Я смотрю на него. Я чувствую, как мое сжимается мое горло. Бросить его. Бросить Айка. Но я должна найти Лью. Я так близка к этому.

— Ты знаешь, што я прав, — говорит он.

— Будь потвоему, — говорю я. — Мы уйдем.

— Саба! — орёт што есть мочи Эш. — За тобой!

Я оборачиваюсь.

Червь, более крупный, чем остальные, делает бросок через почти потухшую часть огненного круга. Джек, уцепившись за мою руку, отталкивает меня назад, но тварь резко выбрасывает когтистую лапу. Я вскрикиваю.

Раздается выстрел, и башка червя разлетается на миллион кусочков. Вонючая плоть и кровь осыпает меня дождем. Я оборачиваюсь: Айк сжимает свой арбалет, салютуя мне.

— Ты в порядке? — спрашивает Джек.

Может: Я выключаю разум, чтобы не чувствовать боль?

— В порядке, — говорю я.

— Пора, — говорит он. Он хватает каждой рукой по факелу и поджигает их.

— Эш! — кричит он. — Эпона! Сюда!

Они начинают бежать к нам.

Земля гудит. Мы все пошатываемся, и я хватаюсь за Джека, штобы не упасть.

Черви останавливаютца. Они подымают свои головы. Затем они разбегаютца.

Просто так. Они удирают и, скользя по всему дну озера, исчезают внутри трещин.

Они ушли. И все што осталось это тлеющие трупы сотен адских червей.

Мы стоим внутри затухающего огненного круга, осматриваясь по сторонам. Кроме шипения угольков, не слышно ни шороха. Как будто мы все разом затаили дыхание, как будто не верим своим глазам.

А затем:

— Йи-хаа! — вопит Эш.

Они с Эпоной бестолково прыгают, подкидывая луки в воздух.

— Ты видел это, Джек? Эй, Айк! Видел, как эти твари разбежались?

Они подхватывают Эмми и Томмо под руки и кружатца внутри круга.

Почему-то мне не кажетца правильным, что они празднуют и шумят. Не знаю, почему, но совсем не кажется.

Я смотрю на Джека. Его челюсть напряжена. Небольшой нерв пульсирует на его щеке.

— Што такое? — спрашиваю я.

— Это не мы их напугали, — говорит он. — Они начинали нас превосходить.

— Ладно, если не мы их спугнули, — говорю я, — што тогда?

Айк подошел к нам. И вместе с Джеком смотрит на озеро.

Земля снова трясется. На этот раз громче и дольше.

— Черт возьми, Джейк, — говорю я. — Скажи мне, о чем ты думаешь.

Эпона и Эш перестают праздновать. Они подходят вместе с Томмо и Эмми, и мы все тянемся друг к другу ближе.

Эмми берет меня за руку.

— Што происходит, Саба?

— Говорят, што у адовых тварей есть хозяин-повелитель, — говорит Айк.

Еще один грохот.

— Повелитель? — спрашивает Эмми. — Што это значит?

— Это значит, — говорит Джейк, — што там под землей есть что-то настолько большое и паршивое, што даже адовы черви убегают, когда слышат, што оно приближаетца.

Я перевариваю эту мысль.

— Тогда, если эти адовы черви сочли за лучшее разбежаться, — произношу я. — То я и подавно.

— И я, — откликаетца Джек.

Мы смотрим друг на друга долю секунды. А затем, в одно и то же время, мы кричим,

— Бежим!

Мы все ползаем, собирая оружие, которое попадаетца под руку, готовые бежать прочь. Эш с Эпоной первыми пускаютца наутек, с наступающими им на пятки Эмми и Томмо. Но я не успеваю сделать и пару шагов, как раздаетца жуткий рев. Земля вздымаетца под ногами и раскалывается на части. И я соскальзываю вниз прямо в гигантскую трещину. Отчаянно цепляюсь за поверхность, но не могу удержатца.

