Круглый год с литературой. Квартал четвёртый

5 ОКТЯБРЯ

Читали ли вы такое стихотворение:

Стихотворение называется «Фрагменты диалога с Антониной Васильевой». Написано в 1977 году. Его автор Евгений Иванович Блажеевский (родился 5 октября 1947 года) прожил на свете относительно немного: умер 8 мая 1999-го на 52 году жизни. И, на мой взгляд, не дополучил той известности, которая выпала на долю его ровесников Ивана Жданова или Александра Ерёменко.

Хотя, по мне, он сильнее и того и другого.

Не знаю, почему так получилось, но в последнее время он, кроме журнала «Континент», нигде не печатался. А «Континент» в России во времена, когда публика переставала вообще что-либо читать, не был популярным журналом, как некогда.

Да и статьи о Блажеевском авторитетных и уважаемых критиков (например, Станислава Рассадина) печатал тот же «Континент».

Между тем, Блажеевский на глазах – от одного цикла стихов в «Континенте» до другого – вырастал в крупного поэта. Но, как сказал он сам, «для литературной известности часто важна маска, подменяющая собою живое лицо. Или, как теперь говорят, имидж – противное, жужжащее, как парикмахерская машинка, слово… Бессмысленно ставить телегу впереди лошади, но имидж впереди таланта можно, да ещё как…» Такой известностью Блажеевский брезговал. А другую в конце девяностых обрести уже было невозможно. Как некогда «эстрадная» поэзия хрущёвской оттепели, поэзия в эпоху позднего Ельцина или раннего Путина привлекала читателей тоже не своим духовным содержанием. От поэтов требовалось участие в конкурсах, номинированность на те или иные премии, получение их, – то есть как раз то, чем Блажеевский заниматься не хотел.

Поэтому и получилось так, что после первой книжки, вышедшей в 1984 году, вторая появилась только через десять лет, и то благодаря другу Блажеевского Юрию Кувалдину. Кувалдин выпустил книгу «Лицом к погоне» в своём издательстве «Книжный сад», которое, кажется, давно уже с тех пор перестало существовать.

После смерти Евгения Блажеевского вышли две его книги. Одна в 2001, другая в 2005 году. С тех пор – ни одной.

Что ж, он будто предчувствовал забвенье:

Мне думается, что когда развеется морок бескультурного китча (а он непременно развеется), когда вернётся общественная потребность в искусстве (а она непременно вернётся), со стихами Блажеевского произойдёт то же самое, что предсказывал для своих стихов Баратынский: «Читателя найду в потомстве я». Я верю, что Евгения Блажеевского ждёт пусть запоздалая, но по-настоящему большая читательская любовь.

Вацлав Гавел, родившийся 5 октября 1936 года, для многих стал во время оккупации Чехословакии советскими войсками и последующего правления в ней советских сателлитов символом борьбы за свободу. Удачливый драматург, он после оккупации Чехословакии активно включился в правозащитную деятельность. Все диктаторы одинаковы, не проявила оригинальности и гусаковская диктатура, запретившая публикации произведений Гавела и театральные постановки его пьес.

Трижды с 1970 по 1989 год Гавела арестовывали и осуждали. В первый раз в 1977 году после подписания «Хартии-77», требовавшей от правительства соблюдения Хельсинкского Заключительного акта. Второй раз – в том же 1977 году в октябре по обвинению в «покушении на интересы республики за рубежом». И третий – в январе 1989 года – за возложение цветов к месту самосожжения в 1968 году пражского студента Яна Палаха. В общей сложности Гавел провёл в тюрьме 5 лет.

После падения просоветского режима, которое названо «бархатной революцией», Гавел был избран президентом Чехословакии.

Подал в отставку с этого поста в связи с дезинтеграцией страны. Избран президентом нового возникшего государства Чехии. А власти Словакии сделали Гавела почётным гражданином своей столицы Братиславы, отмечая этим выдающуюся роль Гавела и в падении тоталитарного режима в Чехословакии, и в помощи, которую президент Чехии оказал Словакии в интеграции в европейские структуры.

Гавел – признанный миром художник. Ещё в 1969 году он получил австрийскую премию по литературе. Он автор 16 пьес, множества статей, эссе. В июне 2010 года получил литературную премию имени Франца Кафки.

Из многочисленных афоризмов Гавела мне больше всего нравится этот: «Политика не есть искусство возможного; политика – искусство невозможного».

Именно! Поэтому политику Гавелу, умершему 18 декабря 2011 года, сопутствовала удача!

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский (родился 5 октября 1867 года) уже к октябрьской революции выпускал своё собрание сочинений, которое было остановлено в 1918 году на 16 томе. 17-й и 18-й остались неопубликованными.

Сперва он, окончив духовную семинарию, принял сан священника. Но через 6 лет отказался от сана и полностью посвятил себя писательству. Входил в литературную группу «Среда». Был членом книгоиздательского товарищества «Знание». До революции он один из самых популярных писателей России. Особенным успехов пользовалась его повесть «В стране отцов», навеянная духовным подъёмом первой русской революции (1905). Высоко была оценена современниками и повесть «В глухом уезде» (1912).

