Кровью!

5

Палмер сидел в патио пентхауза со стаканом бурбона, хотя все, что он считал реальным, развалилось на куски.

Он всегда гордился своим умением приспосабливаться в неблагоприятных условиях. Он выдюжил, когда в семнадцать лет родители вышибли его из дому. Он выжил три адских месяца в бригаде работяг в Алабаме, когда ношение длинных волос было криминалом. На его глазах друзья, не желающие признать, что они уже не так молоды и сильны, как привыкли, падали жертвами передозировки и болезней. Среди отвергающих перемены уцелевших не бывает. «Меняйся или помирай» – такую татуировку следовало бы ему сделать у себя на лбу.

Глядя поверх стакана на свою спасительницу, Палмер сделал еще глоток. Она сидела на краю парапета, оглядывая окружающие крыши. Палмер не знал, можно ли доверять этой женщине в зеркальных очках; впрочем, выбора не было.

– Панглосс действительно ваш дед?

Она пожала плечами, но не обернулась.

– Некоторые это так назвали бы. Но если вы спрашиваете, является ли он моим дедом биологически,то нет.

– Я так и думал. Он и близко еще не в том возрасте, когда у человека может быть внучка ваших лет.

– Панглоссу не менее полутора тысяч лет, мистер Палмер.

– Значит, я совершенно не умею определять возраст.

– Как-то вы очень... спокойно отнеслись ко всему, что случилось.

Палмер пожал плечами:

– Я говорил с мертвецом, открыл у себя сверхъестественные способности, а мои мозги изнасиловал псих-телепат. После этого услышать, что мой наниматель – вампир, это вполне обыденно.

Соня глянула на него:

– Вы говорили с мертвецом?

– Скорее он со мной. Это ваш бывший приятель.

– Чаз?

Палмер кивнул, высматривая признаки реакции у нее на лице. Если эта новость и была ей небезразлична, Соня не подала виду.

– И что он хотел сказать?

– Что я должен бежать от вас как от чумы и поскорее мотать из Додж-Сити.

– Поумнел слегка после смерти.

– Он сказал, что вы его убили.

– Мертвые не врут. Кстати, и правды они не говорят. Да, я его убила. Это важно?

– Для него было важно.

– Чаз был моим... партнером. Он был вроде вас – сенситив. Когда мы с ним встретились, он был мелкой проституткой у геев. Мы снюхались и отлично работали – какое-то время. Потом он меня продал. Предал меня с поцелуем. У него всегда была склонность к иронии. Я провела полгода в дурдоме по его милости. Верности я от людей не жду, но предательства не поощряю. Убить его было не только справедливо это было правильно. Я давно уже стала убийцей, мистер Палмер. Это у меня такая привычка. Я считаю, что должна вам об этом сказать.

– Был когда-то мальчик... – Горло Палмера перехватило от вкуса крови Джимми Эйхорна, но он все равно это сказал. – Мальчик с синими волосами, с которым вы тоже кое-что сделали.

– Синие Павианы? Да, помню. Я так поняла, что мальчик еще жив?

– Если это можно так назвать.

Она пожала плечами:

– Он обладал информацией. А у меня была потребность в... Ладно, скажем, была потребность, и не будем уточнять какая.

– Ему было всего пятнадцать...

– ...Что не помешало ему быть виновным в групповых изнасилованиях, наездах при пьяной езде и убийстве второй степени. Не тратьте на него ваше сочувствие, мистер Палмер. Я уже сказала: то, что я делаю, не только справедливо, но и правильно.

~~

Соня Блу отвела Палмера в комнатку на чердаке. Там, где крыша подходила к стене, стояла узкая кровать.

– Не очень уютно, но я редко принимаю гостей. Вам здесь ничего не грозит. До рассвета еще четыре часа, я буду снаружи охранять дверь. Когда солнце взойдет, ручного огра Пан-глосса можете уже не бояться.

– Огра?

– А за кого вы приняли этого болвана, жрущего нашего дорогого покойника Ренфилда? За фею-крестную? Они здоровенные и тупые, и у них есть по-настоящему мерзкие привычки, как вы могли догадаться, но без хозяина они почти беспомощны. Предоставленные самим себе, они лишь пожирают детей да разоряют деревни. Это им сходило с рук в средние века, но сейчас это привлекает внимание и они почти все пошли на службу к серьезным варграм и вампирам. Таким образом, их наниматели могут избавляться от пустой посуды, не привлекая к себе излишнего внимания. Именно это Ренфилд вам готовил, если вы еще сами не догадались.

