Квартира Мариуки скрывалась в полуподвале шестиэтажного дома. К ней вёл бетонный коридор, узкий и тёмный, скрывающий ещё несколько дверей в служебные помещения. В одном из них стояли мусорные баки, почти всегда полные, хотя опорожняли их раз в шесть дней, и в квартире всё время стоял тонкий аромат разложения. Чтобы перебить его, Мариука постоянно жгла благовония. Их пряный запах пропитал, казалось, даже стены жилища, но Джей очень быстро к нему привык, как привык с самой квартире и её обитательницам. По мере сил он помогал Мариуке с уборкой и готовкой.
Готовила Мариука божественно. Джей, соскучившийся по домашней еде, с аппетитом уплетал всё, что она предлагала, а женщина только посмеивалась, глядя, как он ест.
– Такому тощему парнишке надо есть за двоих, – говорила она каждый раз.
То же самое ему, бывало, говорили медсёстры в больнице – кто-то шутливо и с улыбкой, кто-то раздражённо, когда не получалось найти вену на слишком худом предплечье. Его отец был таким же, костлявым и сутулым, с длинными неловкими руками, которые не могли пришить пуговицу или поджарить яйца так, чтобы те не сгорели, превратившись в угольки, не могли забить гвоздь, не попав по пальцам. Зато эти руки умели играть на гитаре. Руки его матери отвешивали Джею крепкие подзатыльники, и они же ласкали его сразу после этого, пока мама в раскаянии осыпала его лицо поцелуями. Её руки умели и шить, и готовить, но и то и другое делали нечасто.
Руки Джея не могли даже строку в школьной тетради ровно написать; буквы плясали на строке, слишком большие или слишком маленькие. Неуклюжий, он разбил не одну тарелку, пытаясь вымыть посуду. Лизбет закатывала глаза, а Мариука была убеждена, что он бьёт тарелки именно потому, что боится их разбить, и что это пройдёт, но разбил тарелку он и на этот раз.
Покрытая мыльной пеной, она выскользнула у него из рук и раскололась на части с оглушительным звуком. Джею показалось, что сейчас с таким же звуком и его голова разлетится на куски: боль была невероятна. В глазах потемнело.
Из гостиной прибежала Мариука. Джей опустился на пол, еле сдерживая стон. Она схватила его за плечи, заглядывая в лицо:
– Что? Что такое?
Джей чувствовал, как стекает что-то тёплое по подбородку. Мариука ахнула, отшатнувшись. Джей задрожал от боли, стоя на четвереньках. Он опустил голову; по кафелю растеклись кровавые капли, неправдоподобно-алые, как в кино.
Кровь переполняла рот, текла из носа; Джей задыхался. От запаха железа и солёного привкуса подкатывала к горлу тошнота.
Он не заметил, когда пришла Лизбет, почти не чувствовал холодного прикосновения влажного полотенца, что Мариука прикладывала к его лицу. Глотка казалась распухшей, язык и губы не слушались. Казалось, кто-то выворачивает ему нижнюю челюсть, выдёргивая зубы, срывая мышцы с костей. Женщины перенесли его в гостиную и уложили на диван.
Джей взвыл, цепляясь пальцами за его спинку.
– Дыши глубже, – сказала Лизбет.
Её рука легла ему на голову, повернув её на бок, вторая опустилась на грудь, придавливая к дивану, не давая метаться. В этот момент Джея снова согнуло приступом боли, он захрипел. Ли сорвалась на крик:
– Дыши, бестолочь!
Он пытался. Лёгкие словно окаменели, а сам воздух налился тяжестью, стал липким и густым, и с трудом проходил в горло. Джей хватал его ртом, как выброшенная на берег рыбёшка. Когда он потерял сознание, забытьё было таким же мутным и болезненным, как в тот день, когда он впервые оказался в этом доме.
Комнату затапливал мягкий сумрак. Приподнявшись на локтях, Джей огляделся, а потом встал. Входная дверь была открыта нараспашку. Он вышел из квартиры, поднялся по ступеням и оказался на трассе.
В отдалении лежал перевёрнутый автомобиль. Одно колесо продолжало медленно вращаться. Джей медленно обошел машину, стараясь особенно не приглядываться к человеку, что наполовину выпал из двери и нескладной кучей лежал на асфальте. Чуть дальше на дороге обнаружилось ещё одно тело. Джей знал, что оно будет там, но всё равно ускорил шаг, надеясь успеть хотя бы теперь.
Женщина не двигалась, хоть и была ещё жива – её грудь тяжело вздымалась, но после каждого вздоха лужа крови под ней становилась немного больше. Кудрявые волосы разметались вокруг головы, несколько тёмных прядей прилипли ко лбу, рассечённому над левой бровью страшным порезом. Джей лёг на землю, глядя в бледно-голубые глаза напротив. Женщина несколько долгих мгновений смотрела на него. Её губы дрогнули, она хотела сказать что-то, но не издала и звука. Из уголка рта вытекла тягучая бордовая капля. Джей не уловил момента, когда дыхание его матери оборвалось, но видел, как стекленеет её взгляд. Он снова опоздал.