Во время Первой Мировой войны работал в санитарных поездах, был на фронте. В 1918–1920 годах скитался по России.

Из Читы в 1921 году эмигрировал в Харбин. В 1923-м переселился в США, где и прожил 40 лет, скончавшись 1 июня 1963 года.

В Харбине впервые вышла его «Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине» (1922). Книгу издал «Дальневосточный Еврейский Общественный Комитет помощи сиротам – жертвам погромов». Издал так, как она была написана Гусевым-Оренбургским.

В Советской России её фактически не видели. Она вышла в издательстве Гржебина и отпечатана в петроградской типографии тиражом в несколько десятков экземпляров. Послесловие к ней написал Горький. Но даже в этом – недоступном нормальному читателю – виде цензура поработала основательно: там, где дело касается участия в погромах красных войск, естественно, следуют вымарки. Почти целиком из книги изъята трагическая глава о погромной деятельности большевиков. Из четырёх различных групп, которые, по рассказу писателя, действовали на погромном плацдарме, цензура оставила три, убрав везде информацию о деятельности «советских отрядов».

Вот Пролог к этой книге:

«История Украины – это летопись еврейских погромов. Мы знаем о свирепой Хмельничине середины XVII века. Мы слышали о долгой и страшной Гайдаматчине средней трети XVIII века. Многие из нас переживали погромы 1881–1882 годов. Отлично помним мы октябрьские деяния черносотенцев в 1905 году.

Теперь…

Проходит перед нашими глазами пятое по счёту украинское массовое кровавое действо, – страшный кровавый разлив, оставивший за собой все ужасы протёкших времен.

Никогда не падало такое количество жертв.

Никогда евреи не были так одиноки.

Никогда безысходность их положения не была так ужасающа.

В революционные эпохи 1881 и 1905 годов еврейские погромы были кратковременны, – они налетали как мгновенный шквал, как Самум в Сахаре. Теперь – это сплошное, непрерывное, перманентное бедствие. Во времена Хмельничины и Гайдаматчины евреи были между молотом и наковальней. Теперь по ним, распластанным по той же украинской наковальне, ударяет не молот, не два, а все молоты, какие только работают на этой дикой и злой почве. Они бьют по ним без устали, днём и ночью, летом и зимою. Наконец, прежние чёрные годины относятся к далёкому прошлому. Может быть преувеличены бедствия, может быть цифры погибших ниже тех, о которых повествуют трогательные элегии. Теперь всё происходит на наших глазах. Мы видим, правда, только часть картины, ибо другие части закрыты ещё непроходимыми кордонами. Но, что доступно нашим глазам и ушам, мы видим и слышим…

Мы слышим и считаем.

И скорбные результаты подсчётов могут быть только безмерно ниже действительности».

А это ведь до Холокоста! Похоже на его генеральную репетицию.

С Израилем Моисеевичем Меттером, родившимся 5 октября 1909 года, я познакомился в Гульрипшах (под Сухуми) в доме творчества нашей «Литературной газеты». Обаяние этого человека было очень велико. До знакомства я читал только его «Мухтара» и смотрел фильм «Ко мне, Мухтар!», но и этих вещей было для меня вполне достаточно, чтобы ценить Меттера за талант.

И не только за талант.

Я знал о его участии в процессе Бродского в качестве свидетеля, возмущённого самим судилищем над поэтом. Знал, что он чуть ли не единственный аплодировал выступлению Зощенко, который отбивался от яростных нападок коллег, демонстрирующих присутствующим на писательском собрании представителям власти не просто своё послушание, но полную с ними солидарность.

Я ценил Меттера за гражданское мужество.

Поэтому обрадовался нашему знакомству, которое особенно укрепилось, когда на один день в Гульрипши приехал Фазиль Искандер, находившийся в Абхазии, и мы вчетвером (с Израилем Моисеевичем была очень симпатичная жена Ксения Михайловна) поднялись в горы, в деревушку, которая считается родиной Берия, и посидели там в очень уютном небольшом ресторане.

Фазиль показал нам некоторых прототипов своих персонажей. Кроме бармена, который подсел к нам, остальные не были работниками ресторана. Сидели за столиком. Фазиля шумно приветствовали. Послали нам несколько бутылок вина, но бармен что-то им крикнул и не разрешил нам послать им вина в ответ. Впрочем, через какое-то время и они (человек пять) оказались за одним столом с нами. Чудесный рассказчик Израиль Моисеевич, знавший множество житейских историй, заинтересовал ими и наших новых знакомых. Провожали они Израиля Моисеевича любовно.

А Меттер после Гульрипш присылал мне свои книги. «Среди людей», «Свидание», «Будни». Прочитал я его пронзительный автобиографический «Пятый угол». И ещё раз убедился, что он отличный писатель.