– Но зачемон сделал то, что сделал?

Тень сочувствия смягчила черты Сони.

– Нет ничего стыдного в том, что с вами случилось. Пусть Ренфилд не изнасиловал вас физически, но результат был тот же.

– Ну, я... – Палмер не находил слов. И сомневался, что когда-нибудь найдет.

– Вот почему Ренфилд вас мучил – он пытался вас вывихнуть.

– Не понял?

– Чтобы вы были полезны Панглоссу или вообще любому вампиру, надо было убедиться, что вас можно вывихнуть в соответствии с его потребностями. Вывихивание включает полное и окончательное уничтожение «сверх-я» и перестройку "я". Потребности и желания сенситива должны вертеться вокруг его хозяина. Он должен хотеть жить – и умирать – ради хозяина. Иногда такая эмоциональная зависимость достигается наркотиками или сексом. Наклонности ко злу пестуются, а все ростки человеческих чувств, кроме тех, что нужны хозяину, систематически выкорчевываются. Хотя это может занять некоторое время, начальное программирование – дело нескольких минут, если нападающий – искусный мастер психозондирования. Если программирование провести слишком быстро, слишком резко, наступает смерть.

Очевидно, Ренфилду был дан приказ вывихнуть вас, ввести, так сказать, в конюшню Панглосса. Но он возревновал и взбунтовался. Вам повезло, что он хотел вас убить, иначе вы сейчас были бы рабом Панглосса.

– Да, повезло.

~~

Соня сидела на корточках, вполуха прислушиваясь к дыханию спящего Палмера. Вряд ли у огра хватит мозгов их искать, но Соня на горьком опыте убедилась, что милейшего Доктора нельзя недооценивать. Она достала из кармана письмо и разгладила его на досках пола.

"Есть многое, что я должен Вам сказать, и это касается некоего лица, которым Вы, насколько мне известно, интересуетесь.

Морган".

Руки туго сжались в кулаки, из груди вырвалось нервное прерывистое дыхание. Лучшую часть двадцати лет – всей ее не-жизни – Соня провела в поисках вампира, который изнасиловал семнадцатилетнюю девушку, отравил ее кровь и превратил ее в то, что теперь называлось Соней Блу. Теперь Панглосс, вампир, создавший когда-то самого Моргана, соблазняет ее информацией о нем. И делает это уже не впервые. В последний раз это было под улицами Рима, в катакомбах, священных для теневых рас, которые правят человечеством. Она была тогда слишком горда, чтобы согласиться на «деловое предложение» Панглосса. Повезло, что смогла хотя бы уйти.

Что задумал Панглосс на этот раз? Не в его характере добровольно давать информацию. Ему что-то от нее нужно – хотя бы в этом можно не сомневаться.

«Связаться со мной Вы можете через этого человека, Палмера».

Очевидно было, что Панглосс хотел заманить ее поближе с помощью этого человека и обратить его в раба, когда надобность в нем отпадет. Он был достаточно проницателен и понимал, что вывихнутый сенситив или Притворщик, который подойдет к ней на расстояние обнюхивания, уже никогда об этом не расскажет. Так что же ей теперь делать с Палмером? Часть ее личности – та, которую Соня называла «Другая», – знала,что хочет с ним делать, но Соня отказывалась слушать этот совет.

~~

Палмер стонал во сне, неспокойно ерзая на узкой кровати. Тестообразное лицо Ренфилда, широкое и бледное, как луна, заполняло его сны. Глаза мертвеца, плоские и черные, как пуговицы, губы, синие и тонкие. Палмер слышал голос Ренфилда, хотя рот на лице размером с луну был искривлен судорожной усмешкой.

Как я. Как я. Она сделает из тебя такого, как я. Пса. Пса. К ноге, пес, к ноге!

Палмер резко сел. Пот заливал глаза, во рту пересохло, а доли мозга делились пополам, как амебы. Он глядел в круглое оконце у конька крыши, потом встал и распахнул его, вдохнул глубоко воздух, насыщенный рекой Миссисипи. Где-то на реке печально загудела баржа.