Джек мгновенно оказываетца рядом. Он стискивает мою руку и вытягивает меня из трещины. Задыхаясь, я лежу на земле, и сердце колотитца в груди, словно молот.

— Спасибо, — говорю я. — Оно почти утащило меня. Я...

Внезапно, из трещины выстреливает длинный хвост: обернувшись вокруг моей лодыжки, он тянет меня за собой.

Джек ныряет следом и снова хватает меня за руки. Он лежит на животе, борясь за драгоценную жизнь.

— Айк! — вопит он. — Ты нужен мне!

Айк плюхаетца на землю рядом с Джеком. Теперь каждый из них удерживает по одной моей руке.

Я начинаю ощущать, будто меня разрывают на части. Хвост тянет вниз, а Джек и Айк - вверх.

Я кричу, я смотрю на их лица. В их глазах безумие, а лица застыли от напряжения. И мои руки уже начинают выскальзывать из их хватки.

И тут у края трещины, с арбалетами наготове, появляются Эш и Эпона. Они целятся вниз и стреляют, чуть не задевая меня. Раздаетца тонкое верещание, и хвост ослабляет хватку. Всего лишь на дюйм, всего лишь на мгновение. Джек и Айк тут же подтягивают меня и вытаскивают наверх.

— Бежим! Бежим! — кричит Айк.

Он подхватывает Эмми и срывается с места, в направлении севера. Эш и Томмо не отстают. Я стискиваю свой арбалет, но успеваю поднять только одну стрелу, и мы с Джеком улепетываем вслед за остальными.

Позади нас слышен сердитый рев. Я оглядываюсь назад.

Из трещины в земле выполз огромный адов червь. Вдвое крупнее других, по меньшей мере тридцать футов в высоту, включая длинный ящерообразный хвост.

— О Боже, — говорю я.

Я все еще бегу, но замедляюсь для того, штобы обернутца.

Адские черви уловили наш запах.

— Они преследуют нас! — говорю я.

Джек хватает меня за руку, и мы бежим быстрее. Я бросаю еще один взгляд через плечо.

— Они догоняют нас! — кричу я.

Джек останавливаетца. Стоит намертво. Без слов, он поворачиваетца и начинает идти назад прямо к адским червям. Он направляется к ним, они приближаютца к нему.

Джек держит в руке оружие Айка. Он, должно быть, подобрал его, а я и не заметила этого. Пока он идет, он заряжает его быстрыми резкими движениями.

— Джек! — кричу я. — Што, черт возьми, ты делаешь?

— Меня тошнит от этих ублюдков! — кричит он.

— Джек! Не сходи с ума!

Он продолжает идти.

— Джек! — кричу я. — Не надо!

Он останавливаетца. Подымает оружие. Прицеливается. Он ждет пока их не разделяет двадцать шагов. Затем стреляет.

Стрела ранит червя в лапу, он издает рев, но продолжает двигатца. Джек копаетца в колчане в поисках стрелы, одним глазом наблюдая за тварью.

Я понимаю, что ему не хватит времени перезарядить арбалет. И у него даже нет арбалета. Должно быть, выронил раньше. Я бегу к нему.

Адов червь нависает над Джеком, вытянувшись во всю длину, набрасывается на него и наносит удар. Джека подбрасывает в воздух, словно тряпичную куклу Эмми, а затем он жестко приземляетца и замирает без движения.

Дикий жар проносится по моим жилам. Откинув лук в сторону, я бегу, сжимая в руке последнюю оставшуюся стрелу. Червь склоняетца над Джеком, поднимает лапы, готовый вновь нанести удар.

Даже не пригибаясь, я оббегаю его вокруг и набрасываюсь на спину. Руками и ногами обвиваю его зловонно пахнущую шею и сжимаю изо всех своих сил.

Тварь неистово ревет, кружит вокруг своей оси, молотит по мне острыми когтями, пытаясь скинуть, стряхнуть меня. Я удерживаюсь каким-то чудом. Высоко поднимаю стрелу, и со всей дури вонзаю ее в левую глазницу червя. Она входит жестко и глубоко. Вырываю стрелу и протыкаю правую глазницу.