Он лежал с закрытыми глазами, прислушивался к себе, ожидая возвращения боли, но она, казалось, притаилась в глубине организма; он ощущал её присутствие – будто бы сами кости ныли.
Джей открыл глаза.
Утро оказалось серым, как в его сне. Щурясь, он повернул тяжёлую голову, и окружающие предметы тут же смазались и поплыли. Прикрыв веки, он выждал, пока не улеглось головокружение, после чего зрение хоть и с трудом, но сфокусировалось.
Мариука, прикорнув на краешке дивана, спала, подложив под голову ладонь. Несколько секунд Джей смотрел на её смуглое лицо, потом, вздохнув, отвёл взгляд, чувствуя одновременно странную неловкость, будто он в чём-то провинился, и тихую, щемящую нежность. Хотелось встать, но он не мог даже выпростать из-под одеяла руку – такая слабость сковала всё тело. Своей вознёй он разбудил спящую женщину. Сев прямо, она потёрла глаза.
– Ты проснулся. Слава Свету.
Её голос охрип ото сна, но на губах родилась слабая улыбка. Прохладная рука легла Джею на лоб.
– Температуры нет…
Она поднесла к его губам стакан воды, и Джей с жадностью напился.
– Что произошло? – спросил он.
Собственный голос, сиплый, сорванный, показался ему чужим. Мариука пригладила его спутанные волосы, не спеша отвечать. Но он уже догадывался, что она может сказать ему, и поэтому ответил на свой вопрос сам.
– Это из-за того, что я… – Говорить было трудно. Откашлявшись, он повторил: – Это потому, что я охотник, да? Всё-таки охотник.
Произнесённые вслух, страшные слова лишили его точки опоры, нарушив то хрупкое равновесие, которого добился его организм. Джей зажмурился, захлёбываясь безграничной жутью, поднявшейся из глубины души, как поднимается ил со дна растревоженного пруда. И боль, словно выжидавшая подходящий момент, вновь набросилась на него.
Вечером ему стало хуже. Поднялась температура, сбить которую не удавалось; Джей метался в бреду. Руки и ноги будто выкручивала из суставов чья-то злая воля.
Он не знал, сколько это продолжалось.
Он то приходил в себя, то снова проваливался в душную темноту. Мариука оказывалась рядом всякий раз, как он открывал глаза, поэтому, проснувшись снова и увидев на её месте Лизбет, Джей удивился. Заметив, что он проснулся, Ли оторвалась от книги, которую читала. Из её косы выбилось несколько белокурых прядей, она заправила их за уши, склоняясь над Джеем.
– Давай измерим температуру.
– А где Мариука? – щурясь, спросил он.
– На работе, – отозвалась Лизбет. – Не может же она сутками сидеть с тобой?
Джей промолчал. Проверив градусник, Ли одобрительно покивала сама себе, ушла в кухню и вернулась с глубокой миской, в которой плескалась вода. Достав губку, Лизбет принялась быстро и тщательно обтирать Джею лицо и шею. Закончив, она ушла, чтобы снова вернуться – на этот раз держа кружку. Присев рядом с диваном на низкий табурет, Лизбет протянула её Джею.
– Пей.
Вздохнув, он сделал небольшой глоток и едва не поперхнулся. Внутри оказался бульон, свежий и горячий. Джей выпил его залпом. Ли молча сидела рядом.
– Спасибо, – тихо сказал он, вернув ей опустевшую кружку.
Лизбет улыбнулась, поднимаясь с табурета, и Джей удивился про себя тому, как разительно она переменилась от этого. Простая улыбка очень украсила её обычно серьёзное до мрачности лицо.
– С тобой всё будет в порядке, – сказала она с необычной лаской в голосе.
– Мне страшно, – еле слышно ответил Джей.
Ли кивнула.
– Знаю. Это ничего.
Поставив чашку на стол, она села на прежнее место и вернулась к чтению. Лицо её приняло обычное серьёзное выражение, губы сжались в линию. Волосы снова растрепались, но больше она их не поправляла. Джей сидел, облокотившись спиной о подушку, и бесцельно разглядывал комнату, думая о своём.
– Скажи, пожалуйста, – заговорил он через время, – с тобой тоже было так?
Лизбет приподняла брови в немом вопросе.
– В смысле, когда ты стала… Ну…
Не зная, как тактичнее задать непростой вопрос, Джей стушевался и умолк.
– Если ты имеешь в виду то, как я стала охотницей, – спокойно сказала Ли, – то да, я пережила почти то же, что и ты.
Помедлив, она продолжила:
– Ты должен понять кое-что. Глупо было надеяться, что ты сможешь остаться человеком. Ты перестал им быть, когда проснулся со шрамами на руках вместо свежих укусов, потому что уже тогда изменился. Твоё тело продолжает меняться – и будет меняться ещё долго. Это больно, но не смертельно. Ты выдержишь.
– Почему ты так думаешь?
В её улыбке скользнула лёгкая насмешка.
– Потому что у тебя нет другого выбора.