– Ви-и-и-ильям?!

Нет, не может быть. Он прижался лбом к подоконнику, пытаясь ощутить реальность облупленной краски, шуршащей по коже. Он не спал и понимал это.

– Вильям? Что же ты не глянешь на меня, малыш? Ты не рад меня видеть, милый?

Палмер закусил губу от знакомого жжения в груди. Шрам задрожал, задергался, будто его прижгли раскаленным крюком. Нет, он не станет на нее смотреть. Она ненастоящая. Это сон. А он не спит.

Палмер открыл глаза, ища опоры в мире за окном.

Новый Орлеан горел.

Город застилали стены пламени, но никто их не видел. Горящие дети бегали по улицам, и детский смех сливался с дымом из красных, как рачий панцирь, ртов. Женщины в фартуках сметали пепел с веранд. Бизнесмены, одетые в тлеющие костюмы от «Брукс Бразерс», останавливались посмотреть на сплавленные комья, застегнутые на запястьях, и убегали, торопясь, прижимая к груди горящие кейсы поджаренными руками. На балконе напротив обнимались любовники, не замечая волдырей, вскакивающих на коже, а кованая решетка беседки таяла и капала, как лакрица на солнце.

Спазм боли ударил в грудь, заставив Палмера вскрикнуть. Никак не получалось ее отогнать. Она все равно пробьется. Застонав, Палмер обернулся к Лоли лицом.

~~

Запах маруивывел Соню из задумчивости. Она уже слышала его и раньше, но не знала тогда о намерениях твари. Вонь эктоплазмы ширилась, а потом раздался сдавленный крик Палмера.

Соня толчком распахнула дверь, зарычав при виде бесформенного создания, припавшего к груди сонного человека и запустившего когти ему в грудь. Маруи заверещал тревожно и расправил перепончатые крылья. Пальцы Сони сомкнулись на скользких боках, и высокий визг твари перешел в ультразвук.

– Что за хрень? – Палмер проснулся, в недоумении глядя на дерущихся возле кровати бойцов.

– Да не сидите вы как истукан, помогите!

– Что мне делать?

– За шею его хватайте!

Палмер глянул на пилообразные зубы маруи и затряс головой:

– Черта с два!

– Да хватайте же, черт вас возьми!

С гримасой отвращения Палмер сжал руками телескопическую шею маруи. Бешено отбивающаяся тварь была на ощупь холодной и резиновой, будто ее плоть состояла из слизи, но Соне все-таки удалось придавить тварь к полу.

– Как эта чертовня называется?

– Это, мистер Палмер, ваш кошмар.

Ослабленная борьбой тварь больше не пыталась удрать. Она лежала грудой, как поломанный воздушный змей, и что-то жалобно мычала. Палмер смотрел на перекрученные, почти человеческие мышцы маруи и на порванные перепончатые крылья. Шея кошмара была похожа на петлю пуповины; на лысой стариковской голове доминировали лисьи уши и острые шипастые зубы. От одного взгляда на эту тварь шрам Палмера задергался.

– Их называют маруи, -объяснила Соня, придерживая ногой шею гада. – Еще их называют ночные эльфы, маэры и le rudge-pula – в зависимости от местности. Они паразитируют на спящих, управляя снами, чтобы кормиться страхом и тревогой, которые порождаются в кошмарах. Этот, судя по размеру, уже давно на вас пирует. Телесную форму они принимают, лишь когда едят.

– Вы хотите сказать, что эта штука и есть кошмар?

– Дурные сны существуют по своим собственным причинам; маруи просто пользуются отрицательной энергией, которую кошмары освобождают. – Она придавила шею маруи и улыбнулась, когда тварь завыла. – Я думаю, что эту милую зверушку напустил на вас Панглосс, чтобы облегчить работу Ренфилду, когда время придет. Так, Ровер?

Она сильнее надавила на горло маруи. Тварь пискнула:

– Ви-и-ильям, помоги!

Палмер обрушил ногу на череп маруи, раздавив его в липкое тесто. Маруи дернулся и начал растворяться. Эктоплазма испарялась, как сухой лед.

~~

– Не сомневаюсь, что вы хорошо спали.