Адов червь ревет от боли. Я успеваю соскочить с его спины, и он с грохотом валится на землю. Тварь чуть не придавливает Джека, в попытке удержать вертикальное положение. Вскидывает хвост и отталкивает Джека.

Червя шатает из стороны в сторону, а потом он просто исчезает, провалившись в большую трещину в лоне озера.

Я наблюдаю за его падением, как он ревет и разрывает когтями воздух, бьет лапами по сторонам, и погружается глубоко-глубоко в недра земли, навстречу гибели.

— Джек! — кричу я, подбегаю к тому месту, где он неподвижно лежит на земле. Я падаю на колени, разворачивая его тело.

Он не дышит. Он ужасно бледен. Глаза его закрыты. Я пробегаю руками по его рукам и ногам, проверяю, не сломана ли его шея. Кажетца всё в порядке.

— Джек! — хлестаю его по лицу. — Джек!

Отклоняю назад его голову, зажимаю нос и наполняю воздухом его рот. Проверяю, не поднимается ли грудь. И снова выдыхаю.

Его губы искривляютца в улыбке.

Я подскакиваю на ноги.

— Чёрт тебя дери, Джек, — зло говорю я, — што за игры ты затеял?

Он открывает один глаз.

— Надо поработать над тем как ты целуешься, — говорит он.

— Я думала, ты умер, сволочь! Я пыталась спасти твою жизнь! Хотя, ума не приложу, с какого перепуга я должна спасать жизнь такого змея как ты.

— Я задыхался, — говорит он. — А не умирал. Ты должна научитца отличать это.

Он подтягивается вверх, штобы сесть. Качает головой и стонет.

— Я уверен, что сильно ударился об землю, — говорит он.

— Недостаточно, — говорю я.

— Што случилось с червяками?

— Подохли, — говорю я.

Он ворчит, закрывая глаза.

— Не благодари или типа того, — говорю я.

— Спасибо, — говорит он. — На твоем счету две моих спасенных жизни. Один раз в клетке, и сейчас. И на моем, две твоих жизни. Я вытащил тебя из воды и из трещины, в которую ты угодила.

— Я не играю в твои дурацкие игры, Джек, — зло говорю я. — Поднимайся, давай.

Он открывает один глаз.

— Но по справедливости, — говорит он, — Айк помог вытащить тебя, так што наверное вернее сказать, што на моей совести только половинка твоей спасенной жизни. Он протягивает мне руку. — Ладно, помоги мне встать. Только не надрывайся.

Я дергаю его за руку, как получаетца. Обжигающая боль простреливает мое правое плечо. Я задыхаюсь от боли. Такое ощущение, што плечо горит. Я была настолько занята спасением себя и спасением Джека, што даже до сих пор ничего не почувствовала.

— У тебя порез, — говорит он. — Дай-ка я взгляну, уж мне ли не знать о том, што это такое.

Он протягивает руку. Но я ударяю по ней.

— Отвали, — говорю я. — Со мной всё отлично.

— Не будь такой чертовски упрямой, — говорит он. — Иди сюда.

— Иди ты к черту, — говорю я.

Я поворачиваю в направлении остальных и по дороге собираю стрелы. Я иду быстро и не оглядываюсь назад. Я его не жду.

Он начинает петь позади меня.

Я в горы забирался высоко,

В моря я плавал далеко.

Девиц я всяких повстречал,

Красоток многих повидал,

Но лишь увидев я её,

То сердце подарил своё.

О, Энни бессердечная,

За что мне муки вечные.

Я бросил всё, бродил по свету,

Мечтая позабыть девицу эту.

О сколько поцелуев даровал,

Но слаще губ её я не знавал.

О, Энни бессердечная,

Мучение мне вечное.

И женщин многих я любил,

Руки и сердца их просил.

О, сколько нежных рук меня касались,

Те девушки в любви мне вечной клялись.