– Что будет в конце? – спросил Джей хрипло. – Я стану таким, как тот, что напал на меня?
– В конечном итоге – да. Каждый из нас рано или поздно дичает, сходит с ума. Становится диким охотником. Меня тоже это ждёт.
– А лекарства нет?
Ли покачала головой.
Лоб Джея покрылся испариной, а по коже побежали мурашки. Это не укрылось от Лизбет, и она вновь протянула ему градусник.
– Тебе лучше отдыхать, – сказала она после того, как он послушно измерил температуру и выпил таблетки, что она дала. – Не думай обо всём этом, попытайся поспать. Я буду рядом и приду, если позовёшь.
Джей кивнул, в глубине души сомневаясь, что сможет уснуть после услышанного. Но всё же он уснул и на этот раз снов не видел – ни хороших, ни плохих.
Прошло ещё два дня, и мало-помалу боль отступала, но внутреннее чутьё подсказывало, что она вернётся. Джей не понаслышке был знаком с ней; за годы, что он боролся с недугом, пожирающим его мозг, он узнал её повадки и знал, что боль бывает безбрежной и глубокой, как океан. И, подобно океану, она умеет лгать: делать вид, что уходит, на время сдавая позиции, чтобы потом обрушиться волнами прилива, затопить и, в конце концов, победить. Джей с содроганием ждал новых приступов.
Постепенно они становились реже, а потом и слабее, и вскоре уже только одно беспокоило его: зубы. Тупая, ноющая боль ни унималась ни на минуту. Иногда она становилась режущей и острой, и в такие часы Джею казалось, что он уже сходит с ума.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Мариука.
Они завтракали, собравшись вместе за столом. Впервые с начала болезни Джей ел со всеми, а не в одиночестве на диване. Лизбэт вела себя так же спокойно, как обычно, но Мариука то и дело искоса поглядывала на него.
– Нормально, – ответил он, – спасибо.
Мариука отложила в сторону ложку и тихонько кашлянула в кулак.
– Помнишь, я рассказывала о моём брате?
– Да, конечно.
– Сейчас Милош живёт на севере страны, в Имрусе. Он знаком с доктором, который занимается охотниками.
– В каком смысле?
– Ну, подробностей я не знаю, но он ищет способ лечения. Теперь мы уже точно знаем, что ты стал охотником… Я могу отправить тебя в Имрус к этому доктору, Дюнану, чтобы он попытался помочь тебе, пока ещё не слишком поздно.
Джей промолчал, вяло ковыряя ложкой кашу. Уехать? К чужим, незнакомым людям? Сейчас?
– Но Лизбет сказала, что лекарства не существует.
– Не существует, – подтвердила Мариука. – Но можно хотя бы попытаться… Облегчить симптомы. Замедлить процесс.
– Могу я подумать?
– Думай столько, сколько нужно, – ответила Мариука. Лизбет кивнула. – Никто не заставляет тебя ехать. Только тебе решать, что делать.
– Хорошо. Спасибо.
Джей отправил ложку в рот и тут же ойкнул, прижав ладонь к губам. Мариука напряжённо выпрямилась на стуле.
– Что такое? Тебе плохо?
Джей отнял ладонь от лица, посмотрел на неё и протянул к Мариуке, показывая окровавленные пальцы:
– Я себя укусил.
Он казался себе спокойным, но на последнем слове голос дрогнул. Встав с места, Лизбет обошла стол и присела перед Джеем на корточки.
– Дай-ка посмотрю.
Он открыл рот. В этот момент Ли походила на медсестру, и это вселило в Джея толику уверенности, будто спокойствие Лизбет передалось ему. Поднявшись на ноги, Лизбет рассеянно провела рукой по волосам:
– Зубы растут.
Джей посмотрел на неё.
– А?
– Я тебе, кажется, уже говорила, – произнесла она, – что ты меняешься. Не бойся. Однажды это закончится.
Джей рассмеялся так неожиданно, что сам удивился. Краем глаза он видел, как Ли приподняла брови, а Мариука, напротив, нахмурилась, но не смог пересилить себя и успокоиться. Смех вырвался из горла со сдавленным всхлипом и длился, пока не заболел живот, а на глазах не выступили слёзы, но и тогда Джей не перестал смеяться, скорчившись на стуле. Хохотал он до тех пор, пока Мариука не отвесила ему несильную, хлёсткую пощёчину. Резко замолчав, он потёр горящее лицо и прошептал:
– Извините. Я не нарочно.
Мариука привлекла его к себе, приобняв за плечи. Он ощутил её дыхание на виске, когда она склонила голову для поцелуя. Закрыв глаза, Джей опустил голову ей на плечо, чувствуя, будто делает шаг в бездонную пропасть. Слова, что он собирался, но не хотел произносить, кололи язык; понимая, что медлить дальше невозможно, Джей сказал:
– Думаю, мне лучше уехать.
Он не открыл глаза и поэтому не знал, как они смотрели на него и смотрели ли вообще. Женщины хранили молчание, и он тоже молчал, но чувствовал, что принял правильное решение.