Палмер отставил кружку цикорного кофе и повернулся к вампирше, стоящей в дверях кухни. На ней было зеленое шелковое кимоно, вышитое крошечными бабочками цвета дыма. Волосы она увязала в тюрбан из чистого белого полотенца. И она была по-прежнему в зеркальных очках. Палмеру как-то не приходила в голову мысль, что нежить тоже моется в душе.

– Никогда лучше не спал.

Это была правда. Впервые за много недель сон Палмера не тревожили повторяющиеся кошмары. Проснувшись далеко за полдень, он почувствовал, что по-настоящему свеж и даже молод.

– Надеюсь, вы нашли, чем себя занять, пока я была... нездорова.

Соня открыла холодильник и достала бутылку с темной красной жидкостью. Палмер уже видел эти бутылки и попытался угадать, что они значат.

– Боюсь, что я не очень умею принимать гостей. – Она отломила крышку и поднесла бутылку к губам, но тут заметила выражение лица Палмера. – Ох, простите. Я совсем забылась. – Она с виноватым видом отставила кровь.

– Вам не за что извиняться. Вы же, в конце концов, у себя дома, а я только в гостях. Нет у меня права судить.

Соня склонила голову набок, глядя на него своими непроницаемыми глазами.

– Вы очень легко адаптируетесь... для человека.

Палмер кашлянул в кулак.

– Я должен сказать вам одну вещь. Понимаете, совершенно очевидно, что я несколько в тяжелом положении. Обнаружить, что все, что я знал, – неверно, это само по себе выбивает из колеи, но узнать еще и то, что все мои параноидальные страхи – правда... – Он развел руками в выразительном пожатии плеч. – Мне нужна помощь. И серьезная.

– И?..

– Ну и я хочу сделать деловое предложение. Можно назвать его скромным. Мне нужна помощь с этим взбесившимся радио у меня в голове, так? Вам нужна помощь насчет Панглосса, так? Что, если мы объединимся в команду – на время? Вы могли бы меня научить, что делать с тем, что я сейчас получил, а я бы мог... делать все, что вам от меня понадобится.

– Мистер Палмер, вы хоть понимаете, во что ввязываетесь?

– Нет, и признаю это с самого начала. Но я знаю, что, если мне не помогут, я сойду с ума. Не могу я жить, когда мысли, страхи и безумие других людей свистят у меня в голове сквозняком. – Палмер чувствовал, что руки у него дрожат, но смотреть на них не хотел. – Послушайте, я не могу вам соврать. Вы меня, леди, пугаете. Но – как говаривал мой дядя Вилли: из всех дьяволов выбери того, которого ты знаешь.

Когда она засмеялась, стали видны клыки. И хотя Палмер знал, что все в порядке, все равно испугался.

~~

По сравнению со вчерашним днем Французский квартал практически опустел. Бурбон-стрит открылась на деловой день, как обычно, но зазывалы раз в жизни не были заинтересованы заманивать в свои логова греха редких туристов, бродящих по залитым неоном и усыпанным мусором улицам.

Местные торговцы брандспойтами смывали залежи пластиковых крышек, банок и бутылок в сточные канавы. Общее настроение можно было передать как смесь усталости и облегчения, будто город приходил в себя после приступа малярии.

Палмер шел за своей новой работодательницей, стараясь не замечать пристальных взглядов, сопровождавших их на узких улицах. Соня Блу шла быстро и целенаправленно сквозь теснящиеся тени, руки ее были погружены в карманы кожаного жакета. Казалось, что она ушла в свои мысли, но у Палмера не было сомнений, что она отлично видит направленные на нее взгляды.

Страх и отвращение, исходящие от педерастов, наркодилеров и прочих обитателей Квартала, были достаточно сильны, чтобы у Палмера мурашки побежали по коже. Будто кто-то выпустил ему целый муравейник под одежду. Он проделал ментальные упражнения для блокировки внешних эмоций, которым Соня его научила перед выходом из дома, и орда невидимых муравьев исчезла.

– Кажется, тебя в этой округе не очень любят.

Она глянула через плечо.

– Привыкла. У большинства людей инстинктивная неприязнь к Притворщикам – и к сенситивам, кстати.

Палмер вспомнил свою собственную реакцию на Ренфилда и вздрогнул.

– Ты это слово уже говорила: «Притворщики». Что оно значит?

– Ты Лавкрафта читал?

– Еще в школе. А что?