О, если б согласилась ты,

Осуществить мои мечты

И провела со мной лишь ночь,

Я умереть бы был не прочь.

О Энни бессердечная,

Моё проклятье вечное.

Они молили: «будь со мной»,

Но Энни отняла покой.

Но как бы сердце не болело,

А разлюбить ведь не сумело.

Так знай же, Энни, уж поверь.

Я буду подле каждый день.

Не думаю, што большинство людей, которые только што одалели сотню адовых червей, примутца распевать. Но Джек не большинство. Я могла бы уже понять.

У него сильный голос, который разноситца по всему озеру. Песя звучит чисто и ясно, как будто он шагает рядом со мной. И он отлично поёт. Но после того как он допел, он начинает всё сначала, а потом по следующему кругу. Довольно скоро меня уже начинает подташнивать от самой песни и его голоса, и к тому же меня уже начинает выворачивает слышать этот назойливый куплет о жестокосердной Энни.

Што за дурацкая песня.

Я имею в виду, што за дурак свяжетца с женщиной, которая приносит одни мучения.

Я осмеливаюсь, пока иду, поглядеть на свою плечо. Я медленно и осторожно стягиваю с плеча рубаху. Запекшаяся кровь приклеилась к ткани, а та прилипла к ране. Я закусываю губу, штобы не вскрикнуть. Джек всё еще где-то позади меня.

«Не дай ему себя услышать».

Только одна царапина на коже, но выглядит довольно глубокой. Рана пульсирует как сумасшедшая.

Но эта боль не худшая из тех, што мне доводилось испытывать на Арене после тяжелого боя. Я повторяю себе это снова и снова. Таким образом, удерживая над собой контроль. Мне просто нужно делать то, што уже прежде делала. Отключить свой разум от ощущений, от всего того, што испытывает тело. Заставить себя поверить, што это происходит с кем-то другим, а не со мной.

Думай о чем-нибудь другом.

Думай о Лью. Думай о том, как он выглядел, когда в последний раз видела его. Брошенный на спину лошади, связанный по рукам и ногам, словно зверь какой.

Они убили моего отца. Они забрали моего брата.

Это гнев, который держит меня еще на плаву.

Я чувствую тепло в животе. Везде, во всем теле.

Тепло.

Так жарко.

Как только я нагоню Эмми и остальных, я промою своё плечо и перевяжу его... И делов то, я перевяжу его... а што потом?

Мои ноги наливаютца тяжестью. Такое ощущение, што их што-то держит. Нельзя останавливатца, нужно идти. Нужно добратца...а куда я иду? Ох, ну да. За Лью, именно за ним. Но мне просто нужно присесть и чуток отдохнуть. Всего на секундочку.

Я опускаюсь.

Ночь. Должно быть прохладно, но я ужасно потею. Я собираюсь рукавом стереть влагу... но не могу поднять руку. Теперь я спомнила. Моё плечо. Должно быть... заражение.

Должна найти Лью.

Я просто так... устала. Должно быть... лягу... отдохну...

* * *

Мне пять лет. Солнечный денек. Я на берегу Серебряного озера. Я сама по себе. Легкий ветерок колышет мои волосы. Вода в озере тихо плешетца, расходитца кругами. Я присела на корточки и пускаю плоские камушки по глади воды, все белые, один за другим. Я считаю, когда запускаю следующий.

Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь!

На меня падает тень. Я смотрю вверх. Это Па. Он всегда так делал, когда я была маленькой. До того, как Ма умерла. Густые черные волосы, улыбающиеся глаза, сильный, красивый.

— Семь, Па! Погляди на это!

Он сидит на корточках рядом со мной. И берет меня за руку.

— Ты им нужна, Саба, — говорит он. — Лью и Эмми. И другим тоже. Будут и другие, которые пойдут за тобой, их много, а ты должна будешь поднятца и повести их. Не поддавайся страху. Будь сильной, такой, какой я знаю тебя. И никогда не сдавайся, поняла, никогда. Щто бы ни случилось.

Я улыбаюсь ему.