Он получил в Италии премию Гринцане-Кавур – города в провинции Пьемонт за лучшее произведение иностранного писателя (1992). У нас он никаких премий не получал. Впрочем, я читал, что он ребёнком присутствовал на суде, где его мать, желая получить вдовью пенсию, не смогла доказать, что она действительно была женой своего мужа, от которого родила четверо детей. Брачное свидетельство, заверенное дореволюционным раввином, судья отказался считать доказательством. Нечто подобное вышло и с отечественными премиями: ни одной из них Меттер не был удостоен. Его прекрасные книги официальные лица не посчитали настоящей литературой. Не удивляюсь. Знаю, как страдал он от цензуры до развала СССР, после чего прожил недолго: скончался 7 октября 1996 года.

Две сталинские премии драматург Александр Петрович Штейн получил за сценарий фильма «Суд чести» (1949; 2-й степени) и пьесу «Флаг адмирала» (1951; 3-й степени). Уже по этим названиям понятно, что Штейн имел какое-то отношение к флоту. Имел, да. В 1941–1946 годах он служил офицером на Балтийском флоте. Был редактором газеты линкора «Октябрьская революция», потом корреспондентом и начальником отдела культуры газеты «Красный флот».

Первые пьесы поначалу писал в соавторстве с братьями Турами и Я. Горевым. Они начали появляться с 1929 года. В пьесе «Пролог» (1939) была сцена с участием Сталина, которую драматург убрал в 1955-м. В премированной пьесе «Суд чести» Штейн разоблачает космополитизм в академической среде. А в центре пьес «Персональное дело» (1954) и «Гостиница «Астория» (1956) – восстановление ленинских норм партийной жизни.

Словом, Штейн, умерший 5 октября 1993 года (родился 28 сентября 1906-го), из тех, кто, как шутили, колебался вместе с линией партией. Это колебание и зафиксировали его многочисленные пьесы. Но, судя по тому, что он дожил до почтенного возраста, на его здоровье это не отразилось.

Дени Дидро, родившийся 5 октября 1713 года, написал «Энциклопедию». Точнее, основал такого рода справочное издание. Всего он работал над ней больше 30 лет. А тома выходили 29 лет – с 1751 года.

Вообще-то до Дидро издание под названием «Энциклопедия» выходило. Его написал англичанин Эфраим Чемберс и посвятил своё издание королю. Так что когда с Дидро договаривались о выпуске Энциклопедии, полагали, что это будет перевод книги Чемберса. Но Дидро, обладавший широчайшими познаниями, стал писать свой труд, растолковывая каждое понятие, придавая ему философскую окраску.

Дидро, однако, автор не только «Энциклопедии». И если пьесы Дидро особого успеха не имели, то его проза пользовалась популярностью. Особенно повести «Жак Фаталист» (1773) и опубликованная посмертно «Племянник Рамо».

Рамо несколько похож на будущего героя Уайльда Дориана Грея. Циник, лжец, наслаждающийся своим аморальным поведением, он отрицает всякую мораль и старую, и новейшую.

А в повести «Монахиня» речь идёт о развращённости нравов. Повесть окрашена в антиклерикальные тона, сделавшись образцом антирелигиозной пропаганды своего века.

Дидро был сыном своего этого века, который назвали веком Просвещения. Дидро просвещал читателя в каждом своём произведении. Закончить о нём, умершем 31 июля 1784 года, мне хочется его цитатой, которая звучит как проповедь и не утомляет, несмотря на свою солидную величину:

«О, мои друзья! Какое вам дело до того, существуют ли бог, дьявол, ангелы, рай и ад! Разве вы не знаете, что хотите быть счастливыми и что это желание имеется также у других.

Разве вам не известно, что настоящее блаженство заключается в том, что все люди нуждаются друг в друге, и что вы ожидаете помощи от себе подобных точно так же, как они ждут её от вас. Разве для вас тайна, что если вас не будут любить, уважать и почитать, то на вашу долю достанутся презрение и ненависть? Разве не ясно, что любовь, уважение и почтение обретаются добрыми людьми?

Итак, совершайте добро, пока вы существуете, и усните вечным сном, также мало беспокоясь о том, что с вами будет после вашей смерти, как мало вы беспокоитесь о том, чем вы были за несколько сот лет до своего рождения. Нравственный мир так тесно связан с миром физическим, что трудно предположить, чтобы они не были частями одной и той же машины. Вы были лишь атомом этого великого целого, время вновь превратит вас в его мельчайшую частицу. Пройдя это расстояние между двумя атомами, вы претерпели множество метаморфоз. Из этих метаморфоз наиболее важна та, при которой вы ходили на двух ногах. Только с нею связано наличие сознания. Только в этом состоянии вы благодаря воспоминанию о ваших последовательных действиях осознаете себя индивидом, называемым «я». Сделайте так, чтобы это «я» уважало и почитало себя и пользовалось уважением и почтением современников и тех, кто придет после них.

Вы будете в мире с самим собой, если находитесь в мире с другими, и наоборот. И не смешивайте цикуту с петрушкой. Это легче сделать, чем ошибиться в наиболее простых истинах метафизики».