– Помнишь там насчет Ктулху, Старших Богов и Старых? Насчет того, что человечество появилось только недавно, в масштабах существования Земли, и что мерзкие гиганты, монстры из космоса, правили этим миром задолго до динозавров, и сейчас эти безымянные отвратные гиганты сидят на щупальцах и ждут, пока придет время захватить мир?

– Ну помню.

– Ну так вот, в этом роде.

– Знаешь, кажется, мне больше знать не хочется.

– Поздно. Но проще показать, чем рассказывать. Рассказать ятебе смогу все, что захочу. Правда это или нет – сам решишь. Но когда ты что-то видишь,чуешь вонь его дыхания и тела – это уже совсем другое. Как люди говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– А куда мы идем? – У Палмера снова побежали по коже мурашки, но ничего общего с телепатией это не имело.

– Ты веришь в ад?

Палмер заморгал, сбитый с толку переменой темы.

– Если ты имеешь в виду христианский ад, где людей мучают хвостатые остроухие типы с вилами, – то нет.

– Я тоже. Но в демонов я верю. И вот туда мы и идем: заключать сделку с дьяволом.

– То есть с Сатаной?

– Ты что, шутишь? Это нам не по карману. Он только души берет в обмен. Нет, я иду к такому, у которого цены разумные.

Палмер решил, что лучше будет прекратить расспросы.

~~

«Монастырь» оказался маленьким темным баром, в припадке извращенности решенным в церковном стиле. Кабинки вдоль стены были когда-то церковными кафедрами и скамьями, кусочки цветного стекла, подобранные в различных снесенных церквах, образовывали несвязную мозаику на фоне дневного света. Штукатурные образы и иконы в разных стадиях разрушения висели в беспорядке повсюду; Черная Мадонна с Младенцем, потемневшие то ли в дыму бесчисленных свечей, то ли во второй попытке Ватикана «модернизироваться», глазели с насеста над баром плоскими и синими, как яйца малиновки, глазами. В углу побитый музыкальный автомат шипел поцарапанной записью «Роллинг Стоунз».

По дешевым ценам, ленивому обслуживанию и небрежному отношению к гигиене было очевидно, что «Монастырю» не приходится принимать орды набитых кредитными картами туристов, питавших Французский квартал. Одинокая проститутка у бара потягивала джин, а бармен протирал бокалы грязной тряпкой. Оба они внимательно посмотрели на вошедших Соню и Палмера.

– А что, если того парня, что мы ищем, здесь нет? – с надеждой шепнул Палмер.

– Куда он денется? Он всегда здесь.

Знакомый Сони сидел в дальней кабинке, где было темнее всего. Губы Сони изогнулись в тонкой и холодной улыбке.

– Привет тебе, Мальфеис!

Демон улыбнулся в ответ, облизав губы раздвоенным языком.

– А, Соня! Только, пожалуйста, называй меня Мэл. Не надо этих формальностей.

Палмер нахмурился. Чего угодно мог он ожидать, только не мальчишки-подростка в линялых джинсах и футболке с надписью «Серфинг или смерть!». К бывшей церковной скамье прислонилась роликовая доска, у которой на пузе был нарисован глаз в языках пламени.

– Пацан, а тебя уже пускают в бары?

Мальфеис поднял в изумлении непричесанную бровь:

– Соня, а это что еще за ренфилд?

– Моя фамилия не Ренфилд. – Палмер подавил желание встряхнуть за крысиный хвост этого наглого сопливого панка со скейтом. – Чего ты этим хотел сказать?

Соня махнула Палмеру рукой, чтобы помолчал:

– Потом объясню, когда закончим дело. Подожди меня у бара.

– Но...

– Я сказала:подожди меня у бара.

Голос был холоден и тверд как сталь и так же непререкаем. Соня подождала, чтобы Палмер отошел, потом зашла в кабинку.

– Ты сильно изменился, Мэл. – Полгода назад Мальфеис носил тело молодого чернокожего, увешанного кольцами золотых цепей.

Демон пожал плечами, хитровато улыбнувшись.

– Люблю держаться моды. Всегда был слегка на ней сдвинут. Итак, что привело тебя ко мне в когти, ласточка?

– Думаю, ты и без меня это знаешь.

– В самом деле?