— Я не сдамся, — говорю я. — Я не привыкла отступать, Па.

— Умница, моя девочка, — говорит он.

А затем он исчезает. Вот так просто. Растворяетца в воздухе.

— Па! — я подскакиваю на ноги. — Куда ты, Па? Вернись!

Его голосом даноситца до меня эхом.

— Умница, моя девочка, моя девочка, девочка.

Всё тише и тише.

— Па!

Я смотрю по сторонам, отчаянно пытаясь найти его. Но он исчез. Серебряное озеро пересохло. Нога под моими ногами и повсюду насколько я могу охватить взглядом, даль высохла и растрескалась.

Тьма. Голоса. Злость. Крики. И больше я не слышу ни слова.

Затем все стихает.

* * *

Вспышка света. И Эпона. Она стоит одна. Вокруг неё повсюду темнота.

Я слышу только своё сердцебиение. Стук, стук, стук.

Эпона оглядываетца себе через плечо, как будто она видит што-то позади себя. Потом вновь поворачиваетца. Она видит меня. Она кивает.

Всё происходит медленно. Так медленно, што я могу увидеть, как она моргает. Я могу разглядеть все подробности, как она вдыхает и при этом как шевелятца её губы.

Стук, стук, моё сердце бьетца.

Она начинает бежать ко мне. Она простирает руки широко в сторону и поднимает лицо. Она прыгает.

Вспышка белого света.

И мир разлетаетца на миллион кусочков.

* * *

— Джек! По-моему она очнулась! — голос Эмми.

Моё правое плечо глухо пульсирует. Я слышу потрескивание костра. Кто-то сидит на коленях подле меня. Кладет руку мне на лоб. Она мозолистая и прохладная. Моей коже приятно.

Медленно я открываю глаза. Я смотрю вверх на скалы. Я морщу лоб.

— Это пещера, — говорит Джек.

Я поворачиваю голову, штобы взглянуть на него. От отблеска огня его серебристые глаза блестят. Его кожа блестит. Он такой красивый.

— С возвращением, — говорит он.

Я поднимаю руку и касаюсь его щеки. Она теплая. Шершавая от щетины.

— Джек… — говорю я.

Он молчит. Он берет мою руку и укладывает её на одеяло.

— Я раздобуду тебе попить, — говорит он и исчезает.

— Эмми? — говорю я.

— Я здесь!

Она хватает мою руку и целует её, снова и снова.

— Эй, Эмми, — говорю я. — Ну хорош уже, я в порядке.

— Я боялась, што ты умираешь, — говорит она. — Тебя лихорадило, у тебя был жар. Ты кричала и звала Па.

— Правда? Эм... у меня были такие странные сны.

Джек возвращается

— Вот, — говорит он. Он кладет руку на мое плечо и поднимает меня. Я морщусь.

— Извини, — говорит он.

Он держит чашку у моего рта, пока я пью.

— Горько, — говорю я и корчу недовольное лицо.

— Кора ивы, — отвечает он. — Помогает снять жар. Сам варил.

Он заставил меня всё выпить.

Моё правое плечо туго перебинтовано разорванной на полосы рубашкой.

— Насколько всё плохо? — спрашиваю я.

— Намного лучше, чем было, — говорит он. — Мы промыли рану и приложили припарку, чтобы вытащить инфекцию. Тот червь глубоко тебя порезал. Надо бы зашить, но нам пришлось ждать, пока рана очиститца.

— Ты была в отключке два дня, — говорит Эмми.

— Два дня! — удивляюсь я.

Я резко сажусь и сбрасываю одеяло, но Джек останавливает меня. Аккуратно, укладывая меня обратно, и вот я уже снова лежу.

— Не может быть, — говорю я. — Это означает, што у нас всего... когда середина лета?

Он с Эмми переглядываютца.

— Сегодня ночью, — говорит она.

— Нет! Который час? — Я попыталась снова сесть, но Эмми остановила меня. — Я должна попасть туда!

— Всё нормально, — говорит Эмми, — у нас есть время.

— Мы на месте, — говорит Джек.

— Што...? — не понимаю я. — Што ты имеешь в виду... говоря, што мы на месте?

— Поля свободы, — говорит она. — Саба мы на Полях свободы.

— Они по другую сторону от этого холма, — говорит Джек.

Он поднимаетца и подходит к костру. Начинает там што-то делать, снимает с огня котелок и што-то раскладывает вокруг, но я не вижу што.

— Я не понимаю, — говорю я. — Как мы сюда попали?

— Ты бухнулась в обморок, еще на озере, — говорит Эмми. — Тебя Джек нашел. Он нес тебя всю дорогу, пока не настиг нас. Ты бы уже была мертва, если бы не он. Правда, Джек?

Он ворчит.

— Он не позволил никому прикасаться к тебе, — говорит она. — Затем он погрузил тебя на Гермеса, и мы просто продолжали идти, пока мы не добрались до этого места.

— Гермес? — переспрашиваю я. — Но мы же отпустили лошадей. За это время они должны быть далеко отсюда.

— Только не Гермес, — говорит Эмми. — Он ждал нас. Тебя.

— Напомни мне поблагодарить его, — сказала я и откинулась назад. — Мы добрались вовремя, — прошептала я. — У нас вышло.

— Были на волосок от смерти, — говорит Джек.

— А где все остальные? — спрашиваю я.

— Снаружи, — отвечает он. — Они делают кое-что, что может понадобитца.

— Они готовят стрелы, — говорит Эмми.

— Мне нужна помощь, — говорю я.

— Ты сможешь помочь через минуту, — говорит Джек. — Как только я заштопаю твою рану.

— Нет времени, — говорю я.

— Здесь у тебя нет выбора, — говорит он.

Он начинает продергивать тонкий кетгут* через тонкую костяную иглу.

Эмми говорит:

— Видела бы ты, как они бросились все наутек, когда Джек спросил, кто хорошо из них штопает.

— Трусы, — говорит Джек. — Все они.

— Айк сказал, што только дурак посмеет прикоснутца к такой колючке как ты, — говорит Эмми.

— Это то, кем ты являешься, Джек? — спрашиваю я. — Дураком?

— Похоже на то, — говорит он. — А теперь, дай-ка мне взглянуть.

Он стягивает рубаху с моего плеча и убирает повязку. Я смотрю на свою рану. Припарка из дубовой коры сделала свое дело. Рана выглядит ужасно, но она чистая.

— У тебя останетца большущий шрам, — говорит Эмми.

— Ты еще не видела, как я штопаю, — говорит Джек. — Я и в самом деле отличный портной.

Он протягивает бутылку с Акковым пойлом, которая полная лишь наполовину.

— Держи, — говорит он, — выпей. Поможет облегчить боль.

— Нет, — говорю я. — Мне потом понадобитца ясная голова.

Он приподнимает одну бровь.

— Уверена? — спрашивает он. — Давай, глотни.

— Нет, — говорю я. — Я не хочу пить.

— Што ж, я вот уверен, што это будет чертовски больно, — говоритт он и делает большой глоток.

— Давай уже разберемся и покончим с этим, Джек, — говорю я.

Он протягивает мне тряпку. Я сую её в рот, прикусывая зубами. Затем он дает мне по камню в каждую руку.

Эми усаживаетца мне на ноги, чтобы я прекратила пинатца. Она держит в руке факел.

— Не свали меня, — говорит она.

— Я сделаю всё, как можно быстрее, — говорит Джек, — но будет дьявольски больно. Готова?

Моё сердце бешено барабанит. Я закусываю ткань. Сильно сжимаю камень. Я киваю.

— Эмми посвети мне, — говорит он. — Отлично, начали.

И тогда он начинает зашивать меня.

К счастью для меня, я тут же бухаюсь в обморок.

Прим. переводчика:

*кетгут (нить из высушенных и скрученных кишок мелкого рогатого скота, используемая для швов при хирургических операциях)