– Не надо со мной вертеть хвостом, Мэл. У меня сейчас на это нет ни времени, ни терпения. Мне надо знать, что держит в рукаве Панглосс. – Она вытащила из кармана доставленное Палмером письмо и по столу толкнула его к Мэлу.

Тот постучал по бумаге неестественно длинным ногтем и хмыкнул.

– Легче легкого. А что я с этого буду иметь?

Соня вытащила черный керамический сосуд вроде коробочки для мази и дала его демону рассмотреть.

– Получила на той неделе из Катманду. Размолотый череп человека, который убил шесть тибетских святых, потом растерзал и изнасиловал трех миссионеров. Нормальный товар, чистейший – сам можешь убедиться.

В кошачьих глазах Мэла будто огонек вспыхнул. Пальцы нервно забарабанили по столу.

– Дай-ка попробовать.

Соня аккуратно отвернула крышку и положила в протянутую ладонь Мэла щепотку тонкого желтоватого порошка. Демон послюнил палец, сунул его в порошок и потом себе в рот.

– Ну? Какой вердикт?

Мэл одобрительно кивнул:

– Уау! Мама, купи мне такого!

– Договорились?

– Вполне.

Соня подвинула баночку к Мальфеису. Демон тут же вынул откуда-то позолоченное бритвенное лезвие и плоский кусок вулканического стекла и отвесил себе щедрую порцию раздробленного черепа. Не замечая ничего вокруг, он наклонился к столу и втянул дорожку обеими ноздрями, пыхтя носом, как идущая по следу гончая. Закончив, он резко выпрямился, надувая щеки и встряхиваясь, как запаленный жеребец. Глаза у него стали слишком большими, зрачки – неестественно щелеобразными, но в остальном он был вполне похож на человека.

– Ну, блин! Истинная, настоящая дурь! – Он усмехнулся полной пастью акульих зубов.

– Рада, что тебе понравилась. А теперь насчет Панглосса...

– Без проблем! – Мэл взял письмо и постучал его краем себя между бровями. Глаза закатились под лоб, показав зеленоватые белки. Странное рычание, низкое, как basso profundo, вырвалось из узкой безволосой груди, но вроде бы никто не заметил. Через пару секунд Мэл пришел в себя, и глаза его вернулись на место, как картинки в игровом автомате.

– Здесь мало информации о Панглоссе, если не считать его недавней попытки с тобой связаться. Но это на поверхности. А зато есть что-то, связанное с Морганом.

– Да? И ты можешь это выяснить?

– Извини, тут нужен допуск Первой Иерархии. У меня нет необходимых полномочий, чтобы получить для тебя эту информацию – в деталях по крайней мере. Одно могу сказать: что бы там ни делал Морган, это бурно обсуждают в Первой и Второй Иерархии. Одобряют там его действия или нет – сказать невозможно.

– А разве у тебя там нет связей? Я думала, у тебя дядя – Второй Иерарх.

– Дядя Ойе, что ли? Да, но он не самая крупная шестеренка в этой коробке. Он же, знаешь, занимается тем, что соблазняет людей нарушать обеты бедности – можешь себе представить? Его звезда стала закатываться с самой Реформации. Честно говоря, почти все Вторые Иерархи уже лишний народ – изначально их породили, чтобы искушать святых в средние века. И все равно прямое обращение к любому из них обходится в кровавую жертву. Не меньше трех кварт крови. Жаль, что не могу тебе ничем больше помочь, но правила есть правила.

~~

Палмер сердито глядел то на хайбол у себя в руке, то на Соню, которая все еще разговаривала с этим юным панком с забавными глазами. Черная Мадонна глядела на Палмера, нависая над полупустыми бутылками. Черный Младенец Иисус был похож на куклу, вывалянную кем-то в угольном погребе. Поднятые пухлые ручки кончались беспомощными кулачками, поскольку пальцы давно стерлись.

– Эй, мистер, ищете кого-нибудь?

Это сказала проститутка у конца стойки, та самая, которую Палмер заметил при входе в бар. Он покачал головой, не отрывая глаза от стакана.

– Спасибо, но извините. Не надо.

– Уверен,что никого не ищешь?

Что-то в этом голосе заставило его поднять глаза. Увиденного было достаточно, чтобы он зашатался на краю обрыва.

Безумие раскрывало пасть как удав, готовый поглотить его целиком, с сигаретами «Шерман» и читательским билетом публичной библиотеки. Достаточно лишь отпустить стойку, и безумие засосет его, и никогда никто больше не увидит и не услышит Палмера.

Женщиной у конца стойки была Лоли. И сейчас Палмер знал, что видит ее не во сне. Соблазнительно улыбаясь, она двигалась к нему. Слышался запах джина и чего-то еще, что Палмер узнал, но не мог назвать. Пальцы Лоли были сухи и холодны на его обнаженной коже, но Палмер даже не вздрогнул – куда там! От ее прикосновения возникла эрекция, такая сильная, что даже больно стало, и слезы показались в углах глаз.

– Как я ждала такого мужчину, как ты! – прошептала она ему на ухо. – Как долго ждала!

Палмер хотел крикнуть, но рот запечатало изнутри. Половой орган подрагивал, будто на корень его наложили жгут из рояльной струны и медленно стягивали, прекратив циркуляцию.

– Пойдем, малыш. Есть у меня местечко, где мы будем одни. – Лоли продела руку под руку Палмера, отрывая его от стойки. Она была на голову ниже его, но сильна. Слишком сильна. – А когда мы будем одни, я тебя затрахаю до смерти!

И она рассмеялась, будто подшутила не просто так, а именно над Палмером.

Он не хотел идти с ней, но его будто тянули проволокой, привязанной к концу члена. Каждый раз, когда он пытался сопротивляться, невидимый жгут стягивался сильнее. Они уже почти дошли до двери, как на правом локте Палмер ощутил столь же сильную руку другой женщины.

– Он мой,сука ты адская обдолбанная!

Соня дернула Палмера к себе, но суккуб крепко держал за левую руку. Дьявольская шлюха шипела, как кошка, вцепившись ногтями в Палмера. Он попытался закричать, но рот по-прежнему был залеплен.

Ему представилось, как его разрывают пополам, словно куриную дужку, суккуб и вампирша. И тут Соня выхватила пружинный нож и почти отделила руку фальшивой Лоли у самого запястья. На миг сбитая с толку таким развитием событий, Лоли ослабила хватку, и Соня смогла выхватить у нее Палмера. Как только прервался физический контакт с суккубом, переполненный орган Палмера резко опал. Впервые в жизни он испытал радость от исчезновения эрекции.

Палмер вытаращил глаза, увидев, как Лоли берет свою отрезанную руку и пытается ее приставить. К его удивлению, побег принялся.

– Лоли?.. – Впервые за все это время он смог выдавить из себя слово.

– Это не Лоли, Палмер. Возьми меня за руку и увидь, что вижу я.

Палмер не успел и слова сказать, как Соня взяла его за руку и сжала.

У твари, которая его заворожила и пыталась похитить, было три пары болтающихся сисек, длинные и волосатые руки обезьяны, кривые ноги и шестидюймовый кожистый клитор, болтающийся между ляжками. Из покатого лба торчали рожки. Суккуб зашипел, безгубый рот разинулся, как пасть пираньи. Он шагнул вперед, вызывающе рыча, собираясь дать бой этой чужачке с зеркальными глазами, что посмела украсть у него ужин.

–Йамара!

Голос был силен, как гром, и глубок, будто со дна колодца. Суккуб съежился, автоматически приняв позу подчинения.

Палмер обернулся. Пацан, которого звали Мальфеис, вышел из кабины. Но это уже не был пацан. Демон громоздился выше шести футов, хотя изгиб спины заставлял его сутулиться. Он был покрыт жесткой кирпичного цвета шерстью, как орангутанг, – всюду, кроме двузубого пениса. Морда у него была свинообразная, даже с изогнутыми кабаньими бивнями. На ногах – копыта.

Отпихнув плечом Соню и Палмера, Мальфеис быстро заговорил на языке, состоящем в основном из визга и хрюканья. Протянув лапу Йамаре за спину, он схватил суккуба за хвост и сильно вывернул. Йамара, заверещав, попыталась вырваться. Размахнувшись, Мальфеис запустил визжащего суккуба на улицу через дверь. А когда он повернулся, это снова был скейт-панк.

– Извини, что так вышло. Новенькая. Дальняя родственница, понимаешь. Я одной своей сестре обещал, что пристрою ее к делу, но сама видишь – без